"Семеро против Ривза" - читать интересную книгу автора (Олдингтон Ричард)ДЕВЯТЬ— В жизни я не благодарил так судьбу, как в ту минуту, когда мы уехали оттуда: это была настоящая пытка, — взволнованно поведал Марджел мистер Ривз во время их очередного завтрака. — Выглядит все это довольно мерзко, — признала Марджел. — Какое там мерзко, — пылко возразил мистер Ривз. — У меня было такое впечатление, точно меня поместили в аквариум, где полно всяких скользких морских тварей и стоит страшный шум. В жизни этого не забуду. — Ну, а зачем вы все это делаете? — с ноткой возмущения в голосе спросила Марджел. — Да я и сам не знаю, — смущенно ответил мистер Ривз. — Знаете, Марджел, раньше я считал людей, которые позволяют собой помыкать, — слабыми, бесхребетными… — Олухами, — подсказала Марджел. — Вот именно, — согласился мистер Ривз. — Но когда человек лишен возможности укрыться в своей конторе, он беззащитен. Совершенно беззащитен. Я встречаюсь со всеми этими людьми и езжу по всем этим местам не потому, что они мне нравятся, а потому, что они нравятся Джейн. Знаете, когда мы вернулись домой, я только хотел сказать: «До чего же хорошо снова быть дома, правда, мамочка?» — а она вдруг говорит: «Как жаль, что все кончилось: эта поездка внесла такое разнообразие в мою жизнь». Ну я, конечно, промолчал: к чему мне еще одна ссора, сами понимаете. — Вот и поди ж ты! — сказала Марджел в порыве деликатнейшего сочувствия. — А теперь, — продолжал мистер Ривз, — затевается что-то новое. Я это в воздухе чувствую. У нее в лице появляется такое особое выражение, когда она замышляет новую чертовщину и не знает, как попросить у меня денег. Все это прекрасно, Марджел, но при том образе жизни, какой мы ведем, при том, что у нас дом и двое взрослых детей, которых надо содержать, не могу я потакать всяким капризам и причудам. Надо соблюдать разумную экономию. Мистеру Ривзу и в голову не пришло спросить себя, как выглядит с точки зрения разумной экономии то, что он тратит по два фунта в неделю на завтрак с Марджел. Но эта мысль, возможно, пришла в голову Марджел, — так или иначе, она переменила тему разговора… В одном отношении мистер Ривз был совершенно прав. Кое-что действительно замышлялось. Энси довольно прилично существовал за счет Ривзов, получая время от времени пятерки от миссис Ривз и комиссионные от пожертвований мистера Ривза на развитие искусства. Но он не мог этим удовольствоваться. Как все великие артисты, Энси считал, что успех лишь стимулирует дерзания. Он, конечно, скостил в свою пользу пятнадцать фунтов с пожертвования мистера Ривза в фонд помощи Хиггинс-Рэггу, — не так плохо для одного уик-энда, — но Энси не давала покоя мысль о маленькой чековой книжке, лежавшей в кармане мистера Ривза, и о подписи «Джон Ривз», выведенной крупными буквами и оказывающей мгновенное и положительное воздействие на банкиров. Необходимо еще что-то предпринять, пока клюет. Лежа в постели в светло-сиреневой шелковой пижаме и домашней куртке на лебяжьем пуху, мистер Хоукснитч потягивал светлый китайский чай, грыз орешки и раздумывал над этой проблемой. Еще какое-нибудь светское знакомство? Нет, в этой области Энси уже достиг предела: люди начинали недоумевать, какого черта они должны встречаться с какими-то обитателями пригорода, да и к тому же сам мистер Ривз не слишком был в этом заинтересован, а деньги, перепадавшие Энси от миссис Ривз, были всего лишь тоненькой струйкой, отведенной от животворного источника, который находился в распоряжении мистера Ривза и из которого Энси мечтал утолить свою непомерную жажду. Художники? Нет, этого уже было достаточно, и большими деньгами тут не пахнет. Музыка тоже исчерпана. Скульптор? Не так-то просто продать скульптуру людям, живущим в пригороде, в жалком крольчатнике. Заставить мистера Ривза субсидировать издание книги стихов? Игра не стоит свеч… В отчаянье от такого бесплодного шевеления мозгами Энси пролил чай на пижаму и произнес не очень звучное слово. Неужели столь тщательно продуманная цветовая гамма — сиреневая пижама и розоватые простыни — будет испорчена? Белесое пятно на ночном белье — это же ужасно… Но не было бы счастья да несчастье помогло. «Цветовая гамма» дала ему