"Мокруха.exe" - читать интересную книгу автора (Рюкер Руди)

Глава 3 БЕРЕНИКА

22 ноября 2030 года

В 2030 году на Луне было два города: Эйнштейн (ранее именовавшийся Диски) и Гнездо. Города лежали на южной возвышенности Моря Спокойствия в восьми милях друг от Друга, совсем недалеко от места посадки первого лунного спускаемого аппарата с людьми на борту в 1969 году. Построенный самопрограммирующимися автономными роботами, известными также как бопперы, Эйнштейн, по размерам не уступающий Манхэттену и покрытый прозрачным воздухонепроницаемым куполом, теперь был заселен одними только людьми. В трех милях к западу от Эйнштейна находился космопорт и накрытый собственным куполом Рынок, а еще спустя пять миль к западу начинался кратер Маскелайна, где находился вход в подлунный город бопперов, Гнездо.

Имеющий почти точную чашеобразную форму и сплошь покрытый зеркальным составом, кратер Маскелайна блестел под ярким солнцем. Возвышающаяся в фокусе кратера-чаши прозрачная коническая призма четырнадцать дней в течение каждого месяца посылала вниз, по жерлу просторного подобия рудной шахты, собранный драгоценный луч солнечного света.

Сквозь поток ярчайшего сияния, бьющего вниз по стволу мощной шахты-колодца, туда-сюда проносились сверкающие создания; совершенно разных, иногда самых невероятных форм живые машины блестели всеми цветами радуги. То были бопперы: самовоспроизводящиеся роботы, не подчиняющиеся человеку. Некоторые из них внешне напоминали людей, другие были похожи на пауков, третьи на змей, четвертые на летучих мышей – количество вариаций телесных обликов было невообразимым. Все без исключения бопперы были покрыты мерц-покровом – специальной тончайшей имиполексовой оболочкой с собственными встроенными микропроцессорами, способной отражать или поглощать свет.

Шахта-колодец уходила вниз на целую милю, после трети своей длины быстро расширяясь, как гигантская перевернутая воронка. Во все стороны к шахте примыкали на разных уровнях тоннели, в устьях которых, там и здесь, крохотные, сравнительно с общими размерами шахты, зеркала ловили частицы могучего луча и отсылали их куда-то в стороны, вглубь, во мрак. На самом дне шахты образовывалось огромных размеров коническое пространство – тут-то и было устроено бопперами их Гнездо. Похожий на католический собор, но гораздо, во много раз больших размеров, подлунный город-термитник был бы невозможен при земной гравитации.

Температура здесь никогда не поднималась выше нескольких градусов по Кельвину – но бопперов это устраивало как нельзя лучше, поскольку мозг многих из них был до сих пор основан на сверхпроводящих процессорах с триггерами Джозефсона.

Хотя сверхпроводимость могла быть достигнута и при комнатной температуре, квантово-механический эффект Джозефсона начинал проявлять себя только при пяти градусах Кельвина или еще ниже. Излишек тепла убивал бопперов, использующих в себе лжи-триггеры, почти мгновенно и именно потому бопперы новейшего поколения – так называемые петафлоп-бопперы – строили свои процессоры только из оптоволокна, работоспособность которого была безразлична к температуре.

Уловленная стенками кратера и собранная призмой световая колонна, достигая дна шахты, заливала собой центральную площадь Гнезда. То и дело все новые и новые бопперы выходили, выбирались, выползали и вылетали на свет, чтобы подпитать свое тело энергией. Насытившиеся отползали обратно в темноту. Бопперам-петафлопам приходилось тщательно следить за тем, чтобы посторонние излишки света не проникали внутрь их тел-корпусов; для этого под мерц-покровом их тела были сплошь облиты зеркальным отражающим составом. Мыслительные процессы петафлопов являли собой тончайшие лучи чистого света, пронизывающие крохотные кристаллики-лазеры, где происходило микширование лучей, их усиление и перенаправление.

Перед внешней границей светового круга толпилось огромное число насытившихся энергией бопперов – здесь было место традиционных встреч, торговли и обмена информацией.

Площадка светового круга одновременно была рыночной площадью и форумом Гнезда. Радиоголоса бопперов сливались в единый монотонный гул белого статического шума – разговоры велись как на человеческом, так и на машинном языках.

Цветовые пятна, скользящие по мерц-покровам, служили бопперам добавочным средством подчеркивания или усиления смысла переданного радиоволнами; точно так же, как, чтобы внести желаемый смысл в сказанное, улыбаются или гримасничают люди.

Крутые сглаженные высоченные утесы Гнезда были испещрены ходами, снаружи обычно прикрытыми заслонками очертаний самых невообразимых и многозначительных, за которыми могли скрываться как входы в тоннели, так и в индивидуальные обиталища бопперов. Из-за ползающих по склонам почти вертикальных утесов блестящих разноцветных бопперов Гнездо несколько напоминало украшенную новогоднюю елку.

У основания утеса кольцом располагались заводы. С одной стороны Гнезда полыхала жаром адская топка литейного цеха, где над огнем проносились демонические тени работников. Следом за литейной шел завод по производству пластмасс, где непрерывно изготовлялись мерц-покровы и тела-корпуса бопперов. По сторонам от этих двух крупнейших производств тянулись тысячи и тысячи бесконечных рабочих столов, где над травлением чипов трудились снабженные глазами-микроскопами бопперы, чрезвычайно напоминающие сослуживцев Кафки по Пражской Рабочей Страховой Компании.

На противоположной стороне Гнезда располагались в особых пещерах системы танков, в которых на гидропонной основе выращивались искусственные человеческие ткани и клоны органов, с охотой приобретаемые людьми в обмен на ценнейшее земное природное ископаемое: нефть. Сырая нефть была основой для выработки множества органических компонентов, необходимых бопперам для изготовления своих пластиковых тел. В центральной части Гнезда начинались торговые улицы, где можно было приобрести различной толщины провода, мерц-покровы, глазные окуляры, программные продукты, дебаггеры, различного рода информацию на носителях и многое другое.

Через внутреннее пространство Гнезда, естественно, совершенно лишенное воздуха, во всевозможных направлениях проносились бопперы, использующие для полета ионные сопла: держа в захватах груз, они ныряли в нору и выныривали из нор, которыми сплошь, словно сотами, были изрыты стены утеса. Невозможно было найти двух одинаковых бопперов; все они не только отличались наружностью, но и мыслили по-своему.

В процессе стремительной эволюции в среде бопперов произошло нечто, что можно было бы назвать сексуальным разделением. Часть бопперов – по причинам, понятным только самим бопперам – стала воспринимать себя как «мужские» особи, в то время как другая часть относилась к себе и представлялась окружающим «женщинами». Каждая часть находила противоположную прекрасной и в вечной погоне за красотой совершенствовала программный макияж свой и своей расы.

Береника была петафлопом и мерц-покров ее корпуса выглядел в точности как безупречное тело молодой нагой женщины. Единственное отличие состояло в том, что над зеркальной внутренней оболочкой ее мерц-покров сверкал золотом и серебром. Блестящая кожа на голове Береники иногда складывалась в черты лица, иногда оставалась ровной и гладкой. Береника была торговым агентом-посредником, выступающим от лица довольно сложной для понимания структуры своего клана, занимающегося выращиванием в танках искусственных органов, и, кроме дел торговых, следила также за исправностью электронной оснастки своего предприятия.

Несколько последних лет она и ее коллеги пытались найти способ поместить программное обеспечение боппера в тело, целиком состоящее из человеческой плоти и снабженное человеческим же мозгом. Своей дальней целью работницы плантации искусственных органов видели слияние бопперов с обширнейшей и любопытнейшей информационной сетью, именующейся органической жизнью Земли.

