"Случаи. Шутки. Афоризмы" - читать интересную книгу автора (Раневская Фаина)

Глава VI МУЛИ, ИЛИ ВЕСЕЛЬЕ В АДУ

Во время эвакуации Ахматова и Раневская часто гуляли по Ташкенту вместе. "Мы бродили по рынку, по старому городу, — вспоминала Раневская. За мной бежали дети и хором кричали: «Муля, не нервируй меня». Это очень надоедало, мешало мне слушать Анну Андреевну. К тому же я остро ненавидела роль, которая принесла мне популярность. Я об этом сказала Ахматовой. «Не огорчайтесь, у каждого из нас есть свой Myля!» Я спросила: «Что у вас „Myля?“ „Сжала руки под темной вуалью“ — это мои „Мули“, — сказала Анна Андреевна».

Раневская спешила увидеть смешное — и тем защититься от реальности. Можно сказать, что она умудрилась сотворить из собственной жизни комический «ужастик» и сыграть в нем лучшую свою роль.

Раневская рассказывала, что, когда Ахматова бранила ее, она огрызалась. Тогда Ахматова говорила:

— Наша фирма — «Два петуха!»

— В эвакуации в Ташкенте Раневская взялась продать кусок кожи для обуви. Обычно такая операция легко проводится на толкучке. Но она направилась в комиссионный магазин, чтобы купля-продажа была легальной. Там кожу почему-то не приняли, а у выхода из магазина ее остановила какая-то женщина и предложила продать ей эту кожу из рук в руки. В самый момент совершения сделки появился милиционер — молодой узбек, — который немедленно повел незадачливую спекулянтку в отделение милиции. Повел по мостовой при всеобщем внимании прохожих:

— Он идет решительной, быстрой походкой, — рассказывала Раневская, — а я стараюсь поспеть за ним, попасть ему в ногу и делаю вид для собравшейся публики, что это просто мой хороший знакомый и я с ним беседую. Но вот беда: ничего не получается, — он не очень-то меня понимает, да и мне не о чем с ним говорить. И я стала оживленно, весело произносить тексты из прежних моих ролей, жестикулируя и пытаясь сыграть непринужденную приятельскую беседу… А толпа мальчишек да и взрослых любителей кино, сопровождая нас по тротуару, в упоении кричала: «Мулю повели! Смотрите, нашу Мулю ведут в милицию!» Они радовались, они смеялись. Я поняла: они меня ненавидят!

И заканчивала со свойственной ей гиперболизацией и трагическим изломом бровей:

— Это ужасно! Народ меня ненавидит!

Раневская передавала рассказ Ахматовой.

— В Пушкинский дом пришел бедно одетый старик и просил ему

помочь, жаловался на нужду, а между тем, он имеет отношение к Пушкину. Сотрудники Пушкинского дома в экстазе кинулись к старику с вопросами, каким образом он связан с Александром Сергеевичем. Старик гордо объявил:

— Я являюсь праправнуком Булгарина.

В январе 1940 года Анна Андреевна Ахматова опубликовала теперь уже зацитированные до дыр великие строчки:

И тогда же в сороковом году их должны были прочитать по радио. Но секретарь Ленинградского обкома по пропаганде товарищ Бедин написал на экземпляре стихотворения свою резолюцию: «Надо писать о полезных злаках, о ржи, о пшенице, а не о сорняках».

Раневская передавала рассказ Надежды Обуховой. Та получила письмо от ссыльного. Он писал: "Сейчас вбежал урка и крикнул: «Интеллигент, бежи скорей с барака. Надька жизни дает».

Это по радио передавали романсы в исполнении Обуховой.

В 1954 году советское правительство решило сделать большой подарок немецкому народу, возвратив ему его же собственные сокровища Дрезденской галереи, вывезенные во время войны как дорогой трофей.

Но правительство решило сделать и еще один красивый жест — спустя почти десять лет после победы показать эти сокровища своему народу.

В Москве люди сутками стояли в очереди в Пушкинский музей, чтобы посмотреть на картины великих мастеров, среди которых была «Сикстинская мадонна» Рафаэля.

Рассказывают, возле «Сикстинской мадонны» стоят две шикарно одетых дамы, и одна обращается к другой.

— Не понимаю, что все так сходят с ума и чего они в ней находят… Случайно оказавшаяся рядом Фаина Георгиевна так на это отреагировала:

— Милочка! Эта дама столько веков восхищала человечество, что теперь она сама имеет право выбирать, на кого производить впечатление.

— А вы куда хотели бы попасть, Фаина Георгиевна, — в рай или ад? — спросили у Раневской.

— Конечно, рай предпочтительнее из-за климата, но веселее мне было бы в аду — из-за компании, — рассудила Фаина Георгиевна.

