"Застывший взгляд" - читать интересную книгу автора (Пацлаф Райнер)

4. Дети и телевидение

Ребенок как неполная и миниатюрная копия взрослого — этот образ, увы, по-прежнему господствует в умах, словно не было работ, скажем, Пиаже и других ученых, занимавшихся возрастной психологией. Даже специалисты, делающие вид, будто разбираются в теме «дети и масс-медиа», нередко, не задумываясь, исходят из предпосылки, что у детей в принципе имеются те же способности и формы мышления, что и у взрослых, но только у первых они еще не развиты до полного проявления, как у вторых. Так, к примеру, фракция ХДС на заседании ландтага в Дюссельдорфе 14 января 1999 г. в своем заявлении потребовала от земельного правительства, чтобы детей уже в яслях учили «осмысленно, самосознательно, с сознанием ответственности и компетентно относиться к масс-медиа», — это требование было заимствовано из доклада экспертной группы университета Кобленц-Ландау. Неужто малыши могут справляться с тем, что по плечу даже не всякому взрослому?

Откуда идут такие требования, станет ясно, если учесть, что эксперты работали по заказу земельной организации радиовещания Северного Рейна-Вестфалии. Речь явно шла о расширении рынка и подключении новых групп потребителей. Разве в ином случае можно было столь невежественно игнорировать простейшие законы психического развития ребенка?

Самосознательное, ответственное поведение — не начальное, а конечное звено процесса развития, продолжающегося в ходе всего школьного обучения и подходящего к своей кульминации лишь с достижением совершеннолетия. А на начальных стадиях этого процесса перед человеком стоит совсем другая задача, которую ребенок, сам того не зная, должен выполнять и выполняет всеми силами, а именно формирование телесных органов, с чьей помощью он может вступить в мир, воспринимая, переживая и действуя как человек. Ведь для «рожденного недоноском», как назвал человека Адольф Портман, характерно, что тело новорожденного еще не развито до конца и для его окончательного формирования необходимы импульсы, раздражения, идущие к ребенку из внешней среды.

Малыш улавливает эти импульсы всем своим существом — о такой цельности восприятия взрослый не имеет никакого представления. Все, что ребенок воспринимает в первые годы жизни, и все, что он делает, налагает свою печать на его организм вплоть до структуры отдельных органов, потому что он полностью отождествляет себя с тем, что несет ему мир. Все его существо как бы влито в окружающее и представляет собой активную вовлеченность в мир. Можно сказать и так: малыш целиком и полностью являет собой орган восприятия. Его тело формируется под влиянием чувственных впечатлений и деятельности, стимулируемой извне.

Лишь примерно к десятому году жизни в нем освобождаются силы, доселе занятые щепетильным, решающим для всей жизни делом — оформлением органов и мозга, и в определенной мере обращаются вовнутрь. Начинается четкое размежевание мира и человека, возникает внутрипсихическая сфера, обретающая полную самостоятельность в пубертатном возрасте. Лишь тогда подрастающий человек оказывается в той ситуации дуализма внешнего и внутреннего, «я» и мира, которая взрослому представляется настолько естественной, что он уверен, будто всегда в ней и был. Теперь он в известном смысле оправданно рассматривает чувственные раздражения просто как информацию, к которой можно относиться как угодно и с которой можно обращаться сознательно. Но как раз этого-то и нет в раннем детском возрасте: тут чувственные раздражения обладают телесно-оформляющей силой, сознательно сопротивляться которой попросту бесполезно. Вот почему не может быть и речи о компетентном отношении ребенка к чувственным впечатлениям, а уж об ответственности и подавно. Ответственность за детей полностью ложится на плечи взрослого.

В общем и целом фаза оформляющего воздействия чувственных впечатлений на ребенка длится гораздо дольше, нежели полагает большинство. Постепенно сходя на нет, она продолжается до десятого года жизни, а частично — даже до восемнадцатого. Но зато в этот период оформляются и решающие для всей последующей жизни способности — закладываются основы того, что после реально окажется в распоряжении взрослого. Упущенное в эти годы невозможно впоследствии наверстать с той же интенсивностью и глубиной. Поэтому исследователи говорят об «окнах», некоторое время открытых для влияний извне, а потом неуклонно закрывающихся. Вот некоторые из них.

