"Ястреб на перчатке" - читать интересную книгу автора (Рау Александр)

ГЛАВА 5

Два последующих дня я провел во дворце, в лечебном покое. Лейб-медик Строцци, приветливый старичок с окладистой бородой, пытался меня лечить по всем правилам медицинского искусства. Осмотрел багровые рубцы ран, затянутых с помощью амулета Жизни, многозначительно кивал, вздыхал, щипал бороду, в конце концов, прописал множество микстур, отваров для притираний, целебных настоев.

Я вежливо поблагодарил его, но от лечения отказался. Ибо знал: все, что мне нужно, это глубокий, крепкий, продолжительный сон. Лучшее средство для восстановления подорванных магическими стимуляторами сил.

В итоге я с небольшими перерывами спал двое суток. Меня никто не беспокоил, исключение — королевский визит к раненому. Феррейра уже успел рассказать ему, что видел, и познакомить с моей трактовкой событий. Она и стала официальной. Агриппа д'Обинье, стиснув зубы, согласился и теперь скорбел об убитом таинственными бандитами брате.

Хорхе, отослав врачей, высказал мне все, что он думает об ублюдочном интригане, вшивом маге, херовом ловеласе, грозящем Камоэнсу неисчислимыми неприятностями. Это был только краткий список предъявленных обвинений. Король держал речь, наверное, в течение полуоры, не меньше, да так, что стены дрожали.

Я терпеливо ждал, когда он выдохнется. Не протестовал и не защищался. Наконец Хорхе остановился, смочил горло вином со стола больного и признал, что я был прав, даже похвалил, что не дал себя убить и нашел выход, избавив его от необходимости спасать мою шкуру от разгневанных грандов. Особенно его заинтересовала новость, что Гонсало косвенно участвовал в нападении. Я пообещал ему поговорить с бывшим учеником. По душам, но без смертоубийства.


Весь город только и говорил, что о ночном нападении на особняк королевского мага. Поначалу строились самые странные, нелепые и противоречивые версии о том, кто напал и почему. Но вскоре общество приняло мою версию — покушались на несметные богатства, накопленные чародеем. Те, кто сначала относились к этому с усмешкой, поверили, услышав о том, что я официально попросил руки Изабеллы де Клосто, точнее — о выкупе за невесту, который был предложен графу, якобы согласно обычаям моей родины.

Триста тысяч флоренов. Призрак алчности завладел столицей. Кое-кто из грандов уже как бы и в шутку, но поговаривал, что за такие деньги он бы и сам выдал за мага дочь.

Брат Изабеллы был единственным человеком, за исключением Хорхе, Ангелы и, к моему удивлению, толстяка Лего, управляющего дворца, что пришел навестить меня в лечебный покой.

— Мигель, возьмите, — я протянул ему запечатанный свиток, украшенный золотой печатью с гербом, пожалованным мне королем. — Здесь я официально прошу у вашего отца руки Изабеллы.

— Давно пора! — обрадовался Мигель. — А то все тянете, так вскоре и глазом бы моргнуть не успели, а титул Изабеллы уже не «леди Клосто», а «виконтесса де Кордова», — рассмеялся он над собственной шуткой. Я скупо улыбнулся.

— Да, и еще: постарайтесь, чтобы об этом узнало как можно больше людей, — попросил я.

— Ваша просьба легко выполнима, Гийом. Я и так бы всех встречных дворян стал звать на свадьбу! Какую свадьбу мы закатим! — мечтательно сказал он. — Вся столица гулять будет. Лично напою своего начальника, министра иностранных дел Архенасолу, а то этот блюститель нравов мне уже надоел с нравоучениями на тему морального облика камоэнского дипломата и претензиями к моему стилю работы на официальных приемах!

— Спаивать до свинячьего визга второго секретаря тронтовского[5] посольства — дурной тон, — заметил я.

— Он сам на это пошел, насильно я ему вино в рот не заливал. К тому же столько интересного из слов несчастного пьяницы узнал, хотели даже в должности повысить, — возразил Мигель.

— Но не повысили, — прервал его я. — Мы отвлеклись. Вернемся к делу. Ваш отец уже не выступает против моей персоны?

— Нет, я сумел убедить его, что такие родственники нужны нашему семейству. Выздоравливайте, Гийом, я рад, что бандитам не удалось вас убить.

— Я тоже рад этому. Даже больше, чем вы.


— Гонсало, нам нужно поговорить, — голосом, не допускающим возражений, обратился я к своему бывшему ученику, найдя его во дворце.

Молодой волшебник не стал возражать. Для разговора я выбрал комнату в старой части дворца, редко посещаемой придворными. Риск встретить здесь кого-то, кроме слуг, был невелик, но мы одновременно поставили защитные барьеры от подслушивания.

Встали у окна, из которого открывался прекрасный вид на тенистые аллеи, ведущие к пруду с лебедями. Я посмотрел в глаза бывшему ученику.

— Что вы хотите мне сказать, Гийом? — Гонсало первый нарушил молчание, он хоть и держался уверенно, но почти сразу отвел глаза, не выдержал моего взгляда.

— Я хотел бы узнать, Гонсало, как ваши понятия о чести сочетаются с участием в покушении на мою жизнь. Скажите, каково это — помогать убийству человека, который сделал из вас мага? Научил управлять Силой, изменил всю вашу жизнь?

