"Невеста дьявола" - читать интересную книгу автора (Райс Энн)

6

— Хуже зимы у нас не было, — заявила Беатрис. — Вы слышали? Поговаривают даже, что может пойти снег! — Она приподнялась и поставила бокал на столик. — Что ж, дорогая, вы очень терпеливы. Просто, я очень беспокоилась. Но теперь, когда я убедилась, что с вами все в порядке и что в этом огромном доме восхитительно уютно и тепло, мне, пожалуй, пора.

— Зря вы волновались, Беа, — сказала Роуан, в который раз повторяя одно и то же. — Я всего лишь покуксилась немного из-за того, что Майкла так долго нет.

— А когда он вернется?

— Сегодня ночью, если верить Райену. Он еще час назад должен был вылететь, но аэропорт Сан-Франциско закрыт из-за тумана.

— Как я ненавижу зиму! — воскликнула Беа.

Роуан не стала объяснять, что аэропорт в Сан-Франциско часто и летом погружен в туман, а просто молча смотрела, как Беатрис набросила кашемировую пелерину и прикрыла изящным капюшоном седые волосы, уложенные в красивую прическу. Она проводила Беатрис до дверей.

— Не прячьтесь больше в свою скорлупку, а то мы очень тревожимся. Позвоните, если опять взгрустнется, — я вас подбодрю.

— Вы прелесть, — сказала Роуан.

— Просто мы не хотим, чтобы вам здесь было страшно в одиночестве. Мне давно следовало прийти.

— Мне не страшно. Я обожаю этот дом. Не волнуйтесь. Завтра позвоню, обещаю, Как только приедет Майкл, все встанет на свои места Мы вместе украсим елку. Обязательно приходите посмотреть, что у нас получится.

Пока она стояла, глядя, как Беатрис спускается по мраморным ступеням и выходит за ворота, в холл яростно врывался холодный ветер. Наконец Роуан закрыла дверь.

Несколько долгих минут она стояла, склонив голову и чувствуя, как постепенно обволакивает ее тепло, потом вернулась в зал и принялась разглядывать установленную за аркой огромную — до самого потолка — зеленую ель. До сих пор Роуан не приходилось видеть такого идеального конуса Если смотреть с бокового крыльца, то дерево занимало все окно. И на сверкающем гладком полу под ним было совсем мало иголок. В этом дереве ощущалось что-то дикое, примитивное, словно в дом вошла частичка леса.

Роуан подошла к камину, встала на колени и подложила в очаг небольшое полено.

— Почему ты пытался навредить Майклу? — прошептала она, пристально вглядываясь в огонь.

— Я не делал этого.

— Лжешь. Ты и с Эроном пытался расквитаться?

— Я делаю только то, что ты мне велишь, Роуан. — Голос звучал, как всегда, тихо и проникновенно. — Я живу только одним стремлением — угодить тебе.

Она опустилась на пятки, сложила руки на груди и смежила ресницы, отчего языки пламени расплылись в большие мерцающие пятна.

— Он не должен ничего заподозрить, слышишь? — прошептала она.

— Я всегда тебя слышу, Роуан.

— Он должен поверить, что ничего не изменилось, что все осталось как прежде.

— Я тоже этого хочу, Роуан. Наши желания совпадают. Мне не нужна его враждебность — ведь тогда ты будешь несчастной. Я сделаю только то, что ты пожелаешь.

Но это не могло продолжаться вечно. Внезапно ее охватил такой панический страх, что она онемела и была не в силах шевельнуться. Она даже не пыталась скрыть от него свои чувства и мысли, как советовал ей Эрон. Она просто сидела и с ужасом смотрела на пламя.

— Чем все закончится, Лэшер? Я не знаю, как выполнить то, о чем ты меня просишь.

— Знаешь, Роуан.

— На это уйдут годы. Не изучив тебя досконально, я даже не смогу начать.

— Но тебе все обо мне известно, Роуан. И ты стремишься обмануть меня. Ты любишь меня и в то же время не любишь. И если б ты знала, как это сделать, то давно бы уже даровала мне плоть, но только затем, чтобы уничтожить меня.

— Разве?

— Да. Мне мучительно чувствовать твой страх и ненависть, в то время как я знаю, какое счастье ожидает нас двоих. Ведь я способен предвидеть будущее.

