"Милосердие Латимера" - читать интересную книгу автора (Ричардсон Роберт)Глава 15Причинивший столь много неприятностей и бед людям веркастерский фестиваль должен был закончиться в самый длинный день года. Рано утром, ободренные лучами восходящего солнца и обещающей быть хорошей погодой, люди рано начали собираться на широком зеленом склоне соборного луга. Тишину нарушал звук молотков — устанавливали стилизованные ларьки для средневековой ярмарки. С каждым часом народа прибавлялось, нарастал гул голосов. На берегах Верты, вокруг громадного поля, развевались флаги — в этот день всегда проводились рыцарские турниры. Из шатра-буфета доносился звон посуды и оживленные разговоры посетителей. В клетчатой одежде, расцвеченной зелеными и золотыми квадратами, жонглировал деревянными палочками клоун; за ним, засунув от удивления большой палец в рот, наблюдала маленькая девочка, Раскупоривались бочонки с пивом, и тут же пробовалось содержимое. Кто-то уже подсчитывал свои первые выручки. Одежда людей отличалась разнообразием цветов и оттенков. Все это очень живописно смотрелось на фоне зеленой травы. Утро наполнялось звуками все нарастающей бурной активности праздника. Флаги уже подняты, декорации установлены, товары выставлены напоказ. По мере того, как прибывали толпы людей, росло возбуждение, а с ним и предвкушение чего-то необычного. Раздался непристойный смех, когда один мужчина обхватил сзади девушку, одетую как Нелл Гвин, и с силой сжал ее груди. Она развернулась и, закричав, будто бы шутя влепила ему пощечину. Ее наигранный, однако довольно громкий протест был услышан на всем поле. На вершине башни Талбота служитель поднял знамя Святого Георгия и через зубчатую стену чуть покровительственно поглядывал вниз на казавшиеся оттуда крохотными фигурки людей. Появилась женщина со связкой наполненных гелием воздушных шаров, неудержимо рвущихся вверх и по форме напоминающих огромный разноцветный стаканчик мороженого. Один ярко-зеленый шар вырвался из общей связки и легко взмыл в чистое небо под крики довольной ребятни. Сразу после девяти часов черноволосая женщина проводила детей на урок верховой езды. И не успела вернуться домой, как зазвенел телефонный звонок. Он был из Лос-Анджелеса. — Питер, как приятно тебя слышать! А я все жду, жду, когда же ты наконец позвонишь! — Ее сладкий голос был однако изрядно сдобрен желчью. — Я целую вечность ждала от тебя этого звонка! — Ты знаешь, что случилось тогда? — В голосе Синклера ощущалось напряжение. — Театральные сплетники больше уже ни о чем не болтают, дорогой. Полицейские, правда, возникают в самые неожиданные моменты и в самых неожиданных местах, задавая кучу вопросов, как Маустрэп, который сошел с ума. Кто-то мне говорил, что они даже с тобой говорили? — У них есть на то веские причины, не так ли? Хотя я и сказал им, что не виделся с ней около года. — О, продолжай, дорогой, нет смысла врать по этому поводу, особенно если кто-то уже проговорился. — Что ты имеешь в виду? — прошипел Синклер. — Я имею в виду ленч в варьете-клубе? Я видела ее там. — Ты видела? А я нет. И между прочим я не врал. — О, Питер! — с упреком произнесла женщина. — Я имею в виду, что я-то верю тебе, но уверен ли ты, что полиция тебе тоже поверит? Как бы то ни было, все газеты только и пишут что об этом Пауэле. В конце концов убийца-то он, не так ли? — Если они решат, что все-таки нет, они снова придут ко мне. Если ты поможешь мне в смысле алиби, тогда… — Послушай, мальчик! — еле скрываемая до сего момента желчь вдруг вылилась наружу. — Ты меня не впутывай. Если же попробуешь сделать это, смотри, я так повяжу тебя, что никогда не выпутаешься. Понял? — Ты, маленькая… — Прекрати называть меня этим противными именем! — Ее слащавый в начале разговора тон превратился теперь в зловещий. — Я могу сделать твою жизнь очень трудной. Ты понял? Синклер, слышала она, был доведен до отчаяния. — Но у меня не было повода лететь в Англию! И у меня нет алиби! Нет свидетелей. Полиция мне не поверит! — И никто другой тебе тоже не поверит. Я имею в виду, что истинная правда никогда не всплывет наружу, ведь так? — Они продолжают спрашивать меня насчет беременности Дианы, все уже знают об этом. — О да, об этом писали газеты! Но, конечно, я никогда не слушаю сплетен. Правда, случается, муж выдает мне кое-какие секреты кабинета женской консультации, но я, естественно, все держу в тайне. — А теперь не могла дождаться и поспешила выболтать все мне! — Ну, дорогуша, после всего, что ты наговорил мне о Диане, я была уверена, что тебе захочется узнать о ней хорошие новости. Или послать ей открытку. Или что-нибудь в этом роде. — Неожиданная мысль пришла ей в голову. — Безусловно, полицейские не