"Планета иллюзий" - читать интересную книгу автора (Исихара Фудзио)

5

Сиода сидел задумчивый и мрачный как туча. Хино, поглядывая на приборы, время от времени что-то недовольно мычал. В хорошенькую они влипли историю! Если им так и не удастся ничего выяснить, лучше не показываться на глаза шефу. Хоть из Концерна уходи!

Они молчали до тех пор, пока катер не вышел из субпространства вблизи Кристалла.

— Подумать только, — сказал Хино ворчливо, — наши заправилы охают и ахают насчёт пропажи груза, а о транспортёрах ничуть не заботятся! Грузовики-то — старое барахло. Куда они годятся, если даже пикоккцы могут открыть люк? А фотокамера? Делает снимок, а когда, где — не известно. И главное, снимок-то без исправления! Давала бы камера исправление при любой скорости, так и не пришлось бы всем ломать голову над этой дурацкой историей. И мы бы с тобой спокойненько жили…

Сиода, казалось совсем не слушавший своего товарища, вдруг встрепенулся при слове “исправление”.

— Хино, ты, кажется, сказал — исправление?

— Сказал, ну и что?

— Гм… интересно.

— Тебя осенило?

Сиода сложил руки на груди и ушёл в себя. Он не ответил Хино. И разомкнул губы, только когда катер перешёл на орбитальный полёт вокруг Кристалла.

— Хино, ты можешь срочно установить связь с нашей главной конторой?

— Легче лёгкого. А зачем тебе?

— Мне нужна подборка работ по специальной теории относительности. Не забудь и работу самого Эйнштейна.

— Ладно, закажу библиотеку. Не заставлю тебя долго ждать. Ты что — по классикам соскучился?

Хино, не совсем понимая, зачем все это понадобилось Сиоде, всё же послал требование на субэфирных волнах. Только изыскатели Концерна имели право, находясь в любой точке космоса, срочно затребовать необходимые им материалы.

Ждать почти не пришлось. Приёмник выбросил довольно увесистую пачку — подборку статей по теории относительности.

Сиода, не обращая ни малейшего внимания на Хино, бубнившего: “И зачем тебе сейчас вся эта премудрость?…”, загреб пачку пятернёй, заложил её в информатор, вытащил записную книжку и принялся лихорадочно писать. Его щеки постепенно розовели, в глазах появился радостный блеск. Хино, заметивший это, хотел что-то сказать, но тут Сиода отложил в сторону информатор и широко улыбнулся.

— Хино, я всё понял!

— Что понял? Изучил классиков, и сразу до тебя дошло, кто истинный преступник, кто спёр груз, так, что ли?

— Нет, виновника я пока не нашёл. Но понял, что мы заблуждались относительно фотографии.

— Как так заблуждались?

— А вот так… — Сиода посмотрел на возбуждённого Хино и начал неторопливо объяснять: — На своих экранах мы всегда видим исправленные изображения. Допустим, мы видим два тела, движущихся на таких скоростях, когда в силу вступают законы теории относительности. Мы видим их такими, какими они являются в состоянии покоя, благодаря аппаратуре, дающей исправленное изображение. Полного сходства, конечно, не достигается, но изображение все равно исправленное. А не будь исправления, какими бы мы увидели эти тела? Разумеется, если бы обладали глазами, способными видеть в таких условиях…

— Какими? Видоизменёнными. По формуле преобразования Лоренца. Все очень просто.

— Правильно. Я тоже так считал. И в этом была наша ошибка. Мне это пришло в голову, когда ты сказал “исправление”, помнишь? А перечитав работы классиков, я убедился, что прав. Наше зрение, так же как и наши фотокамеры, в обычном своём состоянии никогда не может уловить и зафиксировать лоренцево сокращение.

— Как же так? Надеюсь, в самой теории относительности нет ошибки?

— Разумеется, нет. Формула Лоренца выражает основное свойство нашего мира. Она абсолютно верна для двух систем координат, движущихся с постоянными скоростями параллельно друг другу. Однако действительное движение, которое мы можем зафиксировать фотокамерой или увидеть глазами, абсолютно неравноценно математическому преобразованию координат…

— Кажется, я начинаю что-то понимать…

— Если выражаться точно, мир, где действует формула Лоренца, мы воспринимаем через оптическую систему. И если мы не свяжем уравнения геометрической оптики с формулой Лоренца, то и не сможем получить правильного ответа на вопрос, каким нам будет видеться предмет.

