"Каштановый омут" - читать интересную книгу автора (Джеллис Роберта)

Джиллиан едва не лишилась чувств. Если это была возлюбленная Адама, зачем же ему такая чернавка, как Джиллиан? Но хотя Адам довольно ласково обнимал эту женщину, целуя ее в ответ, в голосе его особой нежности не слышалось. Буря чувств у Джиллиан немного улеглась. Эта рыжая красотка, безусловно, любит Адама. Но взаимна ли ее страсть, еще неизвестно.

– Что с тобой, Джо? – спросил Адам. – По тебе можно подумать, что меня не было лет десять.

– Адам, ты негодник! – ответила Джоанна. – Три месяца – это почти десять лет, если от тебя не слышно ни одного словечка. Почему ты никогда не пишешь? Мы посылали к тебе двоих гонцов, которые так и не вернулись. Мы с мамой беспокоились.

– Двоих? – переспросил Адам. – В Тарринге они не появлялись.

Он вопросительно взглянул на Джиллиан.

– Нет, милорд, – спокойно проговорила Джиллиан, слишком потрясенная, чтобы быть способной на что-либо, кроме прямого ответа на вопрос. – Я уверена, что Олберик сообщил бы мне, если бы кто-нибудь доставил письмо для вас.

Адам чуть покраснел. У него мелькнуло подозрение, что Джиллиан уничтожила или спрятала письма, но затем он со стыдом сообразил, что всякий, проходящий через ворота Тарринга, прежде чем встретиться с Джиллиан, подвергался проверке со стороны Олберика.

– Я полагаю, что они либо не сумели застать нас – мы постоянно переезжаем с места на место, либо… – Адам нахмурился. – Надеюсь, Джо, что в письмах ничего важного не было?

Джоанна посмотрела на Джиллиан, но внимание ее тут же было отвлечено Адамом.

– Нет, только семейные новости и мамина просьба, чтобы ты дал нам знать, жив еще или умер, – сухо ответила она. – А что?

Адам усмехнулся.

– Боюсь, что я разворошил осиное гнездо вокруг Льюиса, Непа и Арунделя… – он обернулся через плечо и увидел приближавшихся вассалов Джиллиан. – Я потом расскажу, – тихо прибавил он. Затем на лице его отразилось деланное недовольство. – Ты выглядишь неподобающе, Джо. Иди-ка, приведи себя в порядок. Ты же не можешь встречать гостей полураздетой и с растрепанными волосами.

– Мы как раз одевались к обеду, когда ты приехал, – потупилась, покраснев, Джоанна и, собрав волосы в руку, улетучилась, перебежав дорогу другой женщине, которая шла к ним с гораздо большим достоинством, но тоже быстро. Адам отошел от Джиллиан, сделав несколько шагов вперед, чтобы обняться, но на этот раз Джиллиан не испытывала ревности, только удивление. Она поняла, что это должна быть леди Элинор, поскольку сходство между матерью и сыном было поразительным. Леди Элинор ростом была далеко не двенадцати футов, она скорее казалась невысокой, хотя и крепко сбитой. Да, она оказалась вовсе не каменной великаншей, и глаза ее вместо того, чтобы полыхать огнем, были полны нежности. Но голос ее, тем не менее, прозвучал довольно резко:

– Ей-богу, Адам, ты позоришь и меня, и своего отца. Он-то не был таким неграмотным невежей. Где ты болтался?.. Саймон!

Последнее ее неодобрительное. восклицание было адресовано ребенку, который обежал вокруг вассалов Джиллиан и с расстояния в шесть футов прыгнул на Адама. Адам едва успел вовремя повернуться, чтобы поймать мальчика. Тот мгновенно начал карабкаться вверх по телу Адама и, в конце концов, гордо уселся на плечи сводного брата.

– Ты будешь сражаться со мной, Адам? Будешь? У меня новый меч, и я очень хороший. Сэр Ги так говорит. Будешь? – кричал мальчик, подпрыгивая на плечах Адама.

– Сиди спокойно, маленький изверг, – смеялся Адам. – Как я смогу сражаться с тобой, если ты переломишь мне шею?

– Саймон! Это так я тебя учил встречать гостей? – раздался мужской голос с оттенком комичной беспомощности. – Слезай, Саймон!

Адам раздвинул руки и двинулся навстречу вошедшему.

– Ги! Рад видеть тебя в добром здравии. Я уже думал, что этот чертенок скрутил тебя в нитку или что ты в отчаянии покинул нас.

Коренастый рыжеволосый мужчина снова рассмеялся.

– Да, по ночам я сплю, как убитый, но ведь какое удовольствие заниматься с таким шустрым учеником.

Джиллиан неподвижно стояла там, где ее оставил Адам, борясь со страхами. Она словно перенеслась на десять лет назад в свой родной дом. Там было точно так же, с поразительной ясностью вспомнила она, когда отец возвращался из поездок – приветствия веселых, довольных слуг, счастливые объятия женщин, дикий от восторга ребенок – она сама. Но главное, что она помнила и что потеряла, это аромат тепла, любви и радости. Это был ее дом. Это был рай, который для нее исчез навсегда. На мгновение голоса и смех превратились в отдаленное жужжание в ее ушах. И тут же она испуганно очнулась, когда поняла, что ее взяли за руку.

– Так вот какая леди Джиллиан, – сказала леди Элинор, и суровая интонация совершенно исчезла из ее голоса. – Добро пожаловать в Роузлинд, дорогая моя.