Некая энергичная поэтесса без комплексов предложила Раневской спекулятивное барахло: духи мытищинского разлива и искусственный половой член — «агрэгат из Парижа».

"Сказала, что покупала специально для меня. Трогательно. Я не приобрела, но родила экспромт:

Есть дамы, которые, представьте себе, этим пользуются. Что за мир? Сколько идиотов вокруг, как весело от них!"

У Раневской спросили: что для нее самое трудное?

— О, самое трудное я делаю до завтрака, — сообщила она.

— И что же это?

— Встаю с постели.

В Комарове, рядом с санаторием, где отдыхает Раневская, проходит железная дорога.

— Как отдыхаете, Фаина Георгиевна?

— Как Анна Каренина.

В другой раз, отвечая на вопрос, где отдыхает летом, Раневская объясняла:

— В Комарове — там еще железная дорога — в санатории имени Анны Карениной.

Раневская рассказывала, как они с группой артистов театра поехали в подшефный колхоз и зашли в правление представиться и пообщаться с народом.

Вошедший с ними председатель колхоза вдруг застеснялся шума, грязи и табачного дыма.

— Еб вашу мать! — заорал он, перекрывая другие голоса — Во что вы превратили правление, еб вашу мать. У вас здесь знаете что?.. Бабы, выйдите! (Бабы вышли.) У вас здесь, если хотите, хаос!

Раневская со всеми своими домашними и огромным багажом приезжает на вокзал.

— Жалко, что мы не захватили пианино, — говорит Фаина Георгиевна.

— Неостроумно, — замечает кто-то из сопровождавших.

— Действительно неостроумно, — вздыхает Раневская. — Дело в том, что на пианино я оставила все билеты.

Раневская в замешательстве подходит к кассе, покупает билет в кино.

— Да ведь вы же купили у меня билет на этот сеанс пять минут назад, — удивляется кассир.

— Я знаю, — говорит Фаина Георгиевна. — Но у входа в кинозал какой-то болван взял и разорвал его.

Раневская ходит очень грустная, чем-то расстроена.

— У меня украли жемчужное ожерелье!

— Как оно выглядело?

— Как настоящее…

Фаина Георгиевна вернулась домой бледная, как смерть, и рассказала, что ехала от театра на такси.

— Я сразу поняла, что он лихач. Как он лавировал между машинами, увиливал от грузовиков, проскакивал прямо перед носом у прохожих! Но по-настоящему я испугалась уже потом. Когда мы приехали, он достал лупу, чтобы посмотреть на счетчик!

Как-то на гастролях Фаина Георгиевна зашла в местный музей и присела в кресло отдохнуть. К ней подошел смотритель и сделал замечание:

— Здесь сидеть нельзя, это кресло графа Суворова Рымникского.

— Ну и что? Его ведь сейчас нет. А как придет, я встану.

Во время гастролей во Львове ночью, выйдя однажды на балкон гостиницы, Фаина Георгиевна с ужасом обнаружила светящееся неоновыми буквами огромных размеров неприличное существительное на букву "е". Потрясенная ночными порядками любимого города, добропорядочно соблюдавшего моральный советский кодекс днем, Раневская уже не смогла заснуть и лишь на рассвете разглядела потухшую первую букву "М" на вывеске мебельного магазина, написанной по-украински: «Мебля».

— Фуфа, почему ты всегда подходишь к окну, когда я начинаю петь?

— Я не хочу, чтобы соседи подумали, будто я бью тебя!

Близким друзьям, которые ее посещали, Раневская иногда предлагала посмотреть на картину, которую она нарисовала. И показывала чистый лист.

— И что же здесь изображено? — интересуются зрители.

— Разве вы не видите? Это же переход евреев через Красное море.

— И где же здесь море?

— Оно уже позади.

— А где евреи?

— Они уже перешли через море.

— Где же тогда египтяне?

— А вот они-то скоро появятся! Ждите!

Когда Раневская получила новую квартиру, друзья перевезли ее немудрящее имущество, помогли расставить и разложить все по местам, и собрались уходить. Вдруг она заголосила:

— Боже мой, где мои похоронные принадлежности?! Куда вы положили мои похоронные принадлежности? Не уходите же, я потом сама ни за что не найду, я же старая, они могут понадобиться в любую минуту!

Все стали искать эти «похоронные принадлежности», не совсем понимая, что, собственно, следует искать. И вдруг Раневская радостно возгласила:

— Слава Богу, нашла!

И торжественно продемонстрировала всем коробочку со своими орденами и медалями.

Раневская приглашает в гости и предупреждает, что звонок не работает:

— Как придете, стучите ногами.

— Почему ногами, Фаина Георгиевна?