— А ты ведь прав! — Хино хлопнул в ладоши. — Кажется, я даже изучал эту науку. Давным-давно, правда.

— И я позабыл! А это ведь азы физики…

— Но сейчас ты все освежил в памяти. А ну-ка, объясни мне вкратце суть дела!

— Оптику с преобразованием Лоренца впервые связал Р.Пэнроуз. Примерно в 1959 году он доказал, что сферическое тело, движущееся с большой скоростью, мы видим не как сплющенный диск, а таким, какое оно есть на самом деле, то есть в виде шара. В том же году Джеймс Галер ещё глубже изучил эту проблему. Затем было доказано, что кубическое тело при тех же условиях представляется нам не сокращённым, а вращающимся. Далее, Юлиус Ранингер изучил преобразование стержня, Рой Вейнстайн сделал доклад о кажущейся длине одномерного стержня. В 1961 году М.Л.Бос доказал, что сферическое тело при любой скорости с любой точки наблюдения никогда не видится сплющенным и что стержень видится согнутым. Кроме того, ряд других учёных опубликовал работы на эту тему — X.А.Атуотер, К.X.Шервин, Дж.Д.Скотт, М.Р.Байнер. Таким образом, вопрос был исчерпан.

Итак, в настоящее время установлено: при визуальном наблюдении или фотографировании движущихся относительно друг друга с околосветовой скоростью сред в результате сочетания преобразования Лоренца, специальной теории относительности и оптики происходит следующее. Стержень в зависимости от условий места и времени кажется удлинённым, укороченным или согнутым, куб — вращающимся, а сферическое тело — вращающимся сферическим телом. Иными словами, оно при любых обстоятельствах сохраняет контуры шара. Для людей того времени это было поразительным открытием.

— Да и для нас тоже, — сказал Хино. — Ведь мы заблуждались самым идиотским образом!

— К сожалению, ты прав. Мы привыкли смотреть на исправленные изображения и фотографии и преобразование Лоренца считали само собой разумеющимся. Вот нам и казалось, что соотношение можно наблюдать визуально.

— Да, мы с тобой круглые идиоты, дальше некуда… Послушай, Сиода, ведь все эти работы, о которых ты говорил, были опубликованы гораздо позже теории относительности Эйнштейна… Неужели раньше никто этого не заметил? Например, сам Эйнштейн?

— Меня это тоже заинтересовало. В первую очередь Лоренц, который ещё до Эйнштейна вывел свою знаменитую формулу преобразования. В книге “Лекции по теоретической физике” он говорит, что “сокращение можно сфотографировать”. То есть целиком и полностью ошибается. Затем Эйнштейн в своей исторической статье, скромно названной “К электродинамике движущихся сред”, то есть в первой публикации по теории относительности, пишет, что твёрдое тело, которое в состоянии покоя выглядит как шар, при движении — если производить наблюдение из “неподвижной точки” — принимает форму эллипса, превращается в плоскую фигуру. Вот так-то. Судя по этому отрывку, Эйнштейн и сам не догадывался о связи проблемы с оптикой.

— Н-да… Значит, сам Эйнштейн ошибался.

— Это как сказать. Винить Лоренца или Эйнштейна неправильно. Ведь они изучали свойства пространства-времени, а не технику фотографирования тел, летящих на больших скоростях. Меня удивляет другое. Прошло целых пятьдесят лет, пока другие учёные сделали это открытие. Просто не замечали… Как и мы, впрочем.

— Правильно. Мне никогда и в голову не приходило…

— В формулу Лоренца вообще долго не верили, а когда поверили, решили, что это явление можно наблюдать визуально. Однажды известный физик двадцатого века написал интересную научно-популярную книгу “Страна чудес Томкинс”. В этой книге он рассказывал о чудесной стране, где скорость света составляла всего двадцать километров в час. Там есть иллюстрации, на которых изображены улицы, автомобили и велосипеды, сплющенные, как блин. Разумеется, это было ошибкой, но ошибки никто не замечал, и книга долгое время пользовалась популярностью. Однажды автору всё же указали, что он не прав. Тогда он опубликовал в одном физическом журнале статью, в которой оправдывался, говоря, что, если фотографировать со вспышкой или с радарными приборами, фотография соответствует формуле преобразования Лоренца. Это, конечно, верно, но вообще-то практически нельзя наблюдать лоренцево сокращение ни визуально, ни на фотографии…

— Да, страшная штука предвзятое мнение…

Хино замолчал. Ему было обидно, что они чуть было не зашли в тупик из-за неправильно истолкованной фотографии. Но в то же время он испытывал облегчение.