знают, что я поставила тебя в известность с самого начала. А сейчас они всем этим очень интересуются, не так ли? — Но ты ведь не собираешься им докладывать, что все рассказала мне? — Ты в таком отчаянии, что очертя голову бросишься обеспечивать себе алиби и впутаешь заодно и меня в это дело. Но запомни: в таком случае у меня не останется выбора, дорогой. Ты будешь пай-мальчиком и не заставишь тетушку Викки сердиться, не правда ли? Уверена, тебе удастся придумать что-нибудь такое, чему все поверят. Спи спокойно. Пока, дорогой. Улыбаясь самой себе, она повесила трубку и, едва прикасаясь, барабанила пальцами по телефону, о чем-то раздумывая. Потом включила радио. «И, если сегодня вы находитесь где-то вблизи Веркастера, внимательно следите за дорожными знаками объезда, потому что сегодня там проводится средневековая ярмарка, — убедительно вещал женский голос диск-жокея. — А если вы надумаете заехать в Веркастер, то проведете время очень весело. Вас ждут рыцарские турниры на лошадях, всевозможные шоу и множество развлечений для детей. А какой сегодня чудесный день! Может быть, я и сама появлюсь там. А сейчас, когда время приближается к десяти, с вами будет Нейл Седака. Слушайте!» — И зазвучала песня. Ощущение нереальности, разлитое в воздухе Пунт-Ярда, будто подтверждалось девочкой Ребеккой, которая, вскочив с постели, заявила, что наденет костюм Маленького Человечка, Играющего в Прятки, и теперь важно расхаживала по дому в незнакомом облике, шапочке с козырьком, пышной юбке и завязанными под коленками гамашах. Ее миниатюрный посох был украшен голубой блестящей лентой. Она, писклявым фальшивым сопрано пела бесконечные колыбельные куплеты и все время обрывала себя, чтобы спросить, сколько времени осталось до начала ярмарки. Сидя на диване рядом с Тэсс, Мальтрейверс чувствовал, как в нем нарастают боль и обида от той карнавальной атмосферы, что царила на улице и властно проникала в дом. Веселье бессердечно игнорировало трагические события, так долго висевшие над городом и никак не разрешившиеся, и не выказывало никакого сострадания к судьбе Дианы. В какой-то момент, когда боль остро сжала его сердце, он резко и злобно приказал Ребекке заткнуться. Девочка испугалась, заплакала и побежала к матери. — Это непростительно. — хмуро сказала Тэсс. — Она ни в чем не виновата. — Пойди и скажи ей, что ты не прав. Мелисса посмотрела на него испытующе, когда он вошел в кухню. — Извини меня, дорогая, — сказал он Ребекке, та спрятала свое лицо в материнский подол. Но он мягко продолжал: — Дядя Гас сегодня утром плохо чувствует себя. Пошли посмотрим, что творится на улице. Некоторое время Ребекка недоверчиво смотрела на него, а затем, в знак примирения, протянула ему руку. Шагнули за порог, и Ребекка удивленно-радостно вскрикнула, увидев человека, который шел, пошатываясь, на ходулях, направляясь к ним. Его рост увеличивали длинные брюки в бело-красную полоску. Услышав радостный возглас ребенка, он как-то криво улыбнулся, приподнял смешную шляпу и поздоровался. Ребекку удивило, что в глазах у него стояли слезы. Мальтрейверс как раз собирался запереть за собой дверь, когда человек подошел к нему и схватил за руку. Это был Артур Пауэл. Какое-то время Мальтрейверс не узнавал его: это было не то лицо, которое он изучил до мелочей на фотографии: все прошедшие дни Пауэл не брился. И по его щекам катились слезы. В одной руке он держал защитный шлем. — Диана! — закричал он вдруг исступленно. — Она не могла умереть! Скажите мне, что она не умерла! Этого не может быть! — Его пальцы глубоко и больно впились в запястье Мальтрейверса. — Скажите мне, что это неправда! Что в газетах везде сплошная ложь! Одетые в карнавальные средневековые костюмы, прохожие оборачивались на его стенания с явно уэлским акцентом и смотрели неотрывно, поскольку он все еще истошно кричал и плакал. Крошечная рука Ребекки с неожиданной силой сжала руку Мальтрейверса. — Срочно иди к маме, дорогая! — сказал он, даже не вглянув на нее. Дверь все еще была не заперта, и девочка поспешно вошла в дом. Пауэл продолжал смотреть на Мальтрейверса с мольбой в глазах. — Все в порядке? — Какой-то мужчина подошел, чтобы выяснить, что происходит. — Извините? — Мальтрейверс, наконец, услышал свой голос. — Да. Все в порядке. — Он снова повернулся к Пдуэлу. — Я думаю, нам лучше войти в дом. Он отступил на шаг, давая обезумевшему от горя человеку пройти первым. В холле появилась Тэсс и тотчас узнала Пауэла, не веря собственным глазам. — Позвони Джексону, — сказал ей Мальтрейверс и провел Пауэла в гостиную, а Тэсс поспешила в кабинет. Пауэл съежился в своем кресле. Он горько всхлипывал, когда в комнату вошла Мелисса и тоже застыла при виде незнакомого