"Планета отчаянья" - читать интересную книгу автора (Ривендж Алекс)17«Вот бы уехать отсюда далеко-далеко и больше никогда не возвращаться. Они могут это сделать, но не понимают, насколько это хорошо. — Ньют разглядывала спину Бишопа, сидящего за рулем бронетранспортера, и все крепче прижимала к себе куклу. — Зачем они едут в самое логово этих чудовищ?.. Хорошо еще, что на машине. Может, она ездит так быстро, что мы сможем от них удрать, и ничего они нам тогда не сделают…» Ньют зажмурилась и представила себе, как чудовища гонятся за транспортером по пустынному комплексу, по улицам, так хорошо знакомым. Она часто видела похожий сон: они гнались за ней, но она в последний момент взлетала в воздух и летела, летела, летела… В этой мечте ей не надо было бежать самой, ощущая в ногах предательскую слабость. Чудовища гнались за транспортером, но он ехал быстро, намного быстрее; вот они бегут, воют от бессилия — но ничего не могут сделать: у бронетранспортера вырастают крылья, и он взмывает вверх перед самыми уродливыми мордами, и летит туда, где небо — ярко-голубое, где растут зеленые деревья, а солнце светит совсем ласково: летит на планету из сказок, которая называется Земля… Взрослые говорили Ребекке, что Земля — это не сказка, но они все могли перепутать. Ведь говорили же они, что чудовищ не бывает. Так можно ли им верить, что Земля — не выдумка? Можно… потому что уж очень хочется! Ньют тихонько вздохнула. Нет, Земля все же должна где-то существовать. Иначе будет совсем грустно жить… — Не волнуйся, Кейси, все будет хорошо. — Как совсем недавно Рипли, она успокаивала себя, обращаясь к кукле. «Какой она еще ребенок», — закусила губу Рипли, глядя на Ньют. «А станция у них, прямо скажем, не маленькая, — думал лейтенант Горман, глядя в окно. — Просто невозможно пересчитать все места, где можно устроить засаду…» О будущем он старался не думать: сомнения всегда отбирали у него слишком много сил. Он не задумывался о результате именно потому, что от него слишком многое зависело. По своей натуре лейтенант был честолюбив. Деньги его не интересовали — его интересовала слава. В свое время у него было немало возможностей пойти по гражданской линии и сделать неплохую карьеру. Не особо талантливый, но достаточно усердный и порой даже педантичный, он не сделал бы быстрого взлета, но постоянной выслугой лет дорос бы, возможно, до руководителя крупного отдела. Но такую перспективу Горман отмел сразу же. Ему не хотелось быть благополучным дельцом. Он жаждал славы сейчас, как можно скорее. Ему хотелось ощущать на себе восторженные взгляды. Он мог бы заняться наукой, но трезвая оценка собственных способностей подсказала ему, что никакие гениальные открытия ему не светят. Он мог бы стать артистом, но не имел актерского таланта. Наконец, он мог бы стать простым военным и мирно дослужиться к старости до генерала, но все то же честолюбие толкнуло его в самое опасное место из всех возможных — в десантные войска. Да, он знал, что рисковал, но знал и то, что прославиться здесь можно было буквально во время первого же боевого вылета. «Отважный капрал Горман спасает планету от обезумевших экстремистов», "Отважный сержант Горман усмиряет бунт заключенных "… — виделись ему заголовки. Что бы написали об этом деле в случае победы? «Отважный лейтенант Горман ценой своей жизни спасает человечество от гибели»? Последнюю мысль Горман тут же отогнал. Во-первых, его не устраивала формулировка «ценой своей жизни», во-вторых, страшно было сглазить удачу. И если первая поправка вызывала у него легкие сомнения (для того чтобы остаться в истории спасителем человечества, он все же готов был умереть), то вторая вытекала из его непреложного правила: не загадывать наперед. Транспортер обогнул вспомогательный корпус и подъехал к ангару процессорного комплекса. Въезд был низким — пушку пришлось опустить. Надоедливый мрачный дождь еще не кончился. Транспортер замедлил ход и остановился. "Что, опять идти? — ныл про себя Хадсон. — «Сколько можно! Почему этим людям не прийти сюда самим? Позвонить бы им, что ли… Так нет, заставляют нас рисковать…» Заметив выражение лица приятеля, Хигс вздохнул. Он чувствовал себя несколько виноватым перед Хадсоном: в десантные войска они записались оба по давней договоренности. В свое время Хигс и Хадсон учились в одной школе и были приятелями, несмотря на то, что между ними было мало общего. Хигс родился в семье интеллигентов, мечтавших, что их сын непременно будет адвокатом. Родители Хадсона были механиками, людьми неплохими, но грубоватыми, без особых комплексов. Хадсон был похож на них — не столько внешне, сколько своей простотой и нетребовательностью к жизни. Сам он вряд ли додумался бы искать счастья в космических десантных войсках. Он вообще не был расположен что-либо искать, но загорался первой же подсказанной идеей, лишь бы она выглядела интересной. В отличие от него, Хигс просто бредил десантными войсками. С одной стороны, его звали туда все прочитанные книги (он был без ума от приключенческой литературы и долгое время ничего другого просто не читал), с другой — военная служба виделась ему избавлением от мелочной тирании родителей. Как-то раз после очередного домашнего скандала, желая выглядеть в собственных глазах решительным и сильным, он и принес торжественную клятву стать по окончании школы десантником. За компанию к этой клятве присоединился и Хадсон… И все же он был удивлен, узнав, что Хадсон повторил-таки его путь через два года. На самом деле за все это время его приятель о своем обещании даже и не вспоминал. Хигс не знал, что не эта клятва (точнее, не только она) оказалась для Хадсона основной причиной. Как-то спьяну он представился одной девушке знаменитым рыцарем космоса, а потом, протрезвев, убедился, что она не из тех, кто прощает обман. Вот такая дурацкая причина и привела его в этот ад. Разочаровывать Хигса при первой встрече ему не захотелось, и Хадсон продолжал жить, надеясь, что о его слабости никто не узнает; зато теперь собственное поведение казалось ему совершенно идиотским. «Бедняга Хадсон, — думал Хигс, — я не прощу себе, если с ним что-нибудь случится…» Короткими перебежками они нырнули в здание. Здесь коридоры были просторнее и вода журчала где-то снизу — вся разница на этом и заканчивалась. Снова было запустение, снова был страх, от которого все уже устали до отупения и поэтому перестали ощущать его с прежней остротой. И еще были мысли. Друг о друге… «Странно… вот эти люди сейчас рискуют жизнью, они могут не вернуться, — рассуждала Рипли, не сводя взгляда с монитора. — И я никогда о них ничего не узнаю. Вот я здесь — потому что Чужие первыми ворвались в мою жизнь и разрушили ее, моя девочка — товарищ по несчастью; у Берта свои цели. У нас есть причины, по которым мы здесь. А вот для чего рискуют они? Только из-за того, что им кто-то приказал? Как это непонятно и странно…» Нервная напряженность и усталость не давали ей думать ясно. «И кем они останутся для меня, когда уйдут из жизни, — только надписями на экранах мониторов? Эйпон, Дрейк, Фрост, Веспаски, Кроу… этих я даже не запомнила. Хадсон, Хигс, Вески… Как это ужасно! О Господи, как все это ужасно!» Они продвигались медленно. Казалось, прочесыванию корпуса не будет конца. Сержант Эйпон заговорил в микрофон, не столько для того, чтобы реально доложить о своем местонахождении, — на мониторе эти данные так или иначе были уже высвечены, — сколько для того, чтобы вырваться из тяжелого молчания, притуплявшего все чувства. — Проходим по второму уровню. Координаты — шесть-шесть-четыре. Горман откашлялся. — Начинайте фильтровку. — После напряженного молчания голос его никак не хотел давать полный звук — приказ прозвучал сдавленно и глухо. «Лучше бы я пошел с ними, — переживал он, — там, рядом, сложно допустить ошибку, которую потом нельзябыло бы оправдать. Здесь же я просто нарываюсь на неприятности: если что-то случится, мне нечего будет сказать в свою защиту. Если бы я имел дело с людьми! С этими гадами невозможно что-либо рассчитать наверняка… Кто знает, что может прийти им в голову?!» — Налево-направо — разошлись! — скомандовал где-то в глубине корпуса Эйпон. Гормон почти завидовал ему в этот момент. Вот уж действительно — прирожденный вояка, человек на своем месте… — Все данные давайте на мониторы, — напомнил о себе лейтенант. «Козел этот наш новый командир! Как мы можем их не давать?» — презрительно подумала о нем Вески. Нет, процессорный комплекс все же отличался от первого здания. Помимо лифтов с крупными цифрами, обозначающими уровень, здесь была масса других деталей, по меньшей мере неприятных. Больше оборудования, больше подозрительных закутков, больше углов, за которыми могла скрываться засада… — Переходим на третий уровень, — отчеканил команду Эйпон. Эйпону нравилось командовать. Еще мальчишкой он обладал задиристым характером, доводил до слез своими придирками младших сестер и братьев. Эйпон был уличным мальчишкой в самом худшем смысле этого слова. Очень многие считали, что он плохо кончит. Драки, разборки по поводу сфер влияния, новые безмотивные драки — такой была его жизнь до вступления в армию. Как-то раз Эйпон с дружками перестарались — один из противников скончался сразу после выяснения отношений и над ними нависла угроза предстать перед судом. Чтобы избежать этого, Эйпон подался туда, где, по его мнению, его никто не стал бы искать — в армию. Как ни странно, армейская дисциплина пришлась ему по вкусу. Возможность совершенно законно командовать другими и требовать беспрекословного подчинения примирила его с мелкими неудобствами от потери части личной свободы, и он быстро прижился. К риску он относился как к чему-то естественному, сражения были его родной стихией, и до этого самого дня ему ни