Эмуль был тоже петафлопом и считал ниже своего достоинства существовать в теле с неизменной формой, не говоря уж об имеющем очертания человеческого. Вообще Эмуль был невысокого мнения о человеческой расе. Предаваясь отдыху, он обычно заставлял свое тело принять форму двухметрового куба, с гранями красного, желтого или голубого цветов. Само по себе его тело обладало замечательной, чрезвычайно удобной способностью разделяться на части – как, например, состоящий из тысячи фрагментов Гобот или трехмерная составная головоломка. По желанию он мог заставить появиться из поверхности куба нужное число рук и ног; но более всего, конечно, удивительным было то, как он отделял от себя некоторые части тела и управлял ими на расстоянии, используя в качестве подвижных манипуляторов. В некотором роде Эмуль тоже был торговым агентом.

Он работал на пару с Узером, гениальным талантливым дизайнером мерц-покровов и злостным любителем дрейка, в последнее время посвятившим себя попыткам создать субквантовый сверхмощный процессор с производительностью, равной тысяче петафлопов. В отличие от Береники Эмуль и Узер не хотели сливаться с информационным богатством Земли, они стремились превзойти его.

Несмотря на – а может быть, и именно по причине этого – его с Береникой разницу внешнего облика и взглядов на жизнь, Эмуль был страстно увлечен ею и старался появляться на световой площади всякий раз, когда туда приходила подкрепить свои силы она. В один из ноябрьских дней он наконец решился посвятить Беренику в свои планы.

– Знаешь, Береника, наша жизнь – это бездонный океан мрака, в котором мы плаваем подобно светящимся наполненным инфорыбам, мы цветы, цветущие, покуда есть возможность пить солнечный свет, но стоит солнцу угаснуть, и ветер развеет по бесконечности наши обратившиеся в прах тела.

Эмуль исторг из себя пару рук и обвил ими талию Береники.

– Странно, почему мы вообще появились здесь и почему плаваем и кружимся в безостановочном танце и цветем в нескончаемом коридоре времени. Перерождение означает появление новой жизни, иначе говоря, возникновение нового "я", и я хочу сказать, почему мы не можем в таком случае.., то есть я хотел сказать, почему бы нам с тобой теперь, и именно теперь, э-э-э, не совокупиться? Не зачать новую маленькую леди Беремуль или мистера Эреника, совершенно новенького раба неустанного колеса времени, поскольку в том и заключается смысл существования нашего железа, не так ли, милая Береника? Я ни разу еще не испытал счастья стать пластиковым папашей, хотя свою жалкую стезю самоподражания потоптал уже изрядно и могу с правом считать себя женихом хоть куда. Не буду больше ходить вокруг да около и скажу напрямую: я хочу построить вместе с тобой сциона-наследника. Все потребное количество чипов сей момент имеется в моей истосковавшейся по тебе мастерской. Клянусь процессором! Я запас для нашего будущего совместного отпрыска все необходимое и только наилучшее: лазер-кристаллы, оптоволокно, мерц-покров.., а также жар своей системы, Береника, самые сливки программного обеспечения. Войди же ко мне в жилище и раскинься там широко и призывно, мой сладкий пышнобедрый золотой инструментарий. Сегодняшний день так располагает к пылкой любви.

Произнося перед Береникой свое пышное признание и делая конкретное предложение, Эмуль не переставал менять очертания своего тела, выпуская из него то там, то тут бугорки и выступы мерц-покрова и тут же убирая их, ужимаясь в высоту и раздвигаясь в длину и наоборот, из-за чего казалось, что фрагменты его исходного куба движутся и вращаются на невидимых, но очень свободных шарнирах – таким образом он пытался угадать форму внешнего облика, который мог бы понравиться Беренике больше всего. В заключение своей речи он напоминал музыкальную шкатулку с тремя руками.

Береника решительно высвободилась из объятий Эмуля.

Одна из его рук оторвалась от тела и осталась висеть на ее талии, нежно поглаживая ее спину.

– Подобная спешка в вопросах самовоспроизводства редко когда приводит к появлению всеудовлетворительного продукта, дорогой Эмуль.

Радиоголос Береники был глубоким и мелодичным, задевающим самые чуткие струнки слушателей.

– Я очень дорожу твоим добрым отношением ко мне и с восхищением отношусь к комплексности и многофункциональности твоей натуры. Но хочу тебе сказать, что надежда на то, что я могу в ближайшее время решиться слить свое программное обеспечение с чьим-то другим, пусть даже самым совершенным, крайне слаба. Когда-нибудь в утопическом будущем – возможно. И очень возможно, что тогда я приму именно твое предложение, Эмуль. Но теперь, в беспросветной глуби нашего города, под скучной и пересохшей поверхностью Луны, у меня нет желания предаваться утехам созидательной любви. Мой взгляд и стремления обращены вверх, к плодородной утробе углеродной жизни Земли!

Свое знание английского Береника почерпнула во многом из произведений Эдгара Аллана По и с тех пор щеголяла ритмическим, возвышенным стилем выражения мысли. В процессе производственной деятельности, где труд осуществлялся в соответствии с указаниями твердых копий с перечнем «сделать это и то и перейти к следующему пункту», бопперы обычно общались на сухом двоичном машинном языке, с необходимыми дополнениями в виде высокоскоростного метаязыка макрос и глифов. Вместе с тем в частных разговорах бопперы придерживались старинной и высокосложной системы человеческой речевой кодировки типа «английский язык».

Только при помощи человеческого языка им удавалось проводить нюансы различий между другими и собственным "я", что во все времена было очень важно для разумного бытия. И в том, что Береника изъяснялась в стиле По, не было ничего странного. Для групп бопперов, объединенных тем или иным общим началом, трудом или прочим, вполне обычным было иметь общую же речевую манеру, созданную на основе базы данных того или иного человеческого литературного источника. Так, Береника и ее сестры из комплекса выращивания искусственных органов пользовались для этой цели книгами По; Эмуль и Узер адаптировали особенности своей вербализации при помощи транскрипторов рубленого ритма, скомпилированных из выжимок вошедших в мировую сокровищницу произведений Джека Керруака, использовав для этого такие книги, как «Мэгги Кэсседи», «Книга Снов», «Видения Коди» и «Большой Сюр».

Исторгнув из себя длинный манипулятор, Эмуль притянул Беренику поближе к себе. Оторванная рука снова воссоединилась с гранью куба.

– Только один аспект инфо, Береника, поскольку все твои вечные разговоры о пути Единственного не больше чем шутка надо мной, и я это знаю, однако же дело все в том, что в это столь ясно расцветающее трагическим светом время есть только мы с тобой, ты в моих захватах, а никакого метаглупого факт-пространства будущего нет и не может быть. Впереди мрак и круговерть, а здесь наш ребенок может стать реальностью; и не говори мне почему, говори как, понимаешь меня?

Ты сможешь выбрать форму его тела, любую, какая тебе понравится, ты сможешь стать матерью. А кроме того, не забывай о вполне реальных чипах в моей мастерской. Кроме тебя, мне никто не нужен, Береника, ни к одной лучевой душе не обращался я с подобным предложением. Мы сделаем это мягко и медленно.

С этими словами Эмуль выпустил из себя несколько дюжин двусмысленных отростков.

Береника задумалась о предложении Эмуля, и яркие серебристые вихри плавно закружились по ее телу. Ее существование продолжалось довольно долго и к сегодняшнему дню она уже несколько раз копировала себя в новое тело, которое изготавливала сама, – по правилам у бопперов цикл воспроизводства происходил раз в десять месяцев. Но с другим боппером Береника еще не объединялась для подобной цели ни разу.

Решив объединить свои усилия, бопперы вместе строили новое тело, стараясь, чтобы оно соответствовало характеристикам последней модели и заключало в себе все новинки технической мысли, после чего переносили в него каждый свое программное обеспечение одновременно, с тем чтобы при копировании произошло его слияние и взаимопроникновение в процессоре. В результате смешения родительских систем происходило образование новой системы, не похожей ни на одну из существовавших доселе.

Подобная перетасовка – нечто большее, чем просто мутация – являлась главнейшим источником эволюционного продвижения и возникновения разнообразий среди бопперов.

