Реймерс ГеоргийСтарая карта

Реймерс Георгий

Старая карта

Как-то раз мне понадобилась одна давным-давно прочитанная книга. Разыскивая ее, я перерыл оба книжных шкафа, все полки этажерок и, наконец, добрался до кладовки. Там, в одном из ящиков, мне под руку попался видавший виды потрепанный планшет с полетной картой.

Я отбросил было его в сторону, но потом спохватился.

Подняв планшет, я сдул с него пыль. На пожелтевшем целлулоиде, поблескивая янтарем, разбегались мелкие трещинки, сквозь них чуть проглядывалась карта. Я вынул ее и расстелил на столе. На выгоревшей от жаркого казахстанского солнца бумаге чуть желтели пески; пересекая потертые сгибы, тянулись коричневые морщины хребтов; кое-где голубели глаза озер; через весь лист пролегла ярко-красная ломаная линия маршрута.

Отчетливо припомнились все подробности полета.

- О чем задумался? - вернул меня к действительности голос жены.

- Да так, вспоминаю один полет, - указал я на карту.

Жена улыбнулась.

- Будешь об этом писать?

Я утвердительно кивнул и, подойдя к тумбочке, выключил приемник.

За окном, в холодном свете уличного фонаря, медленно опускаются хлопья снега. Жена уютно устроилась на диване и, поглаживая пушистого кота, раскрыла томик Чехова. Васька, сощурив зеленые глаза, лениво замурлыкал свою нехитрую песенку. Я беру карандаш - и нет уже ни привычной комнаты, ни зимнего вечера, - начинается полет по маршруту, проложенному на старой истрепанной карте.

Глава 1

Маленький моноплан после небольшого пробега резко остановился, словно кто-то схватил его за хвост. Рулить пришлось почти на полных оборотах. Мотор сердито ревел, с трудом вытаскивая самолет из солончака. Колеса продавливали глубокие колеи в пухлой, серой, как зола, почве. Позади тянулся огромный шлейф едкой пыли. Но вот мотор фыркнул и замолчал. Мы прибыли к месту назначения небольшой станции, где расквартировалась противосаранчовая экспедиция.

Пока я заканчивал записи в бортовом журнале, худощавый смуглый авиатехник Витя, мой неизменный спутник и приятель, пришвартовал самолет к заржавленным кольцам стояночных штырей.

На аэродроме, поросшем редкими пучками жесткой травы, белели выпоты соли. Около маленького глинобитного домика, похожего на усовершенствованную собачью конуру, на столбе болтался выгоревший, потрепанный конус - ветроуказатель. Порывы горячего ветра, прилетавшие из-за извилистой ленты Каратала, изредка надували конус. Тогда он бодро приподнимался, шелестел бахромой разодранного, как штанина бродяги, конца, а потом опять бессильно падал. Вдали в знойном воздухе легко, точно гряды облаков, парили снежные вершины Джунгарского хребта.

- О поле, поле! Кто тебя усеял мертвыми костями! - воскликнул Витя, отбрасывая ногой бог весть откуда взявшийся здесь бараний череп.

Прищурив глаза, он наморщил свой длинный карикатурный нос и осмотрелся по сторонам. Кругом не было ни души.

- Что-то нас не торопятся встречать, - недовольно заметил мой приятель.

- Что ж, обождем, - тяжело вздыхая, отозвался я.

Время тянулось медленно. Начинала одолевать жажда. Мы решили освежиться и направились к реке. Каратал лениво катил мутные волны. Над водой с писком метались маленькие кулички. Не мешкая, я скинул комбинезон и прыгнул с высокого берега в воду, Витя бросился вслед за мной.

Вернувшись после купания на аэродром, мы увидели старика в стеганом халате и шапке, отороченной лисьим мехом.

Расставив кривые от многолетней верховой езды босые ноги, он оперся обеими руками на длинную палку и внимательно рассматривал самолет. Рядом, полузакрыв глаза, стоя дремал маленький лохматый ишачок.

- Аман аксакал! - поздоровался я, подойдя к нему.

- Ассалям алейкюм! - ответил он старинным приветствием.

Когда знакомство состоялось, мы узнали, что Тулеген Жаксембаев работает сторожем на аэродроме, что противосаранчовая экспедиция находится по ту сторону станции, а почему нас никто не встречает, Тулегену неизвестно. После этих неутешительных сведений стало ясно: хочешь или не хочешь, а придется пешком добираться до поселка. Жаксембаев вызвался быть нашим проводником. Перешагнув через ишака, старый казах поджал ноги и уселся ему на круп. Ишак крякнул, помахал хвостом и засеменил по пыльной тропинке.

