Ричард Ловетт
Возвращение "Марии Целесты"

Вся жизнь - лишь обратный отсчет до смерти. Терпимой такую жизнь делает одно: большинство людей не знает, когда именно часы доберутся до этого мгновения, и потому предпочитает думать, что подобного с ними не произойдет. Но сегодня часы контролировал Вайнстен Джонс. Когда стрелка приблизится к нулю, он произнесет что-нибудь глубокомысленное, или ироничное, или просто банальное, нажмет кнопку, и, прежде чем инженеры наконец поймут смысл сказанного, чего, как он надеялся, не случится, Вайнстену Джонсу настанет конец.

В его жизни уже была ситуация, когда он контролировал отсчет, но тогда на него не смотрел весь мир. Тогда он упирался взглядом в дуло собственного пистолета и пытался заставить себя нажать на спусковой крючок. Но его католическое воспитание победило. Он никогда по-настоящему не верил в загробную жизнь, но, если она все-таки осуществится, сама идея о том, чтобы обречь себя на нечто худшее, чем настоящее, была достаточно пугающей, чтобы заставить его с неохотой продолжить свое существование. Продлить для того, чтобы все-таки найти способ, с которым не смог бы поспорить даже его преподаватель богословия.

И он нашел такой способ, став добровольцем этой миссии. Это была, наверное, единственная работа во всей Солнечной системе, для которой суицидальные наклонности являлись преимуществом. Вместо того чтобы застрелиться спьяну, он станет героем, который сражается во благо человечества. Ура Вайнстену, отважному первопроходцу!

Кто-то должен был делать подобную работу, потому что теоретически эксперимент действительно мог завершиться успехом, и тогда человечество действительно могло обрести очередное благо. Ну, а если человечество не обретет его сегодня, что ж, техники, наверное, извлекут какую-нибудь пользу из очередной неудачи. Хотя и ходил мерзкий слушок насчет того, что они уже сдались и просто вносят в систему произвольные изменения.

В любом случае, стать N+1 неудачей - вполне приемлемый способ для того, чтобы уйти из надоевшего мира. Чем (кроме того, что Вайнстен был рад этому) такая смерть отличается от смерти солдата, подорвавшегося на мине?

Вайнстен должен был умереть через долю секунды после того, как нажмет кнопку. Все так думали, поэтому никто не торопил его. Неважно, сколько времени он потратит на предполетную проверку, поскольку корабль мог стартовать в любой удобный для Вайнстена момент. Важно было только одно - не погибнуть глупо, проморгав показания какого-нибудь прибора.

Поджаренные пилоты стоили дешево. А корабли - нет.

Теперь, когда он был по-настоящему и публично обречен на смерть, он мог подождать. Пусть корабль убьет его своим собственным мистическим способом, как это произошло с предыдущими пилотами. По крайней мере, все считали их мертвыми.

С технической точки зрения, пилоты просто пропадали. Сначала пропал весь корабль. Первый созданный человечеством корабль, способный перемещаться быстрее скорости света, был запущен куда-то в сторону Сатурна… и не вернулся из гиперпространства.

Тот корабль назывался «Стремление». Когда то же самое произошло с его преемником, Космическое Правительство приказало заменить пилота на компьютер. Что ж, компьютер успешно доставил клетку с мышами до Сатурна и затем вернул их обратно. Живыми и ничего не помнящими о своем эпохальном путешествии. Саламандры, золотые рыбки, попугаи - все возвращались успешно. С собаками и кошками результат предсказать было нельзя. А люди всегда исчезали. Когда человеку доверяли управление кораблем, дорогостоящие аппараты исчезали вместе с ними: «Смелость», «Гончая», «Сан-та Мария», «Победа», «Магеллан».

Нынешнему звездолету никогда не давали официального имени, но техники называли его «Седьмой». Как бы «Мария Целеста-7». Вполне подходящее название, поскольку этот корабль, как и его тезка, имел обыкновение возвращаться без экипажа. Однажды на борт посадили двух людей, просто чтобы проверить - вдруг это поможет? Не помогло.

