"Последний шанс" - читать интересную книгу автора (Робертс Нора)

ГЛАВА 7

Мэтью сидел на полу больничного коридора, пытаясь хоть ненадолго избавиться от страшных воспоминаний. Он снова и снова оказывался в кровавом водовороте, видел круглые глаза акулы и ряды смертоносных зубов, впившихся в Бака, фонтаны воздушных пузырьков — спутники безмолвных подводных криков, мелькающее лезвие своего ножа.

Кошмар, занявший всего несколько минут, растягивался в мучительные часы. Каждое движение с жуткой четкостью замедленной съемки проплывало перед мысленным взором.

Мэтью медленно сжал кулак, вспомнив, как пальцы Бака стискивали его руку. Только поэтому он знал, что Бак еще жив…

«Проклятие Анжелики», думал Мэт, сломленный горем и угрызениями совести. Может, Бак был прав. Дьявольское колье затаилось на дне в ожидании очередной жертвы.

Мэт разжал кулак, с силой потер лицо. Море и колдовское колье уже отняли двух людей, которых он любил, но больше никого не отнимут.

«Наверное, я сошел с ума, — подумал он. — Человек убил отца, акула покалечила Бака, а я придумываю жалкие оправдания собственного бессилия. Я не смог уберечь их и обвиняю в этом побрякушку, которую никогда не видел».

Если бы он был более быстрым и более ловким, Бак не потерял бы ногу. Если бы он был умнее и хитрее, отец был бы еще жив.

Как он сам. Целый и невредимый. И груз своей вины ему придется нести до конца жизни.

Мэтью подтянул колени, прижался к ним лбом, пытаясь прояснить путающиеся мысли.

Бомонты ждут чуть дальше по коридору в приемном покое, но он сбежал от них, боясь совсем расклеиться. Если у Бака и есть шанс выжить, то только благодаря выдержке и умению Мариан. Именно Мариан взяла ситуацию под контроль, не забыла захватить с яхты все необходимое.

А он не смог даже заполнить больничные бланки, просто бессмысленно таращился на них, пока Мариан не забрала у него дощечку с зажимом и, терпеливо задавая вопросы, сама все не заполнила.

Как страшно обнаружить собственную бесполезность!

— Мэтью… — Тейт присела перед ним, вложила в ладони пластиковый стаканчик с кофе. — Пойдем в приемную.

Он отрицательно покачал головой, машинально поднес стаканчик к губам. Склоненное над ним лицо Тейт было бледным от пережитого потрясения, глаза воспалились от слез… но он мысленно видел, как она неслась мимо него к оскаленной пасти акулы.

— Уйди.

Тейт села рядом с ним, обняла за плечи.

— Мэтью, Бак выкарабкается. Я знаю.

— Ты что, еще и предсказательница?

Подавив обиду, Тейт положила голову на его плечо.

— Очень важно верить. Это помогает. Она ошибается. Верить очень больно. Мэтью отстранился, вскочил на ноги.

— Я должен пройтись.

— Я с тобой.

— Нет. Ты мне не нужна. — Боль, страх, чувство вины, горе взорвались в нем бешеной яростью. — Мне никто не нужен! Слышишь? Никто!

Тейт задрожала, на глаза навернулись слезы, однако она не отступила.

— Мэтью, я не оставлю тебя одного. Начинай привыкать к этому.

— Ты мне не нужна, — повторил он, оттолкнув ее к стене. — Ни ты, ни твоя милая семейка. Почему бы тебе не убраться отсюда вместе с ними?

— Потому что Бак нам небезразличен. — Слезы Тейт проглотила, но говорила с трудом. — Как и ты.

— Вы нас совсем не знаете. — Он смотрел на нее отчужденно, враждебно. — Вы явились сюда поразвлечься охотой за сокровищами да погреться на солнышке. И вам повезло. Вы и представить себе не можете, что значит работать до одури месяц за месяцем, год за годом и ничего не находить. Умереть, так ничего и не найдя.

— Бак не умрет, — прошептала Тейт.

— Он уже мертв. — Ярость утихла, и глаза Мэта погасли, словно выключился свет. — Он умер в ту секунду, когда оттолкнул меня. Проклятый идиот оттолкнул меня.