- Ходжа Насреддин на склоне своих дней! - произнес Витя, указывая на седока, и мы уныло побрели в поселок.

Между накаленными солнцем домами было безветренно и душно. В тени лежали громадные, свирепого вида псы. Лениво отмахиваясь хвостами от осатаневших мух, они провожали нас сонным безразличным взглядом, Некоторые, для порядка, хрипло взбрехивали и, выполнив эту собачью обязанность, снова опускали кудлатые головы на вытянутые лапы. Жаксембаев вполголоса тянул однообразную мелодию. Теребя редкую седую бородку, он пел о том, что базар далеко, и маленький тонконогий ишак устанет; что два летчика уйдут, а ему, Тулегену, придется всю ночь сидеть у самолета, слушать, как ворчит под обрывом Каратал и плачут в степи шакалы. Эта импровизация могла продолжаться сколько угодно и зависела только от длины пути.

Вдоволь покрутившись по узким проулкам, мы вышли на площадь.

- Базар, - произнес Жаксембаев, опуская ноги на землю. Ишак тотчас же побрел к арыку.

После утомительного пути хотелось есть. Витя потянул носом и направился к деревянному домику с вывеской. Но там нас ожидала неприятность - на дверях чайханы висел громадный замок.

- "Столовая закрыта на обед", - разочарованно прочитал мой приятель.

- Пойдем купим что-нибудь на базаре, - предложил я.

В тени, под навесами, корейцы торговали всякой всячиной. Любопытный Витя подошел к сидящему на корточках продавцу.

- Что это такое? - спросил он, указывая на продолговатые белые палочки.

- Канафеда, холосая канафеда! - прищелкнув языком, ответил кореец. - Бери, кусай! - предложил он, сгоняя со своих конфет стаю мух.

У меня комок подступил к горлу, но Витя протянул корейцу мелочь и невозмутимо завернул в газету несколько "конфет".

- Ты их будешь есть? - поинтересовался я.

- Обязательно. Это же восточные сладости! Мы их вымоем и съедим.

Я отплюнулся и пошел искать что-нибудь более съедобное. Древний, похожий на ожившую мумию, старик продавал вяленую рыбу. Купив несколько штук, я стал разыскивать куда-то некстати запропастившегося Витю.

В это время из боковой улицы на площадь выскочил "пикап" и, поднимая клубы желтой пыли, подкатил к навесу. Из кабины вышел худощавый блондин в комбинезоне, выгоревшей кепи и брезентовых сапогах.

- Простите, не вы ли это прилетели? - обратился он ко мне и, получив утвердительный ответ, представился: - Шеффер Николай Владимирович. Начальник противосаранчовой экспедиции.

Я назвал себя.

- Приношу тысячу извинений, что не встретил на аэродроме. Нам сообщили самолет прилетит завтра. Садитесь, поедем!

- Со мной еще техник. Он где-то здесь покупает съестное, - ответил я.

- О еде не беспокойтесь. Сейчас разыщем вашего товарища и поедем обедать.

Общими усилиями Витя был найден около повозки с бочкой. Морщась, он пил уксуснокислый кумыс.

Приехав на место, мы с удовольствием смыли с себя пыль и после плотного обеда пошли в контору.

Шеффер ожидал нас в своем кабинете за простым столом, на котором стояли чернильница-непроливашка и полевой телефон.

- Давайте наметим маршрут завтрашнего полета, - предложил он и, подойдя к висящей на стене карте, указал на участки, заштрихованные красным карандашом. - Здесь основные гнездовья саранчи. Туда с вами полетит на обследование наш старший энтомолог Гонтарь.

Когда маршрут был окончательно уточнен, Николай Владимирович посмотрел на ручные часы.

- Теперь отдыхайте. Завтра вас разбудим с рассветом, - пообещал он.

Солнце опускалось в сухую пыльную мглу. Зной спадал. Мы вышли со двора и присели у ворот на скамейку. Быстро работая крыльями, в сторону Каратала пронеслись стайкой чирки. Откуда-то потянуло душным запахом кизячного дыма. На окраине поселка истошно завопил ишак, где-то отозвался другой, к ним присоединились все их приятели... Терзающий уши концерт загремел в полную силу. Витя с улыбкой слушал дикие звуки.