— Что тебе нужно? Живое человеческое тело? Плоть человека, потерявшего сознание в результате какой-нибудь травмы, дабы ничто не помешало тебе начать слияние? Это убийство, Лэшер.

Ответа не последовало.

— Ты этого хочешь? Чтобы я совершила убийство? Мы оба знаем, что только так можно осуществить то, что ты задумал.

Он по-прежнему молчал.

— А я не пойду на преступление ради тебя. И не собираюсь убивать ни одно живое существо, чтобы ты получил возможность жить.

Она закрыла глаза и буквально услышала, как он концентрирует свои частицы, как растет напряжение, как шелестят задетые им портьеры, как он постепенно наполняет собой комнату… Она ощутила легкие прикосновения к щекам и волосам.

— Нет. Оставь меня в покое, — вздохнула она, — Я хочу дождаться Майкла.

— Теперь тебе его будет мало, Роуан. Мне очень больно видеть, как ты плачешь. Но я говорю правду.

— Господи, как я тебя ненавижу, — прошептала она, вытирая глаза тыльной стороной ладони и глядя сквозь слезы на размытые очертания огромного зеленого дерева.

— О нет, то, что ты чувствуешь ко мне, вовсе не ненависть, — возразил он, ласково гладя ее волосы, лоб, осторожно дотрагиваясь до затылка.

— Оставь меня сейчас, Лэшер, — взмолилась она. — Если любишь, оставь меня одну.

Лейден. Она знала, что ей опять снится тот же сон, и хотела проснуться. К тому же нужно было подойти к ребенку. Она слышала, как он плачет.

Надо проснуться…

Но они все столпились у окон, в ужасе от того, что происходило с Яном ван Абелем: толпа разрывала его на части.

— А все из-за того, что не сохранили дело в тайне, — сказал Лемле. — Невежественные люди не в состоянии понять важность эксперимента. Храня секрет, ты берешь ответственность на себя.

— Другими словами, защищаешь их, — сказал Ларкин, указывая на тело на столе.

Как безропотно лежал там человек с открытыми глазами, и было видно, как подрагивают все крошечные органы. Такие маленькие ручки и ножки.

— Я не могу думать, когда плачет ребенок.

— А ты думай о перспективе, о важнейшем результате.

— Где Петир? Он, должно быть, обезумел из-за того, что случилось с Яном ван Абелем.

— Таламаска о нем позаботится. Мы ждем, что бы ты начинала.

Невозможно. Она уставилась на человечка с маленькими ручками и ножками и крошечными органами. Только голова была нормальной, то есть обычного размера.

— Четверть размера тела, если быть точным. Да, знакомая пропорция, подумала она. Объятая ужасом, она не могла оторвать взгляд от лежащего. Окна затрещали под напором толпы, и почти в ту же минуту она хлынула в коридоры Лейденского университета Вбежал Петир.

— Нет, Роуан. Не делай этого.

Она вздрогнула и проснулась. На лестнице раздавались шаги. Она выбралась из постели.

— Майкл?

— Я здесь, дорогая.

В темноте появилась огромная тень, запахло морозом, а затем теплые дрожащие руки обхватили ее, и к лицу нежно прижалась колючая щека.

— Господи, Майкл, прошла целая вечность. Почему ты меня оставил?

— Роуан, милая…

— Почему? — всхлипывала она. — Не позволяй мне быть одной, Майкл, прошу тебя, не отпускай меня.

Он укачивал ее в объятиях.

— Тебе не следовало уезжать, Майкл. Не следовало. — Она плакала, сама не понимая, что можно и что нельзя говорить, и наконец просто покрыла его поцелуями, наслаждаясь солоноватым привкусом шершавой кожи и неуклюжей нежностью его рук.

— Скажи, что случилось? Что на самом деле произошло?

— Просто я люблю тебя. А когда тебя здесь нет, мне кажется… будто ты всего лишь моя фантазия.

Она еще не совсем проснулась, когда он осторожно соскользнул с кровати. Она не хотела, чтобы тот сон вернулся. Еще минуту назад она лежала рядом с Майклом, уютно прижавшись к нему и крепко держа его за руку, а теперь он встал с постели, и она украдкой наблюдала, как он натягивает джинсы и втискивает голову в узкую горловину свитера.

