"Ночной мир" - читать интересную книгу автора (Вилсон Фрэнсис Пол)Конец игрыГде они могут быть? Кэрол понимала, что уже начинает всем надоедать, что никто – ни Сильвия, ни Джеффи, ни Ба, ни Ник, ни даже сам Глэкен – не в силах ответить на вопрос, который за последний час она задала не меньше дюжины раз, но все равно не могла сдержаться. – Я знаю, нельзя поддаваться страху, именно этого и ждет Расалом, но ничего не могу с собой поделать. Я смертельно боюсь, что с Биллом что-то случилось. И с Джеком тоже. – Это не страх, – сказал Глэкен. – Это тревога. Между этими двумя чувствами огромная разница. Страх, который насылает на нас Расалом, парализует, заставляет бояться и испытывать недоверие ко всем окружающим, побуждает бросаться на каждого в пределах досягаемости или заползти в какую-нибудь щель и затаиться там, в одиночестве, в темноте, чувствуя свое ничтожество. Этот страх сродни панике. Он отнимает у нас надежду, разоблачает нас – вот какой страх насылает на нас Расалом. Вы же, Кэрол, испытываете волнение, а оно берет свое начало в любви. Кэрол кивнула. Конечно, все это прекрасно... – Но все-таки, где же они? – Они пропали, – сказал Ник. Кэрол, у которой перехватило дыхание, обернулась к нему. Глэкен тоже напряженно посмотрел в его сторону. Ник ни разу не ответил ей, когда она перед этим задавала ему тот же вопрос. Почему именно теперь? – Что вы хотите этим сказать? – спросила она. – Они пропали, – повторил он дрогнувшим голосом. – Их там больше нет. Отец Билл и тот, другой, – оба они исчезли. Кэрол с ужасом заметила, как слеза покатилась по щеке Ника. Она повернулась к Глэкену: – Что все это значит? – Он ошибается, – сказал Глэкен, но в глазах его не было уверенности. – Иначе быть не может. – Но он видит то, что скрыто от нас, – возразила Кэрол – И он еще ни разу не ошибался. О Боже! Она не смогла сдержать рыданий. Прошлой ночью, лежа в объятиях Билла, она впервые после смерти Джима почувствовала себя полноценным, живущим нормальной жизнью человеком. И теперь потерять его – это было невыносимо. Неужели это тоже запланировано? Она подавила рыдания и вытерла слезы. – Это что, очередная выходка Расалома? – снова обратилась она к Глэкену. – Дать нам небольшую надежду, дать почувствовать ее вкус, заставить нас помечтать о будущем, а потом оглушить, отобрав все это? Глэкен кивнул: – Да, это в его стиле. – Да пошел он... Последние слова потрясли ее саму. Она никогда раньше их не употребляла. Они вообще выходили за рамки ее словарного запаса. Но сейчас вырвались и пришлись кстати. Они отразили всю силу ее гнева. Она посмотрела в ту сторону, где Джеффи с Сильвией читали иллюстрированную книгу. Она приблизилась к большому резному дивану и взяла журнал. Но страницы дрожали в руках и слезы застилали глаза. – Наверное, это из-за тех штук на заднем сиденье, – сказал Джек хриплым голосом. Билл ничего не ответил. Затаив дыхание, он отстранился в сторону от бокового стекла, по которому скользили бесчисленные щупальца. Надо спешить! Огромный слизняк преградил им путь на Бродвее, заползая на Тридцать седьмую стрит. Джек мысленно побуждал его ползти дальше и освободить им путь. – Такое со мной уже случалось однажды, – продолжил Джек, – когда я имел дело с ракшасами. Пока я носил одно из ожерелий, они не замечали меня. Одна из тех штук, которые нам отдал Хаскинс, а может, и обе сделаны из ожерелий. И должны обладать теми же самыми свойствами. Я имею в виду этого червяка. Он не обращает на нас внимания, как будто мы вообще не существуем. – Джек сверкнул улыбкой. – Разве это не здорово? – Да, конечно, – ответил Билл, – очень здорово. Вся поездка была как сон, как непрерывный ночной кошмар. Чудовища из трещин выбрались на поверхность. Их движения потеряли торопливость и напористость прошлых ночей. Они стали непринужденными, и чудовища теперь походили не на захватчиков, а скорее на оккупантов. Билл и Джек ехали с острова, пробираясь сквозь тучи жуков и ползающих чудовищ – больших и маленьких, – но оставались незамеченными. Какие-то твари ударялись о стекла, налетали на дверцы, на бампер, но непроизвольно. Однако продвигались они довольно медленно, а подъехав к Мидтаунскому туннелю, обнаружили, что он весь забит огромными сороконожками. В конце концов им удалось проехать через Бруклинский мост, который до сих пор оставался неповрежденным, и еще немало времени ушло на то, чтобы добраться до Бродвея, расположенного в верхней части города. В прежнее время это была оживленная платная магистраль, связывающая эту часть города с Мидтауном, предназначенная для автомобилей, а не для ползающих чудовищ, но сейчас, похоже, некому было продавать билеты. Наконец хвост гигантского слизняка освободил на мостовой достаточно места, чтобы можно было ехать дальше. Еще минут пятнадцать им пришлось маневрировать между брошенными автомобилями и крупными ползающими монстрами, пока наконец они не подъехали к дому Глэкена. Билл отпер дверцу и потянулся к ручке, пока Джек парковал машину. – Лучше не выходите с пустыми руками, – предупредил Джек, – а то, чего доброго, не доберетесь до двери. – Правильная мысль. Билл взял один из свертков, тот, что покороче, и выскочил из машины. Джулио ждал у входной двери, держа ее открытой. – Откуда вы, ребята? – спросил он у Билла, когда тот влетел в коридор. – Мы тут здорово за вас испугались. Билл, проходя, похлопал его по плечу. – Лифт все еще работает? – Медленно, как дерьмо, но двигается. Билл влетел в лифт, но подождал Джека. Было бы просто хамством оставить его внизу. Потребность увидеть Кэрол была до боли сильной, просто невыносимой. Ему так хотелось обнять ее, успокоить, сказать, что с ним ничего не случилось. Наверное, она измучилась от волнения. Как только лифт остановился, Билл побежал, обгоняя Джека, к квартире Глэкена. Кэрол была там, и Билл сразу понял, что это ему предназначен взгляд, полный изумления и радости, смешанной с облегчением. Он обнял Кэрол одной рукой, во второй был сверток. Она заплакала, и Биллу захотелось тут же отнести ее в спальню, но он знал, что с этим придется подождать. – Ник сказал, что тебя нет в живых! Билл выпрямился и посмотрел на нее: – Он так сказал? Что я мертв? – Нет, не мертв. Что ты исчез. Что тебя больше нет. – С чего он взял? И тут Билла осенило. Наверное, они стали невидимы не только для жуков, но и для Ника. Он осознал вдруг, что они с Кэрол оказались в центре внимания: Сильвия, Джеффи, Ба, Глэкен – все, кроме Ника, наблюдали за ними. – Мы все сделали. Малыши, о которых вы говорили, оказались на месте. Они забрали у нас ожерелья, а вернули вот это. Глэкен не взял у него сверток, а показал рукой на кофейный столик. – Пожалуйста, разверните его и положите туда. Билл долго разворачивал одеяло, пока рука не коснулась чего-то холодного. Это был металлический предмет. Билл вытащил его и поднял кверху. И тут же у него вырвался крик удивления, а вслед за ним и у всех остальных. – Крест! – произнесла Кэрол охрипшим от волнения голосом. Да. Это был крест. Точь-в-точь такой, какие украшали стены замка в Румынии. Но больше всего Билла поразил цвет. Он ожидал увидеть что-то железное, тускло-серое, как ожерелья. Но взору его предстало сверкающее золотом основание и серебристого цвета поперечная пластина, в которых прыгали, отражаясь, отблески огня, пылающего в камине. Билл с трудом отвел глаза от сверкающей поверхности и посмотрел на Глэкена: – Это то, что нам нужно? Крест? Глэкен покачал головой и отступил назад, к дивану. – Это не крест. Но здесь кроется причина того, почему крест приобрел во всем мире такое значение, почему стал символом. На самом деле это рукоятка меча. Джек подошел ближе и стал внимательно рассматривать рукоятку. Потом дотронулся до нее пальцами. – А что случилось с железом, из которого были сделаны ожерелья? – Они перед вами, – сказал Глэкен. – Малыши умеют работать с металлом. – Я вижу, – сказал Джек и принялся разворачивать тот сверток, что подлиннее. – А что же тогда здесь? – Вторая составная часть инструмента, – ответил Глэкен. – Осторожно, она может оказаться очень острой. И снова у всех захватило дыхание: из развернутого одеяла появилась пластина с гравировкой. – Клинок, – произнес Джек, переведя дыхание. Мускулы его руки напряглись, когда он взял клинок и поиграл им в воздухе, так что блики света запрыгали по всей его исписанной рунами поверхности. Клинок выглядел восхитительно. У Билла потеплело на душе, но одновременно с этим закрался холодок сомнения. Что-то чужое, тревожное таилось в этих рунах. Он обнял одной рукой Кэрол, прижал к себе, другой рукой все еще сжимал рукоятку. У ее основания, точно по центру, он заметил отверстие – как раз такой формы, чтобы в него можно было вставить клинок. – Сложим их вместе? – обратился он к Глэкену. Старик покачал головой: – Нет. Пока нет. Пожалуйста, положите рукоятку на стол. Когда Билл выполнил эту просьбу, Джек опустил клинок. – И это тоже? – Воткните его в пол, если сможете. Джек бросил на него вопросительный взгляд, пожал плечами. Он опустил клинок острием вниз, взялся за него обеими руками и, проткнув ковер, вонзил его глубоко в доску пола. Клинок еще какое-то время вибрировал, а потом застыл в неподвижности. Глэкен обернулся к Сильвии. Глаза его потускнели, лицо стало серьезным и печальным. – Пора, миссис Нэш. Сильвия, не отрываясь, смотрела на отливающий золотом и серебром крест, лежавший на столе, и чувствовала, как силы стремительно покидают ее. Все происходило, все менялось слишком быстро. Прошлой ночью она заснула, уверенная, что ей не надо будет принимать никаких решений. Джек вернулся только с одним ожерельем, а этого было недостаточно. Инструмент не мог быть собран, и значит, нельзя было забрать у Джеффи Но проснувшись утром сегодня, она обнаружила, что все