"Знакомое лицо" - читать интересную книгу автора (Стрелкова Ирина Ивановна)

IX

Наконец-то наступил финал детектива, и Володя мог поведать сгорающим от любопытства слушателям, как ему удалось изобличить преступника…

Володя снял с летней плиты кастрюлю с молодой картошкой, потыкал вилкой — готова! — наклонил кастрюлю и стал сливать воду, отворачиваясь от щекочущего пара. Затем Володя поставил кастрюлю ненадолго на огонь, чтобы картошка обсохла. Сполоснул из кружки пучок укропа — тоже со своего огорода, — нарезал, посыпал укропом картошку и потащил кастрюлю в палисадник.

В кустах сирени за пятигранным столом сидели гости — Валентина Петровна и Фомин, догадавшиеся купить по дороге банку сметаны. Молодую картошку в Путятине предпочитают есть со сметаной. Недурно и с простоквашей, особенно если она густая и шлепается в тарелку пластами. Володя это прекрасно знал, однако последние деньги он истратил на торт, шедевр путятинской городской пекарни, изукрашенный пузатыми розами из крема непонятного цвета. С этим дизайном Володин тонкий вкус смирился после долгой, жестокой борьбы. Но без торта сегодня нельзя. Такой день!

— Наваливайтесь! — Володя водрузил кастрюлю на стол.

Валя заглянула под крышку и ужаснулась:

— Куда нам столько!

— Съедим! — Фомин с наслаждением потянул ртом картофельный пар. — На свежем воздухе, в приятной компании, за дружеской беседой… Съедим!

— Давай накормим Кольку, чтобы от сытости он заплакал, как крокодил! — предложил Володя Валентине Петровне, изображая ее перед Фоминым своей соучастницей.

— Крокодилы плачут от сытости? — невинно спросил Фомин. — Вот не знал! А что еще умеют крокодилы?

— Об аллигаторах, кайманах, гангских гавиалах, достигающих в длину более шести метров, побеседуем как-нибудь потом! — заявил Володя, накладывая Вале полную тарелку картошки. — Сегодня у нас другая тема.

— Менее интересная. — Фомин с аппетитом принялся за картошку.

Когда кастрюля наполовину опустела, Валентина Петровна категорически потребовала, чтобы ей рассказали — все по порядку, — как удалось изобличить вора.

— Пускай он рассказывает! — Фомин уничтожающе поглядел на Володю. — Это его последнее «частное» расследование. Если он еще раз полезет не в свое дело, он будет привлечен к уголовной ответственности. Статья сто девяносто четвертая: самовольное присвоение власти.

— При чем тут присвоение власти! — запротестовал Володя. — Я читал уголовный кодекс. Никакого присвоения власти не вижу. Если бы я допрашивал, нажимал, угрожал или, скажем, появился в милицейской форме… Ничего подобного. Я просто мыслил! Это никому не запрещается! Но не каждый умеет!

— Ну, ты от скромности не умрешь, — сказала Володе его неверная союзница.

— Ребята! — взмолился Володя. — Ну дайте мне хоть немного покрасоваться! Ты, Фома, сегодня герой в глазах твоего начальства. Будь великодушен, дай мне побыть героем в узком кругу. Что тебе, жалко?

— Ладно уж! — отступил Фомин. — Геройствуй!

— Володенька, давай, не тяни… — подольстилась Валентина Петровна.

И Володя с важностью начал:

— Итак, Шерлок Холмс раскурил свою трубку и задумчиво сказал… Он сказал, ребята, что после одного необыкновенного случая, с которым его свела жизнь, ему приходилось частенько размышлять над тем, что же такое провинциальность. Фома знает случай, о котором я говорю, — пояснил Володя Валентине Петровне.

— Ты уж очень издалека заехал, — проворчал Фомин.

— Так надо! — Володя тонко улыбнулся. — Кража четырех фотоаппаратов — не совсем обыкновенная кража. Суслину нравится Вера Каразеева, и он решил напакостить старшему Петухову. С этой целью он крадет фотоаппараты и подбрасывает сопернику.

— Не совсем так, — заметил Фомин.

— Коля, не мешай, — попросила Валя.