— Не уходи…

— Звонят в дверь, — сказал он. — Мой маленький сюрприз. Нет, не вставай. Это посылка, которую я отправил из Сан-Франциско. Ничего особенного. Так, пустячок. Поспи еще.

Он наклонился, чтобы поцеловать ее, а она нетерпеливо притянула его к себе за волосы и, почувствовав запах теплой кожи, поцеловала гладкий, твердый как камень лоб. Она не понимала, почему ей так приятно ощутить эту твердость и влажность теплой кожи — настоящей кожи. Она крепко поцеловала его в губы.

Не успел он оторваться от ее губ, как сон вернулся…

— Что это? Неужели оно живое? Я не хочу видеть этого карлика на столе.

Лемле, в халате, маске и хирургических перчатках, уставился на нее из-под кустистых бровей.

— Вы даже не в стерильном костюме. Подготовьтесь к операции — вы мне нужны.

Лампы нацелились на стол, как два безжалостных глаза.

Это существо с миниатюрными органами и большими глазами…

Лемле держал что-то в щипцах. А маленькое тельце в клубящемся инкубаторе рядом с операционным столом было всего лишь погруженным в сон недоразвитым плодом с рассеченной грудной клеткой. Кажется, в щипцах зажато сердце. Каким надо быть чудовищем, чтобы сотворить такое.

— Нам придется работать быстро, пока ткань находится в оптимальном…

— Очень сложно перейти барьер, — сказала женщина.

— Но кто вы? — спросила Роуан.

У окна сидел Рембрандт — старый, усталый, с всклокоченными волосами и похожим на картошку носом. Она спросила, что он об этом думает, а он лишь поднял на нее сонный взгляд, а затем взял ее руку и положил ей на грудь.

— Я знаю эту картину, — сказала она. — Молодая невеста…

Роуан проснулась. Часы пробили два. Она подождала, не открывая глаз, думая, что сейчас последуют другие удары, наверное, не меньше десяти, и это будет означать, что она проспала все на свете. Но всего два? Это слишком поздно.

Откуда-то издалека доносилась музыка. Играл клавесин, аккомпанируя низкому голосу. Звучал неторопливый, скорбный рождественский гимн, один из старых кельтских гимнов о младенце в яслях. Аромат хвои, чуть сладковатый, смешивался с запахом горящих поленьев. Как тепло и уютно.

Она лежала на боку и смотрела, как на стеклах постепенно застывал узорчатый иней. Очень медленно из воздуха начала выплывать фигура мужчины, стоящего спиной к окну со сложенными на груди руками.

Она прищурилась, наблюдая за процессом — смуглое лицо с блестящими зелеными глазами, сформированное миллиардами крошечных клеток, становилось все отчетливее. Джинсы и свитер скопированы идеально, до мельчайших деталей, как на фотографиях Ричарда Аведона, где можно различить каждый волосок на голове. Он опустил руки и приблизился к ней, передвигаясь вовсе не бесшумно. А когда он к ней наклонился, она разглядела на его коже поры.

Значит, мы ревнуем, вот как? Она коснулась его щеки, лба — точно так, как дотрагивалась до Майкла, и ее пальцы не провалились в пустоту, под ними словно было живое тело.

— Солги ему, — тихо произнес он, едва шевеля губами. — Если любишь его, солги.

Ей казалось, что она почти ощущает дыхание на своем лице. А потом она увидела, что силуэт Лэшера стал полупрозрачным и сквозь него вновь просвечивает окно.

— Не исчезай, — попросила она. — Побудь еще немного.

Но видение дернулось и поплыло в воздухе, как газетная вырезка, пойманная ветром. Она почувствовала охватившую его панику, удушливые волны которой докатились и до нее.

Она протянула руку, чтобы схватить его запястье, но пальцы сжали пустоту. Порыв воздуха обдал ее жаром, пролетел над кроватью, раздул шторы и осел белым инеем на оконном стекле.

— Поцелуй меня, — прошептала она, закрывая глаза. Ее лица и губ словно коснулись прядки волос. — Нет, этого мало. Поцелуи меня.

Он медленно собрал оставшиеся силы, и его прикосновение стало более ощутимым. Сказывалась усталость после материализации. Усталость и испуг. Его собственные клетки почти полностью прошли молекулярное слияние с чужеродными клетками. Где-то должен быть остаток после реакции, или мельчайшие частички материи разбились в такую мелкую пыль, что проникли в стены и потолок точно так, как он проникает в них.

