"Единое королевство" - читать интересную книгу автора (Рассел Шон)

ГЛАВА 24

Элиз открыла дверь в свою комнату так осторожно, что она даже не скрипнула, и посмотрела в щелочку в освещенный свечами коридор. Да, они на месте — стражники в темно-синих ливреях Уиллсов, а один в темно-малиновой принца Иннесского. Она тихо закрыла дверь и снова забралась в постель.

Вчера ночью поднялся настоящий переполох — говорили, что в одном из коридоров видели вора — повсюду поставили охрану. Похоже, все поверили, что среди менестрелей, прибывших с принцем Иннесским, оказался мошенник, который охотится за драгоценностями, или даже убийца, выдающий себя за музыканта. У Элиз эти разговоры вызывали скептическую улыбку. Весьма характерно для Уиллсов с их раздутым чувством собственной значимости — кому нужна смерть одного из них, да и зачем? А если все-таки в замок пробрался наемный убийца, Элиз надеялась, что он прикончит Мэнвина или его злобную жену. Она взяла книгу и осторожно ее открыла.

Элиз любила почитать в кровати. Такое поведение не одобрялось, поскольку представители старшего поколения утверждали, будто чтение в постели портит характер и навевает дурные сны, которые приводят к лености и мечтательности. Элиз считала, что некоторые взгляды на жизнь настолько неистребимо бессмысленны, что граничат с безумием.

Да, она действительно склонна к мечтательности и некоторой лености, но Элиз не сомневалась, что дело тут вовсе не в том, что она читает перед сном. Нет, просто таким способом она протестует против жизни, которую ее заставляют вести.

Впрочем, ей нравилось ничего не делать и предаваться мечтам. Только так девушка могла сохранить свое воображение, без которого давно сошла бы с ума. Если жизнь — это существование в душном, запертом замке, где всем заправляют Мэнвин и Бэтт… Элиз на мгновение закрыла глаза, чтобы прогнать неприятные мысли.

Только полеты фантазии позволяли ей бежать от реальности. Как часто Элиз придумывала себе будущее, в котором была свободна от своих родных, постоянно вмешивающихся в ее жизнь, их дурацкой вражды и бесконечных интриг. Как же она их всех ненавидит!

Неожиданно Элиз поняла, что читает одну и ту же страницу вот уже в десятый раз, не понимая ни единого слова. Она начала сначала, но, не выдержав, опустила тяжелую книгу на колени. Ее мысли все время возвращались к взволнованному предупреждению принца Майкла.

Почему в начале вечера он был таким обаятельным и веселым, а потом вдруг все переменилось и принц погрузился в отчаяние? Может быть, он лишь надел маску «приятного молодого человека»? Или, как раз наоборот, тоска и испуганный шепот — притворство?

Элиз вспомнила, что видела, как он разговаривал с суровым на вид рыцарем — кажется, его звали Эремон. Элиз передернуло, когда она вспомнила советника принца Иннесского. Может быть, именно разговор с ним стал причиной столь разительной перемены в принце Майкле?

Кто знает? Элиз сочувствовала молодому принцу, наверняка его положение в тысячу раз хуже, чем ее собственное. Иначе почему он так несчастлив?

«Интересно, читает ли он по ночам, перед тем как уснуть? — подумала она. — Представляет ли себе день, когда ему удастся обрести свободу от обязательств, которые накладывает на него семья? Возможно, он находится в таком отчаянии, потому что не видит впереди никакого просвета. Или у него просто нет воображения?»

В дверь едва слышно постучали. На несколько секунд Элиз замерла в своей постели и не отвечала, представив себе, что к ней заявился юный принц. Сердце отчаянно билось у нее в груди.

Затем дверь слегка приоткрылась, и она услышала тихий голос отца, который звал ее по имени.

— Входи, — так же шепотом ответила Элиз, которая сама не знала, почему вдруг понизила голос.

Каррал быстро вошел в комнату и закрыл за собой дверь так осторожно, что Элиз даже не услышала щелчка замка. Когда отец повернулся к ней, ее поразило его лицо — потемневшее и измученное.

— Что случилось? — спросила она, отбросив в сторону книгу и сев на кровати.

