"Дороже всех сокровищ" - читать интересную книгу автора (Робертс Памела)

Глава 1

Самолет приземлился с опозданием почти на пять часов — они провели их в Чикаго, пережидая грозовой фронт. Рэндалл Таунсенд, двадцативосьмилетний пилот первого класса, покинул кабину последним, сбежал по трапу и уже направился было к служебному выходу, но тут вспомнил, что мать просила купить бутылку французского коньяка, которую проспорила приятельнице по покерному клубу.

Черт, чуть не забыл, подумал он. Придется заскочить в «Дьюти-фри», а то неприятностей не оберешься.

Рэндалл вошел в здание аэровокзала, смешавшись с толпой только что прибывших пассажиров, и двинулся к магазину, как вдруг заметил одиноко стоящую у большой стеклянной стены девушку, запнулся и едва не упал.

Боже, что это была за девушка! Высокая, стройная, с ногами чуть ли не от шеи, тонкой, почти осиной талией, приятно округлыми бедрами и копной блестящих черных кудрей. Она стояла к нему спиной, и Рэндалл не мог видеть ее лица, но был твердо убежден, что оно столь же прекрасно, как и фигура.

Еще никогда молодой летчик не испытывал ничего подобного охватившему ему в это мгновение чувству: непоколебимой уверенности, что именно она — его истинная судьба. Он не рассуждал, не раздумывал, не медлил, а заспешил к ней, позабыв и о матери, и о ее просьбе, и обо всем остальном на свете. Приблизившись сзади, осторожно тронул за локоть и сказал:

— Мисс, извините меня, пожалуйста…

Девушка повернулась, и Рэндалл убедился в верности своей догадки. У нее было необыкновенное, изумительно красивое лицо. Высокий лоб, чуть вздернутый небольшой нос, прекрасные, круто изогнутые брови. Но, главное, конечно, это глаза. Огромные, зеленые, в обрамлении длинных густых ресниц.

И эти чудесные глаза смотрели на него с нескрываемой враждебностью.

— Что вам угодно? — ледяным тоном спросила незнакомка.

— П-простите… — Он моментально утратил ту минимальную долю совершенно несвойственного ему нахальства, что помогла приблизиться к ней, и начал заикаться от смущения. — Я подумал, что… может быть… вы заблудились и вам нужна… гм… помощь…

— Ваша, естественно? — иронично осведомилась она, окинув его полупрезрительным взглядом.

— Н-нет, но… — Он окончательно растерялся и замолчал.

Незнакомка же покачала головой и холодно заявила:

— Я была бы весьма признательна, если бы вы оставили меня в покое. — Она снова отвернулась к стеклу.

А Рэндалл понуро побрел прочь, не понимая причин ее агрессивности и глубоко огорченный подобным неудачным исходом. Выйдя из аэропорта, он отыскал машину и машинально поехал домой, так и не вспомнив ни о магазине, ни о французском коньяке.

Почти неделю Рэндалл ходил как в тумане, не обращая внимания на окружающих, их обеспокоенные вопросы и полные удивления взгляды. Он был занят тем, что проклинал свою нерешительность. Где теперь найти прекрасную незнакомку? Как узнать, кто она такая?

Сверкающие зеленые глаза преследовали его на каждом шагу, не давая ни минуты покоя. Они словно говорили: «Ну что, испугался? Теперь вот страдай, только проку от этого не будет».

Что же с ним творится? Отчего в нужный момент он, Рэндалл Таунсенд, летчик, далеко не трусливый человек, вдруг отступил и стушевался? Почему побоялся последовать за девушкой и узнать, где она живет или работает?..

Эти терзания продолжались бы еще бог знает сколько времени, если бы судьбе не заблагорассудилось завести его в торговый центр в Саут-Лодже.

Рэндалл потом никак не мог вспомнить, каким образом там оказался и что искал. Знал только, что находился перед витриной ювелирного отдела и невидящим взглядом смотрел на разложенные под стеклом блестящие побрякушки, когда услышал за спиной мучительно памятный чуть хрипловатый голос:

— Вот приятная неожиданность! Как же я рада вас видеть!