Леди Элинор уже много слышала о Джиллиан. Адам, правда, не писал, но Иэн и Джеффри были куда более ответственными рассказчиками и подробно поведали ей о женщине и ситуации, в которой она оказалась. Они также сообщили Элинор обо всех своих сомнениях и подозрениях, касающихся явной расположенности Адама к Джиллиан. И когда Адам не писал и не отвечал на ее письма, Элинор отчасти беспокоило и то, что он мог попасть в сети коварной женщины. Элинор удивилась внешности Джиллиан, пожалуй, не меньше, чем удивилась Джиллиан, увидев Элинор. Она ожидала встретить необыкновенную красоту, под которой могла скрываться жестокая практичность. Однако в этих огромных обращенных к ней глазах леди Элинор прочитала только крайнее горе. Это был взгляд потерявшегося ребенка, и сердце Элинор сразу потеплело по отношению к девушке, которая легко могла бы быть ее дочерью, родившейся мертвой между Джоанной и Адамом. Она не могла поверить, чтобы Адам умышленно плохо обращался с ней, но он такой невнимательный и мог не понимать, что пугает ее. Женщина выглядела бледной и усталой. Ах, этот Адам! Он считает, что все женщины – такие же здоровые кобылы, как она сама и Джоанна, а эта женщина, вероятно, не привыкла скакать верхом целый день и ночевать в открытом поле.

– Вам здесь нечего бояться, милая, – ласково сказала Элинор. – Позвольте мне познакомить вас с моей дочерью Джоанной.

Джиллиан заученно присела, пока переводила взгляд на женщину, которую представляла леди Элинор, и едва не застыла в таком положении. Это была та самая женщина, которая так пылко обнимала Адама, когда он вошел в зал, правда, теперь она скромно спрятала свои огненно-рыжие волосы под платком, а платье ее было аккуратным и приличным.

– Сестра Адама? – выдохнула Джиллиан и тут же покраснела от собственной глупости. Разумеется, это была его сестра. Он часто говорил о Джоанне, а Джиллиан, как ревнивая дура, не сумела связать ее с уменьшительным именем Джо. Кроме того, Джоанна говорила о маме. Кто это еще мог быть, как не леди Элинор?

Прозвучавшее в словах Джиллиан облегчение и ее румянец многое прояснили для леди Элинор. Она сама видела бурное приветствие Джоанны, которое, очевидно, сбило Джиллиан с толку. Элинор стало совершенно ясно, что женщина без памяти влюблена в ее сына. Это было чрезвычайно интересно! Элинор пока еще не имела возможности разобраться в его чувствах. Внимание Адама было сначала отвлечено ею, потом – Саймоном, а теперь, все еще держа мальчика на плечах, он разговаривал с тремя мужчинами, которые приехали вместе с ним, представляя их сэру Ги и подоспевшему из своей комнаты отцу Фрэнсису.

Одновременно с тем, как эта мысль пришла в голову Элинор, Адам снял Саймона с шеи и передал его Ги. Затем он повернулся и сказал:

– Джиллиан… – тон его был суров. Он явно ожидал от женщины чего-то, что она до сих пор не сделала.

Женщина бросилась к нему, беспокойно раскрыв глаза. Бедняжка! Как в ее ошеломленном и сконфуженном состоянии Адам мог требовать, чтобы она помнила какие-то мелочи этикета? Леди Элинор была уже готова сама немного нарушить надлежащий порядок, но Джоанна тоже все поняла и, подавшись вперед, прошептала:

– Джиллиан, представь своих людей маме. Благодаря доброжелательному тону этой подсказки и догадке, что Адам просто стремился поддержать ее положение как госпожи и, следовательно, важной дамы перед своим семейством, к Джиллиан в некоторой степени вернулось самообладание.

– Если вы позволите, леди Элинор, – произнесла она, – я хотела бы познакомить вас с моим вассалом, сэром Ричардом из Глинда, кастеляном из Ротера, сэром Эндрю, и кастеляном из Олресфорда, сэром Эдмундом.

– Добро пожаловать в Роузлинд, господа, – сказала леди Элинор, улыбаясь и протягивая руку, к которой подошли по очереди все мужчины. – Сэр Ричард, я слышала о вашей безукоризненной репутации. Мой первый муж очень благожелательно говорил мне о вас. Я знаю, что вы своей справедливостью и мудростью помогали ему нести тяжкое бремя, когда он был шерифом в Сассексе.

Джиллиан зачарованно слушала, пока леди Элинор находила какие-то добрые слова для каждого из мужчин, снимая неловкость, втягивая их в разговор, так что вскоре все они уже безмятежно улыбались. В ее манерах не было и намека на высокомерие, однако Джиллиан была убеждена, что никто не позволит себе ни малейшей фамильярности с ней и не откажется подчиниться какому бы то ни было ее приказу. Джоанна, которую затем представили, была чуть более молодой копией своей матери. В следующее мгновение Джиллиан с удивлением обнаружила, что уже и сама участвует в общем разговоре. Затем она обратила внимание на то, что в зале прислуги суетилось намного больше, чем в тот момент, когда они приехали, и вскоре одна очень приятная служанка тихонько сказала леди Элинор, что комнаты и ванны готовы, если господа желают разоружиться и отдохнуть перед обедом.