Каррал быстро пересек комнату, проверяя, свободен ли путь, своей тростью. Элиз взяла его за руку и усадила рядом с собой. Один его глаз окружало темно-синее пятно, на щеке расплылся яркий синяк.

— Что с твоим лицом? — спросила Элиз.

Каррал отвел руку дочери, которая попыталась прикоснуться к его щеке.

— Ничего страшного, — быстро ответил он. — Завтра принц попросит твоей руки. — Элиз показалось, что отец задыхается. — Я только что разговаривал c Мэнвином, твой дядя уже дал свое согласие, даже не потрудившись сначала обсудить этот вопрос со мной. Он заявил, что не сомневается в моем благоразумии. — Каррал сжал руку дочери, и она почувствовала, какие у него холодные пальцы. — Но, Элиз… — Он сделал глубокий вдох. — Тебе не следует выходить за него замуж. — Каррал неожиданно с трудом сглотнул, словно у него закончились слова и он не знал, что сказать. Однако он тут же взял себя в руки и продолжал: — Советника принца, Эремона, на самом деле прежде звали Хафидд. В прошлом он был нашим врагом, и должен тебя заверить, что страшнее человека я не встречал. Ты не должна попасть в руки Хафидда и принца Иннесского. Я знаю, что принц Майкл приятный и обаятельный молодой человек, но его отцу нужно только одно — ребенок, в жилах которого будет течь кровь Уиллсов. Тогда он попытается объединить Старое Королевство и посадить своего внука на трон.

Он замолчал, и Элиз подумала, что ее отец выглядит усталым и нездоровым. И он страшно бледен.

— Да, — проговорила она. — Принц Майкл меня предупреждал, он сказал, что я не должна выходить за него замуж. Он показался мне таким несчастным. — Элиз почувствовала, что вот-вот расплачется.

Услышав слезы в голосе дочери, Каррал прикоснулся рукой к ее щеке.

— Сейчас тебе следует думать о себе, — мягко напомнил он. — И больше ни о ком. Ты должна бежать. Сегодня ночью.

По щеке Каррала скатилась слеза, и Элиз увидела, как он быстро смахнул ее рукой.

— Но в коридорах стоит охрана…

— Их отвлекут.

— Меня через день вернут назад… в лучшем случае через два. — Элиз чуть не расплакалась от отчаяния.

— Нет, — возразил ее отец, и его голос прозвучал тепло и успокаивающе — совсем как в детстве. — Все подготовлено… — Он колебался одно короткое мгновение, и Элиз уловила его сомнения. — Тебя будет сопровождать друг. Поверь мне, тебя не поймают и не вернут.

— А что станется с тобой? — спросила Элиз. — Как ты будешь без меня?

— О, я скорее всего медленно зачахну и умру, — с вымученной улыбкой ответил Каррал.

Впрочем, улыбка чуть смягчила его уставшее, изуродованное синяком лицо.

— Хочешь сказать, что вполне можешь без меня обходиться?

— Я буду чувствовать себя несчастным и стану скучать так сильно, что нет подходящих слов, чтобы описать это, но тебе не следует беспокоиться за своего отца. У меня есть музыка и менестрели, которые приезжают ко мне в гости. Я не пропаду. — Он ласково провел рукой по ее лбу, словно боялся забыть его очертания. — Мне нужно идти. Ты должна спуститься по лестнице для прислуги в три часа после полуночи. Оденься в дорожное платье, но не бери с собой никаких вещей. Если слуги тебя увидят, они могут доложить Мэнвину.

— Ничего не брать с собой? Даже смену одежды?

— Ничего. Если тебя заметят в коридоре с сумками в руках, то сразу схватят. Не бери с собой ничего, только вот это. — Он вложил ей в руки маленький мешочек.

Элиз сжала его и почувствовала, какой он тяжелый. Монеты и скорее всего драгоценности. То, что можно унести с собой.

— Как долго меня не будет?

— Надеюсь, недолго. Несколько месяцев. Посмотрим. Я сообщу тебе, когда ты сможешь вернуться.

— А что принц Иннес сделает с нами, со всей нашей семьей?

— Элиз, беги, пока можешь, и перестань задавать вопросы. Все это затеял Мэнвин, вот он пусть и расхлебывает. Его проблема, не наша. Ты должна покинуть замок. А мне нужно уходить.