Гонсало де Агиляр молчал.

— Нет, ответьте, мне интересно. Хоть я и «человек без чести и совести», как вы меня часто называете, но такое даже мне не приходило в голову. К своему учителю я до сих пор питаю теплые чувства.

— Вы — зло, Гийом. Раньше я считал вас простым наемником, пусть и магом. Учиться у того, кого не уважаешь, трудно. Ведь человек — это не только какие-то особые возможности, деньги, власть, влияние. Это, прежде всего душа, речи, помыслы, поступки.

Ваша душа черна, Гийом, за последние десять дней я в этом убедился. При осаде мятежного замка вы устроили ужасную провокацию, обманом впутали в нее меня, уничтожили свидетелей! Изабелла — вы обманом взяли у графа слово и решили, что девушка — ваша собственность. Оскорбляли ее и Луиса, пользуясь своей безнаказанностью. Убийство на набережной — они просто шутили, но вам важен был повод! Вы плели интриги, шантажировали Марию де Тавору. Какой хитрый замысел, чтобы рассорить Луиса с Изабеллой и с Феррейрой! Вы прекрасно знали о чувствах Бласа. Бедный Филипп, он восхищался вами. Долго не мог поверить, услышав о вашем коварстве! Я случайно узнал об этом…

— И решили помочь доброму юноше Филиппу д'Обинье убить злого чародея? Вы даже не попытались разобраться! Гонсало, я уже был для вас символом зла. Думаю, герцог Гальба прочил вам мое место. Жажда власти! Вы мне завидуете. Да, и еще один благородный повод — спасти короля, а в особенности принцессу Ангелу, от моего дурного влияния. И не нужно рассказывать детские сказки о зле и добре! — зло усмехнулся я в ответ на его проникновенную речь.

— Нет, я не стремился на ваше место, Гийом. Ибо еще не готов. Вы важны для Камоэнса, но опасны для моих друзей. Я не знал, что мне делать. Вы мой учитель и одновременно враг. Я помог Филиппу, дал ему магическую защиту и пару боевых заклятий. Но сам вмешиваться не стал. Ибо не мог поднять на вас руку. Филипп погиб. Вы добили всех раненых. Значит, судьба решила, что сейчас зло — то есть вы — должно победить! А с судьбой спорить бесполезно. — Он остановился, ожидая от меня каких-то действий.

— Что замерли, Гонсало де Агиляр? Ждете, что я вызову вас на магическую дуэль, согласно правилам и канонам? Не дождетесь! Я слишком много сил на вас потратил, да и обещание королю надо держать. Забыть — не забуду, простить — не прощу. Но отбросьте ваши замашки, и мы поладим, — сказал я.

Это было совсем не то, что Гонсало ожидал услышать.

— Гийом, оставьте Изабеллу и Луиса в покое! — вымолвил он наконец.

— Не забывайтесь, Гонсало. Это к делу не относится, — перебил я его.

— Если вы не прекратите их преследовать, — повторил Гонсало, — я останусь вашим врагом. Поверьте, во второй раз я не буду держаться в стороне, — тихо закончил он.

— Верю. Поэтому говорю еще раз: не вмешивайтесь в мои дела, де Агиляр. Иначе я разозлюсь по-настоящему. И друзей тоже удержите. Ибо смерти начинаются, когда кто-то забывает об этом, — посоветовал я ему на прощание.


Похороны. Никогда не любил на них присутствовать. Особенно если хоронят тех, кого я сам отправил в мир иной. Но на кладбище идти пришлось.

С Филиппом пришла проститься вся Мендора. В глазах темнело от траурных нарядов. Лицемеры, большинство и не знало его.

Я был вынужден стоять рядом с Агриппой д'Обинье. Братом своего «спасителя». Агриппа скрипел зубами от раздиравшей его ненависти. Сжимал руки — так, что кожа белела. Но никто не связывал это со мной. Граф хоронил младшего брата.

Бесчисленные друзья, родственники, товарищи, просто знакомые говорили речь за речью, расписывая достоинства погибшего юноши: его благородство, доброту, отзывчивость, бесстрашие, честность, верность семье, короне и Камоэнсу.

Недалеко от Агриппы д'Обинье стояли три друга: де Кордова, де Агиляр, и Феррейра. Рядом с ними крутился и ля Крус. По глазам Луиса я понял, что он знает, как все было на самом деле.

— Гийом, выслушаете меня, это срочно. Очень срочно! — Взволнованный ля Крус догнал меня, уходящего с кладбища к своей карете, огляделся. — Я отлучился ненадолго. Луис, узнав о вашем сватовстве к Изабелле, не стал дожидаться ответа графа Клосто. Он хочет похитить Изабеллу из дома ее отца.

Хорошая идея, подумал я, тайное венчание — и я влюбленным уже не опасен.

— Тебе известно, когда планируется похищение?

— В ближайшие дни. Луис говорил, у них мало времени, надо спешить. Мне поручено договориться с настоятелем собора Святого Агносия. Он мой родственник.

Умно. Обряд, проведенный священником главного собора столицы, мне оспорить не удастся.

