"Роузлинд (Хмельная мечта)" - читать интересную книгу автора (Джеллис Роберта)

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Итак, Элинор добилась своего – ей удалось вернуть Саймона к жизни, и теперь, сидя в седле и направляясь в Лондон, она хотела забыть о враждебности и больше не собиралась выпускать коготки. Ведь она хотела поехать ко двору – и вот она в пути. Конечно, Элинор не питала особых надежд на то, что королева позволит ей жить в собственном доме, по крайней мере, сначала, а там – как знать! Она согласилась с тем, что сэру Андрэ лучше остаться и присмотреть за владениями, особенно за теми, в которых управляют смотрители, и была благодарна Саймону за то, что он так удачно подвел черту в этом деле. Ведь Элинор просто не представляла, как сказать сэру Андрэ, что он остается, и при этом не обидеть его!

– Должно быть, замок королевы огромен, – начала Элинор вежливо, но с живым интересом.– Как же я буду там ориентироваться?

– Служанки будут сопровождать Вас, – холодно ответил Саймон.

– Да, конечно, в Большой Зал или в гардеробную, или в покои королевы, но как я найду своих рыцарей, если захочу послать весточку сэру Андрэ, например, или моих конюших, если захочу поохотиться или прогуляться верхом?

– Каких рыцарей? Каких конюших? – спросил Саймон.

Элинор прищурилась:

– Тех, которые едут за нами. Разве Вы их не заметили?

– Вы им тоже приказали ехать? – зарычал Саймон.– Ну что ж, невелика беда, сейчас я отправлю их назад. Пока Вы будете находиться при дворе королевы, Ваши люди Вам не понадобятся.

– Вы что, меня за дурочку считаете? Я отлично помню, что дедушка, отправляясь в Лондон, всегда брал с собой своих людей и слуг.

Внезапно она вновь прищурилась:

– Если Вы отошлете их назад, я никуда не поеду! Разве что заткнете мне в рот кляп и привяжете к лошади! А если Вы попытаетесь это сделать, обещаю Вам кровавую битву. Мои люди не потерпят такого вольного обращения со своей госпожой.

Немного успокоившись, она добавила:

– Саймон, что все это значит? Ты же знаешь, что без моих верных и преданных слуг я буду чувствовать себя просто беспомощной затворницей, а мне это совсем не нравится!

«Еще одно оскорбление», – думал Саймон. Она даже не думает о том, что именно он, и ни кто иной, не позволит ей чувствовать себя затворницей и тем более не допустит, чтобы ей причинили зло.

– Ну, хорошо, – проворчал он.– Но королева не придет в восторг от этого, когда узнает, сколько будет стоить их содержание. Но, впрочем, мне все равно. Слава Богу, у Вас скоро появится муж, который будет выполнять все Ваши капризы. Святая Дева Мария! Сжалься над несчастным! Я ему не завидую.

– Муж? – выпалила Элинор.– Откуда ты это взял?

– Это всем известно, что богатых наследниц выдают замуж по воле короля.

– Да, королева рассказывала мне о двух девушках по имени Изабель и о других, которых вскоре выдадут замуж. Но только не меня! Мне обещала королева! От неожиданности рука Саймона, в которой он держал поводья, так сильно натянула их, что лошадь встала на дыбы.

– Обещала королева? – Саймон выглядел таким ошеломленным, что Элинор хихикнула.

– Так что тебе не удастся так легко отделаться от меня, – засмеялась Элинор, вытирая слезы радости с глаз, – и придется быть моим опекуном еще не один год. Королева сказала, что король не станет выдавать меня замуж, пока доходы от моих владений будут поступать в королевскую казну.

– Но как? – спросил Саймон на одном дыхании, чувствуя, как бьется его сердце.– Как же она могла дать тебе такое обещание?

– Я же тебе только что сказала! Ты хорошо понимаешь, что пока я не замужем, мои доходы идут в казну. Но, кроме того, я думаю, королева поверила, что я проткну ножом сердце нежеланного мужа, если он будет недостоин меня. А если мой нож будет слишком короток, найдется много других, длиннее и острее, чтобы завершить работу.

Элинор подъехала ближе и положила свою руку на руку Саймона:

– Саймон, я не такая уж беззащитная в этом холодном мире. Дедушка позаботился об этом, и на это у него ушло десять лет.

– Твои вассалы, конечно, захотят защитить тебя, но ведь они не смогут противостоять силам королевства.