Он наклонился вперед и поцеловал дочь в обе щеки, затем она поцеловала его. Несколько мгновений они сжимали друг друга в объятиях, и Элиз почувствовала, что отец не хочет выпускать ее, не хочет уходить. Но он все-таки заставил себя подняться с кровати.

Каррал быстро пересек комнату и вышел за дверь. Он был слеп и не мог оглянуться.


Элиз взяла свечу и свою сумочку для рукоделия, в которой лежали туалетные принадлежности и ее дневник. Лестница для прислуги была узкой, душной и страшно скрипела. К счастью, подслушивая разговоры служанок, Элиз научилась маленькому трюку — идти нужно вдоль стены, по самому краю, и тогда ступеньки не будут скрипеть так сильно. Но даже тихий звук казался оглушительным в погрузившемся в сон замке.

Пламя свечи дрожало, и на стенах винтовой лестницы, уходящей куда-то в темноту, плясали тени.

Элиз была напугана. Она пробиралась тайком по замку, ночью, чтобы встретиться с совершенно незнакомым человеком. Почему отец не назвал его имени? Она ведь может наткнуться на слугу принца Иннесского и даже не понять, что это не друг, который поможет ей бежать из замка.

Ступенька жалобно взвизгнула у девушки под ногами, словно она наступила на спящего кота, и Элиз остановилась, чтобы унять готовое вырваться из груди сердце.

Элиз доверяла отцу — всегда и во всем, но дополнительная информация ей очень пригодилась бы. Еще одна ступенька скрипнула, и Элиз замерла на месте. Этот звук донесся откуда-то снизу, из глубины лестничного колодца. Затем она услышала эхо своего имени, как будто сама его прошептала, и оно вернулось к ней, отразившись от гулких стен.

— Кто тут? — прошептала Элиз, с облегчением сообразив, что ее позвала женщина.

В следующее мгновение она услышала быстрые шаги, свет от свечи словно преследовал мечущиеся по стене растрепанные тени. Вскоре появилась девушка, показавшаяся Элиз знакомой, — певица. Она вспомнила мягкий нежный голос, пышные каштановые локоны и большие умные глаза. Девушка прибыла в замок с одним очень знаменитым менестрелем, только Элиз забыла его имя. Да и как зовут певицу, она не смогла бы сейчас сказать.

— Я помогу вам выйти из замка, — быстро проговорила певица. — Наденьте вот это.

Она держала в руках плащ из мягкой ткани. Элиз его сразу узнала — ее собственный.

— Мы взяли на себя смелость и собрали кое-какие ваши вещи, — сказала девушка и внимательно посмотрела на Элиз.

Поняв, что девушка не собирается ей помогать — в конце концов, она ее спасительница, а не служанка, — Элиз набросила плащ на плечи. Певица приложила палец к губам, и они начали спускаться вниз. Конечно же, слуги ночью пользуются лестницей, и Элиз отчаянно надеялась, что они никого не встретят. Но по этой же причине скрип шагов не вызовет подозрений у людей принца, если те окажутся поблизости.

Довольно скоро они оказались в узком коридоре и начали спускаться по другой лестнице, которая вела на кухни. Вскоре сюда соберутся слуги, чтобы развести огонь в очагах, но пока здесь царила тишина — нигде никого не было видно. Больше всего Элиз боялась, что они наткнутся на слуг, занимающихся любовью, — как уже однажды с ней случилось в детстве. И хотя девочку предупредили, что она должна докладывать обо всех случаях подобного рода, которым станет свидетельницей, Элиз так смутилась, что никому не сказала ни слова. Служанки в замке очень любили ее за это.

Они тихонько выскользнули из больших дверей, через которые в замок доставляли продукты, поднялись по открытой лестнице и вышли во двор за конюшнями. Элиз слышала, как переступают с ноги на ногу лошади, звенят уздечки.

Она оглядела двор, в который выходило около двух дюжин окон. Неужели друзья ее отца рассчитывают, что им удастся бежать отсюда так, что никто их не заметит?

«Ужасно глупо», — подумала Элиз, чувствуя, как надежда уступает место отчаянью. Абсолютно безнадежный и безумный план. Она сама могла бы придумать в сто раз лучше.