— Делай то, что тебе поручено. Если появится какая-то еще информация, немедленно сообщай, — ответил я маркизу. Его узкое лицо, похожее на крысиную морду, вызывало у меня отвращение. Предатель. Ненавижу предателей. Даже если они предают для меня.

— Вы передадите мне расписки? — заискивающе спросил ля Крус.

— Позже поговорим об этом, — отмахнулся я.


— Хорхе, у меня к тебе просьба. — Я застал короля в оружейной зале.

Хорхе Третий, до того как был коронован, слыл лучшим фехтовальщиком Камоэнса. Монарх в турнирах участвовать не может. Поначалу его это весьма огорчало, но потом государственные дела не оставили времени на любимую забаву. Король немного растолстел, потерял прежнюю гибкость и ловкость, но любви к оружию не утратил. В этом мы были схожи.

— Говори, может быть, и выполню. Ты редко обращаешься ко мне с подобными словами, — милостиво разрешил король.

— Отправь меня с официальным поручением из столицы. Так, чтобы это стало известно всем, — попросил я.

— Зачем? — как бы между делом, осматривая очередной меч, поинтересовался король.

Я не стал юлить, рассказал ему все, что услышал от ля Круса.

— И что дальше? — спросил Хорхе.

— Если это нельзя предотвратить, нужно, чтобы похищение случилось, когда мне это будет удобно. Мой мнимый отъезд — прекрасная провокация. Я буду ждать друзей в доме Изабеллы, — объяснил я свой план.

— Постарайся без крови, — пожелал король.

— Хорхе… — с укоризной ответил я, — их будет минимум трое. Луис де Кордова, Блас Феррейра, Гонсало де Агиляр. Без крови не получится.

— Гонсало останется в живых! — поставил условие король. — Бласа жалко, постарайся не убивать его. Луис — делай с ним, что хочешь.

— Хорошо, — кивнул я.

— Приказ подпишу через ору. Болтливый герольд будет искать тебя по всему дворцу, чтобы вручить официальный приказ.

— У тебя есть болтливые герольды? — улыбнулся я.

— У меня есть все, — серьезно ответил Хорхе. — Взгляни.

Он взял со стола и передал мне меч в ножнах. Я наполовину вынул клинок из ножен. Лишь наполовину — искушать алых стражей[6], личную охрану Хорхе, мне не хотелось. Волнистый узор на лезвии — признак хорошей стали, металл раз за разом перековывали, добиваясь нужного качества.

— Обычный эсток — меч-шпага, — начал я, — вот только сталь почему-то слишком светлая, почти белая. Впервые вижу такое. Не знаю, из-за чего это. Может, особый сорт железа, может, что-то еще — в металлургии я разбираюсь слабо.

— Это зачарованный меч, — спокойно объяснил Хорхе. — Подарок из Далмации. Ему не одна сотня лет. Единичный экземпляр. Секрет создания такого оружия давно утерян.

— И на что же он зачарован? Рубит сталь, как тряпку, делает владельца неуязвимым — все это байки! В деле хоть проверял? — презрительно спросил я.

— Нет, этот меч спасает владельца от колдовства, направленного против воли и разума. Того, у кого он в руках, по легенде, волшебник не может себе подчинить, обмануть, отвести ему глаза, лишить воли.

— Весьма интересно, — прокомментировал я. — Это все?

— Нет, еще это оружие — меч Веры, способно ослаблять заклятия. Даже самые мощные и надежные. Все зависит от силы воли владельца и его веры в свою правоту.

— На деле его хоть однажды проверяли?

— Нет, мне тоже интересно, правдива ли легенда. Это оружие две сотни лет пролежало в далмацийской сокровищнице без дела. Магия могла и развеяться, — ответил Хорхе.

— Да, если и была, то давно выветрилась, — безапелляционно заявил я. — Даже намека на нее не чувствую.

В ответ Хорхе лишь махнул рукой, решив, что ничего больше от меня не добьется. Аудиенция была закончена.


В этот раз принцесса не стала просить дядю отослать мага к ней для разговора. Сама встретила меня, выходящего из королевской оружейной.

— Здравствуйте, Ангела. — Склонил голову в поклоне.

— Добрый вечер, Гийом. — Принцесса была серьезна и неулыбчива.

— Что вас расстроило, принцесса? Могу я чем-нибудь облегчить ваши страдания? Гонсало? Хотите, надеру ему уши? — попытался я рассмешить ее, но Ангела даже не улыбнулась.

— Нет, Гонсало здесь ни при чем, хоть я и беседовала с ним сегодня.

— Он расписывал меня как самого страшного в мире злодея? — спросил я.

— И это тоже. Я пыталась вас защищать, но неудачно, — ответила она. — Он мне все рассказал. И про Агриппу с Марией, и правду о Филиппе. О вашем сватовстве я и так знала.

— Правд всегда бывает как минимум две. Спасибо за то, что пытались меня защищать. Хоть и неудачно. — Я вновь поклонился.

— Не паясничайте. — Девушка нервничала. — Я осторожно отнеслась к его словам. Спросила у дяди, как это было на самом деле. Сравнила обе версии.

— Я не буду вам рассказывать свою. Незачем. Политика, смешанная с любовью, — видите, до чего она доводит? Грязные интриги и наивные убийцы. Ужасная в итоге получилась смесь. Вы опять хотите просить меня за Изабеллу и Луиса? Не надо. Не стоит, — попросил ее я. — Ответы вы знаете, будет только хуже. Для всех.

