"Проклятье хаоса" - читать интересную книгу автора (Сальваторе Роберт)

Ночь наступает

Шейли припала к крыше невысокого строения позади Библиотеки Назиданий, озирая большое квадратное здание с все возрастающим подозрением. Она определила, что пожар был сконцентрирован в одной точке, чего и можно было ожидать от дома, сделанного в основном из камня, но теперь эльфийку тревожил не огонь. Две вещи бросились ей в глаза сразу, показавшись весьма странными. Во-первых, вокруг Библиотеки просто-напросто отсутствовала любая деятельность. Зима на исходе, перевалы открыты, и все же Шейли не видела прогуливающихся жрецов, разминающих затекшие конечности на теплом солнышке.

Во-вторых, Шейли не могла понять, почему все окна закрыты и даже, кажется, забиты досками. Это было особенно странно после пожара: по ее мнению, Библиотека должна была распахнуть все ставни, чтобы избавиться от дыма и впустить свежий воздух. Даже при этом Библиотека Назиданий вряд ли проветрилась бы, но с закрытыми окнами, пусть даже только с одной стороны здания, скопившийся внутри дым должен быть просто губителен.

Персиваль, прыгающий по веткам ближайшего дерева, тоже не выказывал спокойствия. Зверек все еще был возбужден – собственно, он так дико скакал, что Шейли опасалась, не подхватил ли все-таки грызун какую-то заразу. Он спустился прямо к эльфийке, причем с такой скоростью, что Шейли на секунду показалось: Персиваль сейчас врежется ей в руку.

– Ну что такое? – тихонько спросила она, пытаясь успокоить зверька, нетерпеливо приплясывающего на ветке.

Персиваль перепрыгнул на крышу мавзолея и там продолжил свой танец по кругу, громко цокая, словно протестуя, а затем высоко подскочил, вернулся на нижний сук и уселся мордочкой к склепу, все так же взволнованно вереща.

Шейли запустила свою тонкую руку в копну золотистых волос, пробежав по ним, пока еще не понимая, что все это означает.

Персиваль повторил свои действия, и на этот раз его пляска на крыше невысокого строения была просто безумной. Он вновь перелетел на ветку, опять обратившись прямо к склепу, и снова протестующее затрещал.

Шейли догадалась, что он наблюдает за этим низким зданием, а не за ней и не за Библиотекой.

– Здесь? – спросила она, показывая пальцем на крышу усыпальницы. – Что-то такое здесь?

Персиваль сделал сальто на ветке, и от его бешеного верещания дрожь пробежала по спине эльфийки.

Шейли выпрямилась и уставилась на крытую ивовыми прутьями крышу. Она достаточно хорошо разбиралась в обычаях людей, чтобы понимать, что это дом для погребений, но этот факт сам по себе не встревожил бы белку, даже такую, как Персиваль, который, кажется, понимает куда больше, чем положено обычному грызуну.

– Что-то здесь, Персиваль? – спросила она снова. – Что-то плохое?

И вновь белый грызун пустился в дикий пляс, неистово цокая.

Шейли подползла к краю склепа и высунулась из-за него. На стене внизу виднелись одно окошко, пыльное и грязное, и закрытая дверь – но острое эльфийское зрение позволило различить, что косяк чист, а значит, двери недавно открывали.

Шейли обвела взглядом небольшое пространство на задворках Библиотеки. Никого не заметив, она схватилась за край крыши склепа и, грациозно перекувырнувшись, свесила ноги над землей и спрыгнула вниз.

А Персиваль уже опять был на крыше, рядом с ней, и производил куда больше шума, чем хотелось слышать эльфийке.

– Тише ты! – ругнулась Шейли хриплым шепотом.

Персиваль тут же уселся, молча и неподвижно, лишь его маленький носик нервно подергивался.

Сквозь пыльное оконце ничего не было видно. Шейли впала в глубокий транс и настроила глаза на эльфийское ночное зрение, – они могли видеть вещи в инфракрасном спектре, улавливая тепло и неотраженный свет.

Осмотренное подобным образом, место тоже казалось пустым.

