Рокотов СергейВышедшие из мрака

СЕРГЕЙ РОКОТОВ

Вышедшие из мрака

Повесть

Пролог.

Март 1990 г., Восточная Сибирь.

...Впервые за трое суток они подкрепились хлебом и салом, выпили по глотку спирта, запив растопленным снегом, и на душе сразу стало спокойнее и теплее... Грелись у костра, курили... Только теперь они начинали верить в то, что побег удался. Вокруг была глухая многокилометровая тайга...

- Гляжу я все на вас двоих и удивляюсь, - произнес, зевая, Шалый. Братья, вы, что ли? До чего же похожи, однако... И ростом, и сложением, а уж вывески у вас - один человек, да и только...

- Есть многое на свете, друг Горацио..., - лукаво усмехнулся его спутник Василий Дмитриевич Жебрак, человек лет сорока, высокий, голубоглазый, крепкого сложения, с пробивающейся проседью на коротко стриженых висках.

- Не понял..., - открыл рот Шалый.

- Да и не старайся, братан, Зеленый у нас мужик умный, до того ученый, базарить с ним стремно, - произнес третий, тот самый, который был так похож на Жебрака. Этим третьим был человек по кличке Сурок. Погоняло это было дано ему за умение спать крепчайшим сном в любой ситуации. Фамилия его была Данилов. Он был осужден три года назад за двойное убийство. Убийство зверское, на первый взгляд, совершенно бессмысленное. Получил за него Данилов по сто второй статье Уголовного Кодекса пятнадцать лет, хотя, в принципе, был готов и к более высокой мере. Так что он совершенно справедливо считал себя родившимся заново, судья уж больно хороший попался, бывает же такая везуха... Даже сокамерники поражались, как это Данилов не схлопотал маслину в затылок. Другие и за меньшее вышку получали... Однако, не удостоился вот...

Адвокат тогда настаивал на временном помутнении рассудка у Данилова. И впрямь, насколько же бессмысленным было забраться в нищенскую квартиру тридцатипятилетней вдовы и зарезать и её и двенадцатилетнего сына... Для чего? Чтобы забрать из убогого жилища двадцать один рубль тридцать копеек? Больше оттуда и тащить-то было нечего...

"А что, тоже деньги...", - глупо лыбился Данилов, предваряя неизбежные расспросы сокамерников. - "Да нет, шучу я, братаны, меня, это самое... один навел, сказал, там у неё кое-что припрятано... А она базарит одно - нет, мол, ничего, и все тут... Обозлила меня, нервный я, братаны, до ужаса... Вот и не выдержал, пришил ее... Хотел порыться в её хате, но пацан так заорал, я чуть не оглох, в натуре, пришлось и его..., - продолжал виновато улыбаться он. - И через десять минут менты нагрянули, вот я и остался с её кошельком в руке ... Фраернулся, в натуре, что там базарить?" Мучиться же угрызениями совести за две невинно загубленные души было для Сурка чем-то совершенно запредельным, эта проблема перед ним не стояла ни в малейшей степени...

Внешне же Сурок вовсе не был похож на убийцу и изувера. Открытое лицо с правильными чертами, светлые волосы, голубые глаза. Он был ровен и вежлив с сокамерниками, очень откровенен, говорил, что скрывать ему нечего...

Когда его взяли, ему было под сорок. К тому времени за плечами было две ходки, обе за квартирные кражи. На воле у него осталась жена Алла. Он очень любил свою жену и говорил о ней только в превосходной степени, жалел только о том, что Бог не дал им детей. Говорил и на следствии, и в разговорах с сокамерниками.

"Пацана хотели", - мечтательно глядя в потолок, в очередной раз говорил Сурок, лежа на нарах. - "Васькой хотели назвать в честь моего покойного бати... А у Алки выкидыш за выкидышем... Не, в натуре, вернусь, лечить её будем, получится у нас еще... Обязательно пацана надо, ну, на крайняк, дочку, тоже сойдет, лучше, чем ничего..."

"Куда тебе?" - недоверчиво хмыкал лежащий рядом вор Шалый. - "Когда ты выйдешь, тебе же за пятьдесят будет, на что ты способен после жизни такой?"

"Ну, это ты зря", - хмурился Сурок. - "Это ты, братан, неправ, я мужик здоровый, сгожусь еще... А Алка меня на семь лет младше... Все у нас будет, и дети, и счастье..."

Сокамерники морщились, зная о том, сколько ножевых ударов нанес несчастной вдове и её сыну-подростку этот мечтатель, но не возражали, не принято было. Все же, Сурок не фраер, он вор с третьей ходкой, да и на дело-то пошел ради наживы, честно же говорит - ошибся...

Сурок, тем не менее, кривил душой, когда говорил, что скрывать ему нечего. Он скрывал одно очень важное обстоятельство - то, что на квартиру вдовы его навел не кто иной, как его жена Алла, с которой он, впрочем, никогда не был расписан. Она откуда-то узнала, что умер отец этой самой вдовы, удачливый кооператор и оставил ей более, чем приличное наследство. Кстати, это оказалось чистой правдой, только наследства вдова ещё не успела получить к тому времени, когда её посетил Сурок. Она, в отличие от вездесущей и всеведущей Аллы даже не знала о том, что умерший отец, с которым её мать была давно в разводе, ей что-то оставил. Впрочем, так никогда и не узнала...

Сурок не хотел упоминать о своей любимой жене в связи с этим делом. Он даже внутренне не упрекал её в том, что она так жестоко подставила его. Посадили, так посадили - он же убивал - не она. Так что же её имя трепать?...

Короче говоря, к Сурку на зоне относились неплохо. Но больше, чем с другими Сурок сблизился с Василием Жебраком, по кличке Зеленый, осужденным по восемьдесят восьмой статье за нарушение правил о валютных операциях в особо крупных размерах. Жебрак получил двенадцать лет, из которых к моменту появления в зоне Сурка отсидел три. Сошлись они прежде всего из-за своего поразительного внешнего сходства.

Когда в камеру с вещами вошел, озираясь по сторонам, Сурок, зэки так и ахнули: "Эге, Зеленый!" - воскликнул Шалый, обращаясь к своему соседу по нарам. - "Никак, это твой родной братан. Хлопцы, гляньте, как похож..."

И впрямь, сходство Жебрака по кличке Зеленый с вновь прибывшим было поразительным. Только выглядел Сурок посвежее, три года за решеткой - не три дня...

- Данилов Слава, - представился новичок, приветливо улыбаясь. Статья сто вторая.

Частенько они вдвоем уединялись и о чем-то долго беседовали. Хотя, кроме этого поразительного сходства между этими людьми было мало что общего. Василий Жебрак был человеком образованным, начитанным, он всему бараку сочинял разные жалобы, прошения, втолковывал, как вести себя в разных сложных ситуациях, Славка же Данилов имел три класса образования, раннее сиротство, две ходки. Кроме воровской никакой профессии не имел, хотя по мелочи умел все. На воле работал то дворником, то грузчиком, женившись на Алле, поселился в Москве в её квартире. Сама Алла работала продавщицей в гастрономе, и, в принципе, сама могла спокойно прокормить любимого мужа. Но полученная информация о наследстве несчастной вдовы сбила её с толку. Да и Данилов взялся за дело с охотой - его такая захребетная жизнь не устраивала, он сам хотел что-то дать своей половине, ощутить себя мужчиной и кормильцем.

... Вот и получил за свой энтузиазм сто вторую статью и пятнадцать лет строгого режима...

... Через три года сходство между Даниловым и Жебраком стало уменьшаться. Жебрак даже окреп на лесоповале, а вот Данилов стал ощутимо чахнуть прямо на глазах у сокамерников.

"Тоска, братан, такая тоска, не могу, в натуре, не могу...", - в короткие минуты перекура жаловался он Жебраку. - "И холод здесь, дубор, братан, такой дубор... Я же сам с Западной Украины, видел бы ты, какая у нас природа... Кабы родители не померли, разве бы я поперся в Москву счастья искать? На фига козе баян? А это же настоящий ад, как я эту зиму пережил, сам не пойму? И предыдущие... За пятьдесят градусов, ветер... Гиблое место, сущий ад... И как это ты тут седьмой год чалишься? Я обе свои ходки в Узбекистане отбывал, лучше тамошняя жара, чем этот дубор, ветер, зима вечная, снег... Не могу, перекинусь я здесь, просто сдохну... Гиблое место... Давай, сбежим, а, Зеленый, придумай что-нибудь, спаси мою душу... Ты же у нас ума палата..."

Жебрак молчал, мрачно глядел на собеседника. "Загадочная русская душа...", - думал он. - "Один черт знает, что от него ожидать - то ли расцелует, то ли ножом всего истыкает, как эту вдову и её сына, если что не по нему..."

... И тем не менее, идею о побеге Сурок в его душу заронил. И больше он ни о чем не думал. Жебраку оставалось сидеть около шести лет, а силы тоже были на исходе, хоть он и старался держаться... На воле оставались жена и сын. Когда Жебрака брали, тому было четыре годика... Василий стал уже позабывать лицо сына...

Жебрак категорически запретил жене навещать его в зоне. "Выживу свидимся там, в Питере, а сюда не надо", - писал он ей. - "Не надо тебе на все это смотреть, и меня видеть таким... Я держусь, и ты держись.."

Василий Дмитриевич Жебрак закончил филологический факультет Ленинградского университета, носящего славное имя товарища Жданова. После окончания работал лаборантом в своем же родном заведении, затем поступил в аспирантуру... Свой путь к страшной восемьдесят восьмой статье начал совершенно неожиданно, и, прежде всего, неожиданно для самого себя, выходца из интеллигентной петербургской семьи. Ему захотелось иметь некоторые дефицитные книги, например, Мандельштама и Цветаеву, а продавались они только за валюту. И он купил у одного парня небольшую сумму долларов. Советским гражданам даже вход в валютные магазины был строго заказан. Знакомый араб купил ему в книжной валютке желанные книги, у Василия осталось ещё около пятнадцати долларов. А тут один знакомый как раз ехал в командировку в Англию. Меняли в то время, как известно, крайне ограниченную сумму, достать валюту было очень трудно, и Жебрак продал ему пятнадцать долларов, получив при этом определенный навар. Это понравилось аспиранту со стодвадцатирублевой стипендией... Он достал ещё валюту, затем опять продал...

Скупка, продажа валюты стала основным делом Василия Жебрака. Наладились связи, прибыль превзошла все ожидания...

В восьмидесятом году Василий женился на студентке его же факультета двадцатилетней Марине Корн. К тому времени его благосостояние резко улучшилось. Он отремонтировал свою квартиру на набережной адмирала Макарова, где проживал с матерью, приобрел темно-синий "Жигуленок" третьей модели, одевался по последней моде...

"Хорошо ты стал жить, Вася. Откуда деньги, поделись секретом?" спрашивали сослуживцы. - "А никакого секрета нет. Наследство получил, из-за границы", - спокойно отвечал Жебрак. - "Дядя помер в Калифорнии, меня Инюрколлегия отыскала, не читали, разве в "Известиях"? Разыскиваем родственников умершего в Калифорнии Валериана Жебрака... Вот мы и разыскались... Он ещё из старой эмиграции, сын адмирала... Классовый, так сказать, враг... Умер бездетным, отказываться, что ли?"

"Везет же...", - говорили сослуживцы...

"Да ну", - отмахивался Жебрак. - "Не так уж там и много... Так... На ремонт и на тачку вот хватило..."

"А Маринку приодеть?..."

"Это дело святое...", - счастливо улыбался Жебрак. - "И на свадьбу хватит, и на свадебное путешествие. Так что, в мае ждем всех к нам. Квартира большая, погуляем от души..."

Свадьба, однако, не состоялась. Жебрак расписался с Мариной, и они уехали в свадебное путешествие в Крым. Василий сослался на нехватку денег и на свадьбу и на свадебное путешествие, пришлось выбрать второе. Причина же была ещё проще - он не желал, чтобы сослуживцы встречались с его матерью, она была из старой питерской интеллигенции и врать по поводу несуществующего дяди в Калифорнии не сумела бы... Ей же повышение благосостояния Жебрак объяснял опубликованной на Западе книгой, написанной, мягко говоря, не в духе социалистического реализма. Мать была в душе диссидентка, это было ей понятно, спекуляция же валютой находилась вне её понимания... Кстати, наивной Марине он говорил то же самое. И она, и мать слепо верили в россказни Василия... Из родни истинное происхождение никак не иссякающих денег знал только младший брат Марины, студент мединститута Илюха Корн, начитанный эстет-полиглот, и в то же время веселый балагур, душа компании, старающийся, как и Василий взять от жизни все, что возможно... В конце концов Жебрак поддался его уговорам и привлек и его к своей валютной деятельности, хотя очень не хотел подвергать риску своего обаятельного шурина...

... Сытая привольная жизнь длилась около четырех лет. Родился сын Антошка, была куплена и обставлена дача в Зеленогорске на берегу Финского залива, каждый год менялись машины, все было - и хорошая пища и импортная одежда, и отдых на курортах Крыма, Кавказа, Прибалтики... Но расплата пришла тоже мгновенно... И как всегда бывает, тогда, когда её никто не ждет...

Постепенно круг знакомых Жебрака расширялся, появлялись новые поставщики валюты, новые покупатели... Один из этих покупателей и был задержан, потянулась ниточка... Все получилось до удивления просто и естественно - как веревочке ни виться...

Погожим майским утром в дверь их квартиры позвонили... Было около семи утра...

- Жебрак Василий Дмитриевич здесь проживает? - спросил человек в штатском у открывшей дверь заспанной матери.

- Да... А что? - напряглась мать, чувствуя недоброе.

- Позвольте пройти, у нас есть постановление прокурора на арест и обыск Василия Дмитриевича...

... Этой ночью Жебрак спал крепко и спокойно. Накануне они с женой, с Ильей и его очередной подружкой допоздна сидели в ресторане гостиницы "Прибалтийской". Пили французское шампанское, ели икру и ананасы - все как в лучших домах...

Его долго не могли добудиться. Наконец, Василий продрал глаза и увидел перед собой серые мрачные лица людей в штатском. Появились и понятые, внутренне злорадствующие соседка сверху и сосед из квартиры напротив...

... Василию надели наручники и отвезли его в Кресты. А дома перевернули все вверх дном... Об этом потом ему писала в тюрьму жена... Плакал Антошка, ломала себе руки мать...

Очные ставки, допросы, переполненная камера, вонь, духота... Василий твердо решил держаться, ни в коем случае, не ронять своего достоинства... И впрямь, сил у него оказалось, немало... Он не заложил никого, хотя меры к нему принимались самые разнообразные, всю вину брал только на себя... К ответственности привлеклись только те, кого заложили другие. Про Илюху Корна знал только он один...

Суд состоялся только в конце года... Мать знала, по какой статье обвиняется Василий, знала, какая мера наказания предусмотрена по ней... У неё ещё до суда случился инсульт, она потеряла дар речи...

Однако, времена были уже не столь жесткие, как при Хрущеве, который ввел изуверскую меру наказания по восемьдесят восьмой статье... Когда судья вынес приговор, Марина облегченно вздохнула... "Всего-то" двенадцать лет строгого режима с конфискацией имущества... И все же будет жить, значит, будет и надежда. Василий подмигнул ей из-за решетки, постарался сделать смешную гримасу. Стоявший рядом с Мариной Илья до боли сжал сестре руку повыше локтя.

Конфискованы были дача, машина, драгоценности Марины, дубленки, костюмы, импортный телевизор, ковры, дорогая посуда... Суровые личности с деловым видом выносили все это из квартиры... Мать была в больнице, четырехлетний Антошка испуганно прижимался к матери. Марина с лютой ненавистью глядела на исполнителей, те отвечали ей таким же полным ненависти взглядом... На мягком кресле в дальнем углу комнаты сидел присутствовавший при конфискации не совсем трезвый Илья Корн с всклокоченными рыжими кудрями и нервно сжатыми кулаками.

- Обручальное колечко не желаете до кучи прихватить? - процедила сквозь зубы Марина. - А вот ещё импортная игрушка, Микки-маус...

- Не дам!!! - закричал Антошка, бросаясь к своему мягкому другу и вырывая его из рук матери.

- Отдай, сынок, пусть подавятся... - Она стала выхватывать Микки-мауса из рук сына. Выхватила и швырнула в лицо одному из исполнителей. Антошка зашелся в рыданиях, его взял на руки Илья, но малыш не хотел сидеть с ним - от дяди ощутимо несло свежевыпитым армянским коньяком... Он вырвался, схватил любимую игрушку и убежал с ней в другую комнату, продолжая громко плакать.

- Поаккуратней, мадам..., - сжал кулаки судебный исполнитель. - А то нарветесь на большие неприятности...

- Ах, вот как, вам всего этого мало?! - стала наступать на него Марина. - Неприятностями он грозит, можно подумать, что может быть ещё хуже... Во всем мире торгуют и покупают валюту, а человек за это получил двенадцать лет строгого режима!!! Нате!!! - сняла она с пальца обручальное кольцо и швырнула его на пол под ноги исполнителям. - Забирайте все!!! Мать до инсульта довели, будьте вы прокляты, простые советские!!!

- Ах вот как ты..., - налилось кровью широкое лицо исполнителя.

При этих словах со своего мягкого кресла вскочил находящийся в состоянии подпития и затаенного бешенства Илья, который в последнее время весьма преуспел в занятиях карате и подавал в этом виде спорта большие надежды. Только вмешательство второго исполнителя, более мягкого и деликатного, спасло Илью от неминуемой беды.

- Да ладно тебе, пошли, женщина не в себе, надо понимать, - вмешался тот, другой, вставая между ними троими...

Затем забрали машину, кофейного цвета "шестерку", которая доставила семье столько приятных впечатлений... Марина молчала, мрачно глядела, как в машину сел некто и уехал на ней, предварительно сунув ей какую-то бумагу, которую она, не глядя подписала.

При конфискации дачи она просто отказалась присутствовать, сославшись на болезнь сына. Получила через некоторое время акт и забыла туда дорогу.

А Василию предстоял долгий этап на Колыму... Арестантский вагон, обритая голова, барак, нары, телогрейка... Зазеркалье, другой, параллельный мир, в котором не было решительно ничего общего с тем, в котором он прожил тридцать пять лет...

Василий сам от себя не ожидал, что он сможет все это выдержать. Однако, оказался крепок и телом и душой. Зэки его уважали, статья была серьезная, все помнили расстрельные приговоры по ней...

Так и прошло шесть лет... И вот - постоянные разговоры Сурка о побеге... В душе Жебрака происходил переворот... Он вспомнил о сыне Антошке, которому уже было десять лет... Он, наверное, уже и не узнает его... А дальше? Что будет дальше? Марина страдает, мучается в одиночестве и в безденежье... Сын растет без отца... Больная, потерявшая дар речи мать... А ведь сидеть ещё шесть лет, и амнистии он не подлежит... В стране происходили перемены, но ещё не настолько серьезные, чтобы пересматривать подобные статьи... Начинался девяностый год...

Бежать... ? Но куда? Даже если побег удастся, он же не сможет поехать в Ленинград к семье... Денег нет, никаких сбережений, все конфисковано... А скорее всего, ничего не получится, и будет лишь прибавка к сроку за побег или попытку к побегу... Нет, глупость, бессмыслица, абсурд... Нечего об этом и думать! Надо терпеть, осталась ещё половина... Он выдержит, обязательно выдержит...

Но Данилов все уговаривал и уговаривал... Все разговоры были только об этом... И все же вряд ли Жебрак решился бы на такой шаг, если бы не новые обстоятельства...

... В феврале был назначен новый начальник лагеря, некто Иван Иванович Лысяга, человек свирепый и жестокий, могучего сложения, шевелюрой полностью соответствующий своей фамилии... И вскоре он вызвал к себе Жебрака...

- Заключенный Жебрак, статья восемьдесят восьмая, - представился Василий, входя в кабинет начальника...

- Вот ты какой... - сурово глядел на него Лысяга. - Валютчик... Отвертелся от вышки, падло... Ну ничего, мы тебе здесь свою вышку организуем...

Жебрак глядел прямо, не мигая, стоя, как положено перед начальством, вытянув руки по швам.

- Гордый..., - осклабился золотыми зубами Лысяга. - Интеллигент вшивый... Ну что, договариваться будем, или как?

- О чем?

- О чем, говоришь? Да о том самом... - Лысяга многозначительно потер двумя пальцами правой руки. - Господь учил делиться, слышал?

- Было бы чем, поделился бы..., - спокойно произнес Жебрак.

- Есть у тебя, есть..., - продолжая улыбаться одним огромным ртом, злобно смотрел на него Лысяга. - Знаю... Поделись, Жебрак, и я тебе обеспечу нормальную жизнь. Писарчуком сделаю, или при столовой устрою... Напиши жене, быстро дойдет, я организую... Мне много не надо...

- У меня ничего нет, все конфисковали по решению суда - и дачу, и машину, и драгоценности...

- Свистишь, падло, все свистишь..., - продолжал зловеще лыбиться Лысяга. - Чтобы такой гусь, как ты, и ничего бы себе не оставил? В жизни не поверю таким байкам... Слышал я, какими бабками такие как ты ворочают...

- Верьте, не верьте, а у меня ничего нет... Жена работает учительницей в школе, получает сто пятьдесят рублей. И мать инвалид... Сыну десять. Сами представляете, как они живут...

- Я тебе такую судьбу организую... Петухом станешь, падло позорное..., - прошипел не желающий верить ни одному его слову Лысяга. Тут ребятишки крутые скоро к нам поступят, я их знаю, они все по-моему сделают, тебе не жить, понял ты, шакал? - наклонил свою круглую голову к нему начальник и дыхнул ему в лицо запахом водочно-чесночного перегара.

- Понял, гражданин начальник, - продолжая глядеть прямо в побагровевшее лицо Лысяги, ответил Жебрак. - Но денег у меня нет...