идею — и как это он сразу не подумал! Миссис Ривз должна переделать внутреннее убранство своего дома, мистер Ривз должен за это заплатить, а Энси должен на этом нажиться. Энси потянулся за адресной книгой, одной из четырех книг, лежавших у его кровати, — две другие были Лондонским телефонным справочником, а третья «Цыплят по осени считают, ты, дуралей», — сказал он себе. Сначала надо найти нужного человека. Энси стремительно переворачивал страницы. Не то. Не то. Не то. Игнасио Самсон. Ну, конечно же! Славный малыш Игги — как раз то, что нужно. Ну, конечно же! Энси потянулся к стоявшему на ночном столике телефону и стал набирать номер. Игнасио Самсон был честолюбивый отпрыск барселонской машинистки и английского промышленника. Мать назвала его Игнасио из нежных чувств к ордену иезуитов и его основателю [31]. После того как Игнасио семь лет прожил в барселонских трущобах, его оторвали от матери, — в отце вдруг заговорила совесть, — дали ему фамилию Самсон и неоценимое преимущество окончания закрытой школы, а затем, в двадцать один год, наделили вполне приличным доходом. Оказывается, с финансовой точки зрения, не так уж плохо появиться на свет незаконнорожденным, если у отца водятся деньжата, — тогда почти неизбежно человек получает за это солидную компенсацию. И вот Игнасио, имея приличный доход, естественно, остался жить в Лондоне, Мекке эстетов. Вообще-то у него не было никакой необходимости работать декоратором. И если он этим занимался и даже имел на своем счету не один испорченный дом, то лишь из желания не отстать от других и продвинуться по общественной лестнице. В деньгах же он в общем-то не нуждался. Энси не составило никакого труда уговорить его насчет Ривзов, условившись по-братски, из расчета «гонорар пополам»… — Игги просто душенька, — заявил Энси глубоко равнодушному к этой проблеме окружающему миру. Следующим шагом было завоевание миссис Ривз. Тут мы сделаем небольшую передышку и полюбуемся упорством и тактом мистера Энселма Хоукснитча. Он не только водил миссис Ривз по квартирам, закуткам и студиям, принадлежащим бесчисленному множеству молодых джентльменов с утонченным вкусом, чтобы развить у нее представление об интерьере, но еще и потащился в Мэрвуд в этом жутком, грохочущем метро, в окружении жутких личностей, которые наверняка никогда в жизни не слыхали об Андре Жиде, В девятитысячный раз Энси подумал о том, как было бы хорошо, если бы умерла какая-нибудь из его знакомых старых леди и оставила ему состояние. Стремительно шагая в своих мелких замшевых туфлях по дороге к пещере Ривзов, он вдруг понял, какой он бескорыстный благодетель. Надо же так трудиться, чтобы помочь Игги, у которого и без того Вот какие благородные мысли теснились в голове Энси, когда он позвонил в дверь Ривзов. Нет, это просто ужасно: сколько Энси ни старался, пропагандируя китайский чай, миссис Ривз все равно подала ему плебейский цейлонский, да к тому же без всяких птифуров. — Право же, дорогая, это Миссис Ривз смиренно пообещала исправиться. Энси был настолько выведен из равновесия, что ему пришлось несколько раз повторить про себя «сто двадцать пять», «сто двадцать пять», прежде чем войти в нужное настроение. — Знаете, дорогая, — начал он, — последнее время я о вас — Как это мило с вашей стороны, — сладкозвучно прощебетала миссис Ривз. — Вы поразительно преуспели, дорогая, — льстиво начал Энси. — Право, поразительно. Самые — Я уверена, что это чисто случайно, — сказала миссис Ривз, жеманно улыбаясь и краснея. — Не говорите глупостей, дорогая. Вы сполна заслужили этот успех. Вы сами знаете, что это так… Но есть один пустяк, который меня тревожит и может серьезно осложнить все в будущем. По счастью, это легко исправимо. — Что же это такое? — с трепетом спросила миссис Ривз. Энси помедлил. Ясность ума не была отличительной особенностью его натуры, и хотя он в разное время придумал много разных доводов, способных незаметно продвинуть его к цели, сейчас в голове у него был полнейший сумбур. — Так вот, дорогая, теперь, когда вы так блистательно преуспели, — издалека начал он, — я полагаю, вам захочется, чтоб у вас было все как надо. Живете вы, конечно, далековато — это ясно, и было бы, пожалуй, лучше