"Её единственная страсть" - читать интересную книгу автора (Лэтоу Роберта)

Глава 9

– У меня есть новости, и будет справедливо, если ты узнаешь их первой, – сообщил Гидеон в перерыве между устрицами и говяжьим филе с беарнским соусом.

– Должно быть, новости хорошие, иначе бы мы не пошли в это кафе. Ну, слушаю.

– Итак, это произошло, я добился прочного успеха. Хэвер продал мою картину одному музею в Далласе за миллион триста тысяч долларов. Дендре, моя живопись обогатила нас, и так будет всегда. Все, что я обещал тебе, когда мы познакомились, сбылось.

Дендре была семейным бухгалтером и знала, что они уже богаче, чем она могла мечтать.

– Я очень рада за тебя, Гидеон. За нас. Теперь мы можем многое себе позволить. Купим в Греции дом – нет, два, стоящие рядом, и превратим один в мастерскую. И две квартиры, одну над другой, здесь, в Нью-Йорке. Одну для работы, одну для семьи. Как ты думаешь?

– Звучит очень соблазнительно. Конечно, мне хотелось бы жить так!

– Теперь нам по карману роскошь солнца, моря, путешествия в дальние края. Но главное – я могу пропускать большинство этих мероприятий, встречаться с кем хочу или вообще стать отшельником, только работать и радовать моих девочек.

Дендре заразилась волнением мужа. Она представила себе жизнь, о которой он говорил, и в душе неудержимо забурлила радость. Гидеон откинулся на спинку стула и любовался женой, которая словно бы расцветала у него на глазах.

Потом ему в голову пришла новая мысль, и Гидеон посерьезнел.

– Тетя Марта – подсчитай, сколько денег она мне выслала с тех пор, как ты вошла в мою жизнь, удвой сумму и выпиши чек.

– С твоей стороны это очень щедро, учитывая, что ты так зол на нее. Завтра этим займусь.

– Может, если я расплачусь с ней, то избавлюсь от нее навсегда. Мне было очень неприятно брать ее деньги. Но нужно было как-то жить, кто знает, где бы я был сейчас без этой помощи?

– Не думала, что питаешь такую неприязнь к ней. А собственно, почему?

– В таком случае ты ошибалась. Моя мать была единственной сестрой тети Марты. Отец – из бедной ветви известного, богатого семейства, чьи предки прибыли в Сент-Луис из Копенгагена в конце восемнадцатого века. Он был безумно влюблен в мою мать, но брак оказался несчастным. Когда мне было пять лет, у мамы начался рак. Она испытывала такие боли, которых не могли выносить ни она сама, ни отец. Однажды родители отвезли меня к тете Марте и вернулись домой. На другой день их обнаружила моя тетя, она устраивала званый вечер, и ей было не до шаловливого мальчишки. Они лежали рядом в постели. Отец застрелил мою мать, а потом покончил с собой… Отец был педантичным человеком. Он оставил по записке для полиции, для адвоката, для тети Марты и для меня. Мне было восемь лет. История получила широкую огласку, что очень не понравилось тете. Ей пришлось взять меня к себе в дом, как завещал отец. Она принадлежала к высшему обществу Сент-Луиса, как и отец с матерью. Отказавшись меня взять, она утратила бы доброе имя.

По выражению лица Дендре было ясно, что ее ужаснул рассказ мужа. Он объяснял очень многое в поведении Гидеона; объяснял, почему он так любил ее, любил ее родителей, Орландо – все они отличались семейной привязанностью.

Гидеон допил свой бокал и наполнил его снова. Сделал еще глоток и вновь заговорил:

– Я еще никому не рассказывал о своем детстве и ранней юности. Выслушай все до конца, чтобы к этому больше не возвращаться.

Тетя Марта всегда недолюбливала моего отца и меня, считала, что мама могла бы выйти замуж гораздо удачнее. Она была красавицей, семья – одной из самых известных в Сент-Луисе. Думаю, тетя так и не простила сестру. Она отвела мне комнату в помещении для слуг, хотя в доме было семь превосходных спален. Была требовательной и скупой. Я рос без любви, в атмосфере мелких унижений и даже бедности – это в громадном богатом доме, выстроенном в начале века. Тетю я видел редко, питался вместе со слугами. Вечно был голоден. После школы приходилось заниматься работой по дому. Когда мне исполнилось восемнадцать, она отдала мне оставленные отцом деньги, три тысячи долларов, и назначила пособие от себя при условии, что я больше не вернусь в Сент-Луис.