«Я должен был погибнуть, не Бак», — звенело в ушах Мэта, усугубляя чувство вины.

— Он оттолкнул меня и загородил собой. О чем он думал, черт побери? О чем ты думала? — Беспомощный гнев снова заклубился в нем, разрывая внутренности. — Ты что, ни черта не соображаешь? Когда акула чувствует кровь, она бросается на что угодно. И нам повезло, что еще дюжина не явилась подкормиться. О чем ты думала, идиотка?

— О тебе. И я, и Бак думали о тебе. Не знаю, смогла бы я жить, если бы с тобой что-то случилось. Я люблю тебя.

Мэтью ошеломленно уставился на нее. Никто еще за всю его жизнь не говорил ему этих слов.

— Ну и дура.

— Возможно. — Тейт закусила дрожащие губы. — Но и ты не лучше. Ты думал, что Бак умер, но не оставил его. Мог сбежать, но не сбежал. Почему ты не бросился к яхте, Мэтью?

Он только затряс головой, а когда Тейт шагнула к нему и обняла, беспомощно уткнулся лицом в ее волосы.

— Все будет хорошо, — прошептала она, гладя его вздрагивающие плечи. — Все будет хорошо. Только не отталкивай меня.

— Я приношу несчастье.

— Глупости. Ты просто встревожен и измучен. Пойдем. Будем ждать все вместе.

Они ждали, погрузившись в то странное оцепенение, какое часто охватывает здоровых людей в больницах. Вокруг двигались люди, бесшумно ступали по плиткам резиновые подошвы тапочек медсестер. Пахло кофе, антисептиком и безнадежностью. Иногда в приемную доносился легкий шелест открывающихся и закрывающихся дверей лифта. Потом добавилась дробь дождя по оконным стеклам.

Тейт задремала, положив голову на плечо Мэтью… и проснулась, как только его тело напряглось, инстинктивно схватив его за руку.

Появился врач — совсем молодой чернокожий мужчина с усталыми морщинками вокруг глаз и рта.

— Мистер Лэситер… — Голос прозвучал мелодично, как вечерний дождь.

— Да. — Мэтью вскочил, приготовившись к худшему.

— Я доктор Фардж. Ваш дядя выдержал операцию. ожалуйста, сядьте.

— Что значит — выдержал?

— Он пережил операцию. — Фардж присел на край журнального столика, подождал, пока Мэтью опустится на стул. — Он в критическом состоянии, так как потерял много крови. Если бы вы привезли его сюда на десять минут позже, у него бы не было шансов. Однако у вашего дяди крепкий организм, и мы настроены оптимистично.

— Вы хотите сказать, что он будет жить?

— С каждым часом его шансы увеличиваются.

— И каковы эти шансы?

Фардж внимательно взглянул на юношу и решил, что в данном случае необходима честность.

— Примерно сорок из ста пережить ночь. Если он доживет до утра, то прогноз будет более благоприятным. Конечно, когда он окрепнет, потребуется дальнейшее лечение. Я могу порекомендовать вам несколько специалистов, хорошо проявивших себя в лечении пациентов с ампутированными конечностями.

— Он в сознании? — тихо спросила Мариан.

— Нет. Еще некоторое время мы подержим его в послеоперационной палате, затем переведем в отделение интенсивной терапии. Не думаю, что он очнется раньше чем через несколько часов. Оставьте на сестринском посту свой телефон. В случае необходимости мы с вами свяжемся.

— Я останусь, — твердо сказал Мэтью. — Я хочу его увидеть.

— Вы сможете его увидеть только в палате интенсивной терапии и то ненадолго.

Рэй встал, положил руку на плечо Мэта.

— Мы снимем комнаты в отеле и будем дежурить здесь по очереди.

— Я не уйду.

Рэй легко сжал плечо Мэта и, взглянув на дочь, понял, что она тоже не уйдет.

— Хорошо. Мы с Мариан все устроим и через несколько часов сменим тебя и Тейт.

Многочисленные трубки змеями обвивали вытянувшееся на больничной кровати тело. Глухо урчали аппараты, за тонкой занавеской деловито двигались и шептались медсестры… но в этом узком и сумрачном пространстве Мэт был наедине с Баком.