— И подбрасывает сопернику! — уверенно повторил рассказчик. — В большом городе такой случай маловероятен. Нужен маленький город, единственный клуб и такая девушка, как Вера Каразеева. Провинциальный сюжет! Не представляю себе, чтобы кто-нибудь мог пустить себе пулю в лоб от любви к кинозвезде Элле Гребешковой, но из-за таких девушек, как Вера Каразеева, провинциальные молодые люди способны на преступления…

Фомина смешили рассуждения Володи, но он сдержался. Ладно, пускай пофантазирует. Володя продолжал с увлечением:

— Итак, во-первых, надо было принять за основу провинциальность, знаменитую путятинскую сирень и так далее… А во-вторых, я — сначала интуитивно, а потом вполне осмысленно — стремился при расследовании кражи фотоаппаратов применять метод фотографического воображения. Например, старшего Петухова я воспринимал как черно-белую моментальную фотографию. Зато Васька у меня получился цветным, и это мне помогло разобраться в его поведении… Помните, в штабе Васька кричал, что у него алиби? Я понял, что он знает, кто украл, знает, когда украли — перед началом сеанса, — и даже видел, как это происходило. — Володя с удовольствием оглядел изумленных слушателей. — Но больше всего мне дали фотографии Жени Анкудинова. На них я увидел тревогу в глазах Веры Каразеевой и, главное, увидел характер Суслина.

— Володя, ты меня совсем запутал своими рассуждениями, — перебила Валентина Петровна. — Ты попроще не можешь?

— Не может! — вставил Фомин.

— Простоту я уступаю тебе! — парировал Володя. — Ты очень просто заподозрил в краже Петуховых. Нет, я бы не вмешивался в твое расследование, если бы не Валя. Она встревожилась за Ваську. Ты мог его погубить! Вот почему я обязан был вмешаться в это дело. Ради Вали!

— Дать бы тебе по шее! — мечтательно произнес Фомин.

— По правде говоря, сначала я блуждал в потемках тайны… — признался Володя. — Каждый человек казался мне подозрительным. Например, Женя Анкудинов. Почему он испугался, перетрусил, увидев Фому? Потом Шарохин. Его поведение было насквозь фальшивым, я не поверил ни единому слову. Но потом, увидев, как естественно врет Васька, я понял, что Шарохин ни в чем не виноват. Искренние переживания очень часто кажутся нам ненатуральными, утверждал Лев Толстой. Шарохин был очень расстроен случившимся, для него ужасна потеря фотоаппаратов, он обожает всю эту фототехнику, но говорит мне не о своих истинных чувствах, а о каком-то заговоре против фотокружка. — Володя повернулся к Фомину: — Ты был абсолютно прав, сняв сразу же всякое подозрение с Шарохина.

— Спасибо и на этом, — пробурчал Фомин.

— Некоторое время, — продолжал Володя, — я подозревал в краже радиолюбителя Евдокимова. Во-первых, как я установил по расписанию, он в тот вечер дежурил у передатчика. Во-вторых, увидев тебя, Фома, он почему-то поспешил скрыться.

— Потому что я с ним кое о чем перед этим побеседовал, — проворчал Фомин.

— Жаль, что ты мне ничего не сказал о разговоре с Евдокимовым! — упрекнул его Володя.

— Этого еще не хватало! — возмутился Фомин.

— Ребята, не ссорьтесь! — вмешалась Валентина Петровна. — Вы оба молодцы. Кто бы мог подумать, что вор — Жора Суслин! Он ведь из нашей школы. Когда мы кончали, он учился в шестом, и неплохо. Я его хорошо помню, я была в его классе вожатой. Суслин увлекался радио, но как-то по-барышнически, спекулировал дефицитными деталями.

— В телеателье мне сообщили, что он постоянно занимался махинациями. — Фомин с усмешкой повернулся к Володе: — Помнишь, я тебе рассказывал про радиохулиганов? Суслина тогда тоже засекли. — Фомин помолчал, потомил Володю и добавил: — Кличка у него была не «Синий дьявол». Суслин назывался «Юпитером». А Евдокимов «Ковбоем».

— Ни на минуту не считал ни того, ни другого «Синим дьяволом»! — вскричал Володя. — Я сразу же, когда впервые от тебя услышал, что «Синий дьявол» опять вышел в эфир и заявил, будто знает вора… Знаешь, Валя, наш Фома очень серьезно отнесся к сигналу «Синего дьявола» и по этому сигналу заподозрил в краже Петухова. Но когда Фома рассказывал — а я еще ничего не знал! — у меня мгновенно сработал логический расчет, и я понял, что все далеко не так, а «Дьявол» типичный недоумок…

При этих словах Володи Фомин ехиднейше ухмыльнулся.