— Поцелуи меня! — потребовала она и почувствовала, как ему трудно. Но уже через секунду невидимые губы прижались к ее губам и невидимый язык проник ей в рот.

Солги ему.

Да, конечно. Я ведь люблю вас обоих…

Он не слышал, как она спустилась. В холле было сумрачно и тихо. В центральном камине зала пылал огонь. Кроме того, зал освещали развешанные на ели гирлянды с маленькими мигающими лампочками.

Роуан остановилась в дверях, любуясь Майклом, который, забравшись на самую вершину лестницы возле ели, завершал последние штрихи и едва слышно насвистывал в такт старинной ирландской рождественской песне, звучавшей по радио.

Как печально. Роуан почему-то представила дремучий старый лес зимой. И этот мелодичный свист был таким тихим, почти неуловимым. Она как-то раз уже слышала эту песню. У нее было смутное воспоминание о том, что она слушала ее вместе с Элли, которую эта мелодия растрогала до слез.

Роуан прислонилась к косяку, разглядывая огромное дерево, сплошь усыпанное похожими на звезды крошечными огоньками, и вдыхая густой хвойный аромат.

— А вот и она, моя спящая красавица, — произнес Майкл и улыбнулся той любящей улыбкой, при виде которой ей каждый раз хотелось броситься к нему в объятия. Но она не шевельнулась — просто стояла и смотрела, как он легко и быстро спускается по лестнице и подходит к ней. — Тебе лучше, моя принцесса? — спросил он.

— Как все дивно, — сказала она. — И песня такая печальная. — Она обняла мужа за талию и положила голову ему на плечо, глядя на ель снизу вверх. — Ты отлично потрудился.

— А теперь начинается самое интересное, — сказал он и, чмокнув Роуан в щеку, увлек за собой в соседнюю комнату, где на маленьком столике возле окна стояла открытая картонная коробка. Майкл жестом предложил заглянуть внутрь.

— Какая прелесть! — Она вынула из коробки маленького белого фарфорового ангела с едва заметным румянцем на щечках и позолоченными крылышками. Потом заметила тонко расписанную фигурку маленького Санта-Клауса и крошечную фарфоровую куколку, наряженную в настоящий красный бархат. — Изумительные игрушки. Откуда они взялись? — Она взяла в руки золотое яблочко и чудесную пятиконечную звезду.

— Они у меня целую вечность. Я учился еще в колледже, когда начал их коллекционировать. Я даже не предполагал, что они предназначены для этого дерева, для этого зала, но так оно и есть. Вот, выбирай первую игрушку. Я без тебя не начинал. Хотел, чтобы мы сделали это вместе.

— Выбираю ангела, — сказала она, приподняла игрушку за крючок и понесла к дереву, чтобы лучше рассмотреть в мягком освещении. Ангелок держал в своих ручках крошечную позолоченную арфу, а на его маленьком личике все было нарисовано как полагается: тонкие красные губки, голубые глазки. Она подняла игрушку как можно выше и зацепила крючок, ставший невидимым в темноте, за пружинящую ветку. Ангел вздрогнул и застыл в воздухе, словно колибри в полете.

— Ты думаешь, ангелы тоже зависают в воздухе, как колибри? — спросила она шепотом.

— Да, скорее всего, — сказал он. — Ты же знаешь, каковы они: любят покрасоваться, к тому же могут делать все, что им захочется.

Майкл подошел сзади и поцеловал ее волосы.

— И как только я жила здесь без тебя? — спросила она.

Его руки обвились вокруг ее талии, и она обхватила их, с удовольствием ощущая выпуклость мускулов и минные сильные пальцы, которые держали так крепко. Несколько секунд глаза ее видели только гигантское дерево и прелестное мерцание огоньков под сенью темно-зеленых лап, а уши слышали только печальную мелодию рождественской песни. Время будто остановилось, как маленький ангел в бесшумном полете. Не было ни прошлого, ни будущего.

— Как я рада, что ты вернулся, — прошептала она, закрывая глаза. — Без тебя здесь было невыносимо. Когда тебя нет, все теряет смысл. Никогда больше не оставляй меня одну. — Острая боль пронзила Роуан насквозь, но тут же ушла глубоко внутрь, когда она повернулась и прижалась к его груди.