"Железный Грааль" - читать интересную книгу автора (Холдсток Роберт)

Глава 4 ИЗГНАННИКИ В СТРАНЕ ПРИЗРАКОВ

Я целый день прождал у брода Последнего Прощания. Со мной был Арбам с маленьким отрядом воинов, присоединившихся к нам, когда мы проходили через лагерь изгнанников, переживших налет на Тауровинду и нашедших укрытие в глубокой лощине среди холмов.

На той стороне что-то шевельнулось – украдкой, мимолетно и опасливо. Но стоило Арбаму со своими людьми отойти подальше, на краю леса возникла человеческая фигура в плаще с капюшоном и скользнула от опушки вниз по каменистому береговому откосу. Нелегко было разглядеть ее за широкой полосой Нантосвельты – потока, разделяющего миры. Над ее водами висела туманная дымка. Но мне показалось, что плащ переливается бледными цветами, скрывая женщину от посторонних взглядов. Плащ стал серым, когда женщина задержалась под крутой осыпью, потом зеленым и темным, когда за спиной у нее оказалась стена деревьев, потом пожелтел, сливаясь с сухими стеблями камыша, когда она спустилась к самой воде.

На бледном лице под капюшоном выделялись только темные пятна глаз: она испытующе рассматривала меня издалека.

Одна из нянек, опекавших Кимона и Мунду. Я вспомнил ее – кажется, младшая из трех.

Женщина пока не звала меня переправиться на ее берег, хотя лодка-дух легко перенесла бы меня через реку. Она терпеливо ждала в зарослях камыша, и только лебединая головка выглядывала из-за сухих стеблей. Но переговариваться через широкую реку, воды которой не принадлежали ни одному из миров, было невозможно, и я вызвал птицу. Потемневшее небо над вершинами густого леса Страны Призраков предвещало грозу, но я отказался от мысли о вороне и вызвал вместо него небесного жаворонка – самую голосистую птичку.

Жаворонок возник у меня над головой, описал круг, пронзительно щебеча, и понес мое простое послание через реку:

– Я видел твою сестру. Она послала меня к тебе.

Получив ответ, птичка порхнула обратно.

– Ты ли – тот, кому суждено повести Урту с его детьми в их будущее?

Вопрос застал меня врасплох. В будущее? Год-два, может быть: но слова няньки явно подразумевали большее, чем я готов был пожертвовать для друга, если бы он живым вернулся назад.

Я послал жаворонка с ответом:

– Я уже пересекал эту реку с Уртой; я приводил его повидаться с детьми, прежде чем он встал на дорогу мести. Мы добрались туда и обратно на лодке, не этой, но подобной ей. Я легко могу переправиться к тебе.

Жаворонок взмыл вверх и улетел прочь, навстречу грозовому облаку над дальними холмами. Женщина в плаще подняла руку и поманила меня к себе, затем развернулась и поспешно скрылась в лесу.

Дух лодки откликнулся на мой зов и, покачиваясь, остановился передо мной. Я устроился на подушках, украшенных незнакомой, древней вышивкой, и плоскодонка легко скользнула поперек течения и вскоре мягко коснулась носом полоски земли.

Я снова стоял на краю Царства Теней Героев.

Нянька ждала меня в густом подлеске. Она затаилась, как кошка, поджидающая добычу, и я едва разглядел ее в листве. Но бледное, как луна, лицо и темные лесные озера глаз улыбались мне.

Она спросила об искавшей меня сестре и не удивилась, услышав о ее смерти. Потом заговорила о детях Урты.

– Они долго жили здесь в безопасности, – шепнула она мне, торопливо шагая по тропинке. – В этой стране много надежных пристанищ. Потому-то их и принесли сюда, спасая от ужасного вторжения. Мы здесь уже много веков принимаем и укрываем беглецов. Им ничто не должно было грозить, но в последнее время на границе появилось слишком много военных отрядов. Что-то опасное зародилось за холмами. Все приметы говорят об опасности.

– Они ищут детей? – спросил я, задыхаясь, потому что нелегко было поспевать за ее легкой походкой по извилистой тропе.

– Кое-что заставляет нас думать так. По ночам кто-то зовет их по именам, хотя издалека. Пока наше убежище не раскрыто. Но призраки пересекают реку и селятся на Громовом холме, который снова стал их владениями.

