"Анатомия Комплексов (Ч. 2)" - читать интересную книгу автора (Витич Райдо)

ГЛАВА 3

Ворковская сидела за столом, мрачная, как снеговая туча. Золотистая водолазка, от шеи до запястий, надежно укрывала от любопытных глаз следы супружеского пыла. Но ненависть и обиду, плещущуюся в синих глазах, прикрыть было трудней. На волю они рвались. Душа сатисфакции просила, глобальных масштабов. Так бы и резала Алена Рэйсли много, много дней, на кусочки распиливала, медленно и радостно, урча от наслажденья и повизгивая от восторга. Змея особо ядовитая! Нелюдь! Псих!

Много бы она о нем сказала во всеуслышанье. Не постеснялась бы, поведала окружающим снобам особенности психофизического состояния их правителя. Да такими бы эпитетами разукрасила «голубя», век бы не отмылся!

Да вот незадача, рядом он сидел, похохатывал, переговариваясь с гостями, одной рукой моккали щипал, другой Алену обнимал, нервировал, напоминая, что, как всегда, во всеоружии и любую эскападу жены готов упредить, задавить в зачатке. Взгляд наглый, самодовольный, тон надменный.

"Цезарь центурион"! Скривилась девушка, кипя от негодования и пытаясь справиться с собой, начала усиленно поправлять угол епанчи, накинутой на плечи поверх водолазки. Ничего не получилось, душила ее злоба, руки не к кисточкам на подоле, к шее «милого» тянулись сами. Алена сцепила пальцы замком на колене и нервно покачивая туфелькой, закусила губу, чтоб не разреветься от жалости к себе и горечи разочарования.

— Что-то ты грустная сегодня. Скучно? — насмешливо спросил Лоан, заглянув ей в лицо.

— Ага, до смерти! — прошипела та в ответ, присовокупила лучезарную улыбку, нечто среднее между оскалом кугуара и мимическим тиком невратического характера, во взгляд вложила все свои чаянья о скоропостижной и мучительной кончине супруга и наградила Рэйсли этой гремучей смесью с чувством глубокого удовлетворения. Мужчина хохотнул, скривил ехидную гримасу и заметил:

— Визуализация мыслеформ не должна носить столь экспрессивный характер. Снизь эмоциональный фон вдвое, как минимум и тогда, возможно, у тебя кое-что и получится. Например, я уроню себе на ногу блюдо с эгрутто или сяду мимо кресла. Ты сможешь порадоваться моей неуклюжести…

— Ненавижу! — прошипела девушка, чувствуя себя абсолютно беспомощной и бессильной против этого бесчувственного истукана.

— Милая, меня всерьез заботит твое психическое здоровье. Ты постоянно повторяешься. Я слышал твое признание в «любви» раз пятьсот за последний год, стоит ли так утруждать себя? У меня прекрасная память и речь я воспринимаю адекватно. Столь частые повторы убеждают меня в обратном: это не ненависть — любовь. Трепетная и безграничная. Просто по скромности своей ты не можешь признаться прямо…или опять путаешь определения?

— Оставь меня в покое!!

— Здравая мысль и своевременная. А и оставлю, пожалуй. Надеюсь, ты не будешь без меня сильно тосковать? Не огорчайся, я буду неподалеку, зови, если соскучишься.

Алена проводила его испепеляющим взглядом и скрипнула зубами с досады. Любое из известных ей ругательств, включая самые низкие сравнения, были слабыми и неточными, не подходили данной особи. Не отображали его суть в полной мере.

Рэйсли Лоан с самым любезным видом, на который был способен, вклинился в стайку девушек, незамужних дочерей флэтонской знати, и принялся развлекать, одаривая их своим обаянием. Гад! У Алены даже лицо перекосило, веко задергалось.

— У тебя сейчас пена изо рта пойдет, — шепнула ей Массия, присаживаясь рядом. — Успокойся. Ты что сегодня на себя не похожа? Улыбнись — смотрят.

Алена оглядела любопытствующие персоны и, борясь с желанием запустить в них близстоящие блюда со всем содержимым, натянуто улыбнулась. Вышло так себе.

— Еще пару усилий, — уговаривала женщина, чуть кивнула, и, хлопнув ресницами, изобразила для примера: накинула на лицо маску милейшего создания — изящный поворот головы, взгляд робкой косули, ресницы вниз, уголки губ вверх. Вышло не в пример лучше, чем у Алены. Та повторила, и пара особо любопытных уткнулась в свои тарелки, а еще пара застыла на пару секунд с растерянными лицами и спешно ретировалась.