– Конечно, нет, но я не думаю, что в этом будет необходимость. Королева меньше всего хочет затевать малую войну с моими рыцарями из-за того, что мне не понравится муж, которого мне выберут. Это ей не нужно, особенно сейчас, когда лорд Ричард готовится к крестовому походу. Более того, она сама не хочет выдавать меня замуж, предпочитая, чтобы мои деньги оседали в сундуках королевской казны. С теми девушками по имени Изабель все по-другому. Они уже давно находились под опекой короля, и боюсь, что их опекуны не были – такими честными и благородными, как ты. Подданные умоляли избавить их от алчных опекунов, и лорду Ричарду пришлось исправлять ошибки своего отца.

– И тебе все это рассказала королева? – изумился Саймон. Да уж, ей не откажешь в удовольствии поболтать, вынося сор из избы.

– Да, потому что она хотела рассказать мне о чем-то другом, касающемся лорда Ричарда, но не отважилась. О чем-то, что лежит тяжелым грузом у нее на сердце. Сначала я думала, что это – о крестовом походе, но королева довольно охотно делилась своими опасениями по этому поводу и даже рассказала, как она была на волосок от смерти в том ужасном путешествии. Но что-то…

Элинор вопросительно взглянула на Саймона.

– Ради Бога, Элинор, не спрашивай меня ни о чем! – взмолился тот.– И вообще не думай об этом! Ослепни! Оглохни! Онемей!

Элинор широко раскрыла глаза от удивления. В голосе Саймона явно сквозили боль и непритворный страх. То, что мучило королеву, было, видимо, сильнее и страшнее той проблемы, связанной с леди Элоиз, о которой ходило столько слухов. Элинор решила спросить Саймона о леди Элоиз, но передумала. Мужчины порой бывают слишком щепетильны в некоторых вопросах, а такой интересный предмет для разговора – был ли действительно старый король отцом ребенка невесты своего сына, с которой тот был обручен, – потребовал бы от Саймона всей его деликатности в обсуждении этой щекотливой темы. Лучше ей спросить об этом у женщин, которые проще смотрят на такие вещи.

Но, когда они приехали в Лондон, и Элинор устроилась в комнатах, где жили все дамы знатного происхождения, находившиеся под опекой королевы, она засомневалась, получит ли ответ на свои вопросы.

Она пыталась прислушиваться к оживленным разговорам вокруг, но в них не было ни слова правды. Для Элинор было не так уж важно узнать что-нибудь об Элоизе, она хотела разобраться и понять, откуда дует ветер, кому можно доверять, а кому – не очень. Ведь если женщины не хотят рассказывать об Элоизе, вряд ли можно добиться от них еще каких-нибудь сведений.

«Набитые дуры», – думала о них Элинор с раздражением. Но позже, когда она проанализировала свои действия и поступки, то признала, что, возможно, придворные дамы лгали ей и делали тупые глаза не оттого, что ничего не знают, а просто потому, что не доверяют ей.

– Я глупа, – призналась она себе.– Саймон ведь предупреждал меня.

Однако ее переживаний по этому поводу хватило ненадолго. Элинор стала себе на уме, не забывала держать себя поскромнее с теми дамами, кто был выше ее по положению, хотя они и жили, в отличие от нее, на пособие. Но стена недоверия не рухнула, отчасти потому, что Элинор произвела на них плохое впечатление, показав, как мастерски умеет управляться с тем, что считала своим основным делом в замке.

Все началось довольно невинно. Однажды она достала маленькую расходную книгу, заточенное перо и заткнутый пробкой рожок с чернилами со дна одной из корзин, в которых находились ее вещи. Обеденным ножом она аккуратно отрезала лист пергамента и написала записку. Одна из юных дам слегка приоткрыла рот от удивления. Элинор не обратила на это никакого внимания, но подумала, что ее умение писать наверняка вызовет определенные толки. Она послала Гертруду за пажем.

– Как тебя зовут? – ласково спросила Элинор белокурого мальчика, который поклонился ей.

– Гийом, моя госпожа.

– Скажи, Гийом, а ты знаешь, где размещены рыцари?

Мальчик недоуменно посмотрел на нее, и, если Элинор была бы более внимательной, она бы поняла, что этот взгляд был как бы предупреждением о том, что она спрашивает о чем-то необычном или запрещенном. Но она так устала и была в смятении, что не обратила на это никакого внимания, и мальчик просто ответил «да».

– Хорошо. Тогда ступай туда и найди людей леди Элинор Дево. На них одежда красного и желтого цвета, а на моем флаге изображен красный корабль на желтом фоне. Найди начальника моего отряда. Его зовут Бьорн Фишерман. Скажи ему, что я велела послать человека с этой запиской к сэру Андрэ, в замок Роузлинд.

Наступило молчание. Элинор поняла причину только тогда, когда Изабель, с острыми чертами лица и темными волосами, ехидно заметила:

– Никому не разрешается отправлять послания из Тауэра.

– А почему? – наивно спросила Элинор.