переменилось. У Глэкена в руках теперь были два ожерелья, и его план по-прежнему оставался в силе. Сильвия весь день готовила себя к этому моменту, но ничего не получилось. Да и как вообще можно к такому приготовиться? Ей не надо было оглядываться, чтобы знать, что за спиной у нее стоит великан Ба и что он поддержит ее, какое бы она не приняла решение... Но остальные... Она обвела всех взглядом. Кэрол, Билл, Джек, Глэкен – их напряженные взгляды были прикованы к ней. Как они могут ее об этом просить? Она уже потеряла Алана. Как они могут просить ее рисковать Джеффи? Но они могут. И просят. И не могут не просить, если учесть, как много поставлено на карту. Кажется, Джеффи тоже заметил эти пристальные взгляды. Он отвернулся от рукоятки, с которой не сводил глаз с тех пор, как Билл ее развернул, и взглянул на Сильвию. – Почему они так смотрят на нас, мама? Сильвия не сразу ответила: – Они хотят, чтобы ты кое-что сделал, Джеффи. Он вопросительно посмотрел на всех: – Что именно? – Они хотят, чтобы ты... – Она обратилась к Глэкену: – Что он должен сделать? – Только дотронуться, – ответил Глэкен. – Больше ничего. – Они хотят, чтобы ты дотронулся до этого креста, – пояснила Сильвия. – И тогда он... – А, конечно! Джеффи вырвался из ее рук, ему не терпелось потрогать блестящий предмет. Но Сильвия схватила его за руку и потащила назад. – Подожди, мой дорогой. Сначала ты должен узнать... эта вещь может тебе навредить. – Но ведь с этим дядей не случилось ничего плохого. Джеффи указал на Билла. – Да, это так. Но с тобой все может быть по-другому. Крест заберет у тебя кое-что, и после того, как ты это потеряешь, ты, возможно, будешь не таким, как сейчас. Он посмотрел на нее озадаченно. – Ты станешь таким, как раньше, каким был очень давно, ты и не помнишь уже. – Ну как еще объяснить явление аутизма девятилетнему ребенку? – Ты тогда не умел разговаривать, даже с трудом вспоминал свое имя. Я не хочу, чтобы ты снова стал таким. Он улыбнулся светлой, почти ослепительной улыбкой: – Не беспокойся, мамочка, со мной все будет в порядке. Сильвия очень хотела позаимствовать у него хотя бы частицу этой уверенности, но она не испытывала ничего, кроме страха. Но если она сейчас силой удержит его, не даст ему подойти к рукоятке, то ради чего тогда погиб Алан? Он пошел на смерть ради нее и Джеффи, и как же она может обречь Джеффи и всех остальных на мучительное умирание в Царстве вечной тьмы? Но ведь может случиться так, что глаза Джеффи снова станут пустыми и он опять погрузится в состояние аутизма. Если он не сделает этого, всех их, без сомнения, ожидает вечная тьма, если сделает – в темноту может погрузиться он сам. Она отпустила его, разжав руки, и сказала быстро, чтобы не передумать: – Иди, Джеффи, сделай это. Дотронься до нее. Мальчик бросился к столу, ему не терпелось потрогать эту поблескивающую металлическую штуку. Мгновенно преодолев расстояние до стола, он протянул руку и не раздумывая обхватил рукоятку своими маленькими пальчиками. В какой-то момент показалось, что его ладони засветились, потом он вскрикнул тонким голосом. Судорога пробежала по его телу, и он замер в неподвижности. – Ее мальчик стоял неподвижно, как каменное изваяние, сжимая рукоятку и не сводя с нее глаз. Сильвия бросилась к нему, услышав, как он закричал. Она подошла к Джеффи вплотную, но не решилась к нему прикоснуться. – Джеффи, с тобой все в порядке? Он не двинулся с места, не заговорил. Сильвия почувствовала, как сердце сковывает страх. – Она обхватила его за плечи и встряхнула, потом схватила за подбородок, повернула лицом к себе. Заглянула ему в глаза. А в его глазах... – Джеффи! – вскрикнула она. – Джеффи! Скажи что-нибудь! Ты знаешь, кто я? Взгляд Джеффи соскользнул с ее лица, задержался на миг на плече, потом стал блуждать по комнате. Глаза его были пусты. Пусты. Она помнила это выражение лица. Она старалась побороть отчаяние. Аутизм. Джеффи постепенно возвращался в свое прежнее состояние. Слишком много лет она видела его таким чтобы не понять, что случилось. – О нет! Нет! – простонала Сильвия, обхватив его руками. – О нет... о нет! «Это не должно было случиться! – подумала она, прижимая к себе безвольное тело Джеффи. – Сначала Алан. Теперь Джеффи... Не может быть, чтобы я потеряла обоих! Не может быть!» Она перевела взгляд на Глэкена, который наблюдал за ней, потрясенный. Она никогда не чувствовала себя такой потерянной, такой одинокой, глубоко несчастной в своей жизни, и все это по его вине. – Так вот, к чему все это должно было привести? – спросила она, плача. – Вот к этому! Я потеряла все! Почему? Почему именно я? Почему Джеффи? Она взяла Джеффи на руки и понесла вон из комнаты, пригвоздив к месту Глэкена и всех остальных последним вопросом: – Почему не вы? Тяжесть в груди Глэкена нарастала по мере того, как он, стоя в противоположном углу комнаты, смотрел на Сильвию, уносящую своего вновь пораженного болезнью ребенка. «Потому что это война, – мысленно ответил он на вопрос, заданный ею напоследок, – каждая война требует жертв как победителей, так и побежденных». Но эти соображения не могли унять его скорбь по мальчику, потерявшему разум. В мертвой тишине гулко, как выстрел, прозвучало короткое рыдание Кэрол. Билл порывисто обнял ее. Джек стоял, засунув руки в карманы, глядя в пол. А Ба выглядел просто... потерянным. Трудно передать, как он страдал. Боль его госпожи отзывалась в нем еще более мучительной болью. В его глазах, исполненных муки, отражалась происходящая в нем борьба – он не знал, то ли уйти вместе с Сильвией, то ли остаться с остальными. – Пожалуйста, не уходите, Ба, – попросил Глэкен. – Вы еще можете нам понадобиться. – И он повернулся ко всем: – Теперь мы готовы. – Как вы можете оставаться таким хладнокровным! – воскликнула Кэрол. – Я не безучастен к страданиям, – возразил Глэкен. – У меня болит душа за мальчика, а еще больше за его мать. Он утратил способность реагировать на окружающий мир, но он так же утратил способность оценивать себя со стороны, потому не понимает, чего лишился. А вот Сильвия понимает. И мучается за двоих. Но у нас нет времени предаваться скорби. Чтобы жертва не оказалась напрасной, нам нужно предпринять следующий шаг. – Хорошо, – отозвался Джек. – Что же мы должны делать? – Соединить рукоятку с клинком. – Вот как? И тогда все будет готово? Глэкен кивнул: – Тогда все будет готово. – Что же, начнем! Джек, напрягшись, приподнял рукоятку и поднес к торчащему из пола клинку. – Подождите, Джек, – остановил его Глэкен. – Сначала вам следует кое-что узнать. Проще всего было бы позволить Джеку надеть рукоятку на клинок и сделать все остальное. Но единственный способ повести себя честно – это предупредить человека, на что он себя обрекает. Глэкен сожалел, что бесчисленное количество лет назад, когда он впервые прикоснулся к мечу, его никто ни о чем не предупредил. Но тогда он был таким отчаянным и своенравным. Стал бы он придавать этому значение? Джек остановился около клинка в ожидании. – Когда вы соедините клинок с рукояткой, – сказал Глэкен, – вы станете неотъемлемой частью оружия и силы, которая питает его. Разорвать эти узы будет невозможно, как бы вы того ни желали. Никогда! – Оттого что соединю их? – переспросил Джек. – Здесь нет колдовства или еще какой-нибудь ерунды? – Никакой ерунды, – ответил Глэкен, позволив себе слегка улыбнуться. – Потому что все это – действительно ерунда. Для шоу-бизнеса. А у нас все настоящее. Он заметил, что у Джека пропала охота касаться меча. – Вы вольны выбирать, делать вам это или нет. Так же как оружие вольно решать, кто станет его обладателем. – Оно может об этом сказать? – Конечно. Теперь внутри у него обитает Джек посмотрел на рукоятку, потом отвел взгляд от нее. Он колебался, и Глэкен это почувствовал. – А как же вы, Глэкен, меч ведь не принадлежал вам? Разве не вы должны все это сделать? Глэкен боролся с желанием отойти в дальний угол комнаты. – Нет. Сейчас не мой век. Свой я уже спас. Теперь кто-нибудь из вашего времени должен спасти нынешний. – То есть один из нас? Этот вопрос задал Билл. Бывший священник выпустил из объятий Кэрол и подошел к Джеку с опаской, словно тот держал в руках ядовитую змею. – Да, вы, Ба, Джек. Каждый из вас обладает необходимыми качествами, каждый рисковал жизнью, чтобы подвести нас к тому, что происходит сейчас. Теперь пришел черед одного из вас. Глэкен посмотрел на Джека. Больше всего, судя по его виду, ему хотелось сейчас отдать рукоятку Биллу, но гордость не позволяла. Проклятое бремя махизма. Ноша Джека была особенно тяжела. – Хорошо, – сказал он негромко, – тогда, если нет возражений, начнем с меня. Джек огляделся. Никто не возражал. Пожав плечами, он с натугой приподнял рукоятку и подошел к клинку. Глэкен был рад, что Джек первый, несомненно, ему будет отдано предпочтение. У него сердце воина. И это будет правильно, что завладеет оружием он. Джек взял рукоятку за набалдашник, немного помедлил. – Ну, и что будет? – Может быть, ничего, – ответил Глэкен, – может быть, уже слишком поздно и ничего нельзя сделать. Может быть, Расалом наглухо отгородил нас и сигнал не пробьется. – Ну а если получится, как я об этом узнаю? – О, вы узнаете, – ответил Глэкен. Поверьте, непременно узнает. Джек продолжал вопросительно смотреть на него. Глэкен объяснил: – Во-первых, клинок и рукоятка сплавятся воедино. И тогда станет ясно, что клинок вас воспринял. quot;По крайней мере, это произойдет, – подумал он, но не сказал, – Джек кивнул. Глэкен тихонько отступил назад и отвел взгляд в сторону, когда Джек приподнял рукоятку так, чтобы отверстие было расположено над концом клинка, и, глубоко вздохнув, надел ее на клинок. Ничего не произошло. – Ну вот, – сказал Джек, слыша биение собственного сердца. – Я не чувствую каких-либо