"Куб со стертыми гранями" - читать интересную книгу автора (Ильин Владимир)14. ОСЬ “Y”— А я знала, что ты ко мне еще придешь. Правда, не думала, что это случится так скоро… — Откуда ты это знала? — Те стихи, которые ты мне читал в отеле — ну, помнишь, в подражание Макаревичу?.. Их ведь написал ты сам? — Мадлена, а может, ты умеешь читать чужие мысли? Она тихонько засмеялась. — Нет, — немного погодя сказала она. — Я просто их угадываю… — Тогда угадай, зачем я к тебе пришел. Вместо ответа она прильнула к нему и осторожно поцеловала в кончик носа. Они лежали в полной темноте, только в оконном проеме светились, словно огненные глазки какого-то злобного зверя, индикаторы охранной сигнализации. В доме было тихо, но Лигум знал, что еще слишком рано, чтобы отец Мадлены, с которым она жила вдвоем в этом огромном особняке в пригороде Галлахена, лег спать. Стараясь не потревожить девушку, припавшую щекой к его груди, Лигум глубоко вздохнул. Вопрос, который он только что задал, был не случаен, но ни на какие размышления Мадлену он не навел. Судя по всему, она плохо знала хардеров, и от этого было еще горше и противнее на душе, потому что одно дело: переиграть осведомленного соперника, и совсем другое — обмануть чье-то неискушенное доверие. Например, ребенка… Нет, ему было с ней замечательно, и если бы он не был хардером, то был бы сейчас на седьмом небе от счастья. Но хардеры не имеют права на счастье. — Прочитай еще что-нибудь, — попросила она, плотно прижавшись носом к его груди, от чего было щекотно, и возникало какое-то странное, до сей поры не ведомое чувство. — Только из своего… — Да это всё было баловство, — сообщил он. — На третьем курсе образовался небольшой перерыв в учебе, вот от нечего делать и попробовал свои силы… С тех пор даже мысли такой не возникало. А сейчас даже стыдно вспомнить, такой наивный примитив получался у меня тогда… — Не скромничай, — настаивала она. — Да не бойся ты, я не буду критиковать… — Ну, если ты так хочешь, — наконец, сдался он. И после паузы медленно, с ровными интонациями прочитал: В этом стихотворении было еще много строф, но Лигум не стал продолжать, потому что с помощью заранее вставленного в ухо “супер-аудитора” — крошечного устройства, воспринимающего звуковые колебания на большом расстоянии и усиливающего их — услышал, как где-то в недрах особняка раздалась сложная трель, состоящая из трех длинных и трех коротких стаккад. Кто-то звонил во входную дверь, явно используя условный сигнал. Он прислушался к ровному горячему дыханию на своем плече. — Мадлена, ты спишь? — Ага, — промурлыкала она. — Причем сплю наяву… Кстати, от близких людей я больше привыкла слышать обращение “Лена”. — Учту на будущее, — сообщил Лигум, продолжая прислушиваться к звукам, доносившимся из недр здания. — А у тебя действительно нет имени? Он колебался всего одну секунду (но все-таки колебался!): — Действительно. — Бедняжка! — вздохнула она. — А давай я тебе сейчас дам имя? А? Не могу же я обращаться к тебе только по фамилии, да и не сократить ее так, чтобы это нормально звучало!.. Не “Лигуша” же мне тебя называть! На втором этаже послышались твердые сухие шаги, которые направлялись к лестнице. — Зачем? — спросил он. — Зачем мне имя? — Как это зачем? — От волнения Мадлена даже приподнялась на кровати. — Ведь у всех же есть имена!.. У всех людей! — (Лигум кусал в темноте губы). — Ну, ладно, если у вас так не принято, то давай… давай я назову тебя понарошку… только для нас двоих. И никто-никто — обещаю тебе — не будет об этом знать, только ты да я!.. Согласен? Лигум вздохнул. — Ну давай, — согласился он. — И как же ты меня назовешь? Она