мужчины. — Гас! — только и прошептала она. — Возвращайся к себе и оставайся с Ребеккой, — сказал он. — Полиция уже едет. В это время Джексон с двумя полицейскими забрался в машину, и по мере продвижения, сирена ревела все громче по всей округе. Мальтрейверс сел перед Пауэлом. А тот поднял к нему свое убитое горем лицо все еще со слабо теплившейся надеждой. Его голос походил на болезненное кваканье. — С ней все в порядке, не правда ли? — умолял он. — Пожалуйста, скажите, что с ней все в порядке! — От навалившейся боли он раскачивался в кресле и стонал. — Где вы были все эти дни? — вежливо спросил Мальтрейверс. Он ничего не чувствовал сейчас, и меньше всего было в нем сейчас злости в отношении этого, убитого горем человека. — Я был в отпуске, разбил лагерь. — Пауэл шумно вдохнул. — В Уэлсе, а потом в Васт-Вотере, — сказал он. Это были самые заброшенные и унылые места в Англии, о которых что-либо знал Мальтрейверс. — И вы, очевидно, ничего не слышали о том, что произошло? Пауэл исступленно замотал головой. — Ничего! Только рано утром сегодня, когда увидел старую газету в кафе… — Он сбросил с ног ходули и пестрые брюки. — Видите ли, я всегда держусь особняком. А потом я сразу пришел сюда. — Он испытующе взглянул на Мальтрейверса. — Это — правда, да? Мальтрейверс кивнул, и Пауэл, весь какой-то смятый и уничтоженный, съежился еще больше. Снова и снова повторял он имя Дианы. Тэсс вошла в комнату и встала рядом с Мальтрейверсом на колени. Она потянулась вперед и коснулась руки Пауэла. — Ты ведь не делал ей больно? — спросила она мягко. — Сделать ей больно! — Пауэл в ужасе отпрянул назад. — Никогда я не сделал бы ей больно! Разве вы не знаете? Я любил ее! Я любил… — Слезы душили его. В этот момент на улице послышался звук тормозов и требовательный стук в дверь. Тэсс пошла открывать. — Где он? — резко бросил Джексон. Она молча показала, и он буквально ворвался в комнату в сопровождении двух полицейских. Сцена, которую он застал, — Мальтрейверс и Пауэл спокойно сидели друг против друга — была не той, которую он ожидал здесь увидеть. — Вы Артур Винн Пауэл? — жестко спросил он. Пауэл в недоумении поднял голову и беспомощно кивнул. Джексон наклонился, взяв его за локоть. — Артур Винн Пауэл! Я инспектор веркастерской полиции, и у меня есть основания считать, что вы замешаны в похищении мисс Дианы Портер. Я арестую вас по подозрению в совершении жестокого преступления. Вы не обязаны ничего говорить до тех пор, пока сами не захотите этого, но все, что вы скажете, будет записываться и рассматриваться как свидетельские показания. Пауэл покачнулся в кресле, потом неожиданно подался вперед, и одновременно Мальтрейверс сделал движение, чтобы поддержать его. Джексон сильно сжал руку Пауэла и рывком поставил его на ноги: Пауэл был беспомощен и покорен, как ребенок, подчиняясь всему. — Пойдемте, — сказал Джексон, и в его голосе непрошенно проскользнули нотки сочувствия. Когда он повернулся, чтобы выйти, Мальтрейверс уставился на ноги Пауэла. — Подождите! — воскликнул он. А потом взглянул на Тэсс. — Я же говорил, что было что-то важное в том, что мы обнаружили в Белсвейте. Посмотри на его туфли! Все, в том и числе и сам Пауэл, глянули на ноги. — Они сделаны из кожзаменителя, не так ли? — спросил Мальтрейверс, а Пауэл кивнул. — Ваши сандалии такие же, как те, которые показывал нам управляющий супермаркетом. И там нам сказали, что вы — вегетарианец. Вы ведь и в самом деле вегетарианец, не правда ли? — Пауэл кивнул. Мальтрейверс вздохнул и поднялся. — Мне жаль, Дэвид, но это не ваш убийца. Настоящий вегетарианец никогда, ни при каких обстоятельствах не будет лишать кого-то жизни. Посмотрите, он даже не носит кожаных туфель. — Он тепло взглянул на Пауэла. — Верю, что ты не убивал Диану. Не знаю, кто сделал это. Только не ты! Джексон передал не оказывающего сопротивления Пауэла полицейским. — Подождите в машине, — приказал он им, наблюдая, как уходит Пауэл с убитым от горя лицом. — Вы, действительно, считаете, что он невиновен? — Я чертовски уверен в этом. Маддену не захочется поверить, может быть, и вам не захочется, а у Пауэла могут возникнуть трудности в предъявлении алиби. Но взгляните на него. Он печальное, запутавшееся в жизненных обстоятельствах человеческое существо. Он говорил нам, что любит Диану, а я определенно знаю, что он имел в виду. Он боготворил ее той одержимой страстью, которая очень часто направлена на кого-то знаменитого и красивого. Диана была его мечтой, и он, должно быть, представлял себе, что близок с ней. Но в реальной жизни у него никогда не хватило бы смелости даже заговорить с ней. А теперь прибавьте все это к его вере, к его вегетарианству. Он просто не может быть