Ванны для каждого гостя! Джиллиан слегка покраснела от стыда. Она не додумалась предложить такое своим гостям в Тарринге. Саэр и его жена никогда такого не делали, но ведь они, конечно, были грубыми, грязными животными по сравнению с леди Элинор. Адам никогда не намекал, но он слишком добр, чтобы вводить ее в смущение, указывая на упущения. Служанка средних лет подошла к сэру Ричарду, другая сделала реверанс сэру Эндрю, а очаровательная блондинка, которая разговаривала с леди Элинор, направилась к сэру Эдмунду.

– Эта девчонка – такая шлюха, – прошептала Джоанна на ухо Джиллиан.

Джиллиан обомлела, и с лица ее исчезла последняя кровинка. Джоанна, наблюдавшая за уходящей парочкой, не заметила этого.

– Это моя личная служанка, Эдвина, – продолжала она, усмехаясь, прежде чем с застывших губ Джиллиан успело сорваться какое-то опровержение или извинение. – Я уверена, что она успела договориться с Гертрудой и Этельбургой, кому кто достанется, еще до того, как бедный сэр Эдмунд поднялся по лестнице. О Господи, мне, конечно, не следовало говорить тебе этого. Ты ведь его хозяйка. Не рассказывай его жене.

– Он не женат, – выдавила из себя Джиллиан.

– Я шокировала тебя? – сокрушенно спросила Джоанна. – Прости, но…

– Нет, – торопливо ответила Джиллиан. – Нет, конечно, нет. Просто… Я удивилась. Служанки у Саэра и Осберта были такие запуганные.

– Насчет Эдвины не волнуйся, – успокоила ее Джоанна, вновь улыбнувшись. Затем она отвернулась от Джиллиан и крепко схватила за руку Адама. – Идем со мной, поросёнок, и я попробую очистить тебя от грязи. Честное слово, если бы я находилась с наветренной стороны башни, я учуяла бы твое приближение по запаху.

– Только не это! – отступая, игриво воскликнул Адам. – Ты же не собираешься снова окунуть меня в ванну. Ты уже пыталась утопить меня, когда я был беспомощным младенцем, я хорошо помню.

– Я не пыталась утопить тебя! Я просто мыла тебе голову, – возразила Джоанна.

– Держа ее под водой? Мама, скажи, разве она не пыталась утопить меня? Я хочу, чтобы за мной ухаживала Джиллиан. Она не станет нарочно пускать мне мыло в глаза. – Джоанне следовало бы утопить тебя, – строго заметила Элинор, покосившись на побледневшее лицо Джиллиан.– Ты разве не видишь, как устала бедная Джиллиан? Ты, конечно, здоровый бык и думаешь, что, если сам никогда не устаешь, то и никто не должен.

– Я не устала, мадам, – твердо произнесла Джиллиан. Если бы Адам, желая показать своей матери и сестре, кто она есть, публично затащил ее к себе в постель, она согласилась бы даже на это.

Элинор подавила улыбку. Ну, разумеется, Джиллиан скажет, что не устала. Если бы Адам велел ей свернуть башню, глупое дитя попыталось бы сделать и это. Гораздо важнее ей показалось внезапное беспокойство, отразившееся на лице Адама.

– Это была только шутка, Джиллиан, – быстро проговорил Адам. – Я просто дразнил Джоанну. Иди с моей матерью и отдыхай.

Он поспешно отвернулся, словно устыдившись выражения своего лица. Элинор не шелохнулась, наблюдая, каким взглядом Джиллиан смотрела на Адама. Может быть, ей стоило позволить этой женщине пойти с Адамом, подумала она. Она бледна не только от усталости. Но возможность уже упущена. Будет другая, или, может быть, она сумеет выяснить, что тревожит Джиллиан и как ей помочь. Что бы это ни было, это как-то связано с Адамом. Элинор взяла Джиллиан за руку и повела вверх по ступенькам, болтая о пустяках, чтобы это не требовало ответа.

Возможно, проблемам Джиллиан и помочь нельзя. Она любит Адама, но что, если Адам не любит ее? Это вполне могло оказаться просто легким увлечением, которое затем прошло. Если Джиллиан действительно такая скромная и милая, какой кажется, Адам вполне мог пресытиться прелестным личиком, за которым ничего нет. До сих пор он отвергал все предложения о браке, так как все предлагаемые ему девицы были пустоголовыми. Этот заботливый взгляд… Что ж, Адам – действительно очень добрый человек. Если ему показалось, что он был излишне требователен к кому-нибудь, это, конечно, беспокоило его. Элинор задала несколько осторожных вопросов, но ответы ничего не сказали ей. Джиллиан краснела при упоминании об Адаме, но в голосе ее не чувствовалось собственнических интонаций типа он мой мужчина.

Сомнения Элинор насчет чувств ее сына разрешились очень быстро, но ответа на главный вопрос она не получила. Скорее, наоборот, разговор с Адамом и его поведение привели ее в полное замешательство. Он вылез из ванны и уже поджидал мать в зале, когда она спустилась вниз проверить, все ли готово для приема гостей. Он бросился ей навстречу со словами:

– Слава Богу, что ты не привела с собой Джиллиан. Я хочу поговорить с тобой о ней.

– Я велела ей лечь. Может, она поспит хоть немного, – безразличным тоном произнесла Элинор.

– Мама, как ты думаешь, Джиллиан действительно очень хрупкая? – с беспокойством спросил он.

