"Ночь разбитых сердец" - читать интересную книгу автора (Робертс Нора)

Глава 7

Нэтан прихватил с собой фотоаппарат. Он считал необходи­мым пройти по следам, оставленным отцом на острове… Или, может быть, стереть их? Он выбрал старый тяжелый «Пентакс» – один из любимых аппаратов отца, тот самый, что был у Дейвида Делали на острове в то лето.

Отец привез тогда целую фотолабораторию: и громоздкую камеру для съемки пейзажей, и удобный «Никон», и набор объ­ективов и светофильтров, и гору пленок. Но когда он отправ­лялся на охоту за редким снимком, то обычно брал с собой этот «Пентакс».

Нэтан решил пойти к дальнему пляжу, куда еще не добра­лись отдыхающие. Тропинка петляла между дюнами, покрыты­ми травой и стелющимися растениями. Ветер трепал его воло­сы, солнце било в глаза, и он надел темные очки. Поднявшись на самую высокую точку тропы, Нэтан остановился, прислуши­ваясь к грохоту волн и самодовольному пронзительному крику чаек, метавшихся над водой.

Раковины, оставленные приливом, валялись на песке, как красивые игрушки. Ветер уже намел за ними крохотные холми­ки. Деловитые песчанки сновали туда-сюда в морской пене, как бизнесмены, спешащие на важное заседание. А дальше, за пер­выми бурунами, трио пеликанов кружилось в небе, как военные самолеты. Время от времени один из них вдруг с головокружительной скоростью срывался вниз, остальные следовали за ним. Тройной бросок, тройной всплеск – и они снова взмывали вверх с добычей в клювах.

С ловкостью опытного мастера Нэтан поднял камеру, от­крыл диафрагму, увеличил выдержку, чтобы поймать движение, и нацелил объектив на пеликанов, взлетающих к небу. Ему уда­лось поймать их следующий стремительный рывок.

Он опустил камеру и улыбнулся. В последнее время он редко баловал себя любимым занятием, но теперь собирался наверс­тать упущенное.

О лучшем начале и мечтать было нельзя. Пляж был населен лишь птицами и раковинами, только его следы нарушали девст­венную чистоту песка. Это само по себе чудо, подумал он. Где еще возможно такое абсолютное одиночество, где еще можно насладиться такой красотой, покоем и уединением? А именно это ему сейчас необходимо.

Придерживая камеру, Нэтан спустился по склону и побрел по чистому влажному песку пляжа. Иногда он садился на кор­точки, чтобы рассмотреть раковину, обвести кончиком пальца контуры морской звезды.

Но он оставлял их там, где находил: запечатленные на плен­ку, они все равно теперь будут с ним.

Прогулка на свежем воздухе помогла ему успокоиться после встряски в «Приюте». Так она фотограф, думал Нэтан, рассмат­ривая красивый серебристый коттедж, выглядывавший из-за дюн. Знал ли его отец, что маленькая девочка, которую он как-то летом учил фотографировать, пошла по его стопам? А если бы узнал, был бы тронут и горд? Или бы это его просто позаба­вило?

Он помнил тот день, когда отец впервые показал ему, как ра­ботает фотокамера. Большие ладони накрывали его маленькие руки ласково, терпеливо. Он помнил запах лосьона на отцов­ских щеках, резкий запах. Как же он назывался? Ах да, «Брут». Маме больше всего нравился этот лосьон после бритья. Отцов­ская щека, гладко выбритая, прижималась к его щеке. Темные волосы, всегда аккуратно причесанные, поднимались надо лбом легкими волнами. Ясные серые глаза смотрели серьезно.

Всегда относись с уважением к своему фотооборудованию, Нейт. Возможно, когда-нибудь ты захочешь зарабатывать на жизнь фо­тографией, путешествовать по миру. Учись смотреть и видеть больше, чем все остальные. Даже если ты выберешь другую про­фессию, все равно сможешь пользоваться камерой для того, чтобы сохранять мгновения жизни, дорогие и важные для тебя. Уважайсвое оборудование, учись правильно пользоваться им, и тогда эти драгоценные мгновения всегда будут с тобой.

– А сколько я уже потерял? – спросил вслух Нейт. – И сколь­ко спрятал в тайниках души такого, что лучше было бы поте­рять?

– Простите?