• Первая, решающая стадия развития мозга завершается в трехлетнем возрасте. Если на этом этапе ребенок имел ограниченный доступ ко всему диапазону возможных видов деятельности и опыта, то многие нейрональные связи не образуются, и объем мозга остается на 25–30 % меньшим86.

• Ребенок учится стоять прямо, ходить и координировать движения рук в первые четыре года жизни. В промежутке от четырех- до десятилетнего возраста он еще может путем упражнений развить тонкую моторику рук и конечностей вообще; затем эта способность быстро исчезает.

• Опять-таки в первые четыре года жизни при естественных условиях у него развиваются острота зрения и объемно-пространственное зрение.

• А вот тонкая моторика, управляющая глазной мускулатурой и необходимая для целенаправленного сканирования поля зрения, к четырехлетнему возрасту еще далеко не готова. Для полного развития ей, так же как и тонкой моторике рук и конечностей вообще, требуется еще несколько лет. Примерно до девятого года жизни ее эффективность заметно отстает от уровня, свойственного подросткам и взрослым87. Согласно же новейшим исследованиям, важные составляющие управления зрением становятся полностью доступны лишь в восемнадцатилетнем возрасте!88

Итак, за первой, закладывающей основы фазой, длящейся до четвертого года жизни, следует длительная фаза вызревания и оформления, длящаяся как минимум до десятого года жизни. От того, насколько успешной будет эта вторая фаза, зависит степень овладения полным диапазоном способностей.

В первой фазе своего развития ребенок учится не головой, а всем телом. Он не противопоставляет себя дуалистически миру с помощью мыслящего, регистрирующего и перерабатывающего информацию разума, а вступает в связь с вещами телесно. Он «ухватывает» и «постигает» лишь то, что прежде схватил и настиг руками; он «сопоставляет», лишь научившись стоять и ходить. В этом возрасте весь опыт еще чувственно-конкретен, «осязаем».

Вот почему мы должны осознать всю опасность столкновения малыша лицом к лицу с мнимой реальностью телеэкрана, в пределах которой такой осязаемый опыт, необходимый для его развития, вовсе ему недоступен. Жилище родителей — это конкретное трехмерное пространство, доступное телесному опыту ребенка, который может обегать и облазать все комнаты, всё ощупать и обнюхать, рассматривать и обследовать все уголки. А в пространство телеэкрана малыш войти не может, и из его опыта оно полностью выпадает. Показывают, скажем, пальмы на берегу моря или ночной город с высоты птичьего полета, а в следующее мгновение толпу в магазине или рыбок в аквариуме — и на это время комната расширяется вокруг экрана. Взрослому легче легкого воспринимать два эти пространства по отдельности. Но для малыша-то есть только один мир — мир телесного опыта, и этот опыт отключается на то время, пока включен телевизор.

Баззл правильно показал, чту означает для развития мозга такое непосильное требование к ребенку — разорвать на части мир его опыта89. Реальность экрана и реальность комнаты не образуют нерасторжимого единства, куда ребенок мог бы включиться телесно-реально, и потому наступает прямо-таки патологическое расщепление процесса восприятия на сферу, где возможна полная активность и мир можно схватить руками, и сферу, где такое хватание невозможно, а следовательно, ее восприятие не участвует в формировании структур мозга.[15] В определенной мере бессмысленная информация бомбардирует глаза, и чем дольше это происходит, тем больший вред наносится развитию ребенка. Об «обучении» при таких обстоятельствах не может быть и речи.

Но и это отнюдь не все: добавим сюда неподвижность, к которой экран принуждает ребенка. Уже одного этого достаточно, чтобы забить тревогу, — ведь все важные в данном случае функции тела и мозга могут развиться только через движение. Движение — жизненная стихия ребенка. Тот, кто отключает движение, лишает ребенка важнейшего вида его активности. Такое лишение, «обкрадывание» психологи называют депривацией, а в этом возрасте оно вызывает столь тяжкие последствия, что следует характеризовать его как насилие.

Из всего этого можно сделать только один вывод: не может быть и речи о том, чтобы сажать перед телевизором ребенка до четырех лет. Программы могут быть сколь угодно «рассчитанными на детей», и притом с самыми добрыми намерениями, — им все равно не возместить вреда, который наносится ребенку тяжкой депривацией, какую представляет собой процесс зрительного восприятия.