- Пять суток карцера за грубость начальству!!! - неожиданно гаркнул Лысяга. Он нажал кнопку звонка. В кабинет влетел дежурный. - Эй, взять его, в карцер! Он тут оборзел совсем при прежнем руководстве, но ничего, мы из него эту интеллигентскую дурь выколотим!!! Распустили тут всякую нечисть золоченую...

Перед тем, как втолкнуть Жебрака в крохотное, холодное и сырое помещение карцера, мускулистые вертухаи жестоко избили его, при этом весело смеясь ему в лицо... И с жуткой болью во всем теле оставили в темной клетушке наедине со своими мыслями... Василий почувствовал, что его охватывает отчаяние, чувство, прежде не знакомое ему, прирожденному оптимисту. Но это было ещё не все... Его ждал новый удар, причем оттуда, откуда он его никак не ожидал.

... Когда он обессилевший, осунувшийся, вышел из карцера, ему отдали только что пришедшее письмо от жены.

"Вася, дорогой, я должна сообщить тебе важную новость. Я больше так не могу, мы просто гибнем. А недавно один человек предложил мне выйти за него замуж. Он кооператор, у него все есть, он очень любит меня и готов усыновить Антошку. Васенька, я очень люблю тебя, но так жить больше не в состоянии. Моих денег катастрофически ни на что не хватает, наш сын ходит в обносках, над ним смеются все одноклассники, ему десять лет, но у него нет ничего, что есть у других - ни магнитофона, ни плейера, мы со страшным напрягом, с помощью Ильи купили ему прошлым летом велосипед, и когда его у него через два месяца украли, он так горько рыдал, зная, что другого у него уже не будет... Большая часть моей зарплаты уходит на лекарства твоей маме... Илюша нас не забывает, он тоже пытается помочь, как может, но ты же знаешь, у врачей такая же маленькая зарплата, как и у нас, учителей. К тому же он недавно женился, они ждут ребенка, и помогать нам он теперь просто не в состоянии, им с женой самим едва хватает на хлеб. А жизнь все дорожает и дорожает... А у Бориса, того человека, который предлагает мне выйти за него, квартира на Литейном, дача, много денег... Пусть Антошка вырастет без комплексов, нам порой элементарно не хватает на еду, питаемся одной картошкой и хлебом... Прости меня, ради Бога, но тебе сидеть ещё шесть лет... Мы не выдержим... Я хожу в школу в дырявых сапогах, мне стыдно перед учениками... Я больше так не могу... Маму твою мы не бросим, Борис обеспечит её лекарствами и уходом... Еще раз прости. Марина."

Жебрак стоял, опустив руки... Письмо упало на снег... Это все... Это конец... Больше у него никого нет, кроме матери-инвалида... И Марину грех обвинять... Она по-своему права... И Антошке так будет действительно лучше...

Но сидеть здесь? Зная об этом?...

- Ну что? - раздался около его уха громкий шепот Данилова.

- Я подумаю, - тихо произнес Василий.

Он был готов, он больше не хотел сидеть...

Данилов и Жебрак стали обсуждать план побега... И все, что приходило к ним в голову, на поверку оказывалось совершенно нереальным... Подкоп? Абсурд... Бежать с работ? Невозможно...

Но как порой бывает у людей, страстно желающих чего-нибудь, выход нашелся сам собой. И пришел он в лице вора Шалого...

- Винта дать решили, братаны? - как-то после ужина подошел он к ним сзади, подошел совершенно бесшумно, словно кошка.

- Ты что, вольтанулся? - вздрогнул Сурок.

- Никак нет, братаны, в норме я. Просто, слухом идеальным с детства обладаю, - ощерился Шалый, худой жилистый, лет тридцати пяти, осужденный за разбой на восемь лет. - Другие на слышат, а я слышу... И базар ваш слышал до последнего словечка... А вот ещё что я слышал, Зеленый... Наш хозяин большой шухер тебе готовит, как бы тебе не подзалететь... Тут скоро отморозков привезут, я маляву получил от одного кирюхи, к тебе он что-то имеет, наш хозяин... С него станется... Не верит он тому, что нет у тебя ничего, думает, что ты много скрыл, и от конфискации, и даже от своей жены, даже после того, как он её маляву к тебе прочитал... А наша почта верная, тут не ошибаются, жди беды, парень... Лысяга тварь ещё та, он раньше замом служил в другой зоне, километрах в пятистах отсюда, его братки знают, как облупленного, он и не такие провокации устраивал, на том живет... Денежный чувак, стервятник он... Высушит он тебя, братан...

- И чего ты хочешь? - спросил Жебрак.

- Третьим стать, - спокойно ответил Шалый. - Обрыдло мне тут, а чалиться ещё пятерик, почти столько же, как и тебе... Понту нет, братаны, широко зевнул и потянулся он. - И здоровья нет, сами знаете, загнусь я здесь... Хочу ещё волю потоптать малость, хоть пожить, хоть сдохнуть на воле... И вот ещё что - я здешние места знаю, на поселении тут был после зоны в конце семидесятых... Так что..., - смачно сплюнул он сквозь стиснутые зубы, - без меня вам ни отсюда, ни из тайги не выбраться...

- Ну и что ты надумал? - заинтересовался Жебрак.

- Есть идея...

Идея была проста, как все гениальное. К воротам зоны по утрам подъезжал мусоровоз. Один старый вор, друг Шалого, которому оставалось сидеть совсем недолго, должен был отвлечь внимание вертухаев, устроив большую потасовку, а они в это время залезли бы в мусорные баки, и их бы вывезли за пределы зоны... Рискованно, разумеется, но какой же побег без риска?

- Значит, ещё один будет знать? - хмыкнул Данилов. - А то и не один...

- А что, у тебя есть другой планчик? - презрительно усмехнулся Шалый. - Предлагай, послушаем...

Сурок только пожал плечами. Планчика, действительно не было...

...Побег наметили на восьмое марта, зная, что многие вертухаи в этот день будут квасить прямо на рабочих местах и немного притупят свою бдительность...

... Братва не подвела Шалого. Старый вор по кличке Кныш разыграл сцену как по нотам. Когда к столовой подъехал мусоровоз, чтобы забрать объедки, он затеял драку с рядом стоящим, придравшись к какой-то мелочи. Завязалась грандиозная потасовка, при этом сам затеявший заваруху Кныш растворился в колышущейся толпе, вертухаи бросились на дерущихся, а по сигналу Шалого трое беглецов бросились к машине. Нырнули в мусорные баки, и стали зарываться в вонючие объедки, словно в золотой песок... Когда машина тронулась, они были уже в середине контейнеров... Их вывезли за пределы зоны на грандиозную, источающую зловоние на километры, свалку, находящуюся на опушке могучего бесконечного леса. Не исключалось, в крайнем случае, и убийство водителя и его подручного, но, к счастью, этого делать не пришлось. Водитель и подручный имели заначку, и пока они распивали её в кабине, троица благополучно выбралась из вонючих контейнеров и нырнула в глухую тайгу...

... "Как оказалось просто...", - поражался Жебрак такому жуткому везению. Словно угадывая его мысли, Шалый произнес, улыбалась:

- Что, братан, просто? Не просто было бы, если бы не я... Тут много, кто помогал, а вот вам двоим помогать бы никто не стал, кому вы сдались?... Так что, берегите меня... Я вам ещё сгожусь...

Эти его слова скорее относились к Сурку, нежели к Жебраку. Шалый понимал, с кем имеет дело, кто поневоле оказался его спутниками. Впереди был долгий путь по зимней тайге, с крутыми подъемами и спусками, без запасов продовольствия, без теплой одежды... Он знал, чем порой кончаются такие побеги для самого слабого из группы... А самым слабым физически был именно он... Многолетнее пристрастие к наркотикам истощило его организм, у него к тридцати шести годам был уже целый букет болезней...

Но Бог словно взялся помогать этой троице. Обнаружить их не удалось. А Шалый действительно знал местность. И вскоре они вышли к небольшому поселку на берегу реки, где Шалый умудрился разжиться некоторыми запасами продуктов и дубленым длинным тулупом, мастерски обчистив одну избу, из которой ненадолго ушли хозяева.

... - Берегите меня, братаны..., - мечтательно произнес Шалый, сидя у костра на опушке леса и кутаясь в тулуп, который они носили по очереди. Куда возвращаться собираетесь? Домой нельзя, денег у вас нет, знакомых нет...

Да, все было чистой правдой... Ни Данилову, ни Жебраку идти было совершенно некуда. Но задумываться над этой проблемой они стали только теперь, когда первый этап побега был уже позади. Теперь им предстояло раствориться в бескрайних просторах одной шестой части Земли. Но где растворяться? Как растворяться?...

- Вот что, братаны-близнецы, - продолжал Шалый. - Все вопросы решают деньги, запомните это, а если что-то не могут решить деньги, то это решат большие деньги...

- А у тебя, что, есть они, деньги-то? - пробурчал Сурок.

- А, может быть, и есть..., - загадочно произнес Шалый. - Только я вам сейчас ничего не скажу... Вы должны меня беречь, и вывезти из этих краев туда, - он махнул своей тощей рукой в западном направлении. - А вот там, я с вами, глядишь, и поделюсь... На всех хватит! - загадочно произнес он, поднимая вверх свой узловатый палец.

...Морозной мартовской ночью беглецы ночевали на опушке леса, зарывшись в ватники. Рядом горел костер... Жебрак забылся тревожным сном, ему снился родной Ленинград, золоченый шпиль Адмиралтейства, Медный всадник, широкая Нева с её гранитными набережными... И Марина в длинном черном вечернем платье, идущая к нему.

"Вася, Вася...", - шептала она. - "Васенька... Ты вернулся... Погляди на Антошку, как он вырос, какой он стал большой и красивый, как он похож на тебя... Что ты молчишь? Что?" А он, Жебрак, открывал рот и отчего-то не мог произнести ни слова... "Ты какой-то странный... Чужой, чужой, чужой...", шептала каким-то страшным шепотом Марина. И глаза её стали какими-то страшными, большими, зелеными... "Чужой, зеленый, чужой..."

Только тут Жебрак понял, что он не спит... И шепот этот раздается откуда-то справа.

- Чужой он, этот Зеленый, понимаешь, чужой, - яростно шептал Сурку Шалый. - Заложит он нас при первом удобном случае, он фраер, валютный фраер... Не надо было его с собой брать... Только вот вы с ним давно скорешились, ты его на побег блатовал... Вот и пришлось, чтобы не заложил... А теперь...

- И ты хочешь... Чтобы я?... Почему я-то должен, в натуре? недоумевал Сурок.

- Я свое дело сделал, Сурок... Я тебя вывез оттуда. А теперь твое дело... На тебе два трупа, за третий Бог тебе больше в аду не присудит... Замочи его, спокойнее будет... А мы с тобой выйдем... Я дороги знаю, я в здешних краях на поселении был... Только силенок мало, больной я... Нога болит, печенка ноет... Стремно мне, а то бы я один винта дал, и без вас... А этого надо мочить, гадом буду... И жрачки прибавится, - с какой-то дьявольской хитрецой подмигнул он Сурку. - Мясца-то жареного, небось, хочется? А то, хлеб и тот кончается, где я тебе возьму, каждый раз такой везухи не будет, чтобы и хозяев в доме не было, и собак во дворе? Околеем, Сурок, на воле с голодухи околеем, на троих ведь делить все надо... Стремно...

- А что? - призадумался Сурок. - Можно..., - спокойно произнес он, выдержав минутную паузу. - Замочить это можно... И пожрать горяченького тоже не помешало бы, - скверно усмехнулся он.

У Жебрака со страшной силой застучало сердце. Он затаился, боясь не то, что шевелиться, но даже дышать. Вот она - расплата за побег. Так просто ничего не бывает... Но неужели теперь, когда они вырвались из этого кромешного ада за колючей проволокой, теперь, когда перед ними бескрайние российские просторы, когда он полон сил и надежд, он должен погибнуть? Погибнуть в глухом лесу, от руки этого подонка? А потом стать для них жареным мясом... Он физически представил себе грядущую омерзительную трапезу двух беглых зэков и почувствовал такой жуткий прилив тошноты, что чуть не вскочил и преждевременно не выдал себя. До боли закусил губу и сжал кулаки...

- А когда? - шепнул Шалому Сурок.

- Когда? Да прямо сейчас. Не верю я этому валютчику, чужой он, не наших кровей... Мочи его. А мы с тобой в одно место поедем... Там клад зарыт, понял? Ювелирный магазин два блатыря грабанули, понял? - решил он добавить в рассказ о своем богатстве конкретности, чтобы придать Сурку больше сил. - И драгоценности в нужном месте заховали. Один застрелился, когда его брали. А второй со мной сидел в предварилке. Подох он там, а я ему помогал. И он мне перед смертью все рассказал, зачем ему бабки на том свете, сам посуди? Его мусора расколоть не смогли, сколько ни били, он все на напарника свалил, мол, спрятал, не знаю где... И вообще под придурка косил. Но тринадцать лет свои получил... Все мне рассказал, я точно знаю, где драгоценности лежат... А помощник мне нужен, и именно такой, как ты, понял? А третий нам лишний, от него кроме вреда ничего не будет, чужой он, не наших кровей, фраер, белая кость... Он только на шашлык сгодится. Так что... Пришла твоя пора... Давай...

Жебрак понял, что в эти секунды решается вопрос его дальнейшего существования на Земле. Он может прожить ещё так лет примерно тридцать-сорок, встретиться с женой, увидеть сына... Вся жизнь ещё может в корне измениться... Но возможен будет и иной исход. И скорее всего, будет иной. Сейчас похожий на него лицом Сурок шарахнет его тяжелой палкой по голове, размозжит его голову, а затем они разрежут его тело на части и пожарят на костре, а затем с удовольствием сожрут... Жрать-то ведь, действительно, больше нечего, с вечера разделили на троих последние горбушку хлеба и кусок сала, улов Шалого был весьма скуден, а аппетит у всех троих волчий... И никто никогда не узнает, как закончил свои дни он, Василий Дмитриевич Жебрак, человек с университетским образованием, муж, сын, отец, он, так любящий жизнь, так умевший ей наслаждаться... Его просто сожрут как барана два этих подонка, в которых нет ничего человеческого, сожрут, чтобы подкрепить свои силы, чтобы избавиться от чужого... Как все просто, и как ужасно... Нет, надо побороться за свою жизнь, погодите, братки... Может быть, и суждено ему закончить свои дни сегодня, в этой глухой тайге, но он попытается утащить с собой хотя бы ещё одного...

Василий тихо повернулся и стал шарить пальцами по снегу, ища хоть какого-нибудь орудия защиты. Но было поздно... Под рукой ничего не было... А на него с огромной палкой в руке шел Сурок. Глаза его были вытаращены, губы плотно сжаты... Жебраку стало жутко от этого выражения бессмысленной слепой ненависти к человеку, которого он сблатовал на побег, с которым он три дня назад этот побег совершил, с которым три часа назад делился последней горбушкой хлеба...

Лица Шалого не было видно, только тощий силуэт в кромешной тьме...

Жебрак замер, его словно парализовало от ужаса. Сердце колотилось словно маятник, в мозгу словно кинолента прокручивалась вся его сорокалетняя жизнь... Вот и все, Вася, вот и все...

- Ты что, Сурок, ты что? Обалдел с голодухи? - деревянным голосом выдавил он из себя, делая над собой внутреннее усилие и пытаясь хоть как-то выиграть время. Ведь от этих секунд зависела его жизнь...

- А ничего, ничего, - приговаривал Сурок, уверенно шагая с палкой на него. - Все будет путем, братан...

...И Жебраку казалось, что во тьме глаза Сурка горят зеленым огнем как у кошки...

Сурок замахнулся палкой и нанес сокрушительный удар...

1.

Март 2001 г.

Москва.

Было около семи вечера. Уставший за день Игорь Николаевич Дьяконов уже собирался ехать домой, как вдруг раздался телефонный звонок.

- Алло, - усталым баском произнес Игорь.

- Это частное сыскное агентство "Пинкертон"? - произнес на том конце провода взволнованный мужской голос.

- Да.

- Игорь Николаевич Дьяконов?

- Он самый.

- Я много слышал о вас... Много лестных отзывов...

- Спасибо на добром слове...

- У меня есть очень важное сообщение. Я не рискнул позвонить в милицию... Я очень боюсь...

- Чего боитесь?

- Одного человека... Дело в том, что в нашем дачном поселке проживает один человек... Совсем рядом с нами. Это страшный человек... Я узнал его... Это убийца... Я слышал, он бежал из лагеря, ещё давно..., - тяжело дыша, сбивчиво говорил мужчина.

- Подождите, давайте по порядку... Как ваша фамилия?

- Это потом, об этом потом... У меня мало времени. Я скажу только главное - его фамилия Данилов. Вячеслав Данилов. Он находится в поселке Саблино по Казанской дороге. Это ведомственный дачный поселок. Тут живут ученые, артисты... И у нас здесь тоже дача... Я уже видел его некоторое время назад и узнал, только сомневался в своей догадке, я плохо вижу, а теперь уверен на сто процентов, это он, Данилов... Только он живет не под своей фамилией...

- А под какой? - Игорю стал интересен рассказ неизвестного.

- Он живет под фамилией...

И в это время в трубке послышался какой-то грохот, а затем истошный крик:

- Помогите! Помогите! Он хочет убить меня!!!

А затем снова страшный грохот... И частые гудки...

- Вот те на! - только и сумел произнести Игорь. - Хорошенькие дела...

...Такого расклада событий в его практике ещё не было... Игорь Дьяконов, в прошлом следователь Управления Внутренних Дел, капитан, года полтора работал в частном сыскном агентстве "Пинкертон". На его счету было уже немало расследованных дел. Около года назад он спас от неминуемой смерти молодую жену крупного бизнесмена в провинциальном городе Огаркове, за что получил от него приличную сумму денег. На них он купил себе японскую машину "Хиндай" и начал строить дачу. Затем с деньгами опять стало туговато, и бойко начавшееся строительство дачи прекратилось...

Игорю нравилась его работа. Он любил риск, любил расследовать сложные дела, любил помочь слабому и затравленному и воздать должное самоуверенным людям, возомнившим себя хозяевами новой жизни и готовым идти ради наживы на любое преступление...

- Саблино, говорит, - хмыкнул он, закуривая. - Ну что ж, Саблино, так Саблино... Поедем, поглядим, что там творится... Полагаю, что хорошего мало...

Но прежде, чем ехать, он позвонил в Уголовный Розыск, где у него оставалось немало друзей, снабжавших его нужной информацией.

- Алло, Лень, привет, Игорь беспокоит... Как дела? Да так... Просьбочку имею, слушай, не в службу, а в дружбу, наведи справки о неком Данилове Вячеславе. Есть сведения, что он сидел за убийство и бежал из лагеря... Я поеду домой, а ты мне туда позвони. Либо на сотовый телефон. Договорились? Ладно, пока, заранее признателен, с меня причитается...

Игорь вышел на морозный воздух, глубоко вздохнул и сел в машину...

...Уже через полтора часа он получил интересовавшие его сведения...

- ...В марте девяностого года из лагеря строгого режима, находящегося в Восточной Сибири в районе Колымы бежало трое заключенных. Это вор Сарапин по кличке Шалый, валютчик Жебрак по кличке Зеленый и интересующий тебя Данилов Вячеслав Васильевич по кличке Сурок, тысяча девятьсот сорок пятого года рождения, уроженец города Дрогобыча, осужденный летом 1987 года по сто второй статье за двойное убийство и приговоренный к пятнадцати годам строгого режима. Бежали в мусорном контейнере, воспользовавшись крупной потасовкой в зоне а скорее всего, организовав эту самую потасовку. Поиски беглецов никаких следов не дали. Все трое бесследно исчезли. Год спустя, летом девяносто первого года, труп Шалого был обнаружен по дороге со станции Удельная по Казанской железной дороге. Шалый был зарезан ножом. О Жебраке и Данилове никаких сведений больше не было... Вот такие дела, дружище Игоряха... А что тебе дался этот Данилов?

- Да так... Звонок был какой-то странный. Неизвестный говорил о каком-то человеке, проживающем в поселке Саблино, кстати, опять же, по Казанской дороге. А потом раздались крик, грохот, и связь пропала. Такое ощущение, между прочим, что во время разговора со мной этот человек был убит... Не помешало бы наведаться в это самое Саблино, неохота только на ночь глядя туда переться...

- Да, занятно... Кстати, я посмотрел в архиве дело этого самого Данилова, и обнаружил некоторые любопытные сведения. Экспертиза не раз проверяла его на предмет вменяемости. Ведь он убил одну бедную вдову и её двенадцатилетнего сына, украв у неё около двадцати рублей. А что он с ними сотворил... Нанес каждой жертве не менее пятнадцати ножевых ранений... Тем не менее, был отличным семьянином, очень любил свою жену Аллу, хотел детей, особенно сына, которого хотел назвать Васей, только не получалось у них ничего... Он постоянно говорил об этом следователю...

- Ну и что экспертиза?

- Ну что, признали вменяемым, раз дали пятнадцать лет строгача. Прокурор хотел вышки, но... судья больно жалостливый попался, сирота, мол, детдомовец, обремененный нищетой... Не понимаю я, Игорь, таких судей, там стопроцентная вышка была, полностью им заслуженная... Но вот... Получил пятнадцать, из которых отсидел он вместе с предварительным заключением чуть больше трех... И сгинул...

- Короче, этот Данилов нечто типа маньяка?

- То ли маньяк, то ли просто грязная скотина, черт его разберет... Мало, что ли, мы с тобой таких видели? В лагере сидел тихо-мирно, вел себя примерно... Все обалдели там, когда они сбежали. От Шалого-то этого можно было ожидать вполне, старый вор, пять ходок, большую часть жизни за решеткой провел. Да он явно все это и организовал, ни Данилов, ни Жебрак без него ничего бы не сумели... А Шалому его друзья помогли, грандиозную потасовку устроили, представляешь, что такое потасовка в зоне строгого режима? Так вот, пока озверелых зэков разнимали и водой разливали, эта троица под шумок в мусорные баки и забилась...

