"Ночной мир" - читать интересную книгу автора (Вилсон Фрэнсис Пол)3. ПОСЛЕДНЕЕ ДЕЙСТВИЕГлэкен разместил Сильвию и ее сына в приготовленных для них комнатах и возвращался к себе, когда Джулио – маленького роста мускулистый мужчина, владелец того самого бара, в котором, в компании Джека, Глэкен впервые принял пинту «Храбрости», – подбежал к нему в коридоре. – Мистер Глэкен! Там внизу какая-то женщина спрашивает Джека! – А что ей нужно? Надеюсь, вы впустили ее? – К тому времени уже стемнело. Улицы стали смертельно опасны. – Да, но я оставил с ней в вестибюле человека. Дело в том, что я не могу отыскать Джека, а она просто с ума сходит от желания его увидеть. – Не та ли это женщина, которую он отправил в укрытие? – Джия? Исключено. Джию я знаю. Эта дама – темнокожая. Говорит, что ее зовут Калабоди или что-то в этом роде. Глэкен прикрыл глаза и заставил себя спокойно подумать, не послышалась ли ему последняя фраза. Неужели это так? Неужели это действительно она? Или Расалом снова решил поиграть с ними? Ну что же, очень скоро он об этом узнает. – Проводите ее наверх. Немедленно. Чуть позже, когда Глэкен стоял, ожидая, у дверей своей квартиры, Джулио вышел из лифта с тоненькой смуглокожей, черноволосой женщиной. Одежда ее была изодрана, руки и лицо перепачканы грязью, в широко раскрытых темных глазах, миндалевидных, чуть диких, читалась невероятная усталость. Глэкен представлял ее себе совсем другой, но подумал, что это дают о себе знать годы, скрытые под гладкой кожей. Он не мог оторвать глаз от ожерелья у нее на шее. Он еще не знал, что будет делать, но был уверен, что не позволит ей уйти отсюда с этим ожерельем. – Миссис Бхакти? Она кивнула. – А вы тот человек, о котором мне рассказывал Джек, тот самый старик? «Тот самый старик». Он едва скрыл улыбку. Так вот, значит, как они обо мне говорят? Ну что же – это правда, разве нет? Это даже больше, чем они думают, соответствует действительности. – Да, наверное, это я. Называйте меня Глэкен. Проходите. Он кивком поблагодарил Джулио и провел Калабати в свою комнату. Переступая порог, она споткнулась и чуть не упала, но Глэкен подхватил ее под руку. – С вами все в порядке? Она покачала головой: – Нет. Не совсем. Он подвел ее к дивану. Калабати бессильно опустилась на него. Потом потерла рукой глаза и вздохнула. Она выглядела совершенно измученной. – Джек рассказал мне, что происходит с нашим миром, – сказала она. – Я думала, он лжет, хочет перехитрить меня. Не верила, что все так плохо. – Она помолчала и посмотрела на Глэкена затравленными глазами. – Но на самом деле все еще хуже, намного хуже. Глэкен кивнул, внимательно рассматривая ее. Судя по всему, она пережила тяжелое потрясение. – Но самое худшее еще впереди. Она изумленно посмотрела на него: – Самое худшее? Там, снаружи... через квартал отсюда... что-то огромное, черное, склизкое, настолько большое, что едва протискивается между домами. Оно все покрыто щупальцами. Оно дотягивается до окон и вытаскивает оттуда все, что может найти на ощупь. Я слышала крики, плач детей. А тех, кто переживет все это, ожидает долгая, беспросветная ночь. Калабати перевела взгляд на огонь в камине и взялась рукой за ожерелье. – Джек привез ожерелье? – Да. – Его вам достаточно? – Нет. – Значит, вам все-таки нужно мое? – Да. – И это что-нибудь изменит? – Может быть. А может быть, уже слишком поздно. И все-таки это единственный шанс, единственная надежда. И мы должны испробовать этот шанс. Она продолжала смотреть на огонь. Голос ее был едва слышен. – Хорошо. Тогда возьмите его. Волна облегчения пробежала по телу Глэкена. Это было настолько ощутимо, что ему пришлось присесть на диван. Но прежде, чем он успел что-либо сказать, в комнату ворвался Джек. – Ах, это ты! – воскликнул он, глядя на Калабати сверкающими глазами. – И ты еще осмелилась появиться здесь? – Джек... – Ее губы чуть дрогнули, но прежде, чем из них появилась улыбка, Джек подбежал к ней. – Ты мне лгала. Обещала полететь сюда и поговорить с Глэкеном, а потом взяла и исчезла. Глэкен хотел было остановить Джека, прежде чем тот