– Я не собираюсь обсуждать приказы королевы. Элинор не понравился тон, которым это было сказано, и она повернулась к другой девушке, с более светлыми волосами которая смотрела на нее широко раскрытыми от страха глазами.

– А как же мне тогда передавать приказы моим вассалам?

– А разве Вы отдаете им приказы? – спросила Изабель де Клер, графиня Пемброкская и Стригулская, печальным, слегка прерывистым голосом.

Задетая выпадом темноволосой Изабель, Элинор ответила, не подумав:

– Конечно, я приказываю им. Хорошая же я буду госпожа, если мои люди не будут повиноваться мне.

Продолжая честную игру и желая поддеть обидчицу, Элинор усмехнулась и добавила:

– Иногда мы даже спорим с сэром Андрэ, но я всегда выхожу победительницей.

– Возможно, поэтому нам и не разрешено отправлять послания, – парировала Изабель Глостерская, злорадно улыбаясь при мысли о том, что теперь появилась новая пища для разговоров.

На какое-то мгновение в глазах Элинор, да и в глазах Изабель де Клер, застыл страх. Ее вдруг охватило чувство, что стены тюрьмы смыкаются над ее головой, несмотря на все ее старания. Но воспоминания о большой и сильной фигуре Саймона, укутанной в изысканный серый плащ, о его мужественном и честном лице избавили ее от этого страха.

– О, да, – вздохнула она притворно, – да, я понимаю. Но в моей записке нет ничего, что бы вызвало возражения королевы, только то, что мы благополучно прибыли, – сэр Андрэ так волновался – и просьба прислать мне сундук с тканями, чтобы сшить новые платья. Я ведь так отстала от моды.

Элинор вновь повернулась к пажу:

– Гийом, ты знаешь сэра Саймона Леманя? Нет? Ну, неважно. Я уверена, ты знаешь Вильяма Маршала.

Из горла Изабель де Клер вырвался сдавленный вздох. Элинор оглянулась и посмотрела на нее. Девушка схватилась за горло, а лицо ее залил густой румянец. Из соображений воспитанности и вежливости Элинор вновь обратила свое внимание на пажа, чтобы дать возможность Изабель прийти в себя, но что-то скребло у нее на душе и не давало ей покоя. Может, это и есть образец поведения кроткой и послушной женщины, как говорил ей Саймон?

– Узнай у Вильяма Маршала, где сэр Саймон, и передай ему записку. Скажи сэру Саймону, чтобы он проследил за тем, чтобы сэр Андрэ получил мое письмо. И еще скажи ему, что я посылаю эту записку ему, потому что мне было сказано, что мне не разрешено самой посылать послания. Ты меня понял?

– Да, моя госпожа.

– Хорошо, ступай. И – спасибо тебе.

Элинор посмотрела вслед удаляющемуся пажу и повернулась к Изабель де Клер:

– Вы хорошо знаете сэра Саймона? – спросила она совершенно невинно, подавляя в себе странное желание выцарапать ее прекрасные глаза.

– Нет, не очень, – пробормотала светловолосая девушка, еще больше краснея.

Изабель Глостерская противно хихикнула:

– Ее заставило покраснеть другое имя. Конечно, она не так хорошо знает и Вильяма Маршала, но надеется узнать его получше в скором времени.

– Замолчи, Изабель, – сказала девушка, глаза ее при этом наполнились слезами.– Я ни на что не надеюсь и выйду замуж за того, кого выберет мне король.

Элинор открыла, было, рот, собираясь сказать им, что уж она-то, Элинор из Роузлинда, выйдет замуж не за того, кого выберут ей, а за того, кого выберет она сама, и что у Изабель де Клер должно быть достаточно мужества, чтобы поступить так же, но она вовремя спохватилась.

Конечно, она не понимала и не одобряла того смирения, с которым Изабель де Клер принимала чужие решения своей судьбы. Но скажи она об этом открыто, то только навредила бы себе. Она и так уже достаточно наделала глупостей, и девушки осторожничают с ней, за исключением, пожалуй, этих двух по имени Изабель, которые, будучи богатыми и влиятельными, не боялись пагубного влияния Элинор. Ну что ж, придется довольствоваться их обществом! По крайней мере, она попытается выудить у них хоть что-то из придворных сплетен, не забывая о том, что творится в мире.