– Очень хрупкая? – переспросила Элинор. – Ты имеешь в виду, что она нездорова?

– Не то чтобы… По крайней мере, она не кашляет, и дыхание нормальное, – сказал Адам, морща лоб, – и она никогда не жалуется, не говорит, что ей больно или она устала, но сэр Ричард всегда настаивает, что она не может сделать то-то и то-то, а он знает ее дольше, чем я.

– Мне понадобится хотя бы день или два, чтобы я смогла ответить на твой вопрос, – заметила Элинор. – Нельзя судить о чьем-то здоровье после получасового знакомства. Кроме того, после долгой дороги и волнений из-за того, что ей предстоит встретиться с твоей матерью… – Элинор умышленно замолчала, но намек, казалось, пролетел мимо ушей Адама, и она спросила напрямик:

– А почему ты спрашиваешь?

– Просто я не хотел бы загубить свою жену по неведению, – ответил Адам. – Я поначалу думал, что у Джиллиан хватит здравого смысла сказать мне «нет», если я попрошу слишком многого, но она, боюсь, излишне добра, и скорее сердце ее разорвется, чем она откажет мне в чем-либо.

Леди Элинор настолько поразила его первая фраза, что в ее голове уже не осталось места для изумления тому, как точно он распознал натуру Джиллиан.

– Твоя жена… – пролепетала она. – Я неправильно поняла Иэна? Но, я уверена, он писал мне, что у Джиллиан жив муж.

Сердитая тень пересекла лицо Адама.

– Ах, да, Осберт де Серей, но жив он только до тех пор, пока я не добрался до него.

–И Джиллиан согласна с этим? – спросила Элинор, стараясь ничего не выражать голосом и гадая, насколько сильно она способна ошибаться в оценке характеров.

– Нет. Она умоляла меня оставить его в покое, – ответил Адам, укрепляя веру матери в правильности собственных суждений, но заставляя ее задуматься, не идиот ли ее сын.

– Адам, – сказала она, пытаясь изгнать из своего голоса отчаяние, – я не собираюсь говорить тебе, что Джиллиан не любит тебя, поскольку я своими собственными глазами видела обратное…

– Так почему, – нетерпеливо прервал ее Адам, – ты смотришь на меня так, словно у меня две головы, когда я говорю тебе, что хочу жениться на ней?

– Потому что можно испытывать нежность к мужчине, жаждать его, чувствовать ужасную вину, если что-то случается с ним, и все-таки не любить.

– Мама, я не понимаю тебя, – сказал Адам, и лоб его беспокойно наморщился. – Ты же только что сказала, что уверена в любви Джиллиан. А теперь говоришь, что она не любит.

– Нет, я говорю, что она может желать добра де Серей и оспаривать твое желание убить его…

– Нет, – снова прервал ее Адам. – Джиллиан очень хочет его смерти. Она не далее как позавчера убила ножом одного из его помощников и скорбела, что это был не сам Осберт.

Это легкое, жизнерадостное заявление изумило Элинор даже больше, чем несколько опережающие реальность слова Адама, что Джиллиан – его жена. Элинор на мгновение уставилась на сына, не в состоянии высказать ни один из двух вопросов, которые она хотела задать.

– Не давай этим нежным невинным глазкам обмануть себя, – заметил Адам. – Джиллиан умна, как ведьма, – и снова тень сомнения коснулась его подвижного лица. – Меня волнует только крепость ее тела, но не духа, – продолжал он, – и если она не хочет сказать мне, до какой степени я могу использовать ее, я вынужден просить совета у кого-то другого.

Но Элинор поняла, что последняя часть сказанного Адамом не имеет отношения к тому, что беспокоит его. А тот факт, что он не хотел говорить о том, что действительно волновало его, придавал этому еще большую значимость. Не могла ли мягкость и заботливость Джиллиан быть лишь подслащенной оболочкой чего-то грязного? Очень похоже, что именно это и тревожило Адама, но он не мог признаться в этом даже самому себе. Не рвалась ли эта оболочка тут и там, выставляя напоказ отвратительное нутро? Очевидно, чтобы раскрыть сознательно замаскированное зло, требуется нечто большее, чем несколько испытующих слов и взглядов.

Элинор твёрдо решила раскрыть, если сможет, все, что вызывало сомнения Адама. И в качестве первого шага напрашивалась эта история с убийством.

– Ум умом, – сказала она, – но нож нельзя вонзить одной лишь силой мысли. Что ты имел в виду, когда сказал, что она заколола слугу своего мужа? Как это случилось?

К удивлению Элинор, лицо Адама тут же очистилось от каких-либо сомнений. Их сменила злоба, но, когда он пересказал ей историю похищения Джиллиан, стало ясно, что злился он на самого себя. Зато он почти сиял от гордости за ее мужество и сообразительность. Элинор, разумеется, тоже от всего сердца одобрила действия Джиллиан в таких обстоятельствах. Единственное, что смущало ее, – это нож. Вопрос о том, как при Джиллиан оказался нож, вызвал отступление к ее жизни в замке Саэра, как она сама об этом рассказывала, и к ее страху перед Осбертом.

– Тогда почему, если она так сильно ненавидела его, она просит тебя оставить его в покое? – поинтересовалась Элинор.

Адам слегка покраснел и почесал голову, словно собирался признаться в чем-то немножко стыдном и странном и в тоже время милом.