– Знаю. Я только что побывал там.

Мне впервые пришло в голову, что воздвигнутая на холме крепость, названная именем грома, выросла вокруг очень древнего святилища. За ее высокими стенами, в глубине рощи, стояли курганы, лишь слабым эхом откликавшиеся на зов. Мертвые, лежащие под ними, должно быть, очень стары. Тем удивительнее, что тени героев стремятся вернуться туда.

Мне понемногу становилось любопытно.

Няня прервала ход моих размышлений, внезапно остановившись посреди тропы. Я налетел на нее сзади, и ее маленькая ладонь тут же стиснула мою, призывая к молчанию. Впереди виднелась залитая солнцем прогалина. Крупный зверь вдруг выскочил на поляну и тут же скрылся на другой стороне. Матерый вепрь, испуганный, с высоко поднятыми клыками. За ним бесшумно пробежали другие. Над нами в ветвях гомонили потревоженные птицы. На поляне появились четверо всадников в плащах. Они пригнулись в седлах, длинные волосы скрывали их лица, копья были направлены вперед.

Они не гнались за кабанами, даже не взглянули на следы. На прогалине всадники задержались, осматриваясь, прошили взглядами тропу, у которой затаились мы, затем подстегнули коней и скрылись.

Выждав время, женщина выпрямилась и осторожно двинулась вперед. Поляну она пересекла стремительным рывком, сделав мне знак не отставать.

Вскоре мы вышли из леса на галечное русло ручейка. По одну сторону от нас поднимались голые гребни холмов, по другую – серые валуны поросли густым кустарником, и я не удивился, когда моя проводница свернула на еле заметную крутую тропинку к склону холма и через глубокую расщелину вывела меня к укромной гавани, приютившей двоих детей.

Это была яркая поляна, окруженная стеной скал. Пять дверей в ряд открывались в каменной стене: пять келий, в которых жили нянюшки и дети. Рядом со входом в этот укромный уголок виднелся источник. Над ним несли стражу высокие деревянные изваяния Бригги и Ноденса. Над ключом переплетались ветви остролиста, плюща и светящегося красными ягодами терновника. Няня подбежала к воде, опустилась на колени и, смочив подол, умыла лицо и руки. Повинуясь ее знаку, я сделал то же. От воды шел землистый запах, и ее поверхность волновалась, словно вот-вот перельется через каменные берега.

Едва влажная материя коснулась моих глаз, чары, охранявшие поляну, исчезли.

Десяток ребятишек играли в мяч, отбивая его длинными палками, громко смеялись, болтали и толкались. Четыре мастифа, сложив лапы, спокойно присматривали за ними. Рядом рылись в земле цыплята, серые свиньи высовывали пятачки из загона. В маленьком фруктовом саду росло несколько деревьев, и под одним из них девочка тянулась за яблоком. Нянька прикрикнула на нее, и девчушка мигом прыснула в кусты. Не все дети здесь были из Тауровинды. Не все они принадлежали к миру Урты и его воинов. Няня, словно подслушав мои мысли, взглянула на меня с бледной улыбкой:

– Да, это потерянные. Многие из них живут здесь очень давно. Дети, скрывшиеся от беды за рекой. Никто так и не пришел за ними. Но хотя бы двое смогут вернуться домой, правда, что встретит их там, зависит теперь от тебя.

Я спросил:

– Не взять ли остальных? Я бы с радостью увез всех. Та лодочка – друг мне. Она дождется нас.

– Невозможно, – серьезно отвечала няня. – И прошу тебя не говорить об этом с детьми. Им просто нельзя возвращаться. К сожалению. – И она объяснила мне, в чем дело, но потом добавила: – Есть одна девочка, подружка Мунды… она прожила здесь не так уж долго. Может быть, ее… – Она вдруг тронула меня за локоть. – Вон там, в саду, дети Урты. Все охотятся за волшебными яблоками. Иди и скажи им, чтобы оставили яблоню в покое.

Она легонько подтолкнула меня, и я послушно ушел.

Они выглядели ничуть не старше, чем при прошлой нашей встрече. Такую цену приходится платить за пребывание в этом убежище на границе миров. Мунда сразу узнала меня и просияла широкой улыбкой. Кимон, насупившись, озирался. Он, конечно, ожидал увидеть отца.

