"Саддам Хусейн" - читать интересную книгу автора (Апдайк Робин Дж.)

Глава третья. Вхождение во власть

Утро еще не наступило, когда президент Абдель Рахман Ареф проснулся от телефонного звонка подле его кровати. На другом конце провода был генерал Хардан аль-Тикрити.

— Я уполномочен сообщить, что вы больше не президент, — сухо сказал Тикрити, — власть в стране захватила Баас. Если вы сдадитесь мирно, я гарантирую вашу безопасность.

Президент, все еще надеясь, что это просто страшный сон, в отчаянии позвонил Дауду и Гайдану, но ему всего лишь сказали, что армия против него. Глубоко потрясенный, Ареф прошел в вестибюль дворца, где его уже ждал Тикрити, и сдался. Через несколько часов он уже был в самолете, летящем в Лондон. Вскоре иракский народ узнал, что Баас «взяла власть и покончила с коррумпированным и слабым режимом, который представляла клика невежд, безграмотных корыстолюбцев, воров, шпионов и сионистов».

Так началась «Июльская революция», четвертая смена режима в Ираке со времени свержения монархии ровно десять лет назад. По сравнению с изуверством переворота 1963 года, она была бескровной. Поскольку Арефа предали столпы режима — Дауд, Найиф, Гайдан и Шихаб, — борьбы практически не было, раздавались только выстрелы в честь победы. Казалось, ничто не предвещало ужаса репрессий, вскоре прокатившихся по Ираку.

Местонахождение Саддама в этот знаменательный в истории Баас день не вполне ясно. По официальному отчету, он был в первом танке, штурмовавшем президентский дворец, но это заявление не подкрепляется доказательствами, оно кажется скорее ретроспективной попыткой приукрасить «революционность» Саддама. Смена власти в июле была еще одним военным переворотом, а вовсе не народным восстанием, и была осуществлена в основном армейскими офицерами внутри партии, такими как Бакр, Хардан аль-Тикрити и Аммаш. Переворот не был даже чисто баасистским мероприятием, так как его успех обеспечили в основном Дауд и Найиф, вовлеченные в эту авантюру незадолго до часа икс.

Из-за их менее важной роли штатские члены партии, включая Саддама Хусейна, вынуждены были во время переворота просто нервничать, ожидая новостей. Особенно нежелательной эта ситуация была для Саддама, который в качестве заместителя генерального секретаря Баас, мог всего лишь с досадой наблюдать, как его затмевают потенциальные претенденты на лидерство, к примеру, такие как его земляк Хардан. Должно быть, его единственным утешением было то, что в случае неудачи переворота у него было больше шансов на роль руководителя, так как его военные соратники были бы убиты, арестованы или дискредитированы поражением. Тем не менее, переворот удался, и хотя при первоначальной передаче власти Саддам не играл заметной роли, вскоре он занял центральное место в партийной иерархии.

К счастью для Саддама, его организаторские способности оказались незаменимыми для жизнеспособности партии. С той минуты, когда Арефа увезли из президентского дворца в благополучную ссылку, в новом руководстве началась ожесточенная схватка за власть. С самого ее возникновения коалиция между Баас и группировкой Найифа — Дауда была дурно пахнущим союзом, направленным на уничтожение союзника-врага, а не на построение общего будущего. Ни один лагерь не доверял другому: оба стремились при первой же оказии избавиться от ненужного партнера. Найиф и Дауд смотрели на членов Баас как на примазавшихся к революции, а меж тем она стала возможной только благодаря им. Баасисты, со своей стороны, чувствовали себя обобранными. Их шантажом вовлекли в коалицию, и они заплатили непомерную цену, чтобы купить согласие двух офицеров, которые легко могли бы помешать их попытке захватить власть. И теперь, когда они делили руководство с группировкой Найифа — Дауда, баасисты понимали, что если они вскоре не выступят против своих нежеланных партнеров, их снова вышвырнут из коридоров власти.

Об этом, однако, легко было говорить, но трудно осуществить. У партии не было серьезной силовой базы в армии, ключевой для любой политической перемены. Хотя Хардан аль-Тикрити был назначен начальником штаба и снова командующим воздушными силами, он долгое время пробыл вне армии и был менее близок с офицерским корпусом, чем его начальник, министр обороны Дауд.

Да и в государственных учреждениях у Баас не было безоговорочного превосходства. И хотя Бакр, родственник и покровитель Саддама, сменил Арефа на посту президента, должности премьера и министров обороны и иностранных дел достались группировке Найифа — Дауда. Совет Революционного Командования (СРК), основной решающий орган в Ираке, который был создан немедленно после захвата власти, состоял из семи офицеров: трех баасистов (Бакр, Аммаш и Хардан аль-Тикрити), а также Найифа, Дауда и двух нейтралов (Шихаба и Гайдана), которые склонялись к Баас, но верность которых была все же под сомнением. Кабинет из 26 членов, возглавляемый Найифом, был размежеван подобным же образом: Баас и группировка Найифа — Дауда имели по восемь сторонников.

Если устранения Найифа и Дауда следовало добиваться без военного путча или политического переворота внутри органов управления, его можно было достигнуть только с помощью очень сложного заговора. И именно в этом Саддам проявил творческое воображение и организаторское искусство, которое сыграло решающую роль и в замысле, и в осуществлении завершающего удара по группировке соперников. 29 июля 1968 года Дауда выманили из страны якобы для инспекции иракских войск, базирующихся в Иордании. Совершенно не подозревая, что на самом деле крылось за этой миссией, Дауд временно передал армию под полный контроль начальнику штаба Хардану аль-Тикрити. На следующий день Найифа пригласили на завтрак к президенту Бакру в президентский дворец. Когда ничего не подозревающий премьер собрался уходить, ворвался Саддам в сопровождении четырех офицеров. О том, что произошло дальше, рассказывают его полуофициальные биографы:

Искренность упомянутых слез Саддама сомнительна. Найифа сделали послом в Марокко, но фактически он был выслан из опасения, что он устроит контрпереворот, чтобы вытеснить баасистов. Жизнь Абделя Раззака Найифа закончилась через десять лет в Лондоне, где его застрелили на пороге своего дома в июле 1978 года, после, по меньшей мере, одной неудачной попытки покушения. Даже в ссылке Саддам считал его опасным, не переставая подозревать, что тот строит козни против его режима. Дауду приказали остаться в Иордании в качестве главы военной миссии. В 1970 году он ушел в отставку, но ему так и не разрешили вернуться в Ирак.

К 30 июля Баас осуществила свой второй успешный переворот в течение двух недель, на этот раз получив безраздельный контроль над страной. Пока Найиф летел в Марокко, его сторонники были лишены своих постов. Бакр укрепил свою власть, заняв две новых должности: наряду с президентством и председательством в СРК (и то, и другое — с 18 июля) его сделали премьер-министром и верховным главнокомандующим. Хардан аль-Тикрити стал министром обороны, а Абдель Керим аль-Шейхли — министром иностранных дел. Аммаш сохранил свой пост министра внутренних дел. Однако самым важным назначением было продвижение Саддама Хусейна на вторую по важности позицию в правящей иерархии: заместителя председателя СРК.

