"Устрицы под дождем" - читать интересную книгу автора (Робски Оксана)25– Даже конфеты не ешь? – спросила девушка с хвостом, разглядывая лежащую ничком на кровати Марусю. Маруся не отвечала. – Пойдем на первый этаж? – предложила девушка, и хвост ее так раскрутился вокруг головы, словно она готовилась взлететь. – Не, не пойду, – равнодушно ответила Маруся. – Ну, пойдем, а то я одна боюсь. – Не бойся. – Тебе легко говорить – не бойся. А вдруг я опять бедрами буду крутить? – Ну и что? Мужики заводятся? – Мой Саша сказал, что я ему не из-за этого понравилась. – Ого! – Маруся произнесла это без всякой интонации и повернулась к девушке с хвостом. – Да! Он сказал, что ты даже больше бедрами крутишь, но у тебя это не так мило. – Не так мило, значит? – Ага. Не пойдешь? – Не пойду. – Понимаешь, он так сказал, и мне уже не интересно бедрами крутить. Я и не кручу. Просто вдруг я увижу других мужчин – и все по новой. – Ты сегодня завтракала? – Нет. – Она поджала губы. – Ну а что твой Саша? Девушка сделала несколько кругов по комнате и в конце концов остановилась. – Ладно. Не пойду. Мы вечером увидимся. – Тоже правильно. А ты что, не будешь смотреть кино? – Какое кино?! Сегодня же краска волос. Ужас. Как не хочется! – Что не хочется? – не поняла Маруся. Она села на кровати, облокотившись на деревянную спинку. – Корни подкрашивать. – Девушка дотронулась до головы, словно доказывая Марусе необходимость срочной подкраски. Маруся оценила ее идеально высветленные волосы и пожала плечами. – Парикмахер сюда придет? – спросила Маруся. – Ну конечно! – удивилась вопросу девушка. – Раз тебе не хочется, скажи, чтобы через пару дней приезжали, – простодушно предложила Маруся. – Как это? – удивилась девушка еще больше. – Как я им это объясню? Ведь через пару дней корни уже будут черные! – А здесь что, с черными корнями ходить нельзя? – усмехнулась Маруся. – Нельзя, – строго ответила девушка и придирчиво осмотрела Марусину голову. – Ты, кстати, у них тоже уже наверняка в графике. – Да? – Маруся встала и подошла к зеркалу. – А я, может, натуральные буду отращивать… – Поговори об этом с доктором. – Посоветовала девушка с хвостом. – Слушай… – Что? – А у тебя с этим твоим мужиком было что-то? – Это с каким? – Ну, с этим… С похитителем?.. – Слушай! – Маруся снова запрыгнула на кровать. – Не было никакого похитителя! Поняла! – Поняла! – Девушка послушно кивнула. И помолчала. – А мой Саша раньше улететь боялся, – сказала она, доверчиво глядя Марусе в глаза. – Куда? – спросила Маруся равнодушно. – В космос, – объяснила девушка. – Он терял массу тела, понимаешь, и переставал действовать закон всемирного тяготения. – Ужас. – Смешно, да? – Смешно? – Конечно! Он и сам теперь понимает, что это бред. – Девушка рассмеялась. Хвост ударился о плечи. – Мы с ним так хохотали над этим! Ну, представляешь? Ты когда-нибудь слышала? В космос! – Смешно. Правда. – А почему ты не смеешься? – Смеюсь. Про себя. Ну и что, он за тобой ухаживает? Не знаю… – Она отвернулась. Маруся была уверена, что она покраснела. – Я научила его с землей здороваться. А после обеда мы вместе камни собирали. – Камни? – Ага. Небольшие. – Зачем? – Ну, так, он в кармане их носит. Для собственного спокойствия. – Для веса? – Для спокойствия. – Она подошла к двери, оглянулась. – Ну, я пошла краситься. Ужасно не хочется. Но красота требует жертв. Константин Сергеевич был, как всегда, великолепен. Даже без красного галстука. Он разглядывал свои черные лакированные ботинки, словно искал на их гладкой поверхности собственное отражение. – Поговорим? – спросил он Марусю. Она пожала плечами. – Это в твоих интересах тоже, – уточнил он. – Ладно, – кивнула Маруся. – Во-первых, твое имя Ольга. – Допустим. – Допустим? Или на самом деле? – Да, меня зовут Ольга. – У тебя была очень непростая жизнь, но все уже позади. – Вы уверены? – Уверен. И скоро мы уже будем готовы к тому, чтобы рассказать о тебе общественности. – Кто мы? – Люди, которые заинтересованы в твоей судьбе. Я в том числе. Ты не против моей кандидатуры? – Вашей? Нет. – Естественно, сразу появится милиция. Ты должна быть к этому готова. Ты расскажешь все, что может помочь им найти его. Но об этом мы поговорим отдельно. Хорошо? – Да. – Вместе с милицией, а скорее всего, даже раньше нее, появятся журналисты. И вот к этому мы должны очень хорошо подготовиться. Маруся слушала, не кивая, не моргая, не шевелясь. – Мы должны придумать легенду. Потому что никто никогда не