Ангела долго не отвечала. Наконец тихо сказала:

— А знаете, я все-таки верю в вас, Гийом. В то, что вы не такой, каким кажетесь. Способны любить и творить добро.

— Спасибо за веру. Не хочу вас расстраивать, Ангела. Давайте сменим тему. Хотите, расскажу какую-нибудь смешную историю? Вижу, не хотите. Тогда, может быть, не смешную, а интересную? Я много повидал и рассказал вашему дяде едва ли половину. Задавайте вопросы, — предложил я.

Мы гуляли по пустынным в этот час коридорам королевской части дворца, закрытой для посторонних. Лишь алые гвардейцы, замершие на постах словно статуи, провожали нас взглядами.

— Хорошо, — грустно улыбнулась принцесса. — Сменим тему. Я опять буду мучить вас неприятными вопросами. Вы сами разрешили. Не верю, что можно разучиться любить и ненавидеть. Готовы? Гийом, испытывали ли вы когда-нибудь зависть к чужим чувствам?

— Да, однажды видел такую сильную любовь, что даже завидовал. Ибо была весна, а я был молод и не имел возлюбленной, — отвечал я.

— Неужели? — удивилась Ангела. — А вы же утверждали, что не завидуете любви? И что же это был за союз двух любящих сердец, что даже сейчас вы помните о нем?

— Сейчас не завидую. А тогда был молод и глуп. Очень красивая была пара. О ней стоит помнить. Молодой маг и прекрасная принцесса…

— Гийом, это нечестно! — воскликнула принцесса и обиженно отвернулась. Гвардейцы напряглись.

— Не хотел вас обидеть. Я даже и не думал намекать на вас и Гонсало. Ваша любовь, к горести Гонсало, не взаимна. А та была взаимной. Чуть ошибся: не принцессой была та девушка, а дочь герцога. Но герцог тот был могущественнее многих королей.

— И чем все закончилось? Счастливой свадьбой?

— Нет. Они встречались тайно. Когда их любовь раскрылась, мага схватили, пытали, обвиняя в «оскорблении чести герцога». Мы, то есть другие волшебники на службе у герцога, сумели спасти парню жизнь. Но колдовать он уже не мог — отрубили кисти рук. Как и читать любимой стихи — язык отрезали. Страшная участь. Я бы предпочел ей смерть.

— Вы остались на службе у герцога? — Принцесса остановилась.

— До тех пор, пока не окончился срок заключенного ранее договора. Я никогда не нарушаю данную клятву. Когда срок вышел, ушел на службу к его врагам. Грустная история, — закончил я.

— Да, вы правы, очень грустная, — согласилась принцесса.

Мы некоторое время шли молча. Потом она вновь заговорила:

— Гийом, на этот вопрос можете не отвечать. Он личный.

— Задавайте. Что-то скрывать от вас бессмысленно, вы и так слишком много обо мне знаете, — улыбнулся я.

— Я долго размышляла над вашими рассказами. Если они правдивы…

— То есть если я не врал? Правильно, до конца верить нельзя никому, — продолжил я.

— И это тоже. Но я о другом. Возможно, вы говорите неправду не специально, сами не отдавая себе отчета, стараясь избежать неприятных моментов… если это все правда, то…

— То?.. — спросил я.

— То напрашивается интересный вывод. Вы много говорили о своих прежних сильных чувствах — а вас кто-нибудь любил?

— Мама, — попытался отшутиться я, не получилось. — Лаура — нет, она лишь притворялась, хоть и очень умело. Была одна девушка… ее звали Кора. Она… она была куртизанкой. Лучшей куртизанкой, самой дорогой в том огромном портовом городе, где я жил до свадьбы с Лаурой. Дворянка из обедневшей семьи… Я почти год прожил в ее небольшом уютном особнячке с маленьким садом и фонтаном в гостиной. Мы были красивой парой. Она давала мне иллюзию настоящего дома, тепла и покоя. Даже нет, не иллюзию. Ведь Кора любила меня.

— А вы? — тихо спросила Ангела.

— Я? Нет. Просто привязанность, не больше. Потом встретил Лауру, влюбился. Решил расстаться с Корой, подарил ей целое состояние, чтобы до конца своих дней она ни в чем не нуждалась. Мне было с ней хорошо. Кора же от всего отказывалась, просила лишь об одном — чтобы я ее не бросал. В день моей свадьбы она вскрыла себе вены.

— Бедная девушка, но не стоит себя винить в ее гибели, Гийом. Прошлое не вернуть. Она сама приняла это решение. Вы не могли ей помешать…

— Я и не виню, уже давно не виню. Прошлое не вернуть, даже самым сильным магам это не под силу. Но если бы это было возможно, я бы ей помешал. Самым простым образом — взял бы ее в жены, — печально ответил я.

— Взяли бы в жены? — переспросила Ангела. Кажется, я ее шокировал.

— Да.

— Куртизанку?!

— И что? Многие светские дамы при дворе вашего дяди — по сути профессиональные содержанки. И никто их не осуждает, наоборот. Главное, она меня любила. Кто знает, каким бы я был, если бы остался тогда с ней, — сказал я и надолго замолчал.