Вряд ли стоит удивляться тому, что Бакр сделал Хусейна своей правой рукой. Хусейн был его заместителем в Региональном управлении партии с 1966 года. Они были родственниками, оба родом из Тикрита, давно и хорошо знали друг друга. Бакр внимательно следил за развитием Хусейна с его детства в доме Хейраллаха Тульфаха и до тех пор, пока тот не стал умелым аппаратчиком в высших органах партии. Это в глазах Бакра было порукой надежности Саддама. Но не менее важным для президента было то, что у Саддама не было никакого военного образования.

Для Саддама его провал при поступлении в Военную академию был личным позором, унизительным напоминанием своей неполноценности рядом с его коллегами и родственниками в военной форме. Это сделало невозможным его карьеру в одной из самых важных в стране сфер. Однако, как ни странно, именно этот прискорбный для Хусейна факт нравился президенту Бакру. До 1966 года Баас возглавлял гражданский генеральный секретарь, но хроническое отсутствие единства в партии привело к возвышению военной группировки. Пока партия была в оппозиции, главенство военной фракции было необходимо, так как армия была единственной организацией, которая могла бы помочь партии снова прийти к власти. Достигнув высшего положения в стране, Бакр больше не нуждался в сильной военной группировке. Наоборот, честолюбивые независимые офицеры вокруг него являлись постоянной угрозой для его положения, и в свете прошлого опыта Бакр слишком хорошо понимал, что потенциально это была смертельная угроза. При таких обстоятельствах безжалостный, но надежный работник, такой как Саддам Хусейн, который также стремился разрушить господство военных в иракской политике, казался ему идеальным человеком номер два.

В возрасте 31 года Саддам Хусейн мог бы взирать на свою политическую карьеру с чувством удовлетворения. Менее чем за десять лет высокий, худой, но крепкого сложения молодой человек продвинулся от безвестного члена партии до второго по влиянию лица в Ираке. Пусть он и не играл значительной роли в реальном осуществлении переворота, приведшего Баас к власти в 1968 году, зато основным его делом стала «вторая революция», которая дала партии возможность «править, а не только царствовать». Учитывая его близость с Бакром и его бешеную энергию, Саддам обладал гораздо большей властью, чем «обычный» второй человек в государстве, тем более что его видное положение подкреплялось контролем над партийным аппаратом безопасности, который он сам же и создал.

Несмотря на молодость, Саддам приспособился к своему положению умело и быстро. Он был в достаточной степени реалистом, чтобы понимать, что удержание своей позиции, не говоря уж о продвижении к президентскому дворцу, будет дорогой опасной и извилистой. В то же время он был уверен, что обладает необходимыми качествами для этого рискованного путешествия: величайшей осторожностью, бесконечным терпением, крайней расчетливостью и абсолютной безжалостностью. Яркой иллюстрацией осторожности Саддама можно считать тот как будто бы необъяснимый факт, что о его назначении на пост заместителя председателя СРК было объявлено только в ноябре 1969 года, более чем через год после того, как он на самом деле занял это место. Саддам позже объяснял это решение чисто альтруистическими причинами. По его собственным словам, он с самого начала удивил Бакра, отказавшись от какого-либо поста в исполнительной власти. Так как Саддам считал, что потеря власти Баас в 1963 году стала результатом необузданных личных амбиций, он подумал, что будет лучше, если после «революции 1968 года» он покинет свой высокий пост, чтобы продемонстрировать скромность и партийную дисциплину. Причина, по которой он, в конце концов, согласился выполнить просьбу Бакра и остаться у штурвала, заключалась будто бы в том, что он понял: откажись он от власти — и будущее партии будет в опасности, ведь уже летом 1968 года он раскрыл заговоры против аль-Бакра и понял, что Хардан стремится подорвать положение президента.

Кто не заявит публично, что жертвует личными амбициями ради национальных интересов? Но даже если скромность не является одним из самых очевидных достоинств Саддама, его объяснение ясно отражает его крайнюю осмотрительность, вызванную недоверием к окружающим и постоянным страхом заговоров. Эксперты по иракской политике объясняют очевидную скромность и недальновидность Саддама (оставшись не на публике, он рисковал стать относительно забытым) его опасениями, что успех революции Баас был далеко не бесспорным. Оставаясь за сценой, утверждали они, Саддам, по всей вероятности, надеялся обезопасить себя на случай пагубных последствий, на случай, если бы партия лишилась власти.

Действительно, он боялся, но вовсе не народного восстания. Исторический опыт Ирака показывал, что, учитывая общественную и религиозную раздробленность страны, изменения режима осуществлялись не народными мятежами, но военными переворотами. Впрочем, навряд ли сокрытие от общественности официального статуса Саддама могло гарантировать ему шанс на выживание, так как его действительное положение было полностью известно и в партии, и в армии. Все, кто имел какое-либо влияние, знали, что Бакр и Хусейн — дуэт. Если бы первого смел какой-либо путч, второй сгинул бы вместе с ним.

Следовательно, проявление скромности со стороны Саддама было адресовано политическому и военному руководству партии, а не общественности. Он очень хорошо понимал, что каким бы высоким ни был пост заместителя председателя, он не давал ему возможности противостоять коалиции баасистских офицеров — Хардана, Аммаша, Гайдана и Шихаба. Правда, эту коалицию раздирала зависть и вражда. Впрочем, не все четверо были настроены к Саддаму враждебно. Шихаб, например, очень дружил со своим земляком из Тикрита, и именно Саддам уговорил его (после длинного разговора) присоединиться к заговору в июле 1968 года. Но с учетом положения Хардана и Аммаша Саддам видел в них потенциальных соперников, которых рано или поздно придется ликвидировать. Но поскольку вначале его положение было слабее, чем у них, он избегал прямого противостояния, и, укрывшись за личиной скромности, старательно пестовал их самоуверенность. Смиренный Саддам, лично не претендующий на национальное лидерство, намеревался усыпить бдительность офицеров и заманить их в ловушку. Но прежде чем его положение стало достаточно надежным, чтобы выступить против своих товарищей, Саддам столкнулся с более срочной задачей — укрепить вновь обретенные партией рычаги власти.

Захват власти Баас не был демократической революцией. Партия пришла к власти не по требованию народа. На самом деле, отношение народа к «Июльской революции» колебалось от глубокой тревоги до полного безразличия. Зверские расправы Баас в 1963 году все еще жили в памяти народа и вспоминались с ужасом и молчаливой, глубоко засевшей ненавистью. Июльская революция 1968 года произошла так быстро, что едва ли коснулась повседневной жизни обычных иракцев. За десять лет, предшествовавших «революции», они привыкли к армейским офицерам, сменяющим друг друга в президентском дворце. Не удивительно, что сначала на заговор баасистов смотрели так же, как на бесконечный ряд подобных заговоров. Руководство Баас было в основном незнакомо иракскому народу; тогда как некоторые офицеры обладали лишь региональной известностью, единственным лицом, которое знали все, был Бакр. Из простого люда партию мало кто поддерживал. По оценкам Баас, в 1968 году в партии было приблизительно 5 000 полноправных членов, и даже эта скромная цифра кажется завышенной. Действительная численность Баас в это время, очевидно, составляла не более половины их собственного подсчета. Социальная база партии явно была незначительной. Хотя в Ираке шиитов было приблизительно 60 процентов, а суннитов — 20, к концу 60-х годов Баас фактически стала партией суннитов. Историческое наследие суннитской Оттоманской империи, социальная раздробленность и географические препятствия помешали шиитам объединиться и стать эффективной политической силой. Впрочем, нескольким шиитам удалось добиться высокого положения (например, Саадуну Хаммади, который в 1969 году стал министром нефти и полезных ископаемых). В высшем эшелоне партии шиитов не было, там господствовал так называемый «суннитский треугольник» (основная концентрация суннитов в Ираке), расположенный между Багдадом на юге, Мосулом на севере и Рутбой на востоке, около иорданской и сирийской границы. Основной стержень лидерства был еще уже и, вообще говоря, состоял из армейских офицеров из Тикрита, откуда был родом и Саддам. Возвышение уроженцев Тикрита, сыгравшее решающую роль в личной карьере Саддама, можно объяснить обнищанием города в начале XX в., заставившим многих его обитателей перебраться в Багдад и другие крупные города в поисках пропитания. Многие из уехавших пробились в бесплатную Королевскую военную академию, начав, таким образом, военную карьеру.