Обе Изабель являли собой полную противоположность Элинор, и она с отвращением думала о той нежной и смиренной женственности, которая была свойственна им и о которой ей постоянно твердил Саймон. А, впрочем, нет – не постоянно, а только тогда, когда они расходились во мнениях. Внешне Изабели были олицетворением покорности, мягкости и послушания. Изабель де Клер на самом деле и была такой. Она казалась достаточно умной, но, по мнению Элинор, ее не научили как пользоваться своим умом – несмотря на то, что Изабель де Клер была более знатной дамой, чем Элинор, она была совершенно неопытна в делах управления хозяйством. Она нравилась Элинор, но вызывало легкое раздражение то, как легко обстоятельства сломили ее дух. Изабель Глостерская, напротив, представляла собой совершенно иной сорт меда, который Элинор не пожелала бы отведать ни за что на свете. Те же обстоятельства, которые сломили Изабель де Клер, сделали Изабель Глостерскую хитрой, скрытной и жестокой. Вдобавок Элинор выяснила, что та зла и глупа, а это очень опасное сочетание. Изабель де Клер не сплетничала, потому что это само по себе плохо, Изабель же Глостерская не могла прожить и дня, не посплетничав, и каждое ее слово было наполнено таким ядом и злобой, что это сразу бросалось в глаза.

Тем временем паж, посланный Элинор, отыскал Вильяма Маршала, а через него и Саймона.

Увидев Саймона, паж почтительно поклонился:

– Леди Элинор Дево…– начал он.

– Нет, только не это! – взревел Саймон.– Что еще она успела натворить?

– Она послала записку.

– Кому? – закричал, вскакивая, Саймон.

Вильям с открытым от изумления ртом уставился на друга. Ему приходилось и раньше видеть Саймона взволнованным при получении известия об измене или восстании, но чтобы так волноваться! Это было не похоже на Саймона.

– Что с тобой? Что тебя взволновало?

– Леди Элинор волнует меня – вот что, – огрызнулся Саймон в бешенстве.– Ну же, паж, не тяни, говори, в чем там дело.

Паж казался смущенным и растерянным:

– Я не знаю. Герцогиня Глостерская говорила о какой-то неприятности, но, кажется, леди Элинор не испугалась.

– Вот видишь, – начал, было, Вильям, – ничего не произошло.

Саймон устало опустился на стул. Замешательство пажа явно указывало на то, что он не был послан разгневанной королевой или рыдающей от горя Элинор. Видимо, прав Вильям, дело было не таким уж срочным.

– Она не испугалась, – горько поведал он Вильяму, прерывая его.– Да она испугается только тогда, если вдруг перед ней внезапно появится огнедышащий дракон. Ну, давай, паж, рассказывай дальше.

– Леди Элинор дала мне это письмо и велела, чтобы оно было отправлено сэру Андрэ, в замок Роузлинд. Она велела передать письмо Вам, потому что ей не разрешено самой отправлять письма.

– Это еще что за новости! – Саймон обернулся и посмотрел на Вильяма.– Что это значит? – спросил он тоном, предвещающим грозу.

– Тихо, тихо, – успокоил его Вильям.– Должно быть, это очередные женские глупости. Лично я не отдавал такого приказа, в этом могу тебе поклясться.

– Элинор не подвержена женским глупостям, – заметил Саймон, принимая лист пергамента с запиской из рук пажа.– Хорошо, мальчик. Можешь идти.

Саймону пришла в голову мысль, что Элинор задумала очередную шалость. Ему необходимо прочесть эту записку, но вдруг она запечатана? Ага, нет. Отлично. Он быстро пробежал глазами несколько строчек и молча передал записку Вильяму.

– На, читай. Здесь нет ничего, что Элинор хотела бы утаить. Просто я знаю, что она не из тех, кто будет просить кого-либо сделать что-нибудь для нее, если она сама в состоянии сделать это. Значит, кто-то уверил ее в том, что посылать письма запрещено. Вильям, а не думаешь ли ты, что королева могла отдать такой приказ в отношении подопечных короля?

На минуту лицо Вильяма застыло, как будто он нарушил клятву, но затем он продолжал более уверенно:

– Даже если и так, то это не имеет никакого отношения к Элинор. Может, хватит об этом? Лучше вернемся к тому, о чем я говорил тебе до этого: я не вижу, как нам избежать неприятностей. Я надеялся, что со смертью старого короля и молодого Генриха наследники перестанут рвать друг друга на части. Да не тут-то было. Они одержимы, дьяволом, эти Анжуйские.

Саймон засмеялся:

– Ты хочешь сказать, что веришь во все эти сказки о том, что бабушка королевы была ведьмой и вылетела из окна церкви, когда…

– Я верю в то, что бабушка королевы была гадюкой, и не сомневаюсь, что мать старого короля была одержима дьяволом. Никогда не видел я такой семейки! Никогда! Разве это нормально, что сыновья идут против отца и хватаются за оружие, чтобы растерзать его!

– Они ведь уже рождаются правителями, – заметил Саймон, – и никто не хочет уступать другому. Но этого не скажешь о Ричарде. Он согласен на то, чтобы Джон правил теми землями, которые принадлежат ему, но ни на йоту не уступит того, что принадлежит ему самому. Но в одном я уверен – в Ричарде нет злобы.