снять дом в Мейфере, но, право же, нет никаких Если у мистера Хоукснитча царил туман в мыслях, то миссис Ривз была совершенно растерянна. Она никак не могла сообразить, куда клонит Энси. Между ними начался нескончаемый диалог, в ходе которого Энси до того распалился, что принялся визжать, пытаясь продать свою идею. Наконец кроткий, но бесхитростный ум миссис Ривз постиг основные факты. Она должна переделать свою гостиную в Миссис Ривз была обращена. Оставалось преодолеть одно затруднение, притом совершенно нелепое: как заставить мистера Ривза заплатить за это волшебное превращение? Энси утверждал, что это будет легче легкого, стоит сказать мистеру Ривзу о поразительных преимуществах, которые откроются в результате переустройства. Миссис Ривз не была в этом уверена. Она заметила, что Джон уже заплатил немалые деньги за художественные ценности и музыкальные шедевры, которыми он не в состоянии насладиться, и что он без конца ворчит по этому поводу. А двести пятьдесят фунтов — очень большая сумма… — Право же, дорогая, — сказал глубоко оскорбленный Энси, — я не понимаю, почему столько разговоров из-за таких мелочей. В конце концов у вас нет родовитой семьи, среди ваших родных нет гения вроде Питера или Игги, как же вы можете рассчитывать познакомиться со Сливками Общества без всяких затрат? Откуда узнают о вас, если вы не попадете в светскую хронику? Миссис Ривз смиренно признала, что он прав, но она боится, что Джон может иначе на это посмотреть. — Ну, вы должны убедить его, дорогая, — капризно сказал Энси. — Какого черта, на что же тогда существуют жены, если они не могут выудить у своих мужей денег для Энси? — Но как? — патетически спросила миссис Ривз. — Давайте свезем его к Игги, пусть он посмотрит дом, который Игги сверху донизу сам декорировал, — в «Будуаре» была целая подборка фотографий, — а потом вы должны внушить мистеру Ривзу, как важно, дорогая, чтобы ваши прелести и ваша красота имели настоящее обрамление. Конечно, мы с Игги — я буду помогать ему в этом — придумаем для вас что-нибудь шикарное и совершенно оригинальное. Это будет чудо из чудес, дорогая, вот увидите. Ну, оцените же хоть немного… Вот как случилось, что ничего не подозревающий мистер Ривз сел в машину и поехал вместе с миссис Ривз в дом, декорированный лично самим сеньорито. Веские основания, приведшие к этому, были сокрыты от мистера Ривза. Правда, он проявил некоторое сопротивление, когда ему сказали, что это — друг Энси и что Энси тоже будет там; он даже пробормотал что-то насчет того, что хватит с него этого «Энси-пэнси». В восторге от своей невинной шутки мистер Ривз позволил себя успокоить и даже почувствовал себя в безопасности, узнав, что данный друг Энси — человек со средствами, живет по «вполне приличному адресу» и не барабанит при людях на рояле. Дверь небольшого, но стильного дома Игнасио была выкрашена в ярко-зеленый цвет, с медным молоточком посредине, выкопанным в Пимлико и так искусно подогнанным, что медный затылок герцога Веллингтона ударял по медному носу Бони. Однако вещица была слишком ценной, чтобы широко ею пользоваться, а потому головы были по-братски соединены с помощью медной проволоки. Реальным же средством оповещения хозяина о приходе был прозаичный электрический звонок, как это и обнаружил мистер Ривз после неоднократных, но тщетных попыток стукнуть друг о друга головы генералов. Над звонком было заботливо прикреплено маленькое украшение в виде зеркальца, перед которым посетитель мог поправить галстук или попудрить нос. Элегантный даго [32] в белой куртке открыл дверь и одарил сверкающей улыбкой мистера Ривза, не обратив ни малейшего внимания на миссис Ривз. Холл, выдержанный в холодных серо-голубых тонах, с нишей, в которой стояла мадонна в стиле барокко, пронзенная семью шпагами, был слабо и таинственно освещен скрытыми источниками света. Мистер Ривз огляделся, ища, куда бы повесить шляпу и пальто, но не обнаружил ничего, кроме флорентийского комода, увенчанного статуей всадника из английского фарфора неопределенной эпохи. Элегантный лакей по долгу службы вывел мистера Ривза из затруднения, взяв у него пальто и шляпу и аккуратно положив их на пол. Затем он повел гостей