– Это бабские глупости. Джиллиан говорит, что он хитрый змей и способен на какую-то подлость, от которой я не смогу защититься, потому что, дескать, сам не лжив и порядочен. В своей заботливости она не чужда глупости. Кроме того, она наговорила всякой чепухи вроде того, что ее грех падет на мою голову, если я ради нее убью эту змею.

Любопытно. Если Джиллиан так глубоко религиозна, она могла стыдиться зародившейся страсти к чужому мужчине при живом муже. Элинор верила в грех и расплату за него, но подобные вещи не трогали ее душу. Она каялась в своих ошибках, принимала епитимью и выбрасывали все это из головы. Разумеется, грех, в котором не можешь раскаяться, – совсем другое дело. Очевидно, если ты намерена и дальше продолжать любить человека вне брачных уз, то не можешь получить отпущение грехов. Перед Элинор самой стояла такая проблема, и она могла понять. В то время, однако, она была молода, сильна и скоро умирать не собиралась. То есть речь шла только о том, чтобы дождаться свадьбы с желанным человеком. Потом уже можно исповедаться и заявить искренне о своем раскаянии за то, что любила этого человека до брака, получить взыскание и отпущение грехов.

Было бы не слишком трудно убедить Джиллиан рассуждать таким же образом, если бы в этом заключалась ее проблема. Убийство Осберта было несколько иным вопросом. По лицу и интонациям Адама Элинор поняла, что Осберт умрет, как только Адам доберется до него, даже вне связи с вопросом о браке с Джиллиан. Ради этого как раз убивать Осберта вовсе не требовалось. Джиллиан утверждала, что ее выдали замуж силой, значит, этот брак легко можно аннулировать. Поскольку французские войска уже оказались в немилости у церкви, и со дня на день, возможно их отлучение, друзья короля могут быть уверены в быстром и благоприятном решении всех их вопросов, имеющих отношение к церковным делам. Питер де Рош подаст прошение об аннулировании брака папскому легату Гуало, и тот объявит о расторжении брака.

Ничего из этого Элинор Адаму не сказала. Пока она не убедится, что ее сын не проглядел дьявольской сущности под миловидной внешностью, этому браку не бывать. Законная преграда браку даже полезна, поскольку Адам упрям, как мул. Предостерегать его – значило лишь укреплять его решимость сделать все по-своему.

И все-таки ничто из того, что рассказал до сих пор Адам, нельзя было вменить в вину Джиллиан. Из последующего Элинор узнала, что Джиллиан полна решимости самостоятельно править своими землями, что очень удивило ее, хотя она ничего не сказала по этому поводу, и согласилась признать Адама в качестве своего сюзерена, что ее нисколько не удивило. Последние слова его, однако, сопровождались смущенным взглядом, впервые с той минуты, когда он так высоко отзывался об уме Джиллиан.

– А почему бы ей не согласиться на это? – спросила Элинор, искренне недоумевая.

Адам посмотрел мимо матери на пылающий в огромном камине огонь. Ему очень нужен был совет Элинор, но он не хотел бы настроить мать против Джиллиан. До сих пор Элинор вроде бы склонялась больше в сторону оправдания Джиллиан, чем ее осуждения, и Адам не хотел, чтобы такое положение изменилось. Он нежно любил свою мать; более того, она нравилась ему. Он не хотел бы потерять такого друга и советчика. Но ему нужна Джиллиан. Если бы встал вопрос о выборе между ними, он выбрал бы Джиллиан. Но он не хотел такого выбора. Он хотел, чтобы его мать и его «жена достаточно любили друг друга, чтобы он мог сохранить для себя их обеих.

– Мама, – неторопливо произнес он, – я намерен жениться на Джиллиан, и не думаю, чтобы что-нибудь, если только она сама не откажется из-за страсти к другому человеку, могло свернуть меня с этого пути. Поэтому я надеюсь, что ты примешь ее как родную дочь. Однако есть кое-что… Я надеюсь, что ты не станешь слишком винить ее в этом и не откажешь в своем расположении, но, мне кажется, ты должна знать, потому что я собираюсь оставить ее на твое попечение…

– Что-то такое, за чем я должна следить или от чего предостерегать ее?

– Да, но… Но я не уверен.

– Ладно, – отрывисто проговорила Элинор, – выкладывай. Что такого плохого ты видишь в ней?

– Мне кажется, она сторонница Людовика.

Брови Элинор поползли вверх. Именно это так расстраивает Адама?

– Я не вижу в этом ничего плохого. Для англичанки это было бы глупо, но Джиллиан – француженка. И в любом случае, почему это должно меня беспокоить? – спросила она, не засмеявшись только потому, что не была уверена, правильно ли поняла Адама. – Уверяю тебя, даже если у нее есть какие-то возможности общаться с принцем, она не сможет сдать ему Роузлинд.

Адам не отреагировал на сарказм Элинор.

– Но она уверяет меня, что принесет присягу Генриху, и что ее отец был вассалом Джона, – сказал он, следуя ходу своих собственных мыслей.

Теперь Элинор поняла. Адам подозревал, что Джиллиан лгала, и это касалось не только ее политических пристрастий, но и ее любви к нему. В последнем вопросе он ошибался, хотя вполне возможно, что конфликт между ее любовью и делом, в которое она верила, доставлял ей страдания. Однако в этом рассуждении был один недостаток. С чего бы Джиллиан быть такой привязанной к партии Людовика?