Лицом, которое открыло двери Академии постоянному потоку молодых тикритян, был один из весьма влиятельных арабских националистов в Ираке 30-х годов — Маулуд Муклис. Рожденный от тикритского отца, он участвовал в «Арабском восстании» против турок во время первой мировой войны, став доверенным лицом короля Фейсала I и вице-председателем Сената при монархии. До своей смерти в 50-х годах он использовал всю власть и влияние, чтобы продвинуть молодых тикритян в армии и полиции, а также на правительственные посты. Эту практику позже повторяли и его протеже, которые раздавали родственникам и уроженцам своего города военные и политические должности, что является обычной традицией в ближневосточных сообществах, где, прежде всего, ценятся семейные связи и место рождения.

Поскольку социальная опора у баасистов была очень узкой, Баас никогда не имела намерения устанавливать в Ираке либеральную демократию. В одном из публичных заявлений Саддама в то время, четко сформулирован его авторитарный взгляд на политическую систему Ирака: «Идеальное революционное командование должно эффективно планировать жизнь страны. Оно не должно позволить появиться любому другому, конкурирующему с ним центру власти. Должно быть одно командование, руководящее отдельными правительственными подразделениями, включая вооруженные силы».

Поскольку у Баас почти не было опоры в народе, подчинение нации ее воле и само ее правление требовали неукоснительного принуждения. Массы следовало «перевоспитать» и включить в организационный механизм партии. Соперников необходимо было уничтожить, а в сердца рядовых иракцев внедрить почтение и страх. Эти задачи полностью соответствовали способностям Саддама. Они дали ему идеальную возможность превзойти армейских офицеров на службе партии и, в свою очередь, укрепить собственное положение и положение его аппарата безопасности.

Осенью 1968 года была запущена волна жестоких чисток, которые продолжались почти целый год. Операция началась с удаления всех, не принадлежавших к Баас, из различных правительственных учреждений. Затем была подавлена организованная политическая оппозиция, арестованы отдельные политические диссиденты, жестоко сокрушены несколько так называемых «заговоров» и — наконец-то — был нанесен удар по военной группировке внутри партии. Саддам объявил целью очищение правительства и общества от всех и всяческих заговорщиков. Необъявленной целью, однако, было расширение его контроля в партии и государственном аппарате и демонстрация того, что, вне всяких сомнений, партия Баас останется у власти.

Эти чистки не только планировались и осуществлялись Саддамом в его должности главы службы безопасности, но есть некоторые свидетельства, что он проявлял серьезный интерес к их практическому исполнению. Диссидент-шиит, переживший камеры пыток, описал леденящие подробности того, как Саддам лично убил другого шиитского диссидента по имени Духаил: «Он вошел в помещение, поднял Духаила и бросил его в ванну с кислотой. А затем стоял и смотрел, пока тело полностью не растворилось». Хотя этот эпизод, как и многочисленные рассказы шиитов, очерняющие образ Саддама, не могут быть ни подтверждены, ни опровергнуты, личное участие заместителя председателя в преследовании его политических противников иллюстрируется также одним евреем, случайно уцелевшим в печально известном дворце. Наум Тавина, теперь 65-летний израильтянин, был членом иракского еврейского сообщества, когда в начале 1970-х годов его арестовали как «сионистского шпиона». Однажды, когда его собрались пытать, в комнату неожиданно вошел Саддам. Он быстро взглянул на Тавину и обратился к следователю: «Не трогайте этого человека, — сказал он. — Это хороший человек. Я его знаю. Отпустите его». Пораженный Тавина был выпущен из тюрьмы. Вскоре после этого он бежал из страны и эмигрировал в Израиль. Годами он не мог понять, что заставило «сильного человека Багдада», которого он лично не знал, проявить такое внимание к его судьбе. И только намного позже, когда он увидел фотографию молодого Саддама, кусочки загадочной картинки сложились воедино. Он вспомнил худощавого молодого Саддама, у которого на одном из перекрестков Багдада он обычно покупал сигареты по пути на работу, давая ему щедрые чаевые. Очевидно, Саддам вспомнил своего неизвестного благотворителя и отплатил ему сполна.

Эта история бросает светлый луч на обычный образ Саддама — кровожадное чудовище. Она свидетельствует, что, несмотря на его жестокость, ему не чуждо чувство благодарности даже к «сионистскому шпиону». Она также говорит о том, что каким бы непостижимым ни казался кровавый след Саддама посторонним наблюдателям, у него была своя логика. Он проводит чистки не ради самих чисток. Он это делает, так как убежден, что без них ему не выжить и что если он не ударит по своим противникам, реальным или воображаемым, они ударят его первыми. В основе его стремления к злодейству лежит чувство ненадежности и страх, что его честолюбивые замыслы будут сорваны. Каждая чистка, каждая казнь имеет свою цель. Это значит, что никто, даже его ближайшие соратники, не могут чувствовать себя в безопасности. И все же это подразумевает, что те, чье преследование не служит прямой или косвенной целью для Саддама, могут надеяться на пощаду.

Когда правительственные учреждения были оперативно освобождены от нежелательных элементов, партия сделала шаг, чтобы укрепить свою власть над военными. В декабре 1968 года Фейсал аль-Анзари был вынужден уйти в отставку со своего поста начальника штаба, на который его назначили после «второй революции». Вскоре после этого он был арестован и приговорен к 12 годам тюрьмы по обвинению в заговоре. Его заменил Хаммад Шихаб, наиболее расположенный к Саддаму военный. Офицеры, чья верность партии вызывала сомнения, были заменены баасистами или им сочувствующими, включая нескольких дивизионных командиров. Многие из них были арестованы, их пытали. К концу 1970 года в армию была внедрена сложная система политических комиссаров, принадлежащих к аппарату безопасности Саддама: они успешно обходили систему обычного военного подчинения и тщательно контролировались самим Саддамом.

В сентябре 1968 года Саддам в первый раз обратился к практике, которую он довел до потрясающего совершенства в последующие два десятилетия: разоблачение сфабрикованных «заговоров», аресты и казни их участников. Раскрытый «заговор» был якобы задуман масонской группой в южном городе Басре, и «заговорщики» будто бы были пойманы с поличным в церкви.

Авторство «техники заговоров» принадлежит не Саддаму: за два года, следующие за покушением на Касема в 1959 году, иракский диктатор хвастался, что раскрыл 27 заговоров против себя. Хотя эта цифра явно преувеличена, несколько заговоров действительно было. Для Саддама, наоборот, заговоры с самого начала были отличным инструментом, чтобы устранить действительную и потенциальную оппозицию, чтобы посылать сигналы, направленные внешним врагам (таким как Сирия и Иран) и терроризировать население, принуждая к раболепству. Среди многочисленных «заговоров», которые были «раскрыты» на протяжении 1970-х и 1980-х годов только один может быть безоговорочно подтвержден — заговор саддамовского палача и главы службы безопасности Надима Каззара в 1973 году. Остальные, скорее всего, использовались просто в качестве средства для укрепления положения Саддама и отвода критики от чрезвычайных мер по обеспечению безопасности.

