"Ловушка для олигарха" - читать интересную книгу автора (Рясной Илья)

Глава девятая

— Будоражившие всю Россию слухи, что великая певица Алина Булычева и производитель парфюмов Алексей Проквашкин готовятся вступить в брак, оказались не более чем газетной уткой, — торжественно, подражая Левитану, объявлявшему таким же тоном о победах над фашизмом, произнес телеведущий первого канала. — На самом деле к Проквашкину ушел муж Алины Булычовой, кумир россиян Федор Укоров. Пожелаем молодым счастья… Добавим, что после этого известия цены на билеты в запланированном турне по России бывшей четы певцов выросли еще на сорок процентов…

Новости политики. Бывшему премьеру Кирпиченко поступило предложение стать почетным председателем всероссийской организации скаутов. Самый молодой Политик обдумывает предложение.

Новости кавказского национально-освободительного движения. Еще пятерых милиционеров взяли в плен на ичкеро-дагестанской границе. Учитывая, что за это же время освобождено из плена пять человек, отрадно, что баланс стал нулевым…

И новости с полей. Тля сожрала весь урожай во Владимирской и Псковской областях, как с ней бороться — не знает никто.

С вами был Максим Гельшнер… С удовольствием уступаю эфир утреннему выпуску программы «Про то самое». Нa экране возникла Хатаманга.

— Мы в прямом эфире, и у нас уже есть телефонный звонок.

— Алло. Это Марианна из Подмосковья. Скажите, а можно ли забеременеть от слона?

— Ну вы вообще, — искренне вознегодовала Хатоманга…

Я отключил звук. Безмолвная Хатаманга смотрелась все равно развратно…

Операция «Банкир» прошла отвратительно. Вообще, в последнее время меня преследуют неудачи. Едва не закончился плохо мой поход на телевидение. И здесь едва не попался.

Что, форму теряю? Близко ничего подобного нет. Просто невезуха. Но на везение надеются только дураки.

«Фунт мужества стоит тонны удачи», — говаривал один из первых президентов США генерал Джеймс Гарфилд.

Несмотря на невезение, я готов провести любую акцию и выкрутиться из любой ситуации. У меня были слишком хорошие учителя. И Мастер Вагнер. И многие другие.

Несколько лет честных занятий промышленным шпионажем в одной очень хитрой организации даром не проходят. Слабаки там загибаются на первой же акции.

— Парень сгодится, — сказал Мастер Вагнер, приведя меня, когда я закончил ВУЗ, в маленькую уютную квартиру на Ново-Басманной. Там нас встретил человек, похожий на пожилого строгого учителя математики. И разговаривал он, как школьный учитель, притом старой закалки.

— Садитесь, садитесь, — сказал Учитель. — Чайку отведаете?

— Спасибо, — мне было там неуютно. Я чувствовал себя в театре масок. Мне ясно виделось, что этот человек иной, чем кажется.

— Вы так молоды, — покачал головой хозяин квартиры.

— Возможно, молодость — порок, но только чересчур быстро вылечиваемый возрастом, — процитировал я американского поэта Джеймса Лоуэлла.

Учитель удовлетворенно кивнул и спросил:

— Итак, вы готовы заняться несколько специфической работой?

— Готов, — кивнул я.

— Вас не интересует, чем предстоит заниматься?

— Мастер сказал, что это дорога моей судьбы.

— Не смущает, что придется заниматься, может быть, не совсем праведными делами? — мягко напирал он,

— Не смущает, — сказал я. — Мне ими не придется заниматься.

— Почему?

— Иначе Мастер не привел бы меня сюда, — искренне сказал я.

Я верил и верю сейчас — Мастер Вагнер никогда не связался бы с теми, кто творит не праведные дела. У него было врожденное чувство справедливости. Он прекрасно знал, что можно и чего нельзя.

— Думаю, стыдиться за вашу работу вам не придется, — сказал Учитель, и я понял, что принят.