Он обернулся — прямо перед ним стояла она. Та самая черноволосая незнакомка, мысли о которой преследовали и терзали его все последние дни.

— Правда? — с трудом выдавил Рэндалл. У него даже дыхание перехватило от волнения.

— Конечно, правда, — блеснув глазами, отозвалась она. — Я ужасно переживала, что обидела вас тогда, в аэропорту.

— В аэропорту? — туповато повторил он.

Девушка едва заметно усмехнулась, потом помрачнела.

— Вы, может статься, не помните меня… Вы подходили ко мне в здании международного аэропорта двадцать пятого июня. Я еще стояла у окна, выходящего на летное поле… Правда, не помните? Или…

— Ну что вы, — придя наконец в себя, перебил ее Рэндалл. — Конечно, я вас помню. Просто мне показалось, что вам неприятно было мое… внимание…

— Нет-нет-нет, — торопливо оборвала его незнакомка. — Я… я как раз хочу извиниться за свое поведение в тот день. Понимаете, я провожала тогда одного человека… и мне хотелось… побыть одной… Ну, в общем, это неважно. Я была непозволительно груба. Недопустимо. Мне искренне жаль, что я обидела… нет, оскорбила вас. Пожалуйста, простите меня.

— Ну что вы, мисс, не беспокойтесь, прошу вас. — Рэндалл набрался решимости и протянул ей руку. Он не собирался второй раз быть таким дураком и упускать счастливый случай. — Меня зовут Таунсенд. Рэнди Таунсенд.

— Очень приятно. А я Молли Кивер.

Их пальцы соприкоснулись. Рэндалл почувствовал, как по руке вверх разлилось тепло. Никогда еще он не испытывал ничего подобного.

Он не был девственником, начиная с четырнадцати лет пользовался успехом у девчонок, не раз проводил время на заднем сиденье машины, целуясь, и не только, с самыми хорошенькими из тех, что добивались его внимания, но ни одна из них не оказывала на него подобного воздействия.

Что за девушка эта Молли Кивер! Какие глаза! Какие волосы! Чудо как хороша. Настоящая красавица. И смотрит на него сегодня как будто с удовольствием, не то что неделю назад.

Ну уж теперь-то он не прозевает своей удачи.

— Я вот что подумал, Молли… Раз уж нам повезло снова встретиться, то почему бы не выпить вместе кофе? Чашку мира, так сказать.

Я знаю тут симпатичное маленькое кафе, где варят изумительный кофе и подают великолепные пирожные, всегда самые свежие, — уверенно произнес Рэндалл, но, к крайнему своему удивлению, заметил, что она качает головой. — Нет? Но почему?

Она порозовела, но ответила, глядя прямо ему в глаза;

— Боюсь, я вынуждена отказаться.

Его словно ледяной водой окатили. Приветливый тон девушки вначале разговора никак не намекал на возможность отказа. Значит, он обманулся? И она заговорила с ним только потому, что терзалась из-за своей, как ей казалось, грубости?

— Но… почему? — растерянно повторил Рэндалл.

— Я не могу… не могу ни с кем встречаться…

— Не можете? Да отчего же? Я не обижу вас… клянусь… — забормотал молодой летчик, понимая, что она вот-вот исчезнет, а он останется в одиночестве, с той же ужасной занозой в сердце. — Молли, прошу вас! — взмолился он. — Не надо так говорить! Я не собираюсь навязываться, если вам неприятно мое общество. Но мы могли бы просто посидеть и поговорить… как друзья… Поверьте, я не имел в виду ничего дурного. Честное слово!

Она улыбнулась его пылу. И верно, почему бы не посидеть с этим приятным парнем? У него такое приветливое, открытое лицо, ясные, искренние голубые глаза. Почему бы не отбросить на короткое время сдержанность, не скинуть лежащий на сердце груз и не поболтать с ним несколько минут? Что заставляет ее ходить с низко опущенной головой, словно она в чем-то виновата? Разве так уж необходимо отталкивать всех и каждого? Закутываться в траурное покрывало?