перемен. – Он снял рукоятку, легко соскользнувшую с клинка. – Так же как и эта штука. Кажется, меня отвергли. Глэкен еле слышно выругался. Джек был самым подходящим. Почему инструмент его не воспринял? Джек оглядел комнату. – Ба, может быть, ты хочешь попробовать? «Хороший выбор», – отметил про себя Глэкен. Ба тоже был воином. Вторым из всех присутствующих. И он имел личные причины ненавидеть Расалома – его друг доктор Балмер погиб, а Джеффи тяжело пострадал от этого чудовища. Его праведный гнев усилит мощь оружия. Огромный вьетнамец сохранял спокойное выражение лица, но Глэкен заметил, как напряглись мышцы у него на шее. Он едва заметно кивнул. Джек передал ему рукоятку: – Бери, дружище! Когда Ба, без малейших колебаний, шагнул вперед, Глэкен заметил, что в комнату вновь проскользнула Сильвия, держа за руку безучастного ко всему Джеффи. Наверное, она прислушивалась к происходящему и услышала, как произнесли имя Ба. Она напряженно следила за тем, как Ба берет рукоятку у Джека и надевает на широкий конец клинка. И опять – ничего. Глэкен стиснул зубы, чтобы скрыть досаду. Не Джек, не Ба – так кто же тогда? Не проронив ни слова, Ба снял рукоятку и повернулся к Биллу. – Я? – спросил Билл. Ба протянул ему рукоятку. – Но я не могу... то есть, я хотел сказать, я не... – Но, возможно, это будете именно вы, – произнес Глэкен. – Как бы то ни было, вы были символом возмездия для Расалома со времени его последнего рождения – даже еще раньше. Остался ли кто-нибудь в живых – кроме меня, – кого бы Расалом ненавидел сильнее? Кто-то из той эпохи, кто причинил бы Расалому больший вред? Нет. Только вы, Билл! Да. Это Билл. Это должен быть Билл. Он подходил для этого – наделенный душой праведника и сердцем воина. Билл был первым, кто пролил кровь и кто выстоял перед смертью, страданиями, страхом – всем, что наслал на него Расалом, стараясь его сломить. Они стояли лицом к лицу. Правда, в этот момент Билл меньше всего походил на бесстрашного воителя. – Ну да, – подхватил Джек, натянуто улыбаясь, – это вы, Билл. Как же я сразу не понял. Кэрол выпустила руку Билла, которую крепко держала, отошла назад, зажала ладонями рот, не сводя глаз с рукоятки. Медленно, нерешительно Билл подошел к Ба и дрожащими руками взял меч. – Не может быть, чтобы это оказался я, – сказал он. Ба отошел в сторону, пропуская его к клинку. Двигаясь словно лунатик, Билл доковылял до клинка, приставил рукоятку отверстием к клинку, остановился и огляделся. – Это не я, – повторил он. – Я знаю. – Но в его хриплом голосе не чувствовалось уверенности. Билл не надел рукоятку на клинок, а просто выпустил ее из рук, и она упала вниз. И снова Глэкен отвел глаза. Но ничего не случилось. Билл отошел от инструмента. Его била дрожь. – Я... я не знаю, плакать мне или смеяться. – Но тогда кто же это? – спросила Кэрол высоким, готовым сорваться от гнева голосом. – Ведь кто-то же должен им оказаться! – Она повернулась к Глэкену: – И кто вам сказал, что это непременно должен быть мужчина? Глэкену нечего было на это сказать, да Кэрол и не стала дожидаться ответа. Она шагнула вперед, подняла рукоятку и снова надела ее. Ничего. – Только не пытайтесь мне доказать, что все пережитое было впустую! – воскликнула она. – Значит, это... – Она показала на Сильвию, которая наблюдала за ними из дальнего угла комнаты. – Сильвия! Сильвия, попробуй теперь ты. Прошу тебя. Сильвия вытерла слезы: – Я не могу... – Просто подойди и сделай это. Ведя за руку Джеффи, Сильвия, ни на кого не глядя, подошла к инструменту. – Пустая трата времени, – проговорила она. И ее слова подтвердились. Она выпустила руку Джеффи, подняла рукоятку, надела на клинок. Ничего! Глэкен смотрел, как Сильвия снимает рукоятку с клинка и медленно поворачивается. Теперь она больше не избегала встречаться с кем-либо взглядом, и от ее взгляда бросало в дрожь. – И что же? – В ее ломком голосе слышна была горечь. – Это все, чего мы добились? Алан расстался с жизнью, Джеффи снова погрузился в состояние аутизма, и все это ради чего? Впустую? – Может быть, это Ник, – предположил Билл. – Нет, – бросила Сильвия презрительно. – Это не Ник. – Может быть, устройство неправильно собрано, – сказал Джек, – или, как предупреждал Глэкен, мы опоздали. Может быть, сигнал не может пройти. – Да, верно, уже слишком поздно, – сказала она, продолжая медленно поворачиваться. – Слишком поздно для Алана и для Джеффи. – В конце концов она оказалась лицом к лицу с Глэкеном. И тут остановилась и свернула глазами. – Но для вас, Глэкен, еще не поздно. – Боюсь, я не совсем понял вас. – Нет, вы все поняли. – Она приподняла рукоятку меча повыше, напрягаясь от тяжести. – Ведь он ваш, правда? – Его предшественник был моим до того, как его переплавили и... – Он по-прежнему ваш, разве нет? У Глэкена пересохло во рту. Сильвия ступила на путь, который ей лучше бы обойти стороной. – Он больше не принадлежит мне. Теперь его должен взять кто-то другой. – Но он хочет, чтобы это были вы. – Нет! – Что она такое говорит! – Я уже отслужил свой век – даже больше, чем век. Теперь кто-то другой... – Но что, если никто, кроме Глэкена не сможет этого сделать? – Это невозможно. Она еще выше подняла рукоятку. Лицо ее исказила ярость. – Попробуйте. Просто попробуйте это сделать. Посмотрим, что из этого получится. Тогда будем знать наверняка. – Вы не поняли, – возразил Глэкен. Из пораженной артритом поясницы боль стала отдавать в левую ногу, и он опустился на придвинутый к стене стул с прямой спинкой. – Я уже послужил своему времени. Вы не можете требовать, чтобы я служил еще. Ни у кого нет такого права. Ни у кого! Он видел, как Джек подошел к Сильвии. – Успокойтесь, Сильвия. Взгляните на него. Из него песок сыпется. Даже если он согласится, у него не хватит сил бороться с происходящим. – Джек произнес это совсем тихо, но Глэкен расслышал. Сильвия еще какой-то момент продолжала пристально смотреть на Глэкена, потом покачала головой. – Возможно, но Глэкен не все нам сказал. Здесь дело в другом. – Она отдала рукоятку Джеку. – Подумайте, в чем. Она взяла Джеффи за руку и вышла из комнаты. Джек опустил взгляд на отливающую золотом и серебром рукоятку, которую сжимал в руке, потом посмотрел на Билла. – Остался только один человек, который еще не пробовал. Когда они подвели Ника к клинку, положили его ладони на рукоятку и направили ее так, чтобы она наделась на конец клинка, Глэкен с напряжением поднялся на ноги и пошел по коридору в одну из дальних комнат. Ему нужно было остаться одному, освободиться от воцарившейся в комнате гнетущей атмосферы отчаяния. Он заглянул в спальню Магды. Магда спала. Последние дни, кажется, она только этим и занималась. И, возможно, это было для нее сейчас наивысшим благом. Он сел у кровати, взял ее руку в свою. Сильвия, да и все остальные не понимают его. Не представляют, как он устал за всю свою жизнь. Подготовить окончательную победу или хотя бы вступить в решительную борьбу с Расаломом было бы замечательно. После этого он с благодарностью принял бы смерть. Но этого не случилось. Ему суждено умереть во тьме, вместе со всеми. Нет, он не рискнет даже близко подойти к инструменту Кто знает, какая последует реакция. Все может начаться заново, и он попадет в плен к союзной им силе. В этот раз навсегда. – А где мой Гленн? Вздрогнув от венгерской речи, Глэкен перевел взгляд на кровать и увидел, что Магда проснулась и пристально смотрит на него. Сейчас начнется обычный в таких случаях ритуал. Ее память увязла в событиях Второй мировой войны, когда они оба были молоды, свежи и любовь их только начиналась. – Я здесь, Магда. Она вырвала руку: – Нет. Ты не Гленн. Ты старый. Мой Гленн – молодой и сильный! – Но я состарился, дорогая, так же, как и ты. – Ты – не Гленн. – Она повысила голос. – Гленн там, во тьме, сражается с Врагом! «Во тьме». Часть ее пораженного недугом сознания воспринимала ужасы, которые происходили снаружи, и знала, что все это дело рук Расалома. – Нет, его там нет. Он сейчас здесь, с тобой. – Нет! Это не мой Гленн! Он сейчас там. Он никогда не позволит Врагу победить! Никогда! А теперь убирайся, старый дурак! Вон отсюда! Глэкену не хотелось, чтобы она подняла крик, поэтому он вышел из комнаты. – И если ты встретишь Гленна, передай ему, что Магда любит его и знает, что он не позволит Врагу вытворять все это! Слова причиняли боль, обжигали, словно жала, вонзающиеся в шею, в спину, и преследовали его, пока он шел по коридору в гостиную. Гостиная... Он словно встряхнулся ото сна. Между пятью молчаливыми людьми, находившимися там на расстоянии не больше пяти футов друг от друга, была такая отчужденность, словно их разделяли целые мили, каждый ушел в себя, замкнул створки раковины, оставшись наедине с собственными мыслями. И страхами. Ба сидел, положив ногу на ногу, у противоположной стены, молча, закрыв глаза. Сильвия и Джек сидели далеко друг от друга, устремив неподвижный взгляд в нескончаемую темноту. Даже Билл и Кэрол отодвинулись на диване друг от друга, и хранили молчание. «И еще я, – подумал он. – Отделенный от них и от своей жены и оторванный от всего остального человечества, так же как и всегда». Расалом уже одержал победу снаружи и теперь начинает побеждать здесь. Тут Глэкен заметил Джеффи. Мальчик стоял на коленях перед кофейным столиком, обхватив рукоятку ладонями и прижимаясь к ней, словно какая-то часть его существа знала, что то, чего он лишился, спрятана в холодном металле. Все, чем они пожертвовали... вся их вера в него... Расалом снова вышел победителем... Как всегда. Ярость стала закипать внутри Глэкена, словно у него в груди произошло извержение одного из долго дремавших тихоокеанских вулканов и сам он оказался в эпицентре. Расалом побеждает... он будет смеяться последним. И вдруг Глэкен понял, что он не