Принцесса пыталась задавать какие-то уточняющие вопросы, но я отвечал на них невпопад. Через некоторое время мы поняли, что пора расходиться.

— Гийом, — сказала она на прощание. — Прошу. Будьте милосердны. Хотя бы в память о той же Коре.

— Простите, Ангела, но я давно забыл, что это значит. Память о Коре здесь не поможет.


На следующий день я с помпой выехал из столицы в числе посольства в Далмацию. Официально Хорхе поручил мне вручить монарху Далмации ответные дары от короля Камоэнса. Длинная вереница карет, конные гвардейцы охраны и я на великолепном алькасарском жеребце светло-серой масти, беседующий с командиром гвардейцев, — весь город видел мой отъезд.

Не люблю лошадей, как и они меня, но пришлось терпеть эту пытку — верховую езду.

Вместе со свитой я пробыл недолго. Через пять или шесть ор вернулся в город. Тайно, под видом купца, наложив на себя соответствующее заклинание-иллюзию. Ближе к вечеру прибыл в особняк Клосто.

Последние два дня перед отъездом я жил там: и для того, чтобы не дать Луису похитить мою невесту — старый граф, скрипя зубами, дал согласие на брак, — и потому, что не хотелось возвращаться в свой особняк, пропитанный смертью.

В доме Клосто жизнь шла своим чередом. Старый граф ни о чем не догадывался, Изабелла даже не знала о моем возвращении — я ждал ночи в комнате Мигеля. Тот меня всецело поддерживал. Хотел даже вместе со мной встретить ночных гостей.

— Какие-то нахалы решили, что могут легко выкрасть мою сестру из дому. У меня найдется для них весьма острый контраргумент.

— Нет, Мигель. Вы все испортите. Пожалуйста, проведите эту ночь вне дома, — попросил-приказал я.

— Хорошо, как скажете. Сегодня отец приглашен в гости старым другом — бароном Таго, визит растянется на пару дней, я поеду с ним, — согласился Мигель.

Ночь была необычайно красивая. Редкая ночь. Ни одной тучи на небе. Видно все звезды. Стой и любуйся, вдыхай ночной воздух, свежесть которого чуть кружит голову, словно бокал хорошего вина. Но отдохнуть не удалось. Ожидание выматывает еще сильнее, чем действие.

Время шло. Уже глубокой ночью сторожевые заклинания сообщили мне о гостях, перелезших через высокую ограду.

Я пошел к Изабелле. Она вечером случайно зашла к Мигелю и увидела там меня. Догадалась обо всем. Убежала, заперлась в своей комнате и плакала все это время от горя, крушения надежд, обиды.

— Изабелла! — громко позвал я ее через дверь. — Вы меня слышите, я знаю. Луис пришел за вами. Я не хочу крови. Выйдите и скажите ему, что остаетесь со мной. Тогда виконт не пострадает.

Ответа не было. Я вздохнул и спустился вниз.

Их было трое: Луис, Гонсало и Блас. Они поняли, что я здесь, — Гонсало почувствовал сторожевые заклинания. Друзья ждали на площадке перед центральным входом, освещаемой добрым десятком фонарей.

Меня опять пришли убивать. На этот раз открыто.

Обидно. Почему делать добро так опасно? Безмолвный вопрос ночному небу. Ответа нет. Луис — влечение к Изабелле затмило ему голову. Гонсало — этот явно метит на мое место, хотя себя, наверное, оправдывает другими, возвышенными причинами. Блас — прямой как меч, честный враг. Открыто заявил об этом. Он не простил мне ни ту троицу на набережной, ни Филиппа, ни Марию де Тавору. Куклы, мнящие себя самостоятельными и не знающие о своей настоящей природе. А кукловод сейчас в безопасности. Герцог Гальба сейчас сидит и пьет ночной кофе, ожидая известий. Я могу убить этих трех, но он останется безнаказанным, почти. Я связан королем, он не позволит причинить вред дяде. Можно пожаловаться Хорхе, но не буду — это признак слабости.

Трое ночных гостей молча стояли, отбрасывая длинные тени. Одетые как на парад, одно слово — аристократы, привыкли жить и умирать красиво. Лица суровые решительные, в глазах…

Так, чуть-чуть магии — и в темноте я стал видеть лучше кошки. В глазах троицы легко читалась готовность убивать и умирать.

Неужели они на что-то надеются?

— Приветствую вас, сеньоры. Эта сцена словно взята из сказки. Герои спасают красавицу от мерзкого колдуна. Слишком банально — вам так не кажется? — громко поинтересовался я.

В ответ тишина. Они ждали, не говоря ни слова в ответ, пока я закончу, не нападали. Излишняя вежливость — недостаток благородного воспитания. Пришел убивать — убивай.

Гонсало. Мой бывший ученик увешан амулетами, собран и сосредоточен.

«В магическом поединке побеждает не грубая сила, а умение. Чаще проигрывает атаковавший первым» — прописные истины, этому я учил Гонсало. Но сегодня честного поединка не будет. Пора преподать ему еще один урок — чем теория отличается от практики, а заносчивый новичок от настоящего боевого мага.