разу не приходило в голову жалеть о выборе профессии. Сейчас же даже его грызли нехорошие предчувствия. «Ребята слабоватые, что и говорить, — думал он, провожая всех по очереди взглядом. — Неплохие, но не для такого дельца. Разве что Дрейк, да еще эта, Вески… Хигс — маменькин сыночек и интеллигент, Хадсон — паникер, которого я бы и близко к десантным войскам не подпустил, Фрост — мечтатель, а потому дурак, Вера — вообще баба… Дитрих? Сентиментален, может распсиховаться в неподходящий момент… Сандро — неплох, но неповоротлив; у остальных мало опыта. Ну, ничего, все еще впереди!» — Пошли? — спросил Хадсон Хигса, пристраиваясь к нему в пару. Хигс кивнул. — Пошли. Хадсон, ты знаешь, куда? Понял? — Хигс! — окликнул его Эйпон и грозно посмотрел на Хадсона. Следи за оставшимися. Первым идет Хадсон. — Проследив за выполнением, он продолжил: — Так, спокойно! За углы не задеваем, проверяем все закоулки… — Распределяйтесь равномерно, — загудел голос Гормана. «А командир слабоват, — снова подумал Эйпон. — Только мешает». «Нет, этот лейтенант положительно кретин!» — снова промелькнуло в голове у Вески. «Наша Вески — очаровательная амазонка, — ухмыльнулся про себя Дрейк. — Столько злости в прекрасных глазах… уж не обо мне ли она думает с такой страстью?» Они повернули в коридор, где булькало сильней, и голоса, словно под слоем воды, звучали глухо. — Тут связь идет с перебоями, — нечетко, но гулко прозвучал в наушниках голос. — Это мешает конструкция… «Будь оно все проклято!» — обреченно вздохнул Хадсон и заглянул в схему. То, что выглядело на дисплее центрального компьютера мутными пятнышками, на ней превратилось в яркие точки. — Огоньки! Уровнем ниже… — Спускайтесь на этаж ниже и продолжайте по инструкции, скомандовал Горман. «По инструкции» было удобной формулировкой. В крайнем случае виновата будет она. Если кто-то нарушает инструкцию — виноват нарушитель, если плоха инструкция, — виноват тот, кто ее составлял. И в том и в другом случае с командира, приказавшего действовать по ней, взятки гладки. — Понятно, — протянул Хигс. Коридор вывел их к несколько странно выглядевшему шлюзу: дверь казалась самодельной. То, что открылось за ней, было ни на что не похоже. Можно было подумать, что десантники вошли в кинематографический павильон со странными декорациями. Каждая деталь помещения, которое с некоторой натяжкой еще можно было считать коридором, была настолько непривычной на вид, что невозможно было даже подобрать ей определения. Все бока коридора занимали конструкции со сглаженными углами и изогнутыми ребрами. Ребрами скорее в анатомическом, чем в конструкторском понимании: и стены, и сам коридор чем-то напоминали внутренности необычного животного. Совершенно неясно было, для чего жителям колонии могла понадобиться в процессорном комплексе такая загадочная пристройка. — Я не понимаю, что здесь такое, Хадсон, — рассеянно озираясь, проговорил Хигс. Хадсон, не поднимая глаз от схемы, пробормотал: — Я здесь работаю, а не изучаю… Прибор явно говорил о том, что колонисты были где-то здесь. Может быть, за ближайшим поворотом опять-таки странно выгнутого коридора. — Я не знаю, что это такое, — опять услышал Хадсон пару секунд спустя и, поддавшись любопытству, взглянул-таки на то, что его окружало. После первого же взгляда, вскользь брошенного на странные конструкции, Хадсон обмер. От этого места веяло чем-то враждебным и чужим. Конструкции были закреплены максимально стационарно — трудно было представить, как они могли бы двигаться, но ему показалось, что они готовы в любой момент ожить и сдавить всех со страшной силой, превращая в кровавую кашицу. От стен несло мощью — чужой и непоколебимой. Уж не забрались ли они впрямь внутрь какого-то чудовища, приняв за дверь его пасть? Вот это, полукругом выпирающее из стены рубчатое образование из окаменевшего пластика, — не подозрительно ли оно похоже на трахею? А эта неровная труба — тонкая кишка или кровеносный сосуд? Вода под ногами… кто сказал, что это вода, а не слюна? Или желудочный сок?.. Что они, ничтожные людишки, могут сделать чудовищу таких размеров? Оно слишком велико, чтобы обращать на них внимание; оно не станет их убивать, просто переварит — и все… — Что это такое? — прозвучал сдавленный внезапным открытием еще один голос. Десантники продолжали входить в пасть загадочного монстра. — Не знаю… — так же тихо ответил Фрост. Помещение не вызвало у него столько зловещих ассоциаций, как у Хадсона, но все равно потрясло своей непривычностью. Чем оно могло быть? Ни один нормальный конструктор не станет делать внутри помещения полукруглых стен. В крайнем случае, их можно встретить в свободном тоннеле, но на тоннель, хотя бы благодаря ответвлениям и расширениям, это не было похоже. Кроме того, ни для одного нормального сконструированного человеком помещения не была характерна такая неровность всего: расстояния между ребрами «трахеи» были неодинаковыми, боковые стены бугрились, порой совсем нелогично, и во всем этом невозможно было отыскать хоть одну безоговорочно прямую линию. Так кое-как могла быть сооружена доисторическая пещера, но никак не осмысленное произведение рук современного человека, вооруженного массой техники и штампующего детали любой конструкции заводским методом. Но не это беспокоило взвод больше всего. Почти каждый ощущал, что здесь их поджидает что-то новое и вдвойне опасное по сравнению со всем, с чем они встречались раньше. — Дьявольщина какая-то! Что за проклятое место?! — негромко сказала Вера. Дрейк бросил быстрый взгляд в ее сторону. «Неужели к финишу окажется, что я был в одной команде с тремя бабами, две из которых — весьма ничего, и ни с одной не трахнулся?! Прискорбный факт». — Черт… — тихо, словно боясь разбудить помещение-монстра, выдавил Фрост. — Ну и местечко! «Вот был рядом с двумя бабами…» — назойливо вертелось в голове у Дрейка. Мысль об этом так его раздражала, что он не слишком переживал по поводу того, что глагол «быть» принял у него форму прошедшего времени. «Я отсюда не вернусь», — вдруг безо всякого страха, как об очевидном факте подумала Вера. На протяжении многих лет ее семья была связана с десантными войсками; каждый ее член, начиная с прадеда, отдавал военной службе хоть несколько лет, не говоря уже о тех, кто отдал жизнь. Теперь она чувствовала, что наступил и ее черед. Конечно, ее задел легкий холодок страха, но все равно молодая женщина осталась спокойной. Раз так, — значит, так… «Сейчас случится что-то нехорошее», — глядя на мониторы, сказал себе лейтенант Горман. Действительно, хотя еще ничего не происходило, чувствовалось, как над десантниками сгущались невидимые тучи. Тревога жгла Гормана изнутри все сильнее. Вот сейчас сбудутся наихудшие его ожидания… — Продвигайтесь внутрь, — приказал он. В горле першило. Ему никто не ответил. Только звук шагов, неторопливых и глуховатых, доносился с мониторов. Десантники продвигались вперед и без его команд. Рипли затаила дыхание. В каком месте этого инопланетного корабля нашли тогда яйца? Первый раз был поворот налево, потом… Нет, все это неважно. Скорее всего, это был совершенно другой вход. В чужом корабле что-то изменилось. Может, это была просто другая его часть, но может… Нет, это казалось уже совершенно невероятным. Рипли с тревогой покосилась на девочку. Ньют сосредоточенно молчала, глядя на мониторы. Похоже, корабль Чужих не вызывал у нее никаких ассоциаций. Под ногами десантников плескалась вода. Они продолжали идти. «Итак, где я могу допустить ошибку? Что я могу пропустить, не предусмотреть? — решал трудную задачу Горман. — Пока все идет согласно инструкции, но… что они могли напортачить? Так, они чуть не застрелили девочку, нервы у них напряжены до предела, а значит… Там ведь есть люди!» — Без нужды не стрелять, — произнес в микрофон Горман. Целиться как следует. Помните, что здесь могут быть живые люди… «Этот командир — настоящий идиот, — окончательно убедился Берт. — Разве это и так не ясно, что они живы? Датчики работают — значит, их сердца еще бьются… Впрочем, все это неважно. Главное — придумать, как к нему подлезть и заставить сделать то, что нужно мне». Рипли пропустила слова лейтенанта мимо ушей. У нее зародилось смутное подозрение, что есть еще одна опасность, пока неясная, но не относящаяся к Чужим. Пусть это простое предчувствие, но Рипли знала, когда ему можно доверять. Если Чужие подготовили ловушку, то в чем ее суть? Почему они выбрали именно это место? Интуиция подсказала Рипли, что опасность исходит от самого процессорного комплекса. Большего, сколько бы она ни напрягалась, понять ей не удавалось. Десантники шли. Коридор инопланетного корабля расширился, из перекрестка вело сразу несколько выходов. Изменился и свет. Откуда он шел, было непонятно, и именно это заставило Фроста, оказавшегося впереди, остановиться перед выходом на пустое пространство. Все ответвления коридора были пусты. Как бы странно ни выглядело то, что можно было условно назвать оборудованием этого корабля, в нем было одно неоспоримое преимущество: за него сложно было спрятаться так, чтобы опытный взгляд не заметил засады. — Спокойнее! — рука Эйпона легла Фросту на плечо. — Фрост, пройди вперед… Фрост мотнул головой. Теперь уже остановились почти все. Многим чудилось, что из пустых коридоров идет воздух, подгоняемый чужим дыханием. Коридоры дышали враждебностью и злобой — О Господи! — тихо простонал Хадсон и, чтобы не видеть всего этого, уставился снова на табло схемы. Колонисты должны были быть в нескольких метрах от них — в той стороне, куда вел самый широкий из коридоров. — Проклятье! — Я сказал, спокойнее! Эйпон пошел вперед. Остальные последовали за ним. Коридор вел их к какому-то новому помещению, которое, по идее, должно было соответствовать отсеку, но