"Певец меча" - читать интересную книгу автора (Робертсон Дженнифер)

5

Не посоветовавшись со мной (разумеется), Дел передумала. Она объявила, что из Харкихала мы уедем не раньше следующего утра, поскольку она надеется, что за ночь кто-нибудь решит поделиться с ней информацией об Аджани.

Я согласился довольно охотно. Дел все равно не переубедить, а спорить с ней попусту настроения не было. К тому же приятно было снова спать в настоящей кровати и пить среди людей в Южной кантине, зная, что с рассветом я оставлю все эти удобства позади. С другой стороны, нетрудно взглянуть на ситуацию глазами Дел: банда Южных налетчиков напала на караван ее семьи у Границы, жестоко убив всех, кроме Дел и ее младшего брата. Не нужно обладать хорошо развитым воображением, чтобы представить, что налетчики делали с Дел и Джамайлом до того, как ей удалось бежать. На ее месте я бы тоже не успокоился, пока не отомстил. Ей нужен был Аджани, их вождь, и я не собирался отговаривать ее от мести.

День прошел не так тоскливо, как я опасался. Дел вела себя тихо, затерявшись в своих воспоминаниях, но я не скучал. Благодаря тому, что Дел представила меня всему городу и общительному Коту Беллину, ко мне то и дело подходили мужчины с просьбами рассказать о моих подвигах. Дел они по большей части не замечали, считая ниже своего достоинства хвалить женщину за убийство одного из них в круге — месте, в котором до этого обитала только мужская часть населения — но со мной они готовы были поболтать. Вскоре я оказался в центре внимания, заглатывая акиви и расписывая всему миру, как я стал лучшим танцором меча Юга.

(Другие танцоры мечей на Юге могли бы с этим утверждением поспорить, но я не собирался о них вспоминать, по крайней мере до тех пор, пока любопытные готовы были бесплатно поить меня акиви. Кроме того, не исключено, что я действительно лучший, несмотря на то, что и Дел виртуозно владеет мечом. К тому же, Дел — Северянка).

Когда за окнами стемнело, ничего особенно не изменилось, хотя акиви и вино текли уже рекой, а мои рассказы становились все более неправдоподобными. И я постоянно видел лицо Беллина, то здесь, то там мелькавшее в толпе. Он смотрел на меня, следил за реакцией окружающих и представляя себя на моем месте, в душе наслаждался тем, о чем мечтал: славой.

Я мог бы объяснить ему, что игра велась не ради славы, а ради выживания. Я никогда не знал, с кем столкнусь в круге, и уж конечно исход танца до последней секунды был непредсказуем. Я танцую мастерски, просто мастерски, но я реалист. Даже профессионала можно убить, если обстоятельства сложатся против него.

Окольными путями разговор перешел на Дел. Никто в открытую не говорил о ней, но смысл намеков был ясен. Все хотели знать, как Песчаный Тигр связался с Северной баской, которая называла себя танцором меча, хотя такое заявление было равносильно кощунству.

Всю правду я им не рассказал, но кое-чем поделился. Этих историй хватило, чтобы возбудить их интерес и заставить засомневаться, а вдруг Северная баска не случайно одержала днем победу. Я-то в ее мастерстве был уверен, но за одну ночь ни один мужчина не изменит свою точку зрения. Даже я. А уж боги знали, у меня были причины быстро измениться — мы с Дел делили и постель, и профессию, не говоря уже о стиле жизни.

Так что я дал им несколько фактов для размышления не сомневаясь, что когда они улягутся в свои постели этой ночью, они будут мечтать о светловолосой, голубоглазой женщине. Представив это, я и задумался, а не пора ли и мне отправляться в эту самую постельку.

В обществе Дел, конечно, что гораздо приятнее, чем просто мечтать о ней.

Тут только и обнаружилось, что я на самом деле размечтался: Дел исчезла. В какой-то момент между первым и последним кувшинами акиви моя Северная баска испарилась.

