"Январские ночи" - читать интересную книгу автора (Овалов Лев Сергеевич)Ноябрьская ночьЗемлячка появилась перед солдатами как раз в тот момент, когда они потянулись было обратно в казармы. Солдаты были наэлектризованы событиями последних дней и все же медлили сделать решительный шаг. Революционные события в Москве то нарастали, то шли на спад, слишком много всяких людей приходило в казармы, среди них были и большевики, и меньшевики, и эсеры, и даже монархисты. Солдаты рассказывали Будзынскому, как дня два назад в Астраханские казармы забрел под вечер какой-то полковник, не грозный и важный «отец-командир», который не вызвал бы в солдатах ничего, кроме озлобления, примись такой снова звать их на фронт, убеждать в необходимости довести войну до победного конца — такого они могли бы и прикончить, — а почти что дед с нерасчесанной седой мужицкой бородой, в потрепанной офицерской бекеше; он скромненько поднялся по лестнице, неуверенно заглянул в неуютную громадную спальню, сел на чью-то койку и принялся уговаривать солдат «не бросать на произвол судьбы матушку-царицу» — полковник был старенький, пьяненький, глупенький. «Она хоть и немка, — твердил он, — однако русская императрица и притом дама, а дамам полагается уступать…» Полковника вывели за ворота и с миром отпустили. Меньшевиков в третий или четвертый их приход проводили бранью и даже пинками, очень уж заносчиво и учено они разговаривали; слушали только большевиков и эсеров, и те и другие говорили с мужиками в шинелях на понятном языке, но эсеры говорили о крестьянстве как о чем-то целом и неделимом, деревня в их речах рисовалась каким-то патриархальным сообществом, а большевики не идеализировали деревню, находили в крестьянской жизни множество противоречий и призывали бедняков и середняков покончить с зависимостью от мироедов. — За кем идти? — задавались вопросом солдаты. Работники Рогожского ревкома часто посещали казармы, один агитатор сменял другого, и многие солдаты ждали лишь момента, чтобы присоединиться к рабочим. Однако большой массе людей, для того чтобы решиться на какое-то действие, нужен толчок, нужно чтобы кто-то, кому эта масса верит и за кем готова следовать, повел людей… Землячка вышла из машины и побежала через ворота на плац. — Куда вы, товарищи?! — крикнула она, подзывая к себе солдат. — Поближе, поближе подходите. Солдаты знали ее, в Астраханских казармах она бывала много раз, знали, что ее речи всегда правдивы. — Поосторожнее, Розалия Самойловна, среди солдат хватает эсеров, — предупредил Наумов, но она его как будто не слышала. Она стояла на перевернутом ящике, и по всему плацу разносился ее звенящий голос: — Товарищи! Солдаты! Кремль окружают рабочие! Они ждут вашей помощи… Вокруг Землячки собралась толпа, солдаты все подходили и подходили. — Товарищи, пошли! — закричала Землячка. — На последний и решительный бой! И вдруг по всему плацу прокатился густой неторопливый голос: — Бой-то бой, это мы понимаем, а вот только за что, мил-женщина, бой? А бой у Кремля уже начался, Землячка это знала, рабочие шли к Кремлю и с Пресни, и от Бутырок, и из-за Москвы-реки… Времени на разговоры не оставалось, кто идет — пусть идет. — Товарищи, дорогие, промедление смерти подобно! — воскликнула Землячка. — Спрашиваете — за что бой? Скажу лишь одно. За землю! Съезд Советов в Петрограде принял декрет. Вся земля — помещичья, монастырская, церковная, удельная переходит во владение волостных земельных комитетов. Нужна вам земля? Хотите ею владеть? Так идите и выбивайте из Кремля помещичьих сынков! На мгновение на всем огромном плацу воцарилось глухое молчание. И разом нарушилось хриплым отрывистым выкриком: — Ур-ра-а-а!… Солдаты устремились к воротам, одни торопились прямо на улицу, другие забегали в казармы за винтовками. Людей несло стремительно, шумно, как весенний паводок, который не удержать никакими силами. Землячку тоже вынесло на улицу в общем потоке. Внезапно возле нее возник Будзынский. — Розалия Самойловна, так нельзя, — осуждающе сказал он. — Вы совсем затерялись, так и разминуться нетрудно. Вместе с ним к Землячке подошло человек двадцать, один к одному, молодые парни в штатской одежде — внимательные задорные лица — и у каждого рука в кармане. — Это на сегодня ваша личная гвардия, товарищ Землячка, — пояснил Будзынский. — Все из «Союза рабочей молодежи». Ни вы от них, ни они от вас никуда. Он сделал еще шаг, стал совсем вплотную к Землячке и, приглушая голос, обеспокоенно спросил: — А оружие у вас есть? Землячка отрицательно покачала головой. — Ну ничего, сейчас