"Скрипка" - читать интересную книгу автора (Райс Энн О'Брайан)

ГЛАВА 21

Не было никакого смысла сообщать Антонио, что скрипки больше нет. Подъехал на машине наш охранник. Я держала мешок так, словно в нем по-прежнему лежала моя скрипка. Мы молча ехали с горы. Солнце струилось сквозь высокие зеленые кроны, высвечивая на дороге благословенные полосы. Моего лица коснулся прохладный воздух.

Душу переполняли чувства, но я не могла бы дать им точное определение. Любовь — да, любовь, любовь и удивление, да, но и еще что-то, страх перед тем, что ждет впереди, страх из-за опустевшего мешка, страх за себя и за всех тех, кого я любила, и за всех тех, кто теперь зависел от меня.

Мы мчались по Рио, а меня одолевали мрачные рациональные раздумья. Когда мы добрались до отеля, было уже почти темно. Я выскользнула из машины, помахала моим верным спутникам и вошла внутрь, даже не задержавшись у стойки, чтобы узнать, нет ли сообщений.

Горло сжалось так, что я не могла говорить. Мне оставалось сделать только одно. Попросить Мартина принести мне одну из тех скрипок, что мы возили с собой, маленького Страда, которого мы приобрели, или Гварнери, и посмотреть, что выйдет.

Горестные мелочи, от которых зависит судьба целой души, а с ней и всей вселенной, познанной этой душой. Мне не хотелось никого видеть. Но я должна была поговорить с Мартином, должна была найти скрипку.

Когда раскрылись двери лифта, я услышала, что в номере все громко и пронзительно хохочут. В первую секунду я даже не поняла, что это за звук. Потом я пересекла коридор и забарабанила в дверь президентского люкса.

— Это Триана, открывайте! — сказала я. Дверь распахнул Гленн. Вид у него был безумный.

— Она здесь, она здесь, — причитал он.

— Дорогая, — Грейди Дьюбоссон, — только что посадили ее в самолет и привезли сюда, сразу, как ей проштамповали паспорт.

Я увидела ее у дальнего окна: маленькая головка, маленькое тельце, крошечное создание… Фей. Лишь Фей была такой маленькой, изящной, идеально сложенной, словно Богу нравилось создавать не только большие вещи, но и маленьких эльфов.

На ней были застиранные джинсы и неизменная белая рубашка. Каштановые волосы коротко острижены. Лица я не разглядела в сумеречном мерцании.

Она бросилась ко мне. Я заключила ее в объятия. Какая она маленькая, легкая как пушинка, я могла бы раздавить ее, словно скрипку.

— Триана! Триана! Триана! — кричала она. — Ты умеешь играть на скрипке! Умеешь! У тебя есть дар!

Я не сводила с нее глаз, не в силах произнести ни слова. Мне хотелось любить, хотелось, чтобы мое тепло перешло к ней, как это произошло со светом, что исходил от Стефана на лесной тропинке. Но в первый момент я видела лишь ее маленькое сияющее личико и чудесные голубые глаза, и я думала, она в безопасности, она жива, она не в могиле, она здесь и она невредима.

Мы снова все вместе.

Подошла Роз, обхватила меня руками, опустила голову мне на плечо и загудела:

— Я знаю, знаю, знаю, нам бы следовало разозлиться, нам бы следовало накричать на нее, но она вернулась, с ней все в порядке, она пережила какое-то опасное приключение, но она вернулась домой! Триана, она здесь. Фей с нами.

Я кивнула. И на этот раз, когда обняла Фей, я поцеловала худенькую щечку. Я ощупала ее головку, маленькую, как у ребенка. Я почувствовала ее легкость, хрупкость, а также огромную силу, рожденную в черных водах утробы полупьяной матери.

— Я люблю тебя, — прошептала я. — Фей, я люблю тебя.

Она затанцевала. Она очень любила танцевать. Однажды, когда мы разъехались ненадолго, а потом все вместе собрались в Калифорнии, она все кружила в танце и подпрыгивала от радости, что мы все снова вместе, все четверо, совсем как сейчас, и она принялась резвиться по комнате. Она вскочила на деревянный кофейный столик — трюк, который проделывала и раньше. Она улыбалась, ее глазки ярко вспыхивали, а волосы отсвечивали рыжими искорками.

— Триана, сыграй на скрипке. Для меня. Пожалуйста. Для меня. Для меня.

Никакого сожаления? Никаких извинений? Никакой скрипки.