Вильям схватился за грудь, – его еще мучили боли:

– Злобы? О чем ты говоришь? Они все одержимы такой жаждой власти, что все остальное бледнеет перед этим. Я видел их всех, и живых, и мертвых, и убедился: каждый так отчаянно стремится к власти, что готов даже на подлость.

Все это было правдой. Саймон тоже видел все это, и для него не было открытием, что все в династии Генриха Плантагенета были одержимы жаждой власти. И он, и Вильям пытались так нести свою службу, чтобы, выполняя разумные, а иногда и не очень, приказания своих хозяев, не нарушить клятвы и не запятнать честь. Но что-то появилось в голосе Вильяма, чего раньше Саймон не замечал, – какой-то необычный оттенок горечи. Саймон откашлялся:

– Слушай, Вильям, не хочу совать нос в твои дела, но я чувствую – что-то тебя тревожит. Если я могу…

– Нет, ничего. Неужели ты думаешь, что я бы не решился попросить тебя о помощи? Просто тут такое дело, что никто не может мне помочь. Это все в руках короля, мне же только остается уповать на его благоразумие.

Вильям тяжело вздохнул и раздраженно потер грудь.

– А знаешь, – продолжал он нарочито небрежно, – королю Генриху было довольно трудно держать людей В повиновении, особенно в последние годы. Он сомневался в каждом, даже в тех людях, преданность которых была проверена в боях.

– Я знаю, – ответил Саймон сухо.

– Да, я помню, как он был недоволен тобой. Мне, слава богу, не пришлось оспаривать его волю. По правде сказать, мне и не пришлось делать того, что не позволяла мне моя честь. В одном я сделал послабление, и за это презираю себя. Когда король предложил мне награду, я не смог отказаться. Почему она достанется другому, который примет ее как само собой разумеющееся, а может, еще и будет плохо с ней обращаться! Я, по крайней мере, был верен и предан.

– Не глупи и не оправдывайся. Уж кто, как не ты, имеет полное право на награду?

– Да, но… но эта награда – самое большее, что можно пожелать. Он… он предложил мне руку и земли Изабель де Клер.

На мгновение Саймон потерял дар речи. Ситуация, в которой оказался Вильям, так напоминала его собственную, что у него внезапно свело все внутри. Нет, они не были настолько похожи. Вильям пользовался большим влиянием у богатых баронов всей Англии, и вполне резонно, что король решил заплатить Вильяму за его преданность такой наградой. Более того, Вильям был моложе Саймона на десять лет, а Изабель де Клер была на два или на три года старше Элинор. Да, их ситуации были не очень схожи.

– В том, что ты желаешь этого, нет ничего предосудительного, – спокойно сказал Саймон.– Я слышал, что лорд Ричард награждает тех рыцарей, которые верой и правдой служили старому королю. Так что же ты волнуешься? Конечно…

– Да, он говорит, что отдаст ее мне. Но, когда я ехал к нему с сообщением о смерти его отца, мы встретились на дороге, и он обвинил меня в том, что я пытался убить его. Я рассмеялся ему в лицо и сказал: неужели он думает, что я не смогу отличить лошадь от всадника?

– Ты рассмеялся ему в лицо? – с тревогой спросил Саймон.

Если Ричард воспринял это, как обиду, Вильяму не миновать беды.

– У меня тогда было очень тяжело на сердце. Ведь больно видеть, как человека, которому ты так долго служил, затравили до смерти. Но я думаю, лорд Ричард не обиделся, он сам признал, что когда я убил под ним лошадь в том бою, то мог бы с таким же успехом убить и его самого. Но он простил меня и сказал, что я заслуживаю награды за преданность его отцу.

– Ну, и…

– Ну, и я сразу взял быка за рога и рассказал ему об обещании, данном его отцом. Когда король Генрих обещал мне леди Изабель, я взял за правило видеть ее и разговаривать с ней. Она спокойная, мягкая, кроткая и спокойная женщина. Я буду ей хорошим мужем. В моих руках и она, и ее земли будут в безопасности. Но я сказал об этом Ричарду совсем не из жадности.

– Вильям, Вильям, если бы ты был жадным, то с твоими возможностями ты бы давно был бы уже богат, как Крез. Если Ричард сказал тебе какую-нибудь грубость, не принимай ее так близко к сердцу.

Саймон покачал головой:

– Конечно, от меня ты никогда не услышишь подобного, – добавил он, отводя взгляд в сторону, чтобы скрыть свою горечь.– Но ты что-то темнишь и скрываешь что-то от меня. В чем же дело, хотел бы я знать? Оба короля пообещали ее тебе, а ты волнуешься.

– Да, но больше об этом не было сказано ни слова. А позже я случайно узнал, что, до того, как пообещать ее мне, Ричард уже пообещал выдать ее за Болдуина Бетунского.