Через три месяца после «разоблачения заговора» в сентябре 1968 года был учрежден особый «Революционный суд», чтобы судить «шпионов, агентов и врагов народа». Состоящий из трех офицеров без юридического образования, этот суд даже по иракским представлениям был пародией на процесс судопроизводства. Обычными обвинениями в этом суде были «заговор с целью свержения правительства» и «шпионаж в пользу Соединенных Штатов, Израиля или Ирана». Некоторые процессы показывались по телевидению, и иракский народ мог видеть и слышать ложные признания бывших политиков и чиновников. В одном таком случае бывший министр внутренних дел Рашид Мусли, который вышел из Баас и присоединился к Арефу, признался, что был шпионом ЦРУ, и был казнен. Абдель Рахман аль-Баззаз, бывший премьер, и Абдель Азиз аль-Укейли, бывший министр обороны, которых судили вместе с Мусли летом 1969 года, но которые ни в чем не признались, получили длительные сроки тюремного заключения.

Но часто обходились и без судопроизводства. В ноябре 1968 года Насер аль-Хани, министр иностранных дел в июльской коалиции и бывший член группировки Найифа — Дауда, был похищен группой баасистов среди ночи. Через несколько дней его тело, изрешеченное пулями, было найдено в канаве. Согласно официальной версии, его убили уголовники.

Подобное же объяснение было дано и через четыре месяца после убийства полковника Абдель Керима Мустафы Назрата, бывшего министра и сторонника сирийской Баас. На этот раз секретные службы вышли из себя, чтобы замести следы, добившись публичного «признания» от мелкого преступника, сообщившего, что заколол Назрата у него дома во время ограбления. Через год первый генеральный секретарь иракской Баас Фуад аль-Рикаби, который за десять лет до этого вышел из партии, также был заколот. В 1969 году его приговорили к полутора годам заключения. За несколько дней до конца срока «начальство привело хулигана, вооруженного ножом. Рикаби закололи ударом в грудь и поволокли в больницу. Ему не оказали помощи, и он умер».

Одним из «бриллиантов» в короне «нового правосудия» был суд над группой «израильских шпионов». Шпионов обвинили в том, что они передавали секретную информацию в Израиль, обдумывали и осуществляли саботаж в Ираке и передавали крупные суммы денег из Израиля через Иран еврейской общине в Ираке, которая потом передавала деньги курдским повстанцам. Четырнадцать человек, из них девять евреев, включая руководителя еврейской общины в Ираке, были признаны виновными в шпионаже и публично повешены. Их трупы оставили на площади «как предупреждение другим». Примерно полмиллиона мужчин, женщин и детей танцевали вокруг виселицы и по всему Багдаду с криками «смерть Израилю», «смерть всем предателям».

Еврейская община в Ираке, одна из старейших в еврейской диаспоре, существовала с VI в. до н. э., когда победивший вавилонский царь Навуходоносор пригнал «детей Израиля» в Месопотамию после взятия Иерусалима и разрушения иерусалимского храма. Прочная и процветающая община, она подвергалась периодическим гонениям всякий раз, когда наблюдался подъем арабского национализма. К примеру, после поражения Рашида Али в 1941 году, возбужденные арабские толпы напали на еврейский квартал в Багдаде и убили сотни людей, не говоря уже о грабежах и разрушениях. После учреждения государства Израиль в 1948 году стотысячная община сократилась приблизительно в десять раз, так как большинство ее членов эмигрировало во вновь образованное еврейское государство. Те, кто остался, стали социальными изгоями, им пришлось нести бремя арабской досады и ненависти к Израилю. Ко времени возвращения во власть Баас число иракских евреев упало всего до двух с половиной тысяч.

Для Бакра и Саддама евреи были очень удобными «козлами отпущения», которые давали им возможность доказать свою преданность делу панарабизма и таким образом узаконить свой режим в глазах своих сторонников, не вступая в настоящую конфронтацию с Израилем. Когда в декабре 1968 года израильские самолеты разбомбили иракские войска, базирующиеся в Иордании как часть арабского «восточного фронта» против Израиля, убив 16 человек и ранив вдвое больше, президент Бакр настраивал толпу, собравшуюся на площади Свободы, против Израиля и евреев. Обещая «ударить железным кулаком» по этим «эксплуататорам и представителям пятой колонны», Бакр время от времени делал паузу, как бы для того, чтобы узнать мнение своих слушателей. «Смерть шпионам!» — раздался громовой ответ. Это желание было исполнено в виде страшных виселиц в январе 1969 года — к негодованию остального мира. На международные протесты по поводу того, что убийство было мотивировано национальной и религиозной дискриминацией, иракские власти возразили, заявив, что все осужденные мусульмане, евреи и христиане были казнены одинаково.

Действительно, как будет продемонстрировано два десятилетия спустя казнью британского журналиста иранского происхождения Фарсада Базофта по обвинению в шпионаже, охота Саддама на ведьм в виде «шпионов» и «заговорщиков», казалось, только усиливалась от западных протестов. Призывы к терпимости от видных людей мира, например, от генерального секретаря Организации Объединенных Наций, лишний раз провоцировали Хусейна казнить людей с еще большей энергией: в феврале 1969 года было казнено еще семь человек, а через два месяца — еще четырнадцать. Как и в январе, власти агитировали население присутствовать при казнях, и жуткие сцены, происходившие в центре Багдада, были выразительно описаны британским журналистом:

«В день повешения полиция фактически отдала центральный Багдад на восемь часов юнцам. Под руководством партийных комиссаров Баас они воздвигли виселицы на клумбах, патрулируя ближайшие дороги, взяли под контроль десятки тысяч наблюдателей и крикливо требовали новых казней. У каждого из трех военных среди казнимых были повязки на лодыжках или запястьях; по форме суставов было видно, что они сломаны».

Однако большинство казней в феврале и марте происходили в южном городе Басра (преимущественно шиитское сообщество — около иракской границы) с явной целью послать прямое предупреждение и шиитскому сообществу, и иранскому шаху, который в то время увеличивал свое давление на режим Баас в попытке утвердить гегемонию Ирана в Персидском заливе. Чистки стали не только средством подавления внутренней оппозиции, но и подходящим элементом внешней политики. Действительно, 21 января 1970 года иракские службы безопасности заявили, что они раскрыли антиправительственный заговор, поддерживаемый «Ираном, ЦРУ и сионистами». Упомянутый заговор включал несколько десятков человек из военного персонала и возглавлялся якобы двумя отставными старшими офицерами: Абделем Гани аль-Рави, протеже братьев Ареф, и полковником Салихом Махди аль-Самарраи, бывшим военным атташе иракского посольства в Бейруте во времена монархии. Согласно официальным данным, заговорщики организовали «ударные бригады», чтобы убивать партийных и правительственных деятелей. Час икс был намечен на 10 часов вечера 20 января, но большинство заговорщиков было арестовано заранее. А дело начиналось так. Приблизительно 50 вооруженных людей во главе с аль-Самарраи, решили отправиться в президентский дворец. Как только они достигли своей цели, ворота распахнулись и, беспрепятственно войдя, группа направилась в большой зал. Пока они раздумывали, что делать дальше, двери раскрылись, и в зал вошел Саддам в сопровождении нескольких офицеров. Заговорщики без сопротивления сдались, поняв, что их заманили в ловушку.