- Спасибо, Лень...

- Удачи тебе, Игоряха...

... На следующий день рано утром, ещё затемно, Игорь завел машину и направился в Саблино...

... Место было красивое, тихое, сосновый бор, холмы, поля... "Да, летом тут, наверное, здорово, даже лучше, чем у нас...", - подумал Игорь, лавируя на заледенелой дороге.

Вдруг неожиданно из-за поворота выскочил облезлый "Запорожец", и только молниеносная реакция Игоря спасла его от удара в правый бок. Он резко вывернул влево, чуть не полетел в кювет, но резким поворотом руля в правую сторону выровнял машину. "Запорожец" же, избежав удара, повернул налево и помчался в противоположную сторону. Разозлившийся Игорь развернулся и помчался за обидчиком. Догнать драндулет не представило большой сложности, хотя сам "Запорожец" не выражал ни малейшего желания останавливаться, сколько ни сигналил ему Игорь и фарами, и звуком. Пришлось обогнать его на узкой дороге и встать перед ним. Тому ничего не оставалось, как притормозить буквально в сантиметре от заднего бампера дьяконовского "Хиндая".

Игорь выскочил из машины и бросился к "Запорожцу". Открыл дверцу и за грудки вытащил наружу грузного человека лет пятидесяти в кожаной потертой куртке и вязаной темно-синей шапочке.

- Что творишь, сволочь?! - крикнул ему Игорь.

- Я? Извини..., - бубнил человек в куртке. - Прозевал, спешу, понимаешь... Срочные дела... Извини...

Игорь заметил, что от человека в куртке ощутимо пахнет спиртным. "С похмелья, зараза...", - подумал Игорь. - "Шарахнул бы машину, что с такого возьмешь? А на какие шиши стал бы я её ремонтировать, интересно бы узнать?"

- Извини, браток, ради Бога, - басил человек в куртке. - Ну, сам понимаешь, срочные дела. Моя вина, признаюсь...

- Еще бы сказал, что моя, - несколько поостыл Игорь от его мягкого извиняющегося тона. - А куда это ты так спешишь? - спросил он, поскольку ему вдруг припомнилось, по какому именно делу он едет в это самое Саблино.

- Ну уж вот это мое дело, - проворчал человек в куртке.

- Как знать, как знать..., - загадочным тоном произнес Игорь. Ладно, скажи мне вот что, как мне проехать в поселок Саблино?

- Саблино? - вдруг побледнел и вздрогнул человек в куртке. - А зачем вам в Саблино?

- А вот это мое дело, - в тон собеседнику произнес Игорь. Очень ему не понравилось то, что человек в куртке побледнел, словно испугался чего-то, узнав, что Игорь едет в Саблино. - И попрошу вас об одном одолжении.

- Каком таком? - нахмурился человек в кожаной куртке.

- А вот каком - проводите меня до Саблино.

- Зачем? Я могу объяснить дорогу, тут легко найти...

- Извольте сесть в мою машину, - довольно грозным тоном сказал Игорь. - Не заставляйте меня применить к вам силу...

- Полагаете, со мной так легко справиться? - вдруг усмехнулся собеседник.

- Да нет, не полагаю, вижу, мужик вы могучий, но уверен, что я справлюсь, - холодным тоном ответил Игорь.

- Ишь ты, какой крутой, - лицо человека в куртке внезапно налилось кровью. Он сжал могучие кулаки и встал в боксерскую стойку. - Думаешь, если на иномарке разъезжаешь, тебе все позволено, а я, если на "Запорожце", так просто погулять вышел? Езжай-ка, друг любезный, по своим делам и не цепляйся к людям. Я тебе не подчиненный, пошел ты, знаешь куда?

Но и Игорь уже завелся, тем более, что поведение этого человека в связи с известными, а точнее, с неизвестными пока событиями, казалось ему странным. Он подозревал, что этот человек имеет какое-то к ним отношение.

- Я пойду, пойду, - тихо произнес Игорь, слегка отступая назад. Только после того, как ты проводишь меня до Саблино.

- А вот тебе! - вдруг крикнул незнакомец и сделал резкий выпад кулаком правой руки в сторону лица Игоря. Выпад был настолько резким, что Игорь едва не пропустил могучий удар. Кулак просвистел в сантиметре от левой щеки Игоря.

Ребром левой руки Игорь нанес незнакомцу удар под горло. Удар был выверенный, проработанный долгими тренировками, и незнакомец сразу же вырубился и стал оседать на заледенелую дорогу, хватаясь обеими ручищами за горло.

- Уй, уй, уй, - стонал он. - Уй, подлюка, что творишь...

- Сам нарвался, - внушал ему Игорь. - Так что, поедем или дальше базарить будем?

- Хорошо, поедем, поедем, сам потом пожалеешь, - хрипел незнакомец.

Игорь поднял его и поставил перед собой.

- А ну-ка, мил человек, покажи-ка свои документы, - тихо произнес он. - С тобой, видать, ухо востро надо держать, больно уж ты горяч.

- Ты что, мент, чтобы я тебе документы показывал? - злобно шипел незнакомец.

- А, может быть, и так...

- Покажи тогда свои...

- Перебьешься. А ну...

Незнакомец вытащил из внутреннего кармана куртки права и сунул их в нос Игорю.

- На, подавись, крутой... Я гражданин России, и никаких противозаконных действий не совершал. А вот кто ты такой, знать не знаю...

- Так, - читал Игорь. - Веревкин Степан Степанович. Очень было приятно познакомиться. На, держи...

Веревкин взял права и сунул их обратно в карман куртки.

- Взаимно, - буркнул он. - Только тебя тут не хватало для полного счастья, - произнес он какую-то странную фразу, тяжело дыша.

- Поехали?

- На твоей?

- Ну не на твоей же, - хмыкнул Игорь.

- А свою я тут в лесу оставлю? А если украдут, кто мне потом компенсирует? Ты, что ли, крутой?

- Кому нужна твоя развалюха? Волки и то не позарятся...

- Это кому как... У меня другой не имеется... Впрочем, подчиняюсь силе. Ты просто бандит с большой дороги, и я подчиняюсь. А волков тут хватает, вижу, ещё один прибавился, - счел нужным дополнить он.

Игорь посадил его на переднее сидение, сел за руль и тронул машину с места...

Веревкин откинулся на сидении и закрыл глаза. Иногда правой рукой почесывал ушибленное горло.

- Куда ехать? - спросил Игорь.

- Направо, потом налево, - пробурчал Веревкин, не открывая глаз.

Игорь повернул направо. Дорога стала совсем узкой и совсем заледенелой.

- Эге, крутой, смотри! - вдруг крикнул Веревкин. - Налево смотри!

Игорь инстинктивно повернул голову налево, и тут же Веревкин схватился за руль и резко дернул его в правую сторону. Машина полетела в кювет, ткнувшись носом в снежный сугроб. Игорь ударился головой о лобовое стекло и потерял сознание...

- Ишь, крутой какой, - спокойно проворчал совершенно невредимый Веревкин и вылез из машины. - Видали мы таких крутых...

Вылез из сугроба и быстро зашагал назад к своему "Запорожцу"...

2.

... - Молодой человек, очнитесь, - услышал он голос около правого уха. - Молодой человек...

- А? Что? - встрепенулся Игорь, открывая глаза.

- Слава Богу, вроде бы, вы в порядке, - приятным баритоном произнес мужчина, стоя по колено в снегу. - А я, понимаете, вышел на утреннюю пробежку и гляжу - хорошая машина в кювете, за рулем человек сидит без сознания... Я так испугался за вас...

Мужчина был в красно-синем спортивном костюме и вязаной шапочке. Очки в золоченой оправе, седые, аккуратно подстриженные усы. На вид ему было лет пятьдесят, возможно, чуть больше. Лицо румяное, сытое, свидетельствующее о здоровом образе жизни, хорошем питании и легком ровном характере.

Игорь открыл дверцу машины, мужчина в спортивном костюме подал ему руку и помог выбраться из машины сначала в сугроб, а потом и на дорогу.

- А где он? - невпопад спросил Игорь, нервно озираясь по сторонам.

- Кто он? - не понял человек в спортивном костюме.

- Да так, - неопределенно махнул рукой Игорь. - Инцидент один...

- Вечно у нас происходят какие-то инциденты..., - заметил мужчина, не вдаваясь в подробности самого инцидента. - Собственно говоря, вся жизнь состоит из больших и малых инцидентов... Вот на Западе люди просто живут и все, а у нас вечно ищут себе приключений, устраивают себе различные неприятности... Нет, наших людей ничему не научишь... Как вы себя чувствуете?

- Спасибо, нормально, - сказал Игорь, почесывая ушибленный лоб. На лбу он обнаружил приличную ссадину...

Человек в спортивном костюме, приветливо улыбаясь, стоял напротив него и делал вид, что не замечает плачевного вида своего собеседника.

- В гости к кому-нибудь ехали? - вежливо осведомился он.

- Да... Есть тут..., - с какой-то досадой в голосе ответил Игорь. Такое его брало зло за свою несуразность. Приехал по важному делу и впрягся в какую-то нелепую свару, идиот...

- Бывает, - в тон его мыслей произнес собеседник. - Дороги скользкие...

- Да, - проворчал Игорь. - И дороги тоже скользкие...

- Так. Короче, нам надо вытащить отсюда вашу машину. Между прочим, она совершенно не пострадала, как я вижу. Сейчас я побегу домой и приеду на машине. Трос у вас есть?

- Есть.

- Значит, вытащим, - широко улыбнулся белыми зубами мужчина в спортивном костюме. - Это нам запросто... Вам придется подождать минут двадцать, не больше. Кстати, позвольте представиться. Моя фамилия Литовченко. Зовут Виктор Артемьевич. Я предприниматель, приехал погостить на дачу к другу доктору наук Петру Васильевичу Самарцеву, отдохнуть, так сказать, от суеты сует на свежем лесном воздухе... Итак, я побежал... Скоро буду... Да, извините, если у вас есть аптечка, вам надо бы обработать ссадину на лбу. Чтобы не попала инфекция.

И мужчина быстро побежал в обратном направлении, больше не задав Дьяконову никаких вопросов.

Игорь достал из машины аптечку, поглядел в зеркало, обнаружив на лбу огромную продольную ссадину. Чтобы не пачкать лоб йодом, обработал рану спиртом, закурил и стал нервно прохаживаться по дороге...

"Чудно как-то день начался", - с раздражением подумал он. Он хотел было позвонить в МУР и навести справки о Степане Степановиче Веревкине, но решил пока этого не делать, тем более, что было ещё рано... Еще даже не рассвело как следует...

Вскоре на дороге появился темно-синий БМВ. Машина аккуратно притормозила перед нервно курящим Игорем.

- Итак, давайте ваш трос, будем тащить, - ослепительно улыбался Виктор Артемьевич Литовченко. Кстати, я взял на себя инициативу и позволил себе пригласить вас на чашку кофе в чужой дом... Как вы, не против? Вижу, что вы промерзли и немного нервничаете.

- Есть малость, - попытался улыбнуться Игорь. - Кофе выпью с удовольствием.

- Тем более, что нигде я не пил такого чудесного вкуснейшего кофе, как в доме Петеньки Самарцева. Вы знаете, это настоящий фанат кофе. Он перемалывает разные сорта кофе, смешивает их и получается нечто невообразимо вкусное. После его кофе, уверяю вас, любой другой покажется вам просто пойлом... Петя в курсе происшедшего с вами и приглашает вас... Если, разумеется, вы не очень спешите...

- Я вообще-то заблудился, - начал приходить в себя Игорь. Ему пришло в голову, что не бывает худа без добра. Сейчас он попадет, так сказать, в недра этого поселка и может узнать нечто очень важное. Хотя, попав в неприятную историю с нелепым Веревкиным, он задал себе вполне естественный вопрос: "А на фига мне вообще все это нужно? Зачем я буду заниматься неизвестно чем неизвестно для кого?" Но элементарное здоровое любопытство брало верх над практическими вопросами, и ему не терпелось узнать, что же таилось под странным вчерашним звонком?

- Да, да, - не уточняя ничего, подхватил Литовченко. - На наших дорогах можно заблудиться. Столько всяких деревень, поселков, поворотов, закоулков, просто кошмар. Однажды, например, я поехал на дачу к приятелю. И, представляете, не смог найти и вернулся не солоно хлебавши. Это было ещё до эпохи мобильных телефонов. А впоследствии я узнал, что находился буквально в километре от нужного места. Вот как бывает... Извините, не знаю вашего имени-отчества...

- Иг..., - начал было Дьяконов, но вдруг какой-то внутренний голос остановил его. Он ведь не знал, под чьей фамилией скрывается беглый убийца Данилов, которому в настоящее время должно быть чуть более пятидесяти лет. - Игонин Борис Ильич, - выпалил он, припомнив фамилию какого-то подследственного, которого раскручивал лет десять назад.

- Вы, кажется, заикаетесь, извините меня, - улыбнулся Литовченко. - Я это говорю не к тому, чтобы вас обидеть, а к тому, что я в детстве заикался так сильно, что со мной было просто невозможно разговаривать. Но однажды я страшно испугался мчавшейся на меня овчарки, закричал и с тех пор перестал заикаться...

- А как же овчарка? - решил уточнить Игорь.

- Все обошлось! Все обошлось, как вы видите сами, дорогой Борис Ильич, - расхохотался Литовченко, - хотя я и испытал в тот момент несколько ужасных мгновений. Но... Все к лучшему в этом лучшем из миров! Итак, лезьте в ваш "Хиндай", так... давайте сюда трос, будем тащить. Не волнуйтесь, я все сделаю, как надо, у меня тридцатилетний водительский стаж... Начинал с горбатого "Запорожца", потом несколько "Жигулей" разных моделей, теперь вот... немного раскрутился, могу себе позволить ездить на хорошей иномарке...

... Через три минуты "Хиндай" Игоря стоял на дороге.

- А? - самодовольно рассмеялся Литовченко. - Ловко мы его? Как будто все так и было... Ну так что, Борис Ильич, примете предложение добрых радушных хозяев уютной дачи в поселке Саблино или поедете по своим делам? Вы, наверное, на дачу ехали?

- Мне вообще-то в Дорохово, - выпалил первое попавшееся название Игорь. - Я, очевидно, заблудился..., - повторил он.

- Дорохово, по-моему, это совсем не здесь, а по Минскому шоссе, заметил Литовченко. - Впрочем, вполне может быть и другое Дорохово, возможно, и в здешних краях. Есть ведь два Абрамцева, несколько Крюковых, Архангельских, почему бы и не быть нескольким Дороховым? Но, честно говоря, я не знаю, что здесь поблизости есть какое-нибудь Дорохово. Так что помочь могу только одним - познакомить с интересными радушными людьми и предложить выпить чашечку ароматнейшего кофе.

- Поехали, - улыбнулся Игорь. - Я тоже большой поклонник кофе, да и промерз изрядно... Пока никакой весной в Подмосковье не пахнет...

- Нет, с вами не согласен, весной очень даже пахнет... Вы знаете, по утрам я стою около дома Петеньки и вдыхаю в себя весенний свежий ветер. И пробуждаются воспоминания, столько воспоминаний... Зимой такого не бывает. Но то, что ещё холодно по-зимнему, тут я с вами полностью согласен, Борис Ильич...

Игорь заметил, что при разговоре о пробуждающихся весной воспоминаниях румяное лицо Литовченко как-то вытянулось, глаза затуманились и в них появилось нечто серьезное и даже трагическое, но эта промелькнувшая тень мгновенно исчезла, как будто её и вовсе не было.

Они сели по своим машинам и поехали.

Литовченко остановил свой БМВ около красивого брусового двухэтажного дома за высоким, выкрашенным в натуральный цвет, забором.

- Вот мы и приехали, - произнес Литовченко, выходя из машины. - Прошу вас, Борис Ильич. Злых собак нет, добрых, правда, тоже нет... Это плохо, я очень люблю животных, тем более, когда они живут в естественных условиях...

Они вошли в калитку и пошли к дому по расчищенной от снега широкой дорожке. На резном крылечке стоял высокий мужчина в алой дутой куртке и курил трубку.

- Не могу! - закричал Литовченко, дотрагиваясь до плеча Игоря. - Не могу видеть, как этот человек курит натощак свою трубку! Он совершенно не бережет свое здоровье, как будто ему тридцать лет! Не по тридцать нам, Петр Васильевич, не по тридцать, и даже не по сорок. Нам уже за пятьдесят, дорогой мой друг... И это надо постоянно иметь в виду, тем более, что твоему Ваське всего-то десять, тебе поднимать сына, а ты не бережешь себя... Поздно ты, Петр, обзавелся потомством, честно говоря... У вас есть дети, Борис Ильич? - осведомился он у Игоря.

- Есть. Сын. Тоже, кстати, десяти лет, - ответил на сей раз чистую правду Игорь.

- Да, но вы-то молоды, вам ведь и сорока, наверняка, нет.

- Да, тридцать восемь... Будет...

- А ему пятьдесят шесть! - воскликнул Литовченко. - И такая небрежность по отношению к своему здоровью! Хорошо, что ты Петя, в кои-то веки поедешь в санаторий, но я же знаю тебя, ты отдыхать-то толком не умеешь!

В отличие от непрерывно болтающего Литовченко, хозяин дома, казалось, не испытывал ни малейшей радости по поводу появления незваного утреннего гостя. Он продолжал молча курить трубку, сурово глядя на пришедших из-под густых бровей.

- Самарцев, - представился он, протягивая Игорю свою крупную ладонь. - Петр Васильевич...

- Игонин Борис Ильич, - чуть было не забыл своей новой фамилии Игорь, но вовремя вспомнил и выпалил её, как скороговорку...

- Прошу, - Самарцев жестом предложил гостю войти в дом.

В доме действительно пахло чем-то очень вкусным. Игорь даже сделал невольное движение ноздрями.

- Кофе..., - шепнул ему Литовченко. - Кофе и свежеиспеченные булочки, Борис Ильич...

Навстречу Игорю вышла хозяйка дома, крупная женщина лет сорока пяти, одетая в толстый белый свитер и длинную черную юбку.

- Милости просим, - довольно низким голосом произнесла она, надевая на лицо деланную улыбку.

Они прошли в гостиную - большую комнату метров в двадцать пять. Видимо, когда-то хозяева дачи жили зажиточно - камин, старинная люстра на потолке, пушистый розовый палас под ногами... Однако, все это носило следы некоторой обветшалости - такие вещи Игорь привык подмечать, на потолке следы протечки, обои в некоторых местах отклеились, мягкая мебель изрядно потертая... Посередине комнаты стоял большой круглый стол...

На столе стояла большая хлебница, на которой лежали аппетитные свежеиспеченные булочки. Также стояло несколько фарфоровых кофейных чашечек. Сливочник, масленка - все от дорогого сервиза, только у сливочника отбита ручка, масленка треснута... Вскоре хозяин дома принес на подносе большой кофейник.

- Сейчас попробуете..., - шепнул Игорю Литовченко.

Но только Игорь успел сделать глоток действительно потрясающего на вкус кофе, как в дверь раздался отчаянный стук...

- Что там ещё стряслось? - мрачно пробасил Самарцев, вставая из-за стола.

Открылась дверь, и в комнату не вошел, а буквально влетел высокий парень лет двадцати двух, с растрепанными черными волосами в распахнутой синей куртке. Лицо его было бледно, он тяжело дышал.

- Петр Васильевич, - пробормотал он. - Петр Васильевич, Алла Андреевна... Мне нужен ваш мобильный телефон, срочно надо позвонить... У нас... У нас...

- Что случилось, Олег? - испуганно спросила хозяйка дома.

- Мы только что приехали на дачу... Там..., - сделал он судорожное глотательное движение. - Папа... Он...

- Что он? - нахмурился и побледнел Самарцев.

- Он мертвый... Он лежит на полу мертвый... В луже крови..., выдавил из себя Олег. - И телефон не работает...

- Ужас какой, - пробормотала Алла Андреевна.

Игорь окинул взглядом присутствующих. Заметил, что и Самарцев и его жена были сильно взволнованы. Только на румяном лице Литовченко не выражалось абсолютно никаких эмоций.

- Страшное время, - прошептал Литовченко на ухо Игорю. - В какое страшное время мы живем, Борис Ильич...

Самарцев подал Олегу мобильный телефон и он дрожащими пальцами набрал номер милиции.

- Приезжайте в Саблино, - задыхаясь, проговорил он. - Улица Чайковского, дом четыре. Дача Гордеевых. Убит хозяин, Геннадий Иванович... Говорит его сын... Мы с мамой только что приехали... Он... В луже крови на полу... Срочно... - Прекратил связь и выдохнул: - Такие дела, Петр Васильевич...

- Боже мой, - бормотала Алла Андреевна, почему-то при этом бросая взгляды на Литовченко. - Геннадий Иванович, тихий, безобидный человек, у кого могла подняться на него рука? Какой ужас...

"Это он звонил мне вчера вечером", - сразу понял Игорь. Он пожалел о том, что из-за усталости не отправился сюда сразу же...

- Присядь, Олежек, отдышись, - предложила Алла Андреевна.

- Не могу, там мама, с ней плохо... Вы же знаете, как она любила отца...

- Тогда пойдемте туда, я должна помочь Галине Семеновне..., сказала, вставая, Алла Андреевна.

Игорь не знал, как ему вести себя в такой ситуации. Ему так хотелось остаться инкогнито. Но он обязательно должен был побывать на месте преступления.

- Пойдемте все, - предложил Литовченко.

Один Самарцев не выражал ни малейшего желания идти в дом, где произошло преступление. Игорь бросал на него мимолетные взгляды и видел, как он был взволнован. И не так, как остальные, естественно ошеломленные известием об убийстве соседа, на его широком лице читалась некая тайная мысль...

Однако, и он тяжелой поступью пошел вслед за всеми, постоянно куря свою трубку...