Я закончил высшее училище имени Баумана по электронике, хотел специализироваться на космической технике, пока русский Космос не приказал долго жить. Еще в ВУЗе сносно выучил английский и немецкий — я вообще-то очень способный. Собственно говоря, принят я был еще до визита — достаточно было рекомендации Мастера Вагнера. Просто на меня хотел взглянуть один из руководителей «Трилистника» — так называлась организация, и, честное слово, я не понимаю, откуда такое название взялось.

«Трилистник» вырос лет двадцать назад под крышей специфического государственного ведомства, не буду тыкать пальцем. Он пророс в нескольких странах, пронизал мир банковскими счетами, конспиративными квартирами, агентурой. И выжил. Сейчас это не разведка, не армия. Это честная частная контора.

Работа в «Трилистнике» началась с того, что мне быстро нафаршировали мозги при помощи новейших психометодик массой нужной и ненужной информации, довели до совершенства знание иностранных языков. Прогнали по психологическим и физическим тренингам, которые после уроков Мастера Вагнера были просто отдыхом.

Сегодня мне тридцать три года. Я пенсионер. А потрудился я на «Трилистник» достаточно долго и успешно. Агентов эта организация никогда не использовала продолжительное время, поскольку после двух-трех акций тот засвечивался настолько, что ему не нужно было и называть себя — его и так все, кому надо, узнавали в лицо. В мире транснациональных корпораций, на котором, как на скелете, держится весь современный миропорядок, существуют службы безопасности, которые обладают огромными возможностями. Большие деньги — это всегда большие возможности.

Секреты, которые добывал «Трилистник» по космическим, военным, электронным технологиям, стоили миллиарды долларов и могли в определенный момент перевесить чашу весов в той борьбе, которая ведется каждым против каждого на шахматной доске, именуемой геополитическим мировым пространством. Я поставил рекорд — проработал на «Трилистник» семь лет. В историю промышленного шпионажа мое имя будет вбито золотыми буквами, если, конечно, кто-нибудь, понимающий в этом деле, напишет такую историю.

Я уверен, что, участвуя в таких играх, работал не во вред, а во благо людям, и, главное, моей стране. Картину игры, в которой участвовал «Трилистник», я взором, естественно, не охватывал, однако чувствовал — делаю то, что надо. Правда, игры эти велись по очень жестким правилам.

Что значит быть пенсионером такой конторы? «Трилистник» — это не синдикат киллеров, который своих пенсионеров закатывает в бетон или травит мышьяком. Мне кажется, что сидящие наверху, рядом с Учителем — это люди вполне порядочные. Ангелы-хранители из «Трилистника» до смерти не оставляют бывших агентов без внимания. Лично мне мои бывшие коллеги помогают с заказами, поскольку такие, как я, просто вымирают, не находя на свой загривок приключений.

Кстати, именно «Трилистник» свел меня с Кухенбаденом и его организацией, и, как следствие, я занимаюсь проектом «Плюс один».

Отвлекшись от воспоминаний, я взглянул на Хатамангу с явной симпатией и выключил телевизор. Уставился на люстру — она состояла из замысловато закрученных трубок, взор бегал по ним, а мысли бегали независимо от этого.

Итак, что мы имеем? Сверхсекретный проект КГБ, если Банкир не врет, а он не врет — я в этом уверен.

Какими сверхсекретными проектами мог тешиться могущественный Комитет Госбезопасности, сегодня я выродившийся в жалкого чахоточного уродца, именуемого Федеральным управлением контрразведки? Да какими угодно. В свое время денег на научно-исследовательские работы внуки Дзержинского не считали, вбухивали их во все, начиная от минироботов, ползающих по стенам и ставящих микрофоны, и кончая исследованиями мифического микролептонного излучения, созданием психотронного оружия.

«Олимп» мечтает о полном контроле… Психотронное оружие? Близко. Очень может быть. Накрыть колпаком эту страну, чтобы олигархов и президента все любили, как суровых родителей, держащих в воспитательных целях детей в черном теле. Это мечта всех тайных и явных властей предержащих, чтобы их не столько боялись, сколько обожали. Насколько эта идея реальна?