Я вышел из кантины в ночь. Свет факела отбрасывал жутковатые тени на стену и превращал углы, тупики и аллеи в черные провалы. Было еще не слишком поздно. По улицам бродили люди, где-то вдали пробили часы: десять после полудня. Потом я услышал шаги за спиной.

— Насыщенная жизнь, — Беллин подошел и встал слева от меня. — Может когда-нибудь…

— Может когда-нибудь ты состаришься и умрешь в постели, — я не улыбнулся ему, потому что тема разговора к веселью не располагала. — Мужчина рассказывает истории, чтобы доставить удовольствие слушателям, и приукрашает свои сказки как может.

— Так это все вранье?

— Не совсем, — я открыто посмотрел ему в глаза. — Я не лгу, Беллин. Ложь до добра не доводит.

Он жалобно потер тонкую полоску усов.

— Я это хорошо знаю, — Беллин ухмыльнулся. — Еще акиви?

— Больше вливать некуда, — правым плечом я прислонился к вертикальной опоре, оказавшейся ближайшим столбом, и прищурился на него. — Что ты хочешь, Кот Беллин?

— Я же сказал, путешествовать с вами.

— Нам с Дел не нужны сопровождающие.

— Я не помешаю.

Я хмыкнул.

— Мы не ищем развлечений или славы, мальчик. Это наша работа.

— Я все понимаю. Хоть и слабые, но мозги у меня есть, — упрек, который ему удалось скрыть в голосе, проскользнул в его улыбке. — Дайте мне хотя бы шанс доказать это.

Я вздохнул.

— Ты не местный. Ты представляешь, кто такие танцоры мечей?

Белые зубы Беллина сверкнули.

— Сложно сказать, — с готовностью ответил он. — Некоторые из них, может даже большинство, достойные ребята, которые гордятся своими делами. Но, я думаю, есть и такие, которые не лучше чем… — правая сторона его рта презрительно скривилась, — пираты.

Я нахмурился.

— Кто такие пираты?

Он прищурился, выискивая подходящие слова для ответа, и легко кивнул, выразительно подняв одно плечо.

— Люди, которые плавают по океану и… — он помолчал, — собирают то, что другие не в состоянии защитить.

— А-а, — я кивнул. — У нас в Пендже таких называют борджуни. Никто не сравнится с ними по свирепости. А здесь, около Границы, лучшее название для таких — грабители.

Беллин засмеялся.

— Может быть, — неуверенно согласился он, ни в малейшей степени не придя в замешательство от моей откровенности.

— Танец мечей это несколько другое, — поправил я. — Танец не ставит целью получить богатство противника.

— Конечно нет. Только его жизнь, — Беллин вздохнул и уставился вверх, на изогнутое лезвие полумесяца, освещавшее стены. — Я больше не пират.

— Но все еще вор.

Он невинно хлопнул глазами.

— Лучше бы я был шишкой.

Я не выдержал и расхохотался. Кот Беллин был самым увлеченным и искренним человеком из всех, кого я когда-либо встречал, и за ответом он в карман не лез. Я не сводил с него глаз. Беллин был гораздо моложе меня и представив его рядом с Дел, я почувствовал себя совсем стариком.

Вот тут-то я и вспомнил, что Дел рядом не было.

Беллин заметил, что я нахмурился, и поспешил меня успокоить.

— Она сказала, что скоро придет.

Я резко повернул голову.

— Что?

Он услужливо повторил сообщение.

Я мрачно посмотрел на него.

— Почему она сказала это тебе?

Он почесал подбородок.

— Ты ее не слушал.

— Почему всегда неприятности… — начал я, но замолчал, осознав справедливость упрека.

— Она сказала, что отведет лошадей в конюшню у гостиницы и вернется за тобой.

Вернется за мной. Она придет, чтобы увести меня как мать уводит домой нагулявшегося ребенка.

Я злобно покосился на Беллина: спокойный молодой человек, счастливый оттого, что может мне что-то сообщить.