Игорь шел впереди рядом с Литовченко и понимал, что где-то поблизости находится тот самый убийца Данилов, о котором говорил по телефону Гордеев и который, скорее всего и убил его в момент разговора. Только кто же это?...

Дом художника Гордеева находился совсем неподалеку от дома Самарцева.

- Аллочка, Аллочка! - с крыльца дома бросилась к Самарцевой невысокая женщина в алом свитере и джинсах. - Аллочка, у нас горе, такое страшное горе...

- Галочка, дорогая, держись, - зарыдала Самарцева, обнимая Гордееву. - Держись, дорогая, мы все с тобой, мы не оставим тебя в беде...

- Спасибо... Спасибо... Какой кошмар, Аллочка, какой кошмар...

- А не Веревкин ли это, часом, сделал? - вдруг нахмурилась Алла Андреевна, с каким-то непонятным раздражением глядя то на мужа, то на Литовченко.

- Почему это? - пробасил Самарцев, пожимая широкими плечами.

- Да я слышала, не складывались как-то у них отношения, правда же, Олег?

- Да это соседство не из приятных, - сдавленным, срывающимся голосом процедил Олег. - Но неужели..., - он перевел дыхание. - ...Веревкин мог пойти на такое?...

- А что конкретно они не поделили? - спросила Самарцева.

- Отец постоянно возмущался этими вечными пьянками у Веревкина, отвечал, тяжело дыша, Олег. - Особенно летом. Выставляют стол на улицу, горланят песни, матюгаются, включают музыку на полную катушку... Просто невозможно выйти в сад. Раньше отец любил сидеть в беседке, думал, делал наброски, писал этюды... Но когда год назад Веревкин получил в наследство от своего дяди эту дачу, все переменилось. Появились люди, которых раньше в поселке не бывало. Веселые мужики маргинального типа, шлюхи всевозможные, какие-то сомнительные горластые личности... - Он снова перевел дыхание, видно было, что ему очень трудно говорить. - Отец сделал Веревкину замечание, чтобы они вели себя потише хотя бы вне пределов дома, на что тот нахамил ему, ответив, что на своем участке он имеет право проводить время, как ему хочется, и после этого нарочно стал делать музыку ещё громче, матюгаться он и его гости стали ещё грязнее и порой говорить такие вещи, что уши хотелось заткнуть... А позавчера отец позвонил с дачи домой и заявил, что готов убить этого Веревкина. Тот пьяный подошел к нему и сказал какую-то очередную мерзость. И отец ударил его кулаком в лицо, так, по крайней мере, он мне сообщил. А тот отвечать не стал и заявил, что скоро тот об этом пожалеет... И вот...

- Надо покараулить у дома Веревкина, - предложил Самарцев. - Чтобы не бежал до приезда милиции.

- Бесполезно, - решил вмешаться Игорь. - Именно из-за него, из-за Веревкина моя машина и попала в кювет.

- Что вы говорите? - заинтересовался Литовченко. - А ну-ка, ну-ка...

И Игорь рассказал про инцидент на дороге.

- Да... Похоже дело довольно ясное, - покачал головой Самарцев. - Вот сволочь-то... Мразь... Сбежать решил... Ну ничего, далеко он на своем "Запорожце" не уедет...

- Смотрите, уже едут, вот это оперативность, - заметил в конце улицы милицейский УАЗик Литовченко.

Через пару минут Игорь Дьяконов ещё раз убедился в правильности истины, что мир тесен. Впрочем, не было ничего удивительного в том, что оперуполномоченный Порошин был ему знаком.

Игорь стоял несколько в стороне от остальной группы рядом с Литовченко и первым заметил вылезавшую из УАЗИка тучную приземистую фигуру оперуполномоченного Порошина. Раньше Лева Порошин работал в Москве в районном Управлении внутренних дел, и им пришлось вместе с совсем тогда молодым лейтенантом Дьяконовым брать на квартире в Орехово-Борисово запершегося там озверевшего убийцу Стерлядкина. На Стерлядкине было три трупа, терять ему было совершенно нечего, он захватил заложницу - молодую женщину, живущую этажом ниже, где у неё оставалась пятилетняя дочь. Он требовал по телефону автомобиль и приличную сумму денег. Квартира находилась на шестом этаже, балкона в ней не было, и прорваться туда, чтобы не пострадала заложница, не представлялось ни малейшей возможности. Решено было согласиться на требования Стерлядкина.

... Когда Стерлядкин направлялся с туго набитым карманом к приготовленной для него "Волге", он вел под дулом пистолета совершенно парализованную страхом женщину... Он отпустил её только сев в машину. А затем Дьяконов и Порошин преследовали бандита и сумели-таки остановить "Волгу" и задержать его. Но бандит и тогда не собирался сдаваться и открыл огонь. Игорь тогда получил ранение в правую руку, а Порошин выстрелом в лоб ликвидировал Стерлядкина. Потом Игорь слышал, что у Порошина были какие-то неприятности по службе, то ли из-за пристрастия к алкоголю, то ли из-за неуживчивого независимого характера, и он перевелся куда-то в провинцию. И вот он... собственной персоной выходит из УАЗика... Да, сейчас он узнает его, и все инкогнито Дьяконова сведется на нет. А, возможно, что убийца Гордеева где-то рядом... Эх, как бы подать Леве знак...

Игорь вспомнил, как тогда, одиннадцать лет назад, когда из квартиры с заложницей вышел Стерлядкин, они подавали друг другу знаки, дотрагиваясь до разных пуговиц пиджака, у них была идея взять Стерлядкина ещё до того, как он сядет в машину, и они выработали систему немых знаков... Вспомнит ли Лева их теперь, по прошествии стольких лет?

- Ну, что тут? - тяжело дыша, спросил, подходя к ним, Порошин. Давненько на нашей территории такого не было...

Игорь резко повернулся к нему лицом, и стал нервно теребить пальцами правой руки молнию на куртке. Порошин мгновенно понял его знак и сделал вид, что не узнал его. Но поначалу какое-то мимолетное движение все же произошло, и Игорю показалось, что Самарцев заметил его. Лицо Петра Васильевича как-то слегка передернулось...

- Пошли в дом, - сказал Порошин. - Только без посторонних...

С ним был человек в форме, видимо, местный участковый и ещё один, с фотоаппаратом, очевидно, эксперт.

- Нет, - вдруг добавил Порошин. - Вы и вы, - указал он на Литовченко и Игоря, - будете понятыми. Прошу...

Молодец Порошин, сразу понял, что Игорь здесь неспроста...

...Они вошли в дом... Геннадий Иванович Гордеев лежал в небольшой комнате на спине около маленького столика, на котором стоял телефон. Под сердцем на белой рубашке чернело кровавое пятно...

- Приступайте, Родион Петрович, - обратился Порошин к эксперту. - А я буду писать протокол, пока из прокуратуры не приехали...

На диване отчаянно рыдала Галина Семеновна, Алла Андреевна, как могла, утешала ее... Около стены, сжав кулаки и стиснув зубы, стоял смертельно бледный Олег Гордеев...

"Да, убийца ударил его ножом в тот момент, когда он звонил мне", думал Игорь. - "Гордеев повернулся на шум и получил удар под сердце... "Помогите", кричал в трубку Гордеев, - "Он хочет меня убить..."..."

- Да, - в унисон его мыслям тихо говорил эксперту Порошин. - Убийца вошел, Гордеев, возможно, разговаривавший по телефону, повернулся, и тот ударил его ножом под сердце...

Эксперт сфотографировал труп, снял отпечатки пальцев и следов на полу...

- Перерезан телефонный кабель, - тихим голосом констатировал он.

В качестве понятых Игорь Дьяконов и Литовченко подписали протокол.

- Товарищ оперуполномоченный, - сказал Игорь, понимая, что терять времени нельзя. - Я обязан рассказать вам о том, что произошло со мной на дороге примерно час назад... Вполне возможно, что это имеет прямое отношение к этому преступлению...

- Слушаю вас...

Он рассказал о случае на дороге, а после рассказа Игоря, сын Гордеева Олег рассказал о неприязненных взаимоотношениях отца и Веревкина...

- Быстро к нему домой, - скомандовал Порошин, на ходу сообщая по мобильному телефону в Уголовный розыск номер машины Веревкина и его приметы...

- Эге, Родион Петрович, - прохрипел Порошин. - Гляди-ка, следы-то прямо от дома Гордеева ведут к дому Веревкина... И туда и обратно... Воистину, снег - наш помощник...

Дверь дома была не заперта. Они вошли внутрь. В доме были явные следы вчерашнего пиршества... Масса пустых бутылок, остатки еды на столе, валяющиеся повсюду разбросанные вещи...

- Да, похоже, этот Веревкин напился и пошел выяснять отношения с соседом, - сказал Порошин.

"Слишком уж все просто", - подумал Дьяконов. - "Бывает, но редко..."

- Кое-что хочу вам сказать, товарищ оперуполномоченный, - сказал он Порошину. - Можно вас на пару минут...

Постоянно находящийся где-то рядом с Дьяконовым Литовченко на сей раз отвлекся беседой с Самарцевым, и Игорь успел незаметно шепнуть Порошину:

- Лева, я тут по делу... Есть сведения, что в поселке находится беглый убийца Данилов. Именно по этому поводу мне, видимо, и звонил убитый Гордеев, который опознал его. И во время звонка он и был убит... Хочу сохранить инкогнито, внедриться в здешний бомонд, так сказать, изнутри... Нормальная идейка?

- Я учел ваши соображения, гражданин Игонин, - громко, чтобы все слышали, ответил Порошин. - А рана у вас на лбу достаточно глубокая..., заметил он, хрипло откашлявшись. - Неаккуратно ездите...

Он вышел в соседнюю комнату.

- Эй, - послышался оттуда его голос. - А ну-ка, идите сюда!

Игорь вошел, и увидел на кровати в углу комнаты спящую, совершенно обнаженную девицу лет двадцати пяти. Одеяло было сброшено на пол, и девица лежала в распластанном виде во всей своей красе, тихонько посапывая.

- Подъем, мадам, - сказал Порошин. - Уже утро... Подъем, подъем, повысил голос он.

Девица дернулась, открыла глаза и, увидев перед собой чужие лица, лениво потянулась рукой к одеялу. Подняла его и накрыла свои прелести.

- Вы кто? - спросила она изрядно пропитым голосом. - А где Степа?

- Это мы вас хотим спросить, мадам, где Степа? Мы из милиции. Будьте так любезны, оденьтесь, а то как-то неловко разговаривать о деле в столь интимной обстановке, слишком уж вы прекрасны и удивительны, - вежливо говорил Порошин.

Девица медленно встала и, нимало не стесняясь присутствующих, стала натягивать трусы. Порошин и Дьяконов решили сами выйти из комнаты.

- Итак? - спросил её Порошин, когда она вышла, облаченная в какую-то длинную мужскую рубаху и мужские же тапки.

- Ой, муторно, - встряхнула белокурыми волосами девица и потянулась рукой к бутылке пива, стоящей на столе.

- Потом будете похмеляться..., - отодвинул бутылку Порошин. - А пока тот же вопрос, где Степа?

- Так я-то откуда знаю? Ночью балдели, тут ещё ребята были Сашка и Зинка, потом они ушли, а мы... тоже пошли спать... Вот и все...

- Веревкин куда-нибудь отлучался? - спросил Порошин.

- Да никуда он не отлучался, - стала напрягать память девица. - С вечера вообще из дома не выходил...

- А вечером выходил?

- А я этого не знаю, - зевнула девица. - Я-то сама приехала часам к девяти... Он уже в дупель был, я же вам объясняю, дрых, как сурок... Проснулся только часов в двенадцать. Оклемался... Ну, мы тогда и начали. А Сашка и Зинка ещё до меня квасили, они примерно часа в два ушли... Мы ещё посидели и пошли спать... Вот и все...

- А какое настроение было у Веревкина? - спросил Порошин. - Не заметили вы в его поведении чего-нибудь странного?

- Да, вроде бы, нет... Проснулся, глаза продрал и сразу же начал снова квасить... Ну... разве что, только ночью... Вдруг проснулся, схватил меня за руку, и как заорет... Орал так громко, словно испугался чего-то. Я ему: - "Ты что, обалдел?". А он - "Спи, мол..." Встал, пошел, ещё выпил, и снова лег ко мне... И все. Больше не просыпался... А когда он встал и ушел, я понятия не имею... А что, случилось что-нибудь?

- Да уж случилось, мадам, - буркнул Порошин. - Возможно, скоро все это вам придется повторить следователю, так что, будьте любезны, ничего не путайте...

- А мне и путать нечего! - вдруг обозлилась девица. - Как было, так и говорю. А если он что-то натворил, с него и спрос...

- А вы его хорошо знаете? Он мог что-нибудь натворить?

- Знаю я его недавно, но, думаю, что натворить что-нибудь запросто мог, мужик он заводной, один раз прямо на дороге сцепился с одним парнем... Так его волтузил, аж мне страшно стало... Гаишник подбежал и еле его оттащил... Но тот был сам виноват, подрезал Степину машину сильно, так что обошлось... Жуть - горячий, как порох... Уважает очень себя, не дай Бог ему что-то не так сказать...

- А про своего соседа Гордеева он вам ничего не говорил?

- Только о нем и говорил в последнее время. "Интеллигентская вшивота", - говорил. - "Мазила", - говорил. - "Жидовская", - говорил, "морда", - весьма охотно рассказывала о своем дружке девица. - Хотя я того Гордеева видела, русский он, белобрысый, курносый. - "Давить их всех надо", - говорил. - "Не добили", - говорил, - "при Сталине". Ой, не могу, дайте похмелиться, голова сейчас расколется...

- Теперь можно, - усмехнулся Порошин и протянул ей со стола бутылку пива. Девица стала жадно глотать прямо из горла.

- А вчера он тоже говорил про Гордеева? - уточнил Порошин.

- Не, вот вчера ни слова не говорил, - ответила девица, поставила на стол пустую бутылку и зевнула: - Хорошо сразу как стало... А что он натворил, Степан-то?

- Дело в том, мадам, что только что Гордеева нашли убитым в своем доме, - сообщил Порошин.

Девица открыла рот и долго не могла закрыть его.

- Значит... Быть не может... Это выходит, я его... Я..., - Она была в растерянности, прекрасно понимая, что дала против своего дружка крайне нежелательные для того показания.

- Не переживайте за него, а лучше приведите себя в надлежащий вид. А то ходите черт знает в чем... Мы-то ладно, а скоро из прокуратуры приедут, с ними поаккуратней надо, там люди серьезные, а то, не дай Бог, ещё заподозрят вас в соучастии..., - усмехнулся Порошин.

- Меня?!!! Да я... Плевать я хотела на этого старого козла! Если он убивал, ему и отвечать...

- А кто такие Сашка и Зинка?

- Откуда я знаю? Тусуются тут вечно, а документов у них я не спрашивала, мне-то они ни к чему. У них свой кайф, у нас свой...

Как раз в это время в дом вошли работники областной прокуратуры, во главе со следователем Яшиным, плюгавым человечком в сером пальто и такого же цвета шляпе. Девице пришлось повторить следователю Яшину все, что она только что поведала Порошину...

Закончив все формальности, милиционеры и работники прокуратуры уехали, увезя с собой труп несчастного Гордеева... Насмерть напуганная подружка Веревкина также была задержана и увезена в райцентр до выяснения обстоятельств дела.

- Ну что, - подошел к Игорю Литовченко. - Ничего себе, приехали мы с вами отдохнуть, Борис Ильич... И все же, несмотря на что, пойдемте к Петру Васильевичу. Надо подкрепиться после таких страшных впечатлений...

- Пойдемте, - согласился Игорь. - Если, разумеется, хозяева не передумали...

- Да что вы? Они такие радушные... Однако, как же жалко бедную вдову Гордеева, просто сердце кровью обливается, когда я на неё гляжу... Она просто убита горем.

- Да, великая криминальная революция победно шествует по нашей многострадальной земле, - в тон ему добавил Игорь... Дело, связанное с таинственным Даниловым, странным звонком Гордеева и скрывшимся на "Запорожце" Веревкиным все больше и больше увлекало его...

2.

... - Так что же, все-таки, это за человек Веревкин? - спросил Виктор Артемьевич Литовченко, делая большой глоток ароматного кофе. - Неужели он способен из-за каких-то пустяковых ссор убить человека?

- Черт его знает, - проворчал Петр Васильевич Самарцев, затягиваясь трубкой. - Некоторых людей вообще понять невозможно, что у них там на уме... Мы, слава Богу, живем на некотором расстоянии от дома этого Веревкина, и его оргии как-то проходили мимо нас. Но Геннадий Иванович частенько упоминал о них в последнее время... Гордеев был человек довольно замкнутый, и если бы наши жены не общались, вряд ли бы мы с ним сошлись... Да и взглядов мы совершенно разных, порой даже антагонистических, - мрачно добавил он, глядя куда-то в сторону. - Они с женой время от времени захаживали к нам, Галина Семеновна жаловалась нам на соседа, нехотя говорил о нем и Геннадий Иванович... А что? Вполне возможно, по пьяному-то делу, дурацкое дело, как говорят, нехитрое... А вы, позвольте спросить, кем работаете, Борис Ильич? - неожиданно спросил он Дьяконова, глядя ему в глаза поверх сдвинутых на нос больших роговых очков.

- Я-то? - переспросил Игорь. - Да так, по образованию юрист, работал преподавателем на юрфаке Новосибирского университета, потом переехал в Москву, немного занимаюсь бизнесом...

- Понятно, - равнодушным голосом произнес Самарцев.

А вот в голубых глазах Литовченко при этих словах мелькнула какая-то хитрая искорка недоверия, так, по крайней мере, показалось Игорю.

- Раньше в нашем Саблино обитала только творческая интеллигенция, сказал Самарцев. - А теперь поселок стал расширяться, стали появляться самые разнообразные экземпляры, наподобие этого пресловутого Веревкина. А что поделаешь? Таковы новые условия жизни, мы беднеем, они богатеют... Впрочем, я понятия не имею, чем этот Веревкин вообще занимается, ездит на "Запорожце", а вот пьет и веселится много... Бесконечные шашлыки, компании, блатные песни... Тоже ведь, не задаром все это. У меня, например, на такие попойки денег нет, даже если бы я и захотел проводить досуг подобным образом.

- Экой ты пессимист, Петя, - рассмеялся Литовченко. - Как говорится, если ты такой умный, почему же ты такой бедный?

- Я не бедный, - раздраженным голосом ответил Самарцев. - Я живу нормально в отличие от многих моих коллег. Слава Богу, многое осталось от проклятых всеми застойных времен, когда профессор жил не хуже уличного торгаша, только вот ремонт в даче уже не в состоянии сделать, как видите, обвел он руками свое жилище. - А вот начинать с нуля порядочному человеку в настоящее время очень и очень проблематично...

- Сейчас одни воры и бандиты хорошо живут, - поддержала мужа Алла Андреевна.

Игорь попил кофе, покурил со своими новыми знакомыми и откланялся.

- Да, Борис Ильич, - сказал на прощание Литовченко. - При довольно экзотических обстоятельствах пришлось нам с вами познакомиться... Вот вам моя визитная карточка, если что, звоните...

- Спасибо, - ответил Игорь. - У меня визитки нет, но номер телефона я свой оставлю...

Игорь вышел из дома Самарцевых. Погода в это время, как это частенько бывает в начале марта, резко переменилась, и хлопьями повалил сильный снег...

Он отъехал на некоторое расстояние от дачи Самарцева, встав именно на том месте, где Веревкин отправил его в кювет и внимательно прочитал визитку Литовченко.

"Литовченко Виктор Андреевич. Малое предприятие "Меркурий". Санкт-Петербург, улица Шпалерная, дом... телефон..."

А затем набрал номер МУРа.

- Ну, покоя от тебя нет, Игоряха, - проворчал Леня. - Каждый день тебе что-то от нас надо...

- Надо, надо, дело серьезное. Про убийство художника Гордеева слышал?

- Да есть сведения...

- Так вот, я убежден, что Гордеев это именно тот человек, который звонил мне вчера вечером.

- Так, что от меня требуется на сей раз?

- Проверь, не проходил ли по каким делам этот самый Гордеев Геннадий Иванович?

- И проверять особенно нечего, память у меня хорошая, странно, что ты ничего о нем не знаешь. Гордеев был осужден в начале восемьдесят пятого года за антисоветскую деятельность. Буквально перед самым началом так называемой перестройки. Неужели ты о нем ничего не слышал? Отсидел около трех лет, потом освобожден досрочно... Уехал в Штаты, где-то в середине девяностых вернулся...

- Вот оно что? И все-таки, я от тебя не отстану, Леня. Ради Бога, узнай, не сидел ли он когда-нибудь вместе с этим самым Даниловым?

- Сделаем, неугомонный ты человек, - вздохнул Леня. - И зачем тебе это надо? Что тебе это даст, в толк не возьму. Ты частный детектив, тебе за денежные дела браться надо, а тут, извини, одни химеры...

- А так, - усмехнулся Игорь. - Интересно стало...

- Так сделаем для тебя, Шерлок Холмс ты наш...

- Спасибо. И тогда ещё одно, мне нужны любые сведения о неком Веревкине Степане Степановиче.

- Об этом ничего не слышал. Но узнаю, раз надо...

- Кстати, видел только что нашего старого друга Левку Порошина. Он теперь оперуполномоченный в здешних краях.

- Да, хороший парень Левка. Умный, смелый до кошмара... Только горяч очень. И до рюмки больно охоч...

- Да, выглядит плохо, растолстел до кошмара. Но ума не убавилось, вспомнил Игорь, как с полувзгляда его понял Порошин.

- Все, пока, дел много, узнаю - позвоню, - свернул разговор Леня.

...А Игорь выкурил ещё одну сигарету, позвонил домой, чтобы там не беспокоились и направился в районный центр...

Он быстро нашел Отделение милиции и спросил, где ему найти оперуполномоченного Льва Порошина.