В тот же день, когда Багдад объявил о разоблачении заговора, специальный суд под председательством капитана Тахи Ясина аль-Джазрави (Рамадана), члена СРК и близкого соратника Саддама, включающий саддамовского палача Надима Каззара, был созван, чтобы судить заговорщиков. Тридцать семь офицеров были приговорены к смерти за попытку свергнуть правительство и были казнены оружием, которое они якобы получили от иранских служб безопасности. Еще пятнадцать человек были брошены в тюрьму. Смертный приговор был также вынесен сосланному премьер-министру Найифу, который якобы организовал этот заговор «по указке иностранных элементов». Иракское правительство приказало иранскому послу покинуть Багдад в 24 часа. Иранские консульства в Багдаде, Кербеле и Басре были закрыты, а несколько иранцев, проживающих в стране, были спешно депортированы.

Хотя суровость иракской реакции дает некоторые основания подумать, что проиранский заговор действительно имел место, непонятная обстановка в Багдаде, где каждый считался потенциальным, если не настоящим шпионом, практически не дает возможности подтвердить действительную степень иранского вмешательства. В то время те, кто считался главными заговорщиками, Найиф и аль-Рави, даже не были в Ираке. Ясно, однако, что с точки зрения Саддама этот инцидент послужил сигналом иранскому шаху, что Баас не испугается возрастания его силы в регионе. Он также украсил ярким пером шляпу Саддама Хусейна. Участие членов вооруженных сил в «заговоре» повредило военной группировке в руководстве и дало возможность бдительному заместителю председателя еще раз показать, что именно он и его надежные службы безопасности, а вовсе не военные, обеспечивали нормальное функционирование партии.

И это не было пустословием. К тому времени длинные руки аппарата безопасности уже дотянулись до рядового иракца. Баасистская милиция патрулировала улицы. Неожиданные облавы на частные дома среди ночи довели до всеобщего сведения, что от контроля не уйти никому. Как выразился один британский журналист, Ирак превращался в «место, где люди исчезали, а их друзья были чересчур перепуганы, чтобы спросить, что с ними случилось; люди, арестованные по ничтожным обвинениям, „кончали с собой“ в тюрьме; таинственным образом убивали бывших видных людей; политики исчезали».

Службы безопасности под началом Саддама вели также борьбу против коммунистов, старых врагов Баас. Как это часто бывает, идеологическая близость порождает яростное соперничество. Борьба за души и умы тех же самых избирателей при помощи похожих рецептов спасения не может не обострить разногласия и не породить резкую дисгармонию, когда каждая партия пытается доказать, почему предлагаемые ею несколько иные средства гораздо лучше, чем у соперника. В случае Баас и Иракской Коммунистической Партии (ИКП), двух знаменосцев «социализма», противостояние было не только желчным, но и крайне кровавым. В конце 1950-х годов, будучи основным фундаментом режима Касема, коммунисты осуществляли масштабные зверства против «арабских националистов», включая и крошечную партию Баас. Через несколько лет, во время первого правления Баас, при Бакре сотни левых были казнены и тысячи арестованы.

Однако Саддам всегда смотрел на отношения с коммунистами чисто практически. Его никогда чрезмерно не беспокоила идеологическая сторона доктрины. Для него самого коммунизм был иностранной идеологией, не соответствовавшей национальным, духовным и экономическим потребностям арабов: «Традиционно марксизм привлекает угнетенных. Однако в случае арабской нации дело обстоит не так… Социалистические программы в арабской истории исходили не только от бедных, но и от людей, которые сами не знали угнетения, но стали лидерами бедняков. У арабской нации никогда не было такого классового сознания, как у других наций». Однако его всегда глубоко тревожила народная база этого движения и его эффективная организационная структура, особенно в таких чувствительных сегментах иракского общества, как угнетенные курды и шииты.

Верный своей привычке подходить к упорному врагу как бы сбоку, Хусейн предложил Бакру добиться хороших отношений и сотрудничества с коммунистами, чтобы дать Баас передышку, столь необходимую для укрепления своей власти. В начале августа 1968 года коммунистам предложили войти в правительство. Через месяц, в рамках всеобщей амнистии, многих арестованных коммунистов выпустили из тюрем, а ссыльным коммунистам разрешили вернуться в Ирак. Реакция коммунистов, однако, разочаровала. Расхваливая ярый антисионизм баасистского режима и антиимпериалистическую позицию, ИКП критиковала ее «угнетение рабочего класса» и отказалась участвовать в правительстве, пока Баас не либерализует политическую жизнь Ирака: допустит образование многопартийной системы, образует демократическое коалиционное правительство и предоставит курдам настоящую автономию. Уклончивая готовность Баас выполнить эти требования позже была отклонена ИКП.

Даже хотя у Бакра и Саддама не было намерения делиться с коммунистами реальной властью, и их предложение ИКП нескольких министерств было сделано только с целью сдержать коммунистический вызов, парочка была сильно раздражена реакцией коммунистов. Они истолковали противоречивые сигналы, исходящие от ИКП, как признак того, что на самом деле она не была заинтересована в сотрудничестве, но просто пыталась вытеснить баасистский режим. Последствия этой оценки были ужасны. Довольно скоро службы безопасности Саддама с привычным зверством принялись еще за одну крупномасштабную чистку: коммунистов арестовывали сотнями и при таинственных обстоятельствах, пытали и казнили.

На этот раз, однако, Саддам встретил противника не меньших масштабов. Коммунисты отказались быть ягненком, которого ведут на бойню. Нападения на их ряды были встречены в штыки, а более воинственные элементы из ИКП образовали небольшие вооруженные отряды, чтобы свергнуть правление Баас. Они ворвались в официальное помещение Баас и разграбили его. Они даже обстреляли дом Саддама. Заместитель председателя ответил огнем и мечом: 23 марта 1970 года видного коммунистического лидера Мухаммеда Ахмеда аль-Хадри нашли мертвым на улице в Багдаде, что возвестило новую волну арестов, пыток и казней коммунистов. Они продолжались весь год и вышли далеко за пределы Багдада. Пока Саддам бил коммунистов большим партийным кнутом, Бакр предлагал им пряник: он разрешил публикацию коммунистического журнала и даже принял коммуниста Азиза Шерифа в свой кабинет в качестве министра юстиции.

Осенью 1969 года Бакр и Саддам почувствовали себя достаточно уверенно, чтобы сделать первый шаг, направленный против военной группировки. Казалось, партия крепко держала бразды правления. Чистки все еще продолжались, но уверенное сообщение, что Баас «пришла навсегда» было прочно внедрено в сознание и политических противников, и широкой общественности. Казалось, созрел момент для открытого верховенства дуэта в решающих партийных органах. 16 ноября 1969 года Иракское информационное агентство объявило, что все члены Регионального управления и все иракские члены Национального управления партии присоединились к Совету Революционного Командования. Так как восемь из девяти новых членов СРК были штатскими, соотношение сил внутри главнейшего учреждения страны решительно изменилось в пользу оси Бакр — Хусейн. Именно в этот момент был официально объявлен пост Саддама — заместитель председателя СРК, — что отразило рост его влияния и доверия к нему в партии.