позволит Расалому победить. И если есть хоть один шанс, пусть самый малый, он должен попробовать. Неожиданно для себя он пересек комнату, подошел к Джеффи и мягко отстранил его от рукоятки. – Сильвия, – сказал он спокойно. – Возьмите его и отойдите в сторону. Сильвия оттащила Джеффи. – Почему? Что случилось? – Пока ничего. И, может быть, не случится. Но можно попытаться... Глэкен в нерешительности посмотрел на рукоятку. Рукоятка оставалась безмолвной, она холодно поблескивала в неровном свете, мерцающем в тишине комнаты. Так и не решив для себя, кого он ненавидит больше – Расалома или силу, с которой много веков назад вступил в союз, Глэкен обхватил рукоятку своими заскорузлыми пальцами. И тут на него нахлынули воспоминания. Да, рукоятка жива. Та сила, которая называлась И как бы ни восставало все его существо против такого признания, рукоятка была сделана именно под его руку. Он повернулся к клинку. – Все отойдите назад. – – Не смотрите сюда, – предупредил Глэкен. Но Кэрол должна была это видеть. Как только он дотронулся до рукоятки, по комнате словно пробежал заряд электричества. Кэрол поднялась с места и отошла вместе с Биллом к дальнему концу дивана, там они встали, обнявшись, и принялись смотреть, как Глэкен надевает рукоятку на широкий конец клинка. Что-то произойдет сейчас. Она не в силах отвернуться! Она увидела, как старик приладился поудобнее, глубоко вздохнул и надавил сверху на рукоятку. Свет вспыхнул такой, какого она никогда не видела и даже не представляла; словно сила всех бомб, упавших на Хиросиму и Нагасаки, взорвавшихся на атолле Бикини и на Юкка Флэтс, была собрана воедино; свет такой, как будто в рукоятке разорвалась фугасная бомба, ослепил Глэкена и озарил всю комнату. Свет одновременно жаркий и холодный, новый и древний, волнами накатывал на комнату. В этой мощной вспышке Кэрол смогла разглядеть скелет Глэкена, просвечивающий сквозь одежду и тело, увидела все пружины и внутренние крепления дивана, потом свет полился на нее, и зрачки ее спазматически сузились, веки плотно закрылись, но это было бесполезно, потому что от этого света нельзя было спрятаться, он прошел сквозь нее, проникая в каждую клеточку тела, обдавая ее волной тепла. Она слышала, как изумленно вскрикнули все, кто находился в комнате, и вздрогнула от звона разбитых стекол. Струи ледяного воздуха ворвались в дом в тот момент, когда Кэрол открыла глаза. Свет по-прежнему озарял комнату, но стал разреженным, и теперь перед глазами у нее пробегали красные сполохи. Он больше не распространялся, а, наоборот, стал сжиматься, отталкиваясь от стен, чтобы сконцентрироваться, и образовал колонну с Глэкеном в середине. Кэрол невольно прикрыла лицо ладонью и отвернулась, пока свет сжимался в узкий луч, который взмыл вверх, прожег потолок, прошел через крышу и устремился дальше, в темноту. В его свечении, в самом центре вырисовывался силуэт человека. Она повернулась к Биллу: – На крышу! Нам нужно подняться на крышу! Он посмотрел на нее, моргая, все еще наполовину ослепленный: – Зачем? Она не могла этого точно сказать. Свет пробудил в ней что-то, ей даже казалось, что она уже видела этот свет. Но какова бы ни была причина, что-то подстегивало ее, заставляло быть там, на крыше, чтобы видеть этот лучик света, бросивший вызов темноте. – Не важно зачем. – Кэрол схватила его за руку. – Пойдем. – Она повернулась к остальным: – Все – на крышу! На крышу! Кэрол поднялась по лестнице, ведущей на крышу, надавив плечом, распахнула дверь и вышла навстречу холодной ночи. До нее лишь смутно доносились голодное жужжание и стрекотание крыльев ночных чудовищ, носящихся в воздухе чуть пониже уровня крыши, она почти не слышала, как хрустят мелкие камешки под ее ногами и не замечала, что за ней идут остальные. Она была полностью сосредоточена на светлом луче – прямой и узкой полоске света, пронзившей небо и неудержимо рвущейся вверх. А потом он стал тускнеть. – Он исчез, – сказал стоявший за ее спиной Билл. – Нет. – Она показала рукой вверх. – Смотрите, там осталось светлое пятнышко. Похоже на звезду. Это была единственная звезда на небосклоне. – Сейчас нам не до звезд, – сказал Джек. – Давайте осмотрим крышу. Кэрол иногда претил сугубо рациональный ход мыслей Джека, но она все-таки окинула взглядом крышу. Там, где прошел луч, осталось тлеющее по краям отверстие. Она осторожно подошла к нему и заглянула вниз, в квартиру, заранее боясь увидеть Глэкена, обожженного вспышкой. Но она не обнаружила на паласе почерневших, обуглившихся останков. Так же как и самого Глэкена. На том месте, где он стоял, теперь был незнакомец, одетый так же, как Глэкен, сжимающий в ладони плотно севшую на клинок рукоятку. – Смотрите! – прошептала Кэрол. – Кто это? Незнакомец был выше Глэкена ростом и так же, как он, широк в плечах, только гораздо моложе. Он был даже моложе Сильвии. Примерно одного возраста с Джеком. У него были длинные огненно-рыжие волосы. Рубашка плотно облегала его плечи и руки, готовая лопнуть по швам. Кто это? Потом она увидела, как светятся его голубые глаза, и больше у нее не оставалось сомнений. – Это Глэкен! Она почувствовала, как кто-то обнимает ее за плечи, и услышала приглушенный хрипловатый голос Билла: – Но он ведь совсем молодой! Ему не больше тридцати пяти! – Правильно. – Она начала все понимать. – Как раз в этом возрасте он впервые принял бой. Кэрол не могла отвести от него глаз. Она смотрела на его движения: как он с силой выдернул из доски пола острие меча, как взмахнул мечом. Он был восхитителен – другого слова не подобрать. В этот момент он бросил на них взгляд, и Кэрол испугалась, увидев мрачно сжатые губы и ярость, полыхавшую в его глазах. Он снова поднял меч и обрушил его на кофейный столик, оставив от него лишь мраморную плиту и кучу щепок, потом решительными шагами направился куда-то и скрылся из виду. Несколькими минутами спустя они услышали, как хлопнула дверь квартиры. – Он в бешенстве, – сказал Джек, – но надеюсь, он зол не на нас. – Нет, – сказал Билл, – зол на Расалома. Только на него. – Тогда не хотел бы я оказаться на месте Расалома. Кэрол поежилась от холодного ветра и снова посмотрела на светящеюся точку, оставшуюся от луча света. Она стала ярче и крупнее. – Посмотрите! – воскликнула Кэрол, показывая вверх. – Она увеличивается! – Мне кажется, ты права, – поддержал ее Билл, всматриваясь в быстро растущее в размерах пятнышко. – Похоже, что... – Внезапно он потянул ее за руку назад, подальше от отверстия. – Бежим! Луч возвращается! Кэрол высвободила руку и осталась на месте, ожидая, когда луч упадет с небес к ним. Он не причинит ей вреда – она была в этом уверена. Она ждала, вытянув руки вперед, мысленно желая его возвращения. И вдруг она окунулась в свет – вся крыша была залита белым сиянием. Это было теплое, чистое свечение, почти как... солнечный свет! Все здание оказалось в конусе света, который вклинивался в темноту, беря начало из точки высоко в небе, словно в опрокинутом сосуде ночи, посланной на землю Расаломом, булавкой проковыряли дырочку и через нее сумел просочиться один-единственный лучик солнца. Кэрол подбежала к краю крыши и облокотилась на узенький парапет. Внизу было видно, как твари торопливо переползают на другую сторону улицы и скрываются в темноте, убегая от света. Она услышала звон стекла и заметила, что с тротуара взметнулись вверх светящиеся брызги. И в этот момент показался Глэкен. Он шагнул в направлении парка с таким видом, словно искал кого-то, кто осмелился бы бросить ему вызов. Волосы его развевались на ветру. Пройдя по освещенной части улицы, он ступил в темноту, простирающуюся дальше. – Билл! – закричала Кэрол. – О, Билл, посмотри! Ты должен это видеть! Свет полился за Глэкеном, словно тягучая жидкость, приклеившаяся к его телу и к мечу. Продвигаясь вслед за ним, она образовала светящийся туннель, разрывающий темноту, к которой устремился Глэкен. – Куда он идет? – спросил Билл, подойдя к краю крыши вместе с остальными – Джеком, Ба, Сильвией и Джеффи. Кэрол хотела ответить, но ее опередил Джек. – К трещине, – сказал он негромко, – к той самой первой трещине на Овечьем Пастбище. Тот, кто ему нужен, находится там, внизу. Вскоре они потеряли Глэкена из виду, но не ушли с крыши, а продолжали стоять и наблюдать за туннелем, который свет прокладывал в чернильно-черном пространстве парка. Глэкен стоял на краю трещины и смотрел вниз, в черную бездну. Где-то там, внизу, его ждет Расалом. Глэкен ощущает его присутствие, ощущает исходящий от этого чудовища зловонный запах. Долго искать не придется. Но он должен спешить. Нетерпение подстегивало его, подгоняло. И все-таки он нашел время остановиться и бросить взгляд на сверкающий конус, который прошел сквозь его квартиру, словно подпорка, и на согревающий его луч, берущий начало в этом конусе и точно повторяющий его маршрут. Именно из-за этого луча ночные твари не набросились на него, пока он шел сюда. Но он почти сожалел об этом. Ему хотелось, чтобы кто-то бросил ему вызов, встал на его пути. Ему страстно хотелось разделаться с кем-нибудь – размозжить, разрубить, изуродовать, раздавить каблуком, уничтожить. Он был свободен. А теперь снова увяз, снова оказался в услужении – у кого? Сила, которой он служил, не имела названия, даже никак не проявляла себя физически. Она просто существовала где-то там и хотела, чтобы он пришел сюда. Ярость клокотала в нем – такая, которой он не испытывал за всю свою долгую жизнь. Она была словно живая, эта ярость, словно воин – одичавший, разъяренный, взвинченный, жаждущий кого-то или чего-то, чтобы излить переполнявшую его злобу. Глэкена била дрожь, словно зверя, который мечется в клетке и ревет в своем стремлении вырваться на свободу. quot;Прибереги свою ярость, – говорил себе Глэкен. – Ярость ему