напоминало его крайне мало, зато по необычности превосходило все, виденное раньше. Потом коридор снова сузился, пропустил и х… Пожалуй, аналогов увиденному трудно было подобрать. — Здесь что-то странное, — произнесла обогнавшая почти всех Вера. — Это какое-то убежище? Хадсон поежился. Хигс обвел взглядом товарищей и пришел к выводу, что пора пошутить. Когда шутишь, самому перестает быть страшно… — Убежище — от кого? — переспросил он. Намек никто не понял. На Хигса недоуменно посмотрели — и только. — Никто ничего не трогает! — грозно предупредил Эйпон, поглядывая на стену, составленную из подобия переплетенных между собою окаменевших корней. — Странные дела… Хадсон хмуро смотрел на табло. Его все больше смущала одна деталь: никто из колонистов не сдвинулся с места за все время поиска. Неужели они лежали там связанные? Или они действительно находились, еще живые, в желудке чудовища? Если было правильным второе предположение, выхода отсюда не было. Если первое… в таком случае колонисты были приманкой для них, а может, и для других землян, которые обязательно прилетят им на помощь. Хитрая система: эти твари догадались, что пока живы свои, земляне не станут сбрасывать бомбы. Система старая, но надежная: пока есть заложники, можно и поторговаться… Так вот и прислали бы для переговоров кого-нибудь из начальства, а не заставляли других совать голову в петлю! — Как здесь жарко… — пробормотал Дитрих, продолжая путь. Под ногами чавкала грязь, похожая на слюну или слизь. — Зато жара — сухая, — снова попробовал шутить Хигс. — О, черт! — Тихо, Хадсон! — Пошли, пошли, — подгонял всех Эйпон. В его голосе все яснее звучала тревога. — Пошли… Рипли закрыла глаза. Так что же ее так волновало? Ловушка, засада… нет, не это! — Лейтенант, — встрепенулась она, словно после дремы. — Что? — вздрогнул лейтенант. Неужели он допустил какую-то ошибку, и эта женщина сумела ее заметить? — Что у них за оружие? Лейтенант расслабился. Тревога оказалась ложной. — Десятимиллиметровое, бронебойное, стандартное, — упирая на букву "р", отчеканил Горман. — С разрывными пулями. Разумеется!.. Рипли горько усмехнулась. Если оно пробьет потолок — а после сказанного в этом можно было не сомневаться, — всем станет очень «весело». — Между прочим, ваша команда проходит сейчас возле теплообменников, точнее — под ними. — Ну и что? — пожал плечами лейтенант. На лице Берта впервые появилась озабоченность. Представителей Компании не едят, но и они не бессмертны. Совсем недавно был случай, когда глава аварийной комиссии взлетел в воздух вместе с инспектируемым объектом. Такая перспектива Берта не устраивала. — А то, — вместо Рипли начал отвечать он, — что если они начнут стрелять там, то могут разрушить систему охлаждения. — Ну и что? — продолжал недоумевать Горман. Компания заверила его, что за нанесенные оборудованию повреждения он материальной ответственности не несет, и какие-то системы охлаждения его в этом плане совершенно не волновали. — Рипли совершенно права, — продолжал развивать свою мысль Берт. — Вся станция, этот процессор, — в принципе, один большой ядерный реактор. — Не понимаю. — Разговор начал вызывать у лейтенанта раздражение. Его люди были на боевом задании, в скором времени им, возможно, предстояло защищать свои жизни. Причем здесь разговоры о реакторе и прочей дребедени? «Это конец… Неужели эти твари настолько умны, что смогли все это рассчитать?!» — ужаснулась Рипли. — Может возникнуть ядерный взрыв, — с трудом сдерживаясь, пояснил Берт. — И тогда — adios muchachos! «Прекрасно. — Горману показалось, что его ошпарили кипятком. Вот оно, наихудшее!» Если ребята начнут защищаться и станция взорвется, никто не простит ему такой «халатности». Но с другой стороны, если он сейчас прикажет не стрелять, а на них нападут, — чем можно будет оправдаться тогда? Кто сможет тогда просто подать ему руку? Ему доверили жизни этих людей, он за них в ответе. Да разве сам себе он сможет простить, что послал их на убой? — Дерьмо… — процедил лейтенант сквозь зубы. Да, он сидел по уши в дерьме. Личный долг, долг морали, требовал чтобы он не мешал людям выполнять свое задание. Но… будет ли им лучше, если станция взлетит на воздух? Это тоже смерть, и, в отличие от первой, уже не оставляющая даже мизерного шанса на спасение. Пока можно еще приказать ребятам повернуть назад, отойти, прийти к ним на выручку, наконец… Пусть уцелеют хоть немногие… Но это — позор. Конец карьере, конец всем мечтам. Даже если Компания избавит его от ответственности и найдет другую работу… А красивая смерть — кто сказал, что она будет именно красивой? Говорят, что мертвым все равно. Мертвец из Гормана получился бы неважный — он был согласен отправиться на тот свет только в том случае, если бы поступок был оценен надлежащим образом. Там, на Земле, будут знать только одно: станция взорвалась. И все. Значит, задание не выполнено. А кто виноват, если все участники операции погибли? Разумеется, командир. Горман сжал кулаки. Его сознание разрывалось на две части. Если бы хоть кто-то мог принять на себя ответственность за этот выбор! Ну почему бы, например, представителю Компании не взять это на себя? Он — власть, он имеет право… Но нет, решать должен командир. Он и только он. В этом и сила, и слабость любой военной операции. — О черт… — в очередной раз пробормотал Горман. Тянуть время до принятия решения было уже невозможно. — Горман, что с вами? — внимательно посмотрел на лейтенанта представитель Компании. Горман рассеянно кивнул. Итак, его смертный час пробил. Из двух решений нужно было выбрать то, что кажется наименьшим злом. Единственный его шанс заключается в том, что атаки со стороны Чужих в этом месте не будет. Надежды на это были весьма иллюзорными, но второй вариант не оставлял даже таких. — Внимание… — Горман незаметно для всех зажмурился. Ему показалось, что он собрался нырнуть в речку неизвестной глубины, на неизвестной планете, совершенно не умея плавать. — Эйпон! — Что, сэр? — Эйпон остановился. Десантники находились в небольшом закутке, из которого был уже виден очередной «зал» или «отсек». — Эйпон, вы не можете стрелять там, где вы находитесь. — Что? — ошарашенно переспросил Эйпон. — Вы поняли меня? — От волнения Горман не слышал его ответа. — Нет, — удивленно поднял брови Эйпон. — Повторяю. В том месте, где вы находитесь, стрелять опасно! Понятно теперь? Я прошу забрать у всех патроны. Эффект, произведенный его словами, можно было сравнить только со взрывом бомбы. Десантники переглянулись. Всем показалось, что они ослышались. — Что? — еще раз переспросил Эйпон, хотя как раз у него таких сомнений не было. Ему почудилось другое: командир попросту спятил. Иначе чем еще можно было объяснить столь дурацкий приказ? Побелевший от ужаса Хадсон был близок к обмороку. Мало того, что их и так пригнали на верную гибель, — их еще и превращали в скотину, посылаемую на убой безо всяких шансов на сопротивление! И кто? Собственный командир! «Вот уж какая забота об этих монстрах! — подумал Хигс. Переживают, чтобы они не попортили о нас зубки…» — Вы что, не слышите приказа, Эйпон? — снова спросил Горман. — Слышу, сэр. — Эйпон облизнул пересохшие губы. Ему вдруг показалось, что сразу за проходом, в «зале», что-то шевелится. Там была смерть, и она имела сейчас полное право над ними посмеяться. — Он что, с ума сошел, что ли? — покачала кудрявой головой Вески. Даже она вынуждена была признаться себе, что страх на этот раз захватил ее врасплох. Одно дело — рисковать, когда знаешь, что твоя жизнь в твоих руках, что все зависит от твоей ловкости и от того, как скоро и насколько точно ты выстрелишь, и совсем другое — ждать смерти, которая станет хозяйкой положения, и против которой не поспоришь. При таких условиях и самый смелый человек легко превратится в труса — но можно ли будет его в этом упрекнуть? — И чем же мы будем стрелять? — все еще не веря своим ушам, выдавил Дитрих. — Интересно!.. — выпучив глаза пробормотал Эйпон. — А чем мы будем действовать? Матом, что ли? — Я сказал, сержант. — Необходимость вести спор окончательно убедила Гормана в правильности принятого решения. Точнее, это теперь стало не самым важным на данный момент. Решение принято, приказ отдан, теперь главным было не допустить неподчинения. Если десантники сейчас взбунтуются, это будет хуже обоих первых вариантов. Во всяком случае, лично для него. Лейтенант был обязан в этой ситуации настоять на своем, чего бы это ни стоило. — Приказываю обойтись без стрельбы и не пускать в ход гранаты. В крайнем случае чего, используйте огнеметы. Эйпон шумно выдохнул. Его выбор был куда проще: или подчиниться идиотскому приказу старшего по званию, или устроить бунт. Первое ему не нравилось по весьма понятным причинам, но второе… К бунтам, восстаниям и прочим массовым беспорядкам Эйпон, несмотря на свое прошлое, питал глубокое и врожденное отвращение. Что ж, раз уж начальству так нужна их кровь, то… какое право они имеют не подчиняться? — Вы слышали, дорогие? — повернулся сержант к своей команде. Давайте мне магазины. — И, убедившись, что его команду выполнять не торопятся, добавил на более высоких нотах: — Вынимайте! Кому сказано?! Хадсон повиновался автоматически, как в бреду. Ему пришла в голову очередная сумасшедшая идея. Трудно поверить, что человека в его состоянии можно было напугать еще сильнее, но это с ним произошло: Хадсону подумалось, что с транспортера приказ отдал НЕ их лейтенант. В самом деле, кто знает, на что способны эти твари? Почему бы одной из них не принять образ лейтенанта Гормана и не отдать его голосом убийственный для всех приказ? Может, настоящего лейтенанта уже и на свете-то нету… Или, помнится, говорилось, что со связью здесь могут быть неполадки. Вот этим и могли воспользоваться