— Но вы же не с пустыми руками собираетесь приходить!

Перед Олимпиадой 80-го года в московскую торговлю поступила инструкция: быть особо вежливыми и ни в чем покупателям не отказывать. По этому поводу ходило много анекдотов. Вот один, весьма похожий на быль.

Заходит в магазин на Таганке мужчина и спрашивает:

— Мне бы перчатки…

— Вам какие? Кожаные, замшевые, шерстяные?

— Мне кожаные.

— А вам светлые или темные?

— Черные.

— Под пальто или под плащ?

— Под плащ.

— Хорошо… Принесите, пожалуйста, нам ваш плащ, и мы подберем перчатки нужного цвета и фасона.

Рядом стоит Раневская и все это слушает. Потом наклоняется к мужчине и театральным шепотом, так что слышит весь торговый зал, говорит:

— Не верьте, молодой человек! Я им уже и унитаз приволокла, и жопу показывала, а туалетной бумаги все равно нет!

— Что это у вас, Фаина Георгиевна, глаза воспалены?

— Вчера отправилась на премьеру, а передо мной уселась необычно крупная женщина. Пришлось весь спектакль смотреть через дырочку от сережки в ее ухе.

Алексей Щеглов, которого Раневская называла «эрзац-внуком», женился. Перед визитом к Раневской его жену Татьяну предупредили;

— Танечка, только не возражайте Фаине Георгиевне!

Когда молодожены приехали к ней, Раневская долгим взглядом оглядела Таню и сказала:

— Танечка, вы одеты, как кардинал.

— Да, это так, — подтвердила Таня, помня наставления.

Вернувшись домой, Щегловы встретили бледную мать Алексея с убитым лицом. Раневская, пока они были в дороге, уже позвонила ей и сказала:

— Поздравляю, у тебя невестка — нахалка.

Однажды Раневская потребовала у Тани Щегловой — инженера по профессии — объяснить ей, почему железные корабли не тонут. Таня попыталась напомнить Раневской закон Архимеда.

— Что вы, дорогая, у меня была двойка, — отрешенно сетовала Фаина Георгиевна.

— Почему, когда вы садитесь в ванну, вода вытесняется и льется на пол? — наседала Таня.

— Потому что у меня большая жопа, — грустно отвечала Раневская.

Маша Голикова, внучатая племянница Любови Орловой, подрабатывала корреспондентом на радио.

После записи интервью она пришла к Фаине Георгиевне и сказала:

— Все хорошо, но в одном месте нужно переписать слово «феномен». Я проверила, современное звучание должно быть с ударением в середине слова — «феномен».

Раневская переписала весь кусок, но, дойдя до слова «феномен», заявила в микрофон:

— Феномен, феномен и еще раз феномен, а кто говорит «феномен», пусть идет в жопу.

Актер Малого театра Михаил Михайлович Новохижин некоторое время был ректором Театрального училища имени Щепкина.

Однажды звонит ему Раневская:

— Мишенька, милый мой, огромную просьбу к вам имею: к вам поступает мальчик, фамилия Малахов, обратите внимание, умоляю — очень талантливый, очень, очень. Личная просьба моя: не проглядите, дорогой мой, безумно талантливый мальчик.

Рекомендация Раневской дорого стоила — Новохижин обещал «лично проследить».

После прослушивания «гениального мальчика» Новохижин позвонил Раневской.

— Фаина Георгиевна, дорогая, видите ли, не знаю даже, как и сказать…

И тут же услышал крик Раневской:

— Что? Говно мальчишка? Гоните его в шею, Мишенька, гоните немедленно! Боже мой, что я могу поделать: меня просят, никому не могу отказать!

14 апреля 1976 года. Множество людей столпилось в гримуборной Раневской, которую в связи с 80-летием наградили орденом Ленина.

— У меня такое чувство, что я голая моюсь в ванной и пришла экскурсия.

Александра Александровича Румнева, снимавшегося вместе с Раневской в сцене бала в фильме «Золушка», искусного графика и изысканного кавалера, Раневская называла «Последний котелок Москвы». Румнев, давний друг Фаины Георгиевны, часто приходил в ее полутемную комнату, они подолгу беседовали. Он садился рядом и рисовал в своей тонкой, карандашной манере; часто засиживался допоздна. По меркам Лизы, домработницы Раневской, обстановка была интимная.

Однажды она выразила свой протест:

— Фаина Георгиевна, что же это такое? Ходить-ходить, на кровать садится, а предложения не делает?!

Однажды Раневская с артистом Геннадием Бортниковым застряли в лифте. Только минут через сорок их освободили. Своему компаньону Фаина Георгаевна сказала:

— Геночка! Вы теперь обязаны на мне жениться: иначе вы меня скомпрометируете.