А как обстоит дело со второй фазой развития ребенка — от четырех до десяти лет? Можно ли теперь без опасений подпускать детей к телевизору?

Чтобы получить отправные точки для решения вопроса, читателю будет полезно узнать кое-что о современном состоянии исследований мозга. Нейрофизиолог Буркхарт Фишер пишет об этом так: «Ни одно живое существо не приходит в мир столь неподготовленным, как человек. Хотя некоторые важные функции, предназначенные для выживания, у него уже развиты, но именно нервная система, которая позднее будет так резко отличать взрослого человека от животного, у новорожденного еще находится в зачаточном состоянии. И пусть генеральный план дальнейшего развития нервной системы генетически уже заложен, человеку все равно почти всему приходится учиться. Поэтому как раз в первые восемнадцать лет жизни (а иногда и до более позднего возраста) правильное и частое обращение к постепенно проявляющимся способностям и их использование столь важны для развития мозга и его невероятных способностей. Это относится и к управлению органами зрения» 90.

Какие процессы важны во время развития мозга, Ханс Юрген Шойрле, физиолог, изучающий органы чувственного восприятия, разъясняет так: «Мозг новорожденного, конечно, уже во многом сформирован, но функционально еще не развит. Почти достигнуто окончательное число нервных клеток. Зато нервные окончания и их физиологические функциональные связи, так называемые синапсы, находятся пока в младенчестве, а развиваются они в течение всей жизни. Рост массы мозга после рождения основан почти исключительно на разрастании этих нервных связей, в значительной мере определяющих окончательный вес мозга.

Сам рост нервов не состоит в простом разрастании, а следует за процессами развития и научения, разворачивающимися в телесной периферии и в окружающем организм мире. Сюда в особенности относятся области зрения и слуха. Все более интенсивные и регулярные процессы научения ведут к росту и организации нервной системы, к формированию новых связей между клетками, воспринимающими чувственные раздражения, и соответствующими областями мозга. Благодаря процессам нейрональной организации функциональные связи между имеющимися нервными сетями активируются легче (так называемая „трассировка“). Одновременно возникают сильно дифференцированные разветвления, причем многие нервы либо объединяются в совместные нервные пути (конвергенция), либо, наоборот, отдельный нервный пучок разветвляется на множество нервных путей (дивергенция) и тем самым может выполнять более дифференцированные функции».

Стало быть, человеческая деятельность непосредственно выражается в образовании новых нервных разветвлений, укореняясь тем самым в структурах мозга в качестве способностей. Такая изумительная «пластичность» мозга, конечно, никогда не утрачивается полностью, но есть фазы структурообразования, которые трудно наверстать, если они были пропущены: «В раннем возрасте мозг от природы более пластичен, чем позднее, хотя его пластичность сохраняется в течение всей жизни и нервные связи в принципе еще могут изменяться в любом возрасте. И все же переучивать и переформировывать мозг труднее, чем обучать с самого начала (…). Пока нейрональные трассы не сложились, их гораздо легче сформировать, чем когда они „отвердели“, постоянно отвечая на определенные импульсы».

Шойрле приходит к логичному выводу: «При нормальном ходе развития чувственного восприятия отдельные способности надстраиваются друг над другом. Соответственно часто бывает невозможно наверстать пропущенные фазы формирования определенных жизненно важных функций чувственного восприятия» 91.

Для нас отсюда следует вывод: даже вторая фаза, длящаяся до десятилетнего возраста, по-прежнему слишком чувствительна, чтобы позволять детям бесконтрольно пользоваться телевизором. В этом возрасте они еще полностью зависят от ничем не заменимого многообразия чувственных раздражений, исходящих от естественной среды, и нуждаются в огромном количестве поводов для применения всего богатства своей фантазии в свободной, спонтанной игре, чтобы как можно полнее раскрыть свои душевные и умственные способности. И не в последнюю очередь им нужны все мыслимые возможности для формирования тонкой моторики, осязания, чувства равновесия, двигательного чувства, координации движений конечностей, которые только и могут довести их телесное развитие до здоровой зрелости.