подлые инопланетные чудища… «Здесь что-то не так, — рассуждала, глядя на ствол своей пушки, Вески. — Или мы что-то недопоняли, или этот приказ — предательство. Во всяком случае, я еще не настолько спятила, чтобы ему подчиниться!» Она призадумалась. За невыполнение приказа неминуемо ждал трибунал. Но, черт побери, это еще не причина сдаваться! Пусть будет так, пусть судят, пусть выгоняют, но просто так отдать свою жизнь чудовищам ее не заставит никто! Вески закусила губу. Интересно, будет ли Эйпон их обыскивать? На всякий случай она всегда брала второй магазин. Кроме того, у нее был припрятан еще и пистолет с разрывными пулями. Игрушка, конечно, по сравнению с бронебойной автоматической пушкой, но все же лучше, чем ничего… Заметив ее колебания, Эйпон остановился прямо перед ней. Вески затаила дыхание: обыщет или не обыщет? — Вески, а ты чего встала? Быстренько! Глядя в упор в глаза сержанта, Вески отстегнула магазин. Эйпон взял его и подозрительно окинул ее взглядом. Вески почувствовала, что он догадался о ее маленькой хитрости. «Она хочет меня обмануть, — отметил про себя Эйпон. — Что у нее может быть? Нож? Нет, их пока не запретили… Пистолет? Наверняка. Ну что ж, пусть это останется на ее совести. Мне самому этот приказ не по душе». Дуэль взглядов окончилась — Эйпон отвел глаза в сторону. Вески облегченно вздохнула. Эйпон не предатель, он все понял… — И вы тоже! — обратился Эйпон к Фросту и Дитриху, стоявшим рядом. — Давайте! Быстренько, торопитесь! Вынимайте патроны! Он говорил почти скороговоркой — это помогало не думать над смыслом собственных слов и действий… Хигс наморщил лоб и мучительно соображал, как ему поступить. Маневра Вески он не понял — волнение не позволяло ему тратить время на наблюдение за другими. Из прохода дышала смерть, и об этом нужно было думать сейчас в первую очередь. Совсем рядом жило и двигалось что-то враждебное; ощущался запах, неприятный и весьма подозрительно напоминающий запах какого-то живого существа. «Небось наблюдает, гад, за тем, как мы разоружаемся… Или ждет, когда наш любезный лейтенант пожелает ему приятного аппетита». От страха волосы на затылке Хигса тянуло, словно кто-то пощипывал их невидимой рукой, и это побуждало его придумывать новые черные остроты. «Погибать — так весело, — сказал он себе и решил не отступать от этого принципа. — Кажется, я разгадал маневр лейтенанта. Вот сейчас сержант со всей этой кучей боеприпасов отправится вперед, милая зверушка его проглотит со всеми потрохами, и вот уже у нее в брюхе наш доблестный сержант подожжет все боеприпасы и гордо взлетит на воздух вместе с ее кишкам и…» — Фрост, давай! — раздался голос Эйпона совсем рядом. Это подтолкнуло Хигса к принятию решения. — А это я на всякий случай оставлю при себе, — произнес он негромко, засунув под одежду запасной магазин и свой любимый крупнокалиберный обрез. Эйпон оглянулся в его сторону, но Хигс быстро показал ему нож и пояснил: — Для близких контактов. «Ну-ну, — хмыкнул про себя сержант, — обманывайте… Я ничего не вижу и ничего не слышу. Надо будет и себе что-нибудь оставить на всякий случай, но приказ пока есть приказ, и его надо выполнять… Тут уж кто хитрее, тот и выиграл». — Понятно, — с завистью посмотрел на Хигса Сандро. Он упустил удобный момент и теперь злился на всех за собственную несообразительность. «Все, небось, что-нибудь оставили, кроме меня, дурака…» — подумал он. — Ну, давайте сюда… «Арсенал» Эйпона уже с трудом умещался в его руках. Глядя на него, все разом ощутили свою внезапную беззащитность. — Ну, пошли, — неуверенно произнес Эйпон, сваливая боеприпасы в висевшую на его поясе объемную походную сумку. Приказы — приказами, но нужно идти дальше, и к тому же вести за собой на верную смерть безоружных людей. Он чувствовал себя виноватым, и это мешало командовать в полный голос. «Но почему я должен стыдиться, — уговаривал себя Эйпон. — Разве я сам не в таком же положении? Огнемет — это так, игрушка… Или я просто боюсь? Во всяком случае, мне еще ни разу не приходилось идти в бой в таких заведомо неравных условиях… И ладно бы там были люди, которым в крайнем случае можно взять и сдаться в плен. Но — чудовища, которые и так во много раз превосходят нас силой? Будь я проклят, если хоть что-то в этом деле понимаю…» — Вперед, — пробормотал он. Никто не сдвинулся с места. Одно дело — погибать для того, чтобы спасти чью-то жизнь или десятки жизней, и другое — когда единственной причиной гибели является нелепая прихоть командира, который не сделал пока ничего, чтобы заслужить их доверие. Но время шло, никто не двигался с места, и Эйпону надо было что-то делать. — Хадсон! — Да! — не своим голосом ответил бедняга. — Посмотри на индикатор — что-нибудь движется? Хадсон отрицательно покачал головой. Говорить ему было слишком трудно. — Хадсон! — Ничего, — хрипло выдавил он. Табло прыгало у него перед глазами; какие-то пятна на нем все же двигались, и ему понадобилось несколько секунд, прежде чем он понял, что это у него просто рябит в глазах. — Датчики молчат… Первым с места сдвинулся Хигс. Шагнул — и тут же пожалел об этом: спрятанный обрез обжег его, как украденный. Выходило, что вел безоружных людей в неизвестность именно он. Первый послушавшийся нелепого приказа всегда словно подписывается под ним. Глядя на Хигса, двинулась вперед и Вески. «Ничего, вставить магазин — две секунды. Достать и в гнездо…» — на ее лице с крупными чертами на секунду промелькнула злая усмешка. «Ну, молодец баба! Все трусятся, а ей — хоть бы что! — бесшабашно ухмыльнулся Дрейк. — Что ж, раз так, то и мне стыдно отлынивать… Вперед, моя амазонка!» «Какая разница? — думала Вера, устремляясь за ними. — Хоть так, хоть этак… все равно конец». «Почему молчит датчик? — размышлял о своем Эйпон. — Будь я проклят, если сомневаюсь, что там, в нескольких шагах, что-то есть… Этот запах, этот странный ветер… Неужели датчик засекает только людей, а не инопланетян? Хороший подарочек!» Хадсон, как во, сне сдвинулся с места. Его взгляд застыл на табло датчика, но замеченное боковым зрением общее движение увлекло его за собой. Страшно идти вперед, но оставаться здесь одному и без оружия было намного страшнее. Вдруг по нервам ударил короткий звук, похожий на испуганный вздох при сильном потрясении. Вздохнула Вески, увидев… впрочем, открывшееся им зрелище заслуживало особого описания. Проход вывел их в зал — достаточно большой, чтобы вместить в себя как всех прежних обитателей колонии, так и пару сотен яиц метровой высоты, и оставить при этом достаточно места для небольшого отряда десантников. Да, все колонисты были здесь, и при виде их самый мужественный человек мог потерять самообладание. С первого взгляда тяжело было сказать, живы они или мертвы: для людей, находящихся в таком положении, критерии жизни и смерти не были разработаны. Со всех сторон потеками и космами свешивалась серая застывшая слизь, уродливой паутиной оплетая тела и склеивая их в общую массу, спрессованную и сформированную в виде уродливых неровных колонн, ведущих к потолку. Большинство людей все же сохраняли вертикальное положение. Некоторые из них были видны из клейкой массы почти целиком, у других наружу могла торчать кисть руки или носок ботинка. Лица одних казались лицами спящих или, бесконечно уставших, но лишь на минуту закрывших глаза людей. Другие застыли в гримасах, полных страдания и отчаянья. И те и другие лица от покрывающей их слизи казались серо-зелеными. В некоторых местах слизь высохла и осыпалась трухой, отдаленно напоминающей сигаретный пепел. В других она еще блестела и казалась вязкой, способной приклеить к чудовищным колоннам новые жертвы. «Да, сказал же я — кушать подано, — ошалело пошутил Хигс про себя. — Это настоящий пудинг из свежей человечины… Конечно, оружие в этом блюде окажется излишней приправой…» — О Боже, что это? — прошептал от ужаса Хадсон. От чудовищных кожистых яиц тянуло сладковатой гнильцой. Слизь, опутавшая мертвых колонистов, пахла сыростью. Но все ли люди были мертвы? Ответить на это было сложно. Склизкая масса дышала. Запах исходил от нее не ровным облачком, а накатывался периодическими волнами. От фонариков десантников слизь мерцала. И казалось, что она шевелится, высвобождая невидимые щупальца, готовые в любой момент метнуться навстречу почти безоружным людям. От этого страшного зрелища трудно было оторваться. Оно подавляло своим уродством и завораживало своей грандиозностью. В своем роде это была поэма смерти, ее квинтэссенция, вытащившая наружу и выставившая напоказ все уродство человеческого перехода на тот свет. Нет, в колоннах были слеплены все же мертвецы: при более детальном рассмотрении оказалось, что у некоторых висели выпущенные кишки, вытянутые и смешавшиеся с потеками слизи, подкрашенной застывшей кровью. Словно через стекло, глядели из ее толщи перекошенные лица вытаращенными помутневшими глазами — похоже, люди, утопленные в слизь поглубже, просто задохнулись. Женщины, мужчины, подростки, дети — все слились в одно, как автомобили в «Длительной стоянке» Армана. Их стоянка была не просто длительной. Вечной. Горман наклонился вперед, к ближайшему монитору. Рипли вцепилась в подлокотники водительского кресла. «А я еще считала, что страшней того, что видела я, уже ничего не может быть», — было написано на ее лице. «Жутко. Страшно», — поставил себе диагноз искусственный человек Бишоп. Даже для робота это зрелище было невыносимо. Боковым взглядом Рипли уловила возле себя какое-то движение и вздрогнула. Маленькая Ньют, вытаращив глазенки, всматривалась в экран, ища кого-то взглядом. — Ну-ка, Ньют, — севшим голосом окликнула ее Рипли, — пересядь вперед. Ньют отрицательно мотнула нечесанной головкой. «Что они понимают… Ведь там — все мои. Я должна их увидеть, должна