рассказывает журналистам правду. Это глупо. Даже если правда интереснее, чем легенда, все равно нужно рассказывать легенду. Потому что легенда хороша тем, что в нее верят безоговорочно. Константин Сергеевич прошелся по комнате, остановился около окна. Марусе пришлось повернуться в его сторону. – Но, конечно, легенду нужно подкреплять некоторыми настоящими фактами. Два-три. Подробности. Мы с тобой обсудим это. Подробности о сексуальных притязаниях твоего насильника. Жесткие. Маруся свернулась на кровати калачиком. – Я понимаю, тебе не хочется вспоминать об этом… но придется. Мы вспомним об этом для того, чтобы пережить все заново и тогда уж забыть навсегда. Он снова прошелся по комнате. – Зато тебя ждет слава. Знаешь, это очень приятно. Я даже открою тебе секрет: по твоей жизни будет снят фильм, уже нашли режиссера. Но до этого будет написана книга. Писатель скоро придет сюда, чтобы с тобой побеседовать. Еще у тебя будут стилист и имиджмейкер. Все самые лучшие. – А моя мама? – спросила Маруся. – У меня есть мама? – Конечно… Как только мы выработаем легенду и весь механизм запустится, ты сразу же с ней увидишься… – Я… Сколько лет я там была? – Восемь. Ты прекрасно знаешь сама. – И… Я убежала? – Да. Ты была в ужасном состоянии. Крайнее физическое истощение. Острый чувственный бред… – Но я была жива… – А мы тебя подлечили. – И моя мама до сих пор… «Какую-то Олю похитили восемь лет назад. И у нее есть мама. Бедная мама, которая жила с этим все эти ужасные восемь лет. Может быть, уже не надеялась? Надеялась, наверняка надеялась. Но я-то не Оля…» – Не говорите ей, – попросила Маруся. – Хорошо. Пока не будем. Ты отдыхай. Я еще зайду к тебе, и мы продолжим. – Он посмотрел на часы. – У тебя сейчас, по-моему, массаж? Маруся кивнула. Каково это – быть мамой, дочку которой похитили? И, судя по всему, изнасиловали еще маленькой? И морили голодом? И свели с ума? Так говорила Марусина Первая Великая Любовь – «Ты сводишь меня с ума!». А Марусина мать кричала: «Ты сведешь меня в могилу!» Что думает обо мне мать? Что я загуляла где-то? Или волнуется? Пьет свое снотворное и не разговаривает с отцом. С подлым подставным отцом. Она всегда с ним не разговаривает, когда поссорится с Марусей. Она тогда вообще ни с кем не разговаривает. Она еще кричит: «Вот когда у тебя будут свои дети, ты меня поймешь!» Когда у меня будут свои дети… Интересно, эта Оля в действительности существует? Осенний пейзаж состоит из мокрой травы и белого неба. Чем меньше всего находится между ними, тем гармоничней пейзаж. Только воздух должен быть таким плотным, словно в него можно окунуться. Как в море. Или как в туман. По одну сторону больничной дорожки туман был, а по другую – не было. Оля протягивала руку, и она растворялась. Потом доставала ее и ныряла в туман головой. Потом бросала в него шишки, а днем, когда туман рассеивался, находила это место по накиданным в одну кучу шишкам и удивлялась ясности и прозрачности воздуха. Когда туман рассеивался и трава высыхала, Оля засыпала заново. Ей нравилось спать на земле. Нравилось просыпаться и видеть верхушки сосен, упирающихся в небо. И слушать соловья. Наверное, соловья… И представлять себя диким животным, может быть, ланью. Которая живет в своем родном доме – лесу. И спокойна и счастлива. Оля не знала, почему именно ланью. Она даже не была уверена, что знает, как она выглядит – лань. Но ей казалось, что быть ланью – это так романтично… Она могла часами сидеть на скамейке и разглядывать больных, прогуливающихся по парку и разыскивающих в зарослях травы кустики земляники. Это у них Оля подсмотрела, как ее собирать. Они ходили в одинаковых халатах и пижамах, застиранных настолько, что казались грязными. Но только не больные того корпуса, который интересовал Олю. Ни сидеть на лавочках, ни собирать землянику никто чужой там не мог. Охрана не разрешала. Оля наблюдала за ними издалека. Особенно хорошо просматривалась стоянка. Именно на стоянке Оля решила сделать еще одну попытку заговорить с той женщиной. Если она придет. Оля наблюдала за многими посетителями четвертого корпуса. Ни с кем из них говорить не хотелось. Или их окружала плотная стена из людей в специальной одежде. Или глаза их настолько смотрели внутрь, что не увидели бы Олю, даже если бы она перегородила им дорогу. Они бы просто, не останавливаясь, прошли сквозь нее. Или они выходили из корпуса и смотрели вокруг таким оценивающе хозяйским взглядом, каким смотрел Дедушка, когда