"Ловушка для олигарха" - читать интересную книгу автора (Рясной Илья)

Глава пятнадцатая


Что прикажете делать сыщику, имеющему такой материал? Конечно, проверять его. Как? Ответ очевиден — заглянуть в морозильник и попытаться обнаружить там хоть что-то, оставшееся от Миши Зубовина.

Бизнес на органах в последнее время начал приобретать зловещие масштабы. На благополучном Западе жизнь достигла такого уровня комфорта, что продлить ее хочется как можно дольше. А здоровья часто не хватает, сердечко истрепывается, печень изнашивается. На клоны надежда маленькая — когда их еще начнут выращивать, как бройлерных цыплят, для замены внутренних органов. Где взять новое сердце взамен изношенного? Из чьей-то груди. Тут и возникают проблемы. Внутренних органов катастрофически не хватает на всех. Оказывается, не так много автомобильных катастроф и несчастных случаев, после которых можно воспользоваться чужой почкой и сердцем, Да еще нужного не отыщешь. Вывод? Надо взять, где плохо лежит. А где на нашей планете лежит плохо практически все — объяснять не надо,

Пусть ты живешь в России и прошел с ней нелегкий путь — от либерализации цен, через МММ, через невыплаты зарплаты к дефолту. Пусть у тебя отняли сбережения, выкинули из квартиры и ты бомжуешь, воя зимними вечерами на Луну. Ты думаешь, что тебя обобрали всего и с тебя больше нечего взять, поэтому ты больше не представляешь корыстного интереса ни для кого. Но рано успокаиваешься. На самом деле, гели ты еще не стар и достаточно здоров, то носишь в себе минимум две сотни тысяч баксов. Точнее, на себе. Именно столько стоят внутренние органы, которые можно из тебя извлечь.

Есть спрос — есть предложение. Двести тысяч! Да за меньшую в десять раз сумму многие сбросят нейтронную бомбу на родной город, а не то что украдут несколько человек на запасные части.

Так что таких вот холодильников становится все больше. А живых людей на Руси все меньше — многие из них переселяются именно в эти холодильники.

Тяжко быть на Руси маленьким человеком. Его судьба не интересна никому, кроме почивших в бозе русских классиков. Маленький человек на Руси — беспомощный ребенок, гуляющий по минному полю, потому что больше гулять негде. И защитить его некому. И холодильник — это для него.

Но для людей, типа Михаила Зубовина, холодильник — это нетипично. Для них — пуля киллера, яд в бокале с шампанским, стилет с серебряной ручкой в спину. Так что в холодильник он попал случайно…

Надо ехать, проводить на местности рекогносцировку. Я нашел по компьютеру, где располагается этот холодильник. И принялся за свою внешность.

Опять маскарад. Я приоделся, взял все необходимое, добрался до кольцевой дороги на Северо-Западе, остановил машину в глухом местечке рядом с длинными рядами гаражей. Перед зеркалом заднего вида наспех привел себя в порядок — и из машины вышел бомж Вася.

Я прошел по пустырю, потом обогнул заброшенную стройплощадку. Вон и холодильник. Бетонный забор, ворота открыты, за ними — шлагбаум, около которого сидит на табуретке и курит охранник с помповым ружьем на коленях,

Дела на холодильнике днем шли ни шатко ни валко. Время от времени приезжали машины, но как-то не особенно активно. На окорочка спрос упал.

Около холодильника располагалась небольшая свалка. Там грязно-белые псы жрали выброшенную курятину. Меня они восприняли как конкурента и смотрели недобро.

Я побродил кругами. Встретил парочку бомжей — они, кажется, тоже имели виды на окорочка, которые работяги с холодильника начали вытаскивать на свалку, Меня бомжи, как и бродячие собаки, встретили угрюмыми настороженными взглядами. Один пошел на разборку, прихватив за горлышко бутылку.

— Ты, энта… двигай, — изрек он хрипло, смотря на меня с обжигающей ненавистью и опасением. — Тут, энта, не ты… Тут, энта, мы!