- Неужели тебе нравится? - спросил я.

- Очень! - отозвался Витя. - Это же настоящая экзотика!

- Слушаете наших соловьев? - раздался женский голос.

Мы обернулись. У ворот стояла брюнетка в ярком шелковом платье и лакированных босоножках. Она приветливо улыбнулась, в ее синих глазах блеснули веселые искорки.

Витя собрался было ответить, но так и замер с открытым ртом, восторженно глядя на незнакомку.

- Предпочитаю курских. А вот мой приятель восхищается "пением" здешних, ответил я.

- Он почему-то неразговорчив, - заметила девушка.

- До разговоров ли тут! Эти звуки его потрясли и лишили дара речи.

- Правда? А я бы и не подумала, что ваш товарищ - любитель ослиных мелодий, - рассмеялась незнакомка.

Витя пришел в себя только после того, как она скрылась за углом.

- Вот это да-а! - наконец выдавил он. - Нет, ты только подумай! Брюнетка с синими глазами! Такую можно встретить только раз в жизни!

- Да что это тебя прорвало! - охладил я его восторг. - Пойдем-ка лучше ужинать.

Маленькая чайхана была переполнена. С трудом разыскав два свободных места, мы подозвали ошалелую растрепанную официантку. Витя, по своей привычке пробовать все самое необычное, заказал корейскую лапшу. Мне подали бифштекс.

Расправляясь с хорошо поджаренным мясом, я наблюдал, как Витя возится с бесконечно длинной, красной от перца и какого-то ядовитого маринада, лапшой. Под конец ужина мой приятель сидел с выпученными глазами перед недоеденным "экзотическим" блюдом. Бедняга уже выпил целый графин холодной воды, но это, видно, мало ему помогло.

- Ну как, вкусно? - поинтересовался я.

- Вкусно, - пролепетал Витя. - Очень смахивает на смесь горчицы с перцем, заправленную уксусной эссенцией.

Спать мы устроились на веранде. Прохладный ветерок приносил горьковатый степной аромат. За поселком, в болоте, заливались лягушки. На темно-лиловом бархате неба ярко блестели звезды. Прекрасная южная ночь раскинула над землей черные мглистые крылья. Все затихло. Только Витя, как лунатик, до самого утра ходил к колодцу, гремел ведром и без конца пил воду, охлаждая пылающий рот.

Глава 2

Нас разбудили на восходе. Тотчас пошли умываться. Холодная колодезная вода прогнала остатки ста и придала бодрости.

Напевая, Витя растирался свернутым в жгут полотенцем. Он только что облился из ведра и стоял на веранде в одних трусах. Первые солнечные лучи весело играли в бесчисленных капельках воды, дрожащих на его ладном смуглом теле.

- Хорош! Вот только нос на двоих рос - одному достался, - беззлобно подъел я его.

Витя собрался что-то ответить, но вдруг, как заяц, бросился в комнату. Во двор вошла вчерашняя незнакомка. Сегодня на ней была белая блузка и легкие спортивные шаровары, заправленные в брезентовые сапожки.

Я пошел за приятелем. В комнате, у окна, Витя ожесточенно скоблил щеки безопасной бритвой.

- Зачем стараешься? - спросил я. - Мы ведь только вчера брились.

- Разве? А мне показалось, что уже оброс, - потер он подбородок.

- Что-то неспроста тебе стало казаться. Не пойму только, чем вызваны эти галлюцинации: то ли корейской лапшой, то ли уштобинской брюнеткой? - не удержался я.

Закончив сборы, мы вышли во двор. Там, около "пикапа", Николай Владимирович разговаривал с понравившейся Вите девушкой.

- Доброе утро! - приветствовал он нас. - Знакомьтесь, это ваша спутница старший энтомолог Гонтарь.

- Мы уже почти знакомы. Галина, - просто представилась она.

Витя вспыхнул, издал какой-то нечленораздельный звук и осторожно, словно к хрупкой безделушке, прикоснулся к ее маленькой крепкой руке.

Поселок еще спал, когда мы поднялись в воздух. Под самолетом проплыли блестящие квадраты залитых водой рисовых полей. За обжитыми местами раскинулась всхолмленная степь. Обожженные солнцем макушки холмов уже начали желтеть, а в зеленых ложбинах ярко пламенели маки. Впереди медленно вырастала громада Джунгарского хребта. Увенчанные снежными шапками пики, казалось, плавали на поверхности голубого океана утренней дымки.