Однако Шейли это не успокоило; она вернула зрение в нормальное состояние и двинулась к двери. Это же все-таки склеп, и, окажись внутри монстры, они вполне могут быть не-мертвыми. А после смерти тела холодеют и больше не отдают тепла.

Шейли поморщилась, когда старая дверь, поворачиваясь на ржавых петлях, заскрипела. Тусклые сумерки проникли в помещение, слабо осветив его. Однако род Шейли в Шилмисте жил больше под звездами, чем под солнцем, и она не нуждалась в ярком свете. Эльфийка продолжала наблюдать за окружающей обстановкой в нормальном спектре. Она бесшумно вошла, оставив Персиваля, вновь, несмотря на замечание, принявшегося цокать, на краю крыши над открытой дверью.

Усыпальница казалась пустой, но поднявшиеся дыбом волоски на шее Шейли утверждали обратное. Эльфийка плавно сняла с плеча свой длинный лук, чтобы быть наготове на всякий случай, и двинулась дальше. На дверь она оглядывалась чуть ли не на каждом шагу, заметив взгромоздившегося снаружи на подоконник нервничающего Персиваля, заглядывающего внутрь глазками-бусинками.

Вид озабоченного зверька едва не заставил эльфийку рассмеяться, несмотря на собственную тревогу.

Она прошла мимо первой из каменных плит, заметив пятна крови – кажется, довольно свежей, – на полу, рядом с изорванным саваном. Эльфийка покачала головой – загадки продолжались. Она скользнула мимо второй плиты и взглянула на дальнюю стену, слева от двери, выложенную рядами исписанных камней – эльфийка знала, что это имена погребенных.

Что-то – что-то неуместное – рядом с дальним камнем в углу склепа привлекло ее внимание.

Шейли с любопытством вглядывалась туда несколько секунд, пытаясь определить, что же это.

Слегка искривленная вешалка. Шейли кивнула и осторожно шагнула ближе.

Из стены выпал камень, и эльфийка отпрыгнула назад. В отверстии показалось жирное тело, распухшее и гнилое, оно свалилось бесформенной грудой у основания стены. Эльфийка едва успела почуять невыносимую вонь, когда еще одна фигура выпрыгнула наружу, с несказанной живостью извернулась и встала прямо у ближайшей стены рядом с плитой, едва ли в дюжине футов от потрясенной Шейли.

Декан Тобикус!

Шейли узнала его, несмотря на тот факт, что половина его кожи каким-то образом испарилась, а оставшиеся потрепанные лоскуты пузырились. Она узнала декана и поняла, что он стал чем-то ужасным – ужасным и могущественным.

Эльфийка продолжала пятиться, намереваясь преодолеть последнюю плиту между собой и дверью, и, воспользовавшись колонной как прикрытием, повернуться и улизнуть. Длинный день подходил к концу, но она знала, что свет, любой свет, станет ее союзником против этого существа.

Тобикус, как зверь, припал к плите. Шейли напряженно ожидала, что сейчас он бросится на нее. Но бывший декан лишь смотрел, не мигая, не дыша, и она никак не могла понять источник этого взгляда. Голод светится в нем или страх? Грозное ли чудовище перед ней или жалкая тварь?

Эльфийка миновала последнюю плиту, почувствовав плечом колонну. Нога скользнула назад и слегка повернулась.

Будто взорвавшись, Шейли метнулась за колонну, но движение ее было предвосхищено – тяжелая дверь с лязгом и оглушительным грохотом, захлопнулась.

Шейли резко остановилась, увидев за окном лихорадочные кульбиты Персиваля. Она чувствовала леденящий холод, исходящий от подступающего сзади мертвеца, и теперь знала правду о нечестивой природе не-мертвого монстра. Она развернулась и встала в защитную стойку, отступая по мере медленного продвижения Тобикуса.

– Дверь не откроется, – сообщил вампир, и Шейли не пришло в голову сомневаться в его словах. – Выхода нет.

Взгляд фиолетовых глаз Шейли метался из стороны в сторону, озирая комнату. Но кроме единственного окна (с освинцованным стеклом, которое все равно не получилось бы разбить быстро) и двери, других выходов тут не было.