– Но ведь Болдуин…– начал Саймон, но замолчал, так как Вильям сильно сжал его руку.

– Не надо, Саймон. Так всегда происходит – кто имеет, тому и достается. У Болдуина – имя, положение и огромные владения. Откуда мне знать, вдруг леди Изабель предпочтет его?

– Если и так, то это будет результатом полного неведения. Ведь она просто не понимает, что для нее лучше всего быть выданной замуж за тебя, а не за этого…– губы Саймона скривились, как будто он съел что-то кислое.

– Я тоже так думаю, но как сказать ей об этом? – Вильям стукнул кулаком в ладонь от отчаяния.– И как мне узнать, что ей советуют другие? Если ее вынудят сказать «да» Болдуину, у короля будет причина, чтобы найти мне другую невесту, возможно, не такую богатую.

Он оторвал свой взгляд от рук, уставился на друга и воскликнул:

– Ради бога, Саймон, не принимай это так близко к сердцу. Я не нарушу своего слова. Я знаю: иногда королям приходится поступать так, что в глазах других людей это выглядит бесчестно.

Выражение ужаса на лице Саймона не было вызвано страхом того, что Вильям может взбунтоваться. Элинор! Элинор могла стать заменой Изабель де Клер! «Ну и глупец же ты!» – сказал себе Саймон. Кто же лучше защитит Элинор, как не Вильям! Ни у одной женщины еще не было такого благородного и доброго мужа. Это правда, но, с другой стороны, просто нелепо. Вильям и Элинор доведут друг друга до бешенства. Вильям был хорошим человеком во всем, но он не был таким отходчивым, как Саймон, и он никогда не любил королеву.

– Пожалуй, я смогу чем-нибудь помочь тебе. Я попробую сказать о тебе только хорошее и выразить сомнения по поводу Болдуина как подходящего кандидата в мужья, – задумчиво произнес Саймон.

Кажется, он нашел выход. У него появилась идея, которая должна сослужить хорошую службу и принести благо, а не вред. Ведь если Элинор удалось бы убедить Изабель отдать предпочтение Вильяму, это было бы самым лучшим решением всех проблем. У Изабель будет отличный муж, Вильям получит то, что желал, а Элинор останется свободной. Она недостаточно богата, и у нее нет положения – так что Болдуину она не подойдет. А если его план не сработает, – Саймон сглотнул – если он все-таки не сработает, Элинор придется заставить себя принять Вильяма и выйти за него замуж.

– Ты? Но как? Ты хочешь поговорить с леди Изабель? Или с королевой? Королева благоволит к тебе, меня она даже и слушать не станет, а вот тебя…

– Конечно, я поговорю с королевой, но это вряд ли поможет, только даст ей понять, как тяжела будет для тебя эта потеря. А убеждать леди Изабель – совсем бесполезное занятие, по крайней мере, для меня. Он может просто оскорбиться тем, что какой-то незнакомец лезет с советами в ее личную жизнь…

– Только не Изабель.

– Тогда она попросту испугается. Нет, я нашел гораздо лучшего посла.– Саймон помахал запиской, которую все еще держал в руке.– Элинор может уговорить даже осла встать на голову, если она того пожелает.

– Твоя подопечная? – спросил Вильям. Саймон кивнул.

– Ну, тогда это меняет дело, – с облегчением ответил Вильям.– Скажи ей, что надо сделать, и она передаст Изабель.

Саймон озадаченно взглянул на друга:

– Скажи ей, что надо сделать! Надеюсь, мой друг ты не пытался до этого использовать какую-нибудь другую женщину в качестве своего посланника?

Он внимательно посмотрел на Вильяма и, увидев: как его лицо заливает краска, вздохнул:

– Ну, и кто же это был?

– Изабель Глостерская… Они одного возраста и давно знают друг друга, и я…

– О, боже! – воскликнул Саймон.– Не удивительно, что у тебя ничего не вышло. Совершенно очевидно, Вильям, что ты привык иметь дело с мужчинами. Эта гадюка Глостерская обязательно превратит хорошее дело в плохое, даже если это будет ей невыгодно, – такая уж у нее злобная натура. И еще: никогда не говори женщине, что надо сделать, если ты, конечно, не хочешь, чтобы она сделала наоборот.

Саймон усмехнулся. А особенно никогда не говори такой женщине, как Элинор, иначе у тебя уши завянут и сгорят от стыда, когда ты услышишь ее ответ.

Теперь был озадачен Вильям.

– Я слышал от королевы, что тебе не по душе пришлось это опекунство. Если эта женщина такая мегера…

– Она не мегера, – ответил Саймон.– Она просто очень молода и упряма.