Поглядывая то на землю, то на заложенную в планшет карту, я вел самолет. Рядом со мной, на правом кресле, устроилась Галина. Она приоткрыла форточку и любовалась живописным видом. Витя расположился позади нас на втором сиденье. Он справился, наконец, со своей робостью, придвинулся поближе к девушке и что-то ей объяснял, указывая на приборы.

Вдали заблестело озеро. Светлая ленточка дороги, петляя между складками местности, сбежала к небольшой разветвленной речке. За ней, около спрятавшегося в садах поселка, на аэродроме белел посадочный знак. Самолет попрыгал по кочковатой, поросшей чаем земле, и остановился.

С помощью коменданта аэродрома, высокого сутулого старика, мы быстро заправили машину горючим и полетели дальше.

Теперь под нами медленно проплывает бирюзовая гладь озера Ала-Куль. Противоположный берег едва просматривается - далеко. Посередине озера два острова. Большой Арал-Тюбе - песчаный, поросший камышом и кустарником, чуть возвышается над водой. Над ним носятся стаи уток и гусей - там их гнездовья. Малый Арал-Тюбе - голая скала. Как причудливый обелиск, взметнулась она из воды. Острова так непохожи друг на друга, что невольно удивляешься капризам природы, поместившей их почти рядом.

Скоро озеро осталось позади, самолет вышел в долину, лежащую между двумя скалистыми хребтами. Нужно снижаться - на высоте встречный ветер.

Хребты постепенно сходятся, образуя широкий коридор. Это знаменитые Джунгарские ворота. Когда-то через них Чингисхан прошел со своими войсками из Монголии в Семиречье.

Вдали желтеют песчаные бугры. Среди них сквозь темную зелень камышей и кустарников поблескивает небольшая речка.

Пора подыскивать место для посадки. Мы прибыли к первому намеченному для обследования району.

Глава 3

После нехитрого походного обеда Галина направилась искать саранчу. Витя ушел вместе с ней.

Перешло за полдень. Ветер стих. Темная от загара пустыни щебенка полыхала жаром. Духота стала невыносимой. Взойдя на песчаный бугор, я сложил руки рупором и издал некое подобие тарзаньего рева.

- О-го-го-о! - донеслось в ответ из глубины зарослей. Я пошел туда и, нещадно искусанный комарами, выбрался на полянку. По изрытой земле и множеству глубоких следов было видно, что здесь недавно побывали кабаны. В камышах белела войлочная панама Галины. Девушка внимательно осматривала заросли.

- Смотрите что делается! - крикнула она, увидев меня.

Я подошел и присвистнул от удивления. Буквально каждая камышинка была облеплена сверху донизу серыми кобылками.

- Азиатская саранча, - пояснила Галина.

Брезгливо морщась, я смотрел на несметные массы насекомых. Камыши, сгибавшиеся под их тяжестью, казалось, ожили и шевелились.

Нигде не заметив своего приятеля, я поинтересовался, не сожрала ли его саранча?

- Не беспокойтесь, - рассмеялась девушка. - Эти насекомые - убежденные вегетарианцы. Вашему другу не грозит никакой опасности.

- Но куда же он запропастился?

- Виктор Антонович вон там! - указала Галина.

Прогулка в жаркую погоду по камышам, облепленным саранчой, отнюдь не увлекательна. Витя всегда питал отвращение к таким экскурсиям, и я подивился тому, как быстро меняется характер человека под влиянием хорошенькой девушки.

Скоро невдалеке послышался треск. На поляну, пыхтя и отдуваясь, вывалился мой измученный приятель. Пыльный комбинезон Витя спустил с плеч и перевязал рукавами вокруг пояса. Взлохмаченный, какой-то серый, с раздавленными комарами и саранчуками на лоснящемся от пота теле, мой друг выглядел довольно забавно.

- Вот! - только и смог произнести бедняга, протягивая измятую бумажку с нарисованной схемой распространения саранчи. Галина прыснула от смеха.

- Извините меня, Виктор Антонович! Я очень вам благодарна за труды, но у вас такой забавный вид...

Витя махнул рукой и уныло поплелся к протоке смывать грязь.