Нынешний корабль не прозвали «Мария Целеста-7» только потому, что Космическое Правительство устало терять звездолеты. Теперь «пилотами» именовали всего-навсего почетных пассажиров. Вся работа Вайнстена, кроме привлечения к себе внимания толпы, собиравшейся уж, скорее, по традиции, заключалась в том, чтобы нажать кнопку запуска. Последующие действия выполнялись автоматически. Если дела пойдут по отработанной схеме, аппарат действительно вернется из гиперпространства - без Вайнстена. Корабль обладал программой автоматического возвращения, которую можно было активировать с большого расстояния. Может, прыжок до Сатурна действительно кратчайший из всех возможных для квантового двигателя, но, для того чтобы вернуть корабль обратно на Землю, все равно потребуется много времени.

Так что эта программа была худшим вариантом шутки про плохую и хорошую новость. Хорошая новость: путешествия быстрее света возможны. Плохая: только для мышей или трутней. Не очень похоже на золотой век первооткрывателей.

Теоретически Вайнстен мог повернуть назад в любой момент, вплоть до последнего. Однако психологи были уверены: не повернет. После первой полудюжины исчезновений стать пилотами хотели только самоубийцы или искатели славы, и отбор производился чрезвычайно тщательно, чтобы никто не дрогнул на старте. Единственное, чего боялся Вайнстен, это боль, но он решил для себя, что если она и возникнет, то не продлится долго. Его непосредственный предшественник опасался того же самого и потому прихватил с собой на корабль ингалятор, заполненный снотворным. За секунду до того, как парень нажал кнопку запуска, огромная доза псевдокодона устремилась к его мозгу. Странно, но этот человек стал единственным, кому удалось перенести полет. Впрочем, ненадолго. Он едва сумел дотянуться до кнопки запуска, затем наступила кома, и к тому моменту, когда автомат вернул его обратно, пилот был уже давно мертв.

Вайнстену было интересно, какой опыт извлекли инженеры из этого случая. Он знал, о чем думали в Центре управления полетом: перед тем как пустить на корабль, его подвергли проверке настолько дотошной, что она сделала бы честь любой тюрьме строгого режима. Черт возьми, наверное, именно тюремных специалистов здесь и использовали.

А гиперпространство отнеслось к умирающему пилоту так же, как и к хомяку. Это должно было что-то значить.

Обратный отсчет подходил к концу. Все системы запущены, и корабль готов к старту - если только это понятие можно применить к беззвучному мгновенному исчезновению с лунной орбиты.

Настало время для ироничного или банального комментария. «Один огромный шаг», и все такое. Только он был N+1 пилотом, и никто не слушал его, кроме Центра управления полетом, где все это уже слышали много раз.

Поэтому Вайнстен не собирался говорить много. Психологи уже заставили его проиграть в мозгу эту сцену бесконечное число раз, журналистов гораздо больше интересовало, как пишется его имя, и сейчас, когда момент наконец настал, все остальное казалось немного глупым.

- Пока, - бросил он и нажал кнопку.

Какое-то мгновение ничего не происходило. А потом гипердвигатель начал вращаться в невидимом измерении.

Еще миг казалось, что ничего по-прежнему не меняется. Затем звезды моргнули.

Вселенная внутри корабля разделилась. Внезапно возникло множество Вайнстенов.

- Как странно, - сказали они друг другу.

Затем время вновь сместилось, и они влились в мета-сознание, большинство частей которого никогда не слышало о «Марии Целесте».

- Не будь таким сопляком. Это совершенно безопасно. Вайнстену Первому было шесть лет, он сидел на причале, бросал

в воду плоские камешки и наблюдал, как волны расходятся в разные стороны. Стояла жара, и озеро Озаркс было таким же сонным и апатичным, как Вайнстен - темное зеркало, отражающее все и ничто; вода, непроницаемая, как и тот кофе, который готовила мать Вайн-стена.

- Давай, - сказал еще раз его кузен Олсен. Он застыл на краю причала, согнув колени, готовый к прыжку. - Ты же умеешь плавать.

Вайнстен уронил в воду камень и наблюдал за тем, как кругляшок исчезает в глубине.

- Неохота, - ответил он, хотя это было не совсем так. Солнце стояло почти в зените, и какой бы мутной ни выглядела вода, она все же сулила некую надежду на облегчение. Где-то вдалеке взвыла моторная лодка, увлекая водных лыжников к неизвестной цели. В бассейне города Топика Вайнстен плавал, словно рыба. Но кто знает, какие ужасы подстерегают его здесь?

