"Нам не страшен Хуливуд" - читать интересную книгу автора (Кемпбелл Роберт)Глава четвертаяМонсиньор Теренс Алоисий Мойнихен, советник его преосвященства кардинала Юстаса, председатель совета директоров экспериментально-инвестиционной компании, распорядитель и казначей богатейшей епархии, сопоставимой в этом отношении только с нью-йоркской и чикагской, был, как положено ему по сану, облачен во все алое. Черноволосый, белокожий, краснощекий и синеглазый, монсиньор был величайшим лицемером, появившимся на земле с тех пор, как Понтий Пилат умыл руки и передал вопрос о выборе между Христом и Варравой на усмотрение черни. Порой говорят, что большинство полицейских, не имей они разрешения пускать в ход оружие на законных основаниях, оказались бы по другую сторону баррикады с тем, чтобы пускать его в ход незаконно. О Мойнихене же говорили, что не выбери он карьеру священника, то непременно стал бы ростовщиком, голливудским агентом или же сутенером. Доллар католического окраса, попав в карман к Мойнихену, редко покидал его. Мойнихен придерживался на сей счет старых правил. Похотливый по природе, он сублимировал это чувство, стремясь к богатству и могуществу. Иногда даже кардиналу Юстасу начинало казаться, что его советник чересчур часто бывает на всевозможных приемах и задерживается там слишком уж допоздна. На сегодняшнем приеме молодой монсиньор чуть ли не весь вечер в задумчивости простоял у камина, позволяя вихрям веселья обтекать себя со всех сторон. Его изящные руки весь вечер сжимали старинный бокал с двойной порцией виски так, словно это и впрямь была священная реликвия. На протяжении долгих часов монсиньор принимал поздравления по поводу своего последнего назначения – членом наблюдательного совета округа (общественной организации, занимающейся генеральными планами архитектурного развития), и череда этих поздравлений еще не иссякла. Скоро ему предстоит стать посредником между заказчиками и исполнителями работ. Находить в проектах специально заложенные или случайно обнаруженные лакомые кусочки, срезать и наращивать ассигнования, раскапывать кое-что скверно пахнущее, состригая с чужих грехов золотое руно на нужды епархии, типа приходских школ, строительство которых не влечет за собой увеличения сметных расходов. Да и людям стоило иметь дело с монсиньором Мойнихеном – это сулило выгоду, а в здешней толпе популярность того или иного человека строго пропорционально зависела от барышей, которые сулило знакомство с ним. Фрэнк Менифе подошел к монсиньору, дождавшись, когда тот окажется в полном одиночестве. Смокинг сидел на Менифе так, словно был изготовлен из грифельной доски. О галстуке могло создаться впечатление, будто он пришпилен булавкой прямо к шее. Стоило адвокату повернуть голову, как вместе с нею поворачивался и галстук. Мойнихен нашел это зрелище столь завораживающим, что буквально не сводил с галстука глаз. – Мои поздравления, монсиньор, – сказал Менифе с натужной улыбкой. – Спасибо, Фрэнк. – А это правда? – Что именно? – Что вас сделают в наблюдательном совете главой? – Есть такое мнение. – Я бы на вашем месте воздержался. – Почему же? – Потому что это не сулит вам выгоды. – Я не ищу выгоды лично для себя, Фрэнк. И вам это прекрасно известно. – Что ж, монсиньор, если вы сами такого мнения. Но ведь и выгода бывает разной. Вы уже заседаете в достаточном количестве советов и комитетов, чтобы наложить лапу на каждый доллар, который вам приглянется. Только не следует чересчур усердствовать в плане общественного внимания. Если ваша деятельность привлечет к себе интерес, это не принесет пользы ни вам, ни кардиналу, ни епархии, ни католической церкви как таковой. – Не сомневаюсь, Фрэнк, что его преосвященство учтет ваши замечания и предостережения. Мойнихен извлек из складок сутаны маленькие, размером с полдоллара, золотые часы и сверился с ними. – Слишком уж я здесь замешкался. Надо поискать хозяина, чтобы проститься с ним. – Мы только что беседовали у него в кабинете. – Вот как? У вас с ним дела, Фрэнк? Ваши люди примут участие в новом проекте Уолтера? – с интересом спросил Мойнихен. – А сначала мне показалось, будто вся эта затея не больно-то вас вдохновляет. – Я ведь вроде вас, монсиньор. Хозяев у меня много. – И, тем не менее, Фрэнк, вы добрый католик. И никогда не забываете об этом. – Кесарю кесарево… – Это выражение всегда к месту. – Я передал предложение по инстанции. Оно понравилось. Они усматривают за домашними развлечениями большое будущее. А вы? – Святая Церковь имеет об этих развлечениях лишь самое смутное представление. – Ну, а он, по-вашему, сколько этого добра пересмотрел? – с кривой усмешкой поинтересовался Менифе. – Не уверен, что хотя бы одну кассету. Совершенно необязательно совать руку в пламя, чтобы убедиться в том, что оно обжигает. – Но чтобы понять, вкусно ли яблоко, его следует надкусить. – Не поддразнивайте меня, Фрэнк. Жестоко поддразнивать человека, взявшего на себя обет безбрачия. – Если вы когда-нибудь решите нарушить этот обет, я подыщу для вас курочку что надо. – Если когда-нибудь решу, то вы, Фрэнк, узнаете об этом первым. – А что говорит по этому поводу Святая Церковь? – просил Менифе. – Я не в силах дословно вспомнить последнюю энциклику