Конечно, этот поворот событий был выгоднее для Бакра, чем для Саддама. Для президента это означало чистый выигрыш, бесспорное укрепление его позиции по сравнению с военной группировкой. Однако Саддаму пришлось заплатить определенную цену за свое продвижение: согласие на вхождение в СРК некоторых противников. Но как один из кумиров Хусейна, Иосиф Сталин, использовал своих незначительных противников, чтобы уничтожить злейших врагов, а потом поворачивался и против них, так и Саддам понимал, что невозможно избежать тактического союза с противниками. Время сведения счетов следует отложить до тех пор, пока не удастся взять верх над военной группировкой.

Двумя ключевыми фигурами в военной группировке были Хардан аль-Тикрити и Салих Махли Аммаш, у них обоих были выдающиеся заслуги перед партией и много сторонников как внутри партии, так и среди военных. Хардан занимал пост командующего воздушными силами Ирака во время короткого правления Баас в 1963 году, став начальником штаба, министром обороны и заместителем премьера в 1968, когда партия вернулась во власть. Высокомерный, безжалостный человек, огромного роста и с безграничным честолюбием, он внушал Саддаму антипатию и страх. Саддам знал, что их общее происхождение из Тикрита не спасет его, если Хардан станет чересчур могущественным. Со своей стороны, Аммаш, хоть и не такой жестокий, как Хардан, был столь же честолюбив, и Саддам боялся его как одного из старейших членов партии. Вступив в Баас в начале 1950-х годов, он приблизился к Бакру, и они вместе возглавили центристскую фракцию Баас. Вслед за «Июльскими революциями» 1968 года Аммаш занял влиятельный пост министра внутренних дел и заместителя премьера вместе с Харданом, и, кроме того, он был членом Регионального и Национального управлений партии, а также СРК.

Так как прямая атака на этих двух грозных врагов казалась самоубийственной, Саддам прибегнул к своей любимой стратегии «разделяй и властвуй». Во-первых, он очень постарался дискредитировать эту пару в глазах Бакра, распространив слух, что они, особенно Хардан, нацелились на место президента. Как только доверие Бакра к своим коллегам пошатнулось, он поддержал усилия заместителя столкнуть Хардана и Аммаша друг с другом, и тем самым нейтрализовать их. Следующей стадией в стратегии Саддама и Бакра было вбить клин между Харданом и Аммашем, с одной стороны, и двумя другими видными членами военной группировки — Шихабом и Гайданом. Эта задача оказалась сравнительно легкой, так как последним пообещали посты их коллег. Для решительных действий был полностью подготовлен реквизит.

В ноябре 1969 года, когда были упразднены посты заместителей премьера, позиции Хардана и Аммаша значительно ослабели. Это означало, что ни один из них не мог председательствовать на заседаниях кабинета в отсутствие Бакра (в 1969 году должность премьера сливалась с должностью президента). Через шесть месяцев, 3 апреля 1970 года, обоих сделали вице-президентами, но это повышение оказалось пустячным, так как они вскоре были освобождены от министерских постов. Шихаб заменил Хардана в качестве министра обороны, а Гайдан стал министром внутренних дел вместо Аммаша.

Как только эти двое лишились своей власти, их судьба была определена. Когда обрушится окончательный удар — было только вопросом времени. В октябре 1970 года Хардан был лишен всех своих постов якобы за то, что он не поддержал приверженность Баас арабскому делу. Его обвинили в том, что он не помог спасти палестинцев, которых убивали иорданцы во время кровавых событий в сентябре 1970 года («Черный сентябрь»). Его также резко критиковали за временную «измену» Баас в 1963 году. На самом деле эти обвинения были лишены оснований. Так как он уже потерял пост министра обороны в апреле 1970 года, Хардан не имел возможности обеспечить военную реакцию Ирака на события «Черного сентября». Если кто-нибудь и должен был поплатиться за иракское бездействие, так это Шихаб и его начальник штаба, Абдель Джаббар Шаншал, или, прежде всего, верховный главнокомандующий, сам президент Бакр. Более того, не только Хардан возражал против вмешательства Ирака в гражданскую войну в Иордании; большая часть иракского руководства — особенно Саддам — в равной степени противились такому шагу. И Хардан не был единственным, кто «сотрудничал» с Арефом, когда Баас лишилась власти. Бакр поступал точно так же, пока он не разочаровался в Арефе и не решил попытаться свергнуть его.

Так или иначе, Хардан узнал горькую новость в Мадриде, куда его послали во главе Иракской миссии. Он не подозревал об этом шаге, так как Саддам очень постарался его успокоить. Он лично приехал в аэропорт, чтобы попрощаться с Харданом, нежно поцеловал своего соперника в обе щеки, чтобы продемонстрировать, что он не испытывает к нему вражды. Фактически это был поцелуй смерти. Удивленный и взбешенный неожиданным развитием событий, Хардан ослушался правительственного приказа, отказался от назначения послом в Марокко и вернулся в Ирак, чтобы оправдаться. Однако по прибытии в Багдад он немедленно был посажен на особый самолет и отправлен в ссылку — в Алжир. Через несколько месяцев он переехал в Кувейт, где был убит иракскими секретными службами в марте 1971 года.

Аммашу не пришлось долго ждать своей очереди. Подвергающийся все больше изоляции и поруганию со стороны Саддама и его сторонников, в сентябре 1971 года он потерял свои партийные и правительственные посты и был назначен послом в СССР. Однако его судьба не была столь суровой, как у Хардана. Так как он больше не представлял никакой политической угрозы, в середине 1970-х годов, после целого ряда посольских назначений, ему позволили вернуться в Ирак, где он умер в полной безвестности.

Пока несколько старших офицеров следовали за Харданом и Аммашем, лишаясь власти, Саддам мог гордо заявить: «С нашими партийными методами нет шансов ни у кого из тех, кто с нами не согласен и намерен, оседлав парочку танков, напасть на правительство». Тут, без сомнения, он был прав. Власть военной группировки была сломлена навсегда. Политическая преданность нового военного руководства была бесспорной. Офицерский корпус, находящийся под постоянным наблюдением служб безопасности, непрерывно фильтровался и пополнялся сторонниками Бакра и Саддама. Молодой заместитель председателя теперь свободно мог направить всю свою энергию на дальнейшее укрепление своей власти. Очень скоро он займется систематической чисткой действительных и потенциальных соперников внутри «гражданской» группировки партии.

Разумеется, чистка «штатского» лагеря началась не сразу. Уже во время своей длительной кампании против Хардана и Аммаша Саддам избавлялся от тех членов партии, чья поддержка не требовалась для титанической борьбы против военной группировки, но кто мог в будущем угрожать его положению. Первой жертвой в списке Саддама был министр культуры и информации Абдалла Саллум аль-Самарраи. Баасист и член СРК, он был освобожден от всех своих обязанностей и назначен послом Ирака в Индии. Другой член СРК, Шафик аль-Камали, был отстранен от этого престижного органа в том же 1970 году. За ними последовал Салах Умар Али, земляк-тикритянин и родственник Бакра, потерявший и свое место в СРК, и свой министерский пост летом 1970 года после враждебной стычки с Хусейном.