еще понадобится. Понадобится вся, без остатка. Он встал спиной к пропасти и взмахнул мечом. Конечно, черт бы побрал эту силу, но все-таки, какое наслаждение ощущать себя таким, как хорошо, когда твои мускулы и суставы обрели силу и гибкость, когда можешь расправить руки в любом направлении, свободно выгнуться или наклониться вперед, не чувствуя закостенелости или болезненного покалывания. А оружие – он с отвращением вынужден был признать, что оно идеально лежало в его руке. Но где-то в глубоких тайниках сознания зародилось ощущение, что когда-то он уже держал эту тяжелую, холодную рукоятку. Но нельзя терять времени. Он заткнул меч за пояс сзади, склонился над пропастью и стал спускаться вниз. Кэрол показала рукой в ту сторону, где кляксой чернел Центральный парк. Луч света, пробивающий себе путь в темноте, перестал удлиняться. – Кажется, Глэкен остановился, – сказала она. – Как вы думаете – что-нибудь случилось? – Вряд ли мы сможем проследить дальше за его движением, – произнес Билл. – Похоже, луч уже дошел до края трещины. Наверное, Глэкен стал невидим для нас, потому что спускается вниз. – Очень надеюсь, что луч по-прежнему движется вслед за ним. В это время Кэрол посмотрела вниз и увидела разбитую машину, которая резко притормозила у тротуара. Она была сплошь облеплена ночными тварями, но, когда доехала до границы, от которой начинался свет, все они соскользнули и метнулись прочь. Дверцы машины распахнулись и из нее выпрыгнули мужчина, две женщины и трое детей. Они рванулись было к двери дома, но вскоре остановились, поняв, что за ними больше никто не гонится. Они подняли головы, посмотрели на свет, засмеялись и принялись обниматься. Еще одна машина вынырнула из темноты на тротуар, и из нее на ходу выскочили несколько человек. Их приветствовали и обнимали те, кто приехал раньше. – Не знаю, хорошо ли все это, – бросил Джек. – Они приехали на свет, – сказала Кэрол. – Да, – подтвердил Джек, – словно мотыльки. Быть теперь беде. Наверное, стоит сбегать вниз. Сходим вместе, Ба? Восточный исполин стоял позади Сильвии и Джеффи. Он отрицательно покачал головой. – Ладно, – сказал Джек. – Я понял. Но позже нам может потребоваться твоя помощь. Он помахал рукой и стал спускаться вниз. – Думаю, пока нам не о чем беспокоиться. А ты как считаешь? – обратилась Кэрол к Биллу. – Я хочу сказать, мы должны поделиться светом с другими. – Я тоже так думаю, – ответил Билл. – А Джек, он всегда останется Джеком. Он не любит сюрпризов. Кэрол снова посмотрела вниз. Люди все прибывали. Многие, видимо, добрались сюда пешком из соседних зданий. Кэрол заметила еще кое-что. – Билл! – воскликнула она. – Вспомни, когда мы первый раз посмотрели туда – граница света проходила по кромке тротуара? Билл пожал плечами: – Не знаю. Не обратил внимания. Кэрол проследила за тенью, окружавшей здание, – теперь она на фут не доходила до кромки тротуара. Примерно на глубине ста футов, в западном участке стены, Глэкен обнаружил горизонтальный ход. Около дюжины футов в поперечнике, он являл собой единственное боковое ответвление в отвесных стенах. Глэкен раскачался на руках и спрыгнул в него. Вытащил оружие и, держа его наготове, пошел вперед, уверенный в том, что Расалом именно там. Свет струился вслед за ним, заполняя собой пространство туннеля позади него, отбрасывая от него длинную тень, заставляя ночных чудовищ поспешно спасаться бегством – они уползали или, стрекоча крыльями, улетали при его приближении. Он упрямо продвигался вперед быстрыми, широкими шагами, но не сбиваясь на бег. Ощущение важности его дела по-прежнему подстегивало его, подгоняя в спину. Он размахивал мечом, расчищая себе путь, и все вокруг, когда он проходил, озарялось вспышками. Но чем больше Глэкен углублялся в туннель, тем бледнее становился свет. Он обернулся. Позади толщина луча осталась прежней и свет был таким же ярким, но здесь как бы разжижался, растворялся в темноте и меркнул. Это означало только одно – то, что он приближается к цели, к самому источнику темноты. Еще немного – и свет разомкнул свои объятия и остался позади, предоставив ему продвигаться навстречу обволакивающей темноте. Глэкен продолжал идти, немного замедлив шаг, ступая осторожнее. Теперь только клинок освещал ему путь. Он мерцал слабым, колеблющимся светом в стремившейся поглотить его темноте. Но вскоре и этот свет погас. Глэкен оказался в кромешном черном аду, холодном, безмолвном и выжидающем. Темнота теперь была полной. И он находился в ее власти. А потом, как он и ожидал, у него в сознании зазвучал голос, такой ненавистный ему! – Глэкен оставил его слова без ответа. – Глэкен почувствовал, как стали влажными ладони. Сейчас он находился во владениях Расалома, там, где жизнь протекала по установленным им законам. Крепче сжав рукоятку меча, он ступил в темноту. Тусклый свет, просачивающийся из-за очередного поворота в туннеле. Какой-то нездоровый свет. Раздражающий, бледный, вязкий, ядовито-зеленый, словно липкий налет на стенах туннеля, не отбрасывающий теней. Этот свет не вселяет никакой надежды, не помогает, наоборот, лишь подтверждает безраздельное господство ночи. По мере того как Глэкен шел на это слабое мерцание, становилось холоднее, а в нос все сильнее бил едкий, горьковатый запах. Он зашел за поворот и остановился. В центре огромной гранитной пещеры, не менее ста футов в поперечнике, новая плоть Расалома висела над пропастью, на дне которой слабо мерцал свет. Четыре колонны брали свое начало из углов пещеры и, выгибаясь, сходились в центре, образовывая над пропастью единое целое. К этому соединению был подвешен огромный, раздувающийся мешок размером с небольшой склад. В этой аморфной массе Глэкен не смог различить каких-то очертаний. Но он и без того знал, что перед ним Расалом, проходящий последний этап перерождения. – Глэкен ничего не ответил. Вместо этого он вскочил на одну из опор, в том месте, где она вырастала прямо из стены, и пошел к центру, туда, где в мешке болтался Расалом. – Глэкен, подняв меч, продолжал продвигаться к центру. – Глэкен не дошел до мешка какую-нибудь дюжину футов, когда поверхность опоры, по которой он шел, вдруг стала мягкой и сотни хоботков клейкой массой облепили его ноги, после чего застыли, превратившись в камень. Глэкен напрягся, пытаясь выдернуть ноги, но они были схвачены намертво. Даже мечом он не смог разрубить эту массу и не мог двинуться с места, словно муха, прилипшая к клейкой ленте. Мешок с Расаломом висел совсем близко, и на Глэкена, просвечивая сквозь пленку, пристально смотрел огромный глаз. – – Может быть, ты и прав, – ответил Глэкен. Он перехватил рукоятку меча и поднял над головой, словно копье, нацелив острие в глаз. Расалом завизжал: – – Я не пойду ни на какую сделку с тобой, Расалом. Он завел руку назад для броска. – Глэкен чуть замешкался и не смог удержаться от вопроса: – Снова сделаешь здоровой? Кого? – – Нет, ты не сможешь этого сделать. Даже – Магда... молодая, быстрая, здоровая – перед ним возникло видение: они вместе, такие же, какими были когда-то... Он покачал головой: – Нет, в таком мире мне это не нужно. – – А что станет со всем остальным миром? – На какое-то мгновение Глэкен задумался. Стоит ли ради исцеления Магды идти на все это? А Магда – ведь она никогда ему этого не простит. Она будет его презирать, испытывать к нему отвращение! Он крепче сжал меч. «Не думаю». Вложив в бросок всю свою силу, он метнул меч в мешок. Огромный глаз скрылся, и Расалом закричал: – Нееееееееееееееееет! Острие меча проткнуло пленку, вошло в нее примерно на фут и остановилось, вибрируя. Расалом завыл от боли, а в том месте, где меч вонзился в мешок, из него стала выливаться черная жидкость, которая попадала на лезвие, покрывая его толстым слоем, обволакивая, и в то же время затягивая рану, так что в конце концов виден стал только конец рукоятки, а весь меч увяз в густеющей черной массе. Потом завывания сменились раскатами смеха. Глаз снова стал виден сквозь пленку и безучастно смотрел на Глэкена. – Глэкен снова попытался высвободить ноги, но не смог. Он набрал в легкие воздуха и не двигался, выжидая, прислушиваясь к ненавистному голосу, вещающему у него в сознании. – – Если ответ не является для тебя очевидным, – сказал Глэкен, – то что бы я тебе сейчас ни сказал, ты все равно не сможешь понять. Куда мы пойдем отсюда? – Глэкен ничего не сказал. Бесполезно просить Расалома о пощаде, он все равно не сжалится ни над ним, ни над его друзьями. Поэтому Глэкен закрыл глаза и мечтал лишь о том, чтобы окаменеть и не дать леденящему страху завладеть его существом. – Кэрол вернулась в квартиру Глэкена вместе со всеми и теперь через разбитые окна наблюдала за толпой, собравшейся внизу, прислушиваясь к шуму, который усиливался всякий раз, когда вновь прибывших встречали объятиями и одобрительными возгласами. Это был приятный шум, означавший, что люди понемногу приходят в себя от охватившего их страха. Некоторые смельчаки пошли вслед за лучом, просочившимся в Центральный парк, но их было не много и зашли они не очень далеко. – Это все благодаря радио, – сказал Джек. – Единственная станция, которая по-прежнему вещает в городе, передает сообщение, призывающее всех сюда. Внезапно внизу все стихло. – Что там случилось? – спросил Билл. У Кэрол тревожно забилось сердце, и она сжала его руку. – Мне кажется, свет померк. Скажи, что я ошибаюсь, Билл. Скажи! Билл посмотрел на нее, потом перевел взгляд на окна. – Нет... Боюсь, ты права. Посмотри – он меркнет на глазах. – Значит, Глэкен побежден, – послышался голос. Все обернулись. Ник сидел на диване, там, где они оставили его, глядя на потухший камин. – Глэкен проиграл. Расалом – хозяин положения. – Глэкен... мертв? – это спросила Сильвия, подскочив к Нику. Кэрол удивила такая забота. Ей