Нынешние условия жизни — тесные жилища, плотные потоки транспорта в городах, долгое сидение в машине — настолько ограничивают игровое пространство для большинства детей, что и без телевидения возникает серьезный дефицит движения. А уж если к этому еще приложат руку взрослые, неумолимо прерывая всякую живую игру малыша и на неограниченное время усаживая его перед телевизором, только чтобы избавиться от тягостных и шумных перипетий детского роста, то развитие ребенка принимает роковой оборот. В угоду собственному комфорту взрослые лишают детей радости движения, а такая блокада движения со временем оборачивается серьезной блокадой развития, о печальных последствиях которой можно прочитать в научных отчетах. Известные американские исследователи Дороти и Джером Сингер десятилетиями изучали воздействие телевидения на детей, и каждый раз, за редкими исключениями, были вынуждены констатировать, что телевидение негативно сказывается на способности к игре, на школьной успеваемости, чтении и развитии речи. Они пишут: «Фактически наши исследования четко показали, что дети, часто пользующиеся телевизором, подвержены серьезному риску остаться без глубоких знаний о мире; они хуже умеют читать, хуже отличают реальное от вымысла; у них хуже развито воображение; они с большим страхом воспринимают мир; им свойственна повышенная тревожность сознания в сочетании с большей агрессивностью. Все это приводит к тому, что, когда ребенок идет в школу, он меньше приспособлен к жизни» 92.

Негоже «парковать» детей перед телевизором, бросая их там на произвол судьбы. Кто хочет действовать с полной ответственностью, должен четко определить, надо ли его ребенку вообще смотреть телевизор, и если да, то в каких пределах. Решение не допускать ребенка к телевизору, пока он не пойдет в школу, требует мужества, но будет полностью обоснованным с точки зрения современных исследований по физиологии и психологии детского возраста. Разумеется, при этом надо учитывать вещи, которые будут обсуждаться ниже.

А тот, кто решит позволить своему ребенку смотреть телевизор в определенных границах, окажется перед вопросом выбора программ. Но он не сможет выбрать со знанием дела, если сначала не поймет, насколько детское восприятие и его возможности отличаются от восприятия взрослых. Иначе он будет считать ребенка своим собственным несовершенным миниатюрным изданием, игнорируя особые условия, в которых растут дети. Вот некоторые соображения по поводу проблем, с которыми сталкиваются дети, когда смотрят телевизор.

Казалось бы, что может быть понятнее — и все же приходится говорить об этом снова и снова: хотя на второй возрастной стадии воздействие телеэкрана уже не так серьезно, как в первые три-четыре года жизни, чувства ребенка и тут сильно подвержены всем воздействиям извне, хорошим и плохим. Дети еще не умеют критически перепроверять идущую к ним информацию, не умеют и не хотят дистанцироваться от того, что предлагает им мир, — напротив, им важна живая связь с ним. Абстракции, столь естественные для взрослых, детей не волнуют; они принимают все таким, каким оно приходит.

В естественных условиях такое радостное устремление к чувственному миру — сильная сторона детей, но перед телевизором оно становится их ахиллесовой пятой. Ведь тут им предъявляются такие требования, которые этим «визуально неграмотным», как называет детей Ута Бенц, пока вообще не по плечу: «Наивность зрительного восприятия, неспособность выразить словами визуальные впечатления, отсутствие собственных слов для описания образа и неспособность заглянуть в его подоплеку, чтобы уловить связь чужого замысла и предполагаемого отклика на него», — все это загоняет их в ситуацию бессилия и зависимости, которая для их развития может быть только вредоносной93.

Поэтому взрослый обязан понимать: даже на второй фазе своего развития дети еще долго считают все увиденное действительным, настоящим, не умея отличать фикцию от реальности94. Скажем, до пяти — семилетнего возраста реклама для них столь же «реальна», как и программа, в которую она вставлена; способность понимать выраженный рекламой замысел появляется у них лишь в восемь — двенадцать лет95. Впрочем, им еще долго остаются недоступны общий сюжет и ход действия в фильмах — они вообще не понимают взаимосвязей различных сцен и просто ухватывают один образ за другим96.

«Предлагаемая телевидением информация, — замечают Хельга Тойнерт и Бернд Шорб, — не способствует расширению их кругозора. Наоборот, она, как правило, контрпродуктивна, потому что чересчур сложна, чересчур разительна или чересчур банальна. Новости большинству детей непонятны или же пугают их» 97. Показ реального насилия и его жертв во всех подробностях тоже угнетает детей, возбуждая у них страх и отвращение. «Эти картины пылают в их сознании и преследуют их даже во сне» 98.