убийцей. — Из всего, что вы сказали только что, ни одно слово не является веским доказательством. — Возможно, что и нет. — Мальтрейверс прикурил сигарету. — И, очевидно, у него самого нет свидетелей, которые подтвердили бы, что он находился там, где сказал. Но не пытайтесь говорить мне, что этот несчастный житель Уэлса убил женщину, которую любил. — И добавил, когда Джексон был уже в дверях: — Не мое это дело объяснять вам вашу работу, но, я надеюсь, вы отнесетесь к нему со всем милосердием. Он не виноват в том, что вы потеряли так много времени понапрасну. Когда дверь за Джексоном закрылась, Мелисса и Ребекка вошли в комнату. Маленькая девочка подбежала к Мальтрейверсу. — Пойдем, дядя Гас, — звала она. — Пойдем посмотрим ярмарку. Ты обещал. Вместе с Артуром Пауэлом забрали в участок и его мотоцикл с коляской, чтобы проверить, не осталось ли там каких-либо следов, когда он перевозил части тела Дианы. Движения Пауэла были похожи на движения человека под гипнозом. Казалось, он все время находился в состоянии оцепенения от ужаса и страха. — Вы желаете еще что-нибудь сказать? — спрашивала между тем инспектор Руфь Баррет. И добавила: — Вы можете не говорить, пока сами не захотите этого, но, что бы вы ни сказали, все будет записано и рассмотрено как показания. Казалось, слова не производили никакого впечатления на Пауэла, его взгляд был прикован к пустому пространству стола. — Вы хотите, чтобы присутствовал адвокат? — Пауэл в ответ только молча покачал головой, а через несколько минут тихо заговорил: — Я расскажу вам всю правду. Полицейский взял бумагу и записал все, что говорил Пауэл в течение двадцати минут. Потом его отвели в камеру, дали поесть, а тем временем его рассказ перепечатали и отнесли Маддену. Впервые Пауэл узнал о Диане, когда увидел ее газетную фотографию в обнаженном виде. Она буквально произвела переворот его жизни. Диана целиком захватила его воображение. И не только сексуально привлекала она его, — околдовала его разум. Письмо, которое он вскоре написал ей, было его глупостью и жалкой попыткой выразить себя. Нож, о котором он написал, был другой его страстью, другим предметом его непонятного обожания. Он примчался в Веркастер потому, что хотел увидеть ее в реальной жизни. Если бы она в Доме Капитула просто по памяти декламировала простой телефонный справочник, он все равно был бы доволен, лишь бы видеть ее и слышать. А уж то представление, которое она устроила в Веркастере, потрясло его до глубины души. Чуть ли не до вечера он прождал ее около Пунт-Ярда, чтобы только взглянуть на нее, а когда увидел, что Мальтрейверс заметил его, то сбежал. Просто уехал в отпуск. В течение двух недель он не читал газет и не слушал радио. Одиноко бродил по самым безлюдным местам, какие только мог найти, поддерживая свое одиночество и неприятие людей воспоминаниями о Диане Портер. Далекая, недоступная, она наполняла восторгом его душу, воспоминания о ней являлись для него как бы заменой нормальных отношений. Он остановился во время отпуска на территории Национального парка, не спросив ни у кого разрешения, разбил палатку, хотя его и могли бы увидеть случайные туристы. Но у него не было ни одного человека, кто мог бы подтвердить, где он находится все это время. Потрясение от того, что Пауэл прочитал в газетах, заставило его сразу же вернуться в Веркастер. Он отчаянно надеялся, что кто-нибудь в Пунт-Ярде опровергнет написанное. Да, у него не существовало ни алиби, ни свидетелей. Тихо, неустанно повторял он, что невиновен в причинении Диане боли и страданий. В конце концов он впал в тягостное молчание. Его мозг заполнился тьмой и непередаваемой ненавистью к тому, кто разрушил созданную им богиню, а тем самым — и его жизнь. Он подписал свои показания. Его почерк был похож на аккуратный и не очень уверенный почерк ребенка. После двух недель дотошной работы, которая не привела ни к чему, Мадден еще претендовал на успех. Но осмотр мотоцикла Пауэла не выявил никаких следов крови или чего-нибудь подобного. Анализ слюны показал, что Пауэл не посылал пакетов настоятелю и епископу. Мадден был взбешен и расстроен. Он отдал распоряжение двум инспекторам лететь в Лос-Анджелес, а сам пошел в отдел несчастных случаев. Окруженные файлами, картами, отчетами и другими разнообразными свидетельствами охоты за преступником, полицейские слушали Маддена в покорном молчании. — Вполне возможно и даже очевидно, что сотни часов и тысячи фунтов общественных денег потрачены зря. — Шеф полиции оглядел комнату, будто все, кто находился в ней, были ответственны за ситуацию. — До тех пор, пока мы не найдем неопровержимых доказательств тому, что Артур Пауэл очень хитрый убийца, мы продолжаем оставаться в том