— Господин, не знаю вашего имени, — вежливо произнес я. — Но я свободный человек и имею обыкновение гулять там, где считаю нужным, ,

У него выпала челюсть, и даже злоба пропала, уступив место изумлению. Впрочем, он вскоре очухался и начал действовать. Если бы я обложил его родным трехэтажным матом, он бы обрадовался и, может, мы бы договорились. Но от такой речуги он обиделся, так и не нашелся, что ответить, и решил разрубить гордиев узел бутылкой, которую держал в руке.

Зря он полез…

— Энта, ты в натуре, да… — захныкал он, сидя на земле и хлюпая носом.

Приложил я его легонько. Эти существа вызывали у меня жалость, как и бродячие дворняги.

— Извините, — сказал я и побрел дальше, бомжи сзади оживленно переговаривались.

— Энта, ну чего энта! — ныл поверженный бомж.

— Козел хлюпатый! — бросила мне вслед бомжиха.

Возражать ей я не стал.

Через некоторое время я составил более-менее полное представление о местности и объекте. Про себя составил его схему, определил пути подхода и отхода. Берегли окорочка двое охранников с помповыми ружьями. Притом берегли не слишком радиво.

Я по нахалке попробовал сунуться через проходную, был препровожден обратно пенделем и обещанием «бошку снять». Я не обиделся. Отправился восвояси — готовиться.

К холодильнику я вернулся поздним вечером. Экипированный. Готовый к бою.

Надо отметить, что расследование этого дела состояло у меня по большей части из проникновении в частные владения — в квартиры, на закрытые территории. Ну что ж, не зря меня учили этому искусству, и не зря я столько лет практиковался в нем.

Я занял заранее присмотренную позицию для наблюдения — за мусорными баками и деревянными ящиками, наваленными рядом со свалкой, на возвышении — оттуда просматривалась часть территории холодильника. Рядом шебуршались помойные коты. А бомжей не видать — ночуют они в других местах, Появляясь здесь на дневном промысле.

Небо заволокло тучами, заодно скрыло и Луну. Но хладокомбинат освещался прилично. Эдакий оазис света в море тьмы. Тишина, только собаки брешут, да по шоссе в отдалении иногда прогромыхает гружен-. ный металлическими трубами грузовик.

Двое охранников послонялись по территории, потом засели в сторожке, и из нее донеслась музыка. Над холодильником птицей воспарила новая песня Федора Укорова. Из одноэтажного здания, расположенного около правого холодильника, вышел какой-то тип, переговорил с охранниками и спрятался, обратно. Больше никакой активности не наблюдалось. Я уже собрался выдвигаться, когда услышал звук мотора. Со стороны шоссе к хладокомбинату приближалась машина.

«Скорая помощь»! Белый фургон с красным крестом и рекламной надписью «Медицинское страхование, Компания „Роско“ — ваша гарантия на долгую жизнь».

Она остановилась перед шлагбаумом. Чего ей, спрашивается, тут делать? Или плохо кому стало. Не похоже.

— Кирпич, открывай, — высунувшись из «Скорой» заорал водитель.

— Чего орешь? Иду? — крикнули из сторожки. Похоже, «скорая» была здесь не в первый раз.

— Проезжай, — крикнул охранник, открыв ворота и подняв шлагбаум.

«Скорая» проехала на территорию и застыла перед холодильником. К ней из домика вышел его обитатель. Похлопал по плечу водителя, пожал руку второму человеку, вылезшему из машины, у этого второго в руке была сумка, В бинокль я рассмотрел, что из нее торчали горлышки бутылок. Все стихло. Охранники сделали звук музыки громче. Гости заперлись в домике. А я начал действовать. Работать я решил свободно. И не создавать себе лишних проблем. Я перемахнул через высокий бетонный забор.

Собачонка, бегавшая по территории и призванная изображать служебного бультерьера, была какая-то голодная и исхудалая, даром что рядом с окорочками живет. Я кинул ей припасенный кусок сыра с быстродействующим снотворным, она сожрала его моментом и вскоре завалилась дрыхнуть.