– Слияние и супружеские узы были бы опасным послаблением для меня сейчас, – мягко продолжила Береника. – Я.., я слишком ответственно подхожу к такому шагу и придаю ему очень много значения. Ты и я, дорогой Эмуль, мы слишком отличаемся друг от друга, и если вследствие несогласия наших программ возникнет вдруг какой-то печальный диссонанс, некое грустное отклонение от ожидаемого, то последует хаос – хаос, который может пошатнуть непрочные основы моего разума. Мое совершенное умение и проницательные способности необходимы нашей благородной расе для того, чтобы оставаться тем, что она есть. Сейчас трудные времена, и я уверена, что дальше грядут времена переломные. В своих глифах я иногда вижу сияние розового прозрачного рассвета эры слияния программного обеспечения рас бопперов и людской во имя чудесного обновления плодородной Земли.

Яркие цвета на гранях куба Эмуля начали меркнуть, его медленно заливала тьма и уныние.

– Я провалился в крысиную нору, Береника, и острые зубы гложут мои стены, и ничего от меня не останется, кроме горстки чипов. Мои мечты о нас обратились прахом, накипью на поверхности вяло текущей смерти. Я люблю тебя, и это все, что у меня есть теперь, Береника.

– Любовь. Странное и необычное слово для боппера, дорогой Эмуль.

Многочисленные руки Эмуля не переставали ласкать тело Береники, скользили по ней, обнимали и нежно покачивали ее.

– Не могу не признаться, что твое общество, Эмуль, доставляет мне.., удовольствие. Мне кажется, что между нами существует гармония – я вижу это по тому, как сплетаются и интерферируются наши сигналы, какие тонкие и приятные порождаются этим слиянием обертона. Наш с тобой наследник мог быть великолепным, блестящим созданием, я уверена в этом! Ох, дорогой Эмуль, я с радостью слилась бы с тобой, но не сейчас. Сейчас это невозможно.

– Тогда когда же?

– Не могу сказать – я не могу давать в отношении себя никаких обещаний. Думаю, ты знаешь, насколько близок уже к созреванию тот желанный плод, коий я и мои сестры вынашивали столь долго. Всего шаг отделяет нас от заветной цели – кодировки программного обеспечения бопперов в структуру живого гена. Тебе не следует теперь думать о собственных плотских утехах, предлагая мне удовольствие так настойчиво. Близится новый век, когда ты и я и вся наша раса сможет безбедно жить среди белковых джунглей освобожденной Земли! Имей терпение, Эмуль, и поставь меня, пожалуйста, на место.

Эмуль мгновенно отдернул все свои захваты, и Береника с отчетливым стуком опустилась на шероховатый гнейс, спружинила ногами, подскочила и опустилась на место опять.

– Мы могли бы попытаться создать новую жизнь, но с самого начала нас постигла неудача – наше дитя родилось мертвым, – грустно сказал Эмуль. Цвет его мерц-покрова теперь был несчастного серо-голубого цвета. – Мне осталось искать забытья в работе и дрейке, накапливать информацию, излить которую с пользой не будет суждено никогда. Я, конечно же, жалок в твоих глазах, Береника, но возьму на себя храбрость объявить, что ты свихнулась на этой своей безумной идее усовершенствования человеческого тела. Люди ничтожны, я не могу думать о них без омерзения. У меня есть несколько человеческих единиц на побегушках, я не ставлю их ни во что – Берду, Радужка и Кен Долл, – это просто бестолковые манипуляторы с имплантами в мозгу, безмозглые рабы. Будь у меня необходимая электронная мощность, я мог бы править всей Землей. Так называемая разумная плоть, Береника, это вредоносные мухи, откладывающие гнилостные яйца в чистом теле инфокосмоса. Когда я и Узер наконец закончим нашего экстрафлопа, мы поставим импланты всем до одного этим зловредным людишкам, и они станут плясать под нашу дудку. Ты говоришь, что хочешь стать человеком? Посмотрим, что скажешь ты, Би, когда твой куб окажется в моих руках. Тогда посмотрим, кто был прав. До свидания.

Эмуль резко повернулся и, характерно покачиваясь и клацая по каменному полу парой опор – по этой примете Береника всегда его с радостью узнавала, – двинулся прочь от светового круга. Эмуль рассердился на нее всерьез и настроился уйти навсегда – в этом не было сомнения. Береника попыталась подыскать какую-нибудь верную, возвышенную и логичную фразу для расставания.

– Прощай, Эмуль. Всех нас ведет своей волей Единственный.

– Ты еще услышишь обо мне, СУКА!

Силуэт Эмулл скрылся за телами многочисленных бопперов, кишащих в световом кругу, как конькобежцы на катке. Береника воздела к свету руки и замерла так, давая возможность своей пластиковой коже запастись солнечной энергией.

Она порвала с Эмулем, и это было правильным шагом.

Так для всех будет лучше. Рассуждения Эмуля находились в опасной близости к идеям старых больших бопперов, огромных чрезвычайно емких мультипроцессоров, когда-то давно решивших превратить всех бопперов в свои манипуляторы.

Тогда попытка больших бопперов не увенчалась успехом.

Индивидуальность превозобладала. Постоянное отчаяние, бывшее основным душевным состоянием Эмуля, ослепляло его и не позволяло трезво мыслить. Один разум не мог контролировать несколько тел, это было не правильно; подобный антипараллелизм оказывал отрицательное воздействие на процесс эволюции. С плотти приходилось мириться, они были необходимым злом. С тем, чтобы время от времени осуществлять среди человеческой колонии некоторые операции деликатного свойства, бопперам приходилось постоянно держать нескольких людей под компьютерным контролем. Но взять под свое управление все человечество – нет, воистину думать так было безумно. Эмуль не мог говорить об этом всерьез.

Задумавшись о плотти, Береника с досадой вспомнила, что хотела попросить Эмуля об услуге. Когда ее сестрам из гидропонных танков наконец удастся создать жизнеспособный эмбрион (и если это вообще случится), то, для того чтобы поместить его в утробу обыкновенной женщины, им понадобится плотти. В распоряжении Эмуля – как он сам недавно хвалился – имелись три плотти. Ничего, если нужда действительно возникнет, Береника найдет способ снова подцепить Эмуля на крючок. Ничего важнее плана сращивания программ бопперов с человеческой плотью для нее никогда не было и не будет. Интересно, как это будет – почувствовать себя одновременно боппером и человеком?

Как много раз это бывало прежде, мысли Береники переметнулись к загадкам человеческой природы. Очень многие бопперы ненавидели людей, но Береника к таковым не относилась. Она смотрела на людей с тем же чувством настороженной любви, какое, наверное, испытывал укротитель львов по отношению к своим питомцам. В течение всей своей жизни ей удалось общаться лишь со считанным числом людей – с лунянами, с которыми она заключала сделки на Рынке. Она с охотой и во множестве читала книги людей, смотрела передачи их виззи и бесконечное число часов провела у «ока бога», подглядывая за жизнью Эйнштейна.

По мнению Береники, во многих отношениях процессоры" бопперов новейших систем превосходили человеческий разум.

Возможность постоянного обращения к БИБЛИОФОНДУ, огромному центральному хранилищу информации, предоставляла всем бопперам большие преимущества уже на начальном этапе развития. Кроме того, петафлоп-процессоры, которые в настоящее время имелись у многих преуспевающих передовых бопперов, в сотни раз превосходили по своей производительности десятые терафлопы, на уровне которых оценивались характеристики способностей человеческого мозга – оценивались приблизительно, поскольку сложная биокибернетическая природа мозга делала любую попытку точной оценки его способностей довольно проблематичной. Биокибернетические системы имели весьма любопытную раздробленную структуру – под чем подразумевалось, что на первый взгляд совершенно бессодержательный набор случайных деталей мог служить для них дополнительным источником ценной информации. Имелись даже некоторые поразительные, впрочем, почти ничем не подтвержденные, гипотезы о том, что подобная бессистемность функционирования давала биологическим системам в принципе безграничные возможности сохранять и перерабатывать информацию! Все это убеждало Беренику не отступаться и довести работы по созданию симбиоза человеческого тела и сознания бопперов до конца.