убедиться, — может, хоть кто-то еще жив… или не жив, но все равно, я должна это знать». Надежда и боль настолько переплелись между собой, что стали единым целым, — таким же, как люди там, на корабле инопланетян. Ньют смотрела молча. Детское личико застыло и обострилось от совершенно недетского напряжения. — Я сказала, сядь вперед! — более решительно приказала Рипли. Ньют взглянула на нее. Взгляд девочки был сухим и застывшим. Было ясно, что в ее душе появился еще один намертво выжженный участок. На этот раз девочка молча повиновалась. Рипли была знакома эта сухая боль. С потолка зала капала жидкость, густая и вонючая. Может, это был раствор все той же слизи… Проход между цепочкой кожистых яиц и «человеческим пудингом» был усыпан трухой неясного происхождения. Тянуло сыростью. «Так, должно быть, пахло в старинных склепах», — подумал Хигс. — Спокойно, ребята, спокойно, — бодрясь из последних сил, проговорил Эйпон. Его слова звучали фальшиво. — Не забывайте, что мы по-прежнему десантники, что у нас есть задание. Идем, ничего не боимся… Эйпон первым вступил в проход между яйцами и колонной. Искаженные смертью лица людей качнулись и поплыли навстречу камере монитора; при виде их Горман и Рипли непроизвольно отшатнулись. За Эйпоном с хладнокровием мертвеца отправилась Вера. Ее саму немного удивляло собственное отношение к возможной скорой смерти. Возможно, психологи подобрали бы ее состоянию какой-нибудь умный медицинский термин вроде «потери чувствительности при сверхпороговом раздражителе на фоне общего нервного переутомления». Сама она знала только одно: появилось предчувствие, что смерть не заставит себя долго ждать, и она поняла это и согласилась. Как ни странно, это вызвало даже облегчение: теперь она могла делать что угодно. Приговоренные люди — самые свободные из всех. — Мне кажется, на нас кто-то смотрит, — буркнул Фрост себе под нос. Нервы выкидывали фортели не только у Веры. Опасность действительно переваливала за все разумные пределы, и зашкаливало понемногу у всех. «Все это сон, — неожиданно принялся убеждать себя Дитрих. — Мне все это привиделось. Обыкновенная иллюзия. Разве так бывает в жизни: чудовища, эти склеенные люди? Конечно же это сон. Так чего я должен бояться?» «Если бы я был на месте этих тварей, — размышлял Хигс, посматривая то на „пудинг“, то на яйца, — то я бы в первую очередь позаботился, чтобы жертва не испортилась… Может, для этого они и притащили людей в район охладительных систем? Или эти консервы еще живы? Оглушили и извлекают поштучно к каждому обеду?..» Хадсон гипнотизировал взглядом индикатор движения живых существ. Глаза болели, и время от времени ему начинало казаться, что полукружья с радиусами на табло начинают вращаться. Серые пятна перед глазами тоже несколько раз чуть не сбили его с толку, но распознать их было несложно — стоило только зажмуриться. «Мы — братья, — отстраненно думала Вера, разглядывая серо-зеленые, посыпанные „пеплом“ высохшей слизи лица. — Мы так же скованны своей безоружностью, и нам только кажется, что мы еще свободны и идем…» Одно из лиц, наиболее сохранившееся, привлекло ее внимание. Из-за витка слизи, посеревшей и потерявшей видимую клейкость и почему-то напоминавшей легкий газовый шарф, смотрело изможденное лицо подростка, словно на секунду забывшегося от долгих страданий. Вера наклонилась к нему и разглядывала тонкие черты, которые могли принадлежать как мальчику, так и молодой женщине. Прямой нос, короткая челка, тонкие искусанные губы… Хигс разглядывал яйца. Кожистые, рыхлые мешки с неровной поверхностью изнутри, казалось, были выложены обнаженным мясом, еще свежим и влажным, лишь местами запекшимся, как на ссадинах. Уродливые лепестки взорвавшейся изнутри толстой плоти вызывали тошноту. От них и пахло плотью, но к запаху примешивался незнакомый оттенок, не имевший земных аналогов. Даже опустев, эта «скорлупа» была полна хищной издыхающей зрелости и, по контрасту с мертвецами в слизевой колонне, отличалась наглым торжествующим здоровьем… От постоянного вглядывания в индикатор у Хадсона начала кружиться голова. «М-да, любопытная скульптура, — протянул про себя Берт. — За такую идею можно было бы сорвать пару миллионов. Что ж, это хорошая идея для создания памятника погибшим колонистам. Редкий уровень трагичности и экспрессии». Между тем Вера дулом винтовки отвела «шарф» от лица подростка. Все же это скорее всего был мальчик; так показалось и подошедшему ближе Эйпону. — Смотрите-ка! Хигс, тоже дулом винтовки, поднял валявшийся рядом уплощенный, будто выпотрошенный, скелет осьминогопаука. «Пустая хитиновая оболочка, — отметил Бишоп. — Странно… а как тогда могут передвигаться двуногие формы — „ящеры“? Неужели у них действительно нет скелета?.. И все равно — жутко!» «Сколько лет этому мальчишке?» — спросила себя Вера, продолжая отдирать клочья слизи. Слизь лопалась с негромким, но неприятным, как зубная боль, треском. Неожиданно мертвая голова дернулась и открыла глаза. Это произошло так неожиданно, что Вера закричала. Все разом обернулись к ней. Ей еще повезло, что у винтовки Хадсона не было магазина: на этот раз отбить дуло было некому. — Что такое? — Что случилось?! Никаких чудовищ не было видно, и это озадачило всех еще сильней. — Тут живой, живой! — нервно закричала Вера. Крик быстро привел ее в себя. Мгновенный испуг улетучился, снова уступая место тупой обреченности. — Один из них живой… — Тише! — Эйпон оттолкнул ее в сторону и, прищурившись, заглянул в открывшиеся глаза мальчика. — Не беспокойся. Мы пришли за вами. Мальчик негромко застонал сквозь зубы. Его лицо исказила гримаса боли. — Все будет хорошо, — произнес Эйпон традиционную для таких случаев фразу. Мальчик посмотрел на него глазами, полными ужаса. «Неужели эти люди не знают… — его мысли текли настолько же вяло, насколько сильно билось сердце — единственный орган, у которого еще хватало сил работать. — Их нужно предупредить…» Он попробовал что-то произнести, но одеревеневший язык не подчинялся, скованный бессилием прочнее, чем до этого — застывшей слизью. — Не волнуйся, все будет хорошо, — повторил Эйпон. «Нет! Нет!!!» — На лице мальчика отразился протест. Где бы найти эти необходимые капли силы для того, чтобы сказать самые нужные слова? Только Рипли заметила замершую в его глазах просьбу уйти — и по ее позвоночнику тотчас пробежали мурашки. Она догадалась, что это могло означать. «Нужно, это нужно сделать», — собрав в кулак остатки воли, приказал себе полумертвый подросток. — Пожалуйста, — каждое слово уходило из него с крупинкой жизни, — убейте меня! Убейте!.. Его отчаянный крик был не громче шепота. «Истерика. Такое часто бывает с много выстрадавшими людьми», сделал заключение Эйпон. Мальчик снова приоткрыл рот, но больше не смог выдавить ничего. Изнутри поднималась боль, которой он так страшился и которая означала скорый конец. Слова, забравшие последние силы, оказались не теми! Его не поняли. Это был конец. — Успокойся, мальчик, — продолжал утешать его Эйпон, не замечая ужаса в глазах подростка. — Все будет хорошо. «Отойди, что ты делаешь?!» — молил его беспомощный взгляд. Забыв обо всем, Эйпон шептал мальчишке слова утешения. Люди были живы — ничто другое его больше не волновало. Все в порядке: сейчас они их вытащат из слизевых обмоток, отвезут к челноку, переправят на корабль… Чего еще желать от этой операции? Были бы спасены люди, а с остальным пусть разбираются ученые, разумеется, уже без их помощи. «Уйди! Заклинаю, молю, отойди!» — продолжал мысленно умолять мальчик, но крика без слов не слышали. — Давай сюда руку, — расчувствовавшийся Эйпон, оказывается, был способен говорить и нежно, — сейчас мы тебя снимем… «Нет! Не…» — Страшная боль пронзила изможденное тело. Мальчик закричал, захлебываясь от собственного крика, и, согнувшись пополам, почти вывалился на руки десантников — лишь одна из слизевых полос удержала его. Его тело изгибалось, как изгибается, высовываясь из куколки, стрекоза. Мальчика гнуло, ломало во все стороны так, что трудно было поверить, что человеческое тело способно на такое, — можно было подумать, что мальчику в спину воткнулось что-то и теперь пронзает его насквозь, стараясь найти в живой преграде более короткий путь. — Что с ним?! — замерла на месте Вера. — Конвульсии, — пожал плечами Эйпон. Это несколько обескуражило его, но не убавило оптимизма. Раз нашелся один живой, значит, удастся вытащить и остальных, — а об их здоровье пусть уже позаботятся врачи. — Что? — Какие-то судороги… — Эйпон призадумался: что же нужно делать в такой ситуации? Тем временем конвульсии стали резче, крик, окончательно задохнувшись, смолк. Это была агония, но агония странная: уже обвисла на ослабевшей шее голова, глаза потухли, черты лица заострились и замерли, но тело, особенно его нижняя часть, продолжало дергаться во все ускоряющемся темпе. Дергался живот, совершенно невероятным образом выпирая вперед огромным скачущим пузырем: вспух, втянулся, опять раздулся, на этот раз сильнее; вытянулся кишкой, опять втянулся. На серо-зеленых губах вспенилась кровь и потекла струйкой — лопались под давлением невидимой силы внутренности. Рипли первая стряхнула с себя оцепенение. — Отойдите! — закричала она в микрофон. — Скорее отходите назад! Ее крик уже был бесполезен: все стоявшие возле подростка и так отскочили, не выдержав чудовищного зрелища. — О Боже! — пролепетал Дитрих. Хадсон медленно пятился назад, уперев невидящий взгляд в табло. «Я не должен смотреть туда… Не должен, — уговаривал он себя. — У меня другое задание…» Благодаря «другому заданию» он единственный из десантников был избавлен от созерцания последовавшей за этим чудовищной сцены. Какой бы тягучей ни была мускулатура человеческого живота, у любого материала есть предел