В тени у конюшни их ждал мужчина с двумя лошадьми, Элиз сразу узнала своего любимого коня. Не говоря ни слова, мужчина подвел его к ней, и Элиз вскочила в седло. Он последовал ее примеру и, по-прежнему молча, поскакал через двор, промчался под аркой и вылетел наружу через маленькие ворота. Кто-то у них за спиной быстро закрыл их на щеколду и пожелал удачи голосом с сильным южным акцентом.

И вот они уже на дороге, ведущей вдоль высокой стены, а луна, словно для того, чтобы их подбодрить, разбросала под деревьями веселые яркие пятна желтого, точно золотые монеты, света. Еще через мгновение беглецы проскакали по длинному мосту на другой берег, так и не встретив никакой охраны.

Они повернули на заросшую травой тропинку, идущую вдоль восточного берега, и помчались сквозь безмолвное бесцветное утро. Медленно гаснущая луна направилась к вершинам холмов, отбрасывая на землю тени беглецов. Через полчаса, прежде чем небо начало сереть, они въехали в лес, и вскоре появилась настоящая дорога, которая убегала прочь от реки. Пока не рассвело, их надежно защищали тени деревьев, и они пустили лошадей шагом.

Сейчас Элиз казалось, будто лес состоит из одних черных теней и пятен лунного света — жуткое место, совсем не похожее на тот веселый зеленый лес, в котором она так любила гулять днем. Неожиданно девушка заметила среди ветвей воду. Налетел легкий ветерок и превратил поверхность озера в сверкающие золотистые осколки, которые исполняли какой-то таинственный танец.

На вершине холма проводник Элиз остановился и знаком показал ей, что она должна последовать его примеру.

— Чтобы двигаться дальше, нам нужен свет, — сказал он. — Я не хочу без необходимости рисковать лошадьми.

— Гвиден Дор? — проговорила Элиз. — Так я и думала. После того, как ко мне пришел отец и рассказал о таинственном друге, я сразу поняла, что это вы решили помочь мне бежать из замка.

— А вы умница, — сказал проводник.

— Они пустятся за нами в погоню, как только рассветет. И всюду будут получать свежих лошадей.

— На тех дорогах, которыми воспользуемся мы, они ничего не получат. — Он подъехал к краю обрыва, чтобы взглянуть на озеро и темный замок на острове. — Чтобы обнаружить наш след, им тоже нужен свет. Вы сможете продержаться в седле несколько часов?

— Я готова скакать весь день и всю ночь, если понадобится, — сказала Элиз и увидела, что незнакомец повернулся к ней — его четкий силуэт возник на фоне усыпанного звездами неба.

— Может быть, мне придется напомнить вам эти слова, — проговорил он.

Они соскочили на землю и отпустили лошадей пощипать траву вдоль обрыва. Элиз разглядывала узоры, сотканные лунным светом на воде — поразительные по своей неповторимости, совсем как жизнь. У каждого человека — своя. Иногда они бывают похожи, но никогда не повторяют друг друга в точности, до мельчайших деталей. И вот сегодня узор ее жизни изменен, и она вдруг оказалась за стенами ненавистного замка, в мире, куда так стремилась. Она свободна, совсем как та удивительная птица, пытавшаяся украсть ее кольцо.


Как только небо посветлело, они снова вскочили в седла и пустились в путь, хотя и не так быстро, как вначале. Ее проводник старался беречь лошадей, как будто знал, что впереди у них трудный день, или опасался погони, в которой Элиз не сомневалась. Она до сих пор не понимала, почему согласилась на это безумие. Местность здесь всем хорошо известна, в долинах расположены маленькие фермы, а дальше тут и там — небольшие города. Они не могут вечно прятаться в тени деревьев. Им придется выехать в долину, причем первая будет уже очень скоро.

Гвиден Дор съехал с дороги и по узкой тропинке направился вглубь леса. Ветки деревьев хлестали Элиз по лицу, цеплялись за тонкий плащ. Близилось утро, и воздух стал заметно теплее, запели птицы, застрекотали насекомые. Беглецы перебрались через небольшой быстрый ручей, затем еще один. Неожиданно Элиз заметила, что постоянно оглядывается, словно ждет, что в любую минуту из кустов появятся вооруженные стражники.