Мунда выглядела все так же: веснушчатое личико в обрамлении каштановых волос. Простое зеленое платьице было перехвачено пояском по талии.

Кимон, напротив, обзавелся воинским снаряжением: клетчатые штаны, голубой плащ прихвачен на левом плече блестящей пряжкой. За спиной у него висел маленький овальный щит с изображением коршуна на спине коня.

Он стоял передо мной, насторожившись, стиснув одной рукой рукоять короткого кинжала, висевшего у него на поясе. Другая рука сжималась и разжималась, выдавая волнение. Его прямой взгляд напомнил мне взгляд Урты, когда тот вглядывался, силясь постичь непостижимое, в то время как глаза его упрямо твердили, что все чудеса мира – не его забота.

– Что ты сделал с моим отцом? – спросил вдруг мальчишка.

– Ничего, – отвечал я. – Я путешествовал с ним, я сражался рядом с ним, я видел, как он одолел великого врага.

Оба улыбнулись, уставившись на меня круглыми глазами.

– Он выиграл поединок? – нетерпеливо спросил Кимон.

– Да.

– Изменник Куномагл мертв?

– Да. Поединок в реке, в стране Македонии.

– Так где же он? Где мой отец?

– Возвращается домой сушей. Медленно. Я приплыл на лодке. Коротким путем. Будь терпелив. Вам обоим предстоит срочное дело. Я заберу вас за реку, к вашему деду, Арбаму.

– Мне не придется долго собираться! – восторженно выкрикнул мальчишка.

Сестренка радостно захлопала в ладоши. Однако, пока ее брат стоял, не сводя с меня испытующего взгляда, она бросилась к другим детям, игравшим на поляне. Те немного пошептались, раздались восклицания, смех. И тут же все рассыпались по поляне меж каменных стен, собирая травы и какие-то вещицы. Потом дети снова сбились в кучку, приступив к ребяческому, но очень торжественному обряду прощания.

Кимон не принимал в нем участия. Его пристальный взгляд немного смягчился, и он засыпал меня вопросами, желая выведать все подробности победоносного сражения. По эту сторону реки он был совсем ребенком, но, как все потерянные, оказавшись на другом берегу, должен был повзрослеть сразу на все проведенные здесь годы.

Потому-то почти никто из этой веселой стайки не вернется уже в страну живых.

– Отец ранен? – неожиданно спросил мальчик. – Из-за этого и возвращается так медленно?

– Бой с Куномаглом был тяжелым. Он победил, но сам жестоко изранен.

Мальчик задумался. Зрелый муж возник за его внезапной улыбкой, за его взглядом.

– Всех нас когда-нибудь одолеют раны, – объявил он, словно подбадривая воинов перед боем, – но до того мы проживем с ними не один год!

– Не сомневаюсь, – кивнул я, скрывая улыбку. – Но не хочешь ли пока попрощаться с друзьями?

Он смутился, замялся на минуту:

– У меня есть настоящий друг. Но не здесь. Он не живет с нами. Пойдем покажу, что мы с ним построили!

Оглянувшись на нянек, мальчик вывел меня на узкую тропинку, уходящую за скалы.

– Нам не позволяют сюда ходить, но мне всегда удавалось их обмануть.

Он проводил меня к гроту в сером камне, достаточно глубокому, чтобы и я, и Кимон могли, пригнувшись, войти в него. В скале, выше моего роста, были высечены очертания корабля. Мачта откровенно напоминала фаллос. Видны были головы гребцов: маленькие фигурки в шлемах, с выпученными глазами. Весла в их руках изображались простыми черточками: увеличенные до настоящих размеров, они переломились бы при первом гребке. В пещерке были разбросаны и другие фигурки: соломенные куколки, вооруженные копьями-прутиками. И еще высушенные тушки летучих и полевых мышей.

Кимон захихикал, встретив мой недоуменный взгляд.

– Это – «Место, чтобы звать отца», – пояснил он.

– Вот как?

– Корабль вырезал мой друг осколком гранита. Я приходил сюда подумать об отце. Звал его домой. Он ведь все равно должен вернуться морем.

– Он уже ближе, чем ты думаешь, – сообщил я мальчику. – А как зовут твоего друга?

– Это мальчик-дух. Их много в Стране Призраков. Он говорит на непонятном языке, но мне нравится.