На прощание тетя сказала мне: «Ты трудный мальчишка, но способный. Добейся чего-нибудь. Будем посылать друг другу рождественские открытки». Но мы их не посылали… Она ежемесячно отправляла мне чек – и никогда ни приветствия, ни доброго слова с ним.

Дендре чувствовала, как страдал Гидеон, рассказывая эту неприятную историю. Когда он умолк, оба некоторое время не говорили ни слова. Нарушило молчание появление официанта. Когда молодой человек отошел, Дендре сказала:

– Утром первым же делом отправлю ей деньги.

И все.

«Как деликатно с ее стороны, – подумал Гидеон. – Любая другая женщина пустилась бы в расспросы». Его охватила радость. Он всегда считал подачки тети Марты холодной милостыней. Возможность вернуть тете деньги освобождала его от ненависти к ней. Уже не имело значения, что она была такой бессердечной. С этим было покончено, прошлое осталось в прошлом.

– Дендре, у меня есть для тебя сюрприз, – сказал Гидеон. – Ты знаешь, как Фриде и Гершелю хочется уезжать на зиму во Флориду. Так вот, я хочу купить им там квартиру. Орландо поехал в Майами подыскать что-нибудь подходящее. В галерею пришло сообщение, что он нашел такую, которая наверняка приведет их в восторг – на набережной, почти у пляжа. В этом доме даже живет несколько семей из Бруклина. Я позвонил Орландо и купил эту квартиру. Он вернется в Нью-Йорк на семейный пикник, и я вручу твоим родителям документы на нее.

Ошеломленная щедростью мужа, Дендре пришла в замешательство. Сравнительно недавно они экономили каждый доллар. Гершель все еще оплачивал счета за их еженедельные пикники. Ее родители не имели ни малейшего представления, как богаты теперь они с Гидеоном. Для Дендре деньги на банковском счете были просто абстрактными числами, которые все увеличивались. Теперь вдруг эти числа превратились в дом, квартиры, оплату прежних долгов. Она просто не знала, что делать с такими деньгами. Но Гидеон знал и готов был научить ее.

– Ты очень щедр. Они всегда хотели съездить во Флориду, но это было просто-напросто мечтой. А ты помог этой мечте сбыться.

Дендре встала, подошла к Гидеону и поцеловала его. Они улыбнулись друг другу, она вернулась на место и принялась за горячее.

Лишь по пути домой в автобусе Дендре смогла для себя сформулировать, что происходит с ними. Гидеон отметал прошлое, прокладывая путь к новой жизни. Это означало, что ей снова придется принять вызов. Придется снова прилагать усилия, чтобы быть достойной его известности, его славы. Дендре это не пугало; она чувствовала себя сильной и уверенной как жена Гидеона Пейленберга. И сказала себе, что новые перемены сделают ее еще сильнее.

Через несколько дней после обеда в кафе Чолсона Дендре поняла, как легко входит Гидеон в роль великого художника, нового Пикассо, Миро, Ротко. Мир лежал у его ног, и он вертел им, как хотел, а она – она преданно держалась чуть позади, став его тенью, его хранительницей.

В последующие несколько лет у них появился еще один ребенок и три новых жилища: на острове Гидра в Греции, на Файер-Айленде и большая, расположенная на двух этажах квартира-мастерская в центре Нью-Йорка. Они впервые начали разлучаться. Гидеону приходилось иногда уезжать: присутствовать на подготовительном этапе выставки, общаться с архитекторами и строителями, работающими в их домах и его мастерских. Дендре оставалась с детьми, правда, Гидеон звонил ей по крайней мере раз в день. Дочери и ведение трех домов делали ее жизнь не менее занятой, чем жизнь мужа. Быть женой Гидеона Пейленберга, матерью троих детей – эти обязанности требовали полного рабочего дня.

Когда дети подросли, их отдали в лучшую частную школу Нью-Йорка. Вот почему Гидеон купил дом на Файер-Айленде: туда легко было добираться из Нью-Йорка на водном такси, а там – покой, уединение, возможность работать без помех. Их жизнь уже не была простым союзом двух любящих друг друга людей. Появились помощники Гидеона; горничные, уборщицы и мальчишки на побегушках у Дендре.