Нэтан вздрогнул от звука голоса, ворвавшегося в его воспо­минания, и резко обернулся, решив, что встретился с еще од­ним призраком. Но увидел красивую, изящную блондинку, при­стально наблюдавшую за ним из-за янтарных стекол солнечных очков.

– Извините, что напугала вас. – Блондинка наклонила го­лову, но ее глаза, не мигая, продолжали изучать его лицо. – С ва­ми все в порядке?

– Да. – Нэтан провел рукой по волосам, игнорируя против­ную дрожь в коленях. Но сложнее было отмахнуться от собст­венного смущения. Женщина смотрела на него как на чужерод­ное пятно на стекле микроскопа. – Я не знал, что рядом кто-то есть.

– Просто заканчиваю утреннюю пробежку, – сообщила она, и он только сейчас заметил, что на ней серая футболка с пятнами пота и красные обтягивающие велосипедные шорты. – Это на мой коттедж вы смотрели. Вернее – сквозь него.

– О… – Нэтан приказал себе сосредоточиться и разглядел стены из серебристого кедра, наклонную коричневую крышу, открытую выступающую веранду. – Оттуда, наверное, откры­вается отличный вид.

– Да, особенно на рассвете. Но вы уверены, что хорошо себя чувствуете? Простите мое любопытство, но когда я вижу, как человек одиноко стоит на пляже с таким видом, будто его огре­ли дубинкой, и разговаривает сам с собой, то не могу пройти мимо. Это моя работа.

– Пляжная полиция? – сухо спросил он.

– Нет. – Женщина дружелюбно улыбнулась и протянула руку: – Врач. Доктор Фитцсиммонс. Можно просто Керби. Я собираюсь открыть здесь клинику, а пока практикую в своем коттедже.

– Нэтан Делани. Практически здоров. Кажется, там раньше жила старая женщина? Крохотная женщина с седым пучком.

– Моя бабушка. Вы знали ее? Ведь вы, по-моему, не местный.

– Вы правы, но как-то мальчишкой я провел здесь лето. Воспоминания преследуют меня. Вы только что вошли в одно из них.

– О… – Глаза за янтарными стеклами потеряли профессио­нальную проницательность и потеплели. – Теперь понят­но. Я знаю, что вы имеете в виду. Я тоже в детстве несколько раз приезжала сюда. И воспоминания настигают меня повсюду. Вот почему, когда бабушка умерла, я решила обосноваться на ост­рове. Мне всегда здесь очень нравилось.

Она рассеянно обхватила рукой носок кроссовки и подняла назад ногу, коснувшись пяткой ягодицы.

– Должно быть, вы тот самый янки, который поселился на полгода в коттедже «Маленькая мечта»?

– Поразительно, как быстро распространяются новости.

– Конечно. Особенно когда расстояние невелико. У нас здесь не так-то много одиноких мужчин. А уж если такой муж­чина собирается остаться на полгода… Некоторые дамы уже за­интригованы. – Керби повторила упражнение с другой ногой. – Вы знаете, мне кажется, я вас припоминаю. Это не вы и ваш брат слонялись повсюду с Брайаном Хэтуэем? Я помню, как ба­бушка говорила, что мальчишек Делани и Брайана водой не ра­зольешь.

– У вас хорошая память. Вы были здесь в то лето?

– Да. Это было мое первое лето на острове. Наверное, поэ­тому и запомнилось лучше всего. Вы уже видели Брайана? – небрежно спросила она.

– Он только что накормил меня завтраком.

– Из яиц он творит чудеса. – Теперь настала очередь Керби смотреть на коттедж, не видя его. – Я слышала, что Джо верну­лась. Собираюсь заглянуть в большой дом сегодня после приема больных. – Она взглянула на часы. – А поскольку прием начи­нается через двадцать минут, мне пора бежать, чтобы привести себя в порядок. Приятно было снова увидеться, Нэтан.

– Мне тоже, док, – откликнулся он, когда она уже побежала к дюнам.

Керби со смехом повернулась, побежала спиной вперед и крикнула:

– Учтите, я терапевт и у меня практика самого широкого профиля. Приходите, если что-то будет вас беспокоить.

– Я запомню.

Она отвернулась, и Нэтан с улыбкой смотрел, как дерзко болтается из стороны в сторону ее «конский хвост».