— А если без вранья, ты что-нибудь знаешь об Аджани?

Он тут же сосредоточенно начал расправлять складки бурнуса. Тянул время.

— Аджани, — мягко повторил я.

— Имя знакомое.

— Помни, что я говорил о вранье, мальчик. Рано или поздно оно доведет тебя до беды.

— Только если ты неловок, — он ухмыльнулся, сунул руку за спину и вытащил из-за пояса три незнакомых мне предмета, похожих на небольшие топоры странной формы. Такого я еще не видел.

Небрежно, без видимых усилий, Кот Беллин начал подбрасывать их в воздух, хватаясь за рукояти и перекидывая их из одной руки в другую, пока они не слились в ленту дерева, кожи и стали.

— На корабле, — сказал он мне, — часто не знаешь, что делать со скуки. Это неплохой способ провести время.

На это представление я смотрел уже стоя у другого конца жерди, лежавшей на двух подпорках, куда я отскочил быстрее, чем собирался — вина акиви, затуманившего голову. Топоры летали то вверх, то вниз в опасной близости от головы Беллина. От монотонного движения начинала кружиться голова.

Гибкие руки Беллина двигались с ошеломляющей быстротой. Я уже не сомневался, что он был талантливым вором-карманником или незаметно срезал кошельки, хотя судя по прекрасному владению топорами он мог заниматься и тем, и другим.

Он поймал топоры: один, второй, третий. Закончив представление, он передал один топор мне.

Я молча рассмотрел его. Полтора фута в длину, форма странная. К одной стороне рукояти крепилось плоское, стальное лезвие, очень острое, похожее на лезвие обычного топора для метания. Деревянную часть аккуратно обернули кожаной лентой, чтобы удобнее было держать. Я не почувствовал баланса, но Беллин, судя по всему, находил его превосходно.

— Попробуй, — предложил он.

— И что с ним делать? Разрубить эту жердь? — я взглянул на вышеупомянутую жердь. — Только это мне сейчас и нужно.

— Нет. Смотри, — он бросил топор через улицу в возвышавшийся напротив столб, где тот и застрял.

Я прикинул расстояние и долго смотрел на топор в столбе. Потом на топор в моей руке. Наконец на самого Беллина.

— По улице ходят люди, — выразительно сообщил я.

Они и правда ходили. Большинство из них в панике испарилось в тот момент, когда Беллин замахнулся топором. Остальные рухнули на землю, изысканно ругая парня.

— Я знаю, — радостно сообщил он, кивнув для верности. — Удачно выбрать время — тоже искусство. Это настоящий вызов, — его улыбка стала совершенно невинной. — Когда-нибудь я точно промахнусь.

— Ладно, — я возвращал ему топор, когда из-за угла повернула Дел и я приготовился сделать шаг вперед и встретить ее. — Потом договорим.

— Но у меня есть хотя бы шанс, что вы возьмете меня с собой? — не отставая от меня, спросил Беллин.

Я почувствовал вес меча Терона за плечами.

— Там, куда мы пойдем, — сказал я ему, — комната только на двоих. Посторонние нам не нужны.

Беллин остановился. Вздохнул. Кивнул. И бросил два оставшихся топора в деревянную стенку, игнорируя возобновившиеся — более громкие — проклятья.

Дел подняла брови, когда я подошел к ней. Взглянув на ее лицо, я понял, в чем дело.

— Он так развлекается, — я споткнулся, зацепившись за тень. Дел фыркнула, сдерживая смех. — Он действительно хочет ехать с нами.

— Нет.

Мы завернули за угол и нас зажали дома на узкой, пустынной улице.

— Я ему так и сказал, — пробираясь вперед, мы дважды столкнулись и я услышал, как Дел вздохнула. Ну каюсь, перебрал акиви. — Я сказал ему…

Я не успел поведать, что еще я ему сказал, потому что из темноты вынырнули четыре фигуры и направились к нам.

— Аиды, — проворчал я, вытаскивая меч Терона, — разве не могло это случится, когда я был бы трезвее?