казалось, что Сильвия ненавидит Глэкена из-за Джеффи. – Еще нет, – ответил Ник, – но скоро умрет. Сначала умрем мы. Потом он. Медленной смертью. Кэрол услышала топот толпы, а потом крики ужаса. Она снова повернулась к окну, и ей вдруг показалось, что от этих отчаянных криков меркнет свет. С замиранием сердца наблюдала она, как день за окном переходит в вечерние сумерки. – Боятся! – закричала она. – Может быть, все из-за этого. – Вдруг она поняла, что нужно делать – по крайней мере, ей так показалось. – Билл, Джек, все, кто здесь есть, – вниз. Немедленно! Она не стала тратить времени на объяснение, не стала дожидаться лифта. Охваченная волнением, она с отчаянной решимостью сбежала на первый этаж, промчалась по коридору и выскочила на улицу, к толпе, различимой в сумеречном свете на тротуаре. За ней бежали Билл и Джек. Потом Ба с Джеффи на руках, помогавший Сильвии пробираться через колышущуюся, охваченную паникой толпу. Кэрол привела их к парку, где проходила граница света и тьмы. Потом взяла за руку Билла и ещё какую-то незнакомую, насмерть перепуганную женщину. – Я больше не стану бояться! – крикнула Кэрол в кромешную тьму, словно бросая ей вызов. Она еще крепче сжала руку женщины. – Скажите это, – настаивала она. – Я больше не стану бояться! Возьмите кого-нибудь за руку и повторяйте это как можно громче. – Она обернулась к Биллу: – Кричи и ты, Билл. И думай об этом. Возьми кого-нибудь за руку и заставь кричать то же самое! Билл удивленно посмотрел на нее: – Зачем? Какой в этом смысл? – Делай, как я говорю! Ну, пожалуйста! У нас совсем мало времени. Билл пожал плечами, но схватил за руку какого-то человека и стал повторять вслух: – Я не стану больше бояться! Темнокожая женщина, которую Кэрол держала за руку, взяла за руку молодого мужчину и то же самое говорила ему. Вдруг Кэрол обернулась и заметила Джека. Тот стоял позади нее с мрачным видом, скрестив руки на груди. Чуть поодаль она увидела Сильвию с таким же каменным лицом. – Джек, давай! – уговаривала его Кэрол. Он покачал головой: – Все это ерунда. Дурацкое занятие для хиппи. Так же как всякие походы за мир в шестидесятых, которыми хотели сокрушить Пентагон. Криками вам не одолеть Расалома. – Я это знаю, Джек. Но, может быть, мы хоть немного ему помешаем. Ведь все его силы направлены на то, чтобы запугать, изолировать нас друг от друга, разобщить, чтобы расселить на отдельные, охваченные страхом островки. Но посмотрите, что сейчас происходит. Один лучик света – и маленький остров переполнен людьми. Что, если мы откажемся теперь играть по его правилам? Что, если больше не захотим отсиживаться по нашим норкам и трястись от страха? Что, если все соберемся здесь и покажем, что нам наплевать на него? Тем самым мы пробьем брешь в той беспросветной ночи, на которую нас обрек Расалом. Может быть, мы сможем сохранить эту брешь. Может быть, мы даже сможем расширить ее. Ведь нам нечего терять! – Да, терять нам нечего! – сказала Сильвия. Она схватила за руку Джека, потом Джеффи и крикнула, стиснув зубы: – Я больше не стану бояться, что бы ты ни вытворял. В голосе Сильвии звучал вызов, и у Кэрол комок подступил к горлу. – Давай, Джек, – сказала Сильвия. – Я тоже не очень в это верю, но в такой момент отказываться нельзя. – Ну да черт с ним, – сказал Джек. Похоже, ему было неловко повторять слова вместе со всеми, но он все-таки схватил за руку какую-то женщину и уговорил ее присоединиться к ним. Скандирование становилось все более стройным, упорядоченным, ритмичным, оно охватывало все новых людей в толпе и набирало силу. И вдруг вокруг посветлело чуть-чуть, все это заметили. В толпе раздались радостные возгласы, и теперь уже каждый обрел веру. Скандирующих стало вдвое больше, голоса зазвучали громче. Кэрол засмеялась, в глазах у нее стояли слезы. – Это подействовало! Черт возьми! Это подействовало! Теперь уже все до единого кричали в полную силу своих легких. И свет становился все ярче. Он как бы набирал силу. Даже луч в той стороне, куда ушел Глэкен, в направлении Центрального парка, стал ярче. Более того, границы света постепенно раздвигались, дюйм за дюймом приближаясь к парку, подпитывая луч, ведущий к трещине, так что вдоль него стали пробегать световые импульсы. И все больше людей, привлеченных светом, подходили к толпе, растворялись в ней, сливая свои голоса с теми, кто бросал вызов Расалому. Что-то произошло. Расалом хранил молчание, что было ему несвойственно. Его огромное новое тело зашевелилось в оболочке. Пленка морщилась, словно мурашки пробегали по телу Расалома, а время от времени, когда он переворачивался внутри, начинала пузыриться. Глэкен закрыл глаза и постарался оценить ситуацию. Он стоял неподвижно, напрягшись, и прислушивался. Свет... сверху шел свет. Он не видел его, но чувствовал. Свет и тепло просачивались в землю над пещерой. А внизу... Он обернулся и посмотрел в проход. Там, где была абсолютная темнота, виднелось слабое мерцание. Неужели это предвестник рассвета? Или это ему показалось? Глэкен обернулся к своему извечному врагу: – Что там творится наверху, Расалом? Скажи мне! Но теперь была очередь Расалома молчать. Сильвия наблюдала за событиями из окна второго этажа. Шум и давка в толпе напугали Джеффи, и ей пришлось увести его в дом. Свет теперь был яркий, как днем, и луч становился все шире, распространяясь по улице во все стороны и приближаясь к парку. Толпа тоже разрасталась, свет и шум привлекли тысячи новых людей. Здесь можно было встретить любой цвет кожи, любой оттенок, от красного, желтого и черного, центральноафриканского, до абсолютно белого, норвежского типа. Скандирование, которому Кэрол положила начало, продолжалось, становилось все громче и отчетливей. Многие люди пели и танцевали. Откуда-то появились два радиоприемника, и звуки музыки самых разных направлений – от рэпа до вальса привлекали все новых слушателей. Двое ребят пели «Счастливы вместе». Сильвия поняла, что это давало не меньший эффект. Если человек поет и танцует, ему не страшно, это ясно без слов. А снизу прямо из-под окна смутно доносились звуки другой мелодии, веселая компания старалась подстроиться под ритм песни «Чем ближе ты...». Сильвия подумала об Алане, о том, как ему нравились старые мелодии, и заплакала. Алан... После того как он вышел из комы, в которую его ввергла Она еще крепче прижала к себе Джеффи. Как все это несправедливо. Какое-то время она винила в происшедшем Глэкена, но потом поняла, что он тоже заплатил ужасную цену. Она поняла это по его глазам, когда он взялся за рукоятку и велел ей увести Джеффи, – в них были гнев, отрешенность, усталая покорность. Тяжесть ответственности, которую он снова с такой неохотой взвалил на свои плечи, давила и на нее. Она не переставала раскаиваться в том, что столько всего наговорила ему в злобе. А теперь, может быть, он тоже ушел от них. Она наблюдала, как поток света приближается к парку. Сейчас он проник на Овечье Пастбище и почти достиг края пропасти. Неужели они победили? Или это пустые надежды? Сильвия закрыла глаза и обняла Джеффи. Действительно, в туннель просачивался свет. Теперь Глэкен был в этом уверен. Свет становился все ярче. А Расалом... Расалом пульсировал в своей амниотической оболочке. Что происходит на поверхности? Оружие здесь, увязшее в затвердевающей жидкости, пролившейся из оболочки, и потому бесполезное. Что же могло так повлиять на Расалома? Внезапно позади него, в туннеле, раздался оглушительный грохот. Опора, на которой стоял Глэкен, задрожала. Он дернулся и увидел, как свет пропал, после того как потолок туннеля обвалился и проход завалило обломками. Когда в начале туннеля заклубилось облако пыли, голос Расалома снова стал различим. – Чувство гордости теплой волной поднялось в нем, а вместе с ним появился и проблеск надежды. Имеет ли он на нее право? – Они крепкие ребята. А что они сделали? – – Каким образом? – Глэкен с трудом подавил готовый вырваться торжествующий возглас и остался невозмутимым. – Как они это сделали? – спросил он. – Глэкен почувствовал, что Расалом умолчал о чем-то очень важном. – Речь идет о луче солнца, Расалом? С каких пор ты стал бояться солнечного света? – – Но ведь это не солнечный свет, Расалом, не так ли? Это совсем другой свет. Свет, исходящий от твоего врага. И для тебя он больше, чем простое неудобство, тем более если учесть, в какой момент и в каком месте он появился. Разве не так? Он светит прямо над твоим гнездышком и возник тогда, когда ты еще беззащитен, когда твоя новая оболочка еще не сформировалась. – Глэкен почувствовал, как пригревает спину, и снова рванулся к заваленному обломками туннелю. Что-то там произошло. Что-то, о чем он даже не смел мечтать. Свет просачивался в глубь завала, проникая все дальше, словно делал это сознательно. А потом Глэкен увидел, как пятнышко света, крошечное, не больше песчинки, мерцавшее среди щебенки, разрастается, становясь все ярче. – Глэкен и не надеялся. Точнее, не позволял себе надеяться. Но вдруг увидел, как пятнышко света внезапно вспыхнуло и испустило луч, тонкий, словно игла, направленный на Расалома. На его пути оказалась плита, на которой стоял Глэкен, и он рассыпался брызгами, словно струйка воды, ударившаяся о стену. Но это не остановило его. Подобно живому существу, наделенному собственной волей, луч разделился, одна его часть устремилась вверх, а вторая обогнула плиту снизу. Поток света прошел в каких-то дюймах от ног Глэкена. И когда его часть достигла вершины плиты, она полилась вниз, чтобы соединиться с другой его частью. Они слились воедино, и луч повернулся своим острием в сторону оболочки, где обитал Расалом. Но он не ударил прямо по оболочке, а полился к оружию, раскаляя выступающий на поверхность кончик рукоятки. Рукоятка заискрилась, ослепительно