"Куб со стертыми гранями" - читать интересную книгу автора (Ильин Владимир)10. ОСЬ “Y”Утверждение Шерма о том, что люди боятся хардеров, было слишком категоричным. Отдельные личности, наоборот, так и липли к ним, как мухи на мед. Особенно хорошенькие медсестры… В этом Лигум убедился, вернувшись на следующий день в Галлахен. Он и сам не знал, чем его так привлек этот сравнительно небольшой городок, расположенный на атлантическом побережье, но здесь ему было хорошо. Он снял уютный крохотный номер в знаменитом после событий сорок восьмого года “Обитаемом острове” и отправился в душ, чтобы смыть с себя дорожную пыль. А когда вышел, яростно растирая тело большим полотенцем, то сразу понял, что в номере кто-то есть. Не было ничего удивительного в том, как кто-то вошел — у Лигума, как и у многих других хардеров, с детства отсутствовала привычка запирать двери помещений. Оставалось лишь надеяться, что незваный гость явился сюда не с враждебными намерениями, иначе… Додумать Лигум не успел, потому что увидел, кто же это был, отчего у него сразу перехватило дыхание, а из головы вылетели вообще все разумные мысли. Скромно устроившись в уголочке на жестком креслице и смиренно улыбаясь, на хардера смотрела пунцовая от волнения ассистентка доктора Рябцева по имени Мадлена. Одета она была весьма скромно, но все-таки еще одета, и это спасло ее от немедленного выставления за дверь. — Мне отвернуться? — наконец, выдавила гостья, первой придя в себя. — С какой стати? — сердито осведомился Лигум. — Или в медицинских колледжах уже не изучают физиологию по живой натуре? А может быть, вы опасаетесь, что, в отличие от других мужчин, у меня отсутствуют кое-какие части тела? — Не сердитесь, — тихо попросила она. — Я знаю, что веду себя не очень-то скромно, преследуя вас, но… но… я и сама не знаю… Послушайте, вы любите стихи? — Что-что? — удивился Лигум. Девушка с вызовом вскинула голову. — Неужели вы даже не знаете, что такое стихи? — саркастически поинтересовалась она. Несколько секунд Лигум пристально смотрел на нее, потом отвернулся и с непроницаемым лицом принялся невозмутимо натягивать на себя одежду. — Назовите любого поэта, и я прочту вам что-нибудь из того, что он сочинил, — предложил он немного погодя. — Так уж и любого? — прищурилась скептически Мадлена. — Ну что ж, давайте возьмем кого-нибудь из классиков… хотя бы прошлого века. Например, Макаревича. — Какого именно? — деловито спросил Лигум, застегивая рубашку. Она улыбнулась, и улыбка ее на этот раз была по-матерински насмешливой. — Из поэтов в прошлом веке Макаревич был один, — снисходительно пояснила она. — Кстати, звали его Андреем… Название “Машина Времени” вам ни о чем не говорит? — Говорит, — охотно согласился Лигум. — Только этот роман вроде бы написал не Макаревич, а Уэллс. — Ну, а где же ваша цитата, уважаемый эрудит? — язвительно спросила медсестра. Лигум подошел к окну и, глядя на залитые солнцем улицы, сбегавшие с холмов к набережной, стал декламировать: — “Я хотел бы пройти сто дорог — а прошел пятьдесят… Я хотел переплыть пять морей — переплыл лишь одно… Я хотел отыскать город тот, где задумчивый сад, Но вода не пускала и только тянула на дно”… — Ну, допустим… Только голос у вас уж очень замогильный, — заметила девушка. — Ну, а дальше? Хардер усмехнулся и продолжал: — “Я хотел посадить сто деревьев в пустынном краю. Я нашел этот край, только ветер унес семена… И из сотни дверей так хотел отыскать я свою, И как будто нашел, но за ней оказалась стена!”… Что-то неуловимо переменилось в выражении глаз Мадлены, но Лигум невозмутимо закончил: — А это откуда? — вскочив, запротестовала Мадлена. — У Макаревича в том стихотворении такой строфы нет!.. — А это уже не Макаревич, — сообщил хардер. — Это один из моих однокашников пытался под него подделаться… Мадлена сделала к нему шаг. Потом еще один. И еще — пока не оказалась с Лигумом так близко, что хардер вдыхал аромат ее духов. В соответствии с неписаными людскими законами, девушку следовало заключить в объятия, а затем увлечь ее на кровать, которая была совсем рядом… Но хардеры не подчиняются людским законам, и Лигум не шевельнулся, глядя поверх головы Мадлены. — Не понимаю, — медленно проговорила девушка, не отводя испытующего взгляда от лица хардера. — Ничего не понимаю… Я всегда считала, что лишь человек, который любит и ценит поэзию, умеет любить женщин. Но если вы, хардеры, умеете любить, то почему вы отказываетесь от счастья? И почему вы лишаете этого счастья других? Кто вам дал право не любить нас?!.. С трудом удерживая свое лицо в виде каменной маски, Лигум сказал: — А с чего вы взяли, что любить вас — это счастье? Мадлена задохнулась так, словно чей-то тяжелый кулак угодил ей точно в солнечное сплетение. И, так и не выйдя из этого нокдауна, стремглав выбежала из номера. Лигум прислонился пылающим лбом к прохладному мультиплексу окна, провожая взглядом стройную фигурку, стремительно удалявшуюся прочь от отеля по залитому солнцем тротуару. Голос Советника по искусству, вновь прошелестевший в ушах, сварливо поинтересовался: — Еще будут заказы насчет поэтов, хардер Лигум? — Отставить поэтов, — сказал Лигум. — Диспетчер, мне нужен Информатор о Персоналиях… — Слушаю вас, хардер Лигум, — после краткой паузы услужливо откликнулся другой голос, который был слышен только юноше. — Какая персоналия вас интересует? — Дай-ка мне справку о той девушке, с которой я только что разговаривал, — потребовал Лигум. |
||
|