Чтобы отвлечься, он подумал о волнах. Если бы озеро было достаточно большим, они могли бы распространяться бесконечно, изменяя все на своем пути, даже если бы никто, кроме самих волн, не заметил этого. В данный момент его мать, наверное, все еще болтала по-китайски через свой имплантированный спутниковый телефон, а отец находился на полпути в какое-нибудь место, о котором Вайн-стен ни разу не слышал, обещав вернуться к выходным, хотя все знали, что он этого не сделает. Они называли такие встречи семейным воссоединением, но единственной семьей, которую знал Вайнстен, были его тетушки, дядюшки и кузены, и в данный момент один из них, тот, который действительно нравился Вайнстену, считал его сопляком.

Вайнстен наблюдал за прыжком Олсена. Двоюродный брат прыгнул высоко и далеко, как пушечное ядро, которое врезалось в поверхность озера и разбило его с громким плеском, куда эффективнее, чем любой из камешков Вайнстена.

Олсен исчез, а затем вынырнул, ухмыляясь:

- Раз плюнуть! Давай!

Вайнстен покачал головой. Он мог быть упрямым, когда хотел.

- О черт, - сказал Олсен. - Это все из-за тех идиотских историй, которые рассказывал нам дядюшка Билли прошлой ночью, не так ли? - Олсен покачал головой очень по-взрослому: - Говорю тебе, он был пьян. А даже если нет, он все равно идиот. Не бывает никаких озерных акул. А также, - продолжил он с превосходством третьеклассника, - каймановые черепахи не вырастают настолько большими. - Он криво ухмыльнулся: - Они могут укусить тебя за палец, но абсолютно не способны утащить тебя под воду.

Он отплыл от причала, подняв кучу брызг.

- Давай!

Вайнстен потряс головой.

- Неохота! - повторил он, хоть и знал, что у Олсена шило в одном месте. Под этой обманчивой зеркальной поверхностью мог скрываться любой сюрприз. В том-то и дело: невозможно увидеть, что находится под тобой.

Выражение лица Олсена изменилось.

- Слабак! - процедил третьеклассник. - Если черепаха доберется до причала и утащит тебя под воду, так тебе и надо!

Вайнстен в панике отодвинулся от края, в то время как Олсен победоносно перевернулся на месте и нырнул головой вниз. Секунду спустя кузен появился на поверхности.

- И-и-йа! - завопил он и замолотил руками по воде. - Что-то схватило меня! - и он снова ушел под воду, стал невидимым, если не считать взмутившейся воды и целого взрыва пузырьков.

Затем вода успокоилась.

Вайнстен обернулся, оглядел пустые доски, и его ноги отказывались двигаться. Он попытался закричать, но ничего не получилось. Все равно помощь слишком далеко. Если его мама все еще болтает по имплантанту, она не обратит на эти крики ни малейшего внимания. Вайнстен вновь посмотрел на воду, заклиная, чтобы Олсен наконец появился, но вокруг стояла тишина, не было даже волны, которая показала бы путь акулы, утаскивающей свою добычу на глубину.

Вайнстен еще не знал этого, но то был один из моментов, сформировавших его жизнь. Точки принятия решения переместились. Волны расходились. Существовало много разветвлений, но основных путей наметилось два.

Вайнстен Первый остался на причале, отодвинувшись как можно дальше от опасной воды, хныча и дрожа.

Вайнстен '36.07.12:1314 поспешил на помощь. Не то чтобы он знал, как найти своего кузена или что делать, если найдет его, но ринулся вперед.

Всплеск поглотил мальчишку и повел на глубину. Вайнстен думал, что его могут съесть в любой момент.

Его окружала темнота. Затем он понял, что ничего не видит. Вайнстен открыл глаза, и стало светлее, только все было коричневым. Он по-прежнему ничего не мог разглядеть, так что принялся наугад молотить руками, надеясь наткнуться на что-нибудь похожее на Олсена. Но Олсена там не было, и потребность в воздухе повлекла его обратно на поверхность. Вайнстен вынырнул, кашляя и выплевывая воду, судорожно протирая глаза, наполняя легкие для второго погружения.

- Эй, трусишка, - сказал кто-то сзади. Вайнстен вздрогнул и обернулся.

Олсен качался на спине под причалом, держась за сваи.

- Неплохо я тебя наколол, а?

Голос вернулся к Вайнстену, и он заорал так, как может орать только шестилетний ребенок, он захлопал руками по воде, направляя брызги в издевательскую усмешку Олсена.

Затем все было прощено, и место под причалом стало их любимым укрытием от солнца до конца недели.