Как я знаю, работы по созданию психотронного оружия активно велись и ведутся во всех странах. Есть опытные экземпляры, в которых используются электромагнитные излучения, акустические волны. Преуспели ученые в кодировании сознания изображениями, звуками, словами, последовательностью цветов и символов. Спецслужбы, корпорации, рекламные агентства — кто только не заинтересован в том, чтобы выворачивать мозги обывателям. В свое время западные спецслужбы поддерживали самые чудовищные секты, прокатывая там новые медикаментозные и психологические методы воздействия на людей.

Насколько все эти технологии эффективны? Достаточно эффективны — отдельно взятого человека можно превратить в жалкую послушную тень. С большими массами сложней — эффект достигается на непродолжительное время, впрочем, достаточное, чтобы распродать со складов лежалый товар или выбрать президента и парламент.

Оставляем вариант с психотронной пушкой про запас. Какие есть еще идеи?

Да идей полно. Многие из них довольно фантастичны. Плохо, что не хватает информации. Банкир знал недостаточно, чтобы расставить точки над "i". Вечная проблема — нужна информация.

Где взять? Нужен источник информации. На крайний случай можно просто съездить посмотреть, что это за центр такой. Присмотреться и потом думать.

Обожаю проникать на закрытые объекты. Это все равно что ходить по тонкому канату над кипящим маслом. Главное, уметь держать равновесие и сохранять присутствие духа. Вопрос в том, как этот объект отыскать.

Специфика нынешнего момента в истории России — это сильно смахивающая на бубонную чуму гласность. Сейчас что-то утаить трудно. Просачиваются как вода сквозь сито государственные тайны, коммерческие секреты. Все замысловатые интриги оказываются на страницах газет. Все тайное разлетается, как тополиный пух на ветру, по всему миру и превращается в явное. Даже сокровенные проекты «Олимпа» выплывают на поверхность.

Есть люди, для которых собирание сплетен и информации — вопрос благосостояния. И такой человек у меня на примете есть.

Решено. Иду на встречу к моему такому ненадежному и такому информированному агенту. Правда, его еще надо найти.

Я набрал номер его телефона. Сотовый не отвечал. Домашние телефоны — тоже. Дежурный по офису либеральной партии сказал, что его нет. Он на задании.

— На каком задании? — спросил я.

— Во благо России, — коротко пояснил партиец. — Вы еще не записались в нашу партию?

— Давно уже.

— Да? — в голосе дежурного по партии проскользнули некоторые сомнения.

— Как только из дурдома выписался, не заходя домой, и записался.

На том конце провода возникло замешательство.

— Нам нужны разные люди, — после заминки произнес дежурный. — Найдется место всем.

— Знаю, — я повесил трубку.

Ничего, не беда, Я представляю, где его найти. Он даже не подозревает, сколько я о нем знаю. Эта такая игра. На человека обычно действует, когда кто-то знает его подноготную. И я все время подогреваю его растерянность, подкидывая ему интимную информацию, которая, как он считает, закопана глубоко и не доступна никому.

Сегодня — среда. К обеду он должен быть у «Большой кормушки». Там его ждет несколько приятных мгновений.

Я посмотрел на часы. Надо готовиться к выходу в свет. Где мой маскарадный костюм?

Я представил, как вытянется морда Депутата. И мне, стало теплее на душе.

Я сидел на скамейке и позвякивал пустыми бутылками. Самый неприметный человек в Москве — это бомж. Они воспринимаются как отдельный и совершенно не интересный никому биологический вид. Их столько, что они привлекают внимание не больше, чем копошащиеся в помойных баках кошки.