Вампир широко разинул рот, гордо выставив свои клыки.

– Теперь и у меня будет королева, – заявил Тобикус, – как Даника у Руфо.

Последнее утверждение потрясло Шейли – и тем, что Кьеркан Руфо вернулся, и тем, что Даника, очевидно, попалась в его когти.

Она взглянула на дверь, на Персиваля за окном, в надежде, не желая признавать истину еще одной фразы Тобикуса:

– Выхода нет.

К тому времени, как они остановились, Библиотека уже едва виднелась вдали с извилистой тропы за мешающими обзору деревьями. Кэддерли, с трудом переводя дыхание, стоял, согнувшись пополам, и не только из-за физического напряжения. Что произошло с его Библиотекой? Эта мысль надрывала ему душу. Что случилось с орденом, сопровождающим юношу большую часть его жизни?

Пайкел, у которого кровь текла из нескольких ран, яростно прыгал по небольшой полянке, то и дело наталкиваясь на защищающие это местечко с юга валуны (что, естественно, ничуть не способствовало избавлению от боли), снова и снова выплевывая свое "о-о-ой!". Айвэн просто мрачно стоял, глядя на виднеющийся из-за деревьев верхний угол Библиотеки, качая лохматой головой.

Кэддерли никак не мог собраться с мыслями, и бешенство Пайкела нисколько не помогало ему. Не раз молодому жрецу случалось сосредоточиваться на непосредственных проблемах, отбрасывая все остальное, но сейчас на него все время натыкался обезумевший дворф, перебивая поток сознания громогласным выразительным «о-о-ой!».

Кэддерли стоял, сверля взглядом зеленобородого дворфа, готовый выругать Пайкела, когда ясно услышал Песнь Денира. Она понесла его за собой, словно он был прутиком, упавшим в стремительный ручей. Она не спрашивала, хочет ли он плыть, она просто подхватила его своим набирающим скорость течением, и все, что молодой жрец мог сейчас сделать, – это держаться на поверхности.

Спустя несколько секунд Кэддерли обнаружил, что практически способен контролировать круговорот своих мыслей, и по собственной воле перебрался в центр потока, в самую звучную мелодию Песни. Он не слышал напев с такой ясностью с тех пор, как в Замке Тринити уничтожил Абаллистера, собственного отца, заставив землю разверзнуться под ногами злого колдуна. Музыка была сладка, так сладка, она смывала с Кэддерли горе и страхи за Библиотеку и будущее. Он был сейчас с Дениром, купаясь в самой прекрасной музыке.

Перед ним стали открываться широкие коридоры, ответвления от главной реки. Кэддерли подумал о Книге Всеобщей Гармонии, священнейшей книге Денира, книге, исписанной словами этой Песни. В Песни звучала лишь мелодия, чистая, возвышенная, но все ее ноты перекликались с рукописным текстом, человеческим переводом музыки Денира. Кэддерли знал это, и Пертилопа знала, но их было всего лишь двое. Даже декан Тобикус, глава ордена, понятия не имел, как исполняется эта музыка. Тобикус мог процитировать слова Песни, но напев лежал вне его постижения.

А для Кэддерли слышать музыку было все равно, что переворачивать страницы или плыть по течению, и теперь он свернул в один из притоков, в сферу исцеления, и выудил из чистых вод заклинания поправки.

Через пару минут Пайкел утихомирился, кровотечения прекратились, и несколько ран Кэддерли тоже исчезло. Молодой жрец повернулся к Айвэну, который, судя по всему, очень сильно ушибся во время своей короткой стычки с вампиром, но, к своему удивлению, Кэддерли обнаружил, что рыжебородый дворф стоит спокойно, вполне здоровый на вид.

Айвэн ответил Кэддерли ошарашенным взглядом, не понимая, чем так потрясен юноша.

– Надо прятаться, – резонно проговорил он.

Кэддерли тряхнул головой, выходя из ступора. Песнь улетучилась из его мыслей, но он верил, что сможет призвать ее вновь, если потребуется.

