"Английская наследница" - читать интересную книгу автора (Джеллис Роберта)

ГЛАВА 2

Леония де Коньер смотрела на массивную дверь винного погреба, в котором была заточена, будто сила ее взгляда могла ее открыть. Нет, она не умрет! Она убежит, во что бы то ни стало. Сейчас, когда мама и Франц погибли, сделать это гораздо легче. От внезапно нахлынувшего чувства вины она вздрогнула, но это быстро прошло. Леония не сомневалась, что если бы ее заточение могло вернуть к жизни маму и брата, она навеки осталась бы здесь. Но их нет, и никакая сила их не вернет. И если скоро они с отцом не выберутся отсюда, их ожидает та же участь.

Но как это осуществить? Как выбраться из погреба, как достучаться до сердца папы, чтобы и он желал того же, как исчезнуть из города и, возможно, даже из Франции? Она задумалась. В конце концов, есть к кому обратиться. Отец англичанин, младший брат графа Стоурского, он в хороших отношениях со своей семьей. В самом деле, брат часто уговаривал отца в последние два года вернуться домой с женой и детьми.

Слезы навернулись на глаза, но она сдержалась. Она взглянула на отца и с радостью отметила, что он лучше выглядит. Вечером он охотно ел. Может, удастся убедить его бежать.

Беда отца в том, подумала Леония, внезапно поднимаясь и меряя шагами тюремное пространство, что во всем, что с ним случилось, отец винит только себя. Чепуха. Никому не дано знать будущего. И все же Леония не могла не думать, что если бы отец поступил иначе, такого бы никогда не случилось. Она остановилась. А если бы отец отказался от назначения на пост Главнокомандующего? Де Коньеры никогда не отказывались служить нации. Они всегда исполняли свой долг.

Отец часто говорил, что все не так с тех пор, как Луи XIV прибрал к рукам правительство и жаловал властью и богатством тех, кто вился вокруг него. Леония остановилась и снова покачала головой. Это просто смешно. Она опустилась на грязный пол. Луи XIV поступал так, а не иначе из-за событий, которые этому предшествовали. Злоупотребления, которые закончились революцией, медленно набирали силу.

К тому же не беспорядки во Франции привели их в тюрьму и погубили маму и Франца. Краска гнева и ненависти бросилась в лицо Леонии, ее светло-карие глаза сделались злыми и горящими, как у волчицы. Губы искривились в презрительной усмешке, ноздри прямого носа затрепетали. Леония не была, строго говоря, красавицей. Черты ее лица были слишком выразительны, чтобы удовлетворять вкусам существующей моды на хрупких, как фарфор, хорошеньких куколок. Однако смешение светлых отцовских и темных материнских черт дало странное сочетание: у Леонии была внешность брюнетки и волосы цвета золотистого меда.

Леония взглянула на свои руки, которые из-за сильного возбуждения сжались в кулаки. Она вздохнула и разжала пальцы.

Ненависть была неприятна и неестественна для нее. Она унаследовала характер матери — спокойный и жизнерадостный. Ненависть доводила ее до тошноты, ее трясло.

Отец сделал ошибку. Он поступил не так, как следовало. Когда Жан-Поль Маро подстрекал крестьян в имении матери на восстание, отец не позволил убить его. Крестьяне были настроены против бунтовщика, потому что отец предложил освободить их от ренты и налогов. После неурожая 1787 и 1788 годов люди голодали. Тогда встал Жан-Поль Маро и стал кричать, что предложение отца никакая не милость, что право людей быть свободными от ренты и обязанностей.

Возможно, не признательностью отцу был вызван гнев крестьян, в тайне они соглашались с Жан-Полем и боялись, что ее отец отменит решение. Если бы отец не вмешался и не арестовал Жан-Поля, толпа разорвала бы его на части. Он был бы мертв. Он никогда не освободился бы из Дижонской тюрьмы, когда после падения Бастилии ворота всех тюрем распахнулись.