достанем, — произнес он озабоченно. — Не надо. — Землячка еще раз отрицательно покачала головой и виновато сказала: — Я ведь не очень-то умею… Будзынский снисходительно усмехнулся и тут же исчез, а Землячка сразу очутилась в центре подошедшей к ней группы. Человеческий поток стремился к центру города, в него вливались все новые и новые группы рабочих, и вскоре солдаты растворились в массе штатских людей, стекавшихся со всех улиц и переулков Рогожского района. Со всей Москвы рабочие спешили к Кремлю. Стараясь не отстать, Землячка торопливо шагала по Солянке… Ночь еще стояла в Москве, громады домов затаились во тьме, не подавая признаков жизни, и если и попадались где встречные прохожие, они тонули в бесконечном потоке людей. Но даже этот непреодолимый поток не мог ни смять, ни оттеснить сумрачную очередь молчаливых женщин с кошелками и сумками в руках. Они цепочкой выстроились по тротуару возле булочной и ждали утра, когда можно будет выкупить полагающийся им по карточкам хлеб. Революция совершалась и ради этих женщин, подумала Землячка, но им не было дела до революции, ради революции они не побегут к Кремлю, вот если бы там выдавались булки… Их тоже можно понять! Толпа выплеснулась на Варварскую площадь, и вот она уже за стенами Китай-города, в нервной спешке люди растеклись и по Варварке, и по Ильинке, и по Никольской, людьми овладело нетерпение, рабочие отвергли соглашение с юнкерами и готовы к бою — овладеть Кремлем, изгнать защитников свергнутого режима… Металлисты из Симоновской слободы, печатники из Замоскворечья, текстильщики Пресни заполнили Красную площадь. Все на площади подравниваются, отряд к отряду, командиры становятся во главе колонн. Одним дыханием дышит народ на площади. Еще ночь, но вот-вот забрезжит заря. В предутренних сумерках черным-черны зеленые треугольники на куполах Василия Блаженного. Единственная неповторимая ночь, последняя ночь перед восходом новой жизни. Из-за стен Кремля доносятся выстрелы. Рабочие уже там, за древними этими стенами. Может быть, именно ради этого мгновения и жила Землячка на земле. Она испытывает полное слияние со всеми, кто рядом с ней, кто устремляется сейчас в Кремль, кто уже находится там, и ощущение юношеского весеннего восторга наполняет все ее существо. Великое половодье! Теперь ни задержать его, ни изменить направление. Сейчас она только песчинка в бурном потоке. Как и отряд, в котором движется Землячка, сотни подобных отрядов сливаются в единое движение народа. По двое, по трое выбегают юнкера из Спасских ворот и крадучись скрываются в тени храма Василия Блаженного. Землячка торопится к Спасским воротам. Вот выбежали еще три юнкера с винтовками, метнулись навстречу и сразу кинулись в сторону, скрылись за выступом ворот, им не проскочить уже мимо — и показались снова, уже без винтовок, побросали их, идут, неуверенно поднимая руки. — Заберите их и отведите в Торговые ряды, там собирают пленных, — распоряжается Землячка. — Да смотрите, чтобы не убежали. — А на что их? — спрашивает один из парней, шедших вместе с Землячкой. — Чего с ними возиться? Отпустить, и все тут. Они же сдались, винтовки побросали, пусть себе идут… — Нет, — твердо говорит Землячка. — Отведите и сдайте, там разберутся. Без большой охоты двое парней эскортируют пленных к Торговым рядам. — Зря их забрали, только время тратить, — произносит кто-то еще не без упрека в сторону Землячки. — Такие же ребята, как и мы… — Такие, да не такие, — говорит Землячка. — Не спешите карать, но и не спешите миловать. А винтовки хорошо бы подобрать. Пригодятся. Часть спутников скрывается за выступом ворот. — Подождем, — говорит Землячка остальным. И почти сразу же до нее доносится срывающийся мальчишеский голос: — Погодите! Парень с белым от ужаса лицом подбегает к Землячке. — Их перестрелять мало! — Он делает жест в ту сторону, куда увели юнкеров. — Вы посмотрите… За выступом ворот на мокрых белых плитах лежит юноша, скорее даже мальчик лет шестнадцати, в черной суконной куртке — он пропорот штыками двух винтовок, третья валяется рядом… Землячка бросает взгляд на своих спутников и тут же отворачивается. — А вы — отпустить! По торцовой мостовой бегут люди… За соборами еще стреляют. Над соборами брезжит рассвет, розовая полоса окрашивает небо. Какая-то женщина стоит на каменном постаменте рядом с Царь-колоколом и кричит всем проходящим: — Товарищи! Власть у народа! Теперь народ… Землячка идет мимо и думает, что жизнь ее прожита не зря, а впереди столько работы, что на нее понадобится еще десять жизней. |
||
|