сопротивляемости. Разбрызгивая вокруг кровь и жидкое содержимое кишок и желудка, живот прорвался. Вывалившаяся оттуда бронированная голова, охристо-желтая и блестевшая словно под слоем лака, лязгнула в воздухе кривыми зубами, расположенными во рту несколькими рядами. Монстр еще не полностью вырвался на свободу, но уже был готов убивать. Он брыкался, стараясь стряхнуть ставшую ненужной человеческую оболочку, и маленькие подслеповатые глазки хищно впились в будущую пищу. На людей. — О Господи! — снова простонал Дитрих. — Черт! — вырвалось у Дрейка. — Дерьмо… — почти завороженно покачала головой Вески. — Всем отойти назад! — резко скомандовал Эйпон. — Убейте эту тварь! — завопила Вера не своим голосом. Тупая обреченность при виде реального противника оставила ее, словно вытолкнула из таких же помертвевших слоев слизи, заставив потерять равновесие. Эйпон поднял огнемет: — Получай, сволочь! — Из ствола огнемета с гулом вырвался столб пламени. Чудовище завопило. Назвать по-другому дребезжащий, режущий нервы звук было трудно. Остатки человеческого тела обуглились, членистые когтистые лапы судорожно задергались в воздухе. Пламя с шипением било по прямоугольной лакированной морде, и она чернела под его напором, теряла блеск, и обжигаемые десны плавились на глазах — не сгорали, а именно плавились, позволяя зубам обнажаться и высыпаться, вспыхивая на лету. Монстр подыхал. Его тело корчилось в огне почти так же, как за минуту до этого тело подростка, разрываемое им изнутри. «Меня это не касается… Меня это не ка…» — Хадсон похолодел: на индикаторе, у самого края табло появилась светящаяся кромка. Он зажмурился, снова открыл глаза — размытое пятнышко не исчезло, мало того, тоненький писк индикатора долетел до его ушей (несколько секунд назад неслышный из-за общего шума, он заглушал собой все и отзывался в гудящей голове Хадсона, как звон колоколов). — Движение, — не своим голосом выдавил Хадсон. С индикатором происходило что-то невероятное: по мере того как писк усиливался, в движение пришла сама сетка. Задрожали полукружья, поплыли во все стороны радиусы, но расплывчатые язычки все глубже вгрызались в синее поле, сливаясь от вращения в один полупрозрачный круг-каемку. «Или я схожу с ума, или…» — Хадсон сглотнул. Его позвоночник слабел, ноги начинали дрожать. — Откуда? — издалека донесся голос Эйпона. Хадсон не понял, как сумел выговорить в ответ более или менее членораздельное предложение. — Я не могу твердо зафиксировать… множественные сигналы. Наконец карусель на табло остановилась. Огромное расплывчатое пятно занимало уже почти весь внешний сектор и продолжало распространяться, как разливающаяся по полу вода. Высунувшийся вперед потек-"язычок", потом его утолщение — и вот уже скрыт полностью еще один участок. — Уходите… — едва слышно проговорила Рипли. — Бегите оттуда… В микрофонах ее голос превратился в неясный, похожий на помехи шум. Затаив дыхание, все теперь слушали Хадсона, глядящего на индикатор движения живых организмов вытаращенными от страха глазами. В зале было тихо. Стволы лишенных своего жала винтовок поникли и виновато смотрели вниз. Пятно на табло продолжало расти. Вместе с ним росли напряжение и страх. Если бы Хадсон описывал это движение, может быть, всем стало легче, но он молчал, не в силах выдавить из себя ни звука. Ничто так не угнетает, как неизвестность, идущая рука об руку со смертью. Такое молчание было способно убить; разве что предыдущее явление монстра спасало некоторых от неминуемого сумасшествия: теперь, по крайней мере, можно было представить себе, кто именно собирается идти на них в атаку. — Хадсон, говори, говори! — закричал Эйпон. Хотя на самом деле молчание длилось всего несколько секунд, большинству показалось, что прошли часы. — Хадсон, все слушают! Хадсон часто задышал, стараясь понять, что именно происходит с индикатором. Вращение могло означать только одно: заданного направления для того, чтобы зафиксировать все движущиеся объекты, не хватало. «Что у них там, черт побери, происходит?» — напрягся в кресле Горман. От волнения лейтенант начал быстро потеть. Мониторы ответа не давали — по ним было видно только то, что десантники почему-то замерли на одном месте. — Хадсон! — Множественные сигналы… — Хадсону показалось, что за него говорит кто-то другой: душе добраться из пяток до голосовых связок нелегко. — Похоже, нас окружают… — Что-о-о-о? — взвыл Дитрих. Если бы нервное напряжение можно было трансформировать в электричество, зал давно превратился бы в огромный электрический стул. — Нас окружают! — комментировал Хадсон. — Приближаются к нам… — Горман, сделайте же хоть что-нибудь! — прошептала с места Рипли. — Внимание, тревога! — собрал свои силы Эйпон. Его лицо приняло решительный вид, ствол огнемета угрожающе нацелился в сторону коридора. Сантименты не для боя. Ими можно мучиться в более подходящее для этого время. — Что там такое, Эйпон? — сжимавшая подлокотник рука лейтенанта задрожала. «Ничего, ребята тоже сейчас придут в себя, — уверенно сказал себе Эйпон, — не в первый раз!» Страх с каждым новым вздохом уходил из него, сменяясь хладнокровной готовностью убивать. — Эйпон, что там происходит? — гудел в наушниках голос лейтенанта. — Зафиксировано движение. Хадсон говорит — со всех сторон. — Эйпон, на мониторах ничего не видно! Горман никак не хотел поверить в происходящее. Ну почему этим гадам пришло в голову начать атаку именно здесь? — Сигналы на всех датчиках: и спереди, и сзади, — отрапортовал Эйпон, заглядывая и в свой индикатор, подтверждающий слова Хадсона. — Откуда? — Взгляд Гормана бешено прыгал с монитора на монитор. Он не знал, как ПРАВИЛЬНО вести себя в этой ситуации, и от этого терял способность хоть как-то соображать. — Я ничего не вижу! «М-да, — прищурился Берт, — фильм бы из этого вышел великолепный, но что поделаешь…» — Горман, выводите оттуда людей, — подсказал лейтенанту Бишоп. — Эйпон, выводите людей! — послушно повторил Горман. Ему было жарко, и происходящее словно отстранялось от него, окончательно вырываясь из-под контроля. Самым обидным было то, что на мониторах не было ничего угрожающего. Оба коридора хорошо просматривались, и, вопреки индикаторам, никакого движения там не было заметно. Приблизительно об этом подумал и Фрост, вглядываясь в даль коридора, из которого они только что пришли. «Неужели эти чудовища к тому же и невидимки?» — вздрогнул он. — Где они? — Сигналы и спереди, и сзади. На всех датчиках. — Откуда? — взывал Горман. — Я ни черта не вижу! — сообщил спереди Дитрих. — Сзади ничего нет, — отозвался Фрост, — я вам говорю, ребята! Эйпон оказался прав — оцепенение быстро спадало, опыт и тренировки брали свое. Снова на корабле была не группа психопатов, а десантники, начавшие выполнять свои прямые обязанности. — У нас, по датчикам, что-то движется… — заглядывая Хадсону через плечо, продолжил Эйпон, — так… двигается вокруг нас, со всех сторон… «Таки невидимки! Вот сволочи!» «Интересно, а что бы я делал на их месте, если бы хотел подкрасться поближе? — задумался Хигс. — А черт его знает, что бы я делал! Все же я — не они…» — Движется… движется… На Эйпона накатывала новая волна растерянности. В самом деле, по логике вещей, эти твари давно должны были появиться. Просто мистика какая-то! «Ну, пусть только сунутся! Чихать мне на начальство», агрессивно оскалилась Вески. Хигс потрогал припрятанный магазин. Что ж, похоже, пора… — Ребята, вы нас не пугайте! Улучив момент, Хигс вставил магазин в гнездо и оглянулся: никто ничего не заметил. — Да я говорю, — отчаянно пролепетал Хадсон, — они со всех сторон! По сторонам все было тихо. Беззвучно испускали запахи лопнувшие бугристые яйца Чужих, безмолвно таращились со своей «вечной стоянки» оцепеневшие мертвецы. Выжженное в колонне углубление теряло черный цвет, затекая выдавившейся из соседних тел кровью и сукровицей. Мертвецы не шевелились. В бронетранспортере Рипли наморщила лоб. Снова в ее голове вертелась какая-то смутная мысль, на этот раз похожая на воспоминание. «Тот монстр всегда появлялся неожиданно, хотя многие коридоры просматривались так же хорошо, как этот зал. Откуда же он мог нападать?» Рипли напрягла свою память. Вдруг, если она найдет ответ, этим людям удастся помочь? «Коридор, аппаратура, взмах щупалец, зубы… он свалился как снег на голову… Как снег на голову?! … Они именно валились на голову. Падали сверху. То есть, не они, а он…» — А может, они вообще не появятся? — с надеждой вздохнула Вески. — Может, это какая-то неисправность? — Лейтенант, — негромко позвала Рипли, — скажите им… Огромное лоснящееся тело с членистыми щупальцами, забившимися в воздухе как лассо, оттолкнулось от потолка и свалилось прямо на Веру. Клацнули в воздухе ужасные челюсти — почти акульи — на прямоугольной змеиной голове. Щупальца сомкнулись, обхватывая молодую женщину сзади. Вера закричала. Отчаянно, во весь голос: теперь ей снова хотелось жить. Щупальца сдавили ее еще сильней, тело судорожно дернулось, и пальцы сами нажали на спуск огнемета. Вылетевший со свистом язык пламени врезался в Сандро, поджигая на нем одежду и сбивая с ног. — А-а-аа-ааа! — ударил по барабанным перепонкам новый истошный вопль. Загоревшийся человек попятился и неожиданно сорвался в открытую шахту. Он летел, изгибаясь в воздухе и разбрызгивая во все стороны сверкающие искры. Крик быстро удалялся, только эхо гуляло по нижним уровням, угрожающее и жуткое. «О Господи! Это конец!» — схватился за голову Горман. Новое движение монстра переломило молодой женщине хребет. Она неестественно изогнулась в его щупальцах и лапах и обмякла. На чудовищной морде появилось некое подобие хищной улыбки. Но тут же по морде чудовища хлестнул факел пламени: сжав зубы, Эйпон бросился в бой. Перед ним был враг, и его надо