Жан-Поль был началом и концом всех несчастий. Леония опять вскочила, задыхаясь. Он говорил благородные слова о равенстве и справедливости, а весь полон пороков, алчных поступков. Она старалась отогнать эти мысли, но это было невозможно. И страшная картина снова предстала перед ее взором.

Они вернулись домой из Парижа через несколько месяцев после принятия конституции. Отец предложил мэру созвать знатных граждан. Было ли мэру известно, что Жан-Поль поднимал на восстание безработных, недовольных, подонков общества, или, в самом деле, не принимал во внимание значение таких людей? Отец такой ошибки не допускал. Он видел, что может сделать толпа в Париже.

Вся семья сопровождала отца на собрание. Все так гордились им и новой надеждой Франции. Но радость обернулась болью, свобода — деспотизмом власти черни. Жан-Поль все хорошо рассчитал. Пока все добропорядочные граждане находились в одном месте, чернь штурмовала зал. Жан-Поль со своей бандой захватил власть. Даже тогда отец ничего не понял. Это случилось, когда монстр напомнил ему… Леония содрогнулась и на мгновение закрыла лицо руками, стараясь не вспоминать о той ночи, о себе самой, о матери, распластанной на полу, в то время как ее отец, связанный, с кляпом во рту, вынужден был смотреть на это. Первым ее взял Жан-Поль, даже не глядя на нее, смеясь в лицо отцу и напоминая о «ранах», которые тот ему нанес. И этому человеку отец спас жизнь! Леония подняла голову, ее глаза сверкали ненавистью. Жан-Поль хотел сломить ее, но ничего у него не получилось!

Потом ее глаза стали задумчивыми. Странно, не все так плохо. Само по себе, да, но последствия… Она подумала, кем была до этой ночи, — человеком, совершенно оторванным от жизни. Ничто неприятное никогда не касалось ее. Даже сцены кровавой жестокости, которые она видела в Париже, представлялись ей не более чем нарисованными картинами, кошмарными, но не имеющими к ней никакого отношения. Она вряд ли сознавала, что хорошее в действительности также не касалось ее. Она принимала любовь родителей, удобства, обходительность окружающих с удовольствием. Она не знала ни любви, ни ненависти.

Сейчас она узнала и то, и другое. Странно, но любовь пришла и нахлынула такой горячей волной, что смогла выжечь боль и позор насилия. Как только Жан-Поль со своими паршивыми кобелями убрались, мама, истерзанная и истекающая кровью, подползла к дочери обнять, спрятать на груди, утешить, убедить, что все пройдет, стоит только подождать и станет легче. Может, оттого, что она была не одинока, мать тоже пережила весь этот кошмар и сумела вынести. Может, оттого, что настолько была потрясена взрывом жестокости, внезапным насилием, она не способна была воспринимать все очень остро. Да, она ничего не забыла, но мамина нежность и отцовская дикая скорбь оказались сильнее жутких воспоминаний. Как она любила родителей за все, что они ей дали!

Ненависть пришла позже, когда ее ошеломленный разум смог осознать случившееся, когда она поняла; что их не убьют, как убили других в Париже, и головы их теперь посажены на кол и выставлены напоказ на улицах города. И самое странное, наверное, что бок о бок с ненавистью росла ее жажда жизни.

Жан-Поль вернулся на следующий день, и когда его люди усмирили отца, снова стал смеяться над ними и говорил, что их не будут убивать, что это было бы слишком хорошо для них. Они узнают то, что узнал он в Дижонской тюрьме.

Не было сомнений, что Жан-Поль сделал все возможное, чтобы выполнить угрозу, но Леония все же узнала, что такое радость. Многие простые вещи она принимала как драгоценный подарок и даже не заметила, как они стали для нее источником детской радости, — будь то глоток свежего воздуха или вкус простого сыра, который казался прекраснее самого изысканного ужина.

К несчастью, то, что только укрепило силы Леонии, сработало, как хотел того Жан-Поль, на остальных. Мрак и грязь, сырой холод в погребе, хотя было лето, подточили силы мамы и Франца. Сначала ослабел Франц. Слезы заволокли глаза Леонии, и она опять принялась шагать. Она сделала все возможное, чтобы спасти его, придумывала сказки и игры, пытаясь развеселить и заставить жить, но не в ее силах было спасти Франца и маму.