– Лучше оставаться на открытом пространстве, – возразил молодой жрец. – На свету, подальше от теней.

– Свет не навечно! – колко напомнил Айвэн.

Дворф ткнул пальцем на запад, где возвышающиеся горы уже потемнели и лишь края их силуэтов сверкали в последних лучах солнца.

Не сказав ни слова, даже не фыркнув, Пайкел рванулся в кусты. Айвэн и Кэддерли посмотрели ему вслед, переглянулись и пожали плечами.

– Надо найти место, чтобы укрыться на ночь, – заметил Кэддерли. – Я поищу необходимые нам ответы у Денира. Его благословение защитит…

Кэддерли резко прервался, оглянулся на Библиотеку, и его серые глаза расширились от ужаса. Нота страха зазвенела опять в его мыслях. Возможно, ее вселил в него Денир, а может, вызвали логические умозаключения Кэддерли в тот момент, когда он оценил все в другом свете. Так же загадочно, как Пайкел, юный жрец кинулся на запад, обратно к Библиотеке.

– Эй! – взревел Айвэн и поспешил следом.

В это время из кустов выбрался Пайкел, широко улыбаясь и таща капающий бурдюк с водой.

– Ух? – изумился он, видя, как его спутники убегают от него.

Дворф присвистнул и кинулся в погоню.

Кэддерли свернул в сторону, огибая куст ежевики. Айвэн бросился наперерез, прямо в колючие заросли, и тараном врезался в молодого жреца с той стороны.

– Ты чего? – требовательно поинтересовался он. – Ты же только что сказал, что надо найти место, чтобы спрятаться! Я не собираюсь возвращаться в…

Кэддерли стремительно вскочил, ноги его заработали еще до того, как он восстановил равновесие, унося юношу от ворчащего дворфа. Айвэн снова бросился за ним по пятам, и Пайкел, предприняв аналогичный, хотя и болезненный маневр, продравшись через кусты, вскоре занял место по другую сторону от Кэддерли.

– Что? – снова окликнул Айвэн, пытаясь перехватить и остановить упрямого жреца.

Теперь они уже были у начала прямой тропы в Библиотеку, между рядами безмолвных ухоженных деревьев, откуда виднелась разбитая дверь, снова закрытая и, очевидно, забаррикадированная изнутри.

– Что? – дико прорычал Айвэн.

– Она там! – ответил, наконец, Кэддерли.

Огромными прыжками молодой жрец двинулся вперед, на открытое пространство, оставив дворфов позади.

– Ты не должен входить! – взвыл Айвэн, не соображая, о чем толкует Кэддерли. – Ночь надвигается! Ночь – его время, время вампиров!

– О-о-ой! – искренне согласился Пайкел.

Ответ Кэддерли разметал любые логические аргументы, которые мог бы привести Айвэн против возвращения в Библиотеку, где их ждала встреча с Руфо вне зависимости от того, наступает ночь или нет:

– Там Даника!

Ноги их были куда короче, но любовь к Данике ничуть не меньше, так что, когда Кэддерли замедлил шаг, пытаясь решить, как прорваться через преграду, размышляя, не опасен ли вход, не охраняется ли, не подстерегает ли внутри ловушка, Айвэн и Пайкел пронеслись мимо него, низко пригнув головы, вопя воинственное «о-о-о!».

Руфо подпер двери и заклинаниями, и тяжелой мебелью, да еще и поставил за ней дюжину зомби с приказом стоять на месте и держать дверь закрытой.

Не стоило ему так заботиться о баррикаде. К тому времени, как Айвэн и Пайкел исчерпали свое ускорение, они лежали носами вниз на полу холла, а щепки, обломки мебели и зомби градом сыпались вокруг них.

Кэддерли влетел в здание следом за дворфами, крепко сжимая священный символ и распевая мелодию Денира. Едва перешагнув порог, он почувствовал, что его сила в этом оскверненном месте ослабевает, но в нем было еще достаточно гнева и решимости, чтобы завершить призыв к своему богу.