- Да вот он сам идет, - показал дежурный, увидев в конце коридора грузную фигуру Левы, движущуюся вразвалочку по направлению к ним.

- Затеял что-то наш Игоряха, затеял, вижу, - улыбался Порошин, протягивая руки, чтобы обнять старого приятеля. - Прибыл инкогнито, чтобы расследовать наши тайны, полагая, что все тут лаптем щи хлебают и что кроме него тут никто ничего раскрыть не в состоянии... Здорово, дружище!

- Рад видеть тебя, Лева! Как работается на новом месте?

- Ничего себе новое место! Я тут уже шестой год... И работается славно, очень славно. Живу на свежем воздухе, хоть и в маленьком, но своем доме, в свободное время занимаюсь огородом, хожу на рыбалку, на уток иногда охочусь... Правда, не так уж его в последнее время много, свободного времени-то, - вздохнул он. - И охотиться чаще приходиться на двуногих зверей... Разгул преступности... Хотя в нашем районе процент ниже, чем в соседнем, - счел нужным уточнить он. - Пошли ко мне в кабинет, Игоряха, там побеседуем. Хоть он очень мал, как стенной шкаф, зато очень уютен...

Они вошли в крохотный кабинет, сели на стулья и закурили.

Затем Игорь ещё раз подробно рассказал Порошину обо всем, происшедшем с ним за последние сутки...

- Надо срочно раздобыть фотографию Данилова, - сказал Порошин. Может быть, этого одного будет достаточно, чтобы разоблачить преступника...

Резко открылась дверь и вошел дежурный.

- Лев Константинович, срочный вызов...

- Что опять?

- Неподалеку в лесу прохожий обнаружил труп мужчины лет пятидесяти... Выстрел из пистолета Макарова в висок. Пистолет валяется рядом. Похоже на самоубийство.

- Вот оно как, - произнес Порошин, подмигивая Игорю.

- Кажется, я догадываюсь, чей это труп, - прошептал Игорь.

- Ты, как я слышал, стал частным детективом, - ленивым голосом произнес Порошин, при этом широко зевая. - И благодаря этому твое логическое мышление стало явно прогрессировать. Раньше работа следователя тебя как-то не увлекала... Больше ты любил другое - погони, стрельбу...

- Да я и сейчас это люблю... Впрочем, хватит о нас, наговоримся еще. Давай, Лева, лучше расследуем вместе это загадочное дело по полной программе... Давай, мы же с тобой Стерлядкина брали. Помнишь?

- Да, - вздохнул Порошин. - Не выдержал я тогда... Нервишки не выдержали. Надо было его живым брать, а как он в тебя пальнул, так я ему от злобы башку и размозжил... Впрочем, возможно, и правильно сделал. А то бы получил пятнашку, потом бы, еще, чего доброго и сбежал, дурацкое дело нехитрое...

- Да, кстати, как пресловутый Данилов...

- Все, Игоряха, я поехал на дело.

- Я с тобой, можно?

- Вообще-то нельзя, но тебе можно... Поехали...

...Догадка Игоря оказалась верной... Еще по дороге они заметили "Запорожец" Веревкина, стоящий на обочине... А труп его лежал метрах в двадцати от дороги на небольшой полянке, скрытой от обзора густыми елями... Около него дежурил участковый милиционер. Снег тем временем валил все сильнее и сильнее...

- Он самый, - узнал своего утреннего собеседника Игорь, несмотря на то, что левая половина головы была совершенно обезображена пистолетным выстрелом.

- Это Веревкин, - отрапортовал участковый. - Много мы с ним, честно говоря, намучились... То и дело жалобы на него. Попойки, драки... Один раз пятнадцать суток отсидел... Неукротимая была личность, несмотря на солидный возраст... В прошлом шофер-дальнобойщик, получил от дяди наследство и работу свою бросил, сидел тут на даче, пил и жить никому не давал...

- А судимостей у него не было? - спросил Игорь.

- Нет... Насчет судимостей я ничего не знаю... Были бы - знал бы..., - ответил участковый.

- Приступайте, Родион Петрович, - сказал Порошин эксперту, внимательно разглядывая поднятый пистолет. - Вот они, какие дела, ещё утро не закончилось, а уже два трупа...

Сфотографировав труп Веревкина, эксперт предложил Порошину обыскать его одежду.

- Эге, тут какая-то записка, - произнес Порошин. - А ну-ка, ну-ка... Так, ничего себе: "Я так жить не могу. Степан." Так-то вот, Игоряха... Убил Гордеева и застрелился от угрызений совести...

- Трудно сказать по его утреннему поведению, что это был очень уж совестливый человек, - шепнул Игорь на ухо Порошину.

- Всякое бывает... , - проворчал Порошин. - Разберемся, впрочем...

- Разбираться надо, - сказал Игорь. - Только довольно быстро. Как бы новых жертв не было...

На это Порошин ничего не ответил, только неопределенно хмыкнул и как-то загадочно поглядел на Игоря.

- Сейчас снова из прокуратуры приедут, - ленивым голосом, зевая, произнес Порошин. - Я слышал, дело об убийстве Гордеева поручено вести следователю Яшину.

- Ну и как он? - спросил Игорь. - Что за человек?

- Так..., - пожал плечами Порошин. - Ни рыба, ни мясо... Привык идти по пути наименьшего сопротивления... Ну что там нашли интересного, Родион Петрович? - крикнул он эксперту, склонившемуся над следами.

- Если это самоубийство, то я китайский император, - проворчал сухощавый, в круглых очках эксперт. - Рядом следы, к сожалению, сильно занесенные снегом, но полагаю, что кроме Веревкина тут было ещё двое, похоже по следам, что мужчина и женщина, либо мужчина небольшого роста с малым размером ноги... Эх, снег проклятущий, угораздило же его повалить с такой силой, как будто специально, чтобы помочь убийце? Однако, вот под этой еловой веткой следы читаются довольно отчетливо... Итак, стреляли явно с расстояния не меньше полуметра. Убийство это, Лева, причем, очень плохо завуалированное. Спешили, видно, очень убийцы, даже поленились хоть как-то замести следы... Жалко только, что такой сильный снег повалил, все следы на дороге замел. Только следы протекторов машины могли бы помочь найти убийцу.

- Я был уверен, - снова смачно зевнул Порошин. - Не стал бы такой человек, как Веревкин кончать с собой, даже если по пьяни зарезал Гордеева. А ты что призадумался, дружище Игоряха? Уставился куда-то в одну точку и думаешь, думаешь... Поделись...

- Потом поделюсь, - очнулся от своего забытья Дьяконов. - А пока... Пока вот что... Что-то мне надоели ваши трупы, поеду я отсюда. Дел у меня по горло... Пока, Лева, скоро увидимся.

- Ты пиво ещё пьешь? - невпопад спросил Порошин. - Не бросил наше любимое занятие?

- Если есть на что, почему бы и нет? Здоровье пока позволяет.

- Надо как-нибудь сесть по старой памяти за дюжиной темного крепкого. Как ты, не против? С креветочками, а?

- Можно, вот дело расследуем и ага...

- Скоро?

- Думаю, что скоро, - твердо ответил Игорь.

- Вот оно как..., - с сомнением покачал своей крупной головой Порошин. - А, может быть, поделишься своими подозрениями и возьмешь меня с собой по старой памяти на прогулку?

- Нет, Лева, у тебя и тут много дел. Пусть каждый занимается своим. А свои подозрения я должен ещё как следует проверить...

- Ну пока тогда!

- Пока, Лева!

Игорь сел в свою машину и снова направился в Саблино. Ему обязательно надо было проверить внезапно возникшие соображения...

3.

... - Боже мой, снова вы, Борис Ильич, - улыбнулся одними губами Литовченко, при этом глаза его оставались серьезными и чем-то очень озабоченными. - Что-то за это утро вы зачастили в наши края... Но почему пешком?

- Вот это и привело меня к вам, - тяжело вздохнул Дьяконов. - Видимо, попадание в кювет не прошло безболезненно. Мой "Хиндай" стоит в двух километрах отсюда. И никто не хочет мне помочь. Остановилось несколько машин, но все спешат, либо просто не хотят возиться с забуксовавшим горе-водителем...

- Да... Нет ещё у нас настоящей водительской солидарности, - покачал головой Литовченко. - Вернее, уже нет. Раньше все друг другу помогали, теперь же каждый сам за себя... Но я не из таких, я готов бросить все дела и ринуться на помощь человеку. Впрочем, у меня и дел-то никаких нет, я хотел покатался сегодня на лыжах, тут такие замечательные места. Я даже было вышел, несмотря на это страшное событие, свидетелями которого мы с вами стали, прошелся немного, но тут начался сильный снегопад, и я вернулся... А вообще, я именно для этого и приехал в гости к Петру Васильевичу. Люблю ходить на лыжах. Идешь один, идешь, и столько прекрасных мыслей приходит в голову на этой лыжне. Голова как бы просветляется, оттуда вылетает все наносное, ненужное, и на душе становится светло, словно в детстве... Бывало у вас так, Борис Ильич?

- Я редко теперь выбираюсь на лыжню, да и вообще в лес, Виктор Артемьевич, - ответил Игорь.

- А раньше занимались спортом? - поинтересовался Литовченко.

- Баскетболом немного, ну, в футбол гонял..., - солгал имевший черный пояс по карате Игорь. - А так, чтобы серьезно - нет. Ленив очень был, и этим делом тоже злоупотреблял. - Игорь пощелкал себя пальцем по горлу.

- Серьезно? - рассмеялся Литовченко. - А по вашему цветущему виду этого не скажешь.

- Так бросил же, жена заставила, она у меня очень строгая...

- Ладно, я предлагаю вот что - давайте выпьем по стаканчику чая, а потом поедем к вашей машине.

- А того кофейку нельзя? - спросил Игорь. - В жизни не пил такого вкусного кофе?

- Нет! - как-то нервно захохотал Литовченко. - Кофейку нельзя. Нет, поймите меня правильно, в принципе-то можно, только я не владею рецептом приготовления такого кофе, каким владеет Петя Самарцев.

- А он не сделает одолжение?

- А его нет. Понимаете, его нет. Я удивился, только уехала милиция, как он вдруг стал быстро куда-то собираться и исчез. Я его спрашиваю - куда ты, Петенька, ведь суббота, выходной день, а он такой стал мрачный, засуетился, дела, мол, и все. Я говорю - давай, я подвезу на машине. Нет, говорит, не надо. А сам все мрачнеет и мрачнеет. Вот как на него подействовало это злодейское убийство соседа, Борис Ильич. И, между прочим, это свидетельствует о его тонкой ранимой душе. То ли дело я - только что видел труп человека, и уже отправился кататься на лыжах - не признак ли это черствости, я бы даже сказал, какой-то деградации? Правда, я не был знаком с Гордеевым. Я вообще тут никого не знаю, я всего второй, нет, вру - третий раз в этих краях. Я же питерский, Борис Ильич, а как попадаю в Москву, сразу окунаюсь во всевозможные дела, и некогда мне навещать ни старых, ни новых друзей.

- Извините, - довольно невежливо прервал его речь Игорь, очень уж не понравилось ему внезапное исчезновение Самарцева. - А Петр Васильевич поехал в Москву?

- Наверное.

- Значит, на электричке?

- А на чем же еще? Его старенькая "Волга" стоит в гараже, она давно не на ходу. Тут до электрички пятнадцать минут пешком... Так что, Борис Ильич, могу предложить только чаю. Вот чай, в отличие от кофе я умею заваривать профессионально...

- Так мы с вами в доме одни?

- Да, Аллочка пошла навестить несчастную вдову Гордееву. А Васенька, сын Петра Васильевича практически все время живет у бабушки, матери Петра Васильевича. Так что мы совершенно одни... Так что, будем чаевничать или нет?

- Давайте, - махнул рукой Игорь, пока не выбрав верное решение. Несмотря на симпатию к Литовченко, он не хотел пока раскрываться перед ним, как и говорить о смерти Веревкина, хотя возникшие подозрения к Самарцеву стали перерастать почти в уверенность. С одной стороны, надо было действовать оперативно, с другой же - пороть горячку и раскрываться перед мало знакомым человеком тоже было неразумно. И как же он жалел, что прежде, чем ехать в Саблино, не взглянул на фотографию Данилова. Как бы это облегчило его задачу, а, возможно, и спасло жизни людям...

Литовченко заварил чай, поставил на стол испеченные булочки.

- Прошу, - взмахнул рукой он.

Игорь сделал глоток чаю.

- Скажите, - спросил он. - А вы давно знакомы с Петром Васильевичем?

И снова в глазах Литовченко промелькнула хитрая искорка. Только на одно мгновение и тут же погасла, как и в прошлый раз. "Да, он, видимо, понимает, что я тут неспроста", - подумал Игорь. - "А и трудно было бы не понять, тем более, после моего вторичного визита. Ну и ладно, раскрываться не стану, но вопросы задавать буду."

- Нет, не очень, Борис Ильич, - спокойно ответил Литовченко. - Но это ни о чем не говорит. Он приехал на научную конференцию в Петербург, и нас свели наши общие знакомые. Но мы сразу почувствовали друг к другу такую взаимную симпатию, как будто были знакомы с детства. А порой бывает наоборот - человека знаешь с детства, а он совершенно чужой. Эх, если бы вы знали, какой это прекрасный человек, а какая у него эрудиция... Вы можете процитировать ему любую стихотворную строчку, и он тут же выпалит вам имя автора и год написания стихов. Я пытался на чем-либо его поймать, так как тоже достаточно сведущ в поэзии, знаете - совершенно бесполезно. Нет, чудесный человек Петр Васильевич, - вдруг с каким-то вызовом, посерьезнев, проговорил Литовченко. - Какой он прекрасный муж, какой заботливый отец. Васенька родился у них, когда Пете было уже под пятьдесят, а Аллочке под сорок. Они мне рассказывали, как они хотели ребенка, и Господь сжалился над ними. Замечательный мальчишка этот Васенька, просто удивительный, жалко, что его сейчас здесь нет, вы бы сами убедились...

- А женаты они давно?

- Давно женаты, давно, Борис Ильич, только в их жизни была долгая разлука, - тяжело вздохнул Литовченко. - Вот сейчас многие вспоминают с теплом застойные времена, только не те, кто пострадал от них, от этих времен...

- А что, Петр Васильевич пострадал? - приподнялся на кресле Дьяконов.

- А как же? Он испил ту чашу до дна. Психушки, застенки, страшные статьи, все было в его многострадальной жизни... Ведь отсидел в последний раз три года, потом где-то скрывался, прятался... И только лет десять назад снова появился здесь, в Москве. И Аллочка его ждала, как жены ждали людей с войны. Теперь с него сняты все обвинения, он заслуженный член общества. Но память-то осталась, страшные воспоминания не вытравишь, дорогой Борис Ильич...

- Вот оно как..., - задумался Игорь. - А вы точно знаете, что он сидел именно за это?

- Точно я знать не могу, разумеется, так как не был раньше знаком с этой прекрасной семьей. Но то, что сидел, это совершенно точно, такого не придумаешь. Многие теперь козыряют своим диссидентством и борьбой с коммунистическим игом, это теперь модно, но Петенька ничем не козыряет. Просто я и так вижу, что он прошел через многие круги ада, о котором теперь многие так тоскуют.

При этих словах румянец на какое-то мгновение сошел с лица Литовченко, глаза его стали злыми, а кулаки крепко сжались. Видно, и он настрадался от прежнего режима...

- Вы знаете..., - понизил вдруг голос Литовченко. - Я вам вот что ещё скажу... Теперь это можно, потому что той статьи, по которой сидел Петенька уже в Уголовном Кодексе нет. Я порой имею подозрения, что он бежал из лагеря...

- Что вы говорите? - привстал с места Дьяконов.

- Да... Как-то раз мы с ним выпили коньяку, и он немного разговорился. И стал рассказывать как будто бы содержание то ли фильма, то ли книги... Лагерь в Сибири, жуткий начальник, рядом убийцы, грабители, такие ужасы рассказывал. А потом побег - отчаянный побег... Долгие километры в сибирской тайге... И я понял одно, - совсем понизил голос Литовченко. - Это не было ни фильмом, ни книгой. Это произошло с ним самим... Вот какого человека вы только что видели, Борис Ильич. Я просто благоговею перед ним. Но раскрывается он очень редко...

- Понятно, - стал нервничать Игорь, понимая, что нужно действовать оперативно и более терять времени нельзя. - Однако, мне пора...

- Хорошо, хорошо, Борис Ильич, - засуетился и Литовченко. - Поехали, поехали, и я, и мой металлический верный друг готовы посодействовать вам в вашей трудной ситуации.

В этот момент открылась дверь, и в комнату вошла растрепанная и взволнованная Алла Андреевна Самарцева. Лицо её было покрыто красными пятнами, руки тряслись. Она с раздражением поглядела на незваного гостя. Игорь обратил внимание, что левый висок и подбородок у неё были очень сильно напудрены, словно она хотела скрыть что-то. Это не понравилось Игорю.

- Виктор, я вызываю "Скорую". Галочка совсем плоха, - произнесла она, падая в кресло. - Телефон-то в их доме не работает... Господи, Борис Ильич, вы снова здесь! - вызывающим голосом произнесла она.

- Да вот, - развел руками Игорь. - Снова неприятности с машиной...

- Да? - рассеянно переспросила Самарцева, взяла мобильный телефон и набрала номер "Скорой помощи" - Алло! Скорая? С вами говорят из поселка Саблино. С женщиной плохо, она потеряла сознание... Улица Чайковского, дом четыре, дом художника Гордеева. Может быть, вы слышали? Геннадий Иванович Гордеев сегодня ночью был убит в своем доме. Приезжайте поскорее, ради Бога... Спасибо, только поторопитесь... - Она отключила связь и тяжело вздохнула: - Господи, какое ужасное утро... Только бы с бедной Галочкой ничего не произошло, я так её люблю...

- А вы давно знакомы с семьей Гордеева? - спросил Игорь.

Самарцева бросила на излишне пытливого гостя неодобрительный взгляд, но все же ответила:

- Лет семь. С тех пор, как Геннадий Иванович тут поселился.

- Аллочка, я поеду помогу Борису Ильичу. У него проблемы с машиной, сказал Литовченко.

- Самое время, - еле слышно проворчала Самарцева, бросая ещё один мрачный взгляд на незваного навязчивого гостя. - Скоро будешь?

- Да разумеется. Разберемся, что там с машиной и разбежимся, продолжал улыбаться Литовченко.

- А где Петя? - спросила каким-то деревянным голосом Самарцева. При этом красных пятен на её лице прибавилось, а губы нервно дрогнули.

- Ты знаешь, он куда-то смотался. Собрался и ушел. Такой мрачный, озабоченный чем-то. На мои вопросы ничего толком не ответил. Я совершенно теряюсь в догадках, вчера он ни слова не говорил о том, что ему куда-то надо...

- И мне ничего не говорил. Странный он какой-то... Может быть, поехал к своей маме навестить Васю... - Эту фразу она просто отчеканила, с ненавистью глядя в лицо Игорю. - Хоть бы меня предупредил, тут два шага шагнуть... Ладно, вы решайте свои проблемы, а я пойду обратно к Галочке, надо встретить "Скорую", этот Олег такой бестолковый молодой человек, просто удивляюсь, до чего же инфантильны некоторые современные юноши...

- Ладно тебе ворчать, - мягко возразил Литовченко. - Он как-никак только что потерял отца...

- И все же двадцатилетний парень обязан быть мужчиной в любой ситуации. А он валяется на постели чуть ли не без сознания вместо того, чтобы помочь матери. Если бы не мы, что бы он вообще стал делать, ума не приложу... Ладно, я пошла...

- И мы поедем, Борис Ильич, - сказал Литовченко. - А то, не дай Бог, кто-нибудь покусится на вашу машину. Ворчлива до чего Алла Андреевна, между нами говоря, - добавил он, когда статная фигура Самарцевой показалась в окне и прошествовала к калитке. - Очень властная женщина, трудно с ней Пете, должен заметить, хочет, чтобы все было именно так, как она скажет.

- А сами-то вы женаты, Виктор Артемьевич? - поинтересовался Игорь.

- Нет, - расхохотался Литовченко. - Я не женат, я был женат дважды, но дважды же и разведен. И знаете что скажу вам по большому секрету - мне так гораздо лучше, спокойнее, Борис Ильич. С женщинами вообще очень сложно, все время у них какие-то проблемы, претензии к нашему брату... Нет, вот теперь я по-настоящему прекрасно себя чувствую. Мне идет пятьдесят третий год, я абсолютно здоров, свободен, у меня есть некоторые средства, позволяющие вести достойный образ жизни...

- Значит, вы женоненавистник?

- Нет! - опять рассмеялся Литовченко. - Вовсе нет... Я очень люблю женщин, но только не в качестве жен. До свадьбы женщина бывает ангелом, потом становится дьяволом, убеждался и на своем и на чужих примерах... Итак, в путь?

Они оделись, вышли из дома, Литовченко запер дверь на ключ, прямо при Игоре положил ключ под коврик и завел свой БМВ.

Вскоре они доехали до стоящего в двух километрах от Саблино "Хиндая" Дьяконова, в котором Игорь предусмотрительно отключил специальной кнопкой зажигание, чтобы создать иллюзию какой-то поломки.

- Ну-ка, ну-ка, что у вас там? Поглядим, открывайте капот, - суетился Литовченко. - Так..., - попытался он завести машину. - Не заводится... Явно что-то с зажиганием, это я вам точно говорю...

Он полез в капот и стал смотреть зажигание, а Игорь, сидящий за рулем, через некоторое время незаметно для Литовченко нажал нужную кнопку, и машина тут же завелась. Терять времени он больше не мог. Нужно было срочно искать уехавшего Самарцева. Он был уверен в своей догадке, и больше не мог придуриваться перед Литовченко.