— Мартин, ты не принесешь другие инструменты? Гварнери. Кажется, у Гварнери есть все струны и на ней можно играть, и в футляре хороший смычок.

— А что случилось с Большим Страдом?

— Я вернула его, — прошептала я. — Пожалуйста, только сейчас никаких споров. Пожалуйста.

Он ушел, что-то ворча под нос. Только сейчас я разглядела Катринку. Измученная, с красными глазами, она сидела на диване.

— Я так рада, что ты дома, — сказала она срывающимся голосом. — Ты не знаешь. — Тринк много выстрадала.

— Она должна была уйти. Она должна была отправиться скитаться! — сказал Гленн, мягко растягивая слова, и взглянул на Роз. — Она должна была поступить так, как поступила. Главное, что она сейчас дома.

— Давайте сегодня об этом не будем, — сказала Роз. — Триана, сыграй нам! Только не один из тех ужасных колдовских танцев, я больше не выдержу.

— С каких пор мы заделались критиками? — сказал Мартин, закрывая дверь. В руках он держал скрипку Гварнери. Она была очень похожа на ту, на которой я раньше играла.

— Ну же, сыграй что-то для нас, пожалуйста, — попросила Катринка нетвердым голосом, в глазах ее безнадежная боль и удивление. И только взглянув на Фей, она успокоилась.

Фей стояла на столе. Она смотрела на меня. В ней чувствовалась какая-то холодность, твердость; наверное, она могла бы сказать: «Моя боль была больше, чем вы можете себе представить», то есть то самое, чего мы опасались, обзванивая морги и описывая ее по телефону. А может быть, ее вид означал всего лишь: «Моя боль была не меньше вашей».

Она стояла передо мной — живая.

Я взяла в руки новую скрипку и быстро настроила. Струна ми очень ослабла. Я подкрутила колок. Осторожно. Скрипка не такая чудесная, как мой Большой Страд, но очень хорошо сохранилась и, как говорили, прошла удачную реставрацию. Я подтянула смычок.

Что, если не будет никакой песни?

Горло сжалось. Я взглянула на окно. Мне хотелось подойти к нему и просто полюбоваться морем, и просто порадоваться, что оно здесь, и не говорить, что ничего, мол, что она уехала, и не выяснять, чья это была вина или кто вел себя, как слепой, или кому было наплевать.

Мне особенно не хотелось выяснять, умею ли я играть или нет.

Но в подобных обстоятельствах мой выбор ничего не означал. Я подумала о Стефане в лесу.

Прощай, Триана.

Я настроила струну ля, затем ре и соль. Теперь для этого мне не нужна была ничья помощь. Более того, я с самого начала могла бы взять идеальный верхний регистр.

Все было готово. Я вспомнила, что в тот день, когда мне ее впервые показали и сыграли на ней, она звучала чуть ниже и сочнее, чем Страд, ее звук был сродни звучанию большой виолы, и, может быть, даже еще глубже. Я тогда не обратила внимания на эти особенности. Объектом моей любви был Страд. Ко мне приблизилась Фей. Я подумала, что ей хочется что-то сказать, но она не может, ведь я тоже не могла. И я снова подумала: «Ты жива, ты с нами, у нас есть возможность защитить тебя от всего».

— Хочешь потанцевать? — спросила я.

— Да! — ответила Фей. — Сыграй для меня Бетховена! Сыграй Моцарта! Сыграй кого-нибудь!

— Сыграй радостную песню, — попросила Катрин-ка, — знаешь, одну из тех красивых радостных песен…

Хорошо.

Я подняла смычок. Пальцы быстро запорхали по струнам, заметался смычок, и зазвучала радостная песня, веселая, свободная, счастливая песня, лившаяся ярко и свежо из этой новой скрипки, я даже сама чуть не пустилась в пляс, закружившись, завертевшись, подталкиваемая инструментом и только краешком глаза увидела, что они танцуют: мои сестры, Роз, Катринка и Фей.

Я все играла и играла. Музыка лилась не переставая.

Той ночью, когда все уснули и в комнатах стихло, а высокие стройные женщины прохаживались по бульвару в ожидании клиентов, я взяла скрипку, смычок и подошла к окну, что располагалось в самом центре фасада.

Я взглянула вниз, на фантастические волны. Я увидела, что они танцуют, совсем как недавно танцевали мы. Я заиграла для них — уверенно и легко, без страха и гнева.

Я заиграла для них печальную песню, прославляющую песню, радостную песню.