Вопрос был, конечно, риторическим и Дел не стала тратить время на ответ (хотя, без сомнения, ей было, что ответить). Я услышал как взвизгнула Бореал, когда Дел вырывала ее из ножен, уловил обрывок песни и понял, что Дел не собиралась бессмысленно тратить силы на подонков из Пенджи. Она вызывала меч к жизни, а это означало, что у грабителей шансов было меньше, чем когда-либо.

Не успел бой начаться, как темноту узкой улицы прорезал луч света. В жемчужно-розовом сиянии клинка Дел я увидел четыре загорелых Южных лица. Свет резко превращался в темноту и они казались черно-белыми: белые лица с черными впадинами глаз и ртов. Южане прищурились, выругались и, собрав остатки решимости, двинулись вперед.

Двое пошли ко мне, двое к Дел. Видимо полюбовавшись танцем, они решили не сбрасывать ее со счетов.

Южане носили мешковатые накидки поверх таких же мешковатых штанов и туник. Из-за обилия широких одежд трудно было отличить плоть от ткани и проколоть тело прежде чем получишь ответный удар. Я рассек на одном накидку, скользнул по шелковому кушаку и зацепил ребро другому, но пользы это не принесло. Они двигались быстро и я за ними не успевал (возможно из-за того, что акиви плескался в желудке и голове).

Кто-то кольнул меня в левое запястье и эта царапина, неожиданно для нападавших, помогла мне. Боль вырвала меня из тумана алкоголя и заставила действовать более осторожно: одному я проколол живот, а другого разрезал чуть пониже, так что он выронил меч и забыл о драке, поскольку ему пришлось прижимать руки к животу, чтобы внутренности не вывалились на песок.

Я нашел равновесие, повернулся и увидел, что Дел успела убить одного, а второй неожиданно развернулся спиной к нам и мы поняли, что сражаться больше нет смысла: рябой Южанин с перепуганными глазами, увидевшими смерть, упал лицом вниз на песок и застыл, не успев издать ни звука.

В его спине торчал один из топоров Беллина.

Дел и я несколько секунд рассматривали топор, потом синхронно подняли головы. Будущая шишка приблизилась бесшумно, склонилась над телом и вытащила оружие. Звук, с которым топор вышел из тела, совсем не напоминал привычный шелест меча. Я решил, что последнее звучит приятнее для человека, который перебрал акиви.

Беллин изучил лезвие, вытер его о накидку мертвеца и посмотрел на нас.

— Снова опоздал.

Я вздохнул.

— Это не значит, что теперь мы возьмем тебя.

Он подумал, кивнул, повернулся на пятках и ушел. Жонглируя тремя топорами.

— Ну, — отметила Дел, — по крайней мере мальчик меток.

— Мальчик? — нахмурился я. — Да ты не старше его.

Она проводила взглядом Беллина и посмотрела на меня.

— Я думаю, — начала она, — он кажется мне таким молодым, потому что я слишком долго общаюсь с тобой.

Я не удостоил этот выпад ответом.

Дел усмехнулась и подняла светлые брови.

— Так что ты ему говорил? — она вытерла Бореал и вернула ее в ножны.

— Что ты хотел рассказать до того, как нас прервали?

Я хмыкнул, вытирая свое оружие.

— Ему слишком нужны приключения, чтобы растрачивать жизнь на прогулки с нами.

— А ты почему пошел со мной?

— Ты знаешь почему.

— Нет, — сказала она, когда мы снова направились вниз по улице, — ты мне ничего не объяснил. Ты просто догнал меня в тот день и больше ни на минуту не оставляешь одну.

— А тебе это, я вижу, очень неприятно.

Она выразительно посмотрела на меня, явно оценивая мою персону по всем параметрам.

— Разве ты давал мне когда-нибудь повод быть тобой недовольной?

Я свирепо поскреб чесавшуюся руку и попытался сдержать отрыжку.