Девятнадцать минут спустя Керби надела поверх футболки и джинсов белый халат. Она считала халат необходимой деталью, предназначенной убеждать недоверчивых пациентов в том, что она действительно врач. Халат и торчащий из кармана фонен­доскоп давали многим островитянам некий визуальный толчок, без которого они не решались позволять маленькой внучке ба­бушки Фитцсиммонс копаться в своих внутренностях.

Она вошла в кабинет – бывшую бабушкину кладовку за кух­ней. Одну стену с полками Керби не тронула. Теперь здесь стоя­ли книги, папки с документами и маленький факс с копиро­вальным аппаратом, позволявший ей связываться с материком. Остальные полки она убрала, поскольку не собиралась следо­вать бабушкиному примеру и заготовлять дары природы – от тушеных помидоров до маринованных арбузов.

Она сама втащила в эту комнату маленький, любовно начи­щенный стол из вишневого дерева. Он путешествовал с ней из Коннектикута – один из немногих предметов мебели, которые она привезла на юг. На столе красовалась книга предваритель­ной записи в кожаном переплете с золотыми инициалами «К.Ф.» на обложке – прощальный подарок озадаченных родителей.

Ее отец вырос на острове, но довольно рано сбежал отсюда и считал себя счастливчиком.

Родители с восторгом восприняли ее решение последовать примеру отца и стать врачом. Они считали, что если Керби пой­дет по отцовскому пути и дальше – займется кардиохирургией, обзаведется большой практикой, – то будет жить красивой и безбедной жизнью.

А вместо этого она выбрала профессию семейного врача, старый бабушкин коттедж, простоту существования на острове.

И не могла бы быть счастливее.

Рядом с книгой предварительной записи стояла шикарная радиотелефонная система с двусторонней оперативной свя­зью – на тот невероятный случай, если ей вдруг понадобится помощь, – и стаканчик с остро отточенными карандашами.

Первые несколько недель своей практики Керби в основном точила карандаши и часами постукивала ими по журналу в тщетном ожидании посетителей. Но она держалась и постепен­но начала использовать свои карандаши для записи пациентов. Младенец с крупом, старушка с артритом, ребенок с высокой температурой. Поначалу только очень маленькие или очень ста­рые доверяли ей. Но затем стали приходить и другие: кому-то нужно было наложить швы, кого-то избавить от разных болей или расстройства желудка. Теперь ее называли «доктор Керби», и маленькая домашняя клиника стала себя окупать.

Керби просмотрела список пациентов. Ежегодный гинеко­логический осмотр, долечивание вяло текущего синусита, очередной отит у мальчика Мэтьюсов и прививка ребенку Симмонсов. Что ж, ее приемная не будет переполнена, но по крайней мере не придется скучать. И кто знает, подумала она, посмеива­ясь, может, парочка непредвиденных случаев оживит день.

Поскольку на десять часов была назначена Джинни Пендлтон, Керби решила, что у нее есть еще минут десять. Джинни неизменно всюду опаздывала. Вытащив медицинскую карту Джинни, Керби прошла в кухню, вылила из кофейника остатки сваренного утром кофе и с кружкой в руках отправилась в смот­ровую.

Комната, в которой она когда-то спала, теперь сияла чисто­той и свежестью. Керби развесила на белых стенах репродукции с полевыми цветами. Она полагала, что плакаты с изображения­ми нервной системы и ушных каналов, которыми врачи обычно украшают стены, нервируют пациентов.

Сунув карту в висевший на двери ящичек, Керби достала ситцевую рубашку с разрезом на спине – она считала бумаж­ные рубашки унизительными – и положила ее в изножье стола для обследований. Затем она включила стереомагнитофон и за­мурлыкала под тихую сонату Моцарта, расслаблявшую, как оказалось, даже тех, кто сторонился классической музыки.

Когда раздался негромкий перезвон колокольчика на входной двери, она уже приготовила все к обследованию и допила кофе.

– Извини, извини! – воскликнула Джинни, вбегая в гости­ную, служившую приемной. – Телефон зазвонил, как раз когда я выходила.

Джинни было под тридцать, и Керби не переставала твердить ей, что излишняя любовь к солнцу непременно аукнется в сле­дующие десять лет. Ее безжалостно завитые волосы были почти белыми, а темные корни просто кричали о необходимости но­вой окраски.

Джинни родилась в семье рыбаков и, хотя могла управлять лодкой, как пират, чистить рыбу, как хирург, и вынимать уст­риц из раковин с головокружительной скоростью, предпочита­ла работать в кемпинге «Ночная цапля», помогая новичкам ус­танавливать палатки, убирая площадки, ведя бухгалтерские книги.