Разговаривать они не могли, поскольку Элиз держалась довольно далеко от Дора, чтобы ветви деревьев, которые мужчина отводил в сторону, не хлестали ее по лицу, но девушке отчаянно хотелось спросить, как он собирается уйти от погони. Охотники из замка легко найдут их след и отправятся за ними в лес. А они так медленно продвигаются вперед. Когда они спустились в долину, Элиз не сомневалась, что их там будут поджидать Мэнвин и принц. Любой, даже самый глупый человек сообразит окружить лес своими людьми, чтобы схватить беглецов.

Они начали спускаться по тропинке, которая змеилась вдоль склона холма. Еще час, и дурацкой шараде конец, подумала Элиз. И глупый Гвиден Дор узнает, что у его сказки трагический конец, по крайней мере для него. Ей Мэнвин сделает выговор — будет, конечно, неприятно, но ее проводник… Элиз не хотелось думать о том, какая его ждет судьба.

Около часа они медленно ехали вниз по склону, следуя за узкой тропинкой, затем оказались в долине и остановились у небольшого ручья, прячущегося среди деревьев. Гвиден Дор спрыгнул, чтобы напоить лошадь, Элиз осталась в седле.

— Я не понимаю, где мы находимся, — сказала она, оглядываясь по сторонам. — Мне казалось, что мы спустились в Пустошь Клоффен. А где же тогда поля и деревня Кадре?

— Мы выбрали другую дорогу, — ответил Дор.

Впервые с тех пор, как встало солнце, Элиз смогла рассмотреть его как следует. Он присел на корточки на берегу ручья, в черной бороде блестели капли воды. Он показался ей достаточно привлекательным — сильное лицо, красиво очерченные губы.

Гвиден Дор поднялся и снял два меха для воды со своего седла.

— Вам следует напиться и напоить лошадь. День Обещает быть жарким и очень долгим. Я советую вам освежиться.

Он явно не собирался помочь ей спрыгнуть на землю, и Элиз пришлось обходиться собственными силами.

— Это дурацкое седло совершенно не годится для длинных путешествий, — сказал он, наклонившись над ручьем, чтобы наполнить мехи водой. — Но я подумал, что вы будете возражать против мужского седла.

— Дамское мне отлично подходит, — заявила Элиз и отвела свою лошадь чуть дальше вверх по течению.

Она подождала, когда он наполнит мехи, и лишь потом позволила лошади войти в воду. Когда лошадь напилась — в меру, но не слишком много, — Элиз вывела ее на берег и зацепила поводья за ветку дерева, чтобы напиться самой.

Ее проводник уселся на камне и принялся нарезать кинжалом сыр и хлеб. Он показал на еду и сказал:

— Поешьте немного, и снова в путь.

Элиз подошла и устроилась рядом с ним. Она не привыкла к такой простой еде, но ее желудок совсем не протестовал — чем удивил свою хозяйку.

— Мне кажется, вы уже можете сказать мне, как вас зовут, — проговорила она. — Я чувствую себя довольно глупо, называя вас Гвиденом Дором.

Ее спаситель сидел, прислонившись затылком к стволу дерева, но, услышав слова Элиз, открыл глаза и посмотрел на нее.

— Это очень хорошее имя, и я польщен, что вы меня им окрестили.

Элиз наградила его намеренно сердитым взглядом.

— Можете называть меня Алаан, — сказал он.

— Полагаю, это тоже не ваше настоящее…

Он снова прислонился к стволу.

— Как ни странно, настоящее. Точно так же звали и моего отца.

— А куда мы направляемся, Алаан?

Он открыл глаза и неожиданно поднялся на ноги.

— Лично я попаду в очень тесную камеру, где меня ждет страшная судьба, если мы посидим здесь еще немного.

Он собрал остатки еды, и они снова отправились в путь.

Стоял теплый, солнечный день.

Некоторое время они ехали вдоль ручья, под деревьями с белыми стволами, кроны которых нависали над водой. Ветку украшали удивительные желтые цветы, похожие на удлиненные колокольчики. Сквозь листья пробивались солнечные лучи и раскрашивали поверхность воды яркими пятнами.

Элиз догнала Алаана и спросила:

— Что это за деревья?

— Утренний рожок, — взглянув на берег, ответил Алаан.