Однажды, разглядывая витрины на Мэдисон-авеню, Дендре остановилась взглянуть на большую мраморную вазу с белыми лилиями. Лилии были поразительно красивы. С тех пор как Хэвер взялся торговать картинами Гидеона, цветы были включены в их бюджет. Размышляя, купить ли их, она глянула через витрину в магазин.

Гидеон покупал цветы – эти самые лилии с витрины. Продавщица отошла от него и стала по одной доставать их из вазы. Занимаясь своим делом, она подняла взгляд и улыбнулась Дендре, которая хотела было войти и присоединиться к мужу, но подумала, что, возможно, испортит ему сюрприз, поэтому поспешно ушла.

Домой в тот вечер Гидеон вернулся с пустыми руками. Дендре было трудно сохранять спокойствие, удержаться от вопросов. Интуиция подсказывала ей, что не стоит выяснять отношения. Нужно было взглянуть правде в глаза: у Гидеона есть другая женщина. Дендре превозмогла эту пытку и решительно оттеснила мысль о случившемся в глубь сознания.

Дети уже спали, и они ужинали вдвоем. Гидеон нахваливал еду, казался радостным и оживленным. После ужина они спустились в мастерскую, и пока Гидеон работал, он рассказывал ей о ремонте дома на Файер-Айленде. В полночь зажужжал домофон. Дендре подскочила при этом звуке. Гидеон опустил кисти в банку, повернул мольберт к стене. Снова раздалось жужжание домофона.

Гидеон подошел к жене, поцеловал ее и сказал:

– Не волнуйся, это Терри.

Дендре, ощутив облегчение от того, что пришел приятный ей человек, сказала:

– Он наверняка голоден. Поднимусь, соберу чего-нибудь ему на стол.

– Я откупорю бутылку вина, – сказал Гидеон.

Терри был примерно одних лет с Дендре, скульптором, по мнению Гидеона, весьма многообещающим. Они подружились с этим молодым человеком, часто бывавшим у них. Терри был довольно-таки непосредственным, если не распущенным. Он часто рассказывал Дендре и Гидеону об оргиях, в которых принимал участие. Дендре возбуждали эти рассказы.

Ел Терри с аппетитом, и они выпили изрядно лишку. Потом втроем сели на двуспальную кровать с одеялом из волчьих шкур, которую Гидеон держал в мастерской, чтобы полежать, когда требовалось передохнуть. На этой кровати он и Дендре занимались самым эротичным, развратным сексом.

Дендре сообразила, что Терри пьян не только от вина. Он, казалось, добился какого-то успеха и, как всякий преуспевающий человек, излучал энергию. Гидеон был очарован, находил его интересным, нестандартно мыслящим человеком. В два часа ночи гость попытался приласкать Дендре. Она в замешательстве отодвинулась. Терри придвинулся к ней и стал целовать ее в щеку, в шею, мочки ушей. Ее возбудили заигрывания, но она разрушила это очарование, поднявшись с кровати.

– Гидеон, твоя жена очень сексуальная женщина… но ты явно уже это знаешь. Давайте разденемся и ляжем в постель, все трое.

– Я ни разу не видел мою жену занимающейся сексом с двумя мужчинами. Тебе этого не хочется, дорогая? Мне – очень.

Дендре была потрясена. Гидеон одобрял, что она будет принадлежать другому мужчине! Хотел любви втроем! Она много выпила, и ее сопротивляемость была слабой, либидо пересиливало мораль. Поколебавшись, она снова села между мужем и Терри. Гидеон страстно поцеловал ее, и она стала покорной. Он расстегнул пуговицы ее блузки и, снимая ее, поцеловал Дендре еще раз. Терри видел, как она преображается, превращается из спокойной, довольно скучной женщины, какой знал ее и он, и весь мир, в соблазнительную самку с похотью в глазах, с жаждой отдаться и быть удовлетворенной.

Он стал гладить ее груди, потом приник губами к одному из сосков. Дендре нехотя оттолкнула его. Гидеон занял место Терри у той же груди. Она была очень возбуждена и слегка испугана. Двое мужчин продолжали ласкать ее. Она кончила и, не сдержавшись при этом громадном удовольствии, вскрикнула.

Сам воздух, которым все трое дышали, стал казаться Дендре эротичным. Однако она заставила себя потянуться за блузкой. Дело зашло слишком далеко. Терри ее опередил. Отбросил блузку, взял Дендре за руки и стал их целовать.

