"Сон в руку" - читать интересную книгу автора (Рид Майн)

I

— Это на южной стороне острова, близ Батабано. Мой дом к вашим услугам, — сказал, обращаясь ко мне, один из моих спутников на пароходе «Оспри» в тот момент, когда мы входили на рейд Гайаны.

С этим пассажиром мы вместе ехали от Саутэмптона до острова Святого Фомы, и оттуда вместе прибыли в столицу Кубы.

Переезжая через Атлантический океан на вест-индском пароходе, невозможно не завести знакомства с другими пассажирами. Нужно быть совершенным дикарем, чтобы не найти себе спутника по душе.

К какой бы нации вы ни принадлежали, на каком бы языке не говорили, всегда найдется пассажир, который может ответить вам на том же языке, и готов, ради землячества, подружиться с вами в дороге.

На всяком пароходе найдутся два-три датчанина, едущие на остров Святого Фомы; найдется голландец, едущий в Кюрасао, мексиканец, отправляющийся в Вера-Круц, какой-нибудь политический беглец, спасавший на чужбине свою голову и возвращающийся опять на родину для новой революции; немец, отыскивающий себе второе отечество; найдутся жители Коста-Рики, Никарагуа, Новой Гренады, Эквадора или Перу, возвращающиеся в свою жаркую отчизну из холодных земель Европы.

Пассажир, который так великодушно предлагал в мое распоряжение свой дом, не принадлежал ни к одной из перечисленных национальностей. Он был жителем «всегда верного» острова, кубинским креолом.

Но эта бесконечная верность ему не нравилась. Он находил ее утомительной и был сторонником независимой Кубы. Это обстоятельство и привело на первых порах к сближению между нами, — к сближению, закончившемуся радушным приглашением в гости. На Кубе начиналось брожение умов, которое впоследствии принесло печальные результаты в виде разорения самых лучших ее провинций и напрасного пролития крови благороднейших ее сынов…

На пароходе ехало много испанских офицеров, спешивших в Гавану к своим полкам. С ними была целая толпа солдат, гордых, как испанские гранды, и каждую минуту готовых смыть кровью тень малейшей обиды.

Понятно, что такой человек, каким был мой новый приятель, не стеснявшийся всячески выражать свое мнение о независимости Кубы, не мог вызывать к себе симпатию офицеров и солдат. Несколько раз мне приходилось за него заступаться, и вот между нами возникли очень теплые отношения, скоро перешедшие в искреннюю дружбу.

Приятель мой был еще довольно молод, красив лицом, строен и представителен. Я редко встречал таких прямодушных и приятных людей; подружиться с ним мне не стоило ни малейшего труда. Когда наступило время расставаться, я почувствовал огорчение. В это время мы уже шли по рейду Гаваны, мимо замка мавра, с зубчатых стен которого сердито смотрели пушки.

Пассажиры суетились, собирая свой багаж и готовясь встретить грозу таможенного досмотра. Через какой-нибудь час мне предстояло сказать своему приятелю «adios», потому что встретиться еще раз мы могли разве только случайно.

Увы! Открытые, искренние сердца так редки, а верных друзей днем с огнем не сыщешь в сутолоке нашей жизни. Мудрено ли, что я грустил при расставании с другом, которого так быстро приходилось терять.

Для меня было утешением видеть, что и сам Мариано Агвера — так звали моего спутника — разделяет мое огорчение. Это можно было прочесть по его лицу. И действительно, он вдруг подошел ко мне и сказал своим звучным, приятным голосом:

— Кабальеро! Я надеюсь, что мы не навсегда расстанемся, выйдя на берег. Этого я никак не могу допустить. Вы были так любезны со мной всю дорогу, даже более чем любезны. Предоставьте же мне возможность доказать на деле свою благодарность: не откажите в чести посетить мой дом.

Я уже хотел вежливо отказаться, но мой спутник не дал мне заговорить и торопливо продолжал:

— К несчастью, я в Гаване не живу, у меня даже нет временного жилища; мое скромное родовое поместье находится от города довольно далеко.

Именно к этому моменту и относится фраза, приведенная мною в начале повести:

— Mi casa es a disposicion de usted (мой дом к вашим услугам).

Эта фраза у испанцев составляет лишь условную форму вежливости, не более. Она ровно ничего не означает, и всякий испанец чрезвычайно бы удивился, если бы нашелся какой-нибудь наивный человек, который понял бы ее буквально. Я это знал. Но в устах моего кубинца приглашение звучало совершенно искренне и серьезно, и сделано оно было с надеждой, что его примут.

— У нас теперь до Батабано железная дорога, — продолжал с самой милой приветливостью Мариано, — путь, в сущности, не очень длинен. Отчего бы вам не провести у меня все то время, которое вы думаете пробыть на острове? Одного боюсь: вам покажется у нас скучно, потому что я не могу предложить вам никаких удовольствий взамен столичных. Впрочем, если вы любите охоту, рыбную ловлю, то у вас будет много таких развлечений.

Я не стал сопротивляться и уступил искушению. Меня смущало только опасение, что я поступлю слишком бесцеремонно и, кроме того, не успею сделать всех тех дел, ради которых приехал на Кубу.

Но креол опять не дал мне ничего ответить и продолжал:

— Кроме удовольствия осмотреть со мною все достопримечательности нашего волшебного острова, я ничего не могу вам предложить. Я старый холостяк, живу в довольно большой усадьбе, удаленной от населенных мест. Со мной живет сестра, которая ведет наше домашнее хозяйство. Она простенькая креолочка, без особого образования, нисколько не похожая на лондонских и парижских светских девиц. Зато могу уверить, что она очень добра и другу своего брата будет очень рада. Ну так что же, кабальеро? Едете со мной?