было уничтожить! Где-то слева свалился с потолка еще один монстр и получил в нос вспышкой из огнемета Дрейка. Хитиновая броня мелькала в пламени, сразу наполнившем, казалось, все помещение. Воплощенная в зубах, когтях и острых копьеобразных щупальцах мощь Чужих билась в струях ненависти землян, отстаивающих свою жизнь. Из огнеметов било не пламя — ярость. Но ничто, казалось, было не в силах остановить монстров: их кожа лопалась, разбрызгивая кислоту, конечности отлетали, хрустя и трескаясь в воздухе, морды чернели и оплавлялись, но они продолжали наступать. — Эйпон! Эйпон! — орал в микрофон лейтенант и не получал ответа. Еще одно тело — тонна мышц и брони — по-кошачьи ловко спланировало на пол прямо перед Фростом. Огонь вспорол монстру брюхо — оттуда потекла желто-зеленая кашица, но из последних сил чудовище прыгнуло, вцепилось в крошечного темного человека и вновь подцепилось к потолку, волоча добычу в последний путь. Выплеснувшаяся из разорванных жил чудовищ кислота с шипением проедала пол. «Так их! Так их, гадов!» — ликовала Вески, когда ей удавалось попасть в маленькие злобные глазки или сжечь очередное щупальце. — Сволочи! Гады! — орал где-то рядом Дрейк. — Эйпон, Эйпон, что у вас происходит? Что происходит? — взывал из транспортера Горман. Мелькание на мониторах не позволяло толком ничего рассмотреть. К мониторам незаметно подобралась Ньют. Детские глазенки сосредоточенно уставились на огненно-кровавую картину. На некоторых мониторах изображение пропадало, заволакиваясь серыми мелькающими волнами. — Эйпон, да отзовитесь же вы! — Дерьмо! — Эйпон поджег еще одного монстра. «Неужели этот кретин Горман не понимает, что сейчас не до него?!» — Эйпон! Попавшая под струи огня кислота превратилась в дым, который вместе с чадом горелого мяса пробирался в легкие и мешал дышать. Хадсон, окончательно очумев, палил во все стороны, приподнимая ствол, лишь когда под прицелом оказывались человеческие фигуры. — А-а-а-а! — Гады! — Суки! — Дерьмо! — Эйпон, да отзовитесь же вы! Еще один Чужой скорчился на полу, разрывая в агонии бока ближайших яиц. — Заткнитесь, сэр! — Эйпон! — Горман не заметил хамства. — Эйпон, что там происходит? — Люди выбывают… — с трудом сдерживая себя, прохрипел Эйпон. — Кроу, Сандро, Фрост… Рипли поджала губы. Именно их имена погасли на мониторах первыми. Изображение с фамилией, высвеченной внизу, мелькание, и — серые волны, уволакивающие на дно небытия очередную жизнь. Эйпон не договорил. Монитор с его именем захлебнулся все теми же серыми волнами. «Стрелять, стрелять, стрелять…» — О, черт! Они стреляли, не помня себя. Их крики не несли никакой смысловой нагрузки — в древности они, вероятно, выкрикивали бы какой-нибудь девиз или установленный клич, но за отсутствием таковой практики в современной армии из их глоток вырывались не обращенные ни к кому ругательства. — Сволочи! Суки! Еще один отчаянный вопль… Треск огня. Прыгающие в прицеле фигуры — то человеческие, то ящероподобные. В зале был ад. Самый настоящий: скакали звероподобные черти, изнемогали в пламени люди, вываливались из чудовищной пирамиды освобожденные огнем от слизи скелеты, воняло серой… Пламя обжигало лица стреляющих, палило им волосы, капли кислоты оставляли на коже язвы, мгновенно проходившие почти до костей, но боли никто не чувствовал. Даже Хадсон забыл свой страх и палил из огнемета в непередаваемом словами исступлении. Таяла случайно попадающая под огненные струи слизевая пирамида. Чужие продолжали ползти: уже не только по потолку — по полу, по стенам, как угодно и где угодно, сливаясь в общую волну тупой ненависти, силы и брони. Сегменты щупалец щелкали, когти скрепели; трещали, задевая друг друга, хитиновые тела. — Сволочи! — Ва-ва-ва-ва! — А-ааааааааа! Еще один монитор подернулся серыми волнами. «Веспаски», — заметил Горман. Ньют подкралась к Рипли и ухватила ее за руку. Рипли стиснула ее руку в ответ. Отогнать девочку сейчас у нее не было сил. Бойня на корабле продолжалась. «Стрелять, стрелять, стрелять…» Била из стволов ярость. Молча пялились на адскую картину мертвецы, ожидая, пока очередной случайный хвост огня выжжет им глаза. Вопли, стоны, гул рвущегося наружу огня сливались в общую жуткую какофонию. — Веспаски! Веспаски! — кричал Хигс, стараясь сжечь чудовище, у него на глазах рвущее в клочья очередное человеческое тело. «Да сколько же можно с ними в игры играть!» — зло сказала себе Вески и, забросив за спину огнемет, поудобнее перехватила свою автоматическую пушку. Бронебойные снаряды мгновенно сделали свое дело: монстр буквально взорвался в воздухе, разлетевшись на мелкие брызги слизи, кислоты и разорванной плоти. У всех сидящих в транспортере при виде этого застыла кровь в жилах. Вот это был настоящий конец! — Охладители, лейтенант! — прошипела Рипли. Ньют негромко вскрикнула: женщина слишком сильно сдавила ее ручонку. — Приехали… — негромко произнес побледневший Берт. — Кто там стреляет, черт возьми? — подскочил Горман. Неужели это действительно был конец? Может, выстрелы Вески еще не успели достичь системы охлаждения? Если она прекратит… — Эйпон! — заорал лейтенант. — Эйпон! Эйпон не отозвался. Происходящее в зале не давало времени Горману приглядеться к надписи на экране монитора. Он звал сержанта, обращаясь к капралу Хигсу. — Кто там стреляет? Я же приказал не стрелять!!! «Стрелять! стрелять! стрелять!!!» — Что у вас творится, вы можете мне ответить?! — Они спускаются по стенам! — заорал Хигс в ответ. Говорить нормально в таком аду он был не в состоянии. — Эти твари на стенах! — А-а-а-ааааааа! Так вам! — вопила Вески, продолжая стрелять. Чудовища одно за другим разлетались на куски, что вызывало у нее почти восторг. Вот один упал, вот у второго отвалилась отсеченная очередью голова, вот у третьего брызнули во все стороны зубы, а потом и что-то полужидкое, похожее на мозги… Она стреляла упоенно, испытывая почти вдохновение, и уж во всяком случае — азарт. — Эйпон, я требую прекратить подавляющий огонь! — Горман сжал кулаки, словно был готов впрыгнуть прямо на место событий и навести там порядок. — Интересно, — голос Берта слегка дрожал, но тем не менее представитель Компании не полностью потерял свой самоуверенный вид хозяина положения, — сколько времени у нас остается до взрыва? «Успеем ли мы захватить с собой хотя бы один экземпляр?» — подтекстом звучало в его словах. — Все зависит от того, что именно и как повреждено, — почти невозмутимо ответил Бишоп. — Эйпон! — Вески, кому сказано — не стрелять?! — В общей мешанине разобрать, кто именно сказал последние слова, было невозможно. — Эйпон, вы меня слышите, Эйпон? — надрывался Горман. Он уже слабо понимал, что именно кричит, но не мог остановиться. Нужно было выкручиваться, а для этого необходимо в первую очередь не выпустить из рук инициативу: пока он командовал и его командам хоть как-то подчинялись, лейтенант мог еще считать себя командиром. Только бы удалось прекратить эту убийственную для всех стрельбу! — Сейчас же перестраивайтесь взводом! — Что-что? — Хигс даже не расслышал команду: в общем кавардаке она промелькнула как что-то странное и нелепое и тут же выскочила из памяти. — Я же сказал: прекратить подавляющий огонь и двигаться к выходу! Последняя команда была излишней — десантники и так отступали в ту сторону, но по одной-единственной причине: монстров оказалось в той стороне несколько меньше, и выстрелы Вески почти полностью расчистили путь. Очертания зала потонули в чадящем смрадном дыму, чудовища выскакивали из него как призраки. Что-то грохотало, зубастые морды клацали зубами прямо перед камерами мониторов. Где-то в глубине наклонилась и рухнула подпаленная и растаявшая у основания колона «человеческого пудинга». Бой продолжался. — Эйпон! Эйпон! Скажите хоть что-нибудь! — Да нет его! — огрызнулся Хигс, переводя винтовку в режим стрельбы бронебойными пулями. — Он погиб уже! — Что? — лицо Гормана исказилось. На мониторах тряслась каша из дыма, огня и мелькающих вперемежку то конечностей монстров, то человеческих рук и оружия. Разобраться в происходящем со стороны было невозможно. Даже более опытный командир, чем Горман, вряд ли смог бы указать сейчас, на чьей стороне был перевес, где сколько было потерь и чем все это могло закончиться. — Минус тридцать два, минус тридцать три, — вела свой условный отсчет численности врагов Рипли. Она не заметила, что начала шептать цифры вслух. Впрочем, кроме Ньют, казалось, навсегда утратившей способность удивляться, этого никто не замечал. — Эйпон! — … тридцать четыре… — Рипли вдруг замолкла. Очередной крик Гормана словно отрезвил ее. — О черт! — Так их, так! — орали микрофоны десантников. «Что же мы сидим? Они там гибнут, а мы…» — кровь ударила Рипли в лицо, заливая краской стыда. На бронетранспортере можно проехать по коридору до самого лифта — коридор достаточно широк для этого. Буквально один поворот, пара стенок, которые можно просто смести по пути, — и им останется совсем немного до нас. Главное, чтобы они сейчас вышли оттуда. «Так что же я сижу?!» — снова спросила Рипли себя и не нашла ответа. На один из мониторов навалилась масса щупалец и когтей — точь-в-точь как она наблюдала на своем корабле. — Сейчас же выводите всех оттуда! — перекрикивая всех, приподнялась Рипли. — Что?! — вытаращился на нее Горман. Крик — плохое доказательство твердости, но тем не менее он звучал достаточно убедительно, чтобы Горман тотчас подумал о бунте и угрозе собственной власти. — Я вам приказываю! — громыхнула Рипли. — Замолчите! — подскочил Горман. Значит, он не ослышался? Им командуют — и кто?! Задерганная консультантишка? Даже не военный — гражданское лицо, человек почти посторонний?! — Внимание. Резким движением Рипли выхватила у него микрофон: Всем внимание! Выходите немедленно! Мы