– Отправляемся в страну живых, – напомнил я и первым вернулся на поляну.

Ближайшей подружкой Мунды оказалась совсем маленькая девочка. Зеленоглазая, с колючими медными волосами. Она отзывалась на имя Атанта. Няньки спросили, смогу ли я взять и ее. Мунда ни за что не хотела оставлять подругу, но нянюшки предоставили решать мне. Я взглянул на девчушку, так серьезно ожидавшую моего ответа, – и не смог отказать. Няньки смотрели печально, однако согласились отпустить ее.

В этой девочке я обнаружил кое-что странное: от висков ее тянулись вниз цепочки синих пятнышек. Татуировка резко выделялась среди россыпи веснушек на детском личике. Где-то я уже видел этот узор. Не в землях Урты и не в соседней Коритании, где правил верховный вождь Вортингор. Я никак не мог вспомнить, где видел такие знаки, но сейчас меня больше заботили Кимон и Мунда.

Атанта проявила при сборах большую предусмотрительность: она прихватила с собой горсть эльфийских стрел – тех маленьких каменных наконечников, что прорастают порой из земли, и колчан тонких ясеневых палочек на древки. Весьма разумный выбор для долгого пути и новой жизни, полной неизвестных опасностей.

Кимон и Мунда, несмотря на все мои усилия, думали только о яблоках!

Молодая нянька собралась провожать нас обратно к Нантосвельте. Она выглядела испуганной, и я уговаривал ее остаться, убеждая, что сам сумею найти дорогу через лес. Но, возможно, ей было назначено стать нашим проводником по Иному Миру, и она подчинялась необходимости. К тому же я не проявлял при ней своего дара и должен был казаться молодой женщине обычным человеком.

Едва отойдя от убежища на расстояние полета копья, мы вынуждены были спрятаться у каменистого русла ручья. По гребню холма с грохотом пронесся большой отряд всадников. Головы опущены, плащи развеваются, стальные блики играют на щитах. Бледные лица, растрепанные волосы. Всего их было около трех десятков. Конь одного поскользнулся и выбросил всадника из седла. Он скатился по склону почти к нашим ногам, но его спутники даже не обернулись. Воин-призрак оправился от падения и за повод втянул заупрямившегося скакуна обратно на гребень, потом снова запрыгнул в седло и поскакал вдогонку.

Только тогда я заметил, что Атанта опускает свой дротик с каменным наконечником.

– Я бы добросила, – прошептала она. – Я хорошо бросаю дротики.

И, не дожидаясь ответа, резко взмахнула рукой. Легкая стрела выскользнула из ее пальцев и, к моему изумлению, словно поплыла по воздуху. Она упала как раз там, где проезжал отряд, вонзилась в землю, задрожала и осталась торчать гордым свидетельством искусства Атанты.

Я порадовался, что девочка сдержала свой порыв. Ни к чему было оповещать всадников о нашем присутствии, хотя, судя по их равнодушию к дротику, они, быть может, и не стали бы отвлекаться от своей цели.

Лодка-дух ожидала нас, скрываясь в камышах. Судя по изрытой земле, здесь прошел военный отряд, но никто не заметил укрытого под береговым откосом суденышка.

– Где они переправляются? – спросил я у молодой няньки.

– У брода Промахнувшегося Копья. Путь до него не близкий. Но, кажется, другие переправы для них закрыты. Ту они стерегут и легко переходят реку.

Надо было найти время разобраться с той переправой.

Дети залезли в лодочку и уютно устроились на подушках. Мунда с Атантой держались за руки и напевали песенку, посмеиваясь над чем-то, известным только им двоим. Я сел на корме, и наш маленький корабль, раздвинув носом камыши, вышел на широкую воду, стремясь к зеленой полоске дальнего берега. Я оглянулся, чтобы махнуть рукой няньке, но та уже скрылась. Или, может быть, еще стояла на берегу, невидимая под своим плащом.

Еще немного, и лодочка раздвинула свесившиеся к воде ветви и остановилась на отмели. Кимон тут же перепрыгнул через борт и зашагал к берегу по мутной воде. Мунда, смеясь, последовала за братом, выбралась на берег. Но Атанта?

Она ступила на землю, дрожа, словно на зимнем ветру. Внешность ее пугающе переменилась: жестче стал взгляд, складка губ, кожа натянулась… Еще дитя ростом и телом, она старела на глазах.