- Ну вот, - широко улыбнулся Литовченко, делая вид, что ни о чем не догадался. - С моей легкой руки ваша машина завелась, и вы можете ехать, куда угодно...

- Что я и сделаю немедленно, - улыбнулся в ответ и Игорь, прекрасно отдавая себе отчет в том, что Литовченко догадался, что двукратное появление псевдо-Игонина в поселке Саблино далеко не случайно и имеет прямое отношение к произошедшим там преступлениям.

- Счастливого вам пути, Борис Ильич, - ещё шире улыбнулся Виктор Артемьевич. - Можете располагать мной, если что, я весь в вашем распоряжении...

"Может быть, сказать ему, кто я?" - подумал было Дьяконов. - "Он бы действительно мог помочь, человек он очень неглупый, мобильный, все примечающий..." И все же Игорь решил этого не делать, повременить немного...

Прямо из машины по мобильному телефону он узнал московский адрес Петра Васильевича Самарцева, а также адрес его матери. Затем он позвонил Порошину, но того не было на месте. Он позвонил по телефону в служебную машину Порошина, но в телефоне что-то трещало, шумело, щелкало, и Игорь отчаялся дозвониться до старого приятеля.

Он решил ехать в Москву и побеседовать с матерью Самарцева.

... Однако, он накликал-таки беду на свою прекрасную и доселе работающую без проблем, машину. На Рязанском шоссе автомобиль заглох. И на сей раз на самом деле и основательно...

- Тьфу ты, мать твою, - проворчал Игорь, с раздражением закуривая. Воистину, не буди лихо, покуда тихо...

Он безуспешно повозился с машиной минут с двадцать, а потом, отчаявшись, вызвал по мобильному телефону техпомощь. А затем его застал звонок Левы Порошина.

- Ты куда пропал? - своим клокочущим голосом спросил Порошин. - С телефоном у тебя что случилось?

- Да с телефоном нормально, машина вот заглохла...

- Ты где?

- Рязанское шоссе, двадцать восьмой километр. Техпомощь жду...

- Понятненько... А я вот раздобыл фотографию пресловутого Данилова...

- Ну?!!! И кто же это?!!!

- А черт его знает, кто... Мне, например, это лицо незнакомо.

- Ну на кого похож, хоть приблизительно? Напряги память...

- Да хоть на меня, только морда не такая толстая... Стриженая голова, в фас и профиль, глаза большие, взгляд злобный, впрочем, у кого на таких фотках взгляд не злобный? Там все друг на друга похожи... А вообще, у меня память на лица, сам знаешь... Профнепригодность, Игоряха, за то и погорел в свое время... Стерлядкина, например, вовремя не узнал, а потом чем все это обернулось?... Сам знаешь, чуть своим другом Игорьком Дьяконовым не поплатился...

- Ладно, Лева, не прибедняйся, ты зато другими качествами брал... Эх, мне бы взглянуть на эту фотографию, мигом бы понял, кто это такой. Хотя я и так догадываюсь... Сейчас техпомощь приедет, на сервис машину отвезем, а потом беру такси и к тебе. Либо на Петровку...

- Ты давай вот что, не темни, скажи, кого подозреваешь? Впрочем, мне кажется, я и сам догадываюсь...

- Ну?

- Да ладно, пока не буду. Нечего предвзятое мнение создавать... Поглядим вместе на облик этого самого Данилова, тогда и прикинем... Одно могу тебе сказать, по-моему, ты роешь не в том направлении...

- Вот оно как?

- Впрочем, не мое дело. Не дело провинциальному оперу, вечному старшему лейтенанту давать советы бывшему капитану, следователю УВД, а ныне российскому Шерлоку Холмсу. Возможно, что ты окажешься и прав. А вот следователь прокуратуры Яшин снова выехал в Саблино, будет там проводить свое расследование.

- Пускай проводит, главное - результат... Эге, вот вижу, техпомощь едет...

- Перезвони мне, я в своем кабинете...

- Хорошо...

...Машину Дьяконова эвакуировали в автосервис.

- Странное у вас что-то с машиной, - покачал головой автослесарь. Вы что, сами испортили себе зажигание? Или недавно за рулем? Кто к вам туда лазил?

"Кто лазил?", - вдруг оторопел от слов слесаря Дьяконов, вспоминая румяное вечно улыбающееся лицо Литовченко, а вслух произнес:

- Ладно, я лазил, сдуру все напортил. Вы сделайте все, как надо, я оплачу...

- Странно, что вы вообще сумели завести свою машину, да ещё проехать на ней хоть какое-то расстояние... Тут многое придется менять, сами посмотрите, все тут обуглилось, оплавилось, как будто нарочно неправильно поставили... А у нас к вашей машине навряд ли найдутся необходимые запчасти... Попробую, конечно, но времени займет немало... Надо же, так все испортить, - продолжал поражаться он.

- Вы делайте, делайте, - досадливо произнес Игорь. - Только я поеду. Я очень вас прошу... Я куплю... Там...

"Они же были заодно", - кусал губы Игорь. - "Самарцев и этот любезнейший Литовченко... Как же он мне лапшу на уши сумел навешать своей обаятельной улыбкой... И водитель он, видно, действительно, очень опытный. Тут не соврал нисколечко, так четко испортил зажигание, да ещё умудрился, чтобы я уехал, но не доехал... Профессионал... Да, наверняка, один из них двоих и есть Данилов, а, соответственно, и убийца Гордеева... Только кто, Самарцев или Литовченко?..."

Слесарь дал Игорю список того, что нужно купить, и он опрометью бросился бежать к трассе. По пути набрал номер Порошина.

- Лева! - крикнул он. - Быстро в Саблино! И немедленно задержи там этого гостя Самарцевых Литовченко. Под любым предлогом.

- Как это я могу задержать человека ни за что, ни про что? Ты что, законов не знаешь?

- Я прошу тебя, прошу, это он испортил мне зажигание в машине, значит, они с Самарцевым заодно..., - уже не скрывал своих подозрений он.

- Ох и достал же ты меня, нудяга! Ладно, попробую, только ради нашей дружбы. Задержу Литовченко по подозрению в умышленной порче зажигания... Чтобы снова не получилось так, как со Стерлядкиным... Да, кстати, выяснено совершенно точно, Веревкин никогда судим не был, больше пятнадцати суток в заключении не проводил...

- Тем более, надо спешить... Давай, давай, Лева, не теряй времени! кричал в трубку Игорь, голосуя другой, свободной рукой. Около него остановился красный "Жигуленок".

- В Саблино довезешь? - спросил Игорь.

- А где это?

- Там, - показал Игорь в сторону от Москвы. - Километров двадцать с небольшим отсюда. Заплачу, сколько скажешь...

- Скажу двести, - мрачно произнес толстомордый водитель.

- Губа у тебя, вижу, не дура, но дам... Только очень прошу побыстрее... Важное дело.

- Садись.

Доехали довольно быстро. Они уже подъезжали к дому Самарцева, когда впереди он увидел УАЗик Порошина. Игорь заплатил водителю "Жигулей" двести рублей и буквально на ходу выскочил из машины.

- Лева! - крикнул он.

- Ну, быстро же ты передвигаешься по зимнему Подмосковью, Игоряха, поразился его оперативности Порошин.

- Да нет, - досадливо произнес Игорь. - Это ты передвигаешься слишком медленно. А где же твой следователь Яшин?

- Откуда я знаю? Где-то тут в поселке. Найдем... Ладно, пошли...

- Фотографию покажи... Глядишь, сразу все и прояснится...

Порошин протянул ему фотографию Данилова в фас и в профиль. Игорь внимательно вгляделся в нее. Наголо обритая голова, злобно и затравленно глядящие глаза. Нет, это определенно не Веревкин... Да, пожалуй, и не Самарцев...

- Ну? - спросил Порошин. - Похож на кого-нибудь?

- Черт его знает..., - задумался Игорь. - А какого года эта фотография?

- Восемьдесят седьмого.

- Да... Четырнадцать лет... - Игорь стал закрывать на фотографии то нижнюю, то верхнюю часть лица изображенного на ней... - Могу сказать одно это не Веревкин. И на Самарцева совсем не похож... А вот, учитывая давность фотографии, вполне может сойти за Литовченко... У того глаза скрыты за очками, губы за усами, лоб за густыми седыми кудрями... Да, - уверенно произнес он. - Вполне вероятно, что Данилов это Литовченко...

Они постучали в дверь дома Самарцева. Никто не открывал.

- А где его машина? - спросил Порошин. - В гараже, что ли?

- Да нет, в гараже стоит машина хозяина. Литовченко держал машину на улице перед домом...

Игорь дернул ручку двери, дом оказался запертым...

- Ну что будем делать? - спросил Порошин.

- А черт его знает, взломать бы надо...

- А может, прикажешь сразу поджечь? - съязвил Порошин.

- Иди ты к чертовой матери! - обозлился Игорь. - Ладно, надо идти к Гордеевым, Самарцева, наверное, там...

Они пошли к Гордеевым. В комнате на диване лежал Олег Гордеев, а около него суетилась Алла Андреевна Самарцева.

- Алла Андреевна, извините, а где ваш гость? - спросил Игорь.

- Да, любезнейший..., - злобно улыбнулась она, не отвечая на заданный вопрос. - Зачастили, однако, вы к нам. Половины дня не прошло, а вашу физиономию я вижу уже в третий раз. Опять машина сломалась? А без Виктора Артемьевича её никак не починить... Извините, я не могу соответствовать, в чем не разбираюсь, так это в автомобилях...

- Мне не нужна ваша помощь, - холодно произнес Игорь. - Мне нужен Литовченко... Я частный детектив Игорь Николаевич Дьяконов, буду вместе с правоохранительными органами расследовать дело об убийстве художника Гордеева. Так что, будьте любезны, пройдите с нами и откройте ваш дом...

- А что, разве наш дом заперт? - сменила гнев на милость Самарцева. Там же должен быть Виктор Артемьевич. А, наверное, он на лыжах пошел...

- Сев на машину? - мрачным тоном уточнил Игорь.

- Возможно... Хотя странно, лыжня идет прямо от нашего дома... Ну пошли... Ладно, Олежек, полежи, сынок, я ещё зайду, - погладила она по голове Олега Гордеева и пошла к себе. Дьяконов последовал за ней. Порошин ненадолго задержался, чтобы задать Олегу Гордееву пару вопросов, но, видимо, тот был не в состоянии говорить, и Лева вскоре нагнал Самарцеву и Игоря.

Алла Андреевна открыла ключом дверь.

- Ну, дальше что? - развела руками она. - Виктора Артемьевича нет, Петра Васильевича тоже... Может быть, хотите обыскать дом? - как-то очень злобно оскалившись, ехидно спросила она.

- Не помешало бы, - мрачным голосом произнес Игорь. Порошин при этих его словах отвернулся, как будто не имеет к этому никакого отношения.

- А позвольте спросить, санкция прокурора у вас имеется, господин частный детектив? - быстро говорила Самарцева, покрываясь красными пятнами. - И вообще, какие у вас, собственно говоря, права и обязанности? Никак не могу взять в толк ваш статус? Сейчас много появилось всяких частных охранников, частных детективов, ещё каких-то людей с сомнительными именованиями, в которых я ничего не понимаю, так как я человек прежнего времени. Тем не менее, слово "прокуратура" я слышала. Оно употреблялось и в прежние времена. И о санкции на обыск я тоже имею представление...

Именно в этот момент в дверь постучали.

- Позвольте? Есть кто дома? - раздался мужской голос.

- Да, да, заходите...

В комнату вошел в своем сером пальто и шляпе следователь Яшин.

- Здравствуйте. Я следователь прокуратуры Сергей Виленович Яшин. Мне нужно побеседовать с хозяевами дома по делу об убийстве вашего соседа Геннадия Ивановича Гордеева. Впрочем, я вас уже видел. У Гордеевых, припомнил он лицо Аллы Андреевны.

- Да, да, пожалуйста, - улыбнулась Самарцева, бросая злобный взгляд на Дьяконова и Порошина. - Будьте любезны, ваше служебное удостоверение, Сергей Виленович.

- Да, разумеется, пожалуйста.

- Вот это документ, - потрясла она книжечкой перед носом Дьяконова. Это действительно официальное лицо. Садитесь, Сергей Виленович, вот сюда, вам тут будет удобнее..., - подчеркнуто любезным тоном указала она Яшину на кресло у камина.

Дьяконову и Порошину она сесть не предложила.

- А что вы тут делаете, Лев Константинович? - удивился Яшин присутствию в доме оперуполномоченного Порошина.

- Вот эти люди хотят произвести в нашем доме обыск, - констатировала Самарцева. - А вы, как работник прокуратуры, объясните мне, ради Бога, имеют ли они на это право?

- Лев Константинович... - укоризненно поглядел на него Яшин. - Это правда?

Порошин пожал плечами.

- Собственно говоря, это вот этот джентльмен настаивал на обыске, показала Самарцева на Дьяконова. - А этот просто молчал, не возражал и не настаивал...

- А вы-то кто такой? - спросил Яшин у Игоря. - Ах, да, припоминаю, вы были понятым в доме Гордеевых... Но что вы делаете здесь? Ваши документы?

Игорь протянул свое удостоверение.

- Так, Дьяконов..., - знакомился он с содержанием удостоверения. Частное сыскное агентство "Пинкертон"... А почему вы подписались в качестве понятого, как Игонин?... Вы что?... Что тут вообще происходит, Лев Константинович? - нахмурился он.

- Понимаете, Сергей Виленович, - взял его под руку Порошин. - Можно вас на минутку...

- Да не позволю я никому нарушать закон и лезть туда, куда ему не положено..., - отдернул его руку Яшин. - Ни вы, ни тем паче, он не имеете никакого права вести самостоятельное следствие. Я веду его, понимаете, я, мне дело поручено прокурором. Я приехал, опрашиваю соседей, а вы, оказывается, тут, как тут... И я попрошу вас вот о чем - будьте так добры, выйдите оба отсюда. Пока я вас не задержал, любезный сотрудник агентства "Пинкертон", а на вас, оперуполномоченный Порошин, не написал докладную вашему начальству... Будьте любезны, будьте любезны... На выход пожалуйста... Немедленно покиньте помещение... - Яшин властно взмахнул своей узенькой ладошкой.

Дьяконов и Порошин переглянулись и вышли из дома.

- Шарлатаны..., - проворчал Яшин. - Приношу свои глубокие извинения, ...

- Алла Андреевна, - подсказала Самарцева.

- Алла Андреевна, - повторил Яшин. - Итак, имею к вам несколько вопросов...

Дьяконов и Порошин тем временем вышли из калитки дома Самарцева и закурили с мрачным видом.

- Да, неудачно получилось, - произнес Игорь, глубоко затягиваясь сигаретным дымом.

- Скоро я по твоей милости без работы останусь. А у меня трое детей, между прочим..., - хрипло откашлявшись, пробасил Порошин.

Игорь совершенно проигнорировал его упрек. Он думал о своем, снова разглядывал фотографию Данилова.

- Может, вполне может быть, что это Литовченко... Тот же прищур, те же глаза... А? Запросто, учитывая давность фотографии... Человеку на фотографии лет под сорок, Литовченко сейчас за пятьдесят... Возраст подходит... А что там в деле, не помнишь? Были ли у этого Данилова особые приметы?

- Были, - твердо ответил Порошин. - У него отсутствовал мизинец на левой ноге.

- Ну, вот мизинец Литовченко я как раз изучить не успел, - с досадой произнес Игорь.

- И совершенно напрасно, - решил пошутить Порошин. - Надо было сразу же его разувать...

- Да, и это напрасно, - проигнорировал его шутливый тон Игорь, - и то, что мы не делаем обыск у Самарцевых, тоже очень даже напрасно...

- Закон..., - развел руками Порошин. - Как говорится, dura lex, sed lex.

- Латынь ещё помнишь? Плохой, говоришь, закон, но закон... Вот именно, плохой, раз благодаря ему преступник имеет возможность ещё кого-нибудь лишить его единственной жизни, Лев Константинович...

- Тебе карты в руки, Игоряха, а мой статус официального работника правопорядка нарушать закон мне не позволяет... Но помочь тебе я готов, обнял он за плечо Игоря. - По старой дружбе, мы же с тобой Стерлядкина брали... Хотя не совсем уверен в правоте твоих подозрений..., - добавил он.

Их беседа была прервана бесшумным появлением сзади Сергея Виленовича Яшина.

- Вы ещё здесь, господа? Давайте, давайте... - насупил брови следователь. - Нечего тут...

- Мудак ты, - одними губами прошептал Игорь и сплюнул на снег.

- Что?! - побледнел Яшин, расслышав его слова.

- Я говорю, факты, Сергей Виленович, факты...

- Какие такие факты? - насторожился Яшин. - Если есть факты, излагайте, помогать следствию гражданам России никто не препятствует, напротив... Только не лезть в следствие, это запрещено законом...

- Послушайте, Сергей Виленович, - вмешался Порошин. - Капитан Дьяконов в прошлом следователь Управления Внутренних дел, на его счету много раскрытых и предотвращенных преступлений, мы с ним работали вместе. И он здесь, чтобы помочь нам вести это запутанное дело...

- Не нам, во-первых, а мне, - заносчиво произнес Яшин. - Вы никакого следствия вести не можете, вы выехали на место преступления во главе оперативной группы, и все, а следствие веду я... Итак, чем можете помочь следствию, капитан Дьяконов?

Игорь сглотнул его высокомерный тон. Разве дело в амбициях, когда на свободе разгуливает кровожадный зверь, когда он в любую минуту может лишить жизни ни в чем не повинного человека, как полсуток назад лишил жизни талантливого художника, человека, столько перестрадавшего, мужа и отца? А, возможно, не зверь, а звери? Ведь теперь Игорь был уверен в том, что Самарцев и Литовченко заодно... А один из них является беглым убийцей Даниловым... И исключить версию, что это Самарцев, полностью тоже нельзя, могла ведь быть сделана пластическая операция, а Гордеев мог его опознать по каким-то особым, одному ему известным приметам. Да и Алла Андреевна Самарцева ведет себя крайне подозрительно...

- Я расскажу вам, Сергей Виленович, о вчерашнем звонке, - решился он, глядя в бесцветные суровые глаза Яшина. - Ведь это наше общее дело найти преступника и обезвредить его...

- Прошу ко мне в машину, - сказал Яшин. - Тут могут быть уши. От людей, как говорится, на деревне не спрячешься, - произнес он довольно дружелюбным тоном, также, очевидно, желая снять нарастающее напряжение.

Они сели в старенькую, числящуюся за районной прокуратурой "Ниву", и Игорь поведал Яшину обо всем, что знал...

- Любопытно, любопытно, - говорил Яшин, разглядывая фотографию Данилова. - Ну что же, проверить надо, это мы обязаны сделать... И Самарцева с Литовченко искать обязательно надо. Но все должно быть в рамках закона! - наставительно произнес он, поднимая вверх палец. - На этом стоим! - рассмеялся он. - Спасибо вам за помощь следствию, товарищ Дьяконов. Но впредь прошу без меня ничего не предпринимать, договорились?

Игорь только пожал плечами в ответ. "С тобой мы никогда ничего не найдем", - подумал он.

- А как же насчет санкции на обыск дома Самарцева? - спросил он.

- Да разве же прокурор мне такую санкцию даст? - совершенно повеселел Яшин. - На каком таком основании, товарищ Дьяконов? По вашему поведению трудно даже представить себе, что вы раньше работали в правоохранительных органах, да и теперь имеете к ним некоторое отношение... Ладно, я выяснил все, что мне нужно в этом поселке, поеду к себе и доложу обо всем прокурору... Кстати, этот Гордеев довольно известный художник, прокурор меня просил уделить этому делу особенное внимание. Его фамилия хорошо известна на Западе, и кое-кто, - насупил жидкие бровки Яшин. - уже поднимает нежелательный шум, мол, происки, наступление на демократию... А я поглядел там в доме его картинки - на мой взгляд, чистая мазня, точнее грязная мазня... Мой пацан куда лучше рисует, поглядели бы вы, как он вчера нарисовал лошадь... Этот Гордеев в прошлом диссидент... Сидел в психушке, в тюрьме... А честно скажу вам, ребята, за дело их сажали... Именно из-за таких разрушился Советский Союз, и накатилась на нас волна преступности... Я, разумеется, не хочу сказать, что за это его следовало убивать, поймите меня правильно...

Порошин и Дьяконов переглянулись, Лев Константинович незаметно покачал головой.

- Да, вот ещё что могу сообщить вам по секрету, - сказал важным голосом Яшин. - Эта задержанная нами проститутка сообщила, что у Веревкина имелся пистолет Макарова, ей показали тот пистолет, который нашли рядом с его трупом и она сказала, что это тот самый пистолет. Впрочем, все пистолеты Макарова похожи друг на друга, как братья-близнецы, - усмехнулся он.

- Кстати, Сергей Виленович, - решил подсказать ему кое-что Дьяконов. - Хочу оказать следствию ещё одну помощь.

- Этому мы всегда рады...

- Я бы посоветовал вам узнать, не пересекались ли раньше пути Гордеева и Самарцева. Самарцев ведь тоже сидел, тоже диссидент...

- Да вы что? - расхохотался Яшин. - Самарцев диссидент?!

- Да..., - оторопело произнес Дьяконов.

- Вы пользуетесь какими-то непроверенными данными, товарищ частный детектив, - продолжал покровительственно улыбаться Яшин. - Я начал наводить справки обо всех мало-мальски приметных обитателях поселка, про всех ещё не успел, сами понимаете, но вот о Самарцеве узнал все. Филолог, доктор наук, профессор, член Союза писателей, в прошлом член КПСС. И никогда никаким диссидентом он не был, напротив, при Советской власти жил, как у Христа за пазухой. Все у него было - дачу вот эту самую построил, "Волга" была, постоянные загранкомандировки, он в одних только Штатах раз пятнадцать был. Занимался проблемами социалистического реализма... Да и жена его только что мне все это подтвердила. Я ведь тоже было выдвинул версию, что он соседа из ненависти... того... Всякое бывает... Кстати, эта версия ещё полностью не отметается мной, должен вам признаться... Надо как можно быстрее найти Самарцева, и Литовченко тоже... Однако, пороть горячку тоже нечего, ведь пока никаких данных о том, что они скрылись, не имеется. Подождем до вечера и тогда посмотрим... Вас подвезти?