только-только заходил в дом, что расценили бы Олю просто как непорядок. А «непорядок» – это то, с чем надо бороться. Женщина в низко надвинутой на глаза кепке была особенная. Бывают такие особенные глаза, что никакой козырек не сможет скрыть их сияния. В этих глазах была любовь. Больше всего на свете, всю ее жизнь Оле хотелось узнать, что такое любовь. Она писала это словно пальцем на стенах, она считала, сколько раз его произносит за целый день по радио, она спрашивала об этом Дедушку. И вот здесь, в этом парке, увидев глаза незнакомой женщины, Оле вдруг показалось, что любовь где-то близко. Что она сможет хотя бы увидеть ее. Или даже понять. Для того чтобы когда-нибудь потом, когда все плохое закончится, и она будет свободна и счастлива, и ей повезет, и она сможет испытать настоящую любовь, – чтобы она узнала ее. И не ошиблась. И уже никогда не потеряла. Та женщина снова подъехала вечером. Когда Олина надежда уже готова была уснуть вместе с ней. Или угаснуть уже навсегда. Вернее, не угаснуть, а разорваться, лопнуть и разлететься на тысячи острых болезненных осколков. Она открыла дверцу машины. Она не могла выйти. Оля стояла прямо перед ней. – Здравствуйте, – сказала Оля и обязательно улыбнулась. Женщина бросила на нее быстрый взгляд, низко опустила голову в красной кепке, кивнула. – Выслушайте меня, пожалуйста, – попросила Оля, не переставая улыбаться. – Хорошо, – согласилась женщина. – Можно мне выйти? Оля взглянула в ее глаза, сделала шаг назад. Женщина стояла рядом с ней. – Меня украли, когда я была еще очень маленькая. Я ходила в школу. И школа мне, по-моему, не нравилась. Я жила в маленькой комнате, в ней практически не было окна. Обо мне заботился Дедушка. Я не знаю, как его зовут на самом деле. Я называла его Дедушка. Он приносил мне еду и иногда ходил со мной гулять. Он давал мне учебники, но если я не делала уроки, он не очень сердился. Иногда он долго не приезжал, и тогда было очень плохо. Иногда я хотела умереть, иногда сбежать. Я сбежала тогда, когда уже чуть не умерла. Дедушки не было очень долго, у меня не было еды… Он прислал ко мне человека в форме, первый раз за все время. Я плохо помню… Он вынес меня на улицу… Сказал, что принесет воды. Я не знаю, откуда взялись силы. Я перелезла через забор. Бежала. Не знаю сколько. Упала. Люди в специальной одежде спросили меня, откуда я. Я им все рассказала. Они меня куда-то отвезли. Потом я оказалась в каком-то доме. Там был врач. Мне давали еду. Но не звонили маме. И все время расспрашивали. Я им все рассказывала. Потом они хотели привезти меня сюда. Но я опять убежала… Оле было трудно говорить. Она задыхалась. Но говорила. К ним не слышно подошел охранник. – Все нормально? – спросил он у женщины. Та кивнула и ответила: – Да, да. Спасибо. Оля умоляюще заглянула ей в глаза. – Помогите мне, пожалуйста. Сюда вместо меня привезли другую девочку. Я не знаю, здесь она или нет. Но я не верю тем людям. И тому доктору. А у той девочки мама есть. Им надо помочь. Вы поможете? Женщина обняла Олю и крепко прижала ее к себе. – Какой ужас, – сказала она и заглянула Оле в глаза, словно проверяя ее. – Бедная. Все, что ты рассказала, это… бедная девочка… Оле было так хорошо и так тепло, что слезы сами собой полились у нее из глаз. И эта женщина казалась такой родной. Как мама. Она гладила Олю по голове, вытирала слезы. Оля боролась с ними, но ничего не получалось. Она так и стояла, уткнувшись в плечо женщине, которая знает про любовь, и улыбалась, и все равно плакала. – Но… что я могу сделать? – Ей надо бежать. Это просто. Вы ей поможете, и она убежит. Домой. К маме. – Бежать? – Женщина недоуменно оглянулась: – А ты? Вся эта история… Ты ведь совсем одна?.. Боже, я так растеряна, я совершенно не представляю, что надо делать. – У меня тоже есть мама. Я не пропаду. Вы знаете, я всех видела, кто в этой больнице. Все ходят гулять. А той девушки нет… Я боюсь. Ведь это все из-за меня. Женщина молчала и тихонько поглаживала Олю по спине. – Я, кажется, поняла кое-что, – сказала она. Оля тоже притихла. Она даже перестала всхлипывать. И поэтому уже не было нужды улыбаться. – Подожди меня здесь, – сказала женщина. Оля кивнула. – Только никуда не уходи. Обещаешь? – Женщина провела рукой по Олиному лицу. – Обещаю. Женщина еще раз дотронулась рукой до Оли и показала глазами на скамейку перед входом. Подождала, пока Оля на нее сядет. Улыбнулась охраннику. Скрипуче закрыла за собой дверь в корпус. |
||
|