— Я никогда раньше таких не видела.

— Здесь они встречаются довольно часто, — проговорил он и, пришпорив коня, поскакал вперед.

Беглецы несколько часов держались ручья, однако леса не покидали, хотя, если бы Элиз спросили, как такое возможно, она не нашлась бы что ответить. Девушка попыталась вспомнить дорогу, по которой они сюда попали: они пересекли мост и направились на запад вдоль северного берега озера, затем повернули на север и стали подниматься по склону холма Холберта, перевалили через его вершину и, спустившись, должны были оказаться в Пустоши Клоффен. Но почему-то они скачут через лес, снова на запад. Беглецы непременно должны были выехать на открытые поля, потому что именно они окружают холм Холберта. Поля с трех сторон, с четвертой — озеро. Однако вокруг деревья — да еще какие! Почему она никогда не слышала про «утренний рожок»?

— Где мы? — спросила Элиз, снова догнав Алаана.

— На тропе, которая мало кому известна, — ответил он. — Не бойтесь, мы не заблудились.

— А где поля? Я множество раз бывала в этих местах — здесь должны быть поля.

— Не совсем так. — Он оглянулся на нее, заставив себя улыбнуться, чтобы она не видела, как сильно он встревожен. — Если бы мы выбрали всем известную дорогу, нас бы поймали. Вы со мной не согласны?

— Да, но…

— Поэтому я выбрал другую. — Он показал на ручей. — Там река.

Алаан остановился на несколько минут, чтобы дать лошадям напиться, и они начали подниматься по голому каменистому склону. Тропинка снова сузилась, и Элиз пришлось немного отстать, чтобы пропустить Алаана вперед. Он так и не ответил на ее вопрос.

Ближе к вечеру Алаан взял лук и подстрелил куропатку, соскочив с седла лишь затем, чтобы поднять птицу с земли. В сумерках они добрались до вершины холма и, спустившись со склона, развели костер у его подножия, укрывшись под естественным каменным козырьком. К изумлению Элиз, Алаан достал мешок, который висел на дереве, привязанный за веревку, и вытащил оттуда еду для них и зерно для лошадей.

Алаан поручил Элиз ощипывать куропатку. До сих пор ей ничего подобного делать не приходилось, и девушка не ожидала, что нужно затратить столько сил, чтобы вытащить все перья. Алаан занимался устройством лагеря, и Элиз заметила, что это получается у него на удивление ловко — для менестреля.

Он вел себя спокойно и уверенно, так, словно ночевал на открытом воздухе тысячу раз. Элиз исподтишка наблюдала за ним, любуясь его силой и ловкостью — и удивив себя собственной реакцией.

Она видела, что Алаан считает ее совсем девчонкой — но в другом смысле, нежели напыщенный осел принц Иннесский, который явно придерживается точно такого же мнения, — и Элиз опасалась, что Алаан прав. По крайней мере до определенной степени. Она заметила, что боится сказать какую-нибудь глупость, хотя, с какой стати ей следует беспокоиться по поводу того, что подумает о ней какой-то менестрель, не понимала. Алаан же со своей стороны не слишком стремился поддерживать разговор с существом столь юным и лишенным житейской мудрости.

Когда они встретились впервые, Элиз отнеслась к нему как к бродяге и мошеннику, но вот они оказались вдвоем, в лесу, а он совсем даже не обращает внимания на тот факт, что рядом с ним молодая женщина без надлежащего эскорта. Элиз видела, что он полностью сосредоточен на других проблемах.

Алаан занялся ужином с такой же неспешной уверенностью и ловкостью, как и в остальном. Когда еда была готова, уже стемнело и темное небо усыпали крошечные яркие огоньки звезд. Они сидели около догорающего костра, глядя в тлеющие угли и думая каждый о своем. Неожиданно где-то в ветвях заухала сова, и Алаан встревоженно вскинул голову.

— Люди, отправившиеся за нами в погоню, смогут найти секретную тропинку, по которой мы проехали? — спросила Элиз, не привыкшая находиться рядом с людьми, предпочитающими молчать, — сдержанность Алаана вдруг показалась ей невыносимой.

В мешке, который был спрятан на дереве, оказалось несколько бутылок вина, и Алаан пил, по мнению Элиз, чересчур много.