Значит, взрослые вообще не должны включать детям программы, которые, как они подозревают, превышают возможности детского восприятия, — надо выбирать более подходящие для детей программы. Но в любом случае им следует понимать, что их долг — быть рядом с малышами во время просмотра, даже если речь идет об исключительно «детских» передачах, казалось бы полностью доступных детям. Ребенку почти постоянно хочется задавать вопросы или делать замечания, которыми ему надо поделиться со взрослым, а для этого нужно сделать так, чтобы образы не подавляли его, а, наоборот, чтобы он мог овладеть ими и осмысленно переработать все увиденное. Кроме того, действуя таким образом, взрослый может поощрять в детях осознанность просмотра (и процесса зрительного восприятия вообще) — а это-то и есть главное условие, чтобы из ребенка не вырос тупоумный «глотатель» всего, что покажут.

В своем масштабном исследовании (см. примеч. 97) Тойнерт и Шорб показали, сколь важно, чтобы взрослые присутствовали на просмотре и вообще внимательно относились к способности ребенка понимать передачи, особенно информационные. Они пишут: «Как разные дети воспринимают, оценивают и перерабатывают телевизионную информацию, в решающей степени зависит от семейной интеллектуальной атмосферы и внимания, уделяемого обсуждению информации. (…) В краткой форме это можно выразить так: способ, каким родители видят мир, судят о нем и относятся к нему, отражается на детском отношении к миру, образе человека и способности перерабатывать информацию. Предлагаемую телевидением информацию, которую смотрят и оценивают родители, смотрят и дети. Какое значение придают ее просмотру родители в своем отношении к миру и жизни, такое же значение она будет иметь и для детей» 99.

Тяжкие последствия повлек бы за собой вывод, что если ребенок опирается на отношение взрослого к вещам, то сможет научиться разбираться в масс-медиа, только справляясь со своим восприятием самостоятельно. Верно обратное: поначалу ребенок, как и всякий, кто учится, нуждается в ориентации на взрослых, и чем больше образцов объективной осведомленности, широты взглядов и множественности точек зрения родители могут предложить ему, тем лучше для ребенка. Ведь «видеть», когда «смотришь», — целое искусство, и для начала нужно им овладеть.

С другой стороны, присутствие взрослого не должно означать для детей разрешения сидеть у телевизора сколько угодно — до полуночи или даже дольше. Авторитет взрослого проявляется и в том, что, основываясь на понимании закономерностей детского развития, он ограничивает просмотр четкими пределами и не уступает никаким протестам.

Впрочем, взрослый должен быть достаточно самокритичным, чтобы понять: его желанию общаться с ребенком во время просмотра тоже положены пределы. Ведь, как правило, он не знает содержания идущей передачи и порой сам так увлекается стремительным потоком образов, что ему просто некогда объяснять ребенку те или иные связи, — ведь иначе он не поспеет за ходом передачи и потеряет нить действия. И даже если он приступает к делу с наилучшими намерениями, вскоре оказывается, что объяснять происходящее на экране ему слишком трудно, и ребенок все равно остается в одиночестве, хотя взрослый и сидит рядом. Тут может помочь разве что основательный разбор увиденного — и после выключения телевизора он будет гораздо более осмысленным.

Давать ли детям смотреть телевизор — дело свободного выбора и ответственности родителей. Нижеследующее адресовано прежде всего родителям или воспитателям, которые решили давать ребенку смотреть телевизор. Они берут на себя большую ответственность. Ведь телевизор, как показано в предыдущих главах, — аппарат небезобидный: он способен глубоко повлиять на развитие ребенка, а при бесконтрольном пользовании — принести ему большой вред. Самая серьезная опасность заключается в том, что в своих решениях взрослый всегда обращает внимание лишь на содержание программ, а не на много более важные подпороговые воздействия, начинающиеся, как только взгляд ребенка падает на телеэкран. Поэтому целесообразно еще раз назвать здесь факторы, действующие при телепросмотре:

1) содержание и жанр передачи (скажем, информационная программа, художественный фильм, мультфильм и т. д.);

2) зависимость от камеры зрительского взгляда, воспринимающего все спецэффекты (наплыв, монтаж, смена кадра, смена перспективы и т. д.);

3) различные физиологические воздействия экрана, независимые от особенностей программы и связанные с физической неподвижностью зрителя.