Охота и рыбная ловля уже почти склонили меня к утвердительному ответу. Когда же дон Мариано рассказал мне о своей сестре, о «креолочке, не похожей на парижских и лондонских светских девиц», тогда я окончательно перестал колебаться.

— Con mucho gosto! — отвечал я.

Это значит «с удовольствием».

Дон Мариано пожал мне руку и с радостью в голосе сказал:

— Mil gracias! Итак, сеньор, считайте себя моим гостем на все то время, которое вы пробудете на острове Куба. Моя сестра гостит теперь у тетки недалеко от города. Пока я отсутствовал, они съездили в Европу. Как только кончится досмотр багажа, мы заедем за сестрой и вместе отправимся в Батабано.

Забрав свои чемоданы у грозного таможенника и поручив их комиссару с приказанием немедленно доставить на железную дорогу, мы вскочили в английскую тележку и поехали в предместье Гаваны за сеньоритой Агвера.

Дорогой мы говорили о том, чем можно будет заняться в имении.

— Я не обещаю охоты на крупного зверя, — сказал креол. — Вам, без сомнения, известно, что у нас есть только безобидный маленький агути и другие небольшие хищные животные. Но зато привезенные из Испании свиньи одичали и сильно размножились в наших лесах. Вы найдете одиноких боровов, почти таких же свирепых, как европейские кабаны. Далее, за неимением более благородной дичи, мы можем поохотиться на аллигаторов. На самом берегу острова, в болотах, попадаются очень интересные экземпляры. Наконец, если всего этого для вас будет мало, я покажу вам охоту совсем уж вам неведомую. Что вы скажете об охоте на человека?

— Как, на человека? Что вы говорите, дон Мариано?

— Очень просто. Я говорю об охоте на человека и говорю вполне серьезно.

Что же это такое? Может, в Батабано уже разразилось восстание, и дон Мариано вообразил, что я соглашусь принять в нем участие?

Прежде чем я успел задать вопрос, сеньор Агвера продолжил:

— Да, кабальеро, эта охота производится с собаками, и предметом охоты служат люди… если только можно назвать людьми тех негров, за которыми мы охотимся.

Теперь я понял и, по правде сказать, был возмущен тем, что мне предлагали. И кто предлагал? Свободолюбивый патриот, республиканец, мечтающий о независимости своей родины!.. Я никак не мог скрыть своего изумления. Мой приятель заметил это и громко расхохотался.

— Вижу-вижу, что вам не нравится такая охота! — воскликнул он. — Я очень рад, потому что и сам ее не люблю. Я ведь вам только предложил ее на случай, если вы любитель… Прискорбна уже сама мысль о подобной охоте. В Гаване один из моих людей сказал, что в мое отсутствие от меня сбежало несколько невольников. Хотя здесь считается нормой искать беглецов с собаками, устраивать на них облаву, я никогда этого не делал. Пусть лучше я лишусь нескольких пар рабочих рук… А вот и дом тетушки. Мы приехали.

Действительно, мы остановились перед прекрасной виллой, весь фасад которой был убран зеленью и цветами. Двери были открыты настежь. На пороге стояла молодая девушка и, видимо, кого-то с нетерпением ждала. Когда подъехал наш экипаж, она с распростертыми объятиями бросилась к моему спутнику. Дон Мариано, проворно соскочив на землю, поднял молодую девушку и прижал к груди. На его лицо посыпался град самых нежных поцелуев.

Очевидно, это и была та самая «креолка без особого образования», о которой говорил мне сеньор Агвера. Пока она обнимала брата, задавая ему тысячу вопросов и не давая времени ответить на них, я вылезал из экипажа и думал о том, что и без всякого образования бывают очень милые молодые особы и что мне вот ни капельки не жалко дона Мариано, с громким смехом защищавшегося от надвигавшейся на него новой лавины поцелуев.

Наконец он представил нас друг другу:

— Моя сестра Хуанита. А это мой друг, который будет гостить у нас некоторое время. Прошу любить и жаловать.

Донья Хуанита храбро протянула мне свою ручку, и я почувствовал, как дрогнула моя, когда я сжал ее маленькую. Сердце говорило мне:

«Быть может, ты встретил здесь свой идеал, который давно ищешь и не можешь найти, — ту женщину, которая должна сделать тебя злым или добрым, счастливым или несчастным».

Я понял, что наступает тот день, когда я полюблю; понял, что судьба моя «при дверях»…

Она стояла предо мной, подобная идеальной Венере, а не той Киприде, которую изобразили художники, с волосами янтарного цвета, так удачно воспроизводимого нынешними парикмахерами. Нет, это была настоящая богиня Цитера, со смуглым цветом лица, с чудным нежным румянцем на щечках, с пурпурными, точно вскрытый гранат, губами, за которыми сверкали ослепительно белые зубки. Волосы ее были черны, как вороново крыло.

Но зачем я буду описывать прелести Хуаниты Агвера? Сама Венера позавидовала бы ей.

Заглядевшись на нее, я в одну минуту позабыл обо всякой охоте на острове. Ту поездку, которую мы немного времени спустя совершили втроем в Батабано, я бы не променял на самую лучшую охоту в самых обильных диких степях Африки или Америки. Не променял бы я ее на всех буйволов, тигров и слонов мира!