– В таком случае хороший шлепок пониже спины отрезвил бы ее, да и тебя тоже.

Саймон хохотнул:

– Я почти готов был так и сделать в приступе ярости, но от этого лучше бы не стало никому. Элинор скорее приставит мне нож к горлу, чем научится смирению и послушанию. Более того, ее вассалы убили бы меня. Да, да, не качай головой. Я говорю на полном серьезе. Мы повздорили в ее замке, и, прежде чем я понял, что происходит, там уже были два ее вассала и вся челядь.

– А где были твои люди?

– Не волнуйся, я не боялся предательства, да его там просто и не могло быть. Кроме того, Элинор не нуждается в шлепках. Просто она чересчур горяча. Для нее это было игрой – разозлить меня, а потом заставить меня смеяться. Так вот, о нашем деле. Элинор очень сообразительная девушка. Ей только нужно объяснить, в чем суть, и она быстрее найдет, что сказать леди Изабель, чем ты или я.

«Да уж!– подумал Саймон.– Легче сказать, чем сделать. Как объяснить Элинор, в чем суть?» И он принялся за осуществление своего замысла. Главное – нужно было найти возможность поговорить с ней наедине. Но ему удавалось только перекинуться с Элинор несколькими фразами. Дело в том, что при дворе в это время года уже почти не выезжали на прогулки верхом – было уже холодно и сыро, как, впрочем, и всегда бывает в июле – начале августа. Да и за обедом в Парадной Зале Белой Башни они не сидели рядом, так как Элинор вместе с другими девушками, находящимися под опекой короля, сидела за особым столом рядом с возвышением, на котором стоял трон королевы, чтобы она могла наблюдать за своими питомицами. Не было возможности поговорить и во время увеселений, на которых выступали менестрели и фокусники. Саймон мог сесть рядом с Элинор, но это могла сделать и дюжина других обитателей замка, а Саймон не испытывал желания посвящать их всех в сердечные дела Вильяма.

Даже по вечерам, когда менестрели ублажали королеву и придворных танцами, попытки Саймона не увенчались успехом. Он мог танцевать с Элинор, и он танцевал с ней. Им обоим нравились танцы, но те короткие мгновения, когда сложные танцевальные фигуры то разъединяли, то снова соединяли их на почтительном расстоянии друг от друга, совершенно не располагали к интимной беседе. Более того, Саймону даже не удавалось проводить Элинор в другой зал после танца, чтобы прохладиться или выпить чего-нибудь. Не успевал танец закончиться, как полдюжины придворных кавалеров налетали на нее, как мухи на мед, умоляя о следующем танце. Саймон уже был готов поставить в вину Элинор ее отличное здоровье и молодое тело – ведь она никогда не уставала.

У Саймона было намерение заговорить об Вильяме и леди Изабель как бы невзначай, будто он увидел их в том же зале, и это напомнило ему о том, что он собирался ей рассказать, но после трех дней тщетных попыток он сдался и нашел Гийома, пажа, который знал Элинор внешне, и ему не понадобилось бы спрашивать других, как ее найти, чтобы передать записку, что привлекло бы внимание и вызвало кривотолки.

Саймон послал его к Элинор сказать, что он просит ее прийти в Королевский сад по делу. Гийом сначала открыл рот, собираясь что-то сказать, но передумал. В конце концов, это не его дело, если сэр Саймон хочет вымокнуть до нитки под дождем, который уже начал собираться.

Но погода меньше всего заботила Саймона – ему очень не хотелось вызывать ее на разговор запиской. Ведь если оторвать Элинор от какого-нибудь приятного занятия, она просто примет в штыки всю эту затею, чтобы разозлить его. Однако дело не терпит промедления. Он слышал, что Ричард уже в пути и скоро будет в Англии.

На самом деле Саймон недооценивал Элинор. Она никогда не была злобной, разве что острой на язычок, а что касается «приятных занятий», то ей до смерти наскучили эти «светские беседы» и бессмысленное времяпрепровождение. Она бы даже согласилась поработать прачкой, только бы делать что-нибудь конкретное.

Поэтому, получив записку, она не заставила себя долго ждать и появилась так быстро, что Саймон даже не успел подготовиться.

Он ожидал, что ее возмутит его приглашение, и одним из самых безобидных способов выражения этого возмущения будет опоздание. Вместо этого она выглядела обрадованной и заинтересованной. Даже не отпустила язвительного замечания по поводу черных туч, которые с каждой секундой нависали все ниже и ниже.

–Я здесь, мой господин. Надеюсь, ничего серьезного не произошло?

–Нет. Нет… э… ничего серьезного. По крайней мере, с твоими людьми и землями.