Дело о пропаже груза транспортного корабля перестало быть загадкой.

Фотография ничего не доказывала, поскольку, как они теперь установили, она могла быть сделана во время полёта и скорость не играла никакой роли: в любом случае планета получилась бы на снимке круглой. Изображение кормовой части корабля, которую им показал кристаллиец, тоже ни о чём не говорило — кристаллиец мог наблюдать грузовик не только в момент посадки или старта, но и во время сверхскоростного полёта.

В конечном счёте вопрос должна была решить биология. Изыскатели Концерна снова отправились на Пикокк. Пришлось немного подождать, но ждали они не напрасно: пикоккцы, эти милые, правдивые существа, по истечении месяца очень их обрадовали, выделив из своих организмов прямые улики.

Теперь Хино и Сиода уже больше не трепетали перед своим шефом. Со спокойной совестью они вернулись на Землю. Однако на этом их приключения не кончились.

Через несколько месяцев они вынуждены были отправиться в путешествие, вызвавшее у них немалую досаду.

Выполняя условия пари, Хино и Сиоде пришлось катать на катере двух молодожёнов-биолога Мари Кюри и геолога Пира Дироша. Парочка решила совместить приятное с полезным — использовать космическую прогулку для некоторых исследований по своим специальностям.

Катер вывели из ангара без ведома шефа. Хмурый, всё время дувшийся Хино занял кресло первого пилота.

— А все из-за тебя, — ворчал он, косясь на Сиоду. — Я тогда совсем было поверил Мари, а ты начал разводить всякую ерундистику. Теперь приходится расхлёбывать.

— Каюсь, виноват, — выдавил Сиода. — Я ведь не нарочно. Хотел теоретически обосновать вопрос и допустил ошибку…

— Ладно, чего уж теперь…

Хино не мог долго сердиться на Сиоду, тем более что не сам он всё-таки разобрался в той загадке. Некоторое время он с тоской смотрел на приборы, потом заговорил серьёзным тоном:

— Знаешь, о чём я подумал?… Лоренцева формула для нас, людей, — явление таинственное. Её ведь открыли благодаря специальным опытам, подкреплённым оригинальной теорией гениальных учёных. Интересно бы узнать мнение кристаллийцев на этот счёт. Ведь они в своём обычном состоянии двигаются по законам теории относительности и наблюдают субсветовые тела…

— Для них, я думаю, здесь тоже немало таинственного… — Сиода по привычке склонил голову набок. — Они со дня рождения могут наблюдать формы, которые получаются в результате сочетания формулы Лоренца и законов оптики, иными словами, видят все в иллюзорном свете. Наверно, они считают естественным, что форма движущегося тела отличается от формы тела в состоянии покоя… Не знаю, известно ли им преобразование Лоренца. В их условиях открыть это явление и вывести соответствующее уравнение гораздо труднее, чем в наших.

— Очень возможно, — Хино кивнул. — Такое и с нами часто бывает: мелочи замечаешь сразу, а главное упускаешь…

Некоторое время он добросовестно копался в приборах, потом откинулся на спинку кресла, очевидно почувствовав отвращение к автоматике, и снова заговорил:

— До чего же противно! Делать абсолютно нечего, сиди и волей-неволей слушай сюсюканье молодожёнов. Будем надеяться, что это в первый и последний раз.

Молодые сердца Хино и Сиоды начинали учащённо биться, когда они представляли себе парочку, устроившуюся в салоне катера, отделённом от рубки тонкой перегородкой. Но это было ещё ничего. А вот когда они вспомнили слова невесты, сказанные жениху перед стартом, их охватило настоящее бешенство. Вот что сказала Мари, нарочито громко, чтобы все слышали:

— Знаешь, дорогой, я просто боготворю старика Эйнштейна и его теорию относительности!