– Ты думаешь, она рассчитывает сманить тебя на сторону французского принца? Почему? Что она делала в этом смысле? Она уговаривала тебя присоединиться к Людовику?

– Нет, никогда.

Зайдя так далеко, скрываться смысла уже не было. Адам рассказал Элинор о том, как Джиллиан сопротивлялась его намерениям разграбить Льюис и захватить замки ее вассалов, преданных Людовику. Но, справедливости ради уточнил он, в других случаях, как в деле с сэром Ричардом, которого он привлек на свою сторону, она очень помогала ему ценными советами. Такое противоречие выглядело действительно странным, но, как его разрешить, Элинор не знала тоже. Однако, с улыбкой уверила Элинор Адама, она не станет ссориться с Джиллиан из-за политических разногласий. Она только попытается объяснить ей, что, если она хочет и сохранить свои земли, и стать женой Адама, ей следует распрощаться с Людовиком. Нетрудно доказать, что Людовик никогда не позволит, чтобы Тарринг попал в руки преданного королю Генриху человека.

Адама не слишком удовлетворило предложение матери. По его мнению, это предоставляло Джиллиан слишком большую свободу действий, но он уже услышал голос сэра Ричарда, который искал его, и напоследок успел лишь предупредить Элинор, что люди Джиллиан ничего не знают ни о его сомнениях, ни о планах и что он хотел бы сам поговорить с Джиллиан о браке, так что Элинор вмешиваться не стоит. Элинор скривила рот. Она и так ничего не сказала бы женщине, пока хорошо не узнает ее. И в любом случае намерена поступать так, как считает лучше для Адама, не беспокоясь о его желаниях.

Чуть позже в обеденную залу спустилась Джиллиан, которая выглядела уже гораздо лучше. Она приняла душистую ванну, и ей заметно полегчало. Покой и уют в ее красиво обставленной спальне, тепло и доброта леди Элинор, легкие шутки Джоанны – все это помогло ей убедить себя, что ее страхи были просто глупостью. К тому же у нее не хватило времени придумать для себя какие-нибудь новые ужасы, поскольку мозг ее все это время впитывал окружавшую ее элегантность обстановки: маленькие столики со стульями, вышитые подушки, кувшин с разбавленным вином, стоящий возле кровати, чтобы ночью утолять жажду. Она отметила также, как необычно Элинор управляет прислугой. Бросив взгляд на пяльцы с незаконченным рисунком изумительной красоты, она поняла, что ей еще многому нужно научиться.

Ничто из этого особо не взбодрило Джиллиан, но и не угнетало. Она знала за собой способности к такого рода наукам, и если бы у нее был подходящий материал, она сумела бы добиться не худшего результата. По-настоящему ее беспокоил только Адам. Если он привык именно к такому, не заставило ли отсутствие подобных прелестей в Тарринге считать ее низкой шлюхой, с которой нужно обходиться так, как Саэр обходился со своей прислугой? Если даже он и думал о чем-то таком, то он хранил это в себе. Своей матери он представил ее со всем почетом и напомнил и ей самой, что она влиятельная дама, хозяйка значительного поместья.

И взгляд Адама, когда Джоанна подвела ее к столу, был поначалу восхищенным, а потом вопросительным и обеспокоенным, но никак не сердитым или надменным. Джиллиан лукаво улыбнулась. Она знала, что выглядела действительно хорошо. Джоанна предложила ей великолепное платье, бледно-желтое поверх золотистой туники, шитое золотом, которое придавало ее коже оттенок нежного персика. Кроме приветствия, они почти ничего не сказали друг другу, хотя Джиллиан сидела за столом рядом с Адамом. Во-первых, беседу направляла Элинор, пользуясь своим правом и долгом. Во-вторых, Джиллиан была слишком поглощена многочисленными формальностями обеда в большом доме и изучением изобилия и разнообразия поданных блюд.

Она побледнела, вспомнив похлебку, тушеное мясо и жаркое, которыми потчевала своих великолепных победителей. Ладно, решила Джиллиан, она больше не совершит такой ошибки, она не забудет предложить каждому гостю ванну или поставить у кровати питье. В Тарринге тоже будут подушки на стульях, и она научится замечательно шить, если леди Джоанна или леди Элинор помогут ей освоить премудрости этого дела.

Ее решимость подкрепилась гордостью, когда Адам вежливо похвалил кухню и добавил, что в Тарринге дважды ел такое рагу, какого ему больше никогда и нигде не приходилось пробовать.

– Тогда это должно быть похоже на то, чем питаются ангелы, – язвительно заметила Элинор и рассмеялась. – Должна сказать вам, Джиллиан, – добавила она, перегнувшись через Адама, – что мой сын может жевать сырой ячмень, как лошадь, и не заметит разницы. Когда я совершила ошибку, остановившись в Кемпе, то чуть не умерла от голода, а бедный Иэн утверждал, что лагерная пища куда вкуснее, чем тамошняя еда. Вы обязательно научите меня готовить ваше блюдо, поскольку, честное слово, оно должно быть совершенно замечательным, если привлекло внимание Адама.