вспыхнула, и Глэкен рассмотрел сквозь засохшую корку огненные зигзаги, пробегающие по всей длине клинка. В сознании Глэкена раздался вой Расалома, который извивался и корчился в своей оболочке. Похоже, на этот раз Расалом не притворялся. Меч стал вибрировать, ржавый налет – осыпаться, и внезапно оружие высвободилось и засверкало перед ним беловатым блеском. Еще один луч пробился сквозь щебень и осветил пещеру. Он отыскал оружие и растворился в нем, придав ему силы. Вой Расалома перешел в сплошной вопль, и в этот момент Глэкен почувствовал, как обхватившие его хоботки обмякли и уже не так крепко удерживают его. Он наклонился и стал разрывать их, стараясь освободиться. Нельзя терять времени. Извиваясь, Расалом раскачивал меч, вонзенный в рану. Если он выскочит, то может упасть во впадину. И тогда победа Расалома не вызывает сомнений. Последним отчаянным рывком Глэкен высвободил увязшие ноги и спрыгнул на диск, находившийся в центре, из которого росли четыре изогнутые колонны. Он упал навзничь, осторожно свесился с края и потянулся к мечу. Под ним мерцал холодный свет вечности. Глэкен подавил приступ головокружения и ценой невероятных усилий выбросил вперед правую руку, стараясь выиграть еще хотя бы миллиметр, чтобы дотянуться до рукоятки. Дважды кончики пальцев скользили по ее концу, но потом ему все же удалось ухватить ее двумя пальцами. При этом прикосновении оружие тоже пришло в движение, рукоятка сама легла ему в руку, а он почувствовал прилив сил – сначала в руке, потом и во всем теле. Теперь оружие снова принадлежало ему. А он принадлежал оружию. Он встал и осмотрелся вокруг. Лучи света, пробивающиеся через каменный завал, словно слились с лезвием меча, подпитывая его, перемещаясь вслед за ним. Расалом и его оболочка недосягаемы, поэтому Глэкен решил испробовать другой способ. Перехватив рукоятку, он поднял меч и вонзил в середину ближайшей колонны. Когда острие глубоко вошло в каменную твердь, пещера осветилась яркой вспышкой. Поверхность колонны стала пузыриться и чадить, словно замороженное масло, через которое прошел раскаленный нож. Она дымилась, издавая едкий, зловонный запах паленого мяса. Глэкен стал углублять эту пробоину мечом, старался сделать ее шире, и каждый раз, когда лезвие меча врезалось в нее, пещера озарялась светом, отбрасывающим длинные тени на ее стены. – Не прекращая своей напряженной работы, Глэкен посмотрел вниз, туда, где на пленке дергался огромный глаз. – Это ты уже пообещал мне, Расалом. Так что мне нечего терять! – Глэкен ничего не ответил. Он почти разрубил первую колонну. Еще одно усилие, и меч вышел с другой стороны и дальше пошел свободно. Середина внезапно прогнулась под ним примерно на фут. Глэкен поспешно перешел влево, направившись к следующей опоре. – Глэкен, будто не слыша, вонзил лезвие во вторую опору. Снова вспышки огня и запах горелого масла. Он работал мечом, задыхаясь от зловония и усталости, и вот наконец меч прошел насквозь. Снова середина провисла, и теперь ее отрезанные края болтались фута на два ниже. Две обрубленные опоры, из которых хлестала черная жидкость, свисали в пустоте, словно культи, тянущиеся к тому, чем им уже никогда не суждено владеть. Теперь, держась только на двух опорах с одного края, середина резко накренилась. Глэкен, скользя по гладкой поверхности, поспешил к ближайшей из оставшихся опор. И снова он вонзил свой меч в эту твердь. Кромсая ее, он почувствовал прикосновение к своей правой ноге. И инстинктивно отдернул ее, когда бедро пронзила обжигающая боль. Он успел лишь смутно различить какое-то молниеносное движение и в ту же минуту покатился к краю. Это была огромная рука, вернее, какое-то подобие руки – черная, как окружавшая ее темнота, и трехпалая, при этом каждый палец был такой же толщины, как Глэкен в обхвате, и у каждого на конце был острый желтоватый коготь. С одного капала кровь – кровь Глэкена. Расалом – это может быть только он. Он уже демонстрирует свой новый облик. Пока не видно остальных частей, наверняка они еще в оболочке, подвешенной под ним. Завершено ли формирование его нового естества, или он вынужден был прервать процесс и вылезти наружу, чтобы остановить Глэкена? Снова последовал удар. Вслепую Глэкен увернулся от когтей. Резкое движение вызвало новый приступ боли в раненой ноге. Когда же рука опять попыталась его схватить, он полоснул по ней мечом и почувствовал, как лезвие глубоко вонзилось в черную плоть. Вспышка над ним – такая ослепительная, что затмила все предыдущие. В его сознании раздался крик Расалома – крик боли и потрясения. Когда ослепление от вспышки прошло, он увидел, что когтистый палец болтается в воздухе, держась на немногих неразрубленных сухожилиях, выглядывающих из дымящегося обрубка. Глэкен выпрямился и перепрыгнул к следующей опоре. Третью он разрезал только наполовину, но в пределах досягаемости для Расалома вряд ли он сможет завершить это дело. Он бросился к четвертой – но теперь подальше от середины. Его маневр, должно быть, застал Расалома врасплох, потому что, еще не добравшись до цели, он услышал, как проникают в мозг слова Расалома: – Глэкен не стал оглядываться. Он продолжал свое мучительное восхождение к дальнему концу опоры. Не дойдя примерно дюжины футов до ее основания, он остановился и обернулся. Амниотическая оболочка Расалома по-прежнему была подвешена к накрененной платформе, словно гигантская боксерская груша, только теперь из отверстия выглядывала жилистая рука с израненной кистью. Она хватала воздух двумя уцелевшими когтями. И глаз... зловещий глаз по-прежнему мерцал в оболочке, уставившись на него. – Я недалеко, – сказал он, вонзил меч в опору под ним и начал резать ее вдоль и поперек. Снова вспышка и запах горелого масла. В этом месте опора оказалась толще, но в распоряжении Глэкена было теперь больше времени, потому что Расалом не мог до него дотянуться. – Впереди, над пропастью, еще одна рука высвободилась из пленки и провела когтями по поверхности оболочки, открыв ее, словно застежку на «молнии». Тонны черной жидкости вылились из открывшейся прорехи, стекая в мерцающую бездну. Края прорехи раздвигались, и она становилась все шире, а потом... Что-то показалось из мешка. Глэкен знал, кто это, но не совсем понимал, что это за существо. У существа были руки. И огромный глаз в верхней части. Но в слабом мерцании, излучаемом снизу, он не смог рассмотреть во всех деталях существо, которое выползло из оболочки и теперь карабкалось по краю провисшей середины. Ноги... теперь он рассмотрел ноги, очень похожие на руки, но все остальное было покрыто желеобразной массой, ее комки скатывались с платформы и падали в бездну. Какие-то очертания просматривались сквозь этот верхний слой – нечто, похожее на туловище с головой, но деталей Глэкен так и не рассмотрел. Вдобавок из желеобразной оболочки высунулись и стали извиваться в воздухе два щупальца, расположенные пониже рук. И это существо пришло в движение, стремясь вылезти в том месте, где возле четвертой опоры стоял Глэкен. Глэкен стал кромсать опору с удвоенной энергией, стараясь проткнуть ее мечом. Новое тело Расалома, не до конца сформировавшееся, было неуклюжим, двигалось медленно, но тем не менее неуклонно приближалось к нему. Еще немного, и оно дотянется до Глэкена своими когтями. Вдруг раздался страшный хруст, эхом отозвавшийся в стенах пещеры, опора закачалась под ногами Глэкена и надломились, словно молодой побег дерева. Удаленная от центра часть ее провисла. Глэкен перестал орудовать мечом и увидел, как судорожно хватается за опору Расалом, скатившийся к середине. Глэкен не дал чудовищу перевести дух и не медля снова принялся за работу, стараясь рассечь ткани. – Голос Расалома теперь уже доходил до Глэкена не через мозг. Он стал уверенным и могучим. Даже при том, что его приглушал желеобразный слой, он сотрясал стены пещеры. Стараясь не обращать на это внимания, Глэкен, несмотря на усталость в руках, продолжил рубить опору. Он делал это уже автоматически, руки не нуждались в команде, но мускулы сводило от перенапряжения. Он не мог позволить себе и минуты отдыха, не мог даже замедлить движения. Закрыв глаза, чтобы не отвлекаться, он продолжал рубить. – ГЛЭКЕН! Неподдельный ужас в голосе и его прерывистый звук вывели Глэкена из забытья. Он посмотрел вверх. Расалом был рядом, он вцепился в опору и тянул когти к его лицу, которое было всего в нескольких футах от него, когти скользили вниз и отодвигались все дальше и дальше. Глэкен понял почему. Он уже перерезал четвертую опору, и Расалом завис над пропастью, зацепившись руками, ногами, щупальцами за кренившуюся все сильнее и сильнее середину. Все это нагромождение – новое тело Расалома, Середина и остатки пленки – держалось теперь только на третьей опоре. А она уже была надрублена Глэкеном в том месте, где соединялась с диском. Теперь, по прошествии стольких веков, смерть Расалома была так близка! Или нет? Расалом висел вниз головой над пропастью, но не прекращал своих попыток взобраться по опоре на диск. – Все сооружение ходило ходуном, подвергая опору колоссальной нагрузке. Она стала трещать, словно удочка, на которую попался огромный кит. Когда Глэкен доковылял до края и стал пробираться к последней уцелевшей опоре, он услышал, как она затрещала в том месте, отдаленном от середины, где он еще раньше надрубил ее. Расалом, видимо, тоже это понял, потому что даже при тусклом освещении Глэкен заметил в его движениях неистовость отчаяния. Но было уже слишком поздно. Конец опоры расщепился и стал гнуться в надрубленном месте. И вот она сломалась. Об этом известил треск, громкий, как пушечный выстрел. Диск опрокинулся, оказавшись в вертикальном положении, раскачиваясь с бешеной силой. Расалом вцепился в его верхний край когтями. Вдоль его туловища