В свои шестнадцать Вайнстен Первый был самым что ни на есть чокнутым «ботаником». Если бы он захотел, то мог бы даже стать тем школьником, который произносит прощальную речь на выпускном, но год назад он специально получил тройку по биологии, так что эта честь не пополнила список его презираемых сверстниками достижений. Такие вещи ценились при поступлении в университет, но для общественной жизни были равносильны самоубийству.

Особенно Вайнстен ненавидел уроки физкультуры, которые Комитет по вопросам образования штата Канзас в своей бесконечной мудрости сделал обязательными для всех учащихся средних школ.

В его школе главное внимание уделялось американскому футболу. На первых же уроках физкультуры Вайнстен понял, что ты ничего не стоишь, если не можешь тягаться со здоровяками. А если даже не пытаешься этого делать, то ты самая последняя размазня. Чтобы избежать ненавистной физкультуры, надо бы серьезно заняться каким-либо видом спорта.

Вайнстен умел хорошо делать только одно. Он умел бегать. Наверное, это было связано с той же наследственной одаренностью, благодаря которой он стал пловцом в шесть лет, хотя с тех пор никогда не заходил в воду.

Свое умение бегать Вайнстен использовал, чтобы избегать уроков физкультуры, и сейчас тренер уверял его, что у него есть достаточный потенциал для участия в чемпионате штата. Была только одна проблема - бег отнимал учебное время. Все члены семьи Вайн-стена считали тренировки делом бессмысленным. Его дедушка был одним из основателей «зеленой химии» [1]. Его отец проводил полжизни на Луне, разрабатывая свои нанопленки. Ближе всех к спорту в его семье оказалась мать - несколько лет назад она помогала производителю лыж создать самонастраивающуюся под погоду смазку для олимпийских игр, проходивших в городе Джуно, штат Аляска.

Участие в соревнованиях штата гарантировало стипендию для обучения в любой спортивной школе. Отличные оценки на протяжении последних классов позволяли получить диплом химика в Калифорнийском или Массачусетском технологическом институте. Его родители считали, что тут и выбирать нечего: любой разумный человек предпочтет науку. Если Вайнстену все еще нравится бегать, сказала мать, он всегда может начать работать на обувную компанию. Там много вакантных мест для специалистов по нанотехнологиям. А потеют пускай всякие безмозглые качки.

- Неужели ты действительно хочешь быть похожим на всех этих… футболистов? - спросила она.

Вайнстен Первый ушел из спортивной команды. Химия его не интересовала - история или музыка казались куда более занимательными - но он подчинился и никогда не ходил на гуманитарные курсы больше положенного. И не смотрел следующие олимпийские игры. Нет смысла терзать себя тем, что никогда не сбудется.

Вайнстен '46.11.19:0241 сказал: «Как бы не так!» Он может назвать дюжину спортивных звезд, получивших блестящее техническое или медицинское образование. Что плохого в атлетике? Это не значит, что при этом ты обязан стать тупым. Он продолжал свою борьбу с учебой и еще раз специально получил тройку по химии. И пятерку с плюсом по истории.

Вайнстен Первый не пошел ни в Калифорнийский, ни в Массачусетский технологический институт, потому что, пока он выбирал, куда пойти, одному профессору в Канзасском университете дали Нобелевскую премию по химии. К тому же обучение там стоило дешевле, и это учебное заведение оказалось гораздо ближе к дому.

Поначалу, правда, наличие Нобелевского лауреата среди преподавателей не очень-то чувствовалось. Даже по профильным предметам на первом и втором курсах у него шли одни электронные лекции да занятия с искусственным интеллектом. Так продолжалось до тех пор, пока он не стал старшекурсником (выдающимся старшекурсником!) и получил возможность встретиться с великим профессором и произвести на него должное впечатление.

Наверное, эти самые электронные лекции и уроки с компьютерами вместо людей и убедили Вайнстена Первого гнать прочь мысль, что это нормально, если человеку, собирающемуся стать химиком, не нравится химия. Оставалось только отгонять мысль о том, что предметы с настоящими, живыми дискуссиями, такие, как общеобразовательные курсы английской литературы и социальных наук, были бы куда более интересными.

Вайнстен '49.10.23:0937 решил иначе. Сначала он выбрал своим профильным предметом литературу. Затем подался в антропологию. Наконец, просто потому, что расписание оказалось удобным, стал посещать курс геологии. И тут же увлекся. Геологические экспедиции. Это не так хорошо, как бег, но это была чертовски близкая замена.