на секунду задумалась, рисуя нежным пальчиком замысловатые узоры на его груди. — А ты сам какое имя хотел бы носить? — наконец осведомилась она. Шаги спустились на первый этаж и замерли, словно решая, куда направиться дальше. — Лена, — сказал Лигум, — а что ты будешь делать, если твой отец сейчас постучит к нам в дверь? Она тихонько засмеялась: — Боишься, да? Эх ты, а еще хардер!.. Сразу видно, что у тебя небогатый опыт по части лазания в девичьи комнаты по ночам!.. — А все-таки? — Конечно, громко скажу, что я уже давно сплю. А ты тем временем спрячешься под кроватью!.. — Под кроватью нельзя, — серьезно сказал Лигум. — Там пыльно, и я обязательно чихну. Шаги удалились в сторону входной двери. Вскоре оттуда донеслись тихие неразборчивые голоса, а потом шагов стало больше, и они теперь накладывались друг на друга. Судя по всему, отец Мадлены и ночные гости направлялись на кухню. — Лена, а кто твой отец? — У-у, — протянула она нарочито тоскливым голосом, — давай не будем об этом, хорошо? А то я действительно быстро усну от скуки!.. — То, чем он занимается, так скучно? — Любая научная деятельность, мне кажется, скучна и безнравственна. Лигум невольно вздрогнул. Неужели она знает, чем занимается ее отец? Но тогда непонятно, почему она разрешила, в сущности, незнакомому молодому человеку, да еще и хардеру, забраться в ее комнату через окно, для чего ей пришлось отключить на несколько секунд систему домашней сигнализации. Между прочим, системка еще та… мимо ее датчиков и комар вряд ли сможет пролететь незамеченным в дом… — Так он — ученый? — Молекулярный биолог. — Звучит красиво. — На самом деле — тоска смертная. Бесконечные опыты, статьи, корпение до самого утра в подвале… — В подвале? — Ну да, там у отца устроена домашняя лаборатория. Он ведь даже дома не может не заниматься своей наукой!.. — А вход в лабораторию, случайно, находится не в кухне? — А ты откуда знаешь? — Я тоже иногда кое-что угадываю… Теперь понятно, почему после того, как Касальский и его ночные визитеры скрылись на кухне, оттуда в высокочувствительный микрофон “супер-аудитора” не доносится ни малейшего звука. Значит, пора… Лигум погладил Мадлену по волосам. — Слушай, ты, хитрец, — вдруг сказала она. — Не заговаривай мне зубы! И не пытайся перевести разговор на другую тему. Мы, кажется, говорили о том, какое имя тебе бы подошло… — Лучше поцелуй меня, — попросил он, зная, что это будет их последний поцелуй. Она прикоснулась своими мягкими губами к его рту, и он вновь с болью и сожалением ощутил тепло ее тела. Однако, было уже слишком поздно что-то менять. Лигум сдавил в кулаке капсулу струйного инъектора, вводя дозу снотворного в шею девушке. Когда ее тело обмякло, а дыхание стало ровным и размеренным, он встал и торопливо оделся. Перед тем, как выскользнуть из комнатки, глубоко вдохнул и выдохнул несколько раз, готовясь к стремительному броску. Он знал, что сигнализация в доме сработает, едва он переступит порог спальни Мадлены, а значит действовать надо будет очень быстро, чтобы успеть застать профессора Касальского и его гостей с поличным. Вопреки его опасениям, ни воя сирены, ни прочих звуковых эффектов не последовало. Однако, он не сомневался, что каким-то образом компом известит своего хозяина о необъяснимом вторжении неизвестного в особняк. Вход в лабораторию был в виде люка в полу небольшой кладовой, пристроенной к кухне. За ним оказалась довольно хлипкая лесенка, прочность которой Лигум решил не испытывать. Он слетел вниз, лишь опираясь на гладкие пластиковые перила, и устремился по узкому и тесному коридорчику, освещенному бактериоцидными лампами. В голове мелькнуло