- Да нет, мы на своей машине, - отказался Порошин.

- Используете служебный автотранспорт в дурацких целях, Лев Константинович... Шучу! Будем действовать совместно! Только без самодеятельности и в рамках закона! Пока!

- Самарцев никогда не был диссидентом..., - шептал Дьяконов, шагая к машине Порошина. - На кой черт Литовченко мне навешал на уши эту лапшу? Чтобы я заподозрил в нем беглого убийцу Данилова, которого опознал Гордеев?

- Ты что там бормочешь, Игоряха? Досадуешь на Яшина? Но ведь по сути дела он прав...

- Нет, Лева, вот что, - громко заявил Дьяконов. - Ты езжай, езжай, у тебя много дел... Ты ограничен рамками закона. А я буду действовать вне его...

- Как знаешь... Значит, ты остаешься здесь?

- Да, остаюсь... Я должен кое-что ещё выяснить, - твердо сказал Игорь и зашагал обратно к дому Самарцевых...

4.

- Нет, это просто невыносимо! Это ни в какие рамки не лезет! закричала Самарцева, в очередной раз увидев на пороге своего дома длинную фигуру Игоря Николаевича. - Опять вы?!!! Я сейчас позвоню прокурору!

- Не позвоните, - возразил Игорь. - Это вовсе не ваших интересах...

- Вот как, - попыталась улыбнуться хозяйка дома, хотя лицо её по-прежнему было покрыто красными пятнами, а руки дрожали от волнения. - Ну что же, не драться же мне с вами, в самом деле... Прав был Петя, когда предлагал мне завести собаку. Поменьше бы тогда было таких унылых и докучливых визитеров, как вы... Однако, собаки нет... Так что, пользуйтесь этим обстоятельством и проходите...

- Спасибо и на этом, - сказал Игорь и прошел в дом.

- Излагайте, что вас снова ко мне привело, да желательно поскорее.

- Спешите куда-нибудь?

- А вот это не ваше дело.

- Это как знать, как знать, может быть, окажется и мое...

- Давайте без дурацких намеков. Говорите, я вас слушаю...

- Мне бы хотелось узнать одно обстоятельство жизни вашего мужа Самарцева Петра Васильевича.

- Какое именно?

- Подвергался ли он когда-нибудь репрессиям со стороны властей? В застойное время, я имею в виду...

- Никогда никаким репрессиям он не подвергался. Он был в почете, печатался в самых престижных изданиях, ездил за рубеж...

- А давно вы с ним были женаты?

- Мы расписались в девяностом году. Я отвечаю вам на ваши дурацкие вопросы только потому, что никаких секретов и тайн в этом нет. Расписались в девяностом году, а в девяносто первом у нас родился сын Василий.

- Вы назвали так сына в честь... - Игорю припомнилась информация о том, что Данилов очень хотел, чтобы у них с женой родился сын, которого бы они назвали Васей. Он ещё не исключал возможности того, что Данилов это Самарцев. Делают же, в конце концов, пластические операции... Хотя, в таком случае, как же его мог опознать Гордеев? Мог, узнать хорошо знакомого человека можно и при измененной внешности. А если они лежали рядом на нарах?... На всю жизнь все приметы и повадки запомнишь...

- ...В честь дедушки Василия Петровича Самарцева, - мрачно произнесла Алла Андреевна. - Он был генерал-лейтенантом. Успел увидеть своего внука, а через полтора года скончался. Еще вопросы будут? - раздражено спросила Самарцева.

- Будут, Анна Андреевна, раз уж вы так любезны. Скажите, давно вы знакомы с Виктором Артемьевичем Литовченко?

- Недавно, - с ещё большим раздражением ответила Самарцева. - С ним познакомился в Петербурге Петр, а затем Виктор приехал к нам на дачу. Здесь мы и познакомились.

- И кто же такой этот Литовченко?

- Умный, образованный, очень приятный человек, как вы сами успели убедиться во время ваших бесконечных визитов. С ним можно говорить, о чем угодно, на любую тему, он во всем прекрасно разбирается, и в поэзии, и в прозе, и в театре, и в музыке, и в кинематографии. А про его прошлое я не расспрашивала. Ни к чему мне это было, я же не частный детектив... Мы любим, когда он к нам приезжает, он очень оживляет обстановку, его любит и наш сын Вася. И сам Виктор Артемьевич очень любит детей...

- А у него есть дети?

- Он упоминал о сыне от первого брака. Ему сейчас около двадцати лет. В настоящее время Виктор Артемьевич разведен, живет один, в хорошей квартире в центре Санкт-Петербурга, занимается каким-то бизнесом. А каким именно, я тоже не уточняла. Мне ни к чему...

- И последний вопрос, Алла Андреевна, - растягивая слова и глядя в глаза собеседнице, произнес Игорь. - Почему Виктор Артемьевич Литовченко сказал мне, что ваш муж Самарцев Петр Васильевич в застойное время сидел в тюрьме за диссидентство и даже, вроде бы, совершил оттуда побег?

Что-то дрогнуло в лице Самарцевой, а затем она деланно расхохоталась.

- А вот зачем он вам сказал эту нелепость, неплохо было бы спросить у него самого, - выпалила она. - Я-то тут причем?

- Просто маленькая ложь рождает большое недоверие, - заметил Дьяконов.

- Я же вам сказала, что плохо знакома с Литовченко. Может быть, он и непорядочный человек, не мне об этом судить... А какое все это имеет значение для вашего дела?

- Имеет, имеет, в нашем деле все имеет значение, мелочей не бывает. Теперь, пожалуй, все, - встал с места Игорь. - Теперь я вас покидаю...

- Думаю, через полчасика вы снова появитесь, я уже не верю, что без вашего присутствия вообще можно как-то существовать..., - язвительно заметила Самарцева.

- Только в случае крайней необходимости, - улыбнулся Игорь.

Выйдя из дома Самарцевых он направился к Гордеевым. Там, при открытой двери, за занавешенными окнами лежал несчастный, внезапно осиротевший Олег.

- У вас открыто, извините, я зашел. Мне надо с вами поговорить, Олег, - сказал Дьяконов.

- Говорите, - глухо ответил Олег, отрывая лицо от подушки.

- Скажите, Олег, в каких отношениях был ваш отец с Самарцевыми?

- С Петром Васильевичем в натянутых, слишком уж различны их политические взгляды. А вот мама с Аллой Андреевной дружили, она хорошая, хлебосольная женщина. И сильная духом, она всегда поддерживала маму, если ей было трудно.

- А ей бывало трудно?

- Да, отец был очень нервным, горячим человеком. Он много перестрадал, и порой прошлое тяготило и мучило его. Я же говорил о том, что он ударил эту... этого здоровенного и наглого Веревкина... Вот тот его и...

- Это не он, - решил сказать Дьяконов.

- Почему вы так считаете? - привстал с постели Олег.

- Потому что Веревкина убили сегодня утром. И инсценировали самоубийство. Причем, крайне топорно инсценировали...

- Ах вот как... , - насторожился Олег, встал с кровати и стал ходить по комнате взад-вперед.

- Да так, Олег. Так что, полагаю, что Веревкина кто-то подставил. Скорее всего, он просто зашел утром к вам в дом, и увидел мертвого Геннадия Ивановича. Зашел, возможно, для того, чтобы выяснить отношения. Но... увидел его труп... А потом, испугавшись, что заподозрят его, ушел. Сел на свой "Запорожец" и уехал. По пути чуть не столкнулся со мной, потом устроил мне аварию, потом снова уехал, а потом...

- И кто же его? - напрягся Олег, сильно побледнев.

- Не знаю... Пока не знаю... Ясно одно - это сделал тот, кто убил и вашего отца. И сделал это тот, кто знал, что мы заподозрили в убийстве Веревкина. У него нашли записку, в которой было написано: "Я больше не могу. Степан." Только экспертиза ещё не установила, он ли это писал, а если он, то когда писал.

- Так что, вы подозреваете Петра Васильевича? - раскрыл рот Олег, начав нервно ходить по комнате.

- Все может быть в нашей сложной жизни... Дело в том, что ваш отец Геннадий Иванович вчера звонил по телефону мне, и именно поэтому я утром поехал в Саблино. Эх, надо было с вечера ехать! Впрочем, вашего отца я все равно бы не сумел спасти, его убили, не дав ему даже договорить и рассказать мне, кого он подозревает...

- В чем подозревает?

- В том, что это беглый убийца Данилов. Который проживает здесь, в поселке Саблино, и которого он узнал... Раньше он вам ничего об этом не говорил?

- Нет... Никогда не говорил. Он вообще в последнее время был в прекрасном настроении. Вчера утром он поехал на дачу, хотел писать мартовские пейзажи. Он очень любил раннюю весну, хотел посидеть на даче в одиночестве и поработать... И вот...

- Скажите, а зрение у вашего отца было хорошее?

- Нет, не очень, нет... Он плохо видел в даль, и поэтому носил сильные очки. Которые, кстати, постоянно ронял и разбивал. Не везло ему очень с очками...

- Эх, мне бы побеседовать ещё с вашей мамой... Полагаю, она могла бы тоже кое-что рассказать... Может быть, с ней Геннадий Иванович был более откровенен, чем с вами.

- Ну если это нужно для того, чтобы найти убийцу отца, тогда мы можем поехать к ней в больницу.

- Может быть, и стоит. Только нас не пустят, ей ведь очень плохо...

- Я не знаю, насколько ей плохо...

- Вы что, не присутствовали при том, как её забирали в больницу?!

- Нет, когда я увидел труп отца, я нашел в себе силы пойти позвонить к Самарцевым, а потом, после отъезда милиции, мне стало плохо. И Алла Андреевна дала мне какого-то лекарства. И я заснул. Проснулся совсем недавно. А сейчас уже четвертый час идет...

- Ну? Проснулись и что?

- Записка на столе. "Маму забрали в больницу, у неё плохо с сердцем. Алла Андреевна." Да вот она...

- Так, - прочитал записку Дьяконов. - Любопытно... Очень любопытно...

В это время раздался звонок по мобильному телефону Игоря.

- Алло!

- Интересные новости я узнал, Игоряха, - услышал он голос Порошина. От нашего драгоценного Родиона Петровича.

- Эксперта?!

- Да... Так вот, Игоряха... Веревкин был убит с расстояния сорок восемь сантиметров из того самого обнаруженного рядом с трупом пистолета Макарова. На пистолете отпечатки пальцев самого Веревкина, и больше никаких отпечатков нет. Но убийца мог вполне быть в перчатках. А около трупа следы женских сапог тридцать восьмого размера и мужских сорок четвертого... Ну, это довольно приблизительно, сам знаешь, какой шел тогда снегопад, но все же...

- Ах вот как... - Игорь бросил быстрый взгляд на Олега.

- Еще вот что... На обочине следы протекторов импортной резины "Кондор". Там под большой густой еловой веткой было место, куда не попадал снег.

- На БМВ Литовченко была резина "Кондор"! - крикнул Игорь, вскакивая с места. - Все, Лева, спасибо тебе, спасибо! Беги к прокурору, пусть на Литовченко объявят розыск, требуй, добивайся!

- И на Самарцева тоже? - решил уточнить Порошин.

- Перезвоню, перезвоню, - загадочно произнес Игорь.

- Да, вот ещё что - ту записку "Я больше не могу. Степан." Веревкин написал этой самой дамочке, с которой мы беседовали. В этом она уверена. Они пару дней назад поссорились, он приехал к ней и положил записку в почтовый ящик. Она её с собой и привезла. Причем, как она припомнила, записка целый вечер лежала на столе, за которым они пировали...

- Понятно, понятно, утром настоящий убийца зашел в дом Веревкина и обнаружил на столе эту записку, - говорил Игорь, не стесняясь присутствия Олега Гордеева, внимательно глядящего на него с каким-то остекленелым лицом. - Она ему очень пригодилась... Кстати, не узнали, кто такие ночные гости Веревкина Саша и Зина? Их показания могли бы нам очень пригодиться.

- Нет, пока не узнали. Яшин ведет следствие, это его дело отработать связи убитого Веревкина.

- Понятно... Все, Лева, я побежал. Некогда, я перезвоню...

Игорь побежал к выходу, буркнув что-то Олегу. "Только бы успеть, только бы успеть... Все они заодно, это одна банда", - лихорадочно думал он.

... Дверь дома Самарцевых была заперта. Сильным ударом ноги Игорь выбил дверь и ворвался в дом. Никого не было. Он стал обходить все комнаты - никого... Тишина, зловещая мертвая тишина... Кухня, ванная, туалет - никого... Он поднялся на второй этаж, там были две маленькие комнатки - тоже никого...

У Игоря засосало под ложечкой от волнения и напряжения. Он чувствовал, что находится на верном пути... И ноги сами несли его в кухню, где он заметил дверь, ведущую в подвал.

Он открыл дверь. На стене обнаружил выключатель. Включил свет в подвале...

- Вот оно..., - растерянно пробормотал он, глядя вниз.

... На бетонном дне подвала лицом вверх лежал труп Петра Васильевича Самарцева. Самарцев был в белом свитере. На левом боку свитера расплылось огромное кровавое пятно... Открытые глаза с каким-то укоризненным недоумением глядели в потолок...

5.

... Прошел месяц. Наступил на редкость теплый апрель, в Подмосковье быстро растаял весь снег...

Поиски Литовченко и Аллы Андреевны Самарцевой ни каким результатам не привели. Они как в воду канули... Фирмы "Меркурий" на Шпалерной улице в Санкт-Петербурге, как Игорь Дьяконов и ожидал, не существовало и в помине. Темно-синий БМВ Виктора Артемьевича Литовченко так же бесследно исчез.

Игорь занялся новым делом, но постоянно возвращался в своих мыслях к этому странному происшествию.

И не только в мыслях. Выкроив время, он съездил на московскую квартиру к Галине Семеновне Гордеевой. Квартира находилась на Садовом кольце, неподалеку от Сухаревской площади.

- Как все это странно и ужасно, Игорь Николаевич, - слабым голосом произнесла Гордеева, несмотря на жару и духоту в квартире, кутавшаяся в шерстяной плед. - Наступила настоящая весна, такой жаркий апрель. А Гены нет, и никогда больше не будет, - судорожно всхлипнула она.

- Да, его не будет, - нахмурился Игорь. - Но наша задача найти его убийцу.

- И чем же я могу вам помочь? - как-то рассеянно спросила она.

- Только тем, Галина Семеновна, что хорошенько все припомните... Что происходило тогда, в те мартовские дни...

- Я и сама постоянно об этом думаю... И вот что могу вам рассказать... Примерно за полгода до трагедии мы гуляли с ним по нашему поселку. Шел октябрь, стоял погожий, хоть и очень холодный денек. Дело шло к вечеру, но было ещё светло... К дому Самарцевых подъехал автомобиль.

- Какой марки, не можете припомнить?

- По-моему, какая-то иномарка. Я плохо в этом разбираюсь.

- БМВ? Синий БМВ?

- Насчет БМВ не знаю, но то, что не синяя, это точно. Она была светлая, серебристая и небольшая по размеру...

- Значит, это не тот БМВ.

- Так вот, мы гуляли и увидели подъезжавшую машину. А Гена как раз приобрел новые очки, и очень был ими доволен... Короче говоря, из машины вышел какой-то человек и пошел к калитке Самарцевых. И тут Гена страшно побледнел и пробормотал что-то, вроде: "Это же... Это... Быть того не может..." - "Что с тобой? Кого ты там увидел?" - забеспокоилась я. А он отмахнулся и сказал: - "Да не может быть, показалось..." На следующее утро к нам зашла Алла Андреевна. И он задал ей вопрос, кто к ним приехал. Она ответила, что это знакомый Петра Васильевича Литовченко, из Петербурга. Гена задумался и ничего не сказал. И ходил сам не свой. А потом вдруг решил пойти к Самарцевым, встал так решительно и зашагал к ним. Я удивилась, он вообще-то плохо относился к покойному Петру Васильевичу, ну из-за политических разногласий, Гена считал его конформистом. А тут решил пойти. Вернулся и сказал вот что: "Уехал уже..." - "Литовченко?" - спросила я. "А зачем он тебе? Ты что, знаешь его?" - "Да нет", - махнул рукой он. "Так, похож на одного человека... Нет, Галя, мне просто показалось. Того не могло быть у Самарцева, никак не могло. Это абсурд..." Вот и все...

- Так, Галина Семеновна... Скажите ещё вот что - в то утро Самарцева давала вам какие-нибудь лекарства?

- Да, она дала мне таблетку, сказала, что это новое сильнодействующее лекарство от сердца. Мне после того... стало плохо с сердцем. И я заснула... Когда проснулась, никого не было. Я позвала сына, он не откликнулся. Я встала, гляжу - он спит мертвым сном... Вернулась, и тут вошла Алла. Она обрадовалась, что мне лучше, но все же настояла, чтобы я легла в постель. А потом мне снова стало плохо с сердцем, и она вызвала "Скорую". Меня увезли в районную больницу, но инфаркта не обнаружили и через три дня выписали домой. Вот и все, собственно говоря...

- Понятно. И сколько же вы так проспали?

- Не менее полутора часов...

- Более, чем достаточно, - вздохнул Игорь.

- Для чего?

- Для того, чтобы сесть на машину и съездить туда, куда нужно... И ещё один вопрос - вы не знаете, у покойного Веревкина был мобильный телефон?

- Точно знаю, что был. Он постоянно говорил по телефону из своего сада. Так орал, матерился, противно было слушать...

- Значит, она позвонила Веревкину по мобильному, - скорее самому себе, чем своей собеседнице сказал Игорь.

- Зачем? - наивно спросила Гордеева.

Игорь ответил тяжелым вздохом.

- Она преступница, Галина Семеновна... Неужели вы до сих пор этого не поняли?... Практически в одно и то же время были убиты и Веревкин и Самарцев. В разных местах, Веревкин на лесной дороге, Самарцев у себя дома. И убивали их разные люди и разными способами...

- Неужели Аллочка убила своего мужа?!!! - вскрикнула Гордеева.

- Нет, думаю, что его убил Литовченко. А она, я полагаю, убила Веревкина.

- Да? - переспросила Гордеева, глядя куда-то в сторону. - Но зачем им все это?!

- Веревкина убили, чтобы запутать следы, чтобы свалить на него убийство Геннадия Ивановича. А вот зачем убили Самарцева, этого я не знаю. Тут полный мрак... Ясно одно - преступники отчего-то очень спешили...

- Так кто же был этот самый Литовченко?

- Есть подозрение, что это некий Данилов, с которым был знаком ваш покойный муж и которого он узнал. Об этом он и хотел сообщить мне, когда его настиг нож убийцы.

- Но кто же все-таки убил Гену?!!! - пристально и как-то испуганно глядя в глаза Игорю, спросила Гордеева.

- Полагаю, что это сделал Литовченко. Хотя... всякое может быть... Отпечатки обуви Самарцевой обнаружены в вашем доме, но она ведь бывала у вас постоянно... Трудно сказать, когда именно она их оставила. А роста Самарцева и Литовченко примерно одного, так что кто именно нанес вашему мужу удар ножом, мы пока не знаем. Очевидно, Литовченко, потому что Геннадий Иванович крикнул: "Он хочет меня убить!" Именно "он", а не "она".

- Какой все это кошмар... Как жить после всего этого? Кому можно верить?

На это Игорь не нашел, что ответить, только тяжело вздохнул.

- У Гены должна была в мае быть персональная выставка, - вдруг произнесла Гордеева и от этих слов разразилась отчаянными рыданиями. Игорь принес ей воды и постарался как-то успокоить. Хотя сделать это было практически невозможно.

- Но..., - попытался прервать её рыдания Игорь. - Выставка, наверное, состоится, несмотря на...

- Я не знаю, не знаю, мне теперь все равно...

- Но почему же? Выставка его работ - свидетельство его бессмертия, как-то неуклюже произнес Игорь, пытаясь хоть как-то утешить её.

Он принес ей воды, накапал валокордину, и она потихоньку стала успокаиваться.

- Мы найдем убийцу вашего мужа, - твердо заявил Дьяконов, стоя в дверях. - Я вам это обещаю, Галина Семеновна...

- Да... Вот что... Я хотела вам сказать, Игорь Николаевич. Я вспомнила вашу фамилию, её упоминал Гена в связи с делом Бермудской. Тогда, как я слышала, вы очень помогли дочери покойного Нарышкина...

- Вот оно что... Теперь, по крайней мере, понятно, почему Геннадий Иванович позвонил именно мне, а не в милицию... Он ведь не был на сто процентов уверен в своем предположении, что Литовченко это Данилов...

- Да, да, Геннадий Иванович был давно знаком с Нарышкиным, очень переживал по поводу его трагической гибели и периодически звонил Рите, радовался, что она получила наследство, что она очень счастлива с новым мужем, счастлива, что у неё родился сын Толик. Потом они переехали на постоянное место жительства в Канаду...

- Все-таки переехали, - с какой-то горечью вздохнул Игорь, вспоминая те удивительные дни конца девяносто девятого года, когда он мчался на машине с перерезанными тормозными шлангами по ночной Москве. Потом же связь с Ритой Нарышкиной как-то оборвалась... Она перестала звонить, да и он про неё забыл. А вот оно как... И Гордеев позвонил ему именно потому, что был знаком с Нарышкиной и знал, что он помог ей...

- Не забывайте меня, - тихо, каким-то монотонным невыразительным тоном произнесла Гордеева, глядя Игорю куда-то в лоб.

- Не забуду, Галина Семеновна, - слегка дотронулся до её плеча Игорь. - За мной должок. Найти убийцу вашего мужа. И пожалуйста, настаивайте на организации персональной выставки Геннадия Ивановича...