Близился вечер. Мы посоветовались и решили заночевать в поселке по другую сторону озера.

Посадку произвели "вместе с солнцем". Оно село, и мы сели. Галина ушла договариваться о ночлеге, а я остался с Витей крепить самолет. Пока заворачивали причальные штопоры и привязывали машину, уже стемнело. От чернеющей на бугре казахской могилы, похожей на разрушенное древнее укрепление, донеслись глухие стоны филина.

- Кто это кричит? - спросил Витя.

Я указал на могилу и мрачным тоном пояснил:

- Хозяин этого уютного дома предупреждает, что если ты еще хоть пять минут провозишься, мы умрем голодной смертью и тогда сможем составить ему неплохую компанию.

Галина встретила нас у сложенной из камня хибарки.

- Здесь будем ночевать, - сказала она. - А теперь умывайтесь и пошли ужинать.

В маленькой комнатке, освещенной тусклой керосиновой лампой, у пылающего очага хлопотала пожилая казашка. Она была одета в длинное платье, на черном бархатном жилете тускло поблескивали нашитые серебряные монетки. Хозяин, старый худощавый казах в стеганом халате и тюбетейке, сидел на кошме за круглым, на коротеньких ножках, столом. Увидев нас, он поднялся и что-то сказал.

- Мухамед просит присаживаться, - перевела Галина его слова.

Мы расселись. Хозяин, поглаживая редкую седую бородку, стал не спеша задавать вопросы. Он спросил, хорошо ли мы себя чувствуем, здоровы ли наши родственники и наш самолет, удачны ли дела? Когда с этим обязательным ритуалом вежливости было покончено, мы выложили на стол все свои запасы. У Галины оказалось вареное мясо, у меня - купленная вчера на базаре рыба, а гостеприимные хозяева угостили нас румяными баурсаками и кумысом.

Под конец ужина хозяйка налила в пиалы густой чай. По казахскому обычаю сахар не подавался, и Витя, же,лая блеснуть своей предусмотрительностью, извлек из .кармана купленные у корейца конфеты.

- Угощайтесь, - предложил он.

- Ты их вымыл после мух? - спросил я, подозрительно поглядывая на белые палочки.

Галина хотела было взять конфету, но при этих словах быстро отдернула руку и, неодобрительно взглянув на моего друга, брезгливо сморщилась. Витя укоризненно посмотрел на меня.

- Конечно, вымыл! Разве не видишь - они стали вдвое тоньше!

Было похоже, что он говорит правду, но все-таки конфеты никто есть не стал.

За день мы изрядно устали и после ужина уснули, как убитые.

Глава 4

Утро застало нас у самолета. Мы уже собрались вылетать, но тут произошла непредвиденная задержка. Проезжавшие мимо пограничники сказали, что видели в камышах северного берега озера Ала-Куль большую кулигу саранчи. Они подробно объяснили, как туда проехать, откозыряли на прощание и поскакали к заставе.

- Придется посмотреть, что там делается, - решила Галина.

- Мы поедем с вами, - заявил Витя.

- Ты плохой кавалерист. Не подвергай свою жизнь опасности, - усмехнулся я, вспомнив, как он однажды свалился с верблюда.

Мой приятель ничего не ответил, но его негодующий взгляд был яснее всяких слов.

- Не беспокойтесь, Виктор Антонович! - улыбнулась Галина. - Со мной поедет Мухамед. Отдыхайте.

Девушка надела панаму и пошла в поселок за лошадьми. Меня такой оборот дела вполне устраивал. Пока Галина ловит своих саранчуков, мы могли бы порыбачить в протоке. Однако Витя был иного мнения. Он выразительно посмотрел на меня и сказал:

- Едем!

Скоро четверо всадников на маленьких степных лошадках выехали из поселка. Впереди, помахивая плеткой, ехал Мухамед. Галина с двустволкой за плечом держалась в седле как настоящая наездница. Глядя на Витю, я невольно вспомнил толстовскую "собаку на заборе". Мой приятель, догадываясь, что как кавалерист он выглядит неважно, держался позади. Я, на всякий случай, старался быть около него.

Пограничники не преувеличивали, саранчи действительно оказалось много. Продираясь сквозь заросли, усеянные мерзкими насекомыми, поминутно отряхивая с себя саранчуков, мы, наконец, выбрались на берег озера.