— Типичный недоумок! — горячо продолжал Володя, не замечая ухмылки Фомина. — Тогда я еще не мог предположить, что «Синий дьявол» — это сам Васька Петухов.

— Васька? — вырвалось у Валентины Петровны. — Не может быть! Я…

Ее перебил Фомин:

— Киселев имеет в виду не старые дела, а недавний выход «Синего дьявола».

— А-а-а… — Валентина Петровна понимающе кивнула.

— Этот «Синий дьявол» всех сбил с толку. Разумеется, должно было возникнуть предположение, что «Синий дьявол» опять обращается к Ваське Петухову. Даже я не сразу сообразил! Я! — При этом скромном Володином признании Фомин и Валентина Петровна переглянулись. — Мне в последний момент помог все тот же талантливый фотограф Женя Анкудинов, умеющий понять «главную идею физиономии». Он сказал, что Васька не хулиган, а дурила. При этом у Жени вырвались слова, ничего не значащие для непосвященного, но я-то понял. Женя по просьбе Васьки делал ему передатчик. А Васька действительно не мыслитель. Он хотел припугнуть Суслина. Но как? Васька вспоминает, что сам когда-то очень испугался угрозы «Синего дьявола». Он выходит под этим именем в эфир и заявляет, что ему известен вор. Как говорится, глупее не придумаешь. Но именно ход глупца может иногда сбить с толку: он непредсказуем, тогда как ходы опытного, умного преступника могут быть логически вычислены. С умным мне лично было бы легче…

Фомин демонстративно встал и заглянул в кастрюлю:

— Ты уж очень долго тянешь, я успел проголодаться! — Он положил себе на тарелку несколько картофелин. — Чуть тепленькие, — сообщил Фомин Валентине Петровне. — Тебе положить?

— Парочку! — попросила она.

— А тебе? — обратился Фомин к Володе.

— Я сам себе положу! — проворчал Володя. — Моя система расследования вас, кажется, совершенно не интересует?

Фомин не ответил, он был занят справедливым дележом остатков сметаны. Затем Фомин откинулся на скамейке, пошарил рукой под кустами сирени и вытащил бутылку шампанского.

— Узнаешь? — спросил он Володю. — С прошлого раза осталась, когда ты тут художников принимал.

Володя вспомнил спор с примитивистами, появление второй копии «Девушки в турецкой шали»… И вдруг откуда-то взялся Фома, произнес: «Спокойно!» — а у самого в руке вместо огнестрельного оружия бутылка.

На этот раз Володя сохранил выдержку.

— Если Валя не возражает, я принесу бокалы.

Валентина Петровна не возражала. Володя сбегал в дом за бокалами. Гости дружно объявили, что первый тост должен быть за хозяина дома.

— За проницательного детектива, — торжественно произнес Фомин.

— За великолепного рассказчика! — подхватила Валентина Петровна. — А теперь, — попросила она, — объяснил бы ты мне все еще раз и понятней. Значит, Шарохин привез в чемодане четыре фотоаппарата… А дальше что?

— Дальше? — Володя выдержал паузу. — Дальше он их оставил в незапертой комнате и пошел к директору. Это видел Суслин. Он направлялся к директору, чтобы выпросить себе квартиру вне очереди. Суслин собирался жениться на Вере Каразеевой и надеялся, что уж для нее-то Анфиса Петровна расстарается. Услышав в кабинете директора бурный разговор и увидев, что комната фотокружка не заперта, Суслин понял, что у него есть возможность пойти и взять дорогие новехонькие фотоаппараты. Он утверждает, что мысль о фотоаппаратах явилась неожиданно и что вообще он собирался только подшутить. Это его версия, на ней он будет стоять до конца. Риск у Суслина был самый малый. Даже если бы Шарохин застал его в лаборатории, Суслин легко бы объяснил, что заглянул туда по-приятельски. Быстро управившись с мудреными, но ему-то хорошо знакомыми застежками чемодана, Суслин вытащил фотоаппараты, незаметно прошмыгнул мимо кабинета директора и спрятал коробки за обшивку винтовой лестницы. Затем он убедился, что Шарохин не обнаружил пропажу. А утром уборщицы натерли полы, Суслин решил, что все шито-крыто, никто его не видел. Но на самом деле его видел Васька Петухов. А Ваську, оказывается, видел Евдокимов, дежуривший в тот вечер у передатчика. Что Васька там был, Евдокимов говорил двоим… Суслину и тебе, — Володя многозначительно взглянул на Фомина. — Я своими ушами слышал, как Евдокимов рассказывал Суслину про Ваську и, очевидно, про беседу с тобой. В тот же вечер Суслин сообщает Каразеевой, что фотоаппараты украли Петуховы, но она ему не верит. Она добрая — так утверждает Женя Анкудинов — и доверчивая. Но не поверила в виновность Петухова…