— Что ж, считайте, что убедили, — ответила Молли и поразилась тому, как просиял ее новый знакомый.

— Ну так идемте же! — Он подхватил ее под руку и легонько потянул к эскалатору.

Молодые люди поднялись на второй этаж и вошли в симпатичное маленькое заведеньице в самом дальнем углу.

— Как здесь мило, — произнесла Молли, опускаясь в придвинутое Рэндаллом кресло и оглядываясь по сторонам. — Подумать только, я бываю здесь минимум раз в две недели, а этого кафе ни разу даже не видела!

— Ничего страшного. Сейчас вам предоставляется шанс наверстать упущенное. — С этими словами Рэнди протянул ей меню. — И, знаете что, Молли, — он с искренним наслаждением выговорил ее имя, — настоятельно рекомендую попробовать вот это. Мне лично очень нравится.

Она улыбнулась в ответ.

— Ну, раз рекомендуете… Я, честно говоря, не очень-то разбираюсь в пирожных. Наверное, потому что редко их ем. Может, закажете мне что-нибудь на свой вкус, а я потом скажу, понравилось или нет?

— Конечно! Но могу я спросить, почему вы редко едите пирожные? Вам не нравится? Мне всегда трудно поверить, что кто-то может не любить сладкое. Думаю, потому что сам я жуткий сластена.

— Ха! Я тоже была бы сластеной, если бы могла себе это позволить. Но девушки вынуждены постоянно думать о фигуре…

— Ну, вам-то это совсем ни к чему! — воскликнул Рэнди и покраснел, поняв случайную двусмысленность фразы. — Я… я имел в виду, что с такой потрясающей фигурой, как у вас, не нужно терзать себя диетами и прочим вздором.

Молли усмехнулась.

— Спасибо, конечно, за комплимент, но вы решительно не правы. Если позволять себе все, что нравится, то хорошей она недолго останется. Но иногда, особенно в приятной компании, я позволяю себе расслабиться. И сделаю это сейчас… Думаю, я заслужила чуточку удовольствия, неожиданно погрустнев, добавила она.

Смена ее настроения, естественно, не укрылась от пристального внимания Рэнди. Ему очень хотелось спросить, чем она вызвана, узнать, что же такого произошло в ее жизни, отчего Молли не хочет ни с кем встречаться, но решил пока воздержаться. Не стоит говорить .с ней о неприятном. Иначе она может замкнуться, спрятаться в панцирь и — не дай бог вообще исчезнуть. И он никогда больше ее не увидит. Нет-нет, все, что угодно, только не это!

Рэндалл сделал заказ подошедшей официантке, повернулся к своей новой знакомой и легко сказал:

— А я, Молли, последние дни несколько раз вспоминал нашу мимолетную встречу. Наверное, каждый раз, когда приезжал в аэропорт…

— О, я тоже, — тут же отозвалась она. — Вы даже не представляете, Рэнди, как мне было стыдно, что я так обошлась с вами. Поверьте, у меня нет обыкновения грубить незнакомым людям. Да и знакомым тоже. Сама не понимаю, что на меня нашло…

— Полно, не стоит возвращаться к этому.

— Пожалуй, вы правы. А скажите, Рэнди, что вы тогда делали в аэропорту? Встречали кого-то или провожали? Или сами прилетели откуда-то?

— Прилетел. Из Нью-Йорка, по-моему…

— Вы что, не помните, откуда прилетели? — удивилась Молли. — Так часто летаете?

— Угу. Почти каждый день. Рейсы иногда путаются в голове. Тогда помню, сидели в Чикаго, пережидали грозовой фронт. А откуда вылетели…

— Так вы что, летчик?

— Ну да. Я думал, вы заметили форму.