К приему врача она нарядилась в одну из своих самых люби­мых ковбойских рубашек цвета дикой сливы с белой бахромой и в такие тесные джинсы, что Керби только оставалось прикиды­вать, сколько внутренних органов задыхается от нехватки кис­лорода.

– Я всегда опаздываю, – озадаченно сказала Джинни, расплываясь в такой ослепительной улыбке, что Керби не выдер­жала и расхохоталась.

– И все это знают. Отправляйся в смотровую. Все сними и надень рубашку разрезом вперед. Позовешь, когда будешь готова.

– Хорошо. Это Лекси звонила! – крикнула Джинни, захло­пывая дверь и громко топая ковбойскими сапогами по коридо­ру. – Она вся как на иголках.

– Как всегда, – заметила Керби.

Переодеваясь, Джинни продолжала кричать из смотровой:

– Лекси приедет в кемпинг сегодня вечером около девяти. – Раздался удар первого сапога об пол. – Двенадцатая площадка свободна. Это одна из моих любимых. Разведем костер, прикон­чим парочку упаковок пива. Хочешь присоединиться?

– Спасибо за приглашение. – Раздался второй удар. – Я по­думаю. Если решу приехать, привезу еще шесть банок.

– Я хотела, чтобы Лекси пригласила Джо, но ты же знаешь, какая она стала нервная, – голос Джинни сделался прерывис­тым, видимо, она пыталась стянуть джинсы. – Ты еще не виде­ла Джо?

– Нет. Собиралась поймать ее сегодня.

– Послушай, окажи им услугу, попробуй помирить их. Не знаю, почему Лекси так злится на Джо. Правда, похоже, она злится на весь мир. И на Джифа. Если бы такой классный па­рень, как Джиф, смотрел на меня так, как он смотрит на нее, я бы ни на кого не злилась. И я говорю это не потому, что мы ку­зены. Если бы мы не были кровными родственниками, я бы, не задумываясь, набросилась на него! Можешь заходить.

– Готова держать пари, Джиф добьется своего, – заметила Керби, входя в смотровую и беря карту. – У него упрямства не меньше, чем у Лекси. Давай проверим твой вес. Есть какие-ни­будь жалобы?

– Нет, я прекрасно себя чувствую. – Джинни ступила на весы и зажмурилась. – Только не говори мне, сколько там.

Посмеиваясь, Керби начала подталкивать грузик. Сто десять фунтов, сто двадцать… Ух, сто тридцать!

– Джинни, ты регулярно делала зарядку? Не открывая глаз, Джинни пожала плечами:

– В некотором роде.

– Аэробика, три раза в неделю двадцать минут минимум. И пе­рестань есть шоколадные батончики. – Будучи не только вра­чом, но и женщиной, Керби вернула грузик на ноль, прежде чем Джинни открыла глаза. – Залезай на стол, измерим давление.

– Я все собиралась купить кассету Джейн Фонды, – сокру­шенно пробормотала Джинни. – Что ты думаешь о липоксации? Керби затянула манжет измерителя давления.

– Я думаю, тебе надо просто бегать по утрам и заменить ба­тончики морковкой. Ты потеряешь эти лишние шесть фунтов без всякой операции. Давление в норме. Когда была последняя менструация?

– Две недели назад. Правда, с недельной задержкой. Я пере­пугалась до смерти.

– Ты пользуешься колпачком?

Джинни сложила руки на животе, забарабанила по нему пальцами, унизанными кольцами.

– Ну, по большей части. Ты же знаешь, это не всегда удобно.

– А беременность удобна?

– Я всегда заставляю мужчину пользоваться презервативом. Никаких исключений. Кстати, сейчас на шестой площадке живут два классных парня.

Вздохнув, Керби натянула перчатки.

– Беспорядочные связи ведут к опасным осложнениям.

– Да, но это так весело. – Джинни мечтательно улыбнулась репродукции Моне, которую Керби прикрепила кнопками к потолку. – И я всегда в них немножко влюбляюсь. Вот уви­дишь, рано или поздно я встречу настоящего. Единственного. А пока мне просто нравится собирать образцы цветов с поля.

– С минного поля, – пробормотала Керби. – По-моему, ты недооцениваешь себя.