Вайнстен Первый любовался темноволосым чудом, покрытым потом. Впрочем, нет, не так стоило думать об этом. Потеют лошади. Мужчины покрываются испариной. А женщины блестят.

В таком случае эта женщина сияла, как звезда.

Она была идеальным представителем своего биологического вида. Вайнстен уже видел ее раньше, на закрытом стадионе. Он бегал там каждый день, надеясь, что упражнения придадут ему сил для создания диссертации по синтетической нанохимии. Женщина появлялась здесь на протяжении всей зимы, и с самого первого дня Вайн-стен подпал под власть ее чар.

Она бегала одна и, кажется, была одного с ним возраста. Это означало, что она не принадлежала ни к одной спортивной команде. Но бегала она неплохо. Может быть, она занималась триатлоном. Она была слишком крупной для бегуньи - не толстая, а именно мускулистая. Она носила короткие топики, открывавшие ее сильный пресс, а плечи и ноги у нее были четко оформленными, но округлыми там, где это нужно. Однажды он замерил время, за которое она преодолевала двухсотметровку - тридцать четыре секунды, снова, и снова, и снова. Звезда университетского, но не олимпийского уровня. Когда-то он мог пробегать двести метров за тридцать одну секунду. Но не сейчас. Сейчас он просто умел быстро бегать трусцой.

Он должен был обдумывать свою диссертацию, но женщина отвлекала его. Впрочем, ему это нравилось. Сначала Вайнстен видел ее только по вторникам, но потом стал приходить в другие дни, и его труды были вознаграждены: выяснилось, что она бегает также по средам и понедельникам.

Наблюдать за ней было все равно что впервые танцевать на школьном балу в четырнадцать лет. Она двигалась грациозно, словно газель, едва касаясь земли. Ночью она парила в его снах. Но он ни разу не заговорил с ней и отводил глаза каждый раз, когда она смотрела в его сторону. Вайнстен чувствовал себя стеснительным мальчишкой.

Все, что привлекало его в ней, в то же время и отпугивало. Может быть, рост. Она была высокой - примерно 175 сантиметров при его 170. И она была изумительной, энергичной, живой. А он скучным «ботаником». Что у них может быть общего?

Декабрь и январь прошли, а Вайнстен так и не обмолвился с незнакомкой ни единым словом. Затем минули февраль и значительная часть марта. Крокусы пробивались сквозь зеленеющую траву после позднего снегопада. В любой день она могла перенести свои занятия на свежий воздух, и тогда он больше никогда не увидит ее.

Он уже испытывал сожаление. Не оттого что не был с ней, а оттого что даже не попытался. Он уже поступал так раньше. Он и теперь так поступит. Так жили безвольные амебы. Эта женщина обречена выпасть за пределы его досягаемости.

А потом он срезал угол чуть ближе, чем обычно, в то время как она пробегала по внутренней дорожке. Или она слишком далеко замахнулась. Как бы то ни было, они ударились локтями.

- Простите, - бросила она через плечо, великодушно принимая вину на себя. Он слышал ее голос впервые. Голос резонировал в ее груди так, будто звенели колокольчики.

Сто метров спустя он натолкнулся на нее, когда она закончила свою круговую пробежку и остановилась.

- Извините, - сказал Вайнстен, боясь даже посмотреть в ее сторону.

Он пробежал еще пару шагов. Сейчас или никогда.

Квантово-механические игральные кубики перевернулись.

Вайнстен Первый продолжал трусить по дорожке. Вайнстен '56.03.21:1648 выбрал удачный путь. Его сердце усиленно забилось. Он обернулся.

- Привет, - сказал он. - Ты классная. Меня зовут Вайнстен…

Вайнстен Первый отлично себя чувствовал. Он высоко поднял ногу и легонько ткнул носком ботинка кнопку двадцать четвертого этажа.

Еще до того, как он восстановил равновесие, он понял, что совершил ошибку. Девушку, с которой он встречался, звали Грэйс, и она была помешана на этикете.

- Тебе обязательно нужно было это сделать? - спросила она тоном, означавшим, что ему лучше дать правильный ответ.

Он был в превосходном настроении. Энергия била через край. Сегодня его последний эксперимент наконец-то удался, и теперь от докторской степени его отделяло только нудное документирование результатов своего труда. Если не произойдет никаких катастроф, он вскоре станет доктором Вайнстеном Джонсом.