— Дело не во мне, а в тебе, баска. Ты без меня не можешь.

Дел помолчала и я сделал соответствующий вывод. Женщина может хитрить, но и от нее можно добиться правды.

— Пришли, — объявила она. — Гостиница.

— Смотри под ноги, — посоветовал я.

Дел ничего не ответила. Она вошла в гостиницу и полог шлепнул меня по лицу.

В который раз.

Позже, гораздо позже, я медленно выбрался из сна и сразу насторожился, потому что Дел выскользнула из постели. Танцоры мечей, которым не надоела жизнь, быстро учатся спать когда и где возможно, и моментально просыпаться, словно и не закрывали глаз.

Сначала я подумал, что она пошла к ночному горшку, но вместо этого Дел подняла с пола свой меч, лежавший рядом с моим, вынула его из ножен и, сделав два шага, встала в центре комнаты. Там она опустилась на колени — обнаженная, с белыми волосами, покрывавшими плечи — и прижала между грудей клинок меча.

Света не было. Слабое сияние полумесяца пробивалось через щели в ставнях. Женщина стояла на полу на коленях, ее тело окутывали тени и серебристые лунные лучи. И я услышал тихую песню.

Она пела едва слышно. Голос срывался, когда ей приходилось напрягаться, чтобы не запеть громче. Значит она не хотела разбудить меня, хотя теперь Дел знала все мои привычки во сне не хуже, чем свои.

К музыке я глух. Для меня она просто шум разной высоты и громкости. Я и раньше слышал, как Дел пела, готовясь войти в круг, но всегда воспринимал песню как набор разных звуков. Своеобразный шум. Какая-то форма обращения к богам или мечу. Песню жизни я не мог отличить от песни смерти. Пение — Северная привычка. У Терона она тоже была.

Но Дел продолжала петь и меч в ее руках начал оживать.

Сначала я в это не поверил. Лунный свет неверен: я подумал, что облака закрыли месяц и освещение изменилось. Но облака это были или нет, лунный свет отступал перед светом меча. Сияние клинка разбавляло лунные лучи.

Оно появилось на острие. Сначала легчайший проблеск света. Искра, стойкая и немигающая, вытекла как вытекает капля крови из пальца. Она забилась как пульс, словно дышала, а потом медленно поползла наверх, оставляя за собой такие же бусины, нанизывая ожерелье словно из кристаллов Пенджи. Нахмурившись, я смотрел, как капель становится все больше и больше, они замкнули цепь и обоюдоострый клинок засветился.

Пульсация. Слабый свет, сияние, вспышка… все гаснет и начинается снова.

Дел пела и клинок охватило пламя.

— Аиды, Дел… — я торопливо вскочил, неуклюже выпутываясь из одеяла и собираясь выбить из ее рук меч, но едва не растянулся на полу. Окончательно запутавшись в одеяле (акиви еще плескался в голове), я зашатался. В языках пламени ее лицо казалось мертвым.

Я уже подумал, что огонь охватит ее волосы, но обошлось без этого. Пламя не коснулось ее кожи. Языки цеплялись за клинок, облизывая острые края и застенчиво играя с рунами, а потом умерли, опали, когда ее песня сбилась. Дел не сводила взгляда с рун.

Я потянулся, но что-то в ее лице заставило меня отдернуть руку. Я уже давно мог безнаказанно касаться яватмы, потому что знание ее имени позволяло мне до определенной степени фамильярничать с ней. Я мог соприкоснуться с частью силы, которую Дел знала в полной мере. Однажды, по незнанию, до того, как Дел сказала мне имя яватмы, я схватился за серебряную рукоять с вечно меняющимися узорами и потерял кусок кожи с ладони. След держался несколько недель и постепенно исчез, но шрам в душе остался.

Из-за него и из-за глаз Дел я не стал касаться меча.

Последняя вспышка исчезла. Пульсация растворилась в лунном свете. Меч снова стал мечом и никто бы не сказал, что он скрывает магию.

Я перевел дыхание и облизнул губы.