Однако только после нейтрализации военной группировки Саддам осмелился выступить против более видных членов гражданского руководства. 28 сентября 1971 года, в тот же день, когда своего поста лишился Аммаш, министр иностранных дел Ирака с июля 1968 года Абдель Керим аль-Шейхли был освобожден от всех своих обязанностей. Как и остальные смещенные руководители, он был послан за границу в качестве представителя в Организации Объединенных Наций, где уже не представлял никакой угрозы для Саддама.

Один из ведущих представителей молодого поколения Баас, Шейхли стал членом Регионального управления еще в середине 1960-х годов и был введен в СРК в ноябре 1969 года. Что особенно поражает в этом деле, так это его близкое родство с Саддамом. Тогда как они расходились по определенным политическим вопросам (например, Шейхли выступал за сближение с родственным режимом Баас в Сирии, а Саддам яростно противился этому шагу), их связывала близкая дружба и длительное плодотворное сотрудничество. Оба они принимали участие в неудачном покушении на Касема и несколько лет провели вместе в эмиграции в Египте; оба были политзаключенными во время правления Арефа, одновременно бежали из тюрьмы и тесно сотрудничали после неудачи 1963 года, чтобы помочь партии вернуться к власти.

Однажды в 1964 году Шейхли даже спас Саддама от ареста, если не от верной смерти. Этот инцидент произошел, когда они оба сидели вместе в квартире Шейхли, обдумывая свою стратегию. Был час ночи. Саддам поднялся и собрался уходить.

— Куда ты идешь?

— Ночевать в тайнике, где спрятано оружие.

— Полицейские патрули сейчас очень активны, — сказал Абдель Керим. — Лучше переночуй здесь.

В эту же самую ночь произошла облава на склад с оружием. Саддам спасся совершенно случайно.

Это не было простым стечением обстоятельств. Это было следствием совета Шейхли.

Устранение аль-Шейхли явилось первым ярчайшим доказательством, что даже самые близкие соратники Саддама не были гарантированы от жестоких преследований, если он видел в них потенциальную угрозу своему положению. Если отбросить личные чувства, Шейхли, из-за своих организаторских способностей и популярности внутри партии, был потенциальным претендентом на руководство страной, и его нужно было удалить со сцены: в 1980 году, через несколько месяцев после того как Саддам стал президентом, отставной министр иностранных дел был застрелен в Багдаде. Такое обращение с близкими соратниками повторилось несколько раз, особенно заметной была казнь в 1979 году Аднана Хуссейна аль-Хамдани, члена СРК и близкого друга Саддама, а также таинственная смерть Аднана Хейраллаха Тульфаха, двоюродного брата Саддама и министра обороны, десятью годами позже.

Однако самой важной «гражданской» чисткой с точки зрения Саддама было удаление Абдель Халила аль-Самарраи, его самого опасного противника после Хардана и Аммаша. Самарраи и Саддам родились в один и тот же год, оба происходили из бедных семей и оба быстро поднялись от рядового членства в партии на самый верх. Самарраи пользовался широкой и твердой поддержкой партийных низов. Его считали ведущим «теоретиком», и он, как и аль-Шейхли, был возможным будущим кандидатом на партийное руководство. Один из главных уроков политической истории заключается в том, что борьба между «пророком» и «королем», теоретиком и аппаратчиком, обычно решается в пользу последнего. Дело аль-Самарраи исключением не было: в июле 1973 года он был приговорен к тюремному заключению и через шесть лет, находясь еще за решеткой, был казнен якобы за участие в новом заговоре против правительства. Произошло это уже после отстранения от власти президента аль-Бакра.

Полнота победы аппаратчика над теоретиком производила тем большее впечатление, что Саддам сам в то время находился в опасном положении. В то время как широкомасштабные чистки внутри и вне партии, по всей вероятности, устранили любого мыслимого претендента на лидерство, летом 1973 года Бакр и Саддам неожиданно столкнулись с самым серьезным вызовом своему режиму ее времен «Июльской революции». Особенно неожиданным для Саддама было то, что угроза исходила от его собственного творения, аппарата безопасности. Что еще хуже, ему угрожал его самый выдающийся протеже, Надим Каззар, глава служб безопасности. Он происходил из скромной семьи из маленького городка Амара и был одним из немногих шиитов, достигших важного положения в баасовской администрации. Он вступил в партию в конце 1950 года и сделал карьеру в службе безопасности, приняв активное участие в избиении коммунистов во время первого правления Баас. Беспощадный палач, он скоро обратил на себя внимание Саддама и в 1969 году был назначен главой его службы безопасности. Впоследствии Каззар стал правой рукой Саддама, осуществляя массовые чистки с садистским удовольствием. Одним из его любимых методов допроса было гасить сигареты о глаза своих жертв. Именно эта тщательно лелеемая устрашающая репутация позволила Каззару выстроить свою силовую базу внутри партии.

Что заставило Каззара укусить руку, которая так щедро его кормила? Очевидно, знакомая комбинация в иракской политике: ненависть, страх и честолюбие. Все знали, что Каззар был настроен против господства суннитов в Баас и особенно против привилегированного положения уроженцев Тикрита. Как ни удивительно, он открыто выражал свое недовольство по этому поводу, и говорили даже, что поклялся «стереть Тикрит с карты Ирака». В обычных обстоятельствах такая откровенность могла бы стоить Каззару его поста или даже жизни, но так как он оказался незаменимым в политических планах своего хозяина, Саддам не придирался к поведению подчиненного. Однако с чем он не мог примириться, так это с чрезмерной концентрацией власти в руках Каззара, особенно учитывая его ненависть к тикритянам. Поскольку Каззар усиленно строил свою личную империю в рамках аппарата безопасности, он рассудил, что столкновение с Саддамом на определенной стадии неизбежно. Не давая своему патрону возможности выбрать время и метод такого столкновения, он решил опередить его, сделав первый шаг. В этом смысле он воспользовался обычной конфронтационной тактикой Саддама.

Каззар планировал убить Бакра в аэропорту Багдада, когда тот возвращался после государственного визита в Польшу. Решающий удар был назначен на 4 часа дня 30 июня 1973 года. Чтобы гарантировать успех своего заговора, Каззар задержал министра обороны Шихаба и министра внутренних дел Гайдана. Таким образом, он надеялся не только нейтрализовать военных и полицейских, но и обеспечить себя ценными заложниками для любых переговоров с правительством. К несчастью для Каззара, самолет Бакра задержали на четыре часа, из-за этого «ударный батальон», ожидавший президента в аэропорту, решил, что заговор раскрыт, и в панике рассредоточился, ничего не сказав своему руководителю. Тем временем, с Шихабом и Гайданом, брошенными в подвал, Каззар смотрел телевизор и увидел, что Бакр благополучно прибыл. Каззар понял, что заговор провалился. Взяв с собой заложников, он приготовился лететь в Иран. В послании Бакру он пригрозил, что убьет заложников, если ему не предоставят свободный доступ в Иран, и предложил встретиться с президентом, чтобы обсудить разногласия.

Но не такое было у Каззара положение, чтобы диктовать условия — Бакр и слышать не хотел о переговорах. Вместо этого он дал строгий приказ армии и воздушным силам поймать беглеца живым или мертвым до того, как он пересечет иранскую границу. Саддам Хусейн быстро вызвался руководить операцией захвата, и вскоре после этого он мог с гордостью отрапортовать о выполнении своего задания: Каззара перехватили самолеты и вертолеты, он был схвачен, но не раньше, чем он убил Шихаба и ранил Гайдана. Потрясенный Гайдан позже рассказывал, что ему удалось остаться в живых только потому, что он лежал под телом Шихаба и притворился мертвым.