положении, что, и спустя две недели после исчезновения мисс Портер, мы не смогли достичь никаких результатов и не обнаружили ни человека, ни группы лиц, причастных к преступлению. Мы получили личное распоряжение начальника полиции — усилить поисковую группу, а если понадобится, привлечь полицейских из других подразделений. Как бы усердно вы ни работали до настоящего времени, я прошу вас с этого момента работать еще усерднее. Инспектор Баррет, сержант Джексон, сержант Нил — в мой кабинет. — В последний раз окинув комнату взглядом, Мадден покинул ее, а люди наконец-то получили возможность расслабиться. Когда Джексон и другие полицейские вошли, Мадден стоял к ним спиной и смотрел в окно на машины, проносящиеся по улице. Инспекторы в нерешительности ждали у двери, когда он заговорит. — Организуйте проверку показаний Пауэла, — сказал он, не поворачиваясь. — Попросите соответствующие органы попытаться найти хоть кого-нибудь, кто сможет подтвердить его слова. — Мадден медленно повернулся и посмотрел на свою гвардию. — Признаюсь, я не совсем готов принять тот факт, что мы столько времени занимались чудовищной, до смешного глупой погоней за недостижимым, хотя именно так и можно назвать то, чем мы занимались. Джексону стало любопытно, в самом деле ли Мадден намерен найти какой-нибудь способ, чтобы обвинить несчастного Пауэла, из-за которого потрачено зря столько драгоценного времени полиции? — Если это так, — холодно продолжал Мадден, — то у нас остается лишь один подозреваемый. Это — Синклер. Пока будет исследоваться, виноват он или нет, нам нужно сделать все, что мы можем сделать. — Он сел. — Я хочу, чтобы каждый имеющийся в моем распоряжении полицейский присутствовал в штатской одежде на ярмарке днем и на заключительном спектакле «Тайных игр» — вечером. Все, кто хоть каким-то образом связан с этим делом, обязательно будут там, в частности, многие из тех, кто лично знаком с мисс Портер. — Он помолчал немного, стремясь тем самым придать особый вес своим словам и напоминая офицерам о главном проверенном принципе: убийца всегда знает свою жертву. — Я тоже приду на спектакль сегодня вечером. Вы можете быть уверены, я буду наготове, как и все остальные. На этом все. Поняв, что Пауэл в качестве вожделенной цели ускользает, а Синклер, по его убеждению, преступником не является, и не имея никаких других предположений, Мадден снова возвратился к имени человека, которого как-то потерял в последнее время из виду: Огастас Мальтрейверс. Шум, суета, смех, музыка, движение. Радостно сжимая настоящее свидетельство, Маленький Человечек, Играющий в Прятки. Ребекка, бежит по траве к своим родителям и кричит: — Я выиграла, мамочка! Выиграла! — и утыкается в подол матери. Правда, она уступила одному мальчику, одетому, словно Дарс Вадер, но, как подозревал Мальтрейверс, мальчик этот был правнуком советника Хибберта. Любая награда для маленькой Ребекки казалась победой, и она была счастлива. По громкоговорителю, рядом с которым они стояли, металлическим голосом объявили, что начинаются рыцарские поединки. И все спустились к арене, расположенной на берегу реки. — Я не могу не думать о грустном несчастном человеке, — сказала Тэсс. — Он оказался очередной жертвой чьей-то жестокости. — Интересно, поймет ли это Мадден? — ответил Мальтрейверс. Они подошли к огороженной канатом арене. Там ведущий представлял соперников и для большего эффекта приклеил им ярлыки: один был плохим, другой — хорошим. Поединок проходил между уважаемым сэром Джеффри Лейсестером, скромным рыцарем, и агрессивным, грубым Черным Рыцарем, который хмурился под усмешками толпы и, естественно, свои обиды переносил на маленького сквайра, нанося ему один жестокий удар за другим. По мастерски отрепетированной программе, поражая совершенством хорошо отработанных приемов, «второстепенные» рыцари проводили свои поединки. Но вот главные уже скачут навстречу друг другу. Черный соскакивает с коня, несется к краю арены, вытаскивает двуручный меч, который выглядит совсем как настоящий, и бросается навстречу противнику. Сэр Джеффри тоже берет оружие, и толпа смолкает, когда тяжелые лезвия лязгают друг о друга. Казалось бы, — игра, но неожиданно она поражает своей натуральной жестокостью. — Я так понимаю, они его поймали? — спросил за спиной знакомый голос. Мальтрейверс обернулся. С ним здоровался Джереми Ноулз. — Простите? А, да, Пауэл. Как вы узнали об этом? — Мне пришлось сегодня пойти в полицию: сын моего клиента сидит на игле. Там полно новостей. Должно быть, вам сейчас стало полегче? — Не совсем. — Мальтрейверс отступил от каната, чтобы было удобнее говорить с Ноулзом, и в общих чертах обрисовал ситуацию. — А вы абсолютно уверены, что он