смутное воспоминание о том, как в Академии на занятиях по тактике они упражнялись в прохождении лабиринтов с неизвестными препятствиями. Здесь, однако, как видимых, так и невидимых препятствий не было. Коридорчик быстро закончился, и Лигум ворвался в небольшую комнатку, где стоял ряд кресел, как в какой-нибудь общественной приемной. В одном из кресел сидел детина, массивный, как комод эпохи Средневековья. Он что-то разглядывал на экранчике своего комп-карда. Увидев хардера, он вскочил и испустил одно из тех словечек, которые так любят вставлять в свои произведения авторы зубодробительных боевиков и на основе которых критики потом признают книгу написанной “живым, сочным разговорным языком”. Это, однако, не помешало Лигуму приступить к произнесению Формулы Предупреждения: — Я — хардер Лигум. Прошу оказывать мне всестороннюю помощь и содействие при выполнении мною важной задачи… Закончить Формулу ему не пришлось. “Комод”, видимо, слишком извращенно истолковал пункт об оказании помощи, потому что в руке его вдруг появился импульсный излучатель. Пустить в ход его он, правда, не успел. Лигум ударил дважды, и каждый из его ударов относился к категории тяжко травмирующих. Детину отбросило в угол и накрыло обломками кресла. Лигум кинулся к бронированной двери в противоположной стене, но она отказалась открыться. Тогда он достал из кармана компакт-веерник, который в сложенном виде занимал не больше места, чем комп-кард, и превратил его в плазменный автомат. Двух точечных ударов по блоку электронной защиты и веерной очереди по дверным каналам передачи команд хватило, чтобы створки двери, натужно визжа минитурбинами и дымясь, послушно разъехались в разные стороны. С автоматом наперевес, Лигум ворвался в довольно обширное квадратное помещение, которое было битком забито причудливыми приборами и устройствами. Касальский сидел за центральным пультом у скрин-окна, сосредоточенно щелкая клавишами и тумблерами. В углу раздавалось надсадное гудение. Оно явно исходило от высокого серого параллелепипеда, с обеих сторон которого виднелись продолговатые дверцы. На появление хардера биолог не отреагировал. Лигум зачитал ему Формулу Предупреждения. По закону, с этого момента неподчинение требованиям хардера со стороны других людей могло быть истолковано им как преднамеренное сопротивление и давало ему право на применение любых мер, вплоть до силовых, с целью выполнения своей задачи. Однако профессор лишь что-то буркнул, не отрывая взгляда от экрана пульта, на котором виднелась картинка, напоминающая стандартную панель копирования файлов с длинной белой полоской. Аналогия усиливалась тем, что с каждой секундой полоска заполнялась темно-синим цветом, словно сейчас шла перекачка файлов с одного комп-диска на другой. Лигум повел стволом автомата в сторону Касальского. — Встать! — приказал он. — Руки за голову! Профессор скривился так, словно у него заболели сразу все зубы. — Откуда вы взялись, хардер? И прекратите тыкать в меня своим дурацким автоматом! Да будет вам известно, я провожу очень важный научный эксперимент!.. — Я сказал — встать! — повторил Лигум. — Если вы помешаете мне, — возразил Касальский, — последствия вашего головотяпства могут быть самыми плачевными — в том числе, для жизни и здоровья людей!.. Лигум решительно шагнул к нему, и профессор нехотя поднялся со своего места за пультом. — Вы не имеете никакого права! — прошипел он. — Вы проникли в мой дом незаконным путем, и я не намерен смотреть, как вы срываете мой эксперимент!.. — Руки за голову! — опять сказал Лигум и, когда Касальский демонстративно сложил руки на груди, несильно, но больно ударил его