– Не знаю. – Пытаясь представить себя гуляющей среди подернутых дымкой цветов на картине, Джинни снова похлопа­ла пальцами по животу. – Разве тебе не случалось, увидев како­го-то парня, захотеть его так сильно, что все внутри сжимается и дрожит?

Керби подумала о Брайане, но успела подавить невольный вздох.

– Случалось.

– Я это обожаю! Ни с чем не сравнимое чувство. Какое-то первобытное, правда?

– Наверное. Но я все же настаиваю на колпачке. Джинни закатила глаза.

– Слушаюсь, доктор. Да, раз уж мы вспомнили о мужчинах и сексе, Лекси сказала, что видела этого нового янки и что у него первоклассная мускулатура.

– Я сама его видела, – ответила Керби.

– Лекси права?

– Он очень привлекателен.

Керби отвела руку Джинни ей за голову и начала обследовать грудь.

– Представляешь, оказалось, что он старый друг Бри! Про­вел здесь как-то лето с родителями. Его отец – гот фотограф, что давным-давно выпустил альбом фотографий «Острова». У ма­мы сохранился экземпляр.

– Да, точно. Фотограф. Я и забыла. Он фотографировал ба­бушку, а потом прислал ей одну фотографию. Она до сих пор висит в моей спальне.

– Когда я сказала маме, она нашла тот альбом. Действитель­но здорово, – добавила Джинни, когда Керби помогла ей сесть. – Там есть фотография Аннабелл Хэтуэй и Джо в саду «Приюта». Мама вспомнила, что он сделал ее как раз в то лето, когда исчез­ла Аннабелл. Я предположила, что Аннабелл сбежала с фотогра­фом, но мама говорит, что он с женой и детьми оставался на острове после ее побега.

– Джинни, прошло двадцать лет. Давно пора перестать гово­рить об этом.

– Ты не понимаешь. Пендлтоны и остров – это почти одно и то же. А Аннабелл была Пендлтон. Кроме того, здесь никто ничего не забывает. Она действительно была очень красива, – добавила Джинни, соскакивая со стола. – Я не очень хорошо ее помню, но, судя по фотографии, Джо, если бы постаралась, была бы точной копией матери.

– Думаю, Джо предпочитает выглядеть как Джо. Ты здорова, Джинни, можешь одеваться. Я подожду тебя в кабинете.

– Спасибо. Да, Керби, постарайся все-таки приехать в кем­пинг. Устроим настоящий девичник на всю ночь. Площадка номер двенадцать.

– Посмотрим.

В четыре часа Керби закончила прием. Единственным не­предвиденным пациентом оказался обгоревший отдыхающий, нечаянно заснувший на пляже.

Она потратила пятнадцать минут, чтобы подновить макияж, причесаться, надушиться. Прихорашиваясь, Керби говорила себе, что делает это для собственного удовольствия, но, по­скольку собиралась отправиться в «Приют», прекрасно понима­ла, что это ложь. Она хотела хорошо выглядеть и приятно пах­нуть, чтобы заставить страдать Брайана Хэтуэя.

Керби вышла из коттеджа через дверь, ведущую на пляж. Она обожала волнение, каждый раз охватывающее ее при виде океа­на, плескавшегося у самого дома. Узкий дощатый настил, со­оруженный для нее Джифом, вился вокруг дома и уводил от дюн. Из песка поднимались кипарисы, искривленные ветром, который и сейчас поднимал песок и кружил его вокруг ее лоды­жек. На пляже почти не было следов, отдыхающие редко забре­дали сюда.

Она обошла дюны, уважая их хрупкость, как любой острови­тянин, и через несколько секунд попала из жаркого, ослепи­тельного царства воды и песка в сумрачную прохладу леса.

Керби шла быстро, но не оттого, что спешила: просто ее мысли были сосредоточены на определенной цели. Она привы­кла к шорохам: и скрипам леса, изменениям звуков и света, поэ­тому с недоумением обнаружила, что остановилась и напряжен­но вслушивается в быстрое биение собственного сердца, словно прыгнувшего к горлу.

Керби медленно повернулась кругом, вглядываясь в тени. Ей показалось, будто она услышала какой-то посторонний звук. Мурашки побежали по ее коже, как бывает, когда за тобой на­блюдают.

– Эй! – крикнула она и рассердилась на себя, услышав дро­жащее гулкое эхо собственного голоса. – Здесь кто-то есть?