— Страш-шная сила — красота! — брякнула девушка.

Массия выгнула бровь и закосила в сторону: " Действительно — страшная!"

— Я тебя улыбнуться просила, а не скалиться, как голодный лауг, — вздохнула женщина.

— У вас, кроме лаугов, еще какая-нибудь живность водится? — прищурилась Алена и облизнулась, глянув на Рэйсли, воркующего с миловидной, юной субреткой. — О, да! Хомо дегенератус!

— Новый вид? — качнулась к ней Массия и, сунув в рот пару зерен патули, зыркнула на сегюр. — Ревнуешь?

— Я?! — подпрыгнула девушка от возмущения. Женщина поморщилась: "До чего, не воспитана, прямолинейна и до скандальности неучтива! Абсолютно недалекое и до противоестественности откровенное существо". И, натянув на лицо маску светской любезности, осадила взглядом пару заинтересованных взглядов, бросив девушке:

— Да, что с тобой сегодня?

— Так, — вздохнула та, устыдившись, и брякнула. — Домой хочу!

— На Землю? — выгнула бровь Массия. По ее мнению, нужно быть совершенно невменяемым, чтоб стремиться на отсталую планету, мечтать о жизни в окружении варваров. Какой нормальный по собственному желанию, поменяет тающий во рту агуи на кусок горького туги?[4] Впрочем, это вполне в духе канно. И возможно, им с Монтррой на руку. Вариант. Еще один. И не худший.

— Вы поссорились? — догадалась женщина. Алена без лишних слов отогнула материю с запястья и выказала внушительный кровоподтек:

— И так по всему телу!

Конечно, она немного преувеличила. Чуть-чуть. Но на подругу впечатление произвела. Вот что главное. Та застыла с открытым ртом, хлопнула ресницами и шумно вздохнула:

— Кошмар! Как…О-о-о! Это возмутительно! Отвратительно! Это…

— Норма! И что мне делать? Может, подать на него в суд? Пусть все узнают, каков их правитель.

Массия немного растерялась: заманчиво, но бесперспективно. Женщина — собственность мужчины, и если флэтонец наградил жену парой синяков, значит, у него не было другого выхода. Значит, она заслужила. Ее и слушать не станут. Это всем понятно. Нет, с судом она погорячилась. Но ситуация интересная. Как бы ее использовать?

— Не думаю. Иск не примут: семейные дела разбирают внутри семьи. И потом, к чему вмешивать в это третье лицо? Сама попытайся.

— Как? Линчевать самостоятельно? Да, с радостью, только сил не хватит. Он меня взглядом раньше убьет.

— Нет, это не выход, нужно что-то менее радикальное, но с долговременным успехом.

— Например?

— Не знаю, — протянула Массия, и женщины задумались: Алена о своей незавидной доле, а та о том, как наиболее выгодно использовать ситуацию в собственных целях.

— А если надавить на жалость? — осенило Ворковскую.

— Жалость? — нахмурилась женщина, не понимая. Словарный запас канно всегда ее настораживал, будил воспоминания о программе по клинике патологических состояний. — Что такое жалость?

— Беспокойство, сожаление о содеянном, желание загладить свою вину.

— У Рэйсли? Ты хочешь возбудить в Рэйсли чувство вины? — не поверила Массия и хохотнула: забавно.

— Почему, нет? — немного обиделась Алена.

"Действительно!" — пожала плечами женщина, изобразив озабоченное раздумье: "Килпатрики тоже иногда с рук едят. Когда смертельно ранены".

— Попытайся. Беспокойство Лоан на пользу, но… не думаю, что у тебя получится. Он окэсто. Им чужды эмоции, проявления заботы. У меня есть предложение получше. Как ты относишься к привороту?

— К чему? — озадачилась девушка: вот это предложеньеце!

— К привороту, — хитро прищурилась Массия. — Есть у меня флакончик с зельем. Подольешь, и все твои проблемы канут в небытие. Ручным твой окэсто станет.

— Как Монтррой?

Массия неприязненным взглядом мазнула по лицу «подруги»: да, что ты можешь знать? И тут же потупилась, кивнув:

— Да. Средство действенное и верное. Раз выпьет и на всю жизнль — твой в безраздельное пользование. Будет делать, что захочешь. Возражать и мысли не возникнет.