тыльной стороной ладони по лицу. — Когда я что-то говорю, вы обязаны подчиняться, профессор, и вам следует усвоить это раз и навсегда. Больше предупреждать вас я не буду!.. — Подонок! — прошептал биолог, вытирая кровь из разбитой губы. — Негодяй! Как вы смеете бить меня?!.. Да вы знаете, кто я такой? — Знаю, — сказал Лигум. — Действительный член Академии Всех Наук Земной Федерации. Ну и что? Между прочим, я вас не бью, а лишь привожу в чувство. По-моему, вы неадекватно оцениваете данную ситуацию… — Вы еще и издеваетесь?! Я… я буду жаловаться на вас! — жалким голосом выкрикнул профессор. — Вашему руководству!.. Кажется, оно называется Щит? — Бесполезно, — сообщил Лигум. — Именно Щит и послал меня, чтобы воспретить вам подпольное клонирование. До конца заполнения полоски на экране оставалась примерно треть. — Ах, вот как, — сказал профессор, с вызовом вскидывая голову. — Что ж, раз вам об этом известно… Да, я делал это и делаю сейчас. Но в чем, позвольте узнать, заключается мое преступление? В том, что я не обратился за официальным разрешением на проведение этих опытов в Ассамблею Федерации? Но почему я должен спрашивать чьего-то разрешения сделать то или иное открытие? Где, по-вашему, мое право на свободу научной деятельности? И с каких это пор на нашей планете ученые должны советоваться, так сказать, с общественностью и властями, чем им заниматься?!.. — Дело в том, что вы не просто занимаетесь наукой, — сказал Лигум. — Ваши эксперименты, как вы их называете, давно уже превратились в подпольное производство копий людей. Тем более, что люди, которых вы так усердно размножаете, как правило, являются преступниками и подонками. Вы выполняете заказы мафиозных кланов, профессор, и уже в силу этого ваша деятельность носит преступный характер и должна быть прекращена. Касальский закусил губу. — А мне наплевать! — гневно воскликнул он. — Пусть эти люди будут хоть трижды негодяями и мерзавцами!.. Для меня как для ученого важнее то, что с открытием технологии клонирования человечество получило новые возможности для самосовершенствования!.. — Еще нет, — сказал Лигум. — И, надеюсь, никогда не получит. Ученый изумленно поморгал. — Вы хотите сказать, что?.. Вы убьете меня? — Конечно, нет. Я просто должен уничтожить всю вашу аппаратуру. — Ну уж нет! — сказал Касальский, делая шаг вперед. — Я вам не дам это сделать! — Тогда мне действительно придется убить вас, — сообщил Лигум, вскидывая ствол автомата на уровень груди профессора. Бледнея на глазах, биолог отшатнулся. — Знаете, кто вы такой? — спросил он. — Вандал! Варвар! Вы недалеко ушли от тех уличных юнцов, которые из хулиганства ломают комп-терминалы, исписывают нецензурными ругательствами стенки лифтов и крушат витрины кафе-автоматов!.. С пульта раздался мелодичный сигнал, и голосовой информатор сообщил приятным баритоном: — До завершения операции остается одна минута. — Отключите аппаратуру, — приказал Лигум профессору. Тот покачал головой: — Нельзя. — Почему? — Вы же не имеете никакого представления о тех процессах, которые сейчас происходят в камерах дупликатора. — Не имею, — согласился хардер. — Тем не менее, приказываю вам прекратить клонирование. — Но тогда человек, который в настоящее время находится в камере, погибнет, — возразил Касальский. — Судя по личности телохранителя, который караулил вход в вашу лабораторию, общество ничего не потеряет от смерти этого типа, — хладнокровно сказал Лигум. — По-вашему, убийство человека, да еще в таком состоянии, когда он беспомощен, как плод в чреве матери, не отвратительно? — Отвратительно, — подтвердил Лигум. — Но кто-то должен сделать эту грязную работу. Если