Джиллиан, не особенно возражая, сказала, что запишет рецепт, и беседа мирно потекла в русле кулинарии до самого окончания обеда. Затем Элинор спросила, чем предпочли бы заняться мужчины, но, прежде чем она успела что-либо предложить, выяснилось, что идет дождь. Это сразу отмело идеи насчет развлечений на воздухе. Служанку, недавно прибывшую в Роузлинд на воспитание, попросили поиграть на лире, а Эдвину – спеть. Адам усадил Джиллиан рядом матерью и, поманив сэра Ричарда, спросил у Элинор, сколь ко воинов он мог бы позаимствовать в Роузлинде и нанять и городе. Элинор услышала, как глубоко вздохнула Джиллиан, и, покосившись, заметила выступивший на ее щеках румянец. Определенно что-то было не так.

Она сделала вид, что ничего не заметила, и спросила в ответ:

– Как долго и как далеко отсюда они должны будут служить?

– Как долго? Месяц. Если я не смогу за такой срок с более чем полусотней людей захватить Вик, мне придется призвать на сорокадневную службу своих собственных кастелянов, которую они должны мне сослужить в случае войны, но сделаю я это не раньше весны. Погода пока держится, но долго доверять ей нельзя. Как далеко? Двадцать пять миль или чуть меньше.

– И когда они тебе понадобятся? – спросила Элинор.

– Милорд, – вмешалась Джиллиан, – вы не забыли про сэра Филиппа?

– Разумеется, я не забыл о нем, – резко ответил Адам. – Я выезжаю в Лейт-Хилл завтра же.

Джиллиан, услышав сердитый тон, побледнела еще больше, но голос ее остался твердым. Пусть лучше Адам злится на нее, чем подвергает себя опасности. Каждый час, на который она отложит атаку против Вика, будет лишним часом ее безмятежной любви.

– Но, – сказала она, – судя по тому, что рассказывал нам сэр Ричард, сэр Филипп – человек очень тонкий и ранимый. Если он почувствует себя обиженным, он может отказаться присоединиться к вашему походу. И тогда вам придется либо сражаться и с ним тоже, либо смириться с подобным пренебрежением к вашему авторитету и отправиться в Вик с меньшими силами.

– Какого черта ты там толкуешь, Джиллиан?! – рявкнул Адам. – Как сэра Филиппа может обидеть то, что я отправляюсь с остальными твоими людьми…

– Милорд, – прервала его Джиллиан, понимая, что скоро вообще не сможет ничего сказать, если Адам рассвирепеет, – вы родились богатым человеком, и ваш дом – Роузлинд. Поэтому он мало для вас значит, если не считать любви, которую вы здесь находите. Но для меня огромная честь быть гостьей в Роузлинде, как и для моего вассала и кастелянов. Если сэра Филиппа не пригласили разделить такую честь с остальными, разве он не почувствует себя обиженным?

Элинор от изумления широко раскрыла глаза. Она, как и Адам, совершенно не подумала об этом. Джиллиан права. Адам открыл было рот, чтобы что-то зло возразить, но закрыл его, не придумав, что сказать. Сэр Ричард важно покачал головой.

– Леди Джиллиан хорошо сказала, – неторопливо произнес он. – И я еще кое-что добавлю. Из обиды вырастает подозрительность. Сэр Филипп скоро начнет размышлять, а что это мы делали тут, в Роузлинде, и не задумали ли мы какую-нибудь интригу против него. Он неплохой человек, но…

– Понимаю, – отрезал Адам. – Жаль, что я не понял этого раньше. Джиллиан, какого черта ты не сказала об этом утром?

– Простите, милорд, – ответила Джиллиан, опуская глаза. – У нас было так мало времени, и вы, мне казалось… рассердились, когда я… подумала, что у вас есть еще какая-то цель, почему вы так поспешно уезжаете.

«Умна, умна», – думала Элинор. Адам был совершенно прав – Джиллиан умна, как ведьма. Она указала на проблему, которую проглядели все остальные, не только не возвещая на всю округу о том, какая она умница, но даже приняв на себя вину за нетерпеливость и невнимательность Адама без какого-либо намека на недовольство. Элинор чувствовала, что последует дальше, но прикусила язык. Пусть Джиллиан справляется сама, если сможет.

– Что ж, теперь нужно думать о том, – раздраженно заметил Адам, – как исправить упущенное.

– Как далеко отсюда Лейт-Хилл? – спросила Джиллиан.

– Точно не знаю. Миль тридцать, может, сорок. А что?

– Тогда это не слишком далеко. Гонец мог бы добраться за день, чтобы пригласить сэра Филиппа сюда. Насчет того, почему мы из Олресфорда направились прямо в Роузлинд, можете сослаться на меня. Можете сказать, что я поначалу собиралась заехать за ним, но меня слишком потрясло происшествие в аббатстве святого Леонарда, чтобы продолжать поездку.

– Это действительно хороший ответ, леди Джиллиан, – с энтузиазмом согласился сэр Ричард. Сэр Филипп разбирался в женщинах такого склада не лучше, чем сам сэр Ричард до знакомства с Джиллиан. Он, безусловно, скорее поверит в то, что она занемогла после похищения, чем в то, что она зарезала одного из похитителей, сбежала, а на следующий день спокойно рассуждала, как привлечь его к себе на службу. – Более того, – продолжал сэр Ричард, – если вы, милорд и миледи, доверите мне, я сам отправлюсь туда в качестве вашего посланника. Это не даст сэру Филиппу повода думать, что речь идет о какой-то ловушке.

– Я начинаю сомневаться, стоит ли сэр Филипп всех этих проблем, – сухо проговорил Адам.