В глубине души он знал, что Грэйс не понравится его веселый поединок с кнопкой лифта, особенно в ее доме, где соседей могут не порадовать его навыки карате. Даже несмотря на то, что он попал по нужной кнопке с первой попытки.

- Нормальные люди так не поступают, - сказала она, повышая голос.

Он встретился с Грэйс прошлой весной. Второго мая, с радостью ответила бы она, если бы вы ее об этом спросили. Она ехала в лабораторию, а он имел смутное подозрение, что автобус находится как раз за углом. Не то чтобы Вайнстен верил в экстрасенсов. Зато он верил в закон Мерфи. Если вы торопитесь, автобус, как правило, находится в нескольких милях от вас. Если нет, он приезжает, вы садитесь в него и сожалеете о том, что не пошли пешком. Какое бы решение вы ни приняли, оно, как правило, оказывается неверным.

В тот день на улице стояла духота, и Вайнстен '56.05.02:0739 не захотел появляться в лаборатории потным, поэтому он пошел не торопясь. Конечно же, это значило, что автобус тут же подъехал, но к тому времени, как он увидел его, было уже слишком поздно.

Вайнстен Первый не думал, что это что-нибудь изменит, но все-таки побежал. К его удивлению, автобус появился, и он как раз успел вскочить на подножку. В автобусе имелось только одно свободное место, и спустя две остановки Вайнстен уступил его Грэйс.

Прошло всего несколько недель с тех пор, как он упустил свой последний шанс заговорить с бегуньей. Привлекательные женщины все еще пугали его, но Грэйс была невысокой шатенкой с абсолютно неатлетической фигурой. Она, как выяснилось, тоже работала над своей докторской диссертацией - по физике кварков. Ей никогда не удавалось объяснить хоть что-нибудь из этой области на таком уровне, чтобы ее поняли до конца.

О том, что родители любили ее, и говорить нечего. Существовал какой-то каламбур про ее имя и кварки, но Вайнстен не понимал его. Зато он прекрасно знал, что она ненавидит каламбуры.

- Самый низкопробный сорт плоского юмора, - произнесла она, когда учила его не каламбурить в ее присутствии.

Конечно, к поединку с кнопками лифта она относилась так же.

Вайнстен смутно осознавал, что перед ним стоит выбор: адаптироваться под Грэйс или вполне осознанно не делать этого, потому что подстраиваться ему никогда толком не удавалось.

Вайнстен '57.01.13:2243 сказал, что она его заколебала. И для верности еще раз ткнул ногой в кнопку.

Вайнстен Первый подчинился.

- Прости, - сказал он. - Я не подумал.

А потом, в странной попытке примирения, сболтнул то, о чем размышлял в последние недели.

- Ты выйдешь за меня замуж?

Их брак длился семь лет, и это было на пять лет дольше, чем нужно. В конце концов Грэйс бросила его примерно в тот момент, когда стало ясно, что его скоро выгонят с работы.

Развод причиняет боль, даже если женитьба была ошибкой. Так же, как и потеря работы: вне зависимости от того, нравится ли она вам. Даже если вы мечтаете только о научном триумфе, как «нормальные» ученые.

Вайнстен мог бы остаться стареющим лаборантом до конца своих дней, но он не выносил сочувствия. Единственное, чего он хотел, это спрятаться и зализать раны. Так что он механически оставил отпечаток своего голоса на всех документах, которые прислал ему адвокат Грэйс, расплатился со всеми долгами и направился на другой конец земного шара.

В конце концов он оказался в Диего-Гарсия. Это была не полная, но почти полная противоположность Топика. Без претензий, с тропическим климатом и в самом центре Индийского океана. Там же находилась одна из станций слежения Космического Правительства.

Несколько Вайнстенов между '65.03 и '65.04 приспособились к местному образу жизни - по крайней мере, настолько, насколько это возможно на списанной базе ВМС, которую теперь восстановило Космическое Правительство.

Другие Вайнстены, с '65.10 по '65.11, решили, что больше шести месяцев такой жизни они не вынесут. В свои тридцать пять они чувствовали себя уже слишком старыми, чтобы возвращаться в университет, но можно ведь заняться и чем-нибудь, не имеющим никакого отношения к химии. В поисках таких занятий они направились в Австралию.