Над камышами плавно скользил лунь. Галина вскинула ружье - хлопнул выстрел. Хищник свернулся на лету и упал. Заметив недоуменный Витин взгляд, девушка пояснила:

- Луни разоряют утиные гнезда и таскают птенцов. Их нужно отстреливать.

Ловко соскочив с лошади, она зашла в воду и стала умываться.

Пока мы смывали с себя пыль, Мухамед пристально смотрел на середину озера. Потом, подойдя к Галине, тронул ее за плечо и что-то сказал. Откуда-то издали доносился слабый шум, словно проходил поезд.

- Что это? - поднял голову Витя.

- Евгей начинается, - обеспокоенно ответила Галина.

- Какой евгей? - поинтересовался я.

- Ураганный ветер. Нам нужно быстрее отсюда убираться.

- Почему? Здесь ведь совсем тихо!

Галина посмотрела на меня и серьезно сказала:

- Если бы вы знали, что такое евгей, то скакали бы от него во весь дух. Ураган меняет направление и скоро будет здесь. Смотрите!

Вдали темнела полоса взбудораженной воды. Шум заметно усиливался. На берег начала накатываться мертвая зыбь.

- А ну, быстро на коней! - крикнула Галина.

Все устремились за Мухамедом, который напролом, через камыши, погнал своего коня в сторону поселка.

Между тем слабый ветерок совсем стих. Мне показалось, что тревога была напрасной и теперь можно передохнуть, но Мухамед скакал без остановки.

Придержав коня, я слез подтянуть ослабевшую подпругу и понял: старый казах торопится не зря. За треском ломаемых нами камышей не было слышно других звуков, а теперь со стороны озера доносился быстро нарастающий гул. В зарослях не стало видно ничего живого, даже вездесущие саранчуки куда-то исчезли. Все застыло в тревожном ожидании, как перед сильной грозой. Вскочив на коня, я пустился догонять ускакавших товарищей.

Евгей настиг нас при выезде из зарослей. Позади загрохотало, зашипело, камыши дрогнули и заколыхались под резкими ударами ветра, а потом началось что-то невообразимое. Сверху стремительно обрушился ревущий шквал. Ураган нес тучи пыли и обломки растений. Камыши пригнулись к земле. От бешеного ветра перехватывало дыхание и слепило глаза. На зубах заскрипел песок.

Настегивая лошадей, мы мчались спасать самолет. Шквал мог сорвать его с привязей и разбить.

Подскакали как раз вовремя. Машину так дергало и трепало, что крепежные штопоры начали вылезать из земли, привязи ослабели.

- Галя! Быстрее людей! - крикнул я, бросаясь к самолету.

Девушка кивнула и тут же исчезла в мутной свистящей мгле.

Между тем ураган усиливался. По ногам и лицу больно хлестал песок с мелкими камнями, открыть глаза стало почти невозможно. Мгла настолько сгустилась, что в нескольких шагах уже ничего нельзя было различить. Я и Мухамед повисли на стойках крыльев, изо всех сил прижимая машину к земле, Витя уцепился за хвост, однако это помогало немного. Самолет дрожал и дергался, как живой. Мы уже теряли надежду на его спасение, но тут подбежали люди и со всех сторон облепили рвущуюся с привязей машину.

Евгей прекратился так же внезапно, как и налетел. Совершенно измученный, я присел на камень. После оглушающего рева стало необычно тихо. В воздухе плавала пыльная мгла. Солнце просвечивало сквозь нее тусклым расплывчатым пятном. Где-то на севере глухо ворчал удаляющийся ураган. Я взглянул на часы и удивился. Буря, которой, казалось, не будет конца, продолжалась не более полутора часов.

- Как вам понравилось знакомство с евгеем? - спросила Галина.

- Благодарю, сыт по горло! Откуда он взялся?

- Причины евгея еще не изучены, - ответила девушка. - Ветер вырывается из Джунгарских ворот сильной узкой струёй, направленной к южному хребту. Постепенно разворачиваясь на север, он, как хороший дворник, выметает из долины весь мусор. Были случаи, когда евгей сбрасывал с берега в Ала-Куль целые отары овец.

- Можно поверить после того, что мы испытали на своей шкуре, - заметил Витя.

Не теряя времени, мы принялись очищать самолет от песка и вскоре вылетели к озеру Сасык-Куль.