— Ох, какая же я рассеянная, — смущенно хихикнула Молли и только сейчас поняла, в насколько же невменяемом состоянии находилась тогда. Слава богу, хоть лицо его запомнила… А то бы он так и думал о ней, как об отвратительной хамке. — Но, Рэнди, это же просто замечательно! — с энтузиазмом воскликнула она. — Ну, иметь такую интересную работу! Вам… вам она нравится? Хотя что за ерунду я несу?

Иначе вы бы и не летали. А это трудно? Вы большие самолеты водите? А куда летаете? И как вы стали летчиком?

Вопросы сыпались из нее, как из рога изобилия. А глаза — чудесные зеленые глаза — горели огнем неподдельного интереса.

— Нравится, конечно, — начал говорить Рэнди, обрадовавшись, что удалось завладеть ее вниманием. — Я с детства мечтал о небе. Мой дед был летчиком-испытателем. Он в молодости летал на военных истребителях и рассказывал о полетах с такой увлеченностью, что я мог слушать его целыми днями. К сожалению, он умер, когда мне было только семь. Все думали, что я скоро забуду об этих рассказах и заинтересуюсь чем-нибудь более подобающим мальчишке моего возраста. Но они ошиблись. Я читал все, что только мог найти, о самолетах, об истории авиации, о современных ее достижениях. Мама страшно волновалась, что я пойду по стопам деда, и делала все возможное, чтобы увлечь меня чем-то еще, но безуспешно. Я просто бредил небом…

— А почему мама не одобряла вашего увлечения?

— Она боялась, что я могу тоже пойти в военную авиацию. Дед ведь умер довольно-таки молодым. В пятьдесят четыре. Он подорвал здоровье на испытаниях одного из новых истребителей. Там были какие-то конструктивные недостатки, и перегрузки оказались существенно выше допустимой нормы. Внимания на это своевременно не обратили, вернее, не сразу проявился эффект, а через несколько лет, когда дед обратился к врачам, выяснилось, что сделать ничего нельзя. Его, конечно, немедленно со всеми почестями отправили в отставку и выплатили приличную денежную компенсацию, но разве это заменит утраченное здоровье?

— Какая грустная история.

— Да, очень. Но дед никогда не роптал. Даже когда он уже с трудом передвигался, то все равно продолжал говорить о небе с такой любовью, что сумел заразить ею и меня.

— Но вы все-таки прислушались к мнению мамы?

— О да, — сказал Рэнди. — Но, помимо того, меня манило небо, а не средства разрушения и уничтожения. Безграничное, безбрежное небо… — Он вздохнул.

— Значит, вам повезло в жизни, — заметила Молли. — Найти свое призвание — это очень важно. Почти так же, как обрести родную душу.

— Безусловно, — подтвердил Рэнди и посмотрел ей в глаза. — Но недавно я понял, что работа — это еще далеко не все, что необходимо человеку для счастья. Даже такая интересная и любимая, как у меня.

Молли немедленно помрачнела.

— Ода…

— А вы, Молли, чем вы занимаетесь? Чем, так сказать, добываете хлеб насущный? Или… — Он запнулся.

Ему внезапно пришла в голову мысль, что она может быть замужем и совсем не нуждаться в работе. В конце концов, сказала же она, что не может ни с кем встречаться.

— Я — лингвист, — просто, словно и не заметив его колебания, сообщила Молли. — Специализируюсь на романских языках. Сейчас преподаю в колледже.

— Ото! Вы так просто говорите «специализируюсь на романских языках». И сколько же всего языков вы знаете? — поинтересовался Рэнди.

— Восемь, — спокойно ответила она. — Кроме английского, конечно.

— Восемь?!

— Угу. Испанский, французский, итальянский, немецкий, финский, шведский, арабский и хинди. Еще немного читаю по-русски, но довольно плохо, так что его не считаю.

— Господи, — благоговейно прошептал Рэндалл. Он, всю сознательную жизнь гордившийся собственными достижениями, внезапно ощутил себя Гулливером в стране великанов. — Еще немного и по-русски, но не считаете его…

— Да. Русский всегда был для меня непростым языком, а практики не хватало.