ждем вас на третьем уровне! «А из нее получился бы неплохой военный, — отметил про себя Берт. — Во всяком случае, я бы предпочел, чтобы командиром была она, а не этот, с позволения сказать, лейтенант…» — Замолчите! — выговорил Горман с тихим отчаянием в голосе. Впервые за всю службу в армии он подвергался такому неслыханному оскорблению — и когда? В тот момент, когда решалась его судьба как командира, когда он одинаково мог попасть как в герои, так и в последние подлецы. Выходка этой посторонней здесь бабы делала первую возможность весьма маловероятной. Хорош «герой», если первый попавшийся штатский, тем более — слабого пола, может во время сражения перехватить инициативу и начать диктовать свои требования! — Вы мне мешаете, — отрезала Рипли. Тем временем, несмотря на неразбериху, по мониторам стало можно определить, что бой переместился в уже знакомый проход. Его высота не позволяла Чужим беспрепятственно бегать по потолку и валиться на людей сверху — здесь им приходилось двигаться скрючившись и по одному. — Вот дерьмо! — Суки! — продолжали отругиваться и отстреливаться десантники. Так как враг теперь был виден хорошо и стал почти знаком, ярость ослабевала, переходя в менее импульсивную, но стойкую форму. Сзади было свободное пространство, было спасение — если пустая станция не приготовила им новых сюрпризов. Оставалось только пройти… неважно, сколько: с одной стороны, любая дорога в такой обстановке покажется вечностью, но с другой — у нее тоже будет конец. Вновь возникшая надежда на спасение дала им возможность перевести дух: стрелять в поочередно высовывающихся из прохода чудовищ мог теперь и один человек, остальные нужны были скорее для подстраховки. Теперь можно было устроить небольшую перекличку. — Где Эйпон? Куда делся Эйпон? — все еще кричал Дрейк, хотя грохот уже почти утих. — Погиб, — снимая очередью еще одного монстра, бросил ему Хигс. — Где Веспаски? Дрейк не мог успокоиться. Ему все еще не верилось, что он уцелел в этой заварухе. Или до конца ее было еще далеко, а передышка оказалась временной? — Они погибли, погибли! — завопил полупришедший в себя, — во всяком случае, обретший способность снова паниковать и нервировать окружающих, — Хадсон. — Скорее, ребята, линяем отсюда! В бронетранспортере мониторы продолжали гаснуть. То ли по основной причине, то ли просто от подогрева изображения исчезали одно за другим. — Быстрее! Быстрее! — кричала в микрофон Рипли. Глядя на нее, Берт тихо ухмылялся: «Цирк… сущий цирк! Вот только определить бы время до взрыва!» На оставшихся мониторах изображение потеряло четкость: среди массы помех и волн, время от времени накрывающих экран, двигались уже только расплывчатые пятна, идентифицировать которые казалось невозможным. «Неужели они все погибли? — ужаснулся Горман. — И приказ нарушен, и система охлаждения наверняка повреждена, и сами они не спаслись… Неужели все беды сразу решили обрушиться на меня? Чем я провинился?» Улучив момент, он снова выхватил у Рипли микрофон. — Хадсон! Хадсон! — принялся выкрикивать он первое пришедшее на ум имя. «Его звали по имени. Кто? Монстры-оборотни?!» Хадсону снова пришло в голову, что начальство может быть монстрами, превратившимися в людей. Трезво думать он был не в состоянии. И бедняга Хадсон замер от страха. «Неужели и Хадсон погиб?» — глотнул воздух Горман. — Вески! Вески?!. — почти безнадежно позвал он. Из динамиков еще доносились звуки, отдаленно напоминавшие выстрелы, но перегревшиеся контакты не позволяли их слышать достаточно отчетливо, чтобы не спутать с чем-либо другим. «Да будь он проклят, этот идиотский лейтенант!» — Вески прицелилась в очередную клыкастую морду и с наслаждением всадила между зубами несколько пуль. — Ип! Ип?! — Горман кричал, не будучи даже уверен в том, что во взводе кто-то носил это имя. Вроде кто-то кого-то из них так называл. А может, не так, а может, не в этом вылете… Так или иначе, его призывы не получали никакого отклика. Рипли, скрипя зубами, пялилась на Гормана, готовая в любой момент снова отпихнуть его, но пока в этом не было необходимости. Сейчас нужно было другое — подвести бронетранспортер поближе к выходу. Неужели Горман этого не понимает?! К сожалению, мысли о загубленной карьере и собственное фиаско окончательно лишили лейтенанта возможности думать о чем-либо другом. Он провалил операцию, люди погибли, система… как там ее? вот-вот взорвется — тут было от чего потерять голову! — Как так? — бессмысленно вопрошал он. — Вы меня слышите? Я не понимаю! Из динамиков что-то звякало, вякало, трещало, скрипело, стучало, грохотало, но ничто не подсказывало Горману, что там творится, и есть ли у него хоть один шанс выкарабкаться из сложившейся ситуации. От жалости к себе лейтенант готов был зарыдать. Уж лучше бы он находился там! Лучше погибнуть, чем пережить такой позор… — Они не отвечают! — сквозь зубы простонал он. — Да их же отрезало! — взвилась с места Рипли. — Вы что, забыли, что связь здесь прерывается? Эй, вы! Сделайте же что-нибудь! Она говорила взволнованно, но твердо. Совсем недавно переполненные страданием, глаза теперь смотрели вызывающе и решительно, меча молнии в сторону трясущегося лейтенанта. — А?.. Что?.. — взгляд Гормана прошел сквозь нее. Он больше ничего не видел и ничего не соображал. Рипли почувствовала, что ее изнутри наполняет твердая решимость. Она не имела права сидеть сложа руки, когда рядом гибли люди! Хватит, один раз она уже имела наглость выжить. Пора возвращать долг. «Ну, лейтенант, это твой последний шанс!» — Горман, не стойте как болван! Слова пролетели мимо его ушей. Рипли сжала губы. Теперь она имела право действовать: молчанием и тупым блуждающим взглядом Горман признал свою неспособность принимать решения. Одним прыжком Рипли оказалась в водительском кресле. Берт и Бишоп молча уставились на нее. «Ну, ничего! Еще ничего не кончено!» — снова скрипнула зубами Рипли. — Ньют, держись, — коротко и сухо приказала она. Металлические дуги страховки опустились, накрывая собой девочку. Горман растерянно заморгал. Похоже, до него начало доходить, что хочет натворить эта женщина. — Рипли! — завопил он не своим голосом. Двигатель взвыл, быстро набирая обороты. Скрипнули и высекли пригоршню искр о стальной пол колеса. Транспортер рванулся с места, чуть не опрокинув Гормана на спину. — Ньют, держись! — повторила Рипли. Управлять транспортером было несложно. Даже погрузчик имел гораздо более сложную систему управления. Горман вскочил на ноги и бросился к ней. Его нисколько не заботило то, что транспортер, оставшись без водителя, на полном ходу может потерпеть аварию, — его охватила дикая ненависть, вызванная, похоже, инстинктом самосохранения, принявшем у бедняги столь извращенный вид, как сохранение карьеры. Он видел в Рипли только препятствие на своем пути, нарушившее все планы, — теперь Горману стало казаться, что он их имел. Препятствие нужно было убрать как угодно, любой ценой… Пусть дело уже сделано, но на этой женщине можно хотя бы душу отвести!.. Горман вцепился в Рипли и почти выдернул ее из водительского кресла. От резкого рывка у нее помутнело в глазах. В стукнувшихся о край страховочного пояса коленях вспыхнула боль. Транспортер вильнул. — Да что вы делаете! — подскочил с места Берт. Только аварии ему и не хватало! Этот идиот Горман сумел вывести из себя даже его. Окрик чуть не осадил Гормана. На миг его руки разжались, и Рипли каким-то чудом, успела перехватить руль и отвести машину от угла, столкновение с которым могло закончиться для всех плачевно. Но налитые кровью глаза Гормана снова уставились на нее, и сильные натренированные руки опять вцепились ее хрупкие плечи. Рипли напряглась, ожидая новой боли, но ее не было: подошедший Берт отшвырнул Гормана в сторону. — Вы не имеете права! — завопил лейтенант. Новое оскорбление застало его врасплох и окончательно уничтожало морально. Вмешательство Берта он воспринял как предательство, коварное и подлое: ведь разве не от Компании исходила инициатива проведения этой операции? И если представитель Компании, пославшей его на это дело, мешает ему же… все, на карьере можно ставить крест. Это была последняя капля… — Горман, вы сами ничего не можете делать, так не мешайте ей! — назидательно проговорил Берт. Он был сейчас очень доволен собой за то, что сохранил самообладание в такой ситуации. Десантник-профессионал сплоховал, а он, по сути управленец, вел себя мужественнее и сдержаннее всех. Что ж, этим можно было по праву гордиться. Сама опасность казалась ему едва ли не забавной: вера в собственную неуязвимость позволяла ему смотреть на все как бы со стороны. Трезвый ум всегда может многое и многого стоит, даже если его трезвость проистекает из другого опьянения. При несколько иных обстоятельствах Рипли наверняка подарила бы Берту благодарный взгляд. Но сейчас глаза ее всматривались в дорогу. Умение умением, а на такой скорости внимание не должно ослабевать ни на секунду. Что, если очередную преграду не удастся пробить? Рипли была сейчас в таком состоянии, что будто ощущала издалека истинную толщину перегородок, врезаясь в одни и огибая другие. Она не знала и не задумывалась над тем, как это у нее выходило, — она должна была приехать к лифту прежде, чем у людей кончатся патроны и их накроет адская погоня. Наверное, один только Бишоп остался в этой схватке безучастным. Конечно, он понимал, что здесь, несмотря на отсутствие крови, тоже решаются судьбы, но пока не видел оснований для вмешательства: мгновенно проведенный расчет подсказывал ему, что настоящие люди в состоянии сами разобраться между собой. Острая бронированная морда транспортера, которой мог бы позавидовать любой монстр, с потрясающей легкостью крушила стены и перегородки. Транспортер мчался на помощь. |
|
|