вверх по лестнице, на которой лежал толстый серый ковер, казалось, кишевший большими малиновыми червями; освещалась она, к удивлению мистера Ривза, с помощью пластин из толстого ребристого стекла, вделанных сбоку на каждой ступеньке, — поистине гениальное изобретение, ослеплявшее восходителя, но никак не освещавшее ему путь. Наверху, на площадке, висел тоже ярко освещенный, стеклянный ящик с диковинной длинношеей лошадью — жирафой, сделанной из твердого, как камень, сухого сыра, — чудо это можно купить на ярмарке где-нибудь в глухом уголке Калабрии. Мистер Ривз, само собой разумеется, понятия об этом не имел и лишь подивился, зачем понадобилось одного из обитателей Ноева ковчега помещать в стеклянный ящик. Оранжевая дверь, явно от руки раскрашенная пышными белыми пионами, вела в большую комнату, где Энси и мистер Самсон сидели, развалясь, возле блестящего электрического обогревателя из хрома и меди. После радушных приветствий со стороны Энси и знакомства с хозяином дома миссис Ривз усадили в глубокое викторианское кресло — из тех, у которых спинка намного выше головы сидящего, что было, очевидно, задумано в целях предохранения лысой макушки дедушки от сквозняков, гулявших в Викторианскую эпоху. Мистеру Ривзу оставалось сделать выбор между фантастически изогнутым венецианским креслом с цветастой обивкой и уныло облезшей позолотой и скамеечкой для дойки коров на трех ножках. Ввиду своего веса мистер Ривз избрал менее хлипкую скамеечку, хоть она и не очень ласково отнеслась к его брюкам, и принялся рассматривать хозяина. В эту минуту мистер Самсон разливал из графина времен королевы Анны вишневку, купленную у бакалейщика, в четыре крошечные рюмочки, — сосуды эти, напоминавшие голландские тюльпаны на чрезмерно длинной ножке, стояли на пестром португальском деревянном подносе. Одет был мистер Самсон с нарочитой изысканностью, свойственной латинянам и неизменно рассматриваемой англичанами с высоты своей высокородной близорукости как признак дурного вкуса. Это был мрачный на вид субъект, унаследовавший всю печаль бывшего беспризорника. Его длинный испанский нос нависал над большим некрасивым ртом, отделяя друг от друга два огромных черных глаза, не представлявших особого интереса. Большие торчащие уши, низкий лоб и черные волосы дополняли картину. Он и в самом деле похож был на картину, ибо сходство его с некоторыми изображениями молодых людей на египетских гробницах эллинистического периода было поистине удивительным. Правда, мистеру Ривзу это сходство не бросилось в глаза. Несмотря на неоднократно представлявшиеся ему возможности посетить Национальную галерею, взору его ни разу не дано было насладиться созерцанием изображений на египетских гробницах эллинистического периода. А потому он подумал, что мистер Самсон выглядит чертовски подозрительным субъектом. — Как это ужасно мило, что вы соизволили навестить меня, — сказал мистер Самсон, забавно обрубая слова, на почти правильном английском разговорном языке прошлой эпохи. — У меня много друзей в Англии, и все они так ужасно добры ко мне. — Неужели вам никогда не хочется поехать в Испанию, Игги? — покровительственным тоном спросил Энси: в конце-то концов он ведь не какой-нибудь даго, в конце-то концов. — Я, например, очень часто тоскую по блеску и великолепию юга, а с вами этого не бывает, дорогая? — М-м, — нерешительно сказала миссис Ривз, ибо она никогда над этим не задумывалась. — Нет, обратно в Барселону я ехать не хочу, — сказал, слегка весь передернувшись, мистер Самсон. — Люди там очень грубые, некультурные, без конца ссорятся на улицах. — Предпочитаете, значит, добрую старую Англию? — добродушно спросил мистер Ривз. — Я очень влюблен в Англию, — заявил мистер Самсон с таким похоронным видом, как если бы врач только что объявил ему, что он проживет не более полугода. — Я люблю эти красивые зеленые лужайки, и туманы, и полисменов, и этих красивых солдатиков, и у меня здесь много, много добрых друзей. О, очень много. Он протянул всем по очереди поднос с вишневкой. Мистер Ривз отхлебнул из рюмки, и перед ним тотчас возникла поистине страшная проблема: что делать с остальным вином. Он понимал, что если он осушит рюмку, потом весь