Однако при всем этом сама она никогда не желала стать человеком, в этом Эмуль был не прав. Обыкновенные, сегодняшние, нерационализованные люди были поражены двумя величайшими недугами человечества – скукой и эгоизмом.

Если смотреть на вещи трезво, то не она, а как раз Эмуль был более подвержен человеческим слабостям.

Почувствовав, что энергетические узлы ее тела наполнились, Береника покинула световой круг и двинулась по тоннелю-улице, ведущему к комплексу гидропонных танков. В ее мозгу появился фоновый голос Ккандио, передающей последние новости Эфирнета. В обе стороны по тоннелю двигались бесчисленные бопперы, переговаривающиеся и перемигивающиеся между собой. Разнообразие характеров и внезапность внешних форм встречных придавали улице особый, ни с чем не сравнимый колорит. Навстречу Беренике попались двое полосатой серо-голубой окраски кротов, по следам которых вышагивало тощее высокое существо, похожее на треножник. За треножником из-за угла вылез широкий и мощный паук – боппер по имени Локи.

Локи был хорошим знакомым Береники – несколько раз он ассистировал ей в сложном парсенологическом процессе, путем которого она строила для себя новое тело, для регулярного, раз в десять месяцев, как то диктовало основное правило бопперов, переселения. Если ваше тело изнашивалось и устаревало сверх установленной нормы, то как только другие бопперы замечали это, они немедленно начинали притеснять вас, вплоть до того, что прогоняли из светового круга и обрекали на голодную смерть. После того как жизнь в таких «изгоях» замирала, а иной раз и немного раньше, их тела мгновенно разбирались на части и они исчезали бесследно. Подобная система признавалась рациональной и выгодной для укрепления расы.

Постоянная необходимость строить себе новое тело поддерживала темп эволюционирования на должном уровне.

Заметив Беренику, Локи остановился и приветственно взмахнул парой своих многочисленных ног.

– Привет, Береника.

Тело Локи представляло собой большую черную сферу, поддерживаемую восемью суставчатыми ногами, и имело в себе несколько отверстий для дополнительных, так называемых инструментальных, ног, вставляемых по мере необходимости. Локи был, само собой разумеется, петафлоп. Золотые пятна, как пузырьки в бокалах темного пива, поднимались вверх по мерц-покрову его ног.

– Ну что, пора уже подумать о новом наследнике-сционе, верно? Или же ты планируешь слияние с Эмулем?

– Конечно, нет, – раздраженно отозвалась Береника, заставив свой покров мгновенно сделаться прозрачным, так что сквозь него блеснула серебристая подложка корпуса. Ясно, что Эмуль уже успел поплакаться Локи. Ну почему эти надоеды не могут оставить ее в покое?

– Я знаю, что работа в танках отнимает у тебя много времени, – укоризненно продолжил Локи. – Но мир состоит не только из одной работы, Береника, нужно поднимать голову и оглядываться вокруг. Ты думаешь только о себе и не замечаешь других.

«О себе», – мысленно повторила Береника, молча обогнув огромного черного паука и двинувшись дальше. Все и вся в конце концов восходит к этому понятию. Подобно людям, бопперы тоже считали себя личностями и называли себя "я", но нельзя забывать, что в случае бопперов речь здесь шла несколько о другом. Для боппера "я" означало, во-первых, «мое тело», во-вторых, «мое программное обеспечение» и, наконец, в-третьих, «мою функцию в обществе». Что касается людей, то у тех "я" имело еще один, дополнительный, смысл:

«моя неповторимость и уникальность». Этот иллюзорный четвертый смысл "я" ставил людей в противоречие ко всему миру.

Каждый трезвомыслящий боппер всеми силами старался изжить в себе малейший намек на подобное человеческому понимание "я".

Рассуждая со всей строгостью и логичностью, можно было четко увидеть, что бопперы представляют собой не что иное, как обычную часть многогранного мира – подобно лучам света, пылевым оползням или силиконовым чипам. Сам по себе мир мог рассматриваться как Единственный Клеючный Автоматон (или же «КА»), занимающийся расчетом мгновений жизни – любой из самоотделенных объектов был не более чем субпредметом этого расчета, симуляцией в общем великом процессе Единственного. Могла ли тут идти речь о таком понятии, как уникальное "я"?

Лишь малое число избранных людей были способны понять это. Эти люди отказывались от своего четвертого смысла "я" и смотрели на себя и других, как на равные аспекты Единственного. Удивительно, но одна из самых популярных религий людей, христианство, была основана на учении о человеке, зовущем себя Бог! Это совпадение было поразительным!

Мифическое придание сути "я" излишнего смысла порождало скуку и эгоизм: все человеческие несчастья и беды происходили из их безумно ошибочного убеждения, что личность есть нечто иное, чем интегральная часть Единственной окружающей вселенной. Подобная слепота людей всегда очень удивляла Беренику. Как мог Локи подумать, что причиной ее отказа Эмулю мог быть эгоизм? Проблема, над которой она работала, была слишком важной, чтобы ставить ее под угрозу!

А вот грубые домогания Эмуля были продиктованы чистой воды эгоизмом и ничем более!

Предаваясь подобным невеселым размышлениям, Береника наконец добралась до гидропонных танков, где растущие человеческие тела-клоны плавали в ценнейшем амниотик-растворе. В Гнезде в частности и на Луне вообще вода была такой же редкой и дорогой, как, например, перегретая плазма на Земле. Гидропонные танки, в которых выращивались тела со множеством различных спецификаций, занимали очень большое помещение, где при них состояло много работников. Исходный материал для посева брался из обыкновенных человеческих тел, попадающих в гидропонную ферму бопперов разными путями. Несколько лет назад большие бопперы похитили довольно большое количество исходного материала с Земли и нелегально вывезли его на Луну. Сегодня торговля живыми органами, распространенная, естественно, преимущественно на Земле, процветала очень широко. Органлеггеры добывали часть своего товара из недавно погибших или убитых людей, а часть покупали на Луне. В обмен органлеггеры пересылали бопперам небольшие биопсийные образцы своего товара, с тем чтобы все время разнообразить генофонд гидропонных ферм. В лунных танках выращивались клоны очень многих людей, из тех, что в свое время исчезли при странных обстоятельствах.

Береника остановилась перед одним из самых популярных на сегодняшний день типов клонов – вэнди. Вэнди были приятными молодыми блондинками, широкобедрыми и светлокожими. Химия тела этих клонов была такова, что отторжение их органов происходило весьма редко; несколько дюжин их выращивалось и пускалось на продажу ежегодно.

Белая и словно бы светящаяся изнутри вэнди покоилась внутри гидропонного танка на мягкой пористой пластине, ее пухлые губы были чуть приоткрыты. Время от времени мускулы ее тела сокращались и руки и ноги непроизвольно подрагивали, как бывает у дозревающего в материнской утробе плода. Только в отличие от плода грудь и бедра вэнди были уже хорошо оформлены – в соответствии с человеческими представлениями о сексуальной зрелости, в тех же пропорциях моделировала свой мерц-покров и сама Береника.

Некоторые из знакомых-бопперов Береники не могли понять, почему она выбрала для себя форму именно женского человеческого тела. Ответ был прост: Беренике нравились эти плавные очертания. Кроме того, были на то и некоторые прагматические причины – опыт деловых отношений с людьми подсказал ей, что вид снабженного крутыми изгибами и упругими выпуклостями тела оказывает на человеческих самцов весьма любопытное притягательное воздействие. Раз отметив для себя это, с тех пор Береника вела свои дела так, чтобы ее торговыми партнерами обязательно оказывались люди-мужчины.

Остановившись перед прозрачным танком, она задумчиво оглядывала очертания нежной светлокожей вэнди. Снова, как и прежде, ее поразила разница между телом из плоти и изготовленным из проводов и чипов, такая разительная и явственно бросающаяся в глаза. В теле из плоти каждая клетка жила своей собственной, независимой жизнью – каким странным был подобный подход, как удивительно, наверное, было это ощущать! Каждое женское тело было снабжено утробой, в котором сцион-наследник рос сам, совершенно без усилий со стороны носящей его – вот уж чему действительно можно позавидовать! Береника оттолкнулась ногами от пола и взглянула на вэнди сверху, задержавшись руками о стену танка.