наговорит грубостей, но потом заметил, что Калабати ничуть не напугана этой вспышкой гнева, и успокоился. – Да, это правда, – сказала она. – И я действительно здесь. И поговорила с Глэкеном. Джек все еще стоял перед ней, но она чувствовала, как его гнев проходит. – Да. Но ты сказала... – Я вовсе не обещала вернуться вместе с тобой. Я только сказала, что полечу. И сделала это, но на своих собственных условиях, а не на твоих. Я никогда не была чьей-либо пленницей. Никогда. – Но как тебе удалось вернуться? – Неужели ты всерьез считаешь, что только тебе под силу найти пилота, который согласился бы полететь сюда с Мауи? Джек засунул руки в карманы. – Видимо, нет. Глэкен наблюдал, как пристально смотрят друг на друга Джек и Калабати. И, видимо, неспроста, что-то было большее между ними, чем обмен взглядами. И Глэкен решил воспользоваться паузой. – Джек, – сказал он, – миссис Бхакти согласилась отдать нам свое ожерелье. – Но оно уже у нас. Вы ведь говорили, что его недостаточно. – Нет, – возразил Глэкен мягко, – она согласилась отдать то, что носит сама. Глаза Джека подозрительно сощурились. – И что же она требует взамен? – Ничего, – сказала Калабати глухим, полным страдания голосом. – Ты не преувеличивал. Я убедилась в этом, когда добиралась сюда с Мауи. Все идет прахом. Это уже не тот мир, в котором мне хотелось бы жить. Если я оставлю ожерелье себе, то буду жить дальше, – хотя и не уверена в этом. Но даже трудно себе представить, какая это будет ужасная жизнь. Поэтому я решила отдать ожерелье тому, кто сможет извлечь из него больше пользы, чем я, и закончить свою жизнь, как всегда, на собственных условиях. – Благотворительность – не в твоем духе, Бати, – сказал Джек. – Ты чего-то недоговариваешь? – Прошу тебя, Джек, – вмешался Глэкен, задетый неутихающей враждебностью молодого человека. – Она согласилась отдать ожерелье, остальное вообще не имеет никакого значения... – Я всегда говорил тебе все напрямик, Бати, – сказал Джек и повернулся к Глэкену: – И она это знает. Она знает и ничего другого и не ждет от меня. – Он снова повернулся к Калабати: – Что кроется за всем этим? Она поднялась с дивана, подошла к окну. Какое-то время смотрела в темноту, в которой скрывались чудовища. – Карма, – произнесла наконец Калабати. – То, что там происходит, опасно для Колеса Кармы. Она обернулась к Джеку, словно Глэкена здесь вообще не было. И Глэкен это почувствовал. – Ты знаешь о пятнах на моей карме, Джек. Кусум тоже зависел от этих пятен. Бремя кармы давило на него и привело к смерти от твоих рук. Я долгое время избегала смерти, потому что боялась, что возмездие кармы настигнет меня в следующей жизни. Но теперь... теперь... я боюсь остаться в живых еще больше, чем умереть. – Она снова дотронулась до ожерелья. – И возможно... отдав его, я помогу Великому Колесу продолжить свое вращение... возможно, эта смерть предотвратит многие другие смерти. И мой поступок очистит мою карму от пятен. Джек с пониманием кивнул. Глэкену показалось, что он тоже все понимает: Калабати сейчас совершает сделку со своими богами – в обмен на ожерелье ее освобождают от бремени кармы. «А существует ли вообще Колесо Кармы?» – подумал Глэкен. За долгие годы ему ни разу не пришлось убедиться в этом. Но он не собирался ничего говорить, опасаясь, как бы Калабати не передумала отдать ожерелье. Но в этот момент она расстегнула ожерелье, сняла и протянула Джеку. – Вот оно, – сказала она охрипшим голосом, со сверкающими глазами. – Вот то, что ты хотел от меня получить. С этими словами она повернулась и пошла к двери. Джек какое-то мгновение смотрел на ожерелье, потом ринулся за ней: – Бати, подожди! Куда ты? – На улицу. Там все быстро закончится. Глэкен тоже бросился к ней. Опередив Джека, он настиг Калабати у двери и схватил за руку. – Нет, – сказал он. – Я не могу допустить, чтобы вы погибли вот так. Это не должно случиться на улице. В одиночестве. В глазах ее стоял страх, страх перед тем, что ожидает внизу. – Все люди умирают в одиночку, – сказала она. – А я привыкла быть одна. – Я тоже. Но я научился набираться