— Такого я еще не видел.

— Я не хотела, чтобы ты это видел.

Жемчужно-розовый клинок загораживали свисающие с обеих сторон светлые пряди ее волос.

Я вздохнул, понимая, что излишек акиви притупил мои чувства. Испуг исчез, оставив во рту кислый привкус паники и головную боль.

— В аиды, чем ты занималась?

— Просила совета, — Дел встала, взяла из моих рук ножны Бореал и убрала меч. — Я разрезана.

— Разрезана? — я поднял брови и осмотрел ее. Ничего разрезанного я не заметил.

Она нахмурилась и пожала одним плечом.

— Разрезана… раздвоена… разделена, — она замолчала, чувствуя, что слова не передают того, что она хотела сказать. Хотя Дел хорошо говорила на Южном, правда с забавным акцентом, бывали случаи, когда различие в происхождении сильно затрудняло общение, сводя его почти на нет.

— Это называется путаница, — перевел я. — Ты запуталась.

— Запуталась, — эхом отозвалась она, — да, — она снова положила меч в ножнах на пол рядом с моим оружием, совсем близко к кровати, потом влезла на матрас, села и закуталась в одеяло. — Что мне делать?

Не часто Дел дает мне шанс что-то ей посоветовать и заданный вопрос подтвердил, что она действительно была в полной растерянности.

Я присел на край кровати.

— Это как-то связано с человеком, которого ты убила? Тогда, в круге?

Дел вздохнула, задумчиво глядя в стену.

— Да и нет одновременно.

— Он был один из налетчиков.

— Да, я помню его. Я помню всех, — она покачала головой, пытаясь отогнать воспоминания. — Сначала я думала, что ошибаюсь, потому что не могла поверить… но я не могла забыть их лица, хотя так хотела… слишком часто я видела их во сне.

— Даже собакам снятся сны.

Бледная попытка посочувствовать экспромтом. Дел даже не улыбнулась.

— А я и не хочу, Тигр. Я хочу помнить их, пока не соберу долг со всех.

Одна тонкая рука выбралась из-под защиты одеяла. Дел заткнула одеяло под колени и подтащила его поближе к подбородку. Робким, отчаянным движением она коснулась моего плеча, нашла старый шрам и начала гладить его.

— Было так приятно убивать этого человека, — сказала она.

Тон не соответствовал словам.

— Не настолько приятно.

Ее пальцы на секунду застыли, потом продолжили бессмысленное движение.

— Я принесла клятву.

— Я знаю. В клятве ты переборщила… и поэтому запуталась, — я поймал ее руку и сжал. — О чем ты спрашивала меч?

— Какой риск следует избрать.

Я нахмурился.

— Риск?

Дел засунула прядь волос за левое ухо.

— Если я пойду по следу Аджани, поиск может занять недели, месяцы, даже годы, — она сжала губы. — А у меня осталось не так много времени, прежде чем кого-то опять отправят по моему следу.

— А если ты поедешь на Север, чтобы предстать перед судом своих ровесников и учителей, ты можешь потерять след Аджани, — я кивнул. — Нелегкий выбор.

— Наоборот. Слишком легкий, — она высвободила руку, потянулась к своей шее и сняла что-то. Дел подержала вещицу в лунном свете — красно-коричневые кусочки янтаря на шнурке. — Я сделала это, — тихо сказала она, — десять лет назад. Сделала и подарила моей матери на день рождения.

Я вспомнил, как она снимала что-то с шеи мертвого Южанина и прятала трофей в кулак.

— Риск, — тихо повторил я. — Ты охотишься за Аджани — вчера, сегодня, завтра — а остальные будут охотиться за тобой.

Она убрала ожерелье.

— Я многим обязана своему ан-кайдину.

— И поэтому ты просила его совета, — в моей голове снова зазвучала ее песня и я опять увидел пылающий меч. — И что он сказал, баска?

— Ничего, — выдавила Дел и по бледной щеке скатилась слеза.