Шестеро зомби упрямо поднялись и шагнули к дворфам и Кэддерли. И тупо застыли на месте – золотистый свет залил их всех с головы до пят. Там, где сияние соприкасалось с лохмотьями одежды или грязной кожей, оно было наиболее ярким.

Через миг зомби лежали на полу грудой серой пыли.

У входа Кэддерли привалился к косяку и чуть не потерял сознание, потрясенный усилием, потребовавшимся ему, чтобы призвать сюда Денира, – и вновь ошеломленный тем, что Библиотека Назиданий, его Библиотека, его дом, стала столь чужим и неприветливым местом.

Она не закричала, когда Руфо склонился над ней, потому что не думала, что кто-нибудь может услышать. И она не боролась, ибо путы были слишком туги, а охватившая ее слабость – совершенной.

– Даника, – услышала она тихий голос Руфо, и звук собственного имени, исходящий из этих губ, вызвал отвращение.

Воительница глубоко погрузилась в себя, пытаясь покинуть свою телесную оболочку, – она знала, что ее ждет. Даника многое перенесла за свою короткую жизнь – потерю родителей, годы жестоких неумолимых тренировок, битвы на пути, но она не думала, что сможет пережить это.

Руфо нагнулся ниже; она ощущала смрад его дыхания. Девушка инстинктивно открыла глаза, увидела острые клыки и забилась в неподатливых веревках. Тогда она снова зажмурилась, пытаясь отмести от себя реальность этой адской сцены, отстраниться от нее.

Даника почувствовала укол, когда клыки Кьеркана Руфо впились в ее шею.

Вампир застонал в экстазе, и отвращение переполнило Данику. Все, чего она хотела сейчас, это уйти, сбежать из собственного изломанного тела. Она подумала, что умрет, и захотела умереть.

Умереть.

Эта мысль выбилась из клубящегося в ее голове вихря проблеском спасения, осветив путь бегства от этого ужасного монстра и статуса не-мертвой, который он предназначал ей.

Даника ощутила боль в ноге, ощутила боль во всем своем разбитом теле и сняла всю защиту, принимая боль, тошноту и слабость, окунаясь в них, взывая к ним.

Умереть…

Кьеркан Руфо впервые в своей жизни познал истинный восторг, величайшее наслаждение, подпитываемое Проклятием Хаоса, когда почувствовал на своем языке вкус пульсирующей крови Даники! Это было куда лучше, чем любая вампирская пища, испробованная им прежде. Даника! Руфо страстно желал ее, вожделел с той секунды, как впервые увидел, и теперь она будет принадлежать ему!

Вампир был так поглощен реализацией собственной фантазии, что далеко не сразу заметил, что кровь девушки больше не выплескивается толчками, что всю сладость, извлекаемую им из раны на шее Даники, он забирает, прилагая усилия. Он упал на колени и недоуменно уставился на женщину, которая должна была стать его королевой.

Даника лежала совершенно неподвижно. Ее грудь не вздымалась и не опадала в ритме дыхания, кровавые ранки на шее не увеличивались от приливающей крови. Руфо видел, что его клыки метко прокололи артерию. У других жертв кровь так и лилась из подобных ран.

Но не сейчас. Всего лишь крохотные красные точки. Никакой силы, никакого пульса.

– Даника? – выдохнул вампир, с трудом заставляя голос не дрожать.

Но он уже знал. Вне всяких сомнений и доводов разума, вампир знал, ибо лицо девушки было слишком безмятежным, слишком бледным. И она сама такая застывшая…

Руфо хотел ввести Данику из жизни в царство не-мертвых и там сделать ее своей королевой. Она была связана, слаба и не могла сбежать, по крайней мере, он так полагал.

Тело Руфо затрепетало мелкой дрожью, когда он понял, что произошло, что сделала Даника. Он отпрянул от нее, от этой гигантской нелепой кровати, вскинув руки, зажимая окровавленный рот, его темные глаза расширились от ужаса и еще больше – от ярости. Даника совершила побег, Даника нашла единственный способ улизнуть от планов и страстей Руфо.

Даника умерла.