вечер будет мучиться от изжоги. Но тут тягостным его раздумьям был положен конец. — А теперь, дорогая, — не в силах дольше сдерживаться, безоговорочным тоном заявил Энси, обращаясь к миссис Ривз, — раз уж вы здесь, вы должны осмотреть этот прелестный дом, в котором живет Игги. Вы знаете, он ведь все здесь сам сделал. Разве эта комната не прелестна? Верно, мистер Ривз? Мистер Ривз только сейчас огляделся по сторонам. Паркет этой странной комнаты был на целый дюйм покрыт воском и декорирован двумя большими коврами с абстрактным рисунком, отдаленно напоминавшим рисунки мосье Фернана Леже. Были тут три ярко освещенные горки, забитые неописуемыми безделушками, добытыми в задних комнатах торговцев антиквариатом, — разные разности, начиная от мадонн из слоновой кости времен Каролингов, которые откроешь — и под юбкой увидишь Тайную вечерю, и кончая хрустальными шарами, которые тряхнешь — и на крошечный ландшафт посыплются хлопья снега. Была тут кушетка во вкусе мадам Рекамье. Был большой стол в стиле Ренессанса, а также маленький круглый столик, покоящийся на большой рыбе из красной бронзы. По ярко-оранжевым стенам, вокруг всей комнаты, на расстоянии двух футов от белого лепного потолка шла узкая черная полоса. А ниже висели две картинки, вышитые маленькими девочками в 1850-х годах, и большое полотно с изображением страстей св. Себастьяна, выполненное на редкость неумелым подражателем мастеров итальянского Cinquecento [33]. Над дверью, в стеклянном ящике, висел плащ тореадора. Словом, комната производила именно то впечатление, какое и должна была производить: вместилища случайных вещей, собранных субъектом, который, если следовать Фрейду, пытался компенсировать какую-то свою неполноценность и успокоить неудовлетворенные инстинкты, окружив себя псевдоисторическим барахлом. Этого мистер Ривз, конечно, не понял — его образование по части психологии оставляло желать лучшего, — но он понял, что от этой комнаты у него начнется белая горячка. — Прелесть, — кротко пробормотала миссис Ривз. — Правда, оригинальная комната? — настаивал Энси. — И — Угу, — произнес мистер Ривз. — Я нашел вчера хорошенькую вещичку, — сказал мистер Самсон и, отправившись на другой конец комнаты, вернулся с маленькой коробочкой из эмали, которую он положил на ладонь миссис Ривз. — Прелесть, — сказала миссис Ривз, почтительно держа ее и не зная, что с ней делать. — Откройте крышку, — сказал мистер Самсон, вдруг улыбнувшись во всю необъятную ширину своего лица. Миссис Ривз бережно приподняла крышку, и из скрытого внутри музыкального ящика тотчас раздалось унылое скрипучее позвякиванье. Мелодию почти невозможно было установить, поскольку не хватало двух нот, и, когда они должны были звучать, наступала тишина. — Восхитительно! — взвизгнул Энси. — Какой это эпохи, Игги? — Продавец сказал, что это восемнадцатый век, французская работа, — печально промолвил мистер Самсон. — А я думаю, что швейцарская. Это мелодия «Ranz des Vaches» [34]. — Как поэтично! — прочувствованно произнес Энси. — Вам не кажется, мистер Ривз, что эта прелестная музыкальная шкатулка навевает мысли о прошлом, об очаровательных маркизах и аббатах и… и о прочем тому подобном? — Хм, — сказал мистер Ривз. — Как-то никогда об этом не думал. — И бы с радостью перекупил ее у тебя, Игги, — сказал Энси, — если бы это было мне по карману. Но, — поспешил он добавить, видя, что мистер Самсон готов уже назвать цену, — я знаю, что ты не расстанешься с ней ни за что, и не стану лишать тебя такого сокровища. До чего же приятно знать, что есть еще люди, которые дорожат красивыми вещами, правда, дорогая? Люди, которые привносят немного жизни, и красок, и романтики в наш страшный мир господства науки. Ты благодетель нашего общества, Игги, настоящий благодетель. Я уверен, что ты принес жизнь и краски бедной леди Блейдбоун, когда сделал для нее эту очаровательную комнату. — Ну, это такой пустяк, — скромно сказал мистер Самсон. — Теперь я мог бы придумать что-нибудь поинтереснее. — Не говори глупости, Игги, — сурово сказал Энси. — Ты прекрасно знаешь, что ты один из самых знаменитых декораторов Лондона и толпы элегантных женщин жаждут, чтобы ты отделал им комнаты. А теперь покажи