Глава 5

Мой друг, уравновешенный и рассудительный Витя, окончательно потерял голову. За пять дней скитаний по плавням, степям и пескам характер его переменился, выражаясь по-авиационному, на сто восемьдесят градусов. Витя до этого не обращал особого внимания на "прекрасный пол", а теперь, как тень, ходит за Галиной, стараясь угодить ей чем только можно. Он лазит по камышам, ловит саранчуков и смотрит на девушку печально-преданным взглядом. Не осмеливаясь признаться в своих чувствах, Витя жестоко страдает от безответной любви. Он похудел и сделался похожим на поджарого, длинноногого саранчука.

Галина делает вид, что не замечает страданий моего приятеля. Принимая его помощь, она, как и в первый день знакомства, называет Витю по имени и отчеству и не дает ему никаких поводов для сближения. Он же готов для нее на любой подвиг и даже начал серьезно интересоваться биологией кузнечиков, козявок и прочей твари.

Возле озера Сасык-Куль, бродя по камышам в поисках куда-то запропастившейся саранчи, Витя заблудился и ходил, как заяц по кругу, до тех пор, пока не "дошел" окончательно. Мы нашли его около кабаньей лежки. Голодный, измученный, наполовину съеденный комарами, он совершенно обессилел и желал только тихо умереть.

В плавнях реки Ак-Су он ухитрился провалиться в трясину. На счастье мы были поблизости и, услышав отчаянные вопли, прибежали вовремя. После этого, серьезно опасаясь за жизнь своего приятеля, я стал поторапливаться с возвращением.

На исходе шестого дня мы подлетали к устью Каратала - последнему месту, которое Галине нужно было еще осмотреть. Я вел самолет вдоль южного берега озера Балхаш. Солнце, опускаясь к серым бесплодным холмам Бед-Пак-Далы, золотило голубые балхашские воды. На озере кое-где виднелись маленькие, как игрушки, рыболовецкие шаланды. Слева, насколько хватал глаз, раскинулись бугристые, заросшие саксаулом пески.

Но вот и устье. Мы с интересом разглядывали извилины рукавов Каратала, где над водой парили пеликаны, а у камышей, как белые комочки ваты, плавали лебеди. Вдруг над зарослями потянулся белый шлейф. Расплываясь и оседая в камыши, он оборвался у берега, и только тогда над водой стал виден маленький зеленый самолет. Приподнявшись повыше, он развернулся на обратный курс и снова прижался к камышам, оставляя позади себя ядовитую полосу.

- Саранчу травит! - показал я Галине. Девушка кивнула головой и сделала в блокноте пометку.

Площадка, с которой работал самолет, оказалась на берегу Каратала рядом с полевой базой противосаранчовой экспедиции. Около двух домиков стоял грузовичок-вездеход. Шофер собирался выезжать обратно и Галина передала письмо, в котором сообщала начальнику экспедиции, что завтра прилетим.

Пилот с техником, молодые загорелые парни, жили в палатке, установленной под карагачом. Товарищи по профессии встретили нас, как говорится, с хлебом и солью. Они предложили нам жирную сазанью уху и караваи свежеиспеченного хлеба. От такого угощения отказаться было невозможно.

Наскоро перекусив, Галина отправилась проверять смертность саранчи на обрабатываемом самолетом участке. Витя, конечно, увязался за ней, а на мою долю выпало организовать ночлег. Сторож базы Ахметжан Нурмагамбетов принес палатку и помог установить ее на лужайке, около дома. Закончив дела, я прилег на траву отдохнуть.

Смеркалось. Бесшумно, как тень, промелькнула сова и скрылась за ближним барханом. Причудливые стволы саксаула чернели на алом фоне зари. В низине, поросшей гривкой камыша, глухо стонала выпь.

- Айда рыбу ловить! - пригласил меня Нурмагамбетов.

- Поздно уже, не успеем.

- Зачем не успеем? Сазан ловим и айда спать!

Меня заинтересовала такая самоуверенность сторожа.

- Хорошо, пойдем. А где же удочки?

- Какой удошки? На палка с ниткой сазан скоро не добудешь, - рассмеялся казах.

- А чем же ловить?

- Сашком будем ловить.

- Ну это, брат, дудки! Еще никто сазанов одним сачком не ловил.

- Затем дудки? - не понял меня Нурмагамбетов. - Не надо дудки, сашком ловим. Айда!

Хотя я и не надеялся на успех такой ловли, но все же для интереса пошел за сторожем.