вы сами не хотите нажать нужную кнопку, покажите ее мне, и я возьму грех на свою душу. — Душу? Да у вас ее не было и нет! — возразил ученый. — Вы же хардер! Он произнес это с таким бесконечным презрением и отвращением, что Лигуму потребовалась вся его выдержка, чтобы сдержаться. — Осталось тридцать секунд, — объявил информатор. — Я считаю до трех, — сообщил Лигум профессору, — а потом буду стрелять. — Он красноречиво повел дулом веерника по блокам аппаратуры. — Раз… — Осталось двадцать пять секунд… — Два! Профессор закусил губу. — Ладно, — наконец, сказал он. — Ваша взяла, молодой человек… Вон та кнопка со знаком бесконечности… Лигум нажал на указанную кнопку, и информатор тут же сообщил: — Операция клонирования завершается в ускоренном режиме. На панели слева от клавиатуры вспыхнули индикаторы, а откуда-то сверху полились органные аккорды торжественного марша. — Вы меня обманули! — сказал Лигум Касальскому. — Уверен, что это не столь страшное преступление, как то, которое вы собирались совершить, — огрызнулся биолог. Лигум нажал на спуск автомата, и длинная очередь плазменных вспышек расплавила пульт управления, словно он был сделан из пластилина. Через несколько секунд от него осталась только горка обгоревшего, смрадно дымящегося тектолита. Профессор схватил Лигума за рукав, но хардер сделал короткое движение, и Касальский отлетел к стене, беззвучно хватая воздух побелевшими губами. Лигум направил ствол автомата на “параллелепипед”, но тут вдруг дверцы на обеих его сторонах отворились, и оттуда почти синхронно вышли два человека. Увидев хардера, они застыли, остолбенев. Впрочем, Лигум тоже был поражен. Он переводил взгляд с одного лица на другое, он рассматривал эту парочку и так, и этак — и не мог найти ни единого различия. Это были абсолютные двойники. И, тем не менее, это был один и тот же человек. Холеное, ухоженное лицо с щеточкой аккуратных усиков, дорогой костюм, сшитый наверняка у одного из самых модных модельеров с мировым именем; пронзительный взгляд острых глазок. — Кто это? — едва шевеля губами, спросил Лигум своего Советника по Персоналиям, и тот после короткой паузы сообщил: — Ян Гаррисевич, официально числится как лицо без определенного рода занятий. Тем не менее, активно участвует в игорном бизнесе, в торговле порнографией и в организованной проституции. Сфера влияния группировки, которую он возглавляет, распространяется на юг европейского континента и, частично, на Южную Америку. Наличный капитал составляет… — Достаточно, — сказал хардер. И обратился к Гаррисевичам: — Я — хардер Лигум. Вы арестованы за участие в незаконных экспериментах, проводившиеся профессором Касальским… Тот, что стоял справа, цинично ухмыльнулся: — Вы собираетесь арестовывать нас обоих? Но разве я могу нести ответственность за поступки своего двойника, если являюсь всего лишь его копией? — Не слушайте его, хардер, — тут же запротестовал тот Гаррисевич, что находился слева от камеры клонирования. — Это с него меня слепил профессор, а не наоборот!.. — Теперь видите, профессор, для чего этим людям потребовалось ваше открытие? — спросил хардер ученого. Тот лишь махнул в отчаянии рукой. — Отойдите в сторону! — приказал Лигум двойникам. И скороговоркой зачитал заученный наизусть текст Формулы Исполнения: — Я, хардер второго уровня Лигум, в присутствии свидетелей приступаю к исполнению решения Щита об уничтожении аппаратуры и иного имущества, незаконно использовавшегося для… В это время что-то толкнуло его в спину, и он упал. Это была классическая смерть. От выстрела в упор из чего-то огнестрельного… * * * Однако, исправно сработал искейп, и когда Лигум