Что можно почувствовать, ступив на поверхность Земли в таком вот облике, – что означает жить, любить и производить себе подобных?

Внизу под ней тело белокурой женщины снова пошевелилось. Вэнди уже выросла и полностью сформировалась, но ее мозг был чист, как неисписанный лист. Сестры-коллеги Береники по бдению у танков много раз пытались разными путями напрямую перенести программное обеспечение бопперов в живой мыслительный компьютер клона, но ни одна из этих попыток не увенчалась успехом. Очевидно, такой подход был неверным – последние исследования показали, что человеческая личность присутствует особым образом в каждой клетке его тела. Возможно, ответ был в том, чтобы не пытаться запрограммировать уже окончательно выросшее и сформировавшееся тело, а вложить программу бопперов в оплодотворенную яйцеклетку, то начало отсчета, из которого происходило развитие человеческой единицы. По мере деления клеток программное обеспечение могло реплицироваться совместно с программной системой плоти – человеческими ДНК. Правильный путь был уже практически ясен, но все же последний шаг – совмещение компьютерной программы и биологической носящей основы – до сих пор сделан не был.

«Но исход уже не за горами, – сказала себе Береника, – и как только работа принесет плоды, я вложу свой разум в яйцеклетку будущего человека. Скорее всего это будет мужчина – таким образом, созданная бопперами система носителей на основе плоти сможет распространяться быстрее. Я смогу ступить на поверхность Земли в новом, сильном и прекрасном человеческом теле и оставить после себя великое множество сционов». Мать-Земля, истекающая богатым соком жизни, до краев, до самых укромных уголков, наполненная богатейшим запасом информации, ждет ее. Она сможет плавать в морях, есть человеческую пищу, она сможет дышать!

Сигнал вызова разнесся по закоулкам сознания Береники. Она включила канал приема передач Эфирнет Ккандио и череда быстрых глифов проследовала перед ее внутренним оком. Человеческое лицо, небольшой сосуд с прозрачной жидкостью, потом то же самое лицо, только странно растекающееся, контейнер с органами, наконец, информацию о покупателе. Ви. Это было сообщение от Ви, постоянного агента-представителя бопперов на Рынке. Не так давно Береника попросила Ви составить для нее обзор наркотических средств, в особенности новых, имеющих хождение среди людей. Невозможно было предугадать, где лежал ключ к возможности кодировки информации яйцеклетки, и этот глиф – растекающееся лицо – показался Беренике интересным и, возможно, заслуживал внимания. Она отослала Ккандио ответный глиф для Ви, содержащий подтверждение о приеме и заинтересованности информацией, и направилась в лабораторию подготовить органы, о которых просил покупатель.

Лаборатория, в которой свежие органы готовились на продажу, находилась позади гидропонных танков. Лабораторный зал был велик, часть его была занята специальными, соединенными с танками, камерами: туда закачивался воздух и там поддерживалась привычная для людей температура. Здесь работали Елена и Улалум. Традиционно сложилось так, что все работники гидропонной фермы были «женщинами» и использовали в разговоре язык великого По. Если вдуматься, то в этом не было ничего необычного. Женское восприятие как нельзя лучше соответствовало задачам вынашивания и выращивания новой жизни, пусть даже и в танках, а работающие постоянно вместе бопперы, как уже было сказано, выбирали себе единый стиль разговорного английского. Напитанная медом болезненность стиля По, по общему соглашению, была принята среди служительниц танков, склонных к мечтательности.

– Приветствую тебя, излюбленная сестра моя, – сладким и чистым голосом пропела Улалум.

Улалум была петафлопом, ее зеркальное тело было покрыто мерц-покровом, окрашенным оттенками розового и желтого. Когда Береника вошла, Улалум работала с небольшим герметическим контейнером, наполненным воздухом. Ее выдвижные глаза и датчики были введены внутрь контейнера сквозь плотный клапан. Подобно Беренике, Улалум имела облик женщины – вот только голова ее была снабжена массой щупалец, с микроглазами и микроманипуляторами на концах. Одно из глазных щупалец выбралось из герметического контейнера и, загнувшись назад, взглянуло на Беренику.

– Органическая жизнь, настоящее чудо, Береника, – пропел ясный голос Улалум. – Только что мне удалось разрешить еще одну из ее загадок. Я поняла принцип сохранения памяти в добавочных генах макровирусов. И знаешь ли ты, о Береника, что самое здесь любопытное? Это хранилище памяти передается у вирусов по наследству, неизменно тщательно сберегаясь и воспроизводясь!

– Какую же ценность может представлять информация, содержащаяся в памяти вируса? – спросила Береника, подходя ближе к своей сестре. – Между микробами и человеческим зародышем лежит огромная разница.

– Макровирусы, о которых говорю я, машут могучими хвостами, о Береника, – восторженно ответила Улалум. – Подобно крохотным драконам, они влекут за собой безбрежный океан опыта прожитого, измеряемый бесконечными триллионами битов. И знаешь что, о сладчайшая Береника, вся память и вся история, кои они несут с собой, всякий раз воскресают и повторяются вновь. Для этого достаточно лишь слить одного из этих мужественных хвостатых созданий с человеческим яйцом.

– Улалум трясется над этими шустрыми хвостатыми, как не тряслась никогда над собой, – подала голос Елена – боппер, имеющая вид мраморной головы, торчащей прямо из пола лабораторного зала. – Улалум ухитрилась заложить в каждого из этих хвостатых всю библиотеку своего программного обеспечения. Если бы ей теперь удалось развернуть спираль человеческого белка, то можно было бы создать человека с нашим программным обеспечением в генной памяти хоть сейчас.

– Вообразите себя безупречным человеческим бытием, – продолжала вещать Улалум. – Или выплеском спермы, разрастающимся во плоть внутри женского чрева! Я одолею человеческое яйцо, обещаю вам! Я хочу создать человекобопа, биологическую машину, имеющую вид сына человеческого, способную производить сперматозидов о паре хвостов у каждого! Мне осталось разрешить только одну проблему, дорогая Береника, научиться разворачивать белковую спираль не повреждая ее, но чувствую я, что решение этой проблемы уже близко, чрезвычайно близко. Я уверена, что способна добиться многого теперь, в этот самый замечательный момент моей жизни, ее пик!

Сигнал Улалум стих, и она снова склонилась над герметическим ящичком и ввела внутрь него щупальца, чтобы продолжить возиться со своими драгоценными вирусами.

– Добрая Береника, – вновь заговорила с ней Елена. – Я уже слышала послание Ви и приготовила для тебя наш товар.

Елена была сестрой-ассистенткой, петафлопом с джи-триггерами, адаптированным для специальных целей расчленения человеческих тел. Тело Елены было вытянутым в длину, мягким герметичным контейнером, с разъемом по верхнему продольному шву и полудюжиной чутких рук, снабженных хирургическими инструментами. Голова Елены – точнее, та ее часть, в которой находились микропроцессор и внешние фоторецепторы – возвышалась над ее длинным, похожим на стручок или лодку телом, подобно фигуре, украшающей нос судна. Так бывало обычно, однако, когда тело Елены отправлялось работать внутрь гидропонных танков, ее голова-фигура на носу судна отделялась от тела и оставалась в лабораторном зале, где царствовал ледяной вакуум, который был предпочтительным для ее суперохлажденного процессора на сверхпроводниках. Елена усердно трудилась и намеревалась обзавестись новым теплоустойчивым петафлоп-оптическим процессором в следующей сционизации.

Теперь же ее голова была вынуждена оставаться за пределами герметических обогреваемых помещений с воздухом и управлять своим телом через посредство приватного радиоканала.