Заклятие Пут — одно из простейших. Гонсало отбил бы его без труда, но я вложил в заклятие огромную силу. Мой ученик был к этому явно не готов. Это как если бы мы собрались фехтовать на рапирах, а я в нарушение правил метнул в него кузнечный молот.

Руки Гонсало взметнулись, творя защитные пассы, и застыли в движении. На лице чудная смесь злости, недоумения и обиды. Не человек, а статуя искусной работы.

Я слишком увлекся, наводя напоследок иллюзию цепей, чтобы унизить еще больше его гордость. Ведь Гонсало продолжал все видеть и чувствовать. Я отвлекся и не заметил, как Феррейра вытащил из-за плаща взведенный арбалет. Гвардеец запомнил, как сумели меня ранить люди д'Обинье. Арбалет маленький, длиной в локоть, — но и этого хватило.

Короткий болт ударил меня в грудь, граненый наконечник пробил правое легкое. Я зашатался и упал. Наконечник был отравлен. Яд сразу же попал в кровь.

Амулет-сапфир на груди, под рубашкой, вспыхнул ослепительно-синим пламенем, борясь с ядом и страшной раной. Хорхе, стоявшего на краю жизни и смерти, такой же амулет спас. Но за обеденным столом короля не пытались добить убийцы с мечами.

Луис бросился к застывшему Гонсало. Феррейра осторожно подошел ко мне. В руке меч, одно движение — и я умру. Безголовый чародей не опасен.

Блас, любитель стрельбы из арбалета, приставил меч к моему горлу, осторожно заглянул в глаза мертвого, как ему казалось, чародея. Что он хотел там увидеть, в моих глазах? В глазах того, кто однажды спас ему жизнь, чтобы пасть от руки спасенного.

Но я был жив. Когда наши глаза встретились, я передал ему свою боль, многократно усилив ее. Иллюзия оказалась действенной. Феррейра даже не дернулся, что было бы для меня фатально, у него не было сил. Адская боль сковала все тело. Через мгновение он просто упал без сознания.

Я уже поднимался, амулет на груди бешено пульсировал, давая силы, когда Луис обернулся взглянуть на поверженного мага. Увидев, что враг жив, а Феррейра без движения лежит на земле, он кинулся на меня.

В руке поэт держал длинный узкий меч. Вроде бы обычный эсток, но лезвие излучало белый свет. Так, значит, вот что имел в виду Хорхе, говоря, что хочет проверить волшебный меч.

Что ж, давай проверим, подумал я. На пальце у Луиса сверкнуло знакомое серебряное колечко. Агриппа снял его с пальца брата и вручил мстителю.

Вокруг моей левой руки вспыхнул прозрачный щит Силы — надежная защита. Я хорошо подготовился, не пренебрег разнообразными амулетами. Воздушная полусфера держит залп сотни лучников, что ей один меч! Феррейра застал меня врасплох, но такое удается лишь однажды. Виконт был мне неопасен.

Удар. Руку обожгло. Не может быть! Меч действительно зачарованный — хоть и не смог пробить, но все же ослабил защиту воздушного щита.

По локтю словно бы полоснули тупым ржавым ножом. Новый удар — новая рана. Воздушный вихрь отшвырнул Луиса вниз по ступенькам. Но он поднялся и, не чувствуя боли, вновь бросился на меня.

Рана в груди слишком тяжела. Я ослаб. Сил хватало только на простейшие заклятия. Раз за разом я отбивал атаки виконта. Левая рука стала одной большой раной: иссечена, изрезана, как старая кухонная доска.

«Поцелуй пламени». «Бич ветра». «Колючая роза». «Боль». Я не хотел убивать Луиса. Но на его месте любой бы уже сдался, отступил. Лицо обгорело, все тело изрезано, кожа лопается, адская боль выворачивает суставы. Но он вновь и вновь атаковал меня. Бросался вперед, чтобы пасть, скатиться вниз по ступеням и снова подняться.

Что движет им? Ведь нет надежды, я не отступлю.

— Остановись, безумец! — кричал я, но бесполезно. Какое бессмысленное, глупое упорство. Глупое, но вызывающее уважение.

Виконт опять атаковал меня, шатаясь, с трудом держа меч в руках. Я вдруг посмотрел ему прямо в глаза. Посмотрел — и увидел там себя. Себя двадцать лет назад. Такого же глупого мальчишку, из последних сил, на злобе, гордости и отчаянии кидавшегося на врага. Я ведь тоже тогда бился за свою любовь…

— Черт! — закусываю губу от боли, отвлекся, задумался.

И вот результат. Виконт, шатаясь, все же сумел подняться вверх по ступенькам, падая, резанул меня по ноге. Неглубоко, но все же ранил.

Прочь эмоции! Взмахом руки откинул Луиса к подножию лестницы.

Мне не хотелось убивать этого наглого поэта. Он сумел вызвать у меня уважение. Даже сострадание.

— Хватит, глупец, брось меч, успокойся, незачем губить себя! — втолковывал ему я, но все напрасно.

Луис сжимал меч Веры окровавленными ладонями. Его нельзя было зачаровать, подчинить себе, лишить воли. А убивать не хотелось.

Я четко осознал в тот момент, что, если он умрет, Изабелла умрет тоже, покончит с собой. Без него нет ее. А с ним… с ним я ничего поделать не мог. Только убить. Но это не выход.