Алена задумалась — заманчиво. То-то она удивлялась, до чего Монтррой с подругой ласков и тих, словно телок молочный. Вот оно в чем дело.

— Ты же говорила — воспитывать надо.

— Понимаешь, подобные вещи не афишируют. Я тебе, как подруге. Только никому, прошу. Это намного серьезней, чем ты представляешь. Если кто-то узнает, все закончится. Неприятностей будет очень много. Не подводи, я ведь из …жалости…сочувствия.

"Тьфу! Ну, и слова! Знать бы еще, что они на земном обозначают. Язык сломаешь. Как она мне надоела. О, Анторис, помоги, затми ее разум… Впрочем, он и так у нее спит. И пусть не вмешивается. Давай, соглашайся!" — Массия чуть не притопнула от нетерпения. Если канно согласится, то лучшего выхода и не придумаешь. Был у нее флакончик с запрещенным лекарством, хранила с трепетом, на всякий случай. Даже Монтррой о нем не знал. Вытяжка из шугу.[5] Это опасней новейшего оружия. Запрещено под страхом казни. Под преждевременную смерть всех подводила, храня, но не расставалась. И не зря, может, ради такого случая и рисковала. И работы-то на час — слетать домой, тайник открыть и обратно, отсталой канно флакончик сунуть. Дальше не их забота. И виновных не найдешь.

— Да, не сомневайся, я плохого не посоветую и не предложу. Для себя берегла, но при случае еще возьму, а тебе нужнее. Подольешь ему в фэй, в еду подмешаешь и через пару часов сама изумишься, до чего изменится. Только и сама отпить не забудь, чтоб наверняка подействовало. А то кому ж он поклоняться будет?

— А-а….если заметит?

— Нет. Жидкость без вкуса и запаха.

— А как действует?

"Моментально!" — у Массии даже сердце быстрей забилось в предчувствии столь вожделенного и неизбежного финала.

— В состав зелья входит вытяжка 370 растений. При попадании в организм состав мгновенно воздействует на рецепторы и активизирует корковые ассоциации, вызывает импульсивное движение подкоркового механизма. Он воздействует на тонко энергетическом уровне, удаляя негативные мысли к раздражителю и возбуждая крепкую привязанность и потребность исполнять любые его прихоти. Для этого и надо, чтоб и ты выпила, чтоб энергетическая и тонкая структура Рэйсли опознала тебя, как единственный предмет внимания. В дальнейшем данная модель поведения закрепляется на уровне рефлексов, и ты становишься его хозяйкой.

Алена не поняла и половины, но прониклась:

— Неси, хочу быть хозяйкой!

Массия с готовностью сорвалась с места и вылетела из зала. Ее поспешность не прошла мимо цепкого взгляда Лоан незамеченной. "Интересно, что затеяла жена троуви?" В принципе, ясно, что ничего хорошего, но подробности знать хотелось. И по лицу жены понял — ждать не долго.

Через час в алькове танцзала мэно сунула Алене украдкой тонкую, маленькую пробирку с чуть зеленоватой жидкостью. "Миллилитров пять, не больше", — прикинула девушка и засомневалась: "А хватит ли?"

— И капли хватает, но чтоб наверняка, подели поровну себе и ему, — шепнула Массия, догадавшись о ее сомнениях, исчезла, растворившись в толпе гостей.

И вовремя. Через пару минут Рэйсли появился. Привалился плечом к стене рядом, сложил руки на груди и вперил взор в разноцветную толпу гостей.

Алена напряглась, ожидая очередную каверзу, и дождалась.

Помолчал тот и спросил:

— И что нужно Массии?

— А что может быть нужно подруге от подруги? Непринужденное общение, ничего более.

— И только? Наша знакомая приобрела новое качество? Бескорыстие. Однако,…как быстро меняются люди. Да ты чародейка, милая. Монию в ангела превратить, и в столь короткий срок.

— Перестань ерничать! — ну, что за человек? Что характер, что манеры — красный перец чили. Мексиканский кактус в прикиде Элвиса Пресли. День без пакости — время попусту. — И не смей так отзываться о моей подруге! Она не змея, а прекрасный, умный, добрый, чуткий человек.

— Да ты что?! Ах, сколько достоинств! Подумать только, как это я их не заметил… А вот интересно, милая, встает ли она на твою защиту в подобных случаях?

— Однозначно — да!