– Вассала не так легко согнать с земли, как кастеляна, – твердо заметил сэр Ричард. – Кроме того, он не только хороший человек, но прекрасно разбирается также, где может оказаться полезен и куда эти действия направить. Ко всему прочему, он не любит сэра Мэттью. Думаю, будет нетрудно убедить его выделить сотню людей, если вы возьмете на себя часть расходов.

– Это было бы дешевле, чем нанимать людей в Роузлинде, – высказалась Элинор.

Адам вздохнул.

– Да, знаю. Я не подумал об этом. Этот человек должен получить свой шанс наравне с другими. Если вы согласны поехать, сэр Ричард, я был бы только признателен. Это даже сбережет нам время.

– А вы не думаете, что вам следовало бы отправить приглашение и сэру Мэттью? – осторожно спросила Джиллиан. Мужчины повернулись к ней. – Милорд, вы только что сказали, что каждый человек должен получить свой шанс. Вы не думаете, что сэру Мэттью тоже следует официально сообщить о моем унаследовании прав на Тарринг – хотя он, конечно, уже слышал об этом, а также передать те новости, что мы получили о лорде Арунделе и о том, как принц Людовик обращается со своими союзниками-англичанами?

– Но это же предупредит его, что мы собираемся напасть на него, – отрывисто произнес сэр Ричард.

– Я не имела в виду этого! – испуганно воскликнула Джиллиан. – Я только подумала, что он сможет сообразить, куда ветер дует, и тогда, возможно, вообще не придется воевать с ним.

В мозгу Элинор замерцала догадка. Из того, что рассказал ей Адам, она поняла: если Джиллиан говорила правду, что она ненавидела и боялась всех мужчин, с которыми была близко связана, когда оказалась под покровительством Саэра де Серей, то, естественно, ее не волновала их жизнь или смерть, но отец ее погиб в бою, как и Саэр, и если у Джиллиан битва ассоциировались со смертью, вполне возможно, что она просто пыталась удержать Адама от сражений, а вовсе не беспокоилась об интересах Людовика. Элинор и так не слишком верила в преданность Джиллиан каким-либо политическим интересам, которые мало влияли на ее жизнь. Ей стало немножко жаль Адама, который, несмотря на раздражение из-за своей близорукости, искренне восхищался умными советами Джиллиан. Сейчас ему снова было неловко.

Но Элинор вовсе не собиралась развеять смущение сына, даже если была бы уверена в правильности своей догадки. Она тоже ненавидела войну и боялась ее. Ей слишком часто приходилось ждать новостей от своих любимых. Бывало, она не смела глянуть в свои собственные глаза в полированном серебряном овале, служившем ей зеркалом, потому что могла увидеть там только ужас. Сердцем она понимала страх Джиллиан. И все-таки, если женщина не способна перебороть свой страх, преодолеть его, спрятать поглубже за улыбкой, опущенным взглядом, она не подходящая жена для Адама.

Уловка, предотвращающая войну, помогающая уладить все проблемы мирными средствами, – дело хорошее. Если бы женщины не прибегали к таким уловкам, давно бы вообще не осталось мужчин, которые очень быстро перебили бы друг друга – одни ради забавы, другие от жадности. Однако если мужчина отправляется на войну в душевном смятении – это лишь страшное оружие, вложенное любимой женщиной в руку его врагов. Джиллиан могла просто не понимать этого. Если дело только в этом, Элинор легко сможет раскрыть ей глаза. А там, подумала Элинор, будет видно. Если возражения Джиллиан продиктованы лишь любовью к Адаму и страхом за него и если она заботится об Адаме больше, чем о себе, эти возражения сразу же прекратятся. Если же Джиллиан не способна поставить благополучие Адама выше своего, она будет продолжать свои попытки заставить его отказаться от покорения сэра Мэттью.

Размышляя над целями Джиллиан, Элинор не сводила глаз со своего сына. Он не был до конца убежден в правоте Джиллиан, но, пока обдумывал ее слова, его, видимо, осенила идея, и он улыбнулся.

– Нет причин думать, что приглашение в Роузлинд, чтобы встретиться с его госпожой, предупредит сэра Мэттью о какой-нибудь грозящей ему опасности, если умно составить текст приглашения, – сказал он сэру Ричарду. – К. тому же, – добавил он, улыбаясь до самых ушей, – если он не ответит или откажется приехать, то даст нам законный повод напасть на него без предупреждения. Более того, поскольку Вик находится не более чем в двадцати милях отсюда, мы сможем отправиться, как только сэр Филипп прибудет сюда и согласится с нашими планами. Даже если сэра Мэттью встревожит наше письмо, что он сумеет сделать за несколько дней для укрепления обороны, чего не сделал бы после моего вызова?

Элинор увидела, что Джиллиан порывается что-то сказать, и решительно прервала ее, сказав, что пора оставить мужчин, которые должны обсудить свой план в деталях. Джиллиан, заявила Элинор не допускающим возражений тоном, необходимо отдохнуть после всех тревог и приключений, пережитых ею.

– Вы выразились совершенно ясно, дорогая моя, – проговорила Элинор, и в глазах ее было предупреждение. – Вы не считаете войну развлечением, тем более что война против своих же вассалов никогда не выгодна. Я думаю точно так же, как вы, и уверена, что Адам учтет ваши пожелания уладить все это дело без войны, если сможет.