Леония остановилась и уставилась на дверь. Она была за этой дверью много раз. Возможно, она могла бы спастись, но это никогда не приходило ей в голову, пока отец, мама и Франц были в неволе и заплатили бы за ее свободу пытками, а то и смертью. Теперь оставался только папа, а он не настолько слаб физически, как мама и Франц, спасение было возможно. Что еще, ее любовник — Леония усмехнулась. Вот уж самое неподходящее слово для Луи-Биби, Луи не любил ничего и никого, кроме самого себя.

Губы Леонии искривились в презрительной усмешке. Она села на пол и, обхватив руками колени, положила на них голову. Она не ненавидела Луи. В конце концов, цели их были весьма схожи. Он использовал ее для нужд плоти. Но и она использовала его, только с большим успехом, потому что знала, что он собой представляет, а вот он на ее счет во многом заблуждался. Он считал ее дурочкой, возможно, даже думал, что она в него влюблена. Леония улыбнулась.

Она могла бы полюбить Луи, она созрела для любви. Поначалу он казался таким милым со своим круглым невинным лицом. Небеса допустили великое множество ошибок, но мягкие черты Луи, юные, чистые, что и дало ему прозвище Биби, это более чем ошибка. Должно быть, это шутка природы или проверка на людскую наблюдательность. Луи был всем, его лицо — ничем. Это был вор, высматривающий, где что плохо лежит, с сердцем холодным как лед. Луи стремился к удобствам, удовольствиям и выгоде. Он безошибочно выбрал профессию и всегда был сыт и здоров. Луи всегда поступал, исходя только из здравого смысла и не радовался страданиям других, но если от этого зависело его благополучие, не задумываясь мог причинить боль и страдание. Но вначале она этого не знала.

Леония знала только, что когда Жан-Поль дал знак другим кобелям занимать очередь на ее поруганное тело, Луи отпрянул. Не так уж и много, но это запало в сознание Леонии — проблеск человечности среди скотства. Неделю спустя она сразу же узнала его, когда он принёс еду. Впервые еда не была столь омерзительной. Луи, в отличие от другого стражника, обычно приносящего еду, не бросал черствый заплесневевший хлеб на липкий грязный пол и не плевал в вонючий суп, сваренный из такого мяса, что и голодная собака не стала бы есть. Набравшись смелости, Леония чуть слышно попросила чистой воды и кусочек свежего хлеба для маленького брата. Луи промолчал, но дал ей немного хлеба. Тут он заторопился, потому что другой стражник спускался по ступеням, чтобы отчитать парня за долгое отсутствие.

— Ты опоздал.

— Я думал, ты не придешь, — ответил молодой плут.

— Подумаешь. Пусть поголодают, как мы голодали, — проворчал старший, подозрительно глазея.

Леония отвернулась с упавшим сердцем, закрывая хлеб. Иногда она слышала то, что происходит во внутреннем дворе, через маленькое окошко. Однажды услышала, как один из людей Жан-Поля угрожал другому, что обвинит его в предательстве или заискивании перед бывшими судьями города, чтобы уцелеть в случае провала революции. Если бы старый охранник хотел доставить неприятности молодому, ему достаточно было донести, что тот пытается облегчить судьбу узников, которых Жан-Поль так ненавидел.

Вначале Луи не делал ничего, чтобы помочь де Коньерам. Он притворялся испуганным, когда приносил приличное тушеное мясо, свежий хлеб, кусок хорошего сыра. Он говорил, что выбросил мерзкую еду, предназначенную для пленников, и взял хорошую со своего стола. Он не может делать это часто, шептал он извиняющимся тоном, кто-нибудь может заметить, и его семье придется голодать.