Рэйс спорить не стал, лишь кивнул с ехидной ухмылкой и заметил:

— К твоему сведению, Массия флэтонка. Она в принципе не знает и не понимает смысла слов: дружба, подруга и, как ты там выразилась, "непринужденное общение". Так вот, она не из тех, кто будет попусту время тратить.

— Ты уникальный человеконенавистник…и женоненавистник! Что она тебе сделала? Что ты все время к ней придираешься? Оскорбляешь, приписываешь чужие грехи…Чем она плоха? Она старается помочь. Если б у меня было столько житейского опыта… — Алена смолкла и вздохнула: в который раз, она пытается ему что-то доказать. И что толку?

— И что бы было? — выгнул бровь Рэй.

— Ты бы стал, как Монтррой — ласковым, отзывчивым и вменяемым!

— А-а-а, понятно, — хмыкнул мужчина и вопросительно прищурился на жену. — Извечная мечта женщины о вменяемом мужчине?…Ищете красавца с характером слизняка, а когда находите, пускаетесь на новые поиски, теперь уже уродливого садиста с кошмарным нравом…чтоб потом всплакнуть о первом, посетовать на судьбу и поискать виновных. Это, кстати, ваше любимое занятие — искать. Не важно что — человека, предмет, качество. А еще облекать истину в фальшивые одежды. А что еще может предложить столь витиеватая психика?

— А твоя прямая: две шпалы в бесконечность! Ты не меня, себя поучи, на других посмотри — милейшие люди. Тот же Монтррой, добрый, умный, любезный. Приятный во всех отношениях. Он к жене физическое давление не применяет.

— Это намек на парадно-выходной пеньюар? Милая, я лишь пресек попытку унизить меня. И тебя обезопасил от сплетен и грязных домыслов. Метод насильственный? Ну, извини, другой способ объяснить очевидное ты не принимаешь. Но это не твоя вина — моя? Я плохой…, могу поспорить, стоит мне исполнить пару твоих незамысловатых желаний и я …вновь стану хорошим. — Рэйс развернулся к девушке, навис, насмешливо разглядывая. — Но самое интересное, что при этом я не изменюсь. Абсолютно. Изменится твое отношение ко мне.

— Да ни за что! Ты же… псих! Маниакальный синдром.

— У тебя?

— У тебя! Пожизненный. А у меня из-за тебя непроходящий депресняк и огромный комплекс неполноценности…имени Рэйсли Лоан! Ты постоянно издеваешься надо мной! Просто маньяк какой-то, озабоченный! И дня прожить не можешь, чтоб меня с паркетом не сровнять! Тупая, слепая, глухая, инвалидка психическая! Сама чашку до рта донести не могу, без твоего чуткого руководства! И во всем тебя должна слушаться. "Старший по званию"! В кого ты меня превращаешь?! В моллюск? Я и так себя бактерией чувствую! Надоело! Хватит! Я стараюсь, как могу: терплю, молчу, пытаюсь быть тебе хорошей женой, а ты хамишь, обижаешь, унижаешь. Что бы я ни сделала — все не так, да еще с намеками — дескать, что от умственно отсталой в стадии дебильности можно ожидать? А я до встречи с тобой была абсолютно вменяема! И слышу, и вижу, и анализировать умею не хуже! И вообще, я, между прочим, в отличии от тебя — реалистка, а вот ты махровый пессимист!

— К чему ж столько слов, милая? И не кричи, я слышу. Значит, ты реалистка? Наблюдательная, трезвомыслящая? Хорошо, докажи. Что ты о ней думаешь? — мужчина кивнул в сторону пары, стоящей невдалеке

— О девушке? — уточнила Алена. Миловидное, юное создание, хрупкого телосложения в серебристо-голубой тунике вызывала лишь жалость. Знает она таких. Бессловесные куклы, которых используют, а затем, бросают без объяснений. — Робкое, забитое существо, мини— Эльхолия. Молода, неопытна.

— Да, смущенный румянец и наивный взгляд. И молода,…всего лишь за 90. Пустяк. Посмотришь: чудное виденье…только наблюдать советую издали, чтоб в живых остаться. Этот трепетный цветочек не далее, как вчера, восьмого мужа на погребальный костер возложил. И почти тотчас новый кандидат в мужья появился, тринадцатый, если мне память не изменяет, мужчина, что рядом стоит. Этот не старик, моложе вдвое. Он ее кузен, но не суть. Главное, занял должность фагосто. Эгрин, сын покойного Анзифэра. Лакомый кусочек для таких «неискушенных» субъеток, как Вэллота.