мистеру и миссис Ривз эту красивую спальню, которую ты только что отделал для себя. Впервые в жизни мистер Ривз почувствовал благодарность к Энси. Его, конечно, нимало не интересовала красивая спальня мистера Самсона, но это позволяло ему втихомолку избавиться от рюмки с вишневкой и — что еще важнее — расправить ноющие мышцы, затекшие от сидения на жесткой скамеечке для дойки коров. Мистер Ривз с большой готовностью вскочил на ноги. — Мне бы очень хотелось ее посмотреть, — покривив душой, сказал он. Энси и миссис Ривз обменялись взглядами, как бы говоря друг другу: «Неплохое начало». Игги повел их по лестнице, совсем такой же, как первая, с той только разницей, что здесь ковер был красный, кишевший серыми червями. Энси обратил внимание мистера Ривза на изящные хромированные пруты на ступеньках, которые придерживали ковер и которых не заметил мистер Ривз. А Игги, шедший впереди, меланхолическим тоном пояснял миссис Ривз, что он «обошел весь Лондон» в поисках шелка нужного оттенка для своей спальни. В юности мистер Ривз спал на простой железной кровати с жестким матрасом, и спальней ему служила комнатка, обклеенная самыми дешевыми, какие только могут быть, обоями, с рисунком, которого мистер Ривз даже не замечал; там стоял комод, умывальник и сосновые стулья, выкрашенные желтой краской, — из тех, что до сих пор еще встречаются в спальнях бедных служанок. Спальня его сына Бейзила была обставлена предельно просто, с соблюдением строжайшей экономии. Таким образом мистер Ривз был совершенно не подготовлен к тому зрелищу, которое предстало его взору, когда он следом за Энси вступил в спальню мистера Самсона. Вся комната, за исключением потолка, была вымазана или заляпана фиолетовой краской. Роскошный диван, которому мистер Ривз отвел бы место в восточном гареме, если бы ему когда-либо пришлось заниматься такими вещами, был изящно обтянут фиолетовым шелком, с вышитым на нем большим черным крестом. На фиолетовых диванных подушках стояли большие готические буквы: «И. С». Стулья, ночной столик, туалетный стол и подзеркальник — все было выкрашено в фиолетовый цвет. На туалетном столе стояли шкатулки из фиолетового лака, фиолетовый флакон для духов с опрыскивателем и маленькие фиолетовые флакончики. Даже гребенка и задняя сторона щетки для волос были фиолетовые. Напротив постели висел огромный черный крест, прикрепленный к фиолетовой стене букетом цветов, а на фиолетовой скамеечке под ним стоял ночник. Больше всего неискушенный взор мистера Ривза поразили две картины, висевшие по обе стороны гаремного дивана. Они представляли собой жуткую мазню, приобретенную где-нибудь в Баварии или Австрии, — подношения ныне заброшенным храмам во исполнение какого-нибудь обета. И та и другая изображали избавление от неминуемой смерти благодаря божественному вмешательству. На одной — красавица Юнгфрау ловко принимала на себя слепящую вспышку раздвоенной молнии, отводя удар от бородатого фанатика на леднике. На другой — местный святой, при всех своих атрибутах (с нимбом и пальмовой веткой в руке), усмирял не хуже бравого полисмена взбунтовавшуюся лошадь, впряженную в тележку с краснощекими куклами. Изо рта персонажей, как на старинных политических карикатурах, вырывались благочестивые восклицания, а божественный промысел изъяснялся словами молитв. Мистер Ривз был потрясен. Не будучи ревностным посетителем церкви, он исповедовал самую примитивную веру и сейчас с отвращением смотрел на эту дань религиозным предрассудкам. А наличие распятия в спальне, где, естественно, происходят самые интимные вещи, казалось ему просто святотатством. На кой черт нужно обычному нормальному молодому парню устраивать себе такое святилище? «Просто он баба, — с возмущением подумал мистер Ривз, — настоящая баба». Он случайно увидел себя в длинном зеркале, вставленном в фиолетовую полированную раму, которого он доселе не заметил, и сам удивился, каким возмущением дышало его лицо. Не примирила его с Игги и ванная, куда вела фиолетовая лакированная дверь, спрятанная за фиолетовой занавеской. Здесь все было зеленое и стояла большая римская ванна из какого-то искусственного заменителя, напоминавшего малахит. Энси был в экстазе. И для этого