сил, общаясь с друзьями. Позвольте годам сделать свое дело. Это лучше, гораздо лучше, чем то, что произойдет с вами снаружи. – Я останусь с тобой, Бати. До самого конца. – Нет! – Она повысила голос. – Не хочу, чтобы ты видел меня. Ни ты, ни кто-либо вообще. «Гордая женщина, – подумал Глэкен. – И с самомнением. Но она может себе это позволить». Он выпустил ее запястье и взял ее за кисть. Кисть была холодная, влажная, дрожащая. – Я знаю подходящее место, где вы сможете остаться одна. Никто вас там не найдет. Пойдемте. Он уже собирался вывести Калабати из комнаты, но Джек остановил их: – Подождите! Впервые за все время их знакомства Глэкен заметил, что Джеку не по себе. Куда подевалась кошачья грация? Казалось, он не может подобрать нужных слов. – Джек, прошу тебя, – сказала Калабати, отвернувшись. – У меня совсем мало времени. – Я знаю. Знаю. Я только хотел сказать, как плохо думал о тебе последние два года. Но то, на что ты решилась сейчас, требует мужества. Даже я спасовал бы на твоем месте. Думаю, ты самая храбрая женщина из всех, кого я знал. – Он взял ее руку и приложил к губам. – Я... мы все в долгу перед тобой. И никогда тебя не забудем. Калабати кивнула. «Я знаю, ты больше не любишь меня, но спасибо на добром слове». Она подошла к нему, поцеловала в щеку: – Прощай, Джек. – Да, – сказал Джек упавшим голосом. – Прощай. Глэкен провел Калабати вниз, в бывшую комнату Кэрол. Теперь Кэрол не в силах была в нее войти. Глэкен подвел ее к кровати и не стал включать свет. – Здесь спокойно. Тихо и темно. Никто не потревожит вас. Он услышал скрип пружин, когда Калабати присела на кровать. – Вы побудете со мной? – спросила она. – А я думал... – Это я из-за Джека. С ним я не чувствовала бы себя свободно. Но вы – другое дело. Ваш возраст намного больше моего. Думаю, вы меня понимаете. Глэкен подвинул к кровати кресло. – Понимаю. Он сейчас думал то же самое, что и Джек: какая это храбрая женщина. Он снова взял ее за руку – как там, наверху. – Поговорите со мной, – предложил он ей. – Расскажите об Индии вашего детства, – о храмах, о ракшасах. Расскажите про годы, которые прожили, не нося ожерелья. – Мне кажется, я вообще не была молодой – так мало я помню о своей молодости. Глэкен вздохнул: – Я знаю. Но расскажите то, что сохранилось, а потом я расскажу то немногое, что запомнил. И Калабати рассказала ему о времени, когда она была маленькой девочкой, о своих родителях, о том страхе, который испытывала перед демонами-людоедами, бродившими в туннеле под Храмом на Холмах. Голос ее становился все более хриплым, а воздух в комнате – влажным и кисловатым, по мере того как жизненные соки покидали тело. Ей стоило огромных усилий продолжать рассказ. – Я так устала, – произнесла она, задыхаясь. – Ложитесь, – посоветовал Глэкен. Он помог ей лечь и сквозь одежду почувствовал, что тело ее высохло и отчетливо проступил скелет. – Я замерзла, – сказала она. Он накрыл ее одеялом. – Мне так страшно. Не оставляйте меня, пожалуйста. Он снова взял ее за руку. – Я не оставлю вас. – До тех пор, пока все не кончится. Вы обещаете мне? – Обещаю. Она больше ничего не сказала. Спустя какое-то время ее дыхание стало частым, прерывистым. Костлявые пальцы в предсмертной судороге сжали руку Глэкена... А потом разжались. И стало совсем тихо. Калабати умерла. Глэкен высвободил свою руку и вышел в прихожую. Там, на полу, рядом с дверью, сидел, скрестив ноги, Джек. Он поднял глаза на Глэкена: – Она?.. Глэкен кивнул, и Джек опустил голову. – Сложите оба ожерелья, обломки меча и будьте готовы отправиться в путь на рассвете. Джек кивнул, все еще глядя в пол. – Куда? – Позже я скажу. Я должен побыть с ней еще немного. Джек снова вскинул голову и вопросительно посмотрел на Глэкена. – Я обещал остаться с ней до конца. Из спальни тянуло сладковатым запахом гнили. Глэкен опустился в кресло и взял руку Калабати в свою. Она была холодная и сухая, как чешуя. Глэкен сжимал ее до тех пор, пока она не рассыпалась в пыль между пальцами. А когда небо стало светлеть, он опустил занавески, прикрыл дверь и запер квартиру. |
||
|