– Я давно хотел заняться сексом с тобой и Гидеоном, – прошептал он. – Мечтал о том, как Гидеон и я имеем тебя на глазах друг у друга, одновременно. Тебя это не возбуждает? Только не притворяйся! Дай себе волю – тебе это понравится.

Дендре едва не рассмеялась. Ему было невдомек, насколько она давала себе волю в сексе с Гидеоном; насколько более порочной, развратной она была с мужем, чем любая женщина с Терри.

Взглянув на Гидеона, Дендре сказала:

– Не хочу.

– А я хотел бы. Это будет восхитительно для тебя и очень возбудит меня, – возразил он.

– Я никогда не захочу делить тебя с другой женщиной.

– Но будешь, если я попрошу, – усмехнулся он.

– Я боюсь. Других мужчин, кроме тебя, у меня не было, и что, если об этом узнают?

– Клянусь, что никогда ничего не скажу ни единой душе, – пообещал Терри. – А если б и сказал, такому о тебе не поверят.

Дендре продолжала упрашивать, но мужчины не смягчались. Терри ушел из мастерской только на рассвете. Дендре спала до полудня. Гидеон, как всегда, разбудил ее поцелуем и сказал, что очень любит ее. что она самая чувственная женщина из всех, какие у него были, снова поцеловал и стал гладить ей груди.

Почему он выбрал эту ночь для любви втроем? Гидеон – бабник, он имел много других женщин, а теперь ее имел другой мужчина. Что он сказал ей? Что она хорошо сделала, отдавшись любовнику? Что это подхлестнуло его страсть, его любовь к разврату? Гидеон опять соблазнил ее, совратил. Она пошла на это, чтобы угодить мужу, и в результате получила необычайную ночь сексуального блаженства. Уступая его желаниям, она всегда оказывалась в выигрыше.

– Гидеон, я вчера отправилась за покупками и проходила мимо цветочного магазина, – сказала Дендре. – В витрине там стояли только лилии. Белые лилии на длинных стеблях, очень крупные. Я хотела купить их все, такими они были красивыми.

– Почему же не купила? – бесстыдно спросил он.

– Я увидела, как ты надписываешь открытку, чтобы отправить с ними.

– Не хочешь спросить, кому я их посылал?

– Нет. Просто хочу, чтобы ты знал – как ты ни осторожен, это все равно причиняет боль. Правда, с каждым разом все меньше и меньше.

– Хорошо, любимая, – кивнул Гидеон и обнял ее.

Больше Дендре не сказала ничего. То была одна из тех ситуаций, когда лишнее слово могло нарушить равновесие, и их совместная жизнь была бы испорчена или, хуже того, кончена.

– Дендре, я никогда не хотел причинять тебе боли своими романами. Это просто мимолетные прихоти. Они ничего не могут изменить в нашей жизни. Я всегда буду любить тебя больше, чем любую из этих женщин, – сказал он, лаская ее, и они поглядели друг другу в глаза.

Дендре поняла, что это правда. Именно это ей нужно было услышать, чтобы не думать о его любовницах. Она обладала способностью немедленно блокировать мысли о чем бы то ни было неприятном, делать вид, будто ничего не произошло. Она постаралась выкинуть из головы эпизод и спросила мужа, не хочет ли он оладий на завтрак.

С этого дня Дендре сознательно отошла от общественной жизни мира искусства и дала мужу то, что он всегда хотел, – тихую гавань, семейный очаг, к которому всегда можно вернуться. Она решила, что чем меньше будет видеть его романов, тем ей будет легче. Единственное, что она твердо знала, – Гидеон продолжает любить ее, нуждается в ней так же, как она в нем. Она завоевала место в его жизни, которое не может поколебать никакой роман. Где бы он нашел жену, настолько терпимую ко всем его желаниям, имеющую достаточно силы и любви, чтобы дарить ему? Твердые условия он поставил еще до того, как они поженились; он хотел быть свободным человеком и жить с ней на своих условиях. Теперь, по прошествии стольких лет, ничего не изменилось, и она как его супруга позволяла ему делать все, чего он хотел, и собиралась так поступать и впредь. По-прежнему влюбленная в Гидеона и живущая его интересами, Дендре все больше и больше уходила в тень. Самым счастливым временем у нее было, когда они всей семьей жили на Файер-Айленде или на острове Гидра, где Гидеон лихорадочно работал с уже опытными помощниками. Тогда муж целиком принадлежал ей.