Он заставил себя перевести взгляд на странно провисшую в ногах простыню. Подумал, что придется к этому привыкать. Им обоим придется к этому привыкать… Если Бак выживет.

Бак совсем не был похож на живого. Обычно он спал беспокойно и храпел так, что краска, казалось, вот-вот посыплется со стен. Сейчас он был тих и неподвижен, как покойник в гробу.

Мэтью обхватил обеими руками широкую ладонь Бака и устремил взгляд на лицо, которое, как он считал, знал так же хорошо, как свое собственное.

Какие густые у Бака брови! Когда они успели поседеть? А когда вокруг глаз появилось столько морщин? И эта горькая складка у губ?

Мэтью крепко сжал веки. Господи, о чем он думает! Ведь у Бака нет ноги!

— Какой идиотский поступок! Ты не должен был загораживать меня. Может, ты думал, что справишься с акулой, но ты уже не так силен, как прежде. А теперь ты, наверное, думаешь, что я перед тобой в долгу. Выживи, и я верну тебе долг. — Мэтью крепче сжал вялые пальцы дяди. — Ты слышишь, Бак? Ты должен выжить. Бросишь меня и не получишь долг. Да еще мы с Бомонтами разделим твою долю «Маргариты», а ведь это твоя первая настоящая удача. Если умрешь, не потратишь ни одной монеты…

Медсестра отдернула занавеску — вежливое напоминание о том, что время посещения закончилось.

— Тебя ждут слава и богатство. Ты столько о них мечтал. Помни об этом. Меня прогоняют отсюда, но я вернусь.

Как только Мэт вышел в коридор, к нему бросилась Тейт.

— Он очнулся?

— Нет.

— Врач так и говорил. Пока он спит, ты должен отдохнуть. Конечно, мы все, надеялись, что Бак очнется, но ничего страшного. Мама с папой подежурят. — Мэт упрямо замотал головой. — Мэтью, послушай меня. Это касается нас всех. Мы все нужны Баку. — Она ободряюще улыбнулась родителям и потянула Мэта к лифтам. — Сейчас мы поедем в отель, поедим, поспим несколько часов.

— Я должен что-то делать.

— Ты делаешь. Мы скоро вернемся. Просто ты должен немного отдохнуть. И я тоже.

Мэт только сейчас взглянул на нее. Лицо Тейт казалось почти прозрачным, под глазами залегли тени.

— Тебе надо поспать.

— Не отказалась бы. — Они вошли в лифт, Тейт нажала кнопку. — Скоро мы вернемся, и ты посидишь с Баком, пока он не проснется.

— Хорошо. — Мэтью тупо уставился на мелькающие номера этажей. — Пока он не проснется.

Дождь лил как из ведра, сильный ветер щелкал мокрыми пальмовыми листьями. Такси с трудом продвигалось по узким пустынным улочкам, утопая в лужах.

Темнота, скопление причудливых зданий, дрожащих в свете фар, монотонный скрежет «дворников» по ветровому стеклу. Словно в чьем-то чужом сне, думал Мэт.

Такси остановилось. Пока Мэтью выуживал из бумажника местные банкноты, Тейт вышла из машины, и мгновенно намокшие волосы облепили ее голову.

— Папа дал мне ключи. Это не «Ритц», конечно. — Она улыбнулась, проходя через крохотный вестибюль, заставленный плетеными креслами и пальмами в кадках. — Зато близко к больнице. Наши номера на втором этаже. — Поднимаясь до лестнице, Тейт нервно теребила ключи. — Вот твоя комната. Наша рядом… Мэтью, можно я войду с тобой? Я не хочу оставаться одна. Я знаю, это глупо, но…

— Ладно. Пошли. — Мэт взял у нее ключ и отпер дверь.

В номере оказалась кровать, застеленная ярко-оранжевым в красных цветах покрывалом, и маленький комод с настольной лампой. Тейт поправила покосившийся абажур, придававший свету болезненную желтизну.

— Думаю, это не то, к чему ты привыкла. — Мэт прошел в ванную комнату и вернулся с полотенцем. — Высуши волосы.

— Спасибо. Тебе надо выспаться. Наверное, я должна уйти.