— Молли, вы хоть понимаете, какой вы необыкновенный человек?

— Необыкновенный? Потому что знаю несколько языков? — Она казалась искренне удивленной.

—  — Да среди моих знакомых найдется всего несколько человек, знающих еще один язык кроме родного. И это, заметьте, в Калифорнии, где испанский скоро может стать вторым официальным языком… Как вы выучили столько?

— Мой отец был дипломатом, — ответила Молли. — Мы много ездили. Ребенку ведь совсем просто учиться. Слова не запоминаются, а буквально залипают в память. Ну и вообще… очевидно, у меня есть определенная склонность…

Кроме того, мне это просто интересно.

— Извините, Молли, вы сказали, что ваш отец был дипломатом. А чем он сейчас занимается? — Рэнди хотелось узнать о ней как можно больше всего.

Она вздохнула, покрутила кофейную чашку, взяла пирожное, поднесла ко рту и опустила, так и не откусив. Снова вздохнула.

— Он умер. Шесть лет назад.

— О… простите, ради бога. Не хотел причинить вам боль.

— Ничего, Рэнди. — Молли легко коснулась пальцами его руки. — Вы же не знали. И потом… мне надо иногда говорить о нем. Молчание не помогает. Боль, естественно, постепенно отступает, но на смену приходит забвение… А мне кажется, нет, вернее, не кажется… я глубоко уверена, что забвение хуже всего. Как странно, Рэнди, — вдруг перебила она саму себя, — мне почему-то очень легко разговаривать с вами. Вы внимательный слушатель. Хочется поведать вам все, что давно наболело…

Рэнди грустно усмехнулся. Он бредил этой женщиной целую неделю, мечтал встретиться с ней, готов был пойти на любые жертвы, но ни на одно мгновение не думал оказаться в роли исповедника… Однако ей, несомненно, надо выговориться, излить то, что накопилось в душе.

И дело было не только в давно умершем отце…

Что ж, коль скоро судьба уготовила ему это испытание, нужно выдержать его с честью и попытаться помочь Молли преодолеть то тяжелое и неприятное, что терзает ее.

— А ваша мама? — спросил он, подталкивая ее к продолжению рассказа. — С ней вы не разговариваете об отце?

Молли помрачнела еще больше.

— Она… — Замолчала, потом с трудом заставила себя продолжать:

— Она ушла от нас, когда мне было пятнадцать… с другим мужчиной… испортила отцу карьеру…

— О, Молли… — Рэнди накрыл ее руку своей, сочувственно сжал тонкие длинные пальцы. — Простите меня ради всего святого. Я такой неловкий. Все время задаю вопросы невпопад.

— Нет. Хорошо, что вы спросили. Мне надо кому-то сказать это. Не могу больше кричать об этом в пустой комнате, изливать душу бездушным стенам. Я… я ненавижу ее! Ненавижу за то, что она сделала с отцом! И полностью виню ее в его смерти. Он любил всю жизнь только одну женщину — ее. Благоговел перед ней… А она… И с его лучшим другом… Отец превратился в посмешище для всего дипкорпуса. Нам пришлось вернуться в Штаты.

И он вынужден был терпеть эту пытку, пока я не встала на ноги… — Одинокая слеза повисла на кончике длинной ресницы, потом сорвалась и покатилась вниз по нежной коже щеки.

Рэндалл осторожно стер пальцем теплую каплю и тихо спросил:

— Он… покончил с собой?

— О, нет-нет-нет, что вы! Папа никогда бы так не поступил со мной. Он был слишком внимательным и ответственным человеком. И никогда сознательно не причинил бы мне горя.

Просто сердце не выдержало. Я была тогда на последнем курсе. Наверное, он наконец-то убедился, что я уже в состоянии сама о себе позаботиться… и позволил себе расслабиться. — Еще одна слеза скатилась вниз и остановилась в уголке рта. — Мы жили тогда в Филадельфии. Отец преподавал в университете. В том самом, где я училась. И однажды я вернулась домой после занятий, а он… он уже остывал… — Молли закрыла лицо руками и надолго замолчала.