Алена растерянно хлопнула ресницами и вздохнула: черт знает что! Как она могла ошибиться? Кроткое создание несмело улыбалось стоящему напротив темноволосому красавцу, словно извинялось за то, что смеет на него смотреть, и рдело, как маков цвет. Нет, нет, ее взор устремлялся к глазам собеседника и был исполнен благоговения и безграничного обожания. А тот, что-то рассказывал с видом просветителя и защитника всего человечества, свысока разглядывая девушку. Алена бы ей лет 20 дала, никак не 90. Наивное, влюбленное создание..

— Я тебе не верю! — прошептала Алена, решительно ничего не понимая, и предположила. — Милая девушка, безответная скромница. И сразу видно — влюблена.

— Ага, — хохотнул Рэйс. — Какая «проницательность»! Бесспорно — «любовь». Она жгучая!

— Я серьезно!

— Власть, милая, вот и вся любовь. И внешность, как видишь, совершенно противоположна внутренней сути. Перестань судить по внешним атрибутам. Загляни в глаза собеседника, приметь не количество драгоценностей и не ухоженное личико, сдобренное кроткой улыбкой, а нюансы взгляда, каждый шорох души, отражающийся в нем. И ты поймешь, что внешний антураж обманчив, другое дело, что открывшаяся истина неприятно поразит тебя,…а этого не хочется, правда? Знаешь, в чем твоя беда?

— Ну, — нехотя протянула Алена, сникнув.

— В привычке четко распределять людей и события на два полюса: хорошо и плохо. Но с субъективной позиции, в зависимости от рожденных в твоей душе эмоций. Посмотрели на тебя с трепетом и обожаньем — хорошие, неприязненно — плохие. Тяжело так жить, Алена.

— С тобой тяжело! — буркнула девушка.

— Не во мне дело — в тебе. Нет добра и зла, пойми и перестань искать то, чего нет. Все это относительно и зависит, прежде всего, оттого, под каким углом ты смотришь на мир. И если тебе не нравится твоя жизнь, измени ее, начни с себя. Научись в плохом находить хорошее, ищи положительные моменты даже в самой отвратительной ситуации. Подумай, посмотри на мир внимательно….может, не все так плохо? Может, наоборот, очень даже хорошо?

— Что ж хорошего в том, что ты ведешь себя омерзительно? Давишь, унижаешь…

— А ты представь, что я не обращаю на тебя внимания абсолютно — делай, что хочешь.

Алена недоверчиво покосилась на мужчину и, прикинув, что из этого выйдет, поморщилась, неприятно, однако, как бы и более неприятно, чем повышенное внимание…

А может и прав он: женщины столь непредсказуемы, что, зачастую, и сами не знают, что хотят. Когда ревностно следит за каждым шагом — не нравится, покуражиться назло хочется. На самом деле, подтверждение лишний раз получить — что нужна, видит он ее, слышит, внимательно следит и чутко реагирует. Любит.

А внимание не обращает — вдвое хуже, тут не от радости, от безысходности из кожи вон лезешь, устраиваешь, бог знает что. Лишь бы взгляд кинул, грамм интереса проявил, увидел, оценил, проникся. Нет, ничего больнее и обиднее, чем равнодушие избранника… Правда, не всегда мужчина знает, что он избранник. Выберет женщина, а сказать забудет или постесняется, или побоится, или …Да, мало ли какие еще «или» можно придумать. Но это не оправдание: глаза-то у мужчин есть? И ум. Вон они как своей проницательностью и интеллектом кичатся! Значит, с полувзгляда понять должны, проникнуться…

Не зря Алена наряд готовила, надеялась, словно вызов бросала. Она и макияж придумала, креативный, чтоб мало не показалось, "боевая раскраска ирокеза" называется — такую не заметить, слепым надо быть. Вот только на кого ж она впечатление произвести хотела? На Рэйсли или на Иллана? Или на того, кто подвернется? В надежде на приемлемый вариант? А дальше чтобы делала? Изменила?

Бр-р-р! С чужим мужчиной?! Нет, с другим постельное рандеву ее не прельщало, да и Рэй, хоть и сволочь, но не до такой степени, чтоб его чело рогами украшать. Нет, что-то она не додумала, погорячилась, однако.