росло еще несколько рук – добавочных, слабых, рахитичных с виду, которые старались за что-то ухватиться, в то время как щупальца тянулись к концу опоры. Наконец последние ниточки опоры оборвались, и диск вместе с пленкой и Расаломом рухнул в бездну. Нет, без Расалома. Глэкен застонал, когда понял, что Расалом все еще здесь. Все полетело вниз, но он вцепился в последнюю опору одним из щупальцев и стал карабкаться наверх! Глэкен заставил себя сдвинуться с места, пошевелить раненой ногой и почти побежать, качаясь, к основанию третьей опоры, взобраться на нее и пройти по ней, прогибающейся под его тяжестью. У него не было времени перерезать ее. Он должен встретить Расалома у ее начала и остановить его, прежде чем тот снова встанет на ноги. – Вот этим всегда заканчивается, Расалом, не так ли? Остаемся мы с тобой. Только я и ты. Вместо ответа Расалом протянул второе щупальце и обвил опору рядом с тем местом, где одно щупальце уже вцепилось в нее. Он подтягивался на них все выше и выше, пока не схватил опору своими когтистыми руками. Когда он проделал это, новые щупальца вылезли из желеобразной массы и присоединились к тем двум, которые уже держались за опору. Глэкен стиснул зубы, превозмогая боль в ноге, и стал двигаться еще быстрей. Дотянулся до первого щупальца и не раздумывая полоснул по нему мечом. Снова – ослепляющая вспышка и запах гари. Из обрубленного конца хлынула темная жидкость. Мир сузился. Для Глэкена сейчас существовали только Расалом, опора и меч. Закрыв глаза от слепящих вспышек, задыхаясь от дыма, он погрузился в состояние, в котором не было ничего, кроме боли и непрестанного движения; он двигался по наитию, обрубая щупальца и отшвыривая ногами извивающиеся обрубки, а разделавшись с ними, переходил к следующему скоплению щупалец. До него доносился рев Расалома, который извивался в воздухе и брыкался в бессильной злобе, изнемогая от боли. Паучьи лапы, поднимающиеся с обеих сторон, пытались схватить Глэкена, но он мечом обрубал их и пробивался вперед. В конце концов он оказался у окончания опоры, а перед ним висел, раскачиваясь, Расалом, держась лишь на двух руках с желтыми когтями, на одной из которых не хватало пальца. И, продолжая молить о пощаде, Расалом подтянулся и выбросил вперед здоровую руку, чтобы полоснуть Глэкена когтями. Глэкен увернулся, и когти схватили воздух всего в нескольких дюймах над его головой, потом взмахнул мечом. Лезвие проткнуло запястье Расалома, кожу и ткани и врезалось в кость, при этом Глэкен едва удержался, чтобы не свалиться вниз. Он упал ничком и оставался в этом положении, пока Расалом выл и извивался всем телом, размахивая своей разрубленной, истекающей черной жидкостью рукой. Прямо над собой, рядом с раскачивающимся концом опоры Глэкен увидел руку с двумя сохранившимися пальцами – единственное, на чем теперь держался Расалом. Он подполз ближе и отрубил один из пальцев, снова вызвав яркую вспышку света. Коготь последнего пальца стал соскальзывать вниз, процарапывая глубокую борозду на поверхности опоры и приближая Расалома к вечности. Потом зацепился за маленькое углубление совсем близко от края. – Глэкен уже собирался отрубить последний палец, на котором держался Расалом, но потом передумал. Вместо этого он лег на спину и развернул свое тело головой в другую сторону, потом изо всей силы подтянул здоровую ногу к животу. Нет, Расалом не услышит прощальных слов. Он не заслужил ничего, кроме позорного пинка. Глэкен выбросил ногу вперед, сбив коготь с края. Расалом закричал, и этот крик долго еще отдавался эхом в мерцающих холодным светом глубинах, после того как его тело, его изувеченное тело, кувыркаясь, скрылось в тумане бездны. Но Глэкен не стал прислушиваться к столь сладостному для него звуку. Вместо этого он дождался, пока колонна перестанет раскачиваться, освободившись от чудовищной тяжести Расалома, и пополз к краю пещеры настолько быстро, насколько позволяли руки и ноги. Расалом провалился в вечность. Теперь, когда он миновал место, от которого его власть совсем еще недавно простиралась на землю, прежние законы снова начали вступать в силу. Природа выходила из забытья, в которое ее вверг Расалом, и начала возрождаться, восстанавливая свои права. А этой пещере в природе не было места. Когда Глэкен достиг конца опоры, стены задрожали. Щебень, заваливший туннель, стал откатываться назад, освобождая гранитный проход. Если он доберется до него, то останется жить. Он почти добрался, когда начал осыпаться потолок. Толпа приутихла, когда новый звук перекрыл скандирование и песни. Кэрол замолчала еще раньше, боясь сорвать голос. Толпа вылилась на улицу, заполнила собой освещенную часть парка и потекла дальше. Но звук приковал всех к месту, и теперь они стояли, пригнувшись, посматривая вверх, по сторонам, друг на друга. Кэрол успокоила тех, кто стоял поблизости. Гул низкой частоты, оглушающее жужжание, стрекотание крыльев сотрясали воздух там, где он не освещался конусообразным лучом, набирая силу и заставляя резонировать мостовую и стены зданий. – Это жуки! – закричал кто-то. – Они возвращаются! Возвращаются, чтобы наброситься на нас! – Нет! – крикнула Кэрол, и ее голос прозвучал, словно сигнал к бою среди испуганного ропота толпы. – Не бойтесь! Мы на свету. А они не выносят света. Кэрол, надо сказать, и сама испугалась, но виду не подала. Что происходит? Она взглянула на Билла, но тот лишь пожал плечами и крепче прижал ее к себе. И тут она увидела жуков в воздухе, невысоко от земли вокруг освещенного лучом места. Некоторых выталкивало на свет, и тогда они начинали дымиться и тотчас ныряли в темноту. Жуки не нападали, среди них не нашлось самоубийц-камикадзе. Скорее это было паническое, безумное, безоглядное бегство к трещине. Луч света уже достиг края бездны, и Кэрол увидела бесчисленное скопление чудовищ, устремившихся в ее глубины, – летающие твари опускались по спирали, ползающие просто прыгали с края трещины вниз. – Они уходят! – сказала Кэрол, обращаясь не то к Биллу, не то к самой себе. – Они возвращаются в трещину! Толпа взорвалась радостными возгласами, и Кэрол стала пробираться вперед, чтобы лучше все рассмотреть. Вдруг земля под ними заходила ходуном. После того как люди вокруг были сбиты с ног и попадали на землю, бодрые возгласы сменились криками. Кэрол тоже тревожно вскрикнула, когда ее швырнуло на мостовую, а сверху на нее упал Билл. Через разбитые окна верхнего этажа Сильвия с нарастающей тревогой наблюдала за кошмаром, происходящим внизу. Джеффи перепачкался, и они с Ба отвели его наверх переодеть. Сейчас, когда здание стало вздрагивать и скрежетать, Сильвия ухватилась за подоконник, свободной рукой держа Джеффи. «Землетрясение!» – подумала она. Хотя ей ни разу не довелось пережить это бедствие. Ей показалось, что именно так оно начинается. И началось оно здесь, поблизости от Овечьего Пастбища. Земля раскалывалась. Так вот оно что. Усиливающийся свет, близкая победа, жуки, тучами возвращающиеся в трещину, – все это ложная надежда, основанная на пустых обещаниях. Новая трещина, невосприимчивая к свету, открылась совсем близко от здания. Какие чудовища вылезут оттуда? Все эти внезапные перемены могли означать только одно – Глэкен потерпел поражение. Подземные толчки усилились, когда в первой трещине, на Овечьем Пастбище, раздался глухой рокот. Тучи чего-то, похожего на пыль или дым, заклубились над ее кратером. Края были поломаны – похоже, они рушились, осыпаясь вниз, заваливая кратер. Да! Она закрывалась! А прямо под ними... она перевела бинокль – что там происходит с новой трещиной? Но это еще не стало трещиной. И, может быть, не станет. Это больше напоминало впадину, что-то вроде воронки. Толчки прекратились. И воцарилась тишина. Сильвия опустила бинокль и помедлила, прислушиваясь. Тишина, какой она не могла припомнить. Ни птицы, ни насекомые, ни дуновение ветра не нарушали ее. Слышно было даже, как течет кровь по жилам. И больше ничего. Весь мир замер, природа застыла, ошеломленная, боясь шелохнуться, даже вздохнуть. Это длилось всего одно мгновение. Но оно показалось вечностью. А потом свет стал исчезать. Второй раз за эту ночь. Молчание было нарушено криками ужаса, вновь овладевшего людьми. Но потом они снова стали скандировать. И Ба тоже. Он стоял за ее спиной. Сильвия присоединилась к нему, шепотом произнося заклинание. Она навела бинокль на толпу, стараясь отыскать там Кэрол, или Билла, или Джека – хоть одно знакомое лицо. Но в этот раз скандирование не помогло. Несмотря на то, что тысячи голосов, надрываясь, выкрикивали слова, свет продолжал меркнуть. Мы проиграли! Сильвия каким-то образом смогла различить знакомую фигурку Кэрол на краю новой трещины или того, что она приняла за трещину. Она хотела крикнуть, чтобы Кэрол выбиралась оттуда. Что стоять там небезопасно. Но Кэрол не уходила, указывая рукой вниз, на дно впадины. Она прыгала, обнимала Билла, обнимала всех, кто стоял рядом. Что это?.. Сильвия навела бинокль на дно впадины. Там что-то двигалось, что-то барахталось в мягкой почве. В последних проблесках света она напряглась, стараясь разглядеть, что это было. Мужчина. Мужчина с рыжими волосами. Глэкен? Живой? Не может этого быть. Если он остался в живых, это может означать только одно... Вдруг к ней подошел Ба и показал рукой в сторону восточных окраин: – Посмотрите, миссис! Посмотрите! За все годы, проведенные вместе, Сильвия ни разу не слышала такого волнения в его голосе. Она посмотрела в том направлении, куда он указывал. Для толпы было пока незаметно это, потому что она стояла внизу, но отсюда, с возвышения, все было ясно. Сильвии не понадобился бинокль. Прямо впереди, за бетонными нагромождениями, появилось оранжевое пламя, осветившее небо над Ист-Ривер. – Солнце, миссис! Солнце встает! |
||
|