С течением времени Дендре, не сознавая этого, строила собственный мир: быть женой Гидеона Пейленберга, воспитывать детей, управлять теперь большим штатом обслуги, повсюду следующим за ними. И самое важное – оставаться его главной женщиной, сексуально активной и любимой.

На открытие выставки в Музее современного искусства, куда они приехали с Гидеоном, у Дендре не было возможности обойти с ним галерею. Их разделяли десятки людей, жаждавших поговорить со знаменитым теперь художником. По поводу вернисажа был дан роскошный ужин. За столом Гидеон бесстыдно флиртовал с красивой молодой женщиной. На миг Дендре нашла это невыносимым, потом, когда она напомнила себе, что он волен делать все, что вздумается, се беспокойство улеглось. Она ведь согласилась на все это еще до того, как они поженились.

Бен Боргнайн сидел слева от нее, Макс Эрнст справа. Бен всегда интересовался ею; Макс находил ее скучной и незначительной. Дендре повернулась к Бену, который разговаривал с соседкой, сидевшей слева от него, молодой дамой.

– Бен, не забывай, я все-таки здесь, – прошептала Дендре ему на ухо.

Он засмеялся и после еще нескольких слов с той особой повернулся и взглянул на Дендре.

– Хоть я и болтаю с кем-то, но тебе известно, что в мыслях у меня всегда ты.

– Пожалуй, мне это приятно, – сказала Дендре и поняла, что это правда. – А почему? – оживленно спросила она.

Потому что у нас много общего. Мы оба без ума от Гидеона. Я одержим его живописью, творческим духом и решимостью когда-нибудь стать его представителем, торговцем его картинами. Ты одержима им потому, что он в высшей степени волнующий, необычный мужчина и любовник и превратил тебя в очаровательную, очень сексуальную женщину, которую, кстати, я уже давно хочу затащить в постель.

– Ты поражаешь меня, Бен. Я и понятия не имела, что ты так хочешь меня, – улыбнулась она.

– Я делал тебе много намеков.

– Бен, ты и мой брат единственные, кто назвал меня одержимой! Я отвечу тебе так же, как и ему: «Ну и что?» Орландо на это сказал: «Твоя одержимость Гидеоном вредна для вас обоих». Я сказала, что может быть, оно и так, но моя одержимость сделала меня женой одного из самых волнующих мужчин на свете и, кстати, очень счастливой. Я знаменита как его жена, его натурщица, мать троих детей, которую он обожает…

– И?.. – Бен явно ждал продолжения.

– Мне очень лестно, что ты хочешь уложить меня в постель. Но ведь я могу оказаться ужасно неинтересной и сексуально скучной – такой, какой считают бонзы из мира искусства.

– Не все, – возразил Боргнайн.

– Я ни разу не заводила интрижки, – призналась Дендре.

– Трудно в это поверить, может, потому, что я многие годы представлял себе, как мы будем вместе. Преврати мои фантазии в реальность. Приезжай завтра ко мне на ленч.

– Свидание днем? Это само по себе волнующе. У меня только одна отговорка. Мы долгое время были добрыми друзьями, я не хотела бы терять эту дружбу потому, что мы на минуту потеряли головы и стали любовниками. Я никогда не оставлю Гидеона.

– Я люблю тебя, Дендре, но не влюблен. И принимаю твои условия.

Против искушения завести любовника устоять было трудно, тем более что Дендре всегда находила Бена привлекательным. Их прервал официант – он сменил блюда; Бен отвлекся, и соседка слева снова втянула его в разговор. Он не мог отвязаться от нее до конца ужина. Когда все поднимались из-за стола, чтобы приняться за виски и кофе, Дендре прошептала ему на ухо:

– Клянешься хранить это в тайне?

– Если ты так хочешь, – прошептал он в ответ. Тут подошел Гидеон, поцеловал жену в щеку и, обняв за плечи, повел с кем-то знакомить.

На галерее, после того как ее представили нескольким новым персонам, Дендре оказалась одна. В этом не было ничего необычного – чаще всего именно так и случалось, если кто-то не упрашивал ее познакомить его с Гидеоном. Она протиснулась сквозь толпу и нашла Бена.

– Да, – сказала она ему.