Вайнстен Первый шатался по Диего-Гарсия, пока не закончились деньги. К тому времени он сошелся на почве выпивки с несколькими техниками, работавшими на Космическое Правительство. Слово за слово, и в итоге, когда он доказал, что может протрезветь в случае необходимости, правительственные специалисты провели исследование его психологического профиля. В нем еще не было самоуничтожения - оно появилось только годы спустя. К тому же его чувство долга было настолько сильно, что вылезало за пределы графика. Вскоре ему предложили работу - отлов ледяных глыб, прибывающих в Солнечную систему из внешнего космоса.

Это было не столь увлекательное занятие, как казалось на первый взгляд. Всю интересную работу делали специалисты, которые перехватывали кометы и разрубали их на мелкие кусочки. Затем эти кусочки сплавлялись в большие айсберги, достаточно прочные для того, чтобы выдержать определенную нагрузку. Айсберги, в свою очередь, покрывали отражающей пленкой, чтобы они оставались холодными и сохраняли товарный вид. Вайнстен мог бы, наверное, пойти и на эту работу, потому что в основном все эти заморозки и покрытия пленками были связаны с нанохимией, а он, вне зависимости от своей судьбы, был все же хорошим химиком. Впрочем, если бы ему действительно нравилась химия, у него бы появился и опыт.

Отлов айсбергов больше подходил для отшельников. Летишь примерно в сторону орбиты Юпитера, стыкуешься с доком, который только что покинул другой такой же одиночка, присоединяешь пустую цистерну (также созданную во внешнем космосе) и по плавной дуге летишь к точке назначения: обычно это бывает L-5, а иногда лунная орбита, где айсберги стали удобными заправочными станциями для запуска кораблей в далекий космос.

Буксировать куски льда мог любой. Работа в основном выполнялась компьютерами, а человек нужен лишь на тот случай, если что-то пойдет не так.

Человек отвечал только за одно - точность траектории. В случае ее искажения возникнет угроза Земле или космическим станциям. Если такое все же происходило, или хотя бы выглядело так, как будто вы собираетесь это сделать, какой-нибудь крейсер оказывался рядом достаточно скоро, чтобы вовремя устранить угрозу. Впрочем, если вы, конечно, не настоящий террорист, суперкомпьютеры буксиров легко выправляли ситуацию, а сама работа, с точки зрения пилота, мало чем отличалась от миллиона-и-одной компьютерной игры. Кроме того, по сравнению со скоростью кометы, скорость буксира была безумно мала, и все происходило в весьма замедленном темпе.

Слово «скука» и в малой степени не отразит характера этой работы, и именно поэтому на пилотов всегда имелся спрос. Хуже всего было то, что подобный труд давал слишком много времени на размышления. Пока его корабль слегка подталкивал зеркальные глыбы льда в безразличную пустоту, Вайнстен пребывал в мире «что-если», где упущенные возможности терзали его обвиняющими уколами бриллиантовых звезд.

И сейчас, когда гипердвигатель тащил его в направлении Сатурна, неожиданный побочный эффект показал ему ответы на все «что-ес-ли», над которыми он когда-либо размышлял - и на мириады таких, о которых он никогда не думал.

«Мария Целеста» приближалась к точке назначения. За эту безвременную интерлюдию, которая не была и не могла быть временем, Вайнстен почувствовал многое.

Он побывал отважным ребенком, нырнувшим навстречу озерным акулам.

Он изучал музыку, историю и английскую литературу. Он участвовал в чемпионате штата по бегу.

Он стал плавать еще лучше и привел свою команду к медали на олимпийских играх.

Он нашел настоящую любовь с искрящейся бегуньей.

Он написал докторскую диссертацию о бурных недрах Камчатки и получил опыт работы в геологии.

Он пропустил автобус - и Грэйс.

Он отправился в Австралию и все-таки остался лаборантом до конца своих дней… в бескрайней сверкающей пустыне Австралийской Антарктики, где человек мог размышлять и где эти размышления шли на пользу, потому что они сделали его поэтом.

Он был невообразимо богат и слонялся по побережью Индийского океана.

Он жил в постапокалиптическом монастыре и среди самых удивительных технологий, которые только можно себе представить.

Был даже Вайнстен, которого решили отправить в Крабовидную туманность, несмотря на то, что корабли, перемещавшиеся быстрее света, возвращались без пилотов.

Ирония заключалась в том, что именно те пути, которые Вайнстен Первый считал желанными, были единственно невозможными из всех. Невозможной была та ветка, в которой он слишком сильно хотел успеть на автобус и встал перед ним, или упал с обрыва, или спустил курок.