Позже, когда он вошел в доверие, Биби предложил вывести Леонию на прогулку. Он не может пригласить других, сказал Биби. Никто не будет задавать вопросов и приглядываться к молоденькой девушке, с которой он решил прогуляться, но женщина или мужчина в годах, так же как и маленький ребенок, могут вызвать кривотолки. Один раз они и в самом деле немного прогулялись, пока Луи объяснил, чего он хочет. В конце концов, он это высказал, намекая, какие неприятности может нажить, облегчая положение семьи де Коньеров. Он маскировал болтовней о самопожертвовании уродливый факт, что Леония должна платить своим телом за чистую воду и горстку неиспорченной еды для матери и брата.

Луи был умен, но Леонию он недооценил. Она знала, что такое любовь, — отдавать, ничего не требуя взамен. Она знала также, что такое честь. И что человек, достойный любви, не будет просить или ожидать платы за услуги, добровольно предпринятые не из сочувствия или справедливости, особенно когда это направлено на кого-то совершенно беспомощного, полностью зависимого. Она без особых возражений согласилась на предложение Луи, боясь за родителей и маленького брата, которые будут страдать из-за ее отказа. Ее лишили и девственности и репутации. Сексуальная связь была ей безразлична. Ее согласие было способом выживания.

Позже Леония поняла, что может извлечь выгоду из желания Луи иметь бесплатную и утонченную любовницу. Возможность покинуть зловонную клетку, в которой содержалась ее семья, помогла ей противостоять душераздирающему отчаянию, которое погубило мать и брата. К тому же связь с Луи помогла смягчить сложившееся после насилия представление о самом акте, как о пытке. Луи не был хорошим любовником. Партнер ему был слишком безразличен. Тем не менее, он любил комфорт. Он не пытался насиловать или пугать партнершу, чтобы она была скованной или оказывала сопротивление. Он даже не пробовал пробудить желание Леонии и ни разу не довел ее до оргазма. Он осуществлял акт достаточно просто и приятно, не делая его пугающим или нежеланным.

Тут Леония не могла не улыбнуться. Луи объяснял, что и как надо делать, чтобы возбудить мужчину. Леония наслаждалась этим так сильно, что стала придумывать новые приемы, которые привели к довольно драматическому результату. Удовольствие, которое она получила, исходило из доведения такого хладнокровного и расчетливого создания, как Луи, до состояния вздыхающей, стонущей массы дрожащей плоти. Что более важно, извлекая уроки из законченного эгоизма Луи, так же как и из его вожделения, Леония узнала, каким ценным товаром и оружием может стать ее тело. Не то чтобы она пыталась выторговать у Луи что-то сверх того, что он сам хотел бы дать. Даже похоть не могла отвлечь Луи от собственных целей. Однако Леония знала, что не все мужчины таковы. Луи также дал ей урок, когда смеялся над слабостью других, над тем, что его товарищи делают своим женщинам подарки. Леония слушала, опустив глаза, — образец тупости и покорности, смеясь в душе над слабостью Луи. Из-за того, что он похваляется своими возможностями, растущим влиянием и значимостью, он выболтал ей слишком много.

Положение Жан-Поля в Салю было уже не таким устойчивым, как после захвата власти. В городе были серьезные беспорядки, которые подавлялись со все большей жестокостью. Пока еще казней не было, но это вопрос времени. Луи ухмыльнулся, когда говорил это прошлой ночью, и эта ухмылка дала ей пищу для размышлений. Он все еще оставался ночным дежурным в «Отеле де Виль», но стал одним из доверенных лиц Жан-Поля. Леония подозревала, что Луи только и ждет, когда Жан-Поль зайдет еще немного дальше, еще чуть-чуть пошатнет веру тех, кто еще следовал за ним, а затем свернет ему шею и захватит власть в свои руки.

Никакие соображения о прошлых заслугах или дружбе не спасут человека, которым Луи решит пожертвовать ради этой власти, — вот из-за чего Леония смотрела на дверь тюрьмы с таким пристальным вниманием. Она была уверена, что ухмылка Луи, когда он упоминал о казни, означала, что для низвержения Жан-Поля он наметил казнь. Когда потрясение после захвата власти Жан-Полем улеглось и начало расти недовольство, Маро решил использовать отца для усмирения людей, забрав его из тюрьмы, заставляя говорить, что он содержится в хорошем помещении в прекрасных условиях. Отец не мог отказаться, пока Леония, мать и Франц были во власти Жан-Поля.