Фактор 1 осознается всеми телезрителями и, как правило, привлекает их внимание, а часто кажется даже единственным определяющим фактором («обсуждение программ»).

Фактор 2, как правило, ускользает от сознательного восприятия или, во всяком случае, ощущается очень смутно, если, к примеру, сцены сменяются слишком часто или внезапно. Зритель вообще не замечает глубокого воздействия этих средств на свою эмоциональную сферу, свои симпатии и антипатии, настроения и оценки.

Наиболее глубоким воздействием обладает фактор 3 — он сказывается на обмене веществ и нервных процессах человеческого организма, протекающих ниже порога осознаваемости, т. е. на бессознательном уровне. Здесь закладывается то, что проявляется много позже, когда физиологические воздействия уже приводят к устойчивым изменениям.

Этот третий фактор, до сих пор меньше всего беспокоивший взрослых, для ребенка имеет решающее значение. Ведь «окна» его телесно-физиологического развития распахнуты еще так широко, что телеэкран воздействует на него до самых глубин и это воздействие оказывается необратимым. Стало быть, решая вопрос, что можно позволить смотреть ребенку в конкретном случае, этому фактору следует уделять особое внимание.

Иными словами, даже если по какому-то каналу идут исключительно безобидные детские передачи, свободные от насилия и рекламы, это еще далеко не оправдывает разрешения смотреть телевизор сколько угодно. Ведь чем больше время просмотра, тем сильнее воздействие 2-го и 3-го факторов, столь негативное, что допускать его нельзя ни в коем случае.

Поэтому не меньшую важность, чем выбор программ, имеет для взрослого сознательное ограничение времени просмотра, соотнесенное с конкретной стадией развития ребенка. Можно с уверенностью утверждать, что обычное нынче для шести — восьмилетних детей просмотровое время, составляющее двадцать-тридцать часов в неделю, а то и больше100, слишком велико. В остальном воспитатель должен стараться предоставлять ребенку как можно больше места и времени для творческих игр, для получения живого чувственного опыта и энергичной активности. И раз при нынешних условиях сами дети часто не знают, как проявить себя на этом поприще, взрослым надо поднапрячься и тут, чтобы дать им подходящие импульсы. Окупится любое, даже самое малое усилие в этой области — можно даже сказать, не будет большего вложения в последующую жизнь ребенка, чем ежедневное чтение ему вслух или собственные рассказы, заменяющие информацию масс-медиа; хорошо попеть вместе с ним, вовлечь его в ежедневную домашнюю работу, поиграть с ним в подвижные игры или приохотить к различным поделкам, чтобы спустя какое-то время он мог продолжать самостоятельно.

Правда, взрослый должен правильно понимать свою задачу — не стоит в избытке рвения незаметно брать на себя роль «массовика», развлекателя, пытающегося веселить ребенка беспрерывными затеями. Такая суета была бы попросту «телетеатром одного актера» и отнюдь не поощряла бы в ребенке активности. Ведь главное — разбудить в нем естественную тягу к деятельности и направить ее в разумное русло. Это требует от взрослого не столько большого расхода времени, сколько воображения и способности сопереживать. И если ребенок пойдет таким путем, он и сам отлично сумеет себя занять.

Невозможно переоценить, насколько велика ответственность взрослых за строгое ограничение просмотрового времени. Еще один довод в пользу этого предоставляют результаты новейших исследований, проведенных американскими специалистами в области физиологии головного мозга: измеряя активность мозга у «tv-kids»,[16] они констатировали, что чрезмерное потребление телевидения ведет к опустошительным для мозга последствиям: «У детей, проводящих перед телевизором ежедневно по десять-пятнадцать часов, кора головного мозга подобна пустыне», — резюмирует в сообщении для прессы специалист по физиологии органов чувств Хорст Прен101 и продолжает: «Они страдают полной потерей способности воображения». Некоторые дети даже не в состоянии нарисовать по памяти бытовые предметы, скажем чашку.

Этот разительный пример показывает, что поставлено на карту: способность творить образы — сознательно порождаемые или свободные образы фантазии — подавляется тем сильнее, чем больше ребенок смотрит телевизор, и со временем утрата этой способности становится необратимой. Телевизионные образы откровенно обстреливают извне способность фантазии и творческого воображения (это связано с описанным выше оцепенением взгляда), растущих изнутри и пробуждаемых лишь собственной активностью.