А молодой человек придвинулся вплотную к ней и бережно обнял за хрупкие плечи.

— Ну-ну, Молли, не надо… — успокаивающе забормотал он. — Ну-ну…

Прошло несколько минут.

Наконец она опустила руки и посмотрела на Рэндалла глазами, до краев наполненными болью.

— Она приехала на похороны. Представляешь? Она… — Молли задохнулась, но заставила себя продолжать:

— И вместе со своим новым мужем… Этим самым так называемым папиным «лучшим другом». Как только люди могут быть настолько бесчувственными? Не понимаю! И никогда не пойму! У меня все внутри перевернулось, когда я их увидела… Как они посмели?

Это… это было надругательством над всем, чем я дорожила. Я так и сказала им. А они, оказывается, полагали, что я перееду и буду жить с ними. С виновниками его смерти! Какая… наглость!

— Но, может быть, она раскаялась в том, что ушла от твоего отца? Что испортила ему карьеру? Поэтому и приехала? — тихо предположил Рэндалл. — Она не могла не тосковать по тебе. Она ведь мать…

— Она мне не мать! — выкрикнула Молли. — Она предательница, жалкая и гнусная предательница!

— Молли, Молли, — зашептал он, — не надо так говорить. Пройдет время, и ты, может быть, сама поймешь, что люди не всегда властны в своих поступках, тем более в чувствах.

Она раздраженно стряхнула его руку с плеча и уже хотела сказать что-то резкое, как вдруг опомнилась и поняла, где и с кем находится.

Выражение ее лица смягчилось.

— Извини, Рэнди. Не понимаю, что на меня нашло. Мы с тобой едва знакомы, а я вывалила на тебя все свои старые обиды и горести. — Молли тяжело вздохнула. — Черт знает, что такое со мной творится… — еле слышно закончила она и отвернулась к стене.

Рэнди понимал, что надо бы оставить ее в покое, дать возможность прийти в себя, но окружающие уже поглядывали в их сторону с нескрываемым любопытством. Молли потом будет неприятно ловить на себе их взгляды. Он решительно встал, прошел к кассе и оплатил счет. Вернулся к столику, тронул ее за локоть и негромко произнес:

— Идем, Молли.

Она поднялась и, стараясь не поворачиваться к залу лицом, по которому снова струились слезы, покорно последовала за ним. Рэнди вывел ее на улицу и подвел к своей машине. Открыл дверцу, включил кондиционер и только после того, как в раскаленном салоне стало прохладнее, усадил Молли.

Прошло несколько минут, и промежутки между всхлипами стали длиннее. Наконец она успокоилась, порылась в сумочке, нашла платок и, насколько это было возможно, попыталась привести себя в порядок. Потом повернулась к своему терпеливому спутнику.

— Мне так стыдно…

— Прекрати. Не болтай ерунды, — немного грубовато от неловкости тут же отозвался Рэнди. У меня есть предложение. Только не отвечай сразу, а подумай, ладно? Давай поедем ко мне домой, посидим и поговорим. Выпьем немного, если захочется. — И добавил, сразу заметив ее порыв отказаться:

— Я не обижу и уж тем более не оскорблю тебя, не волнуйся… Просто сам знаю, что бывают в жизни моменты, когда необходимо выплеснуть все, что накопилось внутри.

Она помолчала. С одной стороны, его предложение показалось ей странным и довольно опасным, но, с другой… Рэнди никак не производил впечатления злодея, только и ждущего случая зарезать или изнасиловать кого-то. Так почему бы и нет? С кем ей поделиться своей болью, своими обидами? С подругами? Так у нее нет подруг, одни только приятельницы, к тому же Морин уехала в отпуск. А Полин… Полин — болтушка, с ней нельзя говорить ни о чем сокровенном… Зато Рэнди совершенно посторонний ей человек. Они встретились случайно и скорее всего никогда больше не увидятся.

А ей так надо, просто необходимо излить душу!..

И Молли кивнула.