Однако Жан-Поль мог использовать отца, таким образом, не более месяца. Слишком сильны были следы скорби и потерь. Никакая чистая и роскошная одежда не скроет этого. Леония подумала, что Луи ничего не стоит убедить Жан-Поля, что они с отцом стали совершенно бесполезны и могут послужить только наглядным уроком. Быстро сфабрикуют обвинения и их казнят, а Луи употребит злость и негодование, вызванное их казнью, для низвержения Жан-Поля.

Такие умозаключения были выстроены благодаря ухмылке и хитрому выражению лица, но сама идея была слишком опасной, чтобы ею пренебрегать. Леония надеялась, что хватит и беспорядков, чтобы свергли Жан-Поля. Его падение означало бы свободу. Никто не испытывает к ним личной ненависти, и даже если новые лидеры будут «выходцами из народа» и не захотят терпеть Генри де Коньера, аристократа, рядом с Салю, отец может переехать в Англию.

К несчастью, должно быть, для этого уже слишком поздно, и вообще Леония не хочет больше ждать. Трудно уговорить отца бежать, но у нее есть идея, которая может сработать. И если она сработает… Глаза Леонии засверкали. Она применит оружие, которое так долго и старательно скрывала, — веру Луи в то, что она хорошенькая и послушная дурочка, изобретательная только в любовных играх, чтобы угодить и доставить удовольствие мужчине, которого обожает. Медленно, терпеливо писала она и дополняла свой портрет, пока Луи не поверил, поверил настолько, что позволил себе спать в ее присутствии после любовных утех.

Вначале он просто закрывал глаза, потом пришел черед проверок, когда Луи лежал, безвольно разметавшись, и храпел. Леония не знала, что он ее проверяет. Она не делала никаких движений, чтобы навредить ему, не пыталась бежать, потому что брат ее умирал, и мама была слаба. Она ни за что не бежала бы, даже если бы Луи предложил ей помощь, ведь это означало бросить любимых людей. Она и в самом деле невольно убедила Луи, что не имеет намерения бежать или вредить ему. Пока Луи «спал», Леония стащила кое-что. Она думала, что он не заметит пропажу несколько корок хлеба, брошенный кусочек сыра, огарок свечи, кремень и трут, чтобы ее зажечь. Луи думал, что понял ее полностью, и бдительность его притупилась в ее присутствии. Потом он стал и в самом деле засыпать, свернувшись, как эмбрион. Леония осознала и свою ошибку, и свою победу одновременно.

Она была очень осторожна, чтобы не выдать свою победу, и продолжала «воровать», брала вещи, которые, как она теперь понимала, были оставлены специально для нее.

После смерти матери и брата это ее уже не волновало, но давало повод находиться в комнате Луи. Она поддерживала веру Луи в ее любовь как могла, сладкими речами и нежной заботой. Раз или два, к примеру, после особенно бурного оргазма Луи засыпал. Послушная долгу, Леония будила его, когда он обычно отводил ее в тюрьму, и говорила, что беспокоится, как бы у него не было по ее вине неприятностей. О да, раз за разом Леония доказывала заботу о благополучии Луи. Он все еще не оставлял оружия в доступном для Леонии месте и носил ключи от погреба на шее. Леония никак не могла их похитить, не разбудив. Но в разумных пределах он ей верил.

Леония усмехнулась. Она долго думала, прежде чем выработала план, как завладеть ключами и обезвредить Луи… Ее побег не должен принести никакого вреда. Она уверена, что Луи сможет выбраться и сбежать или придумать какую-нибудь историю, чтобы не понести наказания. Однако как бы ни сложилась судьба Луи, время уходило. Леония была уверена. В следующий раз, когда Луи захочет ее на ночь, она начнет действовать. Это значит, что нужно предупредить отца об опасности.