Маскарадный костюм превратил меня в «бомжа Ваню» — стандартного, неопределенного возраста обитателя подвалов, вокзалов, свалок и теплоцентралей. Я сидел на лавочке и наблюдал сценки из московской жизни. Это было очень занятно. В мире столько интересного. Главное, знать куда и на кого смотреть,

Передо мной за забором располагался детсадик, половину которого занимала фирма с маловнятным названием, что-то вроде «Рога и копыта». Фирма отгородилась от детишек высоким забором, вдвое сократив территорию детского садика и захватив лучшую ее часть. Теперь под грибочком на лавочках сидели серые важные «крысы» в галстуках и курили «Сент-морисс», а дети меряли шагами оставшееся пространство, напоминающее прогулочный дворик в крытой тюрьме.

У фирмы было много клиентов. И клиенты все, как на подбор, какие-то пуганые. Они пробирались сюда переулками и огородами, многие зачем-то, проходя на территорию, прикрывали ладонями, воротниками и газетами свои лица, как мусульманки, у которых отобрали посреди города паранджу. Стеснительность эта была лишена всякого смысла. Чего и кого стесняться-то? Некого стесняться.

Сколько же здесь знакомых рыл! «Большая кормушка» — самое секретное в Москве место, о котором знают все.

Вон стоит серая «Волга». На заднем сиденье целуются взасос два пухлых мужа, а шоферу, красному, как рак, хочется провалиться вместе со своей тачкой на месте, прямо сквозь асфальт. Целовавшиеся — это депутаты фракции «Ананас». В ней там большинство таких, неформально ориентированных. Куда они приохали? Зачем? Чего ждут?

Конечно, они прибыли в «Большую кормушку» за деньгами, как и все посетители. Им осталось несколько минут до назначенного времени, и они терпеливо ждут, совмещая полезное с приятным.

Вон еще один пошел, нацепил черные очки, думает, что не узнают. Это журналист из известной газеты. Ему тоже нужна «Большая кормушка». Ему страсть как нужны деньги. У него молодая жена и старая любовница.

А вот бодрым шагом прошел знакомый мне доктор наук из одного почтового ящика, под мышкой — тубус с чертежами. Что-то надыбал ценное в родном институте.

Что тут происходит? Все объясняется просто. Происходит раздача пособий форейторам прогресса в России. Одно время пособия раздавали легально — стипендии от десятков международных благотворительных организаций, гранты от фондов, премии от журналов. В последнее время получатели почему-то стали стесняться официальных подачек, и тогда Главные Плательщики сняли под видом инвестиционной фирмы часть детсадика. Тут же, чтобы не платить полную сумму за аренду — копейка бакс бережет, присоседились к ним и олигархи, которые теперь снимали детсадик на пару с посольством одной важной державы. Тут раздавали пособия пешкам, кому не таскали прямо в кабинеты.

Сегодня был «посольский» день.

Секрета тут по большому счету не было. Контрразведку и подобные организации «Большая кормушка» ничуть не интересовала. В моем видеоархиве была потрясающая видеозапись интервью очередного начальника Федерального управления контрразведки.

— Сажать? — удивился генерал, которому задали вопрос о том, что в России иностранные посольства чуть ли не легально платят деньги россиянским чиновникам и журналистам. — За шпионаж? Так это всех сажать надо. С кем останемся?

— С вами, — улыбнулась журналистка. Он странно посмотрел на нее, и стало понятно, что с ним тоже могут возникнуть проблемы.

Из эфира это выкинули. Поняв, что ляпнул не то, главный контрразведчик гикнул, свистнул, набежали референты и оперативники, проверили, чтобы этот эпизод был стерт.

— Нечего, — сказал начальник, потрепав по щеке зардевшуюся, как гимназистка, телеведущую. Впрочем, зарделась та не от стеснения, а от злости, поскольку она уже прикинула, как толкнет это откровение на Си-Эн-Эн. На Западе почему-то пока еще серьезно относились к российским лидерам, считая, что они что-то решают.

Впрочем, квалификация у чекистов хромает уже на обе ноги, и стереть нормально информацию они не сумели. Что не стерли, то попало в мой компьютер. благодаря помощи Борюсика, бывшего режиссером этой программы.