были все основания. Ведь он не только пытался продать Ривзам товар, именуемый «Игги», но, будь у него деньги, он бы с наслаждением отделал свою собственную холостяцкую спальню именно в таком внушительном стиле. Вспомнив о своей ванне, которая была всего лишь имитацией под оникс, Энси глубоко вздохнул. — Ну, разве не прелесть? — взвизгнул Энси, обращаясь к миссис Ривз. — Вы хоть оцените, дорогая, то, что я привел вас сюда. Игги, это совершенно божественно. Я завидую тебе. Это творение От этой вполне заслуженной похвалы маску мумии эллинистического периода тронула медленно расползшаяся, самодовольная улыбка. Миссис Ривз сказала, что это поразительно, Мистер Ривз промолчал. Гуськом они вернулись в гостиную. С непревзойденным искусством опытного стратега мистер Ривз уклонился от вишневки и, чтобы избежать скамеечки, истерзавшей его куда больше, чем пытка шипами какого-нибудь незадачливого шотландца, принялся бродить по комнате, делая вид, что интересуется содержанием горок. Какого дьявола, подумал он, понадобилось собирать такую ерунду и еще тратить деньги на то, чтобы освещать ее? — Мистер Ривз, мистер Ривз! — воззвал к нему Энси, не в силах дольше сдержать нетерпение. — Я уверен, что теперь вы поняли, какой — Не возражаю, — рассеянно сказал мистер Ривз, делая на этот раз действительно дорогостоящий gaffe. Он и понятия не имел о том, на что дает согласие. Ему хотелось одного: поскорее выбраться из этого нелепого и богохульного места. А кроме того, его ввело в заблуждение искусно сформулированное Энси предложение «переделать гостиную». Мистеру Ривзу никогда бы не пришло в голову, что есть на свете глупые люди, которые платят деньги за совет, как обставить дом, не говоря уже о таком пустяке, как гостиная. Если Джейн не жалко времени и охота перевесить репродукцию Рембрандта в раме мореного дуба или переставить на новые места отличную имитацию шератоновской мебели с помощью двух молодых бездельников, — что ж, пусть. — Не возражаю, — повторил он. — А теперь, мне кажется, нам, право же… — Великолепно, — прервал его Энси, восторженно хлопая в ладоши, как маленькая девочка, которой подарили коробку шоколада. — Вы действительно начинаете приобщаться к изысканной жизни, мистер Ривз. Завтра же приступаем к делу, Игги, хорошо? Вы будете завтра дома во второй половине дня, миссис Ривз?… На следующее утро мистер Ривз уже ровно ничего не помнил ни про Игги, ни про гостиную, а миссис Ривз, с присущей ей мягкостью и тактом, забыла сказать ему, что небольшая «переделка» гостиной будет стоить двести пятьдесят фунтов. Утро мистер Ривз провел не так уж плохо. Затем после ленча и недолгого сна он сыграл партию с майором в монокле и имел удовольствие побить его. Довольный собою не меньше Петрушки, мистер Ривз поздно вернулся домой к чаю. Он очень рассчитывал на то, что Джо Саймонс заглянет к нему после обеда послушать эпический рассказ о поражении майора… Джо будет в восторге, когда узнает, что после чертовски удачной игры на равных с майора пооблетела спесь. Мирно напевая популярный мотив из последнего фильма, который он видел с Марджел, мистер Ривз вошел в гостиную — выпить чашечку чаю. И, к своему великому ужасу, обнаружил там Энси и мистера Самсона. Миссис Ривз сидела в кресле у огня, и вид у нее был немного испуганный. Энси был красный как рак. А Игги походил на pistolero [35], который сейчас выхватит оружие. Судя по всему, шел отчаянный спор. — До чего же ты нудный и тяжелый человек, Игги, — раздраженно заявил Энси после наикратчайшего приветствия в адрес мистера Ривза. — Просто не понимаю, что произошло с твоим вкусом. Синька ну Мистер Ривз недоуменно поморгал. Выкрасить отлично отполированную шератоновскую мебель? И что это еще за азиатский желток? — Нет, я другого мнения, — мрачно и твердо заявил мистер Самсон. — Всю середину комнаты займет фреска Питера, и, если он сделает то, что мне нужно, стены должны быть синие, солнечно-синие, как небо Каталонии. — Нам вовсе ни к чему фреска Питера, — безапелляционно заявил Энси, предвидя, что платить мистеру Марсбейту пришлось бы из добытых им трофеев. — Фрески не годятся для английского дома. Ты ужасно глуп, Игги. Зачем тебе понадобилась фреска? — А