против порнографии, но можете не сомневаться, она достаточно категорична. – Выходит, в собственных силах папа уверен? – Он непогрешим. – И грозит отлучением? – О ком вы спрашиваете, Фрэнк? Об изготовителях или о потребителях? – И о тех, и о других. – Не лучше ли было бы как следует присмотреться к душам преуспевающих капиталистов? – Я не знал, монсиньор, что на деньгах как на таковых лежит печать греха. Насколько мне известно, ваши иезуиты рассматривают вопрос о нейтральности денег. – Я часто размышляю над этим, Фрэнк. – Я хочу сказать, мне почему-то вспомнились жилые дома, принадлежащие церкви. Дома в Санта-Монике и в Западном округе. Мне почему-то подумалось, будто вам ничего не известно о том, что в одном из этих домов расположена небольшая мастерская по производству ошейников, плеток и прочих предметов для издевательства над животными. А еще один жилец выпускает журнал "Откуда взять мальчиков" – краткий путеводитель для педофила. И, насколько мне известно, в том же самом доме, на третьем этаже, практикуют три профессиональные проститутки. – Да, Фрэнк, мне ничего не известно об этом, – равнодушно сказал Мойнихен. – Но я проверю. – И поднимете им квартплату? – Полагаю, если ваши сведения подтвердятся, мы расторгнем с ними контракт. – И у вас будут простаивать жилые помещения. – Эту сторону дела необходимо принять во внимание. – И вам не захочется, чтобы они пустовали слишком долго. – Да, не захочется. А теперь мне, пожалуй, и впрямь пора попрощаться с Уолтером и поблагодарить его за радушный прием. "И подписать с ним контракт, лицемерный ты сукин сын", – подумал Менифе. Шила устало откинулась на спинку изношенного сиденья в старом «шевроле» Уистлера. Свистун глядел прямо перед собой, держа обе руки на баранке. Вел себя как шофер. Играл по всем правилам. Время от времени она посматривала в его сторону, и Свистун это чувствовал. Конечно, именно так она пялится на каждого мужика. Прикидывает, много ли весят его яйца. Оценивает способности и умения. – Мне хотелось бы отблагодарить вас, – сказала она. – Ну, и за что, по-твоему, тебе надо отблагодарить меня? – За то, что вы увезли меня с места преступления. – Не преступления, а несчастного случая. Аварии. – Мертвое тело было обезглавлено, – сказала Шила. – Мне показалось, что меня сейчас вырвет. – Значит, ты это заметила? – Я почти все заметила, Свистун. А такую хреновину было бы трудно не заметить. – Ты что, приняла какую-нибудь таблетку, пока я на тебя не смотрел? – А в чем дело? – Никогда не видел, чтобы люди приходили в себя так быстро. Если и перед камерой будешь держаться таким же молодцом, как на улице и у «Милорда», то с годами наберешь целую коллекцию "Оскаров". – Спасибо. – Но если бы ты сейчас не уехала, твоя фотография попала бы в газеты. – Это мне не помешало бы, – согласилась Шила. – Но я за этот рычаг ухвачусь покрепче. – Что еще за рычаг? – Я только что оказала Тиллмэну большую услугу. Тем, что смылась с места преступления. Он пообещал не убирать с меня свою руку. Он-то имеет в виду не убирать ее из-под юбки. А я намереваюсь поучаствовать в его сериале. Для любой девицы путь наверх очень долог, да еще столько всяких грязных закоулков по дороге. А теперь он у меня в долгу. Полиции не понравилось бы, скажи я, что он лез мне рукой в самое пекло вместо того, чтобы следить за дорогой. – Изящно ты это сформулировала. – Вы, мужики, сперва требуете, чтобы мы говорили всякие гадости, а потом еще губу поджимаете. Свистун промолчал. – Ты что, решил, что я уж больно крутая? – Главное, чтобы тебе самой нравилось. – Поверни здесь, первый многоквартирный дом за углом, – сказала Шила. Свистун развернулся и припарковался. Стоило «дворникам» замереть, как дождь сделал все вокруг, включая громаду дома, невидимым. – Я не крутая, – сказала Шила. – Честно тебе говорю, Свистун. Я сахарная. Но, Господи, если вздумаешь вести себя как пай-девочка, тебе не поздоровится. – Тебе не нужно передо мной оправдываться. – А почему бы и не перед тобой? Ты смахиваешь на доблестного рыцаря в ослепительных доспехах сильнее любого, с кем я встречалась с тех пор, как отправилась на поиски счастья в Лос-Анджелес из родного Канзаса. Свистун, пожав плечами, улыбнулся. – Так что, Свистун, может, и тебе стоит ко мне как следует присмотреться. Может, такая принцесса стоит того, чтобы за нее сразились. И твой подвиг не пропал зря. – Я не бойскаут. – Но вознаграждение тебе все равно причитается. Они тихо, как двое противников перед схваткой, переглянулись. Она придвинулась поближе, губки ее разжались, розовый кончик языка зазмеился. Но он оттолкнул ее. – Думаю, надо объяснить тебе, что я руководствовался вовсе не столь уж благими побуждениями. У меня в этой истории наметился свой интерес. – Ясное дело. Я поняла. И это честно. Если не стащишь чего-нибудь у жирных котов, то откуда же тогда придется таскать? – Она открыла дверцу и выпростала под дождь длинную ногу. Держа ее на весу и на виду, сказала: – Мой номер в справочнике, Свистун. Любое приглашение будет принято. Уистлер кивнул. Она, перегнувшись, поцеловала его в рот, ее губы все еще чуть подрагивали после перенесенного шока. На этот раз он не оттолкнул ее. А ее нога оставалась на весу под дождем. |
||
|