говорит правду? — перебил его Ноулз. — Абсолютно! Этот человек так же не виновен, как вы или я. — Тогда понятно, почему мистер Мадден выглядел таким угрюмым, когда я увидел его. Что же они будут предпринимать дальше? Голоса потонули в дружном хоре свистящих болельщиков, и оба повернулись. Черный Рыцарь продолжал наносить удары «хорошему», теснить его. А те, кто считался «вторым планом», скакали навстречу друг другу. Знамена, прикрывавшие спины лошадей, развевались. Их разделяло всего несколько ярдов, когда между ними появился мужчина в кожаной короткой куртке с поднятым вверх мечом и приказал остановиться. Одна лошадь дико заржала, встала на дыбы на фоне сияющего солнца и неожиданно рухнула на землю. — Слишком близко, чтобы можно было получить удовольствие, — констатировал Ноулз. — Обычно они оставляют больше места, чем сейчас. — Вы видели их раньше? — Да, здесь это популярный аттракцион. Черный Рыцарь — мой брат. Конечно, все организовано, как на мачте по вольной борьбе: — Черный в конце проиграет. — Ноулз сардонически улыбнулся. — Как и я сегодня вечером. Мальтрейверс вгляделся в Черного Рыцаря и лишь теперь увидел фамильное сходство с Джереми. А когда он повернулся к Ноулзу, чтобы сказать ему об этом, увидел, что тот быстро уходит прочь. Перед финальной схваткой на арене был объявлен перерыв. До обеда они праздно шатались по ярмарке. В ларьке Мальтрейверс купил Тэсс брошь, напоминающую по форме башню Талбота. — Сувенир от Веркастера, — пошутил он и приколол брошь к блузке. — У меня останется от него много сувениров, — горько ответила она. Они слушали ансамбль из французского города-побратима, когда к ним подошел Джексон. — Пауэл уже убедил Маддена? — спросил его Мальтрейверс. — Точнее сказать, у Маддена возникли большие сомнения. Мы ждем из Уэлса и района озер информацию, которая могла бы подтвердить рассказ Пауэла. Но я с вами согласен: не думаю, что он мог сделать это. — Переодетый полицейский безмолвно проплыл мимо, намеренно не заметив Джексона. — В настоящий момент мы сосредоточили свои силы здесь, в Веркастере. Как говорит Мадден, все основные герои находятся здесь. Я видел почти всех священнослужителей и многих из тех, кто присутствовал тогда в Доме Капитула. Мальтрейверс огляделся и увидел приближающегося настоятеля. — Вы думаете, убийца среди служителей храма? — спросил Джексона Мальтрейверс. — Убийца бродит где-то здесь! — Джексон тихо отступил в толпу людей, когда подошел серьезный и подавленный настоятель. — Наши праздники, должно быть, для вас слишком тяжелы! — сказал он соболезнующе. — Я должен выдержать их. Это то, что моя сестра называет «быть британцем». — Мальтрейверс горестно улыбнулся. — Вы знаете, что объявился Пауэл? — Отец Кован рассказал мне. Это звучлт насмешкой: то, что мы предполагали, не только не разрешит все вопросы, но еще больше их запутает. — Казалось, настоятель сразу забыл, что только что сказал. Грустно поглядев на Тэсс, он извинился и пошел прочь. Днем Мальтрейверс дважды видел Джексона — каждый раз тот тихо разговаривал с самыми разными людьми, и Мальтрейверсу показалось, что все они — переодетые в штатское полицейские. Он заметил в толпе несколько мужчин и женщин, которые держались обособленно от слишком возбужденных участников карнавала, проницательно вглядываясь в лица людей. — Средневековая ярмарка стала ареной деятельности полиции. Когда новизна происходящего начала превращаться в повседневность, а усталость брала свое, и Ребекка стала проситься на руки, решили вернуться в Пунт-Ярд. Прошли галерею рядов, установленных на деревянном настиле на южной стороне трапезной. — Здесь мы еще будем сегодня вечером, — сказала Мелисса. — На «Тайных играх». Это места для организационного комитета и приглашенных гостей. Остальные рассядутся на траве. — Она посмотрела на пустые стулья и сцену. — И потом наконец все закончится, слава Богу. Далеко, на краю поля, послышался рев: это «хорошие» и «плохие» рыцари вступили в свой последний безжалостный поединок. Когда они возвратились сюда вечером, толпы людей с ярмарки, с покрытого сумерками луга, начали сходиться к сцене. Бойскауты собирали мусор, разобранные палатки напоминали скомканные холсты, демонтировались ларьки. Все замерло в ожидании начала спектакля. Движение наблюдалось только на противоположном берегу Верты, где группа людей переносила помост, на котором будут установлены орудия для фейерверка. Этим все и закончится. Между настилом, на которой разместились ряды стульев, и сценой образовалось широкое пространство, и люди начали занимать места. Мальтрейверс и Тэсс сели рядом с епископом и его женой. Святой отец был явно опечален. — Я слышал, что произошло сегодня, — сказал он вполне