В ответ раздался шелест папоротников – это мог быть олень или кролик, – и мрачная тишина сгустилась в воздухе. Идиот­ка, обозвала она себя. Конечно же, там никого нет. А если и есть, какое это имеет значение? Она приказала себе не ускорять шага и снова двинулась по хорошо знакомой тропинке.

И все-таки она чувствовала, что пот холодной струйкой зазмеился по спине, а дыхание стало судорожным. Керби поста­ралась подавить нарастающий страх и снова огляделась. Ниче­го. Только сплетенные ветви деревьев и клочья лишайника.

Черт побери, подумала она, растирая ладонью грудь. Там точно кто-то есть. Спрятался за деревом, затаился в тени, сле­дит за ней. Это просто дети, попыталась она успокоить себя. Просто пара трусливых мальчишек, решивших пошутить.

Керби пошла спиной вперед, стреляя глазами по сторонам. И услышала это снова – слабый звук крадущихся шагов. Она хотела снова крикнуть, отпустить какое-нибудь едкое замеча­ние, но ужас крепко сжимал ее горло. Уже не раздумывая, забыв о гордости, Керби повернулась и бросилась бежать.

А тот, кто следил за ней, не сдержался и захихикал, прикры­вая рукой рот, затем послал ее удаляющейся спине воздушный поцелуй.

Тяжело дыша, отбивая кроссовками бешеную дробь, Керби мчалась через лес и чуть не разрыдалась, вырвавшись на свет. Она оглянулась через плечо, ожидая, что вот-вот на нее прыгнет чудовище.

И завизжала, налетев на чью-то твердую грудь

– Что с тобой? Что случилось? – Брайан подхватил ее, и она обвила его руками, прижалась к нему, спрятала лицо на его груди. – Ты ушиблась? Дай я посмотрю.

– Нет, нет, не ушиблась. Сейчас. Подожди минутку.

– Ладно. Все хорошо, – сказал он, поглаживая ее волосы.

Брайан выдергивал сорняки на краю сада, когда услышал, что кто-то со всех ног бежит по тропинке. Он успел сделать лишь пару шагов, чтобы выяснить, в чем дело, и Керби пулей вылетела из леса прямо на него.

Теперь ее сердце колотилось ему в грудь, и его собственное билось в том же бешеном ритме. Она испугала его до смерти, когда затравленно оглянулась, словно ожидая нападения сзади.

– Я перепугалась, – выдавила наконец Керби, цепляясь за него, как репей. – Мне показалось, что за мной следят, охотят­ся на меня. Но я уверена, что это были просто дети. Они решили пошутить, а я… Я совершенно напрасно так испугалась.

– Теперь все хорошо. Отдышись.

Какая она хрупкая, подумал Брайан. Узкая спина, тоненькая талия, шелковистые волосы. Неосознанно он теснее прижал ее к себе и почувствовал, что его руки словно специально созданы, чтобы обнимать Керби. Странно, как точно она подходит ему и в то же время такая маленькая, что, кажется, можно сунуть ее в карман.

И, боже, как же хорошо она пахнет! Он на мгновение при­жался щекой к ее волосам, вдыхая их аромат, и погладил ее шею, чтобы снять напряжение.

– Не знаю, почему я так испугалась. Я вообще-то никогда не паникую.

Страх медленно покидал ее, и она постепенно начала осоз­навать, что он обнимает ее. Очень крепко, что его губы прижаты к ее волосам очень нежно.

Ее сердце снова заколотилось, но теперь это не имело ника­кого отношения к панике.

– Брайан, – прошептала она, поднимая голову, скользя ру­ками по его Спине.

И не успел он понять, что делает, как его губы оказались на ее губах.

Брайану показалось, будто его ударили в солнечное сплетение. Остановилось дыхание, закружилась голова, подогнулись колени. Ее губы раскрылись, такие теплые и нежные, обольсти­тельные тихие стоны срывались с них прямо ему в рот. Он цело­вал ее все отчаяннее, покусывая и лаская язык, вдыхая ее стоны. Его руки скользнули вниз, обхватили ее обтянутые джинсами ягодицы, прижали к разгоревшемуся телу.

Керби перестала соображать, как только его губы коснулись ее рта, потрясенная новизной нахлынувших ощущений. Прежде ей всегда удавалось отделить разум от чувств, как бы отдалить­ся, направляя и контролируя происходящее. Но сейчас ее слов­но захватил бешеный водоворот.