— Если они близко, они ее найдут, если нет… нет.

— Мне кажется, вы не слишком боитесь, что они нас здесь отыщут. — Элиз кивком показала на костер.

— Не боюсь, наши враги еще довольно далеко. Чтобы подготовить и отправить в погоню отряд из двадцати или тридцати человек, нужно время. Кроме того, два путника, хорошо знающих дорогу, передвигаются по ней быстрее, чем большая группа, оказавшаяся на ней впервые. В нескольких местах они потеряют наш след — там, где мы перебрались через скалы и прошли вдоль реки, им придется потратить некоторое время на поиски, чтобы продолжить преследование. К тому же они не настолько глупы, чтобы отправиться в лес ночью. Можете спать спокойно, как в собственной постели.

— Дома у меня пуховая постель, — заявила Элиз, пытаясь поудобнее устроиться на земле. — У вас, случайно, такой не найдется?

— А вы разве выбросили перья от куропатки? — рассмеявшись, поинтересовался Алаан. — Я сделаю постель из веток, и пух вам покажется жестким, как камень.

Он налил себе еще вина, Элиз отрицательно покачала головой, когда он предложил наполнить и ее простую кружку. Ей показалось, что рука Алаана дрожит, да и смотрел он на нее как-то странно — после целой выпитой бутылки.

— Скажите мне, Алаан… — начала смущенно Элиз. — Вы колдун?

Он улыбнулся и поднес кружку к губам.

— Женщины, как правило, спрашивают меня об этом только утром.

— Я не шучу. Не настолько я неопытна и глупа, как вы, кажется, думаете. От холма Холберта нет тропинки, которая шла бы через лес. Сегодня мы скакали вдоль ручьев, которые текут в сторону холмов, а не от них. Я видела деревья и цветы, которых никогда не встречала в одном дне пути от замка Брэйдон. Куда вы меня привезли?

Алаан открыл было рот, чтобы ей ответить, но тут из темноты вдруг появилась маленькая птичка, которая уселась в нескольких футах от его ноги.

— Жак! — вскричал он и радостно ухмыльнулся.

— Я его знаю! — сказала Элиз. — Он пытался украсть мое кольцо — прямо с пальца!

— Жак обожает все яркое.

Алаан достал из мешка несколько орехов и рассыпал их по земле, птица тут же жадно на них набросилась, впрочем, не забывая опасливо поглядывать на Элиз.

— Значит, это ваш ручной дружок, какого полагается иметь каждому колдуну?

Алаан весело расхохотался:

— Жак думает, что это я его ручной дружок. Нет, он всего лишь мой спутник. Сопровождает меня — иногда — в моих странствиях, поскольку нас кое-что объединяет. Например, мы оба любим каштаны. И оба бродим по стране, предупреждая людей о грядущих неприятностях. Однако никто нас не слушает — ни его, ни меня.

— Вы не ответили на мой вопрос… Вы колдун, Алаан?

Жак снова скрылся в ночи — шорох крыльев, и вот его уже нет. Алаан даже не посмотрел в его сторону. Он поставил свою кружку на колено и с некоторым вызовом взглянул на Элиз.

— Нет, леди Элиз, я не колдун. У меня нет никаких противоестественных способностей, кроме тех, свидетелем которых вы стали: я умею находить тропинки, невидимые другим людям. Вам это может показаться необычным, но туг нет ничего особенного. Вас же не удивляет талант вашего отца как музыканта — дар, полученный от рождения, и не более того.

— Ваша способность мне представляется несколько более удивительной. А где мы все-таки находимся?

— Откуда я знаю? Мы на дороге, которая уводит нас от холма Холберта к… у нее несколько ответвлений, так что мы можем оказаться в разных местах.

— Как вы это делаете? Как находите тропинки?

Алаан пожал плечами и осушил свою кружку, потом снова ее наполнил — слишком быстро, подумала Элиз.

— Вы можете поднять руку и дотронуться до носа пальцем?

— Гораздо увереннее, чем вы, — ответила Элиз, выразительно посмотрев на бутылку.

— Давайте, — сказал Алаан. — Я серьезно.

Элиз подняла руку и прикоснулась к кончику носа.

— Как вы это сделали? — спросил он.