Мы были друзьями. Делили круг и постель, но во многом оставались чужими. Мы боялись лишний раз проявить свои эмоции. Каждому из нас так долго не нужен был никто кроме самого себя, что теперь мы не могли повернуть ключ и освободиться — говорить то, что хочется говорить и делиться тем, чем следует делиться. Северная женщина и Южный мужчина, рожденные жестокостью, созданные гневом, стремлением справиться с теми, кто попирал их, научились ничего не говорить о страхах, зная, что от их слабости эти страхи могут ворваться в их жизнь.

От вида плачущей Дел из моей головы вылетел дурман акиви. Теперь уже запутался я, не зная, что же предпринять: попытаться успокоить ее или оставить в покое, чего она так часто от меня требовала.

Аиды, ну как мужчине разобраться?

Ну… я и раньше видел, как рыдают женщины, но эта всегда требовала равенства. Она запрещала мне проявлять снисходительность и вспоминать, что она слабый пол.

Дел по крайней мере не всхлипывала и не растирала торопливо слезы по щекам, как обычно поступают остальные. Каким-то образом, несмотря на все беды, Дел осталась женщиной и боялась, что обнаружив это, я потеряю уважение к ней.

Дел просто плакала, не вздрагивая. Она сидела на кровати и слезы катились по щекам.

Аиды, ну за что мне такое?

Может стоит попробовать…

Дел пошевелилась, когда я коснулся ее, показывая как только мог, что несмотря на все случившееся — несмотря на слезы — я хотел ее. Но очевидно я не угадал.

— Не сейчас, — раздраженно сказала Дел, отстраняясь.

— Я подумал…

— Я знаю, что ты подумал, — лицо ее еще было мокрым, но слезы уже не текли. Она смотрела на меня хмуро. Я мог представить, что последует дальше. — ЭТО не всегда ответ, Тигр… хотя тебе или любому другому мужчине в такое трудно поверить.

Она знала обо мне все. Знала когда и куда ударить. И, как всегда, точно нанесла удар по моей гордости. Чувство беспомощности возросло пропорционально внезапно захватившему меня желанию.

— Аиды, Дел, что ты от меня хочешь? Я пытаюсь помочь тебе…

— Мне? Или себе? — она вскочила, сдернула с кровати одеяло и, завернувшись в него, ушла к окну.

У меня не осталось ни одеяла, ни терпения. Я шлепнул себе на бедра подушку, радуясь, что Дел оставила мне хоть что-то прикрыться, и уставился на нее.

— А что, в аиды, предлагаешь мужчине делать? Догадываться? Особенно с тобой. Ты такая колючая, что я никогда не знаю, когда ты планируешь ударить меня.

— Я не планирую, — сказала она. — Так получается. Ты сам иногда на это напрашиваешься.

— Сейчас например? — я кивнул. — Прекрасно. В следующий раз я оставлю тебя одну.

Она тяжело вздохнула.

— Иногда женщине нужно, чтобы ее просто обняли.

— Иногда мужчина и сам хочет обнять женщину, — бросил я в ответ, — но он не знает, нужно ли ей это.

Дел ничего не сказала.

— Особенно тебе, — добавил я. — Я никогда не знаю, лежу я в постели с танцором меча или с женщиной. С твоими способностями в круге, Дел, в тебе больше от мужчины. Я знаю, что так и должно быть, знаю, почему это происходит, но в постели мне нужна ты, а не ан-истойя.

Она надолго закрыла глаза. Когда Дел снова взглянула на меня, глаза уже не блестели от слез, но в них было столько горя.

— Ты спал со мной больше, чем кто-либо, — тихо сказала она, — не считая Аджани.

Я не смог отвести взгляда. Уже не сомневаясь, я поднялся, откинул подушку и подошел к женщине. Вспомнил холоднокровную ан-истойя — талантливого танцора меча с Севера — и девочку, у которой украли детство.

Я обнял ее. Просто прижал к себе. Только в этом мы оба и нуждались.