Я посмотрел на часы украдкой — ведь часы бомжу, у не положены. Депутат должен появиться минут через двадцать. Через двадцать минут он и появился. Вон, родимый, фланирует по переулку, подмышкой зажал портфель. Оглядывается. Еще не привык. Нахлобучил кепи на глаза. Нацепил очки от «Оливер пиплз» за три сотни баксов. Ничего, мы тебя и в них узнаем.

Я терпеливо подождал, пока Депутат загрузился в здание детсадика. Он вышел оттуда на улицу и, улыбаясь теплу солнца и приятному теплу денежек, греющих сердце, пошел вперед.

Я двинулся ему наперерез, угрюмо глядя в землю. Он меня не видел — кто обратит внимание на бомжа, идущего тебе навстречу, опустив голову. Он думал о своем. Его «БМВ» остался за углом. Сейчас сядет в него, вытащит из портфеля толстую пачку баксов, проведет по ним рукой. Они будут греть ладонь. Они ценны для него даже не тем, что на них что-то можно приобрести. Они ценны самим сознанием, что они у него есть.

Вон она, его «БМВ-3281» с автоматической коробкой передач, климатконтролем, кожаной обивкой и деревянной отделкой салона. Новая, только что любовно вымытая. Вся сияет. Этот эталон благополучия стоит полсотни тысяч долларов.

Депутат меняет машины как перчатки — раз в два месяца. Секрет тут прост — у него в официальных помощниках состоит Гоша Урод — главарь шайки, которая перегоняет из Германии краденые машины.

Приблизившись к «БМВ», Депутат полез за ключами в карман.

Проходя мимо, я ухватил его за локоть.

— Пошел! — визгливо закричал он, отскакивая и прижимая к себе дипломат, как отчаявшийся тонущий пловец прижимает к себе неожиданно сваливщийся спасательный круг.

— Не бойся, Андрей Григорьевич. Не отниму. Тут он узнал меня и расслабился. Поправил галстук, принимая снова важный вид. Ему было неудобно за свой визг. Он пытался отдышаться.

— Родину продаешь? — спросил я.

— Ты о чем? — он перевел дыхание.

— Ты из «Большой кормушки». У тебя в дипломате баксы, которые ты получил от врагов. Поправь меня, если я покривил против истины.

— Ну, получил. Деньги не мои.

— Пушкина?

— Партийные.

— От кого хоть?

— От Израиля.

— Они-то что от тебя хотят? — приподнял я бровь.

— Чтобы мы евреев попугали антисемитскими высказываниями. Они тогда лучше из России уезжают.

— Много дают?

— Зажимать в последнее время начали, — пожаловался он.

— Пошли прогуляемся. Иди вон в тот подъезд.

Он послушно поплелся в указанном направлении. Я пошел за ним.

В подъезде я быстро привел себя в порядок, превратившись из бомжа в приличного господина. Мы присели на подоконник.

— Напьешься, домой не приходи! — крикнули снизу. Дверь хлопнула с такой силой, что готовящаяся к сносу пятиэтажка испуганно вздрогнула, обещая рухнуть в тот час же.

— Маня, как ты можешь! — крикнул мужчина.

Депутат брезгливо сморщил нос.

— Что, отвык от народной жизни? — спросил я.

— Фи, — поджал он губы. — Тут вообще дурно пахнет.

Чего он выделывается? Нормальное место для разговора. Если, конечно, ты человек непривередливый. Это только в американских фильмах с агентами встречаются сплошь в роскошных ресторанах. Нужно быть полным болваном, чтобы сидеть с агентом в кабаке на глазах у всех. Мы встречаемся все более по подъездам да во двориках у помоек.

— Ладно, — сказал я. — Давай, излагай.

— Что? — удивился он.

— А что знаешь. Для начала — что творится на телевидении?

— На каком канале?

— На твоем любимом канале. На третьем. Его партийного главаря Эдуарда Ширшиновского с каждым днем все чаще приглашали на третий канал, поскольку он исправно отстегивал немалые деньги, а публику его спичи привлекали куда больше, чем выступления заправских юмористов. Реклама, разбивавшая его динамитной силы и тротилового эквивалента речуги, стоила дороже, чем в пятитысячесерийном фильме «Санта Моника».