В мире за пределами гиперпространства путешествие до Сатурна заняло один удар сердца. А в самой короткой из бесконечных интерлюдий Вайнстен понял, что может выбирать любую из жизней, которую он хотел бы прожить. Он не мог начать сначала, но он мог позвонить в любой колокол, который до этого не звенел, и отменить звон любого из тех, что звенели.

В том мире за ударом сердца было достаточно времени, чтобы подумать о мышах и золотых рыбках, об отравленных пилотах и исчезающих кораблях. Грэйс когда-то рассказывала ему про кошку Шрё-дингера, которая не была живой, но не была и мертвой, а пребывала в одном из этих состояний до тех пор, пока квантовая механика не определит, в каком именно. А сейчас двигатель «Марии Целесты» временно приоткрыл все квантовые возможности, и не требовалось быть гением, чтобы понять, что произошло с предыдущими пилотами.

Они нашли что-то получше и оставили свои корабли, так что звездолеты продолжили полет без них.

Вайнстену хотелось выбрать бегунью. Или Олимпийскую медаль. На той линии тоже было много женщин. Но по мере того, как безвременная интерлюдия гиперпространства растягивалась перед ним (хотя она и не растягивалась), он начинал бояться, что ни один из этих вариантов на самом деле не спасет его. По крайней мере, до тех пор, пока не изменится он сам.

Лучшие личности Вайнстена были смелыми, они сопротивлялись давлению, они не были «нормальными». Если бы он вошел в один из тех миров, которые они создали - стал бы он ими или просто получил бы другую жизнь, чтобы точно так же испортить ее? В любом случае, ему нужно было управлять будущим, а не прошлым.

Он был N+1 пилотом. Это означало, что все эти N до него поддались соблазну и не оправдали ожиданий человечества. А чувство долга у Вайнстена все еще зашкаливало норматив. Впервые он мог исполнить свой долг и быть при этом не таким, как все.

В последние моменты бесконечной интерлюдии, которая не была временем и могла оказаться чем угодно, Вайнстен увидел ледяное, очищающее сияние Антарктики, ощутил горячее дыхание женщины, почувствовал любовь, которая не могла состояться. А затем постепенно все исчезло.

Корабль обрел плоть точно по расписанию, и Вайнстен обнаружил себя смотрящим снизу на кольца Сатурна, роскошно освещенные лучами солнца. Он удивился, осознав, что все еще жив, но, что еще более удивительно, он не был этим разочарован. Он не помнил большей части того, что произошло в гиперпространстве, только то, что он что-то выбирал и самым важным оказался именно выбор.

Несмотря на то, что он находился в корабле, способном перемещаться быстрее света, здесь все равно использовалась старомодная радиосвязь. Он мог нажать кнопку и вернуться гораздо быстрее любого сообщения, но если в мире и существовал момент для глубокомысленного или просто банального комментария, то этот момент настал именно сейчас. Компьютеры уже обнаружили пассажира и готовы были отослать данные по жизнеобеспечению, то есть ошеломляющую новость о том, что он стал первым гиперпространственным пилотом Солнечной системы.

Вайнстен не репетировал речь, но после того, как он попрощался, вариант оставался только один.

- Привет, - сказал он.

А затем откинулся в кресле и стал ждать ответа. Они, наверное, захотят его немедленного возвращения, чтобы провести целую кучу тестов. Но он не был уверен, что им это поможет, потому что считал гиперпространственных пилотов очень редким видом.

Тем временем он ощутил зарождение чего-то такого, чего не ощущал уже очень долгое время. Настолько необычное, что даже не сразу разобрался в своих ощущениях.

То, что он чувствовал, было намеком на спокойствие.

Возможно, причиной тому стал ландшафт, куда более захватывающий, чем отражения в ледяной глыбе. От этих колец захватывало дух, они напоминали об Антарктике, и это было странно, ведь он никогда там не бывал.

А затем пришла еще одна странная мысль.

В следующий раз я хочу отправиться в Крабовидную туманность.

Перевел с английского Алексей КОЛОСОВ

© Richard Lovett. The Unrung Bells of the Marie Celeste. 2007. Печатается с разрешения автора. Рассказ впервые опубликован в журнале Asimov's Science Fiction в 2007 году.

[1] Область химии, занимающаяся разработкой наиболее безопасных для окружающей среды и ресурсосберегающих процессов производства. Возникла в США и Великобритании в 1990-х годах. (Прим. перев.)