Атанта подхватила свой узелок и с горестным криком, бросив затравленный взгляд на маленькую подругу, со всех ног бросилась прочь и скрылась за деревьями. Мунда окликнула ее, потом оглянулась на меня, обиженно и недоуменно.

– Почему она убежала?

– Оставь ее, – сухо проговорил Кимон. Паренек стоял, расправив плечи, и оглядывал землю. Потом заговорил мягче: – У нее, должно быть, свои дела, сестрица. И у нас тоже. Мы возвращаемся в Тауровинду.

– Но почему она убежала? – повторила Мунда.

Что я мог сказать опечаленной, изумленной девочке?

Что Атанту ожидает пытка настигающего Времени? Что ей, проведшей в Ином Мире более десятка лет, предстоит в несколько минут превратиться из ребенка в зрелую женщину? Такие знаки, как у нее на висках, носили члены царского рода в далеком южном королевстве – теперь я вспомнил. Клан, который потерял маленькую Атанту, еще существовал, и ее ожидало возвращение домой. Что она увидит там? Разоренную землю? Могилы родных?

Кимон и Мунда тоже повзрослели на год, стали выше, лица потеряли детскую округлость. Девочка изменилась меньше, но это потому, что она была моложе брата. А в Кимоне уже проглядывал юноша. В решительном взгляде блестела сталь.

Сами они ничего не замечали, разве что одернули одежду, ставшую вдруг слишком короткой и тесной.

– Мы должны вернуться в отцовский дом, – негромко, но твердо повторил мальчик и бросил на меня странный взгляд. – Ведь наш отец еще жив… верно, Мерлин?

– Был жив, когда я видел его в последний раз, – напомнил я, и Кимон кивнул, принимая мою осторожную поправку.

Нам пришлось подождать, пока Арбам отыщет нас. С ним было трое, все в полном вооружении, и еще запасные лошади. Две лошадки годились по росту маленьким всадникам.

Дед и внуки обнялись со слезами на глазах – на глазах Арбама. Он удивлялся, как выросли дети, какими стали сильными. Я снова подумал об Атанте, корчившейся сейчас от боли где-то в чаще.

Арбам обернулся ко мне:

– Доброе утро, Мерлин. Дети целы и невредимы. Клянусь Бригитой, как этот парень похож на отца! Настоящий вождь!

Я присоединился к восторгам деда.

Чуть погодя Арбам продолжил:

– А вот ты, Мерлин, похож на человека, у которого что-то на уме…

– Нянька рассказала мне, где переходит реку войско теней. Для них открыта только одна переправа. Брод Промахнувшегося Копья.

Арбам дернул себя за седую бороду, потом лицо его прояснилось. Он уловил мою мысль:

– Слыхал. Там переходят реку умершие в мире – по дороге на острова. Да, можно подумать, как перекрыть тот брод…

Пролетел ли в тот миг над ним ворон? Если так, я не заметил его.

Арбам еще поговорил с внуками, затем отослал их со своими воинами в долину, где поселились беженцы. Мы с ним неторопливо проехали вдоль реки, не сворачивая на открытый берег и настороженно ловя всякий звук и движение. Кругом стояла такая тишина, словно мы оказались в местах, которые греки назвали полями Элизиума – в той светлой, пустынной стране; или же в стране Эдем, о которой мне еще много предстояло услышать в будущем, но куда никогда не приведет моя долгая Тропа.

Тишина и пустота солнечных прибрежных рощ и лугов убаюкали меня, и, когда из пустоты вылетела стрела, я не сразу понял, что случилось.

Она вонзилась Арбаму в грудь, пробив куртку из бычьей кожи. Сила удара отбросила его на круп коня. Раненый упал на землю и перевернулся, обломав древко стрелы. Вторая застряла в коже моего седла, а третья ударила в плечо, но отскочила от моего защитного одеяния.

Теперь я услышал конский топот и призрачные крики нападающих. Я отворил взгляд – следовало сделать это гораздо раньше, – и пустынные берега наполнились шумом. Перед нами была многолюдная, надежно охраняемая переправа.

В этот миг я заглянул в пространство между мирами.