вынырнул в момент, предшествующий своей смерти, то, не теряя ни секунды, прыгнул в сторону, разворачиваясь на сто восемьдесят градусов, и ударил из автомата очередью по серым шкафам, находившимся позади него. Одна из неприметных дверок распахнулась, вспыхнув, как спичка, от чудовищной температуры плазмы, и оттуда в подвал вывалился горящий человек с пятиствольным “люцифером” в руке. Он падал уже мертвым — видимо, ожоги были такими мгновенными и сильными, что мозг его не выдержал болевого шока. Опознать его было уже сложно, но по щеточке тлеющих усов Лигум догадался, что это был еще один клон Гаррисевича… Буквально на какую-то долю секунды он упустил из виду первых двойников, и тотчас пули угодили в него во второй раз. На этот раз Лигум даже не потерял сознания, но все равно оказался обездвиженным. Видимо, Гаррисевич был опытным мафиози, если ведал, что хардера лучше не убивать, а ранить. Просто его клон номер три, которому пришлось стрелять в спину Лигуму, чуть-чуть не рассчитал, и пули угодили в сердце хардера. Оригинал же (если он все-таки был среди них) и первая копия вели прицельный огонь по конечностям Лигуму, чтобы обезоружить и лишить его подвижности, и это им удалось. Острая боль резанула ногу хардера, и он рухнул на бетонный пол. Автомат выпал из его пробитых пулями рук и отлетел к останкам пульта. Один из Гаррисевичей двинулся было, чтобы поднять веерник, но второй остановил его: — Оставь его “пушку” в покое!.. Уходим, пока этот придурок не выкинул какой-нибудь трюк! Скрипя зубами, Лигум в отчаянии наблюдал, как мафиозник в двух лицах устремляется к выходу из лаборатории. Уйдут сейчас, сволочи, а он не способен их остановить!.. И тут за его спиной прогремели выстрелы. Их было много, слишком много — почти целая обойма, и сначала один, а потом и второй Гаррисевич, нелепо взмахнув руками, рухнули на самом пороге лаборатории, головами в коридор. Лигум оглянулся. Уставившись на дымящийся “люцифер” в своей руке, профессор Касальский застыл с выражением безмерного удивления на лице. Потом перевел взгляд на хардера, и Лигум догадался, что профессор собирается сделать дальше. — Нет! — сказал Лигум яростно. — Не смейте, профессор! Вы не имеете права так посту.. Выстрел оборвал его на полуслове. Выронив пистолет, Касальский медленно-медленно согнулся пополам и медленно-медленно стал завалиться на подкашивающихся ногах вбок. Лицом прямо в огонь, разгоравшийся бездымным пламенем на том месте, где еще недавно находились серые шкафы… Позади Лигума испуганно вскрикнули, и хардер оглянулся. Зябко кутаясь в наспех наброшенный на голое тело шелковый халатик, Мадлена с ужасом взирала на разгром в лаборатории, причем трупы двойников Гаррисевича интересовали ее меньше, чем неподвижное тело ее отца. Однако, она почему-то не бросилась к нему, и лишь спустя некоторое время Лигум понял, почему: пол перед девушкой был обильно залит кровью. — Папа, — позвала тихо Мадлена. — Папа, что с тобой?! Но профессор не откликнулся. А потом волосы на его голове вспыхнули ярким пламенем. Девушка перевела взгляд на хардера, тщетно силившегося подняться на ноги, и взгляд этот был поистине страшен. — Это ты его убил? — спросила она. — Нет, — прошептал Лигум. — Лена, я тебе всё объясню… — Не надо, — сказала она, и гневные глаза ее стали занимать пол-лица. — Ничего уже больше не надо… Я всё поняла. Ты пришел ко мне лишь для того, чтобы убить моего отца. — Он был преступником, Лена, — в отчаянии прохрипел Лигум, — но я его не убивал! Она покачала головой. — Теперь я знаю, какое имя тебе подходит больше всего, — безжалостно прошептала посиневшими губами она. — Убийца!.. |
||
|