Он присел на край кровати, стал снимать ботинки.

— Оставайся, если хочешь. Тебе не о чем волноваться.

— Я не волнуюсь.

— А зря. — Мэтью со вздохом поднялся, забрал у нее полотенце и вытер волосы. — Разувайся и ложись.

— Ты ляжешь со мной?

Мэт оглянулся. Тейт устало расшнуровывала кроссовки. Он знал, что может овладеть ею… Одно прикосновение, одно слово. С ней он мог бы забыть о своем несчастье. Она была бы нежной, податливой, сладкой.

А потом он возненавидел бы себя.

Мэт молча откинул покрывало, растянулся на простыне, протянул ей руку, и Тейт без колебаний легла рядом с ним, свернулась калачиком, прижавшись щекой к его плечу, положив ладонь на его грудь.

Он спрятал лицо в ее пахнущих дождем волосах, и острое желание растаяло в странной смеси покоя и боли.

Тейт закрыла глаза.

— Все будет хорошо. Я знаю, что все будет хорошо. Я люблю тебя, Мэтью.

Она заснула мгновенно, как ребенок, а Мэтью лежал, вслушиваясь в сердитую дробь дождя, и ждал рассвета.

Акула серебряной пулей пронзила толщу воды. Море забурлило. Кровавый водоворот отрезал все пути к спасению. Отвратительная пасть распахнулась, и острые зубы вонзились в тело, захлестнув невыносимой болью… Тейт очнулась, пытаясь выбраться из кошмара, хотела закричать, но крик застрял в горле.

Нечего бояться. Она в номере Мэта. В окно струится водянистый солнечный свет. Она в безопасности. Он в безопасности… Но где же он?

Неужели Мэту сообщили о смерти Бака и он вернулся в больницу без нее? Нет-нет. Это не дождь шелестит за окном, а льется вода в душе.

Тейт вздохнула с облегчением: как хорошо, что Мэтью не был свидетелем ее паники. Ему и без этого тяжело. Она будет смелой и сильной, она будет ему опорой…

Когда Мэт вышел из ванной комнаты, с влажными волосами, с голой грудью и в не застегнутых джинсах, улыбка замерла на губах Тейт, сердце дрогнуло.

— Ты проснулась. — Мэт попытался не думать о том, как соблазнительно она выглядит. — Я думал, ты еще поспишь.

— Нет, все нормально. — Ей вдруг стало неловко, и она облизнула губы. — Дождь кончился.

— Я заметил. — А еще он заметил, какими огромными и настороженными стали ее глаза. — Я возвращаюсь в больницу.

— Мы возвращаемся в больницу, — поправила Тейт. — Я только приму душ и переоденусь. — Она соскочила с постели, схватила с комода свой ключ. — Мама сказала, что рядом с отелем есть кафе. Встретимся там через десять минут.

— Тейт.

Она остановилась у двери, обернулась. Но что он мог сказать ей?

— Нет, ничего. Встречаемся через десять минут.

Спустя полчаса они уже были в больнице. Увидев их, Рэй и Мариан поднялись с банкетки, стоявшей у двери в палату интенсивной терапии.

Мэта всегда удивляло, что в любых обстоятельствах Бомонты были аккуратно одеты и тщательно причесаны. Теперь их одежда была измятой, а щеки и подбородок Рэя покрывала щетина. За все недели, что они работали вместе, Мэт никогда не видел Рэя небритым и сейчас, сам не зная почему, сосредоточился на этом крохотном факте — Рэй не побрился… а Мариан не причесалась.

— Персонал не очень разговорчив, — начал Рэй. — Нам только сказали, что Бак провел беспокойную ночь.

— Каждый час нас на несколько минут впускали в палату. — Мариан сжала руку Мэта. — Ты отдохнул, милый?

— Да. — Мэт откашлялся. — Я хочу сказать, как благодарен вам за…

— Не смей оскорблять нас, Мэтью Лэситер, — возмутилась Мариан. — Можешь говорить таким тоном с чужими людьми, но не с друзьями, которые тебя любят.

Никому никогда не удавалось так пристыдить и так тронуть его одновременно.

— Я имел в виду, что рад видеть вас здесь.