Теперь я свободно мог пробраться вдоль забора к сторожке — однокомнатному деревянному домишке со стульями, столом и кушеткой.

Охранники времени не теряли. Они жрали водку,

Я ворвался внутрь. Одним ураганным движением, не останавливаясь, отключил обоих и уложил их на пол, сделал по доброй инъекции. Потом еще прибавил громкости у магнитофона. И пузатый «Панасоник» на столе с энтузиазмом взвыл новую песню группы «Сладкие грезы»:

— Я тебя люблю, а ты сука!

Оттого у меня душевная мука!

Я отправился дальше. Мимо приземистых длинных зданий — это были холодильники с бетонными возвышениями подъездных путей для грузовиков. На одном таком подъеме стояла и «Скорая помощь». Я прислушался, потом выглянул, присмотрелся — в салоне пусто.

Я приблизился осторожно, посмотрел внутрь. Там на носилках лежало тело. Пускай лежит. К нему мы вернемся позже.

В домике горел свет. И слышны были оживленные голоса.

Ступая мягко, как кошка, я приблизился. Теперь можно было различить, о чем говорят. Голоса были веселые и жизнерадостные. Принадлежали, как я определил, трем особам мужского пола. Настроение у парней было хорошее. Периодически слышалось позвякивание рюмок.

— Ну, будем. За дружбу, — звяк стаканами… И разговор потек опять.

— Бобон, чего меньше платить стали?

— Туши подешевели.

— Конечно, мы пока туши еще поставляем. Но при таких деньгах…

— Левчик, братушка, а я при чем? Понимаешь, конкуренция. Душит Юго-Восточная Азия, да и республики СНГ не отстают, А тут еще кризис экономический.

— Да, тяжела жизнь, — вздохнул Левчик. — Бакс опять вверх попер. Бензин — тоже. О чем это там наверху думают?

— Это все фашисты виноваты, — встрял третий.

— Кузя, ты чего, какие фашисты ? — спросил Бобон.

— Ну, разные. По телевизору говорили.

— Да нет, это все от взяток, — заявил Левчик, — Вон, чтобы одну тушу распотрошить и продать, сколько народу кормить надо. Эх, страна!

— Ох, надоело все, — вздохнул Бобон. — Крутишься, крутишься, копейки выгадываешь… На Западе за такую работу знаете, сколько платят.

— Сколько?

— О-о-о! — протянул Бобон. «О-о-о», похоже, — это очень много, потому что на миг собеседники уважительно притихли.

Потом они еще поругали правительство. Пожаловались на застой в делах.

— Да и туши пошли не те, — говорил Бобон. — Экология. Здоровье у народа падает, Глядишь, туша с виду нормальная, а почки и печень уже изъедены… Эх, мужики, чую, конец света скоро. Нострадамус еще писал.

— А ты откуда знаешь?

— По телевизору говорили.

— Ну ладно. Еще по одной, — предложил Кузя.

— За справедливость, — и стаканы звякнули.

— Все, пора за работу, — сказал Кузя. — Туша сонная лежит. Мы ее у трех вокзалов прихватили.

— Туша под снотворным? — поинтересовался деловито Бобон.

— Да. Живехонек.

— Надо срочно на заморозку. На почку как раз заказ пришел. Сейчас пробы возьмем.

— Ты врач, — с уважением произнес Левчик. — Тебе виднее.

Кряхтя, Бобон направился к выходу.

Дверь отворилась.

Он ступил на крыльцо. Это был обитатель этого здания, который выходил общаться с охраной — высокий, жилистый, с двумя золотыми кольцами на пальцах, с круглой наивной мордой и короткими волосами.

Уложил я его тут же, одним ударом в биоактивную точку — не сильно. Чтобы привести в чувство в случае чего минуты за две.

Я зашел в помещение. За столом сидели двое. Один бородатый, интеллегентный с виду, весьма объемистый, с кулаками-кувалдами. Другой — молодой, красивый, спортивного вида, в руке сжимал стакан, лицо его было задумчивым и сосредоточенным, а взор устремлен вдаль. Видно, парня одолевали мысли о судьбах мира.