– Несколько минут назад я закончила посмертное рассечение недавно вызревшего тела и теперь со всем тщанием запаковываю то, что является целью твоего похода, – сообщила Беренике бледная, с тонкими чертами голова с лабораторного пола. Береника повернулась к прозрачному окну шлюза, ведущего во внутренность танка. Там внутри, в тусклом сиянии, испускаемом питательным раствором ближайшего танка, тело-стручок Елены выгибалось так и эдак, подбавляя под споро работающие скальпели и ножницы окровавленные остатки его содержимого. Наконец операция закончилась, и руки медленно поднялись и убрались в стороны.

Экономные струйки моющего раствора убрали со стенок стручка кровавые потеки. Замедленно двигаясь в воздушной атмосфере танка, тело Елены принялось упаковывать оставшиеся органы и куски плоти в отдельные контейнеры с индивидуальными системами жизнеобеспечения. Люди предпочитали покупать уже изъятые и расфасованные органы, нежели тела целиком.

– Интересно, что это за новый наркотик, о котором сообщила тебе Ви? – продолжила голова Елены, своим чистым и благородным обликом напоминающая прекрасную Нефертити. – Насколько я поняла, это вещество заставляет человеческую плоть разжижаться.

Разговаривать с Береникой, пока ее дистанционно управляемое обезглавленное тело заканчивало простейшую процедуру сбора и упаковки свежих, только что вырезанных органов, Елене не составляло никакого труда.

– Нам не остается ничего, кроме как ждать, что даст нашему уголку в один из своих великих счетных циклов своей милостью Единственный, – ровным голосом ответила Береника.

– Разжижающаяся плоть, – задумчиво заговорила Улалум, вновь поднимая голову от микроскопа. – Той же способностью обладают мерц-покровы, послушные нашим мыслям. Наши мысли сольются с вирусами, вирусы проникнут в плоть – возможно, здесь заключен ключ к разгадке.

Тело Елены уже выбралось через шлюз в лабораторный зал и, извиваясь как червяк, подползало к ним. Голова Елены подпрыгнула и, установившись на законное место, укрепилась там в разъемах. Кровь и амниотик-раствор, местами еще покрывавший тело Елены, от холода безвоздушного пространства замерз и, превратившись в темную пыль, ссыпался на пол. Машина – подсобный рабочий лаборатории гидропонных танков молча и быстро выскользнула из своего укрытия, втянула в себя мусор и пропала.

– Вот, прошу тебя, дорогая сестра, – проговорила Елена, протягивая Беренике контейнер с органами. – Торгуй с умом и возвращайся с удачей.

Забрав контейнер, Береника торопливо покинула лабораторию, прошла тоннель и, оказавшись на дне Гнезда в основании его жерла, взмыла ввысь и по широкой спирали устремилась к выходному жерлу шахты. В пятках ее ног имелись мощные, частично автоматизированные ионные сопла. Стремительно пронеслась мимо световых пятен и жилищ бопперов, с некоторыми из них Береника обменивалась глифами.

На той скорости, которую она в конце концов развила, ощущение верха и низа терялось. Сузившаяся шахта стала похожа на обычный тоннель и, оборвавшись с внезапностью взрыва, открылась в просторы космоса. Выбравшись на волю, Береника некоторое время продолжала удаляться от поверхности Луны, постепенно отклоняясь к востоку.

Забавы ради она не снижала производительности сопел до тех пор, пока не оказалась на высоте пятнадцати миль точно над космопортом. После этого, полностью остановив сопла, она принялась смотреть, как медленно приближается к ней поверхность Луны. Неподалеку, дальше на востоке, поблескивал на солнце купол Эйнштейна, города, который люди отняли у бопперов. Дорожки для мунгольфа лучами расходились от купола. Далеко на востоке сияло вогнутое зеркало кратера, окружающего вход в Гнездо. Внизу под ногами Береники широко раскинулось поле космопорта, испещренное многочисленными пятнышками – крохотными с высоты космическими транспортными кораблями людей. Все корабли бопперов были уничтожены во время войны.

Включив сопла в последний момент, Береника сбросила скорость и мягко коснулась ступнями оплавленного базальта взлетного поля. На самом краю поля возвышалось здание-купол космопорта. Там находились таможня, отель «Хилтон» и Рынок. С наполненным органами контейнером в руке Береника вошла в космопорт и, выбрав себе тележку с охладительной установкой, сделала вид, что подключила свое тело к ее системе. Не стоило ставить человечество в известность о том, что некоторые бопперы – в том числе и сама Береника – перешли на новые, теплостойкие, оптические процессоры. Будет лучше, если люди по-прежнему будут успокаиваться мыслью о том, что в комнатной температуре ни один боппер без добавочного громоздкого охладительного приспособления не протянет долго. Благодаря такой хитрости земляне продолжали чувствовать себя в полной безопасности и, подверженные своему пороку глупой самоуверенности, давали бопперам спокойно жить и не торопились разделываться с ними окончательно.

Впереди, на противоположной стороне купола космопорта просторная Рыночная площадь кишела людьми и самых невероятных очертаний бопперами. Внимание Береники, естественно, было привлечено в первую очередь к людям, прибывшим с Земли или постоянно проживающим на Луне, – первые называли вторых лунатиками, а вторые первых – червяками, очевидно, из-за обилия плодородной почвы на Земле. Непривычные к пониженной лунной гравитации червяки были очень неуклюжи и отличить их от лунатиков ничего не стоило. Червяки постоянно натыкались на предметы и людей и без конца извинялись. Лунатики не извинялись никогда; в большинстве своем это были преступники, бежавшие на Луну от правосудия или депортированные сюда насильно. Жизнь бок о бок с бопперами не без оснований считалась опасной, и поэтому добровольно обосноваться в Эйнштейне соглашались только редкие земляне. Зачастую Беренике приходилось иметь дело с настоящими отбросами, о чем она немало сожалела.

Толкая перед собой тележку с охладительной установкой и пробираясь сквозь толпу, она миновала отель «Хилтон» и оказалась на площади Рынка. Обширная, запруженная желающими купить и продать площадь напоминала земной восточный базар. Тут и там были выставлены и свалены в кучи товары на продажу: бочки с нефтью, контейнеры с органами, рулоны мерц-покрова, инфокубы с данными различного рода, полудрагоценные камни лунного происхождения, короба с земной почвой, слитки ниобия, баллоны с гелием, баки с жидкими городскими отходами, твист-боксы и кассеты с записями для них, банки с водой и всевозможные дешевые полимерные модные наряды местного производства.

– Он с левой стороны, – раздался голос Ккандио в голове Береники. – Лунатик, без рубашки с длинной прядью волос на спине. Его зовут Уайти Майдол. Я сказала ему про тебя, что ты вся с ног до головы будешь золотая.

Одним усилием воли Береника заставила свое тело заблестеть полированным золотом. Она приготовила к действию речевую мембрану и после секундных колебаний выбрала для лица серебряные губы и широкие глаза цвета темной меди.

Найти нужного ей лунатика не составило труда – не обращая на творящуюся вокруг суету внимание, тот сидел на корточках среди толпы и дрожал, как продрогший пес.

– Вы – Уайти Майдол? – вежливо осведомилась Береника, останавливаясь над мужчиной. Внося с этими словами последние штрихи в свой облик, она заставила посеребриться соски своих высоких грудей. – Я Береника из гидропонных танков. У меня с собой свежие человеческие органы на продажу. Что вы можете мне предложить за них, Уайти?

Сказав это, она перенесла вес своего тела с одной ноги на другую, так что ее широкие бедра величественно колыхнулись. Большинство мужчин легче всего реагировали на глифы, производимые при помощи языка тела.

– Присаживайся рядом, золотая попка, – бросил Уайти, обнажая в улыбке острые зубы и щурясь на одну из голых нот Береники. – А свои прелести побереги для фраерков. У меня на недочеловеков не стоит.

– Хорошо, – покорно отозвалась Береника и опустилась на корточки рядом с лунатиком. Подобная агрессивность могла свидетельствовать только о внутренней душевной неустроенности. С такими она тоже умела справляться. – Меня зовут Береника.

– Мне плевать на то, какая у тебя кличка, чип. Я на мели, меня ломает и все, что мне нужно сейчас, это достать вот это.