конфиденциально, когда оба наклонились к нему, чтобы лучше расслышать голос сквозь гул. — Мне очень жаль. Среди рассевшихся на деревянном настиле ощущалась явная неловкость, в большинстве своем люди подавленно молчали. В отличие от тех, кто сидел на траве: эти были раскованны и весело болтали. — Очень жаль, что не удалось пригласить на спектакль членов старинной гильдии, которые первыми поставили этот спектакль. — Епископ, как мог, старался снять то напряжение, которое чувствовали все, разговаривая с ним. — Ноев Ковчег, безусловно, сделали лодочники, плотники — Распятие. Я не упомню всего. Дубильщики смастерили Искусителя. Ткачи — Божью Кару. Перчаточники — Поклонение Волхву. Разумеется, сложность в том, где сейчас найти людей, следующих традициям старины в этих ремеслах? Кто делал Творение? Думаю, пекари. Им это вполне удалось. Мальтрейверс осмотрел зал — почти все места заняты. Пришли священники, служители собора, он увидел также несколько лиц, знакомых по спектаклю в Доме Капитула и на приеме в саду настоятеля. Продолжая пристально рассматривать всех и каждого, вдруг — позади всех — увидел Маддена. Тот едва заметно кивнул ему. Мальтрейверс посмотрел вниз, на людей, сидящих на траве, и подумал, увидит ли его Джексон, но Джексон сидел к нему спиной. Голоса смолкли, когда прожектор, установленный на крыше трапезной позади них, затопил светом сцену. Спектакль начался. Вышла толпа, наверное, не менее тридцати мужчин и женщин, одетых в широкие балахоны. Сначала они медленно двинулись всем скопом, но вот раздались в стороны, и перед зрителями предстал Джереми Ноулз. Его костюм напоминал карикатуру на классический образец Сатаны — с острым хвостом, кривыми рогами и трезубцем в руках. Он выполз на сцену словно паук и медленно осмотрел зрителей. Потом согнул свой трезубец в дугу, взглянув на него как на орудие зла, и с чувством удовлетворения улыбнулся. Поднял руки по направлению к группе, стоявшей за ним и образующей хор, начал вращать трезубцем как бы дирижируя. — Распять его! — закричали в унисон люди. Дьявол повернулся и поклонился своей публике, давая понять, что завоевал власть над людьми. Веркастерские актеры, которые однажды уже произвели на Мальтрейверса неизгладимое впечатление, поднялись в его глазах еще выше, когда принялись изображать последние ужасные события христианской легенды. Преданный и отверженный Христос в отчаянии плакал на Кресте. А потом сошел с него и «принял» свою Смерть. А через какое-то время снова вышел живым и невредимым из могилы. Но еще оставался Дьявол, который должен был быть наказан за все подлости, которые совершил. Задник сцены вдруг погрузился в темноту, потом вспыхнул огнями, танцующими на рисованном пламени в центре сцены. На этом огне жарился Ноулз, извиваясь, как змея, готовый укусить любого, кто попадется ему под руку. Между ним и Христом плавали души. Они то соблазнялись коварным Дьяволом, то, смущенные, возвращались к увещевавшему их Христу. В конце концов, когда лесть Ноулза обернулась угрозой, все собрались вокруг Христа. Вот он поднял свою белую руку, от нее пала длинная тень, и эта тень поразила Дьявола. Голос Ноулза перешел на крик: — Где моя утерянная власть? — покачнувшись, он опрокинулся навзничь. Все взгляды были прикованы к Дьяволу-Ноулзу, когда он корчился на полу, как несчастный, мучимый судорогами. И вдруг под ним разверзлась земля (на сцене была предусмотрено отверстие, прикрытое куском материи), и он провалился в него под дружный взрыв грохота, вспышки света и выбросы темно-красного и фиолетового дыма. Из этого дыма возникла фигура Бога. Это было начало Дня Страшного Суда. Тэсс, очарованная спектаклем и воображаемым театром, как никто другой, почувствовала вдруг острую боль в руке — так сильно сжал ее Мальтрейверс. Она повернулась к нему, и ей показалось, что он находится в шоке. — Боже Всемогущий! — прошептал Мальтрейверс. — Где же он, черт возьми? — Поднявшись, он быстро осмотрелся и стал пробираться между людей к ступенькам, грубо наступая на ноги, толкая иных и не обращая внимания на крики протеста и возмущения. Следом за ним встал и Мадден. А человек, игравший Бога, непонимающе смотрел на суматоху. В один прыжок Мальтрейверс спустился со ступенек, морщась от боли в ноге, и поспешил в Пунт-Ярд. Забарабанил в дверь. Ее открыла Дженни. Наверху слышался плач обеспокоенной Ребекки. — Здесь был кто-нибудь? Ты что-нибудь слышала? — Требовательная нота, звучащая в его голосе, ошеломила девушку, и она тупо затрясла головой. — Черт его побери! — Мальтрейверс беспомощно окинул взглядом двор. — Не открывай никому дверь, слышишь? — рявкнул он и кинулся к южному трансепту. Его тяжелые шаги эхом отозвались по всему склону, когда