— На третьем канале делаются бабки, — завистливо протянул Депутат. — Большие бабки. Патрюханский Вячеслав Иосифович ведет переговоры о покупке небольшого замка в Швеции.

Патрюханский был руководителем третьего канала.

— И это значит… — я испытующе посмотрел на Депутата.

— Значит, ему обломится очень скоро большой куш.

— Откуда?

— Точно не знаю. Но что-то у него не клеится. Патрюханский нервничает. Переговоры по покупке замка затягиваются. Мне так кажется, он пока и сам точно не знает, откуда ему деньги обломятся.

— Что ты имеешь в виду? Он же человек Абрам Борисыча Путанина.

— Э, — потряс пальцем Депутат. — Не так все просто. На канал имеют права много людей. И Патрюханский научился лавировать между ними, чтобы блюсти свой интерес. И сейчас начинается игра, где он становится самостоятельной фигурой.

— Какая такая игра?

— Затевается какая-то грандиозная афера. Какая-то капитальная политическая перетряска. Возможно, связанная с доступом к телу, — Депутат зловеще улыбнулся.

— К тому самому?

— К тому самому. Кремлевскому. В доступе к телу — главная сила. Зачем нужно самое тело? Главное, чтобы был доступ. Тело все равно ничего не решает. Решают программисты.

— Какие программисты? — осведомился я.

— Те, кто создают вокруг тела виртуальную реальность и преподносят телу свое видение мира. Главный наш давно уже забыл, что такое реальная действительность. Это ему и помогает вспомнить ближайшее окружение. Это занятие стоит миллиарды баксов, — Депутат шмыгнул носом.

— Значит, наступает очередной этап войн за близость к главному телу Государства Российского?

— Нет. Что-то более залихватское… И еще, — он Неуверенно замолчал, потом махнул рукой. — Ичкеры возникли. Они тоже хотят держаться поближе к афере.

— Какие ичкеры?

— Бадаев.

— Баши Бадаев?

— Говорят, он в Москве. Как раз для улаживания этого вопроса.

— Баши Бадаев в Москве? — я не верил своим ушам.

— А чего удивляешься? Или Ичкерское царство не в составе России?

— Так, — у меня на миг закружилась голова. Баши! Вот кого бы я убил, позабыв о толстовских заветах, не задумавшись ни на секунду. Правда, это не так просто. Он будто заговоренный. В него кидали гранаты, кормили его заправленными цианидом яблоками, долбили НУРСами с вертолетов. Но черти хорошо относятся к своим союзникам. Они его вытаскивали с того света столько раз, что он уже, кажется, прописан больше там, чем здесь, и на деле просто нежить, бродящая по земле и высасывающая жизни…

— Что с Михаилом Зубовиным? — спросил я.

— А, ты уже слышал, — Депутат снова поправил галстук.

— Что слышал?

— Зубовин где-то месяц назад уже пропадал.

— Ты откуда знаешь?

— Говорят., . И вот он опять пропал.

— Как пропал? Когда?

— Вчера и пропал. Должен был появиться на заседании совета фонда «Голубь любви» в рамках международного проекта «Голубые города».

— И что?

— Не пришел,

— Мало ли.

— В том то и дело, что много. Они вчера делили деньги, которые достанутся за таможенные льготы. Я могу представить, что Михаил Зубовин запамятует о похоронах своей бабушки. Но на запах денег он из-под земли встанет. Прибежит. Если надо, — приползет, — Депутат распалялся. Ему лучше знать эти ощущения.

Снизу послышался мужской голос, ликующий и грубый:

— Маня, я вернулся! Встречай!

— Так быстро надрался?! — завопила женщина.

— Кто? Я?

Глухой треск. Это скалкой по лбу — профессионально определил я. Бывает.

— Значит, Михаил Зубовин испарился, — задумчиво протянул я.

— Ага, — кивнул Депутат. — Как снежный ком на сковородке.