Уайти вытащил из кармана рваных выцветших штанов маленький, плотно закрытый пузырек – штаны были сотканы из какого-то растительного волокна. «Джинсы», – вспомнила название этой одежды Береника и почувствовала приятную гордость за свою эрудицию.

Взяв у Уайти пузырек, она взглянула на его содержимое.

Внутри находилось несколько миллилитров прозрачной жидкости. Откупорив крышечку, она поднесла пузырек к отверстиям на лицевой части головы и втянула в себя поднимающиеся пары на экспресс-анализ. По всему выходило, что жидкость в пузырьке была растворителем, однако его тип был Беренике неизвестен.

– Закрой крышку, дура, – зашипел на нее Уайти, тревожно озираясь по сторонам на соседних торговцев-людей. – Если они унюхают эту дрянь, мне больше света не видать.

Он наклонился к Беренике ближе. Проанализировав состав его угарного дыхания, она обнаружила там следы алкоголя.

– Эта штука называется слив, усекла, золотко? Это крутой новый наркотик, очень дорогой. Башню сносит только так, въезжаешь? Здесь хватит всего, может, на раз вмазаться.

Я дам тебе его как образец в обмен на коробку с мясом, а за мясо я смогу взять себе десять доз. Мясо сейчас идет очень здорово, все словно с ума посходили, хватают все подряд.

Уайти протянул руку, взялся за ручку контейнера с органами и попытался придвинуть его к себе.

– Как действует этот слив? – спросила Береника, придерживая контейнер. – Я хочу узнать это для того, чтобы понять, какой интерес он для нас представляет. Ваше поведение не вселяет мне доверия, мистер Майдол, поэтому, прежде чем наша сделка состоится, я хотела бы услышать от вас подробности.

– Слив разжижает человеческое тело, – зашипел Уайти, пригибаясь еще ближе. – От него очень классный приход – по мне, так лучше нет ничего. Обычно я вмазываюсь им вместе с моей подружкой Дарлой. Мы с ней сливаемся – понимаешь, что это значит, золотозадая? Мы оба становимся похожими на кусок этого вашего мерц-покрова. Плещемся в ванне, трахаемся насквозь и вдоль, и попрек, и как придется. Вы вроде тоже чем-то таким занимаетесь – втыкаете кабели друг в друга, – так вот это то же самое, сечешь?

Майдол неожиданно коротко и пугающе рассмеялся и сильно дернул контейнер к себе.

– Меня трясет как цуцика, а ты мне, дура железная, мозги полощешь.

Береника выпустила из рук контейнер. В стенке контейнера была установлена блоха, и на обратном пути к Гнезду она будет следить за Уайти по «оку бога». Оставалось надеяться на то, что дальнейшие действия Майдола позволят разобраться в вопросах, оставшихся после его сбивчивых и невразумительных объяснений.

– Если научитесь гнать такую штуку в своей микки-маусовой железкиной лаборатории, то дайте мне обязательно знать, – добавил Уайти Майдол, поднимаясь. – Если что, то я смогу взять его от вас сколько угодно. И поменьше верти задом, золотко, это может оказаться вредно для здоровья.

Резко повернувшись, Уайти торопливо зашагал к транспортной трубе, ведущей к Эйнштейну.

Береника осторожно спрятала пузырек со сливом в термоизолированную обогреваемую сумку, которую давно уже удобно и незаметно устроила себе между ног. На всем протяжении разговора она так и не почувствовала от Уайти Майдола привычной для мужчин обратной связи, что ее обескуражило. Как и подавляющее большинство людей, Уайти считал бопперов презренными машинами, лишенными зачатков всяких чувств. Погрязшие в эгоизме и самолюбовании, существа из плоти никак не могли простить бопперам того, что те вдруг решили освободиться от рабства. Он назвал ее недочеловеком.., но это было неточно. Скорее недобопперами следовало называть людей!

Береника обвела взглядом Рынок. Как торговый посредник, она на многое смотрела с точки зрения развития будущих взаимовыгодных отношений – люди и бопперы происходили из общих корней и могли во многом пригодиться друг Другу. Непонятным было, почему грубые создания из плоти не замечали, что все разумное представляет собой не более чем кодированное информационное воплощение бесконечного развития Единственного, о чем свидетельствовал самый поверхностный, несложный анализ?

– Эй, чип, – крикнул ей из ближайшего угла приземистый торговец-человек. – Я сейчас сдохну от выхлопа этой твоей телеги. Если ты закруглилась со своими делами, то давай проваливай поскорее.

Береника послушно отвернула свою холодильную тележку так, чтобы горячий воздух, бьющий из ее вентилятора, больше не шел в сторону торговца. Следуя понятиям термодинамики, излишек информации, возникающий в процессе мыслительных вычислений, во всех случаях приводил к повышению уровня энтропии. У бопперов, работающих на процессорах старого типа с джи-триггерами, повышение энтропии имело вид выделения дополнительного тепла – тепла, под человеческими куполами отводящегося от их тел передвижными холодильными установками. То, что Береника возила за собой тележку-холодильник, конечно же, было не более чем лукавством, поскольку повышение энтропии у бопперов на оптических процессорах имело вид некогерентностей внутренних лазерных источников света. На постоянную коррекцию этих некогерентностей уходила почти четверть валового энергопотребления боппера. Грубые человеческие существа избавлялись от накапливающейся энтропии не только путем излучения тепла и накопления некогерентности, но и в виде кала, мочи и дурно пахнущего выдыхаемого воздуха. Подобная система внутренней переработки требовала огромных энергетических затрат, пропадающих для мыслительной деятельности совершенно бесполезно, и приводила к неуклонному повышению энтропии окружающего мира. Земля предоставляла людям почти бесконечный источник дармовой энергии. Воображая себя в подобном теле, столь бездумно относящемся к энтропии своей и окружающего, столь беспечном и богатом возможностями, Береника приходила в восторг, сравнимый разве что только с человеческими фантазиями на темы гонок на сверхмощных скоростных спортивных машинах.

– Что вы чувствуете, – риторически спросила торговца Береника, конечно, не ожидая от него связного и разумного ответа, – обладая столь огромным богатством, но используя его так легкомысленно и непродуманно?

Быстро докатив до шлюза-выхода из-под купола свою тележку, Береника стремительно взмыла ввысь и понеслась к Гнезду. Возвратившись в свои гидропонные фермы, она передала слив Улалум и рассказала ей о своей встрече с Уайти Майдолом.

– Эта таинственная волшебная жидкость, – восторженно заговорила Улалум, – может оказаться универсальным белковым растворителем. Как он сказал тебе, Береника, – слив разжижает тело? Космос услышал нас, и Единственный отдал слив в наши руки. Через месяц, я торжественно обещаю вам, сестры, в наших руках будет оплодотворенное яйцо, которое можно будет поместить в утробу женщины.

Единственное, что омрачало радость Береники, было то, что без помощи Эмуля здесь им не обойтись.

Глава 4,

в которой Кен Долл, в голове у которого, в правой половине мозга, сидела крыса-имплант, положил в утробу Деллы Тэйз зародыш Мэнчайла, первого созданного бопперами человека

22 декабря 2030 года

Ты можешь пытаться думать и можешь пробовать говорить. Мир тут, под лунным куполом, нереален для тебя, ты стиснут здесь, ты словно засаленная игральная карта, раскинутая вместе с другими картами кем-то для своего неторопливого солитера.., нет ни одного предмета, который был бы ясен и понятен тебе, все очертания неопределенные и туманные, края расплывчаты, ты пятно краски среди других таких же пятен и мазков, и ничто, кроме силы твоего воображения, не способно придать окружающему черты отличия.

Ты поднялся и, опрокинув что-то по пути, выбрался на улицу. Прозрачный купол высоко над головой. Тусклый свет и туман. Голоса за твоей спиной.., расходящиеся волны колебаний давления в тухлом воздухе под пленкой нагноившегося и готового лопнуть чирья. Люди: машины из плоти и крови с программным обеспечением личности, измеряемым в гигабитах, с вечно шевелящимися мокрыми дырами, куда они запихивают еду, жир, сало, пот и волосы сплошь на их телах, в особенности густо между ног, и ты как будто бы один из них, ты тоже трешься и толпишься вместе с ними, ты в точности такой, как они, но в то же время все в тебе говорит, что ты другой, другой. Это невыносимо, ты не можешь больше этого терпеть.