он бежал к двери, ведущей в Дом Капитула. Повернув ручку, он сильно толкнул ее, но дверь оказалась запертой. Тогда он пошел назад через тихий безлюдный двор и ввалился в боковой неф собора. Тяжело дыша, в отчаянии осмотрелся: массивный сводчатый собор был пуст. В голове метались беспорядочные мысли. Он понимал, что в его поисках совсем нет логики. Он никого не встретил, когда прошел через собор и вышел через западную дверь. Остановился на ступеньках. Уже совсем было собрался бежать обратно, где продолжался спектакль, как вдруг услышал скрип. С одной стороны крыльца находилась дверь, ведущая на вершину башни Талбота. Обычно она была закрыта наглухо, а сейчас слегка поскрипывала на старинных петлях. Он стал взбираться по узкой винтовой лестнице, судорожно ударяясь плечами о стены. Ступеньки казались вогнутыми от того, что, очевидно, использовались людьми на протяжении не одного столетия. Несколько раз он, ругаясь, спотыкался. Прошел мимо площадки, где надпись на маленькой дощечке свидетельствовала, о том, что здесь когда-то упал епископ Талбот и умер. Вверх вели ступеньки, над ними виднелась низкая, деревянная, в виде арки дверь со щеколдой, открывающаяся с помощью ржавого стального кольца. Он схватил кольцо и повернул его. Резко толкнул дверь и, задыхаясь, ступил на деревянный настил, который покрывал пол башни Талбота. На флагштоке по центру висела голова Дианы, привязанная ее же собственными волосами. На противоположной стороне от зубчатой стены башни, скрючившись, спиной к нему сидел человек. — Ты — злой сукин сын! — вырвался крик из наболевших легких Мальтрейверса. Мэтью Вебстер повернулся, уставившись на пришедшего невидящим от безумия и ярости взглядом. — Злой?! — пронзительно взвизгнул он в ответ. Протянул руку и трясущимся пальцем почти ткнул голову Дианы. — Она была злая! Она насмехалась над Богом в Его собственном доме и произносила богохульные слова, которые ты сочинил! Мальтрейверс прислонился к двери. Усталость разом нахлынула на него. Он внезапно ощутил слабость. Двое мужчин не отрываясь долго смотрели друг на друга. Их разделяло всего каких-нибудь двадцать шагов. — Имей мужество покончить с собой! — приказал Мальтрейверс. Он подался вперед и медленно сделал шаг к флагштоку с невыразимой печалью на лице. Вебстер в последний раз окинул Мальтрейверса взглядом, полным ненависти, и пошел к краю платформы. …Мальтрейверс ухватился за край башни и посмотрел вниз. Он видел, как разбилось лицо Вебстера об одну из навесных опор и слышал хруст переломанного позвоночника. Несколько минут тело его лежало там недвижимо, словно тряпичная кукла, а потом стало медленно скатываться по склону опоры на землю. Мальтрейверс услышал за спиной стон. В дверях стояла Тэсс. Ее лицо онемело от ужаса. Когда он подошел к ней, она закрыла глаза руками. Он обнял ее и нежно погладил по волосам. — Все в порядке, — голос его был спокоен. — Теперь уже все позади. Под ними закончился спектакль «Тайные игры», и пять сотен голосов начали весело запевать «Иерусалим» Блейка. На другом берегу Верты слышался треск разгоравшегося огня, и белой хризантемой света три огромные ракеты взорвались в воздухе. — Пойдем вниз. — Мальтрейверс повернулся к Тэсс так, чтобы она не могла видеть флагшток. — Через минуту я иду за тобой следом. — Она послушно отступила назад к двери и начала медленно спускаться по ступенькам. Мальтрейверс распутал волосы Дианы, тщательно завернул ее голову в свой пиджак. И когда повернулся, чтобы последовать за Тэсс, его внимание привлек вдруг кусок камня с врезавшейся в него кремневой галькой размером в теннисный мяч. Он подобрал его и сжал в кулаке. На полпути встретился Джексон, молча посмотревший на него и, ни слова не говоря, повернувший назад. Внизу Мальтрейверс отдал ему пиджак. — Не разворачивайте здесь, — сказал он. — Где Тэсс? — Она пошла в собор. Что это? Мальтрейверс посмотрел на камень в своей руке, потом пошел к тому месту, где лежала обвалившаяся глыба. Камень, упавший на него несколько дней назад, лежал сверху. Тогда он вставил кусок камня, который держал в руке, в ближайшую расщелину между камнями. — Вы как раз спрашивали меня об этом, когда нас перебил телефонный звонок, помните? — спросил он. — Этот человек пытался убить и меня тоже. Когда Мальтрейверс вошел в собор, то увидел одинокую фигурку Тэсс, поникшую на стуле возле прохода. Он тихо подошел, сев рядом. В руках она держала брошь с изображением башни Талбота и жестоко перегибала ее в разных направлениях, пока та не развалилась на две части. Она посмотрела на эти куски, а потом бросила их на пол и ткнулась головой в плечо Мальтрейверса. Он обнял ее. Тишина собора нарушалась лишь ее всхлипываниями. |
||||
|