Месть режима была быстрой и решительной. 7 июля был созван особый суд, руководимый Из-затом Ибрагимом аль-Дури, членом СРК, чтобы судить Каззара и его сообщников. Были казнены восемь служащих безопасности, включая Каззара, и 13 армейских офицеров. На следующий день под суд были отданы еще 46 человек, включая аль-Самарраи, и 14 из них были приговорены к смерти.

Нетрудно понять желание Саддама сыграть ключевую роль в захвате Каззара. Попытка переворота, которая сорвалась только благодаря силам свыше, не только обнаружила преступную халатность со стороны Саддама, но и вызвала всеобщий конфуз его могущественного аппарата безопасности. В Багдаде даже ходили слухи, что за заговором стоял он сам. Следовательно, ему, во что бы то ни стало, было нужно реабилитировать себя перед своим начальством, партией и широкой общественностью. Он полностью добился своей цели смертоносной эффективностью операции захвата. Более того, Саддаму удалось сделать невозможное и превратить это крайне невыгодное событие в способ устранить своего старого соперника Абдель Халила аль-Самарраи.

Когда Каззар решил вступить в переговоры с Бакром до его суда, он предложил встретиться в доме Самарраи. Для Саддама это был дар небес. Это дало ему возможность отвести внимание от своей собственной халатности по предотвращению заговора, предав суду Самарраи за то, что он не передал информацию о заговоре в более высокие инстанции. Несмотря на то, что Самарраи яростно отвергал это обвинение, его признали виновным в измене и приговорили к смертной казни. Несомненно, Саддам с удовольствием расстрелял бы его вместе с заговорщиками, но вопиющее отсутствие доказательств против Самарраи и энергичное заступничество Мишеля Афляка заставило заместителя председателя пусть и неохотно, но оставить Самарраи в живых.

Саддам мог позволить себе эту уступку. К лету 1973 года его положение казалось неприступным. Хотя на короткий момент во время «дела Каззара» оно сильно пошатнулось, ему удалось удивительно быстро его восстановить. С политической сцены были удалены самые опасные его враги. Военные, влиятельнейшая сила в иракской политике в течение десятилетия, предшествующего Июльской революции, были приведены под контроль партии при помощи «баасизации». Службы безопасности были очищены от «ненадежных элементов» после дела Каззара. Нацию заставляли подчиняться партийной воле при помощи зловещей государственной машины и удерживали от бунтарских действий волнами репрессий и показательных судов.

Все это несло на себе четкое клеймо Саддама Хусейна и производило сильное впечатление, особенно учитывая ничтожную общественную поддержку Баас во время Июльской революции и ее парализующую зависимость от армии.

Однако этих успехов невозможно было бы добиться без поддержки Саддама со стороны его патрона, Ахмеда Хасана аль-Бакра. С самого начала их партнерство не было привычными взаимоотношениями между номером первым и номером вторым. Хотя Бакр был далеко не декоративной фигурой, он передал Саддаму гораздо больше власти и полномочий, чем руководитель обычно передает своему заместителю, особенно при такой автократической и беспощадной политической системе, как в Ираке. Частично это объяснялось пошатнувшимся здоровьем Бакра (еще в 1971 году его неожиданно госпитализировали по поводу того, что официальная пресса назвала «легким недомоганием»), а частично тем, что президент «был сделан из более мягкого материала», чем его заместитель. Публично Бакр являлся основным лидером, тогда как Саддам находился у него в тени как скромный и верный подчиненный. На самом же деле всем было известно, что налицо совместное руководство, где решения принимают двое и чаще всего по наущению Саддама Хусейна.

Саддам, со своей стороны, яростно отрицал измышления подобного рода.

— Я знаю, кое-кто утверждает, что Саддам Хусейн — первый человек в Ираке, — цитировало его иракское радио в 1971 году, — но у нас есть президент, осуществляющий свои конституционные права. На наш взгляд, он первый человек в государстве, и более того, мы считаем его нашим отцом и вождем.

Эта показная скромность не была случайной. В начале 1970-х годов для политического выживания Саддам выбрал стратегию — принижать свое значение в глазах общественности, чтобы завоевать абсолютное доверие своего начальника и усыпить бдительность политических оппонентов. Систематически ликвидируя своих политических врагов и возможных претендентов на национальное лидерство, сам он держался в тени. Его появления на публике и интервью для прессы были весьма редкими, и только после устранения Хардана и Аммаша он позволил себе большую публичность. Но лишь после подавления заговора Каззара иракский народ начал по-настоящему знакомиться с личностью номер два в стране.

Этот достаточно уникальный симбиоз Бакра и Саддама устраивал их обоих. Они умело трудились, чтобы продемонстрировать прочность совместной власти, драпируясь тогой коллективной Баас. Их целью было внушить нации преданность партии и сделать Баас послушной их собственным замыслам. Оба они жаждали достичь абсолютной власти, но ни один не мог бы достичь этого без другого. Без упрямой целеустремленности Хусейна и его почти параноидальной осмотрительности, сомнительно, смог ли Бакр так успешно справиться с военной группировкой или наложить партийные щупальца на всю нацию. Без абсолютной поддержки Бакра Хусейн не смог бы так успешно уничтожить своих действительных и предполагаемых соперников. Для Бакра оперативные и организаторские способности Хусейна, а также его прагматичная безжалостность были незаменимы. Для Саддама президент дополнял и узаконивал его собственную позицию, так как он обладал всем, чего так отчаянно не хватало Саддаму. Как один из «молодых офицеров», которые свергли монархию в 1958 году, Бакр придал Баас ауру благоприличия и легитимности, более того, имел репутацию борца за арабский национализм. Не менее важно то, что его давние связи в военных кругах могли использоваться Хусейном.

Так по крови и трупам продвигался неутомимый Саддам Хусейн. Борьба между «военной» и «гражданской» группировками в верхушке Баас и Совета революционного командования завершилась победой последней. Чистки среди высокопоставленных политических и военных деятелей отныне становятся постоянной практикой. Расширяя и укрепляя подчиненные ему службы безопасности, Саддам Хусейн с благословения Бакра использовал их для уничтожения каждого, кто угрожал всевластию Баас. Внутри же самой партии подлежали ликвидации многочисленные группировки и фракции. На смену устраненным на ответственные должности в партии, государстве и армии приходили люди, связанные с Саддамом Хусейном родственными узами. В высших властных структурах оказалось так много людей — выходцев из Тикрита, что было запрещено использовать широко распространившуюся фамилию аль-Тикрити.

Так Бакр невольно способствовал укреплению энергичного, беспринципного и крайне честолюбивого Саддама Хусейна и быстрому продвижению его к желанной цели — единовластию. При этом президент считал, что молодой и неопытный Саддам, не имеющий к тому же никакой опоры в армии, угрозы для него не представляет. Заблуждением Бакра было и то, что он чересчур большие надежды возлагал на земляческие и родственные отношения между ним и Хусейном. Они оба происходили из Тикрита, а Аднан Хейраллах, двоюродный брат Саддама Хусейна, был даже женат на дочери Бакра. Сам Саддам вел себя очень лояльно, постоянно подчеркивая свою преданность президенту и говоря, что Бакр заменил ему отца. Между тем, заветная цель для Саддама Хусейна со временем становилась все ближе и ближе.