— Мама говорит, что они скоро поженятся и уедут на стройку в Сибирь, — перебила Валентина Петровна. — Мама говорит, что она зря плохо думала про Альку, он переменился…

— А Суслин… — Володя опять сделал паузу, — может быть, он сразу прикинул, что коробки с фотоаппаратами удобнее всего припрятать в подземельях монастыря, а потом, выбрав удобный момент, отвезти куда-нибудь и продать. Связи со спекулянтами, как мы знаем, у него есть. Или, может быть, после разговора с Евдокимовым, который ему рассказал о беседе с тобой, Фома, и о том, что видел Ваську в коридоре второго этажа, Суслин решил подкинуть краденое Петуховым. Или, как я уже говорил, он с самого начала действовал с целью напакостить сопернику. — Володя улыбнулся Валентине Петровне: — Помнишь, я тебе сказал тогда, в штабе, что Ваське полезно провести ночь не дома. Я знал, что утром в подземельях найдут фотоаппараты, и хотел, чтобы Васька не подвергался никаким случайностям!

— Ты просто молодец! — похвалила Валентина Петровна, словно он был ученик, решивший трудную задачу.

Володю ее похвала немножко кольнула. Он ожидал от Вали иного… Ну, пусть просто молчаливой благодарности!

А Фомин молчал. Но если бы смущенно!.. Фомин молчал на редкость самоуверенно.

— Итак, все встало на свои места! — с пафосом объявил Володя, не сдаваясь. — Одно только остается невыясненным: кто был «Синим дьяволом» год назад.

— Почему невыясненным? — Фомин искренне удивился.

— Тебе что-то известно? — быстро спросил Володя.

— Не только мне. И Валя знает. — Фомин ухмыльнулся. — Это она была год назад «Синим дьяволом». Так ведь, Валя?

Валентина Петровна молча кивнула: так. Володя окаменел. Только что он назвал «Синего дьявола» недоумком.

— Для учительницы… «Синий дьявол»… Придумано не очень удачно, — наконец выдавил Володя.

— По-твоему, ей надо было выйти в эфир без клички? — Фомин запищал женским голосом: — «Внимание, говорит Валентина Петровна! Петухов, прекрати ругаться! Иванов, выключи музыку, садись за уроки! Сидоров, я прекрасно слышу, кому ты передаешь решение задачи!»

Валентина Петровна расхохоталась:

— Коля, ты-то как догадался?

— Мне сказал «Тарантул». Помнишь дежурного в штабе? Он готовится в акустики, у парня отличный слух, он тебя узнал по голосу. Ты у кого брала передатчик? У Жени Анкудинова?

— Не брала, а заходила к ним. И не к Жене, а к деду. Когда Жени не было дома.

Володя испытующе взглянул на Фомина:

— Этот «Тарантул»… он тебе сказал про Валю вчера вечером? Значит, ты еще вчера все знал?

— Естественно! — ответил Фомин.

Володя вылез из-за стола, пошел на кухню, принес свой знаменитый, весь в медалях, самовар. Методично, не спеша заварил чай, укутал чайник холщовым полотенцем, чтоб настаивался, принес и нарезал торт с розами.

— Ладно уж, наваливайтесь!

Из кустов сирени за его спиной послышался треск. Володя обернулся:

— Васька! Вылезай!

— Зачем? — спросили кусты.

— «Зачем, зачем»! — передразнил Володя. — Чай пить! С тортом! — Он с ловкостью опытной хозяйки наполнил четыре чашки, разложил торт по четырем тарелкам.

— Володечка! — восхитилась Валентина Петровна. — Ты с самого начала знал, что Вася прячется в кустах?

Володя неопределенно пожал плечами и, не ответив Вале, сердито бросил в гущу сирени:

— Я тебя долго буду дожидаться?!

Проломившись сквозь сирень, Васька плюхнулся за стол.

— Ты все слышал? — строго спросила Валентина Петровна.

Васька оторвался от чашки, помотал головой:

— Слышал… Не все. — Желто-зеленые глаза сощурились и превратились в щелочки.

— Я тебе обязательно расскажу! — обещал Володя. — Это, брат, увлекательнейшая детективная история…

Фомин крякнул и промолчал.

«Детская литература», 1980 г.