Способность творческого порождения образов во многом поддерживается свободной игрой. Поэтому не удивительно, что, завершая длинную серию исследований игры и фантазии у трех-, четырехлетних детей, Дороти Сингер приходит к выводу: «Сравнивая данные по игровому поведению и потреблению телевидения, мы констатировали, что фантазия лучше развита у тех, кто меньше смотрит телевизор» 102.

Важно, однако, понимать, что, читая детям вслух или рассказывая, взрослые опять-таки постоянно побуждают ребенка самостоятельно творить образы, не имеющие себе равных по глубине и силе чувства. Здесь закладываются основы не только для умения читать, но и для всех форм мышления и представления, которые должны быть усвоены ребенком в школе. А, как нам уже известно, заядлые телезрители среди детей успевают в школе гораздо хуже, чем неактивные.

Родители, желающие совсем отлучить детей от телевизора, часто мучатся сомнением: не превратят ли они их тем самым в оторванных от жизни нелюдимов, не закроют ли им непрошено дорогу в жизнь? Боятся они и социальной изоляции ребенка — ведь он не сможет участвовать в разговорах товарищей о последних телевизионных новинках. Может, тогда уж все-таки лучше, чтобы ребенок смотрел телевизор?

На этот счет можно сказать многое. И в первую очередь следующее: родителям, которых мучит сомнение, правильно ли они поступают, следует знать, что их колебания неизбежно скажутся на ребенке, даже если они стараются держать их в строгом секрете. Дети столь чувствительны, что по тончайшим нюансам поведения родителей чуют, что у них на душе, а уж когда улавливают большую родительскую неуверенность, может быть даже подспудный страх, это сильно подрывает их веру в себя, а тогда им и впрямь приходится туго.

Но если родители совершенно уверены в своем решении, принятом на основе изложенных здесь сведений о воздействии телевидения на детей, с одной стороны, и понимания закономерностей детского развития — с другой, это даст ребенку необходимую выдержку и мужество, чтобы справляться с возможными трудными ситуациями в кругу товарищей. Сильными личностями становятся не те, кто трусливо поддакивает господствующей моде, а те, кто мужественно держится своей, не совпадающей с модой позиции.

Правда, не стоит и слепо полагаться на то, что уже одно отлучение от телевизора направит ребенка на путь истинный. Вера родителей, что ребенок сможет отстоять свою самостоятельность, будет оправдана лишь в том случае, если они действительно сделали все возможное, чтобы помочь ему полностью развить телесные, душевные и умственные способности, — т. е. обеспечили ему возможность накапливать богатый, многосторонний чувственный опыт, двигаться всеми доступными способами, поощряли его музыкально-художественные занятия и творческие игры, развивали его речь, знакомили с природой и т. д. Только это снабдит маленького человека необходимыми внутренними противовесами, о которых подробнее сказано выше, и вооружит его запасом собственной активности, дающей силу перед лицом жизни. Даже если он что-то и упустит в образовании или информации, то позже сможет в кратчайшие сроки наверстать упущенное, а уж заядлых телезрителей обгонит мигом.

Впрочем, ребенок, отказавшийся от телевизора, не потеряет вообще ничего существенного, кроме впустую растраченного времени, которое куда полезнее проводить в активных занятиях. Ни одна телепередача не предлагает элементов образования и знаний, которые нельзя приобрести (и часто в много более удачном виде) через печатные издания или другим путем. Поэтому родительские опасения насчет оторванности от жизни необоснованны. Уж скорее, в какой-то степени оторванными от жизни окажутся родители, истово следящие за тем, чтобы у ребенка не было ни малейшего контакта с телевизором. Если им удалось в достаточной мере сформировать у него вышеназванные качества творческого воображения и внутренней активности, они могут с известным спокойствием смотреть, как ребенок от случая к случаю ненадолго включает телевизор. Внутренне закаленному ребенку такие контакты уже не повредят, особенно если взрослые умело их дозируют.