Неприятные, запрятанные в самые потаенные углы памяти, вызывающие боль воспоминания в тот момент вновь резко напомнили о себе. Была уже в моей жизни похожая ситуация. Когда убийство — единственное решение, но убивать не хочешь, не можешь. Но понимаешь, что должен. Обязан, ради себя, своей гордости, чувства собственного достоинства. Гийом, Играющий со Смертью, не может оставить безнаказанными вызовы и оскорбления.


Горящий камин слабо освещает большую комнату. Тени играют на стенах. Тягостное молчание. Уже заранее знаешь все вопросы и ответы.

Кисть руки согнута на манер кошачьей лапы, пальцы-когти скребут по воздуху. Один взмах — и на белых простынях появятся густые темные карминовые пятна.

Молчат. И я молчу. Так не может долго продолжаться. Пальцы-когти нервно скребут по воздуху.

Вы предали меня, обманули! Два самых близких мне человека! Что мне делать! Как быть! Я шел за вами, словно гончая собака по кровавому следу. За кровью, вашей кровью! Вашими жизнями! Жизнями тех, кто сломал мою жизнь, мое счастье, мою веру в этот мир!

Пальцы-когти нервно скребут по воздуху. Но я не могу взмахнуть рукой, что-то мешает сделать это простое и легкое движение…


Весна. Листья уже распустились, по аллеям разносится радостное пение птиц. Солнце медленно закатывается за горизонт. Красота. Рай. И мы в этом раю. Я и Лаура.

Она в моих объятиях. Я чувствую ее тепло, ее дыхание. Разрываюсь от счастья, оттого что она рядом.

— Лаура, я тебя люблю!

— Я тоже тебя люблю, Гийом. Обещай, что всегда будешь рядом.

— Обещаю!


— Гийом, ты слышишь меня Гийом! — кричит Готье, творя пассы над моими ранами. — Держись старина, не умирай! Не смей даже думать об этом! Живи, скотина неблагодарная! Живи!

Я лишь улыбаюсь обескровленными губами. Ибо знаю, что разрублен мечом от груди до живота. При таких ранах самый лучший врачеватель бессилен. Даже если этот врачеватель — маг.

— Живи, Гийом! Живи!


Хрипло дышит Готье. Лаура замерла, судорожно сжав руками ни в чем не повинное одеяло.

Я пришел их убить. Покарать предателей. Отомстить за себя, свои оскорбленные чувства. Отплатить сторицей за боль. Не могу. Знаю, что потом себе этого никогда не прощу. Нельзя.

А как же боль, что они тебе причинили?! — кричит раненая гордость.

Женщина, которую любил. Друг, спасший жизнь. Когтями по бледным лицам? Нет. Мне больно, тяжко, но ведь будет только хуже…

Иногда лучше уйти… Не прощаясь… Ничего не говоря… Тихо прикрыть дверь… Уйти в ночь…


Луис де Кордова медленно поднимался на ноги. Сначала с трудом вставал на колени, потом пытался встать, опираясь на меч. Падал, стонал от боли, но снова поднимался. Я ждал, когда он начнет очередное восхождение по ступенькам навстречу безжалостной смерти. В виде огня, молнии, хлесткой воздушной плети.

Я смотрел в его полуослепшие от ожогов глаза, видел в них обреченную решимость, злость, ненависть и любовь, любовь к Изабелле. Даже перед лицом смерти он думал о ней. Я ощутил невольную зависть. Ему есть о ком думать, умирая…

Интересно, подумал я, кто из нас больший глупец? Я, решивший построить счастье на ненависти, или он, умирающий за любовь?

Погас щит Силы, повисла плетью израненная рука. Я больше не стоял на пути у виконта.

— Ступайте Луис. — Я сплюнул кровь, идущую горлом. — Она… она вас ждет.

Одна рациональная мысль вдруг прояснила мое сознание. Или они меня, или я их, скандал, шум на всю столицу — в любом случае я проиграю. Герцог все точно рассчитал, но я спутал его планы.

Бросил прощальный взгляд на Луиса. Лицо его было изуродовано до неузнаваемости. Я тут же подумал, что эту пару — Изабеллу и Луиса — при дворе жестокие сплетники обязательно прозовут «Красавицей и Чудовищем».

Я медленно спускался по ступеням. Голова кружилась, пробитое легкое — это не шутка, силы были на исходе. Виконт стоял с открытым ртом, забыв про боль, смотрел мне вслед. Щелчок пальцами — Гонсало свободен. Иногда лучше просто уйти… Уйти в ночь… Особенно если вдруг остро осознал свою неправоту, свою силу и в то же время бессилие. И, не способный помочь себе, ты пытаешься хотя бы не навредить другим…

Я будто бы увидел, как в доме Изабелла, услышав голос Луиса, убирала от груди длинный стилет, она не хотела быть моей.

Я медленно шел по дорожке к центральным воротам. Кованые железные створки ворот были заперты на огромный деревянный засов. Хотел сорвать — не успел. Дерево рассыпалось в прах от магического удара. Мне помог Гонсало. Мой ученик догнал меня, чтобы задать всего один вопрос:

— Почему?

На душе вдруг стало чуточку теплее. Он ведь мог сейчас добить меня. Добить, а не помочь.