Его рот был жарким и голодным, тело – твердым, руки – сильными и требовательными. В первый раз в жизни она почув­ствовала себя страшно хрупкой, как будто могла сломаться по­полам.

Керби не понимала почему, но это ощущение было невыно­симо возбуждающим. Шепча его имя, она вцепилась руками в его плечи. Ее голова безвольно откинулась назад. Впервые она балансировала на грани полной и безусловной капитуляции перед мужчиной.

И именно эта перемена в ней – неожиданная податливость, полная беспомощность – привела Брайана в чувство. Он ото­рвал ее от себя, и единственное, что отпечаталось в его памяти, – тот момент, когда он поставил Керби на землю.

Господи, в саду его матери. Средь бела дня. В тени собствен­ного дома. Негодуя на нее и на себя, Брайан отстранил ее на длину вытянутой руки.

– Добилась своего? – гневно спросил он. – Доказала, что я так же слаб, как все? Ты хорошо потрудилась. Яркие вспышки еще мелькали перед ее глазами.

– Что? – Она замигала, стараясь сфокусировать взгляд. – Что?

– Можешь поздравить себя: коронный номер «Женщина в беде» сработал. Один – ноль в твою пользу.

Потрясение вернуло Керби к действительности. Его глаза были сейчас такими же обжигающими и безжалостными, как пару секунд назад его губы, только от страсти совсем другого рода. Когда его слова и их значение дошли до нее, ее собствен­ные глаза расширились от изумления и возмущения.

– Ты действительно думаешь, что я все это подстроила? Притворилась перепуганной только для того, чтобы ты поцело­вал меня? Самонадеянный сукин сын! – Оскорбленная до глу­бины души, она оттолкнула его. – Я никогда не придумываю никаких номеров, и не обольщайся, что твои поцелуи являются главной целью моей жизни. – Она откинула спутанные волосы и расправила плечи. – Я пришла к Джо, а не к тебе. Ты просто попался мне на дороге.

– Полагаю, именно поэтому ты прыгнула на меня и обвила, как змея.

Керби сделала глубокий вдох, полная решимости сохранить невозмутимость.

– Брайан, дело в том, что ты сам хотел поцеловать меня и тебе это очень понравилось. Теперь ты обвиняешь меня в сме­хотворных женских уловках – и все потому, что хочешь снова поцеловать меня. Тебе хотелось бы опять обнять меня, как толь­ко что обнимал, и по какой-то загадочной причине тебя это бесит. Но это твоя проблема. Я пришла сюда повидать Джо.

– Ее нет, – сквозь зубы, процедил Брайан. – Куда-то ушла со своими камерами.

– Тогда просто передай ей от меня: кемпинг «Ночная цап­ля», девять часов, двенадцатая площадка. Девичник на всю ночь. Ты запомнишь или записать?

– Я ей передам. Что-нибудь еще?

– Нет, больше ничего.

Керби с достоинством отвернулась, но тут же заколебалась. К черту гордость. Она просто не могла вернуться в лес одна. Сейчас не могла. Она повернула к дорожке, посыпанной биты­ми ракушками. Пусть это удвоит расстояние до дома, но хоро­шая прогулка поможет ей успокоиться.

Брайан хмуро посмотрел на ее спину, затем на лес. Его вдруг охватила уверенность, что Керби не притворялась, а следова­тельно, он не только дурак, но и мерзавец.

– Постой, Керби. Я подвезу тебя.

– Спасибо, не надо.

– Черт побери, я сказал, подожди, – он схватил ее за руку и отшатнулся: такая ярость пылала в ее глазах.

– Брайан, я дам тебе знать, если захочу, чтобы ты когда-ни­будь еще прикоснулся ко мне, и дам тебе знать, если вообще чего-нибудь от тебя захочу. А пока… – Она выдернула руку. – Я сама о себе позабочусь.

– Прости меня.

Еще произнося эти слова, он уже клял себя. Он не собирался извиняться. И взгляд ее широко раскрывшихся глаз, ее подня­тые брови заставили его пожалеть, что сначала он не откусил себе язык.

– Ты, кажется, что-то сказал?

Отступать уже поздно, подумал он, придется проглотить эту горькую пилюлю.

– Я попросил прощения за то, что сорвался. Позволь мне от­везти тебя домой.

Она царственно наклонила голову и самодовольно улыбнулась:

– Спасибо. Я буду тебе очень признательна.