Скоро мы пришли к неширокой протоке, перегороженной плотной изгородью из ивняка и камыша. В середине изгороди был сделан узкий спиральный проход, выводящий в круглый садок.

Нурмагамбетов вынул из-под куста палку с насаженным матерчатым сачком, сбросил штаны и полез в воду. Около изгороди рыболов опустил свою снасть в садок, подчеркнул и вытянул. В сачке трепыхалась большая рыба. Казах ухватил ее под жабры и швырнул на берег. Я подбежал, чтобы отрезать ей путь к воде. В это время второй, еще более крупный сазан шлепнулся рядом.

- Вот это здорово! - подивился я. - Здесь как в магазине. Пришел, выбрал какую тебе надо рыбу и уходи!

- Магазин плохо, плати деньги - бери дохлый рыба. Каратал хорошо, ничего не плати - бери живой рыба, - пояснил сторож, выходя на берег.

Пока он надевал штаны и обувался, я рассмотрел по лучше простое, но остроумное сооружение. Крупная рыба, заходя в узкий проход, не могла повернуться обратно и поневоле шла в садок. Выловить ее оттуда уже не составляло никакого труда.

- Рыба там пропадает, - сказал я, указывая на садок.

Казах отрицательно покачал головой.

- Зачем пропадает? Мы берем мало - мало кушать, потом открываем дырка пусть гуляет, - показал он на дверцу в изгороди.

Когда мы вернулись, уже совсем стемнело. Витя с Галиной приехали усталые и ужинать не стали. Девушка ушла ночевать в дом, а мы забрались в палатку.

После утомительного дня хотелось спокойно уснуть, но Витя без конца ворочался и вздыхал. Я не выдержал и спросил приятеля, с каких пор он начал страдать бессонницей? Витя сел и взял меня за руку.

- Георгий Константинович! Посоветуй, что мне делать?

Я сладко зевнул и ответил:

- Спать.

- Я серьезно спрашиваю, а у тебя все смешки, - обиделся мой приятель.

- Если я когда-нибудь полюблю девушку, то не буду ходить вокруг нее с постной физиономией, не стану вздыхать и закатывать глаза, а предложу ей "руку и сердце". Вот тогда у меня не возникнет дурацкий вопрос: что я должен делать?

Витя снова тяжело вздохнул.

- Я и сам думал об этом, но все никак не осмелюсь. Вдруг она не согласится пойти за меня замуж! Галя хорошая девушка, красавица! А я что? - с горечью воскликнул несчастный влюбленный.

- Ну вот, началась самокритика! Она, видите ли, красавица, а он Квазимодо. Успокойся. Галина обыкновенная смазливая девчонка и не больше. А то, что твой нос далек от совершенства, не беда. Парня украшает мужественность и решительность, которой тебе как раз и не хватает.

- Ты прав. Завтра же, как только прилетим, объяснюсь Галине, - твердо заявил Витя.

- С чем тебя и поздравляю. А теперь - спать, - закончил я разговор, поворачиваясь на бок.

Мне уже начало что-то сниться, но тут снова послышался Витин шепот:

- Георгий Константинович! А что если она все-таки откажет?

- Тогда совершай самоубийство любым способом, какой тебе по вкусу, если не можешь без нее жить, - рассердился я.

После такой отповеди Витя замолчал до утра.

На другой день впереди заблестели знакомые прямоугольники рисовых полей. Самолет подходил к станции. Делая над аэродромом традиционный круг, мы увидели около домика знакомый "пикап" и встречающих. Письмо, отправленное с шофером, поспело вовремя.

Подрулив к домику, я выключил мотор. Витя протянул руку, помогая Галине выйти из самолета, но... соскочив с подножки, девушка очутилась в объятиях статного офицера.

- Галя! Наконец-то прилетела! - радовался он, и его черные, с монгольским разрезом глаза весело блестели из-под козырька форменной фуражки.

- Знакомьтесь. Мой жених Темирбек, - представила Галина пограничника, освобождаясь из его крепких объятий.

Приветливо улыбаясь, офицер крепко потряс Витю за руку. Ошеломленный Витя ответил ему одной из тех улыбок, от которых моментально свертывается молоко.

Взглянув на своего друга, я подумал, что именно такое выражение лица было у Александра Ивановича Корейко, когда он отдавал Остапу Бендеру миллион.

Так окончился наш полет по маршруту, проложенному на старой потрепанной карте.