— Привет, уроды, — сказал я.

— Ты кто? — бородатый, судя по голосу это был Левчик, слегка офонарел.

— Смерть твоя, — просто и со вкусом ответил я. Бородатый не стал долго думать.

— Держи тушу, — прикрикнул он напарнику и бросился на меня. С голыми руками!

Вскоре они улеглись оба. Я их не жалел, так что, возможно, понадобится реанимация. Но это будет позже. Сейчас есть дела поважнее.

Я привел в себя доктора. Задерживаться мне с ним не резон. Поэтому я просто осведомился:

— Где туши?

— Окорочка куриные, что ли? — решил Бобон повалять дурака.

Я его быстро убедил — самым жестким образом, что врать нехорошо,

— Т-туда, — стуча зубами указал он. После нашей короткой беседы идти он сам еще мог, правда, с большим трудом. Покачиваясь, он сорвал пломбу с двери холодильника. С трудом отодвинул дверь. В холодильнике было как положено — холодно.

Бобон зажег свет. Лампа дневного света высветила картонные коробки с куриными окорочками.

Повозившись за трубами, он повернул скобу, и металлическая стена отъехала прочь. Там был еще один холодильник, с «тушами»!

Я человек с хорошей нервной системой. Но плечами я передернул. И удержал себя от естественного движения — нажать на спусковой крючок и всадить в хозяина этого заведения пулю.

«Туш» набралось немало. Большинство — уже разделанные, Стояли контейнеры с азотным охлаждением — для хранения органов и для перевозки. Часть разделанных тел была свалена в углу — для последующей утилизации.

— М-да, дела идут в гору, — отметил я. — Жаловаться не приходится.

Бобон не ответил. Зубы его застучали еще сильнее.

— Ну как, Бобон, — осведомился я. — Тебя оставить здесь на материал?

— Н-нет.

— Где Зубовин?

— Кто?

— Телеведущий, Не помнишь? — я поднял пистолет.

— Вон! — он показал на то, что осталось от тележурналиста, Осталось не так много. Но узнать Михаила Зубовина в том, что осталось, было можно.

Мы вернулись из холодильника в домик. Там я порасспрашивал Бобона немножко о его процветающем бизнесе. В холодильник ему не хотелось, поэтому отвечал он охотно. Сведения пока для меня бесполезны, но они лягут в мой компьютер и когда-нибудь пригодятся.

Хорошие инъекции выключили душегубов минимум часов на десять. А мне пора отправляться вон из этого места.

Я добрел до своей машины. Сделал оттуда два звонка. Один — моему человеку из отдела по борьбе с организованной преступностью.

— Марк, чего-то ты разоспался, — сказал я.

— Три ночи, — застонал он. — Кто?

— Не узнаешь?

— Ты?! — сон с него слетел сразу.

— Я.

— Но ты же…

— Помолчи. Если хочешь орден на грудь, снимайся быстренько и двигай в холодильник на Северо-Западе у Смирновских прудов.

— Зачем?

— Найдешь такое, что никто не находил.

— Но…

— Я тебя когда-нибудь обманывал?

— Нет.

— Поспеши, а то успеют другие… И прихвати кого-нибудь с собой. Может пригодиться оружие…

Второй звонок — Борюсику с телевидения. Опять стоны и восклицания типа «кому не спится в ночь глухую?»

— Борюсик, ты хочешь снять труп Михаила Зубовина? — в лоб спросил я.

— Что?!

Та же сцена — сна ни в одном глазу. И желание тут же устремиться, куда скажут.

— Втихаря, никому из начальства не докладывая, выдерни своего оператора, вы рядом живете, возьми камеру. И дуй по адресу…

Все, теперь домой. Можно и поспать. Если только после этих кошмариков сон придет.

Придет, куда он денется. Надо уметь глушить эмоции. На нашу жизнь никакого их запаса не хватит…