Я ничего ему не ответил, лишь улыбнулся. Гонсало меня не понял. Хотел переспросить, но не решился, замер, провожая удивленным взглядом.

— Возвращайтесь, Луису нужна ваша помощь, — прохрипел я и повернулся к нему спиной. Молодой волшебник повиновался.


На улице было на удивление тихо. Лишь возбужденно всхрапывали лошади, привязанные к ограде.

В особняке напротив, на самом верхнем этаже, откуда открывается прекрасный вид на площадку перед центральным входом, горел свет. Его Величество Хорхе Третий наблюдал за всем происходящим. Я сразу почувствовал его амулет Жизни, что отличался от моего тем, что выполнял еще и роль маяка. Какие выводы сделал король, мне до сих пор неизвестно.

От особняка Клосто до моего дома долгий путь. Пешком я дойти не мог. Увидел лошадей Луиса, что были привязаны к ограде… Хотел оседлать одну из них — не получилось. Лошади пугались запаха крови. Да и взобраться в седло у меня, раненого, не было сил. Оставалось только вернуться назад и попросить карету. Мою гордость спасла Ангела.

— Гийом! — услышал я за спиной ее нежный голос. Обернулся. Очевидно, принцесса вместе с дядей наблюдала за драмой «Злой колдун и храбрый рыцарь».

Что ж, подумал я, выслушаем ее мнение об игре актеров.

— Доброй ночи, принцесса!

За спиной Ангелы стояли три или четыре грозные фигуры. Алые гвардейцы короля Хорхе.

— Гийом! Я надеялась, я знала, вы… вы не такой, как кажетесь… вся эта черствость, расчетливость, злость, холод — это лишь маски.

— Если долго носить маску, она станет лицом, Ангела. Все обман и иллюзия. Я просто ранен и истекаю кровью… видите стрелу в груди? Иногда лучше красиво отступить, чтобы иметь возможность вернуться, — с трудом ответил я, медленно выговаривая слова.

— Гийом, вам помочь? Подождите, сейчас гвардейцы достанут карету… — Она была прелестна в своем беспокойстве.

Щечки, бледные от волнения, сверкающие, возбужденные глаза. Мешавший капюшон плаща сброшен, прекрасные каштановые волосы блестели в свете луны.

— Спасибо. Вы спасли меня от унижения. Прикажите им отвезти меня домой. У меня к вам одна просьба… простите… — Я сплюнул накопившуюся во рту кровь. — Никому об этом не говорите. Нет, я не сплетен боюсь. Они и так будут. Все равно узнают. Тот же Луис в стихах опишет. Просто так лучше для вашей репутации. И еще, Ангела. Вот, возьмите, — я снял с руки браслет, тонкую серебряную пластинку на цепочке, и протянул принцессе. — Аккуратней, не запачкайтесь, он в крови. Это полезная вещица — распознает ложь, нагревается, когда рядом говорят неправду. Сам сделал в юности.

— Благодарю, мне еще никто не делал таких подарков, — сказала она, приняв браслет, — но я давно научилась чувствовать, правду мне говорят или нет. Без разницы, под какой маской скрывается собеседник. Я знаю, ты не убил тогда лучшего друга и девушку, которую любил. — Ангела внезапно перешла на «ты».

— Бывшего друга и жену, — возразил я.

— Какая разница. Ты мне врал, Гийом, но я тебе это прощаю. — Ангела улыбнулась.

— Спасибо, принцесса. Но прошу, оставьте меня, — попросил я, опираясь одной рукой на ограду. — Вот ваши гвардейцы уже достали где-то карету.

— Это моя карета, — сказала Ангела. — Мы доставим тебя домой.

— Не вы, пусть ваши гвардейцы, но не вы. Ступайте к дяде, Ангела.

— Хорошо, раз ты так хочешь…

— Прощайте. — Я с трудом забрался в карету.

— Нет, Гийом, до встречи!


* *

Гвардейцы не добили меня, как я того опасался. Лишь привезли домой. Видимо, я еще нужен Хорхе.

Сейчас я сижу за столом в саду, под открытым небом, всматриваясь в черное бездонное небо. Любуюсь звездами. Скоро наступит рассвет. Сейчас это все, что мне остается.

Камень-амулет на груди — бесполезная драгоценность. Сапфир, заряженный чужими жизнями, сделал свое дело. Спас меня, дал силы добраться до дому, извлечь стрелу, нейтрализовать яд, затянуть рану. Я в данный момент кажусь себе таким же пустым, никчемным, бесполезным камнем.

Человеком без будущего, доживающим один миг настоящего, любуясь картиной этого звездного неба. Одинокой песчинкой мироздания.

Боль в груди — как справа, так и слева. Сердце болит сильнее, чем раненое легкое. В голове вихрь мыслей, как подтверждающих старые истины, так и разрушающих привычный мир.

Враги и убивают, и щадят, вызывая уважение, открывая забытые истины. Те, кого считал другом, предают, но помощь приходит оттуда, откуда и не ждал. Я балансирую на грани пропасти, нужно время, чтобы все обдумать, разобраться, но времени нет.

Лишь одна мысль держит, не дает сорваться, пасть духом, отчаяться. Вот эта мысль, записываю.

Может быть, стоит вспомнить, как это — просто любить?