— Ну, я не знаю…

— То же самое и с тропинками, которые не могут найти другие.

— Вы все равно не ответили на мой вопрос.

— Я дал вам единственно возможный ответ.

Элиз задумчиво сделала несколько глотков вина. После целого дня молчания Алаан вел себя даже слишком откровенно, и она не знала, как к этому относиться. Девушке вдруг показалось, что она заключила с ним негласный договор — он будет отвечать на ее вопросы, а она… Однако она продолжала спрашивать:

— Почему вы вмешиваетесь в дела Уиллсов и Реннэ?

— О, я вовсе в них не вмешиваюсь. Меня абсолютно не волнует, кто из них кого прикончит. И совершенно не огорчит, если Реннэ и Уиллсы вообще друг друга перебьют. Иногда мне даже кажется, что без них мир станет лучше. Я встречался и разговаривал с разными представителями обеих семей. Их главное отличие состоит в предмете ненависти — в остальном все то же самое.

Элиз сделала еще глоток вина, удивленная тем, что его слова вызвали у нее возмущение — пусть и не слишком сильное.

— В таком случае зачем вы меня спасли?

— Я должен с сожалением вам сообщить, леди Элиз, что вы тут почти ни при чем. Погибнет множество ни в чем не повинных людей, если ваши семьи снова начнут воевать друг с другом. Но главное — Хафидд.

— Кто?

— Хафидд, — повторил он слегка заплетающимся языком. — Да, конечно, вам он известен как советник принца Иннесского Эремон.

— Рыцарь в черном плаще?

— Именно.

— Отец предупреждал, что мне следует его опасаться.

— И правильно сделал. Я помог вам бежать, чтобы нарушить планы Хафидда и поставить его в неловкое положение перед союзниками — принцем Иннесским и вашим дядей, — лордом Мэнвином. Я хочу посеять в их душах зерна сомнения.

— Ну, я рада слышать, что вас так сильно волнует моя судьба.

— Да, я уверен, члену семейства Уиллсов почти невыносимо слышать, что он не является центром вселенной.

— Я подобных иллюзий не питаю и так же здраво смотрю на деятельность Уиллсов, как и многие другие, возможно даже, как и вы. Да, я родилась в семье, где учат ненависти, Алаан, но я не испытываю к Реннэ ничего похожего на ненависть, несмотря на все, что они нам сделали.

— И что вы сделали им, — проговорил Алаан. — В ненависти Реннэ к Уиллсам, и наоборот, нет ничего особенного. Она лишь эхо той вражды, что раздирала ваши кланы много веков назад? — Он немного наклонился вперед. — Вы никогда не замечали, что менестрели и собиратели преданий разъезжают по стране и рассказывают о страшных событиях прошлого. Они приходят в замок Брэйдон и распевают о преступлениях Реннэ, а затем отправляются во владения Реннэ и поют там о злодеяниях Уиллсов. Вы не обращали внимания на то, как на них реагируют слушатели? Менестрели похожи на переносчиков болезни, они бывают в разных местах, приносят с собой чуму ненависти, заражают ею одну деревню за другой до тех пор, пока не заболеет вся страна.

Алаан уверенно поднес кружку к губам, а когда опустил руку, Элиз заметила у него в бороде несколько ярких капель вина.

— Но вы ведь тоже менестрель или выдаете себя за такового.

— Иногда, но я не пою о ненависти. Только о любви и разных загадочных событиях. Иногда мои баллады рассказывают истории со странным концом или диковинными поворотами. Но я никогда не напоминаю людям о зле, которое творят — или творили — другие люди.

— А как же насчет несправедливости в любви?

Он посмотрел ей прямо в глаза и сказал:

— Должен заметить, что вы на удивление разумны для своего возраста. Кстати, сколько вам лет?

— Двадцать.

— А рассуждаете так, словно вам тридцать семь.

Его замысловатый комплимент неожиданно смутил Элиз.

— А почему тот человек называет себя Эремоном, — быстро спросила она, — если его настоящее имя Хафидд?

— Потому что он возрожден или так считает. — Алаан поставил пустую кружку на землю и встал гораздо увереннее, чем могла бы подумать Элиз. — Пора спать. Мы встанем с восходом солнца, завтра нас ждет очень трудный день.