В том, что родители вместе с ребенком будут сознательно выбирать конкретные поводы немного посмотреть телевизор, есть даже определенные преимущества. Ведь это отнимет у аппарата ореол запретного плода, рано или поздно способный соблазнить ребенка смотреть телевизор тайком от родителей, но уж тогда помногу и бесконтрольно. Совершенно хладнокровное, естественно-трезвое обращение с телевизором благотворно остудит для ребенка тему телепросмотров и одновременно подготовит его ответственно относиться к ней, что так или иначе необходимо ему в дальнейшей, взрослой жизни.

Примерно на десятом году жизни важнейшие «окна», т. е. возможности развития, закрываются, и вся ситуация для ребенка коренным образом меняется. Доселе он был соединен с миром такой глубинной связью, был так сплетен со всем окружающим своими эмоциями и желаниями, что противоположность внешнего и внутреннего была ему фактически неведома. Лишь с наступающей половой зрелостью, примерно между десятью и двенадцатью годами, психика окончательно высвобождается из наивной спаянности с миром, превращается в сугубо внутреннюю сферу, и человек начинает отождествлять себя с ней, а мир вовне воспринимать как нечто чуждое, внешнее, противостоящее собственному «я».

Возникновение дуализма сфер внешнего и внутреннего часто сопровождается драматичными, пугающими родителей явлениями, поскольку подросток проводит размежевание между собой и окружающим весьма радикально, решительно сопротивляясь любым попыткам родителей или воспитателей проникнуть в свой внутренний мир. Но в то же время он переживает и одиночество изолированного от мира «я». Поэтому вполне естественно, что в этом возрасте нередко возникает сильная тяга к масс-медиа — своего рода подзорной трубе, сквозь которую можно с расстояния заглянуть в далекий мир, не поступаясь изолированностью своей глубоко личной сферы.

Если до сих пор выбор подходящих программ и ограничение времени просмотра были задачей родителей, то теперь пора готовить подростка к такому обращению с телевизором, при котором он отвечает за себя сам. Такая подготовка состоит отнюдь не в том, чтобы родители в одночасье отказались от педагогической ответственности, полагая, будто им больше нечего беспокоиться за своего отпрыска. Как раз в переходном возрасте важно внимательно сопровождать его на пути взросления, хорошо рассчитанными мерами помогая ему идти к самостоятельности. Лучшая отправная точка здесь — пробуждающиеся в этом возрасте критическая способность и желание критиковать всё и вся, которые надо лишь направить на подходящие объекты, чтобы дать им возможность потренироваться. Скажем, просматривая вместе с подростком по телевизору новости или художественные фильмы, можно разбирать вместе с ним трюки, применяемые телережиссерами для создания определенных эффектов вставной рекламы, рассчитанных на подпороговые эмоции, или действие, какое оказывают на зрителя операторская работа и техника монтажа, и т. п. Чем больше такого рода наблюдений сможет подсказать взрослый, тем лучше подросток поймет, как надо смотреть, — а это важнейшее условие подлинного умения разбираться в масс-медиа.

Если подросток все-таки успел окружить себя стеной пубертатной оппозиционности, то к нему уже не подступиться, диалог со взрослыми прерывается. Поэтому важно заблаговременно, т. е. пока противоречия еще не обострились до предела, сделать явный поворот на сто восемьдесят градусов во всем стиле общения, имея в виду, что подростка не следует опекать в отношении телевидения, а надо путем разумных соглашений подталкивать его к все более ясному пониманию своей ответственности за себя. Подросток, возможно, будет весьма огорошен этим новым стилем, и в разрядившейся ситуации уже нетрудно вложить в руки «младшего партнера» и кое-какие орудия, с помощью которых он сам придет и к критическому настрою, и к компетентности.

Лишь в пятнадцати-, шестнадцатилетнем возрасте критическая способность разовьется настолько, что юноша или девушка сможет дорасти до самостоятельного отношения к масс-медиа, основанного на ответственности за себя. Хотя, разумеется, не стоит ожидать, что тогда он (или она) поведет себя совершенно рационально или «благоразумно» в родительском понимании этих слов: подростки ищут экстремальных переживаний, и очень может быть, что какое-то время они будут неумеренно глотать телепередачи вопреки благоразумию и всем увещеваниям. Но это не должно стать для родителей поводом считать себя несостоятельными воспитателями. Если детство человека было насыщено игрой и движением, музыкой и фантазией, внутренними образами и живыми впечатлениями, родители могут положиться на то, что их сын или дочь найдут собственный путь. В конце концов, пятнадцать лет — далеко не последняя стадия развития!