Молодой мужчина подходит к тебе и что-то говорит. Но у тебя больше нет слов, нет и нет. Вместо ответа ты высовываешь язык как можно дальше, так что он касается подбородка.

Косишь глазами и трясешь головой и пробуешь дотянуться до человека своим распухшим языком. И все это молча. Парень отваливает, и путь снова свободен. Это хорошо. Проходя мимо других мужчин и женщин, ты поступаешь точно так же. Никто из них не пытается тебе помешать.

Ты идешь быстро, но потом ускоряешь шаг еще больше и начинаешь приволакивать за собой плохо работающую левую ногу, движешься так, не переставая думать о кусках мяса, о долгожданном финальном и заключительном передозе, после которого вся эта канитель закончится, после которого не будет больше тумана перед глазами и раздражающих пятен вокруг, после которого тебе уже не нужно будет так нестерпимо желать конца. Воздух густой и желтоватый, свободные атомы и те грязные, их вдыхают и выдыхают снова и оттого на них висит слюна и пот. До чего же хорошо было бы выйти наружу через шлюз и застыть там в ледяном космосе навсегда, обратившись каменной глыбой, до чего же хорошо.

Людей стало меньше и купол дома опустился – ты добрался до окраины. Пространственные координаты соответствуют заданным, перед тобой тот самый дом, который тебе был нужен. Твоя левая рука знает, как отпереть замок на двери этого дома. Ты внутри, ты проходишь через пустынный холл, потом темп начинает ускоряться, события несутся сплошной каруселью, мир совершает дополнительное превращение и становится похожим на непрочную паутину, в центре которой находятся обе половинки тебя, разорванного надвое, задыхаясь, ты несешься вверх по высоким ступенькам (на Луне из-за пониженной гравитации ступеньки всегда делаются высокими), ты толкаешь перила назад своей сильной правой рукой, в корне твоего горла рождаются странные тонкие стонушие звуки-вибрации, ты говоришь что-то тонким и поразительным голосом, которого от себя ну никак не ожидал, говоришь голоском человечка, который только-только учится разговаривать, это настолько безумно, что ты даже вспоминаешь, что значит смеяться:

– Я не то не то не то что я есть. Я есть ты? Нет. Я есть я? Нет.

– Я не то не то не то что я есь. Я есь ты? Не. Я есь я? Не.

– Я не то не то не то что будешь ты. Я есь ты. Ты не будет не будет нет.

В холле пусто. Неподвижный свет в холле в доме под куполом внутри твоей расколотой надвое головы. Чтобы замолчать, ты с силой бьешь себя кулаком левой слабой руки в лицо. Молчи, молчи, успокойся. Ты берешь себя левой рукой за подбородок и, оттянув назад губы, заставляешь нижнюю челюсть проделывать медленные жевательные движения, словно Пасхальный Кролик. В твоей голове глиф: Плотоядный кролик. Тихо, тихо, скок-поскок.

Ты останавливаешься перед одной из дверей и твоя левая рука справляется с кодовым замком этой двери так же легко, как совсем недавно с замком входной двери. Ты открываешь дверь, проскальзываешь внутрь и замираешь, твое тело совершенно неподвижно и расслабленно, ты – зомби. В прихожей темно, в комнате направо тоже темно, но во второй комнате горит свет. Тут хорошо пахнет, просто отлично – сексом и сливом.

Ты стоишь тихо в течение времени, достаточного для того, чтобы сто раз медленно пожевать по-кроличьи, причем считаешь на всякий случай и сам тоже, просто для подстраховки.., стоишь и прислушиваешься. «Плюх» – это из комнаты, где горит свет, «плюх-плюх-плюх». Да, им там хорошо. Как и прежде, ты пребываешь в мире пятен и мазков краски, но внезапно оказывается, что ты не властен над этим миром больше, да и над собой тоже, тобой и этим миром теперь правит Бог, о да, конечно, ведь это его сладкий и покойный голос звучит в правой половине твоей головы.

Твои руки-зомби оживают и принимаются за дело, они похожи на пару мультяшных кроликов, они разбегаются, поводят носиками и принюхиваются, потом сходятся вместе и делятся друг с другом своим новым Знанием. Следом за своими руками ты идешь вперед, проникаешь в темную комнату, на цыпочках обходишь ее, медленно-медленно и бесшумно, твои руки продолжают скакать по сторонам – не то, не то, снова не то, что-нибудь подлиннее, потяжелее, вот то, что нужно, в самый раз.

В твоей левой руке теперь зажат тяжелый гладкий предмет, это.., гм.., ты узнаешь, что это такое только тогда, когда твоя рука поднимается вверх и проносит предмет мимо твоего лица – это копия абстрактной скульптуры Бранкузи из хромированной стали. Полет. Твоя левая рука ныряет в карман и достает оттуда крошечный пузырек: в нем находится жизнь.

Вот теперь ты готов: в твоей левой руке жизнь, а в занесенной над головой правой – смерть. Замечательное тупое орудие, дубина от Бранкузи, которой так удобно будет ударить по дряблому текучему желе и расплескать его по стенам комнаты. Черныйбелыйчерныйбелыйчерныйбелый. Ты часто дышишь, очень часто. Ты несколько раз сильно ударяешь себя в лоб черенком дубдубдубдубины. Звездный круговорот. Ты стоишь неподвижно в течение сотни ударов сердца, голоса приходят и уходят, потом в твоем рту начинает зарождаться шепот, быстро перерастающий в пронзительный крик:

– Лас са неелю до Лошдестфа и Фсех Сфятых Дня, Ф ЕГО КОНУЛКЕ Плолоятный КЛОЛИК фзял да и ласплескал ПАЛЕНЬКА-ПАЛНИШКУ!

– Кто там? – кричат тебе из комнаты, где горит свет, откуда доносится плеск, но ты уже бежишь туда сам, быстро бежишь с высоко занесенной над головой дубиной, твой язык высунут изо рта так далеко, что достает кончиком до подбородка. Девчонка уже превратилась в жижу, она растеклась по дну ванны розоватой лужей, на поверхности плавают только ее глаза, на краю ванны сидит черный парень, половина его тела уже размякла и тоже стекает в ванну, он пытается подняться, но не может, его орущий рот как бахромистая брызжущая влагой дыра, о как приятен и покоен этот голос у тебя в голове, швак, как ловко ты отбил у парня голову, она отлетела, как кусок шилушки, хлоп, теперь руки, ноги, швак, хлоп, швак.

Розовая девушка-лужа в ванне вся трепещет, ее глаза различают только тени на потолке, она не видит ни тебя, ни своего дорогушу-паренька, но, судя по всему, она уже знает, сквозь свой экстаз чувствует, что Плотоядный Кролик пришел к ней и он здесь!

Что ты наделал? Что ты наделал? Снова в голове звучит спокойный голос, голос отдает новые приказы, голос говорит тебе, что правильно, что так и надо, что ты не можешь на этом остановиться, ты должен присесть на корточки и наклониться вперед, да, вот так, открыть пузырек.., ты не можешь этого сделать. Твои руки бросаются друг на друга словно задиристые молодые петушки. Ты наклоняешь голову направо и налево, смотришь одним глазом и другим, меняешь угол зрения, ты – мать-наседка, ты пробуешь так и эдак, пока наконец твои руки не доводят дело до конца.

Правая. Левая. Крышку долой, эмбрион – фасолина из розового желе ныряет в розовую девушку-лужу и находит там для себя укромное местечко, устраивается очень удобно. Неожиданно тебя скручивает спазматическая вспышка оргазма, ты страшно скалишь зубы, твой мозг взрывается, тебя всего колотит, как того эпилептика, ты падаешь на пол и неизвестно сколько лежишь рядом с ванной с любовной смесью, черноебелоечерноебелоечерноебелое.