затем, — сказал мистер Самсон все так же раздраженно, но веско, пуча свои и без того огромные глаза, — что вчера, ложась спать, я все думал, как бы сделать покрасивее комнату для миссис Ривз. И я сказал себе: «Господь укажет мне это во сне». И вот приснился мне изумительный сон, что я на небе и вокруг меня много, много красивых молодых людей — ангелов. Во сне я увидел Микеланджело и Шекспира, они читали мне свои сонеты, а потом сказали, что Марсель Пруст скоро прибудет к ним. Потом я увидел Оскара Уайльда, ставшего ангелом, господь затрубил в трубу, и появился Марсель в окружении множества ангелов, они обнялись, и господь сказал: «Это рай». Проснувшись, я сказал себе: «Господь указал мне, как отделать, гостиную миссис Ривз». Но потом я спросил себя: «Кто же может написать это прекрасное видение?» И сказал, себе: «Только Питер может это написать». — Глупости, — сердито заявил Энси, боясь, как бы миссис Ривз не дала себя уговорить, так что потом ему, придется выложить, по крайней мере, пятнадцать фунтов из своего кармана. — Ты просто сам не понимаешь, Игги, о чем ты говоришь. Миссис Ривз не хочет никаких фресок, правда, дорогая? И я тоже не хочу фресок. Это хорошо для тебя, Игги, с твоими континентальными взглядами. Согласен, они бывают иногда вполне приемлемыми. Но, уж пожалуйста, не пытайся диктовать мне,, что надо делать в Англии. Я знаю, что я не эксперт, но все-таки я кое-что смыслю в интерьерах. — Ничего ты в этом не смыслишь, — заявил мистер Самсон, весь залившись краской от такого оскорбления, нанесенного его в — О-о! — в величайшем возмущении взвизгнул Энси и покраснел от досады. — Да как ты — Если бы я последовал твоей идее, — ядовито заметил мистер Самсон, — получилась бы дикая ерунда. — О-о! — взвизгнул Энси. — Неблагодарная скотина! — А ты невежда, — презрительно заявил мистер Самсон. — Ах ты, шлюха! — взвизгнул Энси, выходя из себя. — А ты сука! — заявил мистер Самсон, в свою очередь выйдя из себя. — Держите меня, не то я ему все волосы выдеру! — взвизгнул Энси, делая пробный шаг вперед. — А я нахлещу тебя по морде! — рявкнул мистер Самсон. — Эй, вы там! — властным тоном прервал их мистер Ривз, вставая с кресла. — Чтобы этого больше не было. Я здесь не позволю никаких драк. Что это еще за ссоры? Оба Гомеровых героя стояли друг против друга, красные, взлохмаченные, вытаращив глаза, и выкрикивали оскорбления, непотребные для дамского слуха. Миссис Ривз вскочила на ноги, в ужасе стиснув руки. Мистер Ривз двинулся к ним, чтобы прекратить драку, — а он по наивности полагал, что это будет настоящая драка, какие бывают в Куинсберри. Но он мог этого не опасаться. Энси обладал слишком нежной душой, не способной опуститься до вульгарной жестокости. Лицо его вдруг сморщилось, как у плачущего младенца, и слезы выступили на глазах. — Игги! — Энси! — Не будем ссориться, — патетически воскликнул Энси. — Нельзя, чтобы наша любовь к прекрасному заводила нас так далеко. — Я был груб, — покаянным тоном произнес мистер Самсон. — Совсем как в Барселоне. А мне вовсе не хочется быть резким и грубым. Я прошу у тебя прощения, Энси. — Нет, нет, — благородно возразил Энси, — начал все я. Извини меня, Игги. Я сам порядочная сука, но такой уж у меня решительный и буйный нрав. Я всегда боюсь, что в один прекрасный день влезу в какую-нибудь драку и убью кого-нибудь. Это было бы так утомительно. А ведь я же знаю, что ты гений по интерьерам, Игги. — Нет, — с наигранной скромностью сказал мистер Самсон, — я очень небольшой художник. В этой области ты — мастер. — Это ты уж слишком, — в восторге от его похвалы, сказал Энси, — я преклоняюсь перед твоим мастерством. Пусть будет фреска, это — Нет, нет, — великодушно заявил мистер Самсон, — пусть будет китайская зелень и азиатский желток. Это прелестное сочетание в духе Чурригеры [36]. — А фреска у нас все-таки — Нет, не будет, — сказал мистер Самсон. — Ну, не будь ты снова сукой, — распаляясь гневом, воскликнул Энси. — А ты не будь шлюхой, — отпарировал мистер Самсон, в котором вдруг снова стал оживать pistolero. — Послушайте, — решительно заявил мистер Ривз, — хватит с нас этой перепалки. Садитесь оба. Мамочка, позвони, чтоб принесли чаю. Я пить хочу. |
||
|