Алена виновато посмотрела на мужа и тяжело вздохнула: и как у него получается всегда и во всем правым быть? Даже зло берет!

Лоан улыбнулся, обнял жену и решил от излишних переживаний отвлечь. Поняла, прониклась, хорошо, нужно закрепить урок.

— Хочешь, я тебя со своим другом познакомлю? Господином Гэ-шу, — прошептал.

Неожиданное предложение и удивительное. Насколько ей было известно, Рэй друзей не имел, потому и чужих не жаловал, а тут..

— Хочу! — кивнула с готовностью: как не познакомиться с рискованным человеком, способным, как и она, переносить нрав Лоан? Мужественная, видать, личность, выдающаяся.


Ага. Очень выдающаяся. Издалече видать. Утес. Отвесная скала с плоским, чуть поросшим мхом плато. И редкий лесок.

"Плато, наверное — Гэ, а лесок- Шу"- решила Алена, когда они приземлились на поверхность.

— Ничего себе, дружок, впечатляет, — кивнула она, поглядывая вниз с края. Камни одни и высоко…впрочем, после пережитого полета — так себе. Если б Рэйс не устроил ей встряску, показалось бы — ого-го! А после фланирования над землей на высоте птичьего полета всего лишь с плоской коробкой за спиной и Гималаи кухонным столиком покажутся. Подзарядилась Алена адреналином — на пятилетку вперед. Впечатлений получила — век не забыть.

Привел ее муженек на крышу туглоса — круглую сферу, обнесенную витыми столбиками с широкими перилами, нацепил коробку размером с папку, ремни закрепил и себе то же сделал. Потом вскочил на перила и ее рядом поставил. Она и взвизгнуть не успела, как оказалась на высоте не меньше башни Останкино. Ветер, предрассветный туман…Жуть! А не выскажешь молохольному, что о нем думаешь: не то, что говорить, шевелиться страшно. Качнись и все, будет из Ворковской лаваш на метр семьдесят пять. Далеко вниз лететь, всех пращуров до 7 колена вспомнишь, грехи отмолишь, да еще и причаститься успеешь.

Острых ощущений она, конечно, жаждала, но не таких, бог свидетель. Знала б, что Рэйс настолько чокнутый, памперсами б запаслась, во весь рост.

Тот с довольной усмешкой схватил ее за руку и вниз увлек.

Минут пять вой ветра в ушах с Алениным надрывным: "У-у-у, А-а-а!!!" сливалось.

Глаза-то, не судьба была, открыть.

Землю ждала. Шлепок и …смятка.

Нет, технологии братьев — флэтонцев достигли небывалых размахов. В этом она убедилась в который раз, после того, как Рэйсли дернул ее за руку и умоляюще попросил:

— Алена, перестань выть, пожалей мои уши!

Открыла глаза. Следом рот сам открылся. Так и летела над землей, выпучив глаза с отвисшей челюстью, волосы, как крылья, руки, ноги в позе подкошенного энцефалитом трупика околевшей лошади. Встретилась бы какая птица убогонькая, вниз бы грянула, от переизбытка впечатлений ополоумев. Но не повезло, не узрела живность пернатая чучела парящего, зело мудры флэтонские птицекрылы по гнездам благоразумно рассиживали и в небо клювы не совали.

Хорошо, летели недолго, всерьез скончаться Алена не успела.

Поставил ее Рэй на плато и озадачил:

— Знакомься, мой друг и товарищ: Гэ-шу!

Соображала долго, мужчина на мхе развалиться успел, взгляд в небо вперил, Уэхо ждал.

Алене же не до рассвета было и красивый пейзаж не радовал: дорога домой беспокоила. И так покрутилась, и эдак, и там посмотрела, и тут, и выходило, возвращаться им придется тем же путем. Не сказать, чтоб это порадовало. Обеспокоило — факт. Экстрим ей теперь только в виде телеклипов нравился. Но муж, естественно, не спрашивал, рассвет встретил, достопримечательности рукой обвел, показывая, и домой потащил. А когда на крышу приземлились, выразил благодарность:

— Это были самые тихие и прекрасные часы в моей жизни. Ты необычайно мила в своем немногословии.

Она б ответила, да словарного запаса не хватило. И челюсть с языком подводили. Да и с головой непорядок был. Коллапс мозгового вещества и нервной системы в целом.

Потом она много ему сказала. Но мысленно. Вслух уже ничего говорить не хотелось.