Вместо вопроса Элинор склонила голову набок, словно любопытная птичка, которой интересно узнать, что будет дальше. То, что Саймон так срочно вызвал ее в сад, несмотря на грозу, означало, что он хочет поговорить с ней о чем-то с глазу на глаз. Саймон сказал: по делу, а дела-то никакого и нет. Конечно, от Элинор не ускользнули попытки Саймона остаться с ней наедине, но она намеренно не помогала ему в этом, с любопытством ожидая, что же он предпримет. Но ее несколько удивило его решение так просто вызвать ее.

– Я… э, может, присядем? – Саймон указал на каменную скамью под навесом в углу сада.– Надеюсь, моя записка не нарушила твоих приятных занятий.

– Саймон, – ответила Элинор, слегка улыбаясь и придерживая платок, – дул сильный ветер.– О чем ты хочешь поговорить со мной? К чему вся эта учтивая вежливость, когда ветер нас сейчас просто снесет?

Как всегда, быстро раздражаясь, Саймон уже было открыл рот, чтобы возмущенно ответить, что он всегда вежлив, но проглотил свой ответ, учитывая обстоятельства, и безнадежным голосом ответил:

– Я хочу, чтобы ты сделала мне одолжение.

– С радостью, – сразу же ответила Элинор. Ее лицо сразу стало серьезным. Она поудобнее уселась на скамью, подоткнув юбки и головной убор так, чтобы ни ветер, ни что-либо другое не отвлекали ее, и превратилась во внимание. То, что Саймон попросил об одолжении, обеспокоило ее, и нерешительность его больше не казалась ей забавной.

– Конечно, – вполне искренне уверила она его.– Я буду рада послужить тебе всем, чем могу.

– Не совсем мне, – начал Саймон и, ободренный добротой и вниманием в ее лице, просто рассказал ей историю Вильяма.

– Не знаю, – задумчиво произнесла Элинор, – очевидно, что Изабель несчастна, но оттого ли, что ее вынуждают подчиниться и выйти замуж за Вильяма Маршала, или по другой причине, я не могу сказать. Саймон, я поговорю с ней, как ты меня просишь об этом, но правильно ли это? Правильно ли то, что я навязываю ей расположение к Маршалу? Ведь она не сможет настоять на своем, более того, ее всегда учили, что покорность, пусть даже неблагоразумная, – сестра добродетели. Поэтому, если ей прикажут, она выйдет замуж за Болдуина.

Саймон прикусил нижнюю губу.

– А ты не могла бы как-нибудь укрепить ее дух? Даже если она чувствует, что будет проклята за грех непослушания, за гордыню или еще за что-нибудь, чего она боится? В любом случае это лучше, чем выйти замуж за Болдуина. Клянусь тебе, я говорю так не потому, что Вильям – мой друг, и я хочу, чтобы он получил то, чего он страстно желает, а ради самой леди Изабель.

– Но…

– Как мужчина, Болдуин Бетунский не сможет удовлетворить ни одну женщину, – взорвался Саймон.– И не проси меня сказать тебе больше, потому что я не могу и не хочу.

Лорд Ричард и его самый близкий друг Болдуин, который не сможет удовлетворить ни одну женщину, груз на сердце королевы – все эти факты пронеслись в голове Элинор, и она почувствовала, что здесь есть какая-то связь. А нет ли здесь связи и с леди Элоиз? Но тут же вернувшись к более насущным проблемам, она подумала: а что будет предложено Вильяму Маршалу взамен, если Изабель отдадут за Болдуина? Конечно, не Изабель Глостерская. Она недавно открыто хвалилась, что выйдет замуж за последнего оставшегося из династии: Анжуйских, принца Джона, и даже, не колеблясь, расписывала, как она будет править, когда станет королевой, ведь в крестовых походах людей погибнет больше, чем вернется обратно. Даже Элинор покоробила такая откровенность. Так, Изабель Глостерская отпадает. А менее обеспеченные девушки, как бы ни было благородно их происхождение, были недостойны Вильяма. «Значит, его невестой могу стать я!» – вдруг дошло до Элинор.

Как только эта мысль пронзила ее мозг, она вспомнила слова королевы о том, что если она убудет вынуждена выйти замуж, ее будущий муж сбудет достойным человеком. Из того, что говорил Саймон, выходило, что королева говорила истинную правду. Вильям Маршал казался достойным любви любой женщины, и он был выше по положению, чем когда-либо сможет стать Саймон.

Элинор почувствовала, что Саймон смотрит вверх, и в этот момент брызнули первые капли дождя, забарабанив по листьям над ними.

– Я сделаю все, что смогу, – ответила Элинор на просьбу Саймона укрепить дух Изабель и, когда они уже бежали к двери под проливным дождем, добавила:

– Раньше я не особенно прислушивалась к тому, что говорит Изабель, но сейчас буду более внимательной. Возможно, я пойму, почему она так печальна.