— Мне кажется, Бак выглядит получше. Порозовел немного. — Рэй обнял жену. — Правда, Мариан?

— Да. И медсестра сказала, что скоро его посмотрит доктор Фардж.

— Мама, мы с Мэтью вас сменим. Я хочу, чтобы вы позавтракали и поспали.

Рэй вгляделся в лицо дочери и кивнул.

— Хорошо. Позвоните в отель, если будут какие-то новости. Если нет, мы вернемся к полудню.

Когда родители ушли, Тейт взяла Мэта за руку.

— Пойдем к Баку.

Может, он действительно немного порозовел, думал Мэтью, стоя у дядиной кровати. Лицо осунувшееся, но ужасающая серость с него исчезла.

— Его шансы увеличиваются с каждым часом, — напомнила Тейт. — Он выдержал операцию и пережил ночь.

— Он крепкий. Видишь этот шрам? — Мэтью провел кончиком пальца по неровному шраму на правом предплечье Бака. — Барракуда. Юкатан. Бак поднялся в лодку и сам заштопал рану. А через час вернулся. У него еще есть отметина на бедре…

— Мэтью… Мэтью, он сжал мою руку.

— Что?!

— Он сжал мою руку. Смотри, кажется, он приходит в себя. Поговори с ним.

Мэтью замер, увидев дрогнувшие пальцы Бака, и перевел взгляд на его лицо. Веки слегка трепетали.

— Черт побери, Бак, я же знаю, что ты меня слышишь. Я не собираюсь болтать сам с собой.

Веки Бака снова затрепетали.

— Дерьмо…

— Дерьмо, — повторила Леит и тихо заплакала. — Мэтью, ты слышал? Он сказал «дерьмо».

— Конечно. — Мэтью сжал руку Бака. — Ну же, старый трус, просыпайся.

— Я не сплю. Господи… — Бак открыл глаза и увидел расплывчатые дрожащие силуэты. Затем его зрение прояснилось, он различил лицо племянника. — Какого черта! Я уж подумал, что помер.

— Значит, нас таких двое.

— Она не схватила тебя, правда? — Бак с трудом выговаривал слова. — Эта гадина не достала тебя?

— Нет. — Чувство вины снова пронзило Мэта. — Нет, она меня не достала. Это была тигровая акула, футов в десять длиной. Мы ее убили. Тейт и я. Теперь ее доедают рыбы.

— Хорошо. — Глаза Бака снова закрылись. — Ненавижу акул.

— Я позову медсестру, — прошептала Тейт.

— Ненавижу, — повторил Бак. — Безобразные гадины. В следующий раз обязательно возьмем петарды. — Он снова открыл глаза и только сейчас заметил аппараты и трубки. И нахмурился. — Это не «Дьявол».

— Да. Ты в больнице.

— Ненавижу больницы. Чертовы доктора. Мальчик, ты же знаешь, что я ненавижу больницы.

— Знаю. — Мэтью попытался преодолеть собственный страх, заметив панику, промелькнувшую в глазах Бака. — Пришлось привезти тебя сюда, Бак. Акула ранила тебя.

— Пара швов…

— Не волнуйся, Бак. Ты не должен волноваться.

Но Бак уже начал вспоминать. В его глазах застыли страх и боль.

— Она меня схватила.

Он вспомнил, как болтался в отвратительной пасти. Вспомнил беспомощность и ужас, вспомнил, как захлебывался собственной кровью. И последнее ясное воспоминание — черные безжалостные глаза акулы.

— Эта сука меня схватила. Что? Что она сделала со мной, мальчик?

— Успокойся. Ты должен успокоиться. — Как можно осторожнее Мэтью удержал Бака. — Если будешь брыкаться, врачи опять тебя вырубят.

— Скажи мне… — Бак вцепился в рубашку племянника, но его хватка была такой слабой, что Мэтью мог бы легко высвободиться, только у него не хватило духу. — Скажи, что эта гадина со мной сделала?

Между ними случалось всякое, но они никогда не лгали друг другу. Мэтью накрыл ладони Бака своими и посмотрел ему прямо в глаза.

— Она отхватила тебе ногу, Бак. Эта гадина отхватила твою ногу.