Они укрепили брод, насыпали земляные валы по обоим берегам Нантосвельты, выстроили башни и окружили их стволами поваленных деревьев. На каждой башне нес вахту грозный страж, охранявший подходы со стороны живущих. Над рекой мелькали призрачные очертания людей и животных. Из этого деловитого муравейника выехали навстречу нам двое. Один уже накладывал на тетиву четвертую стрелу, другой замахивался длинным копьем, изготовляясь к броску. Я ждал стрелы, но всадник вдруг опустил лук и обнажил меч. Арбам был уже на ногах и тоже поднял легкое копье, другой рукой зажимая рану на груди.

У меня были свои средства защиты.

На ближайшего к нам всадника спикировал сокол и вышиб его из седла. Другой уже наезжал на Арбама, но тот нырнул под клинок и задел коня копьем. Тень воина на нашей стороне, очевидно, была столь же уязвима, как и живой человек, так что кинжал Арбама, войдя между шлемом и деревянными пластинами кирасы, прикончила его. Мертвец умер вторично. Что ж, покидая свой мир, он должен был знать, на что идет.

Только теперь я заметил чрезвычайное сходство шлема убитого с греческими шлемами. И на щите – голова Медузы.

Арбам громко застонал, взбираясь в седло. Он сразу пустил коня галопом и, спасая жизнь, поскакал обратно тем же путем, каким мы подъезжали к переправе.

Я отпустил сокола, еще раз оглядел брод со сторожевыми башнями. Любопытное зрелище, но что-то внушало беспокойство. Затем я направил коня вслед за старым воином, подальше от опасности.

Лодка-дух уже отчалила, вернулась в рощу под Тауровиндой. Там она дождется либо меня, либо возвращения Арго, предсказанного Тремя Ужасными Вестницами.

Арбаму, чтобы добраться к своим, надо было выдержать два дня в седле. Он упрямо бодрился.

– Грудина сломана, но сердце еще стучит. Поеду осторожно и как-нибудь доберусь.

Старик не позволил мне заняться раной.

– Лучше ее не трогать, – решил он. – Кожа, ткань, бронзовый наконечник – лучше оставить их в покое, пока нет возможности сделать все как следует.

– Тебе очень больно? – спросил я, обдумывая, чем можно облегчить боль.

– Очень. Но бывало больнее, Мерлин. Сегодня я увидел внуков и не думаю, что боль может причинить мне больший вред. Ты видел, сколько в них жизни? Будущий царь! И подрастающая царица! Это дети моей дочери, Мерлин. Дети Айламунды! Клянусь глазами Ллеу, если бы она могла их видеть, как бы она гордилась ими!

– Может, она их и видит, – предположил я, но услышал в ответ негодование и иронию.

– Видит! Оттуда, где ей приходится скитаться? Вот кому сейчас больно, Мерлин! Что там я!

Я не совсем понял его и потому замолчал.

Хоть Арбам и отказывался от лечения, я собрал кое-какие травы, пригодные для исцеления таких ран. На первом ночлеге, проведенном нами под звездами, он еще крепился, однако на второй день стал шататься в седле, и на лбу выступила испарина. Впечатляющее зрелище. Я упрашивал его дать согласие хоть на слабые чары.

– Нет. Я буду жить или умру, как пожелает добрый бог.

Я дал ему напиться и под уздцы провел его лошадь по извилистой тропе, через буераки, преграждавшие вход в долину. К тому времени, как мы вошли в скалистое устье, он уже бессильно склонился на гриву коня. Пришлось привязать его к седлу, чтобы не свалился, и приложить примочку к воспалившейся ране.

Мельком заглянув в него, я понял, что рана смертельна.

Я с радостью передал умирающее тело в руки его родичей. Те, следуя указаниям друида, раздели Арбама и омыли его. Глаза друида сверкали из-под охры, которой он вымазал себе лицо и стриженные ежиком волосы. Он повторял старинные песни и взывал к Суцеллу-целителю. Кимон стоял рядом, строгий и собранный. Он не вздрогнул, когда бронзовый наконечник после долгих усилий с кровью вышел из грудины старика.

Арбам молчал, его прозрачный взгляд не отрывался от лица внука.

– У нас много дел, – пробормотал Кинос немного погодя. – И мне бы пригодились твоя сила и твой совет. Надеюсь, ты не напрасно отдал свою жизнь.

Он сердито отвернулся и ушел из палатки целителя. Арбам слабо, болезненно улыбнулся.