Съездил Игорь и к Леве Порошину. Там в местном отделении Внутренних дел столкнулся и со следователем прокуратуры Яшиным.

- Слыхали про Самарцеву? - нагло глядя своими бесцветными глазами в лицо Дьяконову, произнес Яшин. - Вот сволочь-то... А ведь я её сразу заподозрил, когда ещё беседовал с ней...

- Вот мудак-то, - еле слышно произнес Игорь.

- Что вы сказали?!!!

- Я говорю, факты. Факты против нее...

- Вот именно, факты, - предпочел не расслышать его истинных слов Яшин. - Факты есть факты. Труп в подвале - это факты. Хотя, разумеется, вы не имели никакого права врываться в дом без санкции прокурора. Это нарушение. Но поскольку вы обнаружили там такое...

- Ладно, я пошел, - не стал дослушивать его болтовню Игорь и направился к Леве Порошину.

- Да, если бы не этот тупой бюрократ, Самарцевой бы не удалось улизнуть, - с досадой произнес Игорь. - А через неё вышли бы и на Литовченко.

Лева только развел руками в ответ.

- Где их теперь искать? - задал риторический вопрос Игорь.

И снова Порошин мрачно промолчал, только хрипло закашлялся.

- Да, вижу не придется сесть нам с тобой за дюжиной темного пива с креветками, - наконец произнес Игорь.

- Посидим еще, - успокоил Лева.

Но в самом конце апреля из Саблино появилось новое, ошарашивающее известие.

Звонок раздался около шести часов утра, когда Игорь был погружен в наикрепчайший сон.

- Игоряха! - услышал он клокочущий голос Порошина. - Интересная для тебя новость.

- Какая?! Оттуда? - догадался он.

- Оттуда, оттуда... Только что мне позвонили... Дотла сгорела дача Самарцевых...

Игорь молчал.

- Что молчишь?

- Я немедленно еду туда... Чувствую, скоро мы найдем разгадку тех мартовских событий...

Он вскочил с места и стал быстро одеваться.

- Галка, я уезжаю, - шепнул он жене, тоже проснувшейся и продирающей заспанные глаза.

- Опять? В такую рань? - вздохнула она.

- Очень важное дело...

- Ну и куда же ты на сей раз?

- В Саблино. На дачу Самарцевых, я же тебе рассказывал...

- Ну и что же там на сей раз? Убивать-то, вроде бы, уже некого...

- Сгорела дача, - буркнул Игорь и скрылся в дверном проеме...

- И ты, очевидно, собираешься тушить пожар? - крикнула вдогонку Галя.

- Разве что только разгоревшийся до невозможности пожар преступности, - проворчал Игорь, вышел из квартиры и нажал кнопку лифта.

6.

... Да, воистину, тушить было уже нечего. На месте красивого брусового дома Самарцевых было сплошное пепелище. Суетились пожарные, в стороне Игорь заметил УАЗик Порошина. Уже совсем рассвело...

Он подошел к машине.

- Вот, дела-то какие, - откашлявшись, проворчал Порошин.

- Давно загорелось? - уточнил Игорь.

- Да наверное, с полуночи горит...

- Кто сообщил о пожаре?

- Соседка справа.

- Где она сейчас?

- Домой пошла. Я её поспрошал малость...

- Ну, и что она сообщила интересного?

- Да так, - широко зевнул Порошин. - Ничего особенного. Так, кое что...

- Да говори же, говори, не томи душу.

Порошин загадочным взглядом поглядел на Игоря, ещё раз зевнул и произнес:

- Не спалось с ночи старенькой вдове Марии Викторовне. Воспоминания о прошлом, видать, одолевали, либо болезни какие старческие... Вышла она подышать воздухом, и видит, к калитке Самарцевых подходят двое...

- Ну?!!!

- Двое подходят. Она сослепу толком и не разобрала, какого они, так сказать, пола. Роста примерно одного. Две, короче, черные тени. Она подивилась, но вообще-то в чужие дела лезть опасалась, знала ведь, какая тут история разыгралась менее двух месяцев назад... Она и так с тех пор в постоянном страхе жила, боялась все, что и её убьют. Телефона дома нет, так что, кто захочет, тот с ней все что угодно сделает. Короче, вошли они в калитку, а она нырнула в свой домишко и затаилась, как мышь. Теперь уже ей, понятно, и вовсе не до сна стало...

- Ну и дальше что?

- А дальше примерно часа через два увидела она в своем окне пылающий дом Самарцевых... И решила, что дальше таиться нельзя. Превозмогла свой страх, оделась и бросилась бежать к Гордеевым, тут только у них поблизости есть телефон. Там был Олег с девушкой своей... Мать теперь перестала сюда ездить. Ну и позвонила Мария Викторовна в пожарную охрану. Вот, собственно говоря, и все... А потом мне домой позвонили... Я, соответственно, тебе...

- Одного роста, говорит? Как раз Литовченко и Самарцева одного роста и есть... Откуда они взялись?

- Откуда угодно могли. Мало ли у нас мест, где можно укрыться... Если тихо сидеть, десятилетиями можно так ховаться... Но им что-то не сидится... Тянет их на место своего преступления...

- Они не маньяки, они люди практичные. И не на кровавое место их тянет, им что-то тут было нужно. И скорее всего, они взяли то, что хотели. А потом дом сожгли... Когда окончательно потушат, надо будет как следует все тут изучить...

- А вообще дело пахнет..., - загадочным взглядом поглядел на Игоря Порошин. - Чем?

- Разумеется, тем самым, ради чего совершаются почти все преступления - деньгами, - спокойно ответил Игорь.

- Вот именно из-за этого они тогда так и спешили. И очень им мешал Петр Васильевич, сидевший сиднем в доме...

- Это не наличные деньги, - сказал Игорь. - Это драгоценности, которые так просто положить в карман было нельзя.

- Даже не так, - добавил Порошин. - Их надо было ещё найти.

- Точно. Вот это похоже на истину... Нужно выяснить, кто жил в этом доме до Самарцева.

- Уже выяснил. Здесь никто не жил. Здесь было пустое место, сарай какой-то стоял. Самарцев купил участок, снес сарай и построил дом.

- В каком году?

- В восемьдесят восьмом году.

- Так... А в девяностом они поженились с Аллой Андреевной... Следствию известна её девичья фамилия?

- В ЗАГСе она была записана, как Моршина. Алла Андреевна Моршина.

- Ну прошлое-то её, хотя бы Яшин выяснил?

- Ничего он толком не выяснил, - досадливо произнес Порошин. Говорил же тебе, Сергей Виленович только по верхам бегает, вглубь не копает. А сейчас ему новое дело подкинули. Что-то в последнее время в наших краях преступления за преступлениями. Убийства на дорогах, за три недели пять убийств... Останавливают машину, убивают водителя, машина куда-то бесследно исчезает... Вот сейчас Яшин там и роется. Тоже, правда, все без толку... Так что, Игоряха, кроме тебя никто прошлым Самарцевой-Моршиной заниматься не станет... Тебе и карты в руки... Впрочем, он что-то там узнал, что она, вроде бы, родом из Ярославля... Тебе надо с ним повидаться...

- Придется, - сморщившись, произнес Игорь.

Подъехал на стареньком "Москвиче" эксперт Родион Петрович, но ждать, пока можно будет изучать пепелище пришлось ещё не менее часа.

И вот... они ступили на то место, где ещё несколько часов назад стоял хороший добротный дом...

Искать долго не пришлось. Родион Петрович вел их к тому месту, где был погреб, где Игорь обнаружил труп несчастного Самарцева. Погреб и сейчас там был. В обгорелых досках чернела глубокая бетонная яма. А в яме было ещё одно углубление.

- Вот там они и искали, - шепнул Порошину Игорь.

- Эй, братья-разбойники! - вдруг крикнул скрючившийся над углублением Родион Петрович. - С вас причитается... Гляньте-ка, что я нашел.

- И он с торжествующим видом поднял над головой руку. И в его пальцах Порошин и Дьяконов увидели золотое кольцо.

- Вывалилось, вывалилось, - торжествовал Родион Петрович. - Все спешка, спешка...

Кольцо было с довольно крупным бриллиантом...

- Слушай, Игоряха, - пришло в голову Порошину. - А знаешь ты, откуда это кольцо?

- Знаю, - твердо ответил Игорь. - Восемьдесят седьмой год, ограбленный ювелирный магазин "Яхонт". Я тогда опером работал... Все пропало без следа. Булдаков устроил перестрелку, когда его брали, а, отчаявшись, пустил себе пулю в висок. Шумилов получил тринадцать лет и умер в тюрьме уже через год. Он убедил следствие, что ценности спрятаны погибшим Булдаковым и ему не досталось ни колечка. А награблено было на жуткую по тем временам сумму - на полмиллиона рублей.

- На шестьсот тысяч, - уточнил Порошин.

- Понятно..., задумчиво произнес Игорь. - Вот в чем разгадка странного поведения Самарцевой и Литовченко. И они-таки свое получили, хоть и наследили впопыхах...

- На кой черт они дом подожгли? - подивился Порошин.

- Полагаю, либо случайность, либо женские амбиции. Пусть, мол, никому не достанется, будьте все прокляты, кто хотел помешать нашим планам...

- Вот сволочь-то... У неё же остался десятилетний сын... Со старой больной генеральшей-бабушкой...

- Разве в такие минуты думают о каком-то там сыне? Впрочем, возможно, она ещё и зарисуется... Надо обязательно наведаться к матери Самарцева. Эх, я тоже замотался с текучкой, раньше надо было туда поехать...

- А что, ты там караул поставишь? Чтобы как она к ребенку, сразу цап-царап...?

- Поговорить все равно надо было...

Через некоторое время подъехал и Сергей Виленович Яшин. Он вылез из машины, преисполненный осознанием собственной значимости - вчера вечером был задержан бандит, подозреваемый в злодейских убийствах на дорогах. И Яшин только что провел его допрос, как ему казалось, исключительно удачно.

Порошин поведал ему о том, что было найдено на пепелище.

- Ну? Что я говорил? - всплеснул руками Яшин. - Дело движется, движется... Эта парочка сама скоро придет к нам в руки. Куда они денутся? Так, давайте кольцо, приобщим его к делу о мартовских убийствах...

- Сергей Виленович, - преодолевая неприязнь к надутому следователю, произнес Дьяконов. - Расскажите мне, что вам удалось выяснить о Самарцевой. Вы так заняты, может быть, я что-нибудь узнаю, и окажу помощь следствию...

- Вообще-то это не дело, - сморщился Яшин. - Но учитывая мою загруженность... Узнавайте, если есть время. Девичья фамилия Самарцевой Моршина, она родом из Ярославля, там проживает её престарелая мать. Имеется адрес. Позвоните мне через пару часов в кабинет, я дам вам его... Я был там один раз, но старуха находилась в невменяемом состоянии, она, несмотря на возраст, запойная алкоголичка. Я все собирался съездить туда ещё раз поговорить с ней, но... дела об убийствах на дорогах... Прокурор приказал мне бросить все и заниматься только этим делом. Работаем по двадцать часов в сутки... И уже есть плоды, скажу вам по секрету, - потер он сухонькие ручки. - Он начинает колоться, не сегодня, завтра мы накроем всю банду...

Больше Игорю ничего не было нужно. Он сел в свою машину и покатил в Москву, проклиная бестолковость и нерасторопность следователя Яшина.

Он хотел было немедленно ехать в Ярославль, но в Москве у него были неотложные дела. Пока он с ними разбирался, наступил вечер. И он решил поехать к матери Самарцева...

... Жила генеральская вдова на Ленинградском проспекте. Игорь без труда нашел нужный дом, припарковал машину, поднялся на третий этаж...

- Кто там? - раздался за дверью властный женский голос.

- Я частный детектив капитан Дьяконов, - отрекомендовался Игорь. Помогаю вести следствие по поводу убийства Петра Васильевича Самарцева.

- Ваш девиз - поспешай медленно, - угрюмо произнесла генеральская вдова и принялась открывать многочисленные замки и щеколды.

Квартира была большая, с высокими потолками, но очень запущенная. Ободравшиеся обои, облетевшая штукатурка, потертая мебель... Из комнаты высунулось бледненькое лицо десятилетнего мальчика и тут же спряталось обратно.

- Проходите, я вас слушаю, - ленивым жестом указала ему вдова.

Игорь прошел в большую комнату. Старинная люстра, стеллажи с книгами, ковры - да, когда-то эта семья жила зажиточно...

Они сели в довольно обшарпанные кресла. Вдова мрачно уставилась на гостя поверх круглых старомодных очков.

- Слушаю вас...

- Мне нужны сведения о вашей невестке Алле Андреевне Самарцевой, и ещё о том, каким образом ваш сын приобрел дачу в Саблино, точнее, у кого именно он её приобрел...

- Сгоревшую дачу? - совершенно спокойно произнесла вдова. - Знаете, мне нисколечко её не жаль, все равно мы с Василием никогда бы туда не поехали... Я хотела её продать, но мне объяснили, что пока не объявится эта особа, я не имею никакого права делать этого... Она такая же полноправная наследница, как и я, и Вася. А теперь что там продавать - одно пепелище, как мне сообщили... Итак... Начну со второго вопроса. Мой сын приобрел этот участок у некого Брылева. У того на участке стоял один только сарай с подвалом. Петр в восемьдесят седьмом году получил крупный гонорар за монографию, вот и купил у Брылева этот участок. И построил там дом. Мой покойный муж генерал никогда не имел дачи, как это ни странно... Так что ответ на этот вопрос, как видите, очень прост... Что же касается второго, то есть, первого вопроса, то могу сказать одно - мы, родители, не можем влиять на своих детей, когда они делают свой брачный выбор. Но ни мне, ни покойному Василию Петровичу эта особа с сомнительным прошлым совершенно не нравилась. Наглая, самоуверенная, вульгарная баба. Дочь уличной торговки из Ярославля... Она была не так уж и молода, ей тогда было под сорок. Ну, статная, властная, очень активная... А Пете очень не везло с женщинами, когда-то в молодости он был женат на театральной актрисе, но брак их был недолог... А с этой он познакомился в метро, помогал ей тащить какие-то сумки. Ну, сошлись, решили пожениться...

- А где жила Алла до того?

- В коммуналке на улице Неждановой в центре Москвы. Она что-то такое говорила, что у неё была отдельная квартира, потом она развелась с мужем и оказалась в коммуналке. Вообще, она очень неохотно говорила о своем прошлом. И нам с Василием Петровичем казалось, что оно довольно темное... Ну а потом они некоторое время жили здесь, адское было время, должна вам сказать... И вот Петя стал строить дачу. Начинал он ещё до знакомства с ней, а закончили уже в бытность её Петиной женой. Она тоже приняла в этом участие - у неё были какие-то связи по строительству. И, как только все было готово, они переехали туда. Там и родился Васенька... Но мальчик пошел не в нее, умный, добрый, любознательный... Они быстро сплавили ребенка мне, чему, в принципе, я не сопротивлялась. Василий Петрович скончался, когда Васе было полтора годика. Я жила здесь с внуком, они на даче, на лето забирали его туда... Вот так... Разумеется, я не ожидала такой страшной развязки, - вздохнула она. - Но, в принципе, нечто подобное могло предполагаться, веяло от этой самой Аллочки какой-то уголовщиной...

- А в чем это выражалось?

- Словечки, плохо скрываемый жаргон, дурные манеры... Какая-то постоянная внутренняя агрессивность... Иногда, особенно после смерти моего мужа, она просто крыла матом. Свекра-генерала она как-то ещё опасалась, а уж я для неё ничего не представляла... Позднее она как-то обтесалась, что ли, стала выражаться поприличнее, даже порой с какой-то претензией на интеллигентность, стала разбираться в вещах, о которых раньше и понятия никакого не имела.

- А о своем прошлом она ничего не рассказывала? Все же, вы жили некоторое время под одной крышей, о чем-то ведь вы разговаривали, не о литературе же и не о классической музыке, я полагаю...

- Она читала только иллюстрированные журналы и слушала советскую попсу, так что об искусстве с ней было разговаривать бесполезно, презрительно заметила вдова. - Но и о своем прошлом она предпочитала не упоминать... Знаю только, что у неё был какой-то муж до Пети, но она вроде бы, не была с ним расписана. Так жили, как говорится, гражданским браком... Правда, как-то раз она что-то такое обронила... Они сидели в своей комнате и миловались с Петей. "Какой ты умный, вежливый", - проворковала она. - "Не то, что...", - сейчас припомню, как она сказала... "этот головорез..." Да, именно так она сказала... "Какое счастье, что мы с тобой познакомились... Ни детей у него не могло быть, ни удачи... Подонок..." Вот, пожалуй, и все... Скрытная была особа... Да, и вот ещё что, - припомнила вдова. Как-то раз Петр приревновал её к кому-то и устроил скандал. Вообще-то, она поводов не давала, зря грешить не стану. Это было уже после смерти моего мужа, незадолго до того, как они переехали жить на дачу. Он кричал ей на кухне, что она его не любит, что изменяет ему и любит только прежнего мужа. Она плакала, кричала, что совсем его не любила, что он был хам и подлец. И вот что ещё добавила - и на ноге у него не было пальца...

- Что?!!! - закричал Дьяконов, привставая с места.

- Да что вы так кричите, оглушили прямо, - сморщилась вдова. На крик вышел и мальчик, встав в дверях и укоризненно глядя на долговязого гостя.

- Извините, ради Бога, - успокоил её Игорь. - Просто... Просто не знаю, как мне вас благодарить...

- Лионелла Валериановна, - подсказала вдова.

- Вот именно... А скажите, вы не рассказывали это следователю, ведущему дело об убийстве Петра Васильевича?

- Нет, он вел свой разговор в каком-то другом направлении. К тому же, я стара, у меня склероз, я совсем забыла про это. Тот следователь был такой нудный, с тягучим монотонным голосом, серый какой-то... Вот вы очень симпатичный человек, и как-то расположили меня к себе, поэтому я и припомнила этот давний разговор...

- Спасибо вам, Лионелла Валериановна, - улыбнулся Игорь. - Теперь шансов найти убийцу вашего сына стало неизмеримо больше.

- А папу правда убили? - глядя на него своими ясными голубыми глазками спросил мальчик.

Игорь смутился от такого заданного напрямую вопроса.

Вдова подошла к внуку и приобняла его за узкие плечики.

- Иди к себе, Васенька, иди... Ложись пораньше спать, а завтра мы с тобой поедем в зоопарк, я же тебе обещала...

- А где мама? - продолжал расспросы мальчик Вася. И снова Игорь не нашел, что ответить ребенку.

- Мама приедет, скоро приедет, она в командировке. Заграничной, добавила со слезами на глазах бабушка.

- А она привезет мне компьютер? - спросил мальчик. - А то у всех ребят есть, а у меня нет, а мне тоже хочется...

Бабушка увела внука и снова вернулась в комнату.

- Мне идет восьмидесятый год, - с горечью произнесла она. - Помру, что будет с ребенком? Я от этих мыслей просто с ума схожу...

- А от неё никаких известий не поступало?

- Никаких... Иногда, правда, раздаются какие-то звонки, но в трубке молчание и тяжелое прерывистое дыхание. И мне кажется, что это она...

- А не припомните, звонки эти городские или междугородние?

- По-моему, междугородние... Гудки очень частые...

- Я вас попрошу, Лионелла Валериановна, если какие-нибудь сведения, немедленно позвоните по этому телефону, или вот по этим... - Он дал телефонные номера Яшина и Порошина. - А уж если вы будете совсем любезны, если будет такой странный звонок, постарайтесь пройти к соседям, позвоните на телефонную станцию и узнайте, откуда был звонок...

- Вы меня в какой-то детектив впутываете, - недовольным тоном, почти басом произнесла вдова. - Я же старая, куда я побегу? Впрочем, ладно, если смогу, буду содействовать. Вы же хотите найти убийц Пети. А скажите, произнесла она напоследок. - Неужели она причастна к гибели моего сына?

- Полагаю, что причастна, - твердо ответил Игорь и откланялся.

... Только через два дня он сумел выехать в Ярославль...

В квартире матери Самарцевой, находящейся на окраине Ярославля в блочном пятиэтажном доме Игорь окунулся в совершенно иной мир, чем тот, в котором побывал два дня назад...

- Чего надо? - скрипучим голосом спросила неряшливая тощая старуха, вытирая засаленные руки о неимоверной грязноты передник. - Из милиции опять, что ли? Шляются, шляются, спрашивают все, я отвечаю одно - понятия не имею, где Алка. Больше мне вам ответить нечего...

- Да я не совсем о том, - улыбнулся Дьяконов, поняв, что с этой старухой надо действовать совершенно иными методами. И они скоро нашлись...

Пройдя в крохотную грязную квартирку, он обнаружил на пеналообразной кухоньке батарею водочных бутылок. Он понял, что бабка действительно далеко не дура выпить, о чем предупреждал следователь Яшин.

- Выпить хотите? - спросил он без предисловий.

- Почему бы и нет, коли угостишь, добрый человек, - улыбнулась беззубым ртом старуха и сплюнула прямо на грязный пол. - Это дело завсегда доброе... Тоска, - виновато улыбнувшись, добавила она. - А выпьешь, вроде, не так тоскливо...

Учитывая полученную от Яшина информацию, Игорь ещё три дня назад предусмотрительно купил бутылку "Смирновской" и бутылку"Фанты" на закуску. Он спустился вниз и принес угощение...

- Дело доброе, - лыбилась бабка. - Иди сюда, мил человек. Тут стол имеется...

... В единственной, донельзя грязной и заплеванной комнате стояло некое подобие стола, на котором лежали хребет от воблы и горсточка лузги. Бабка рукавом смахнула остатки пиршества на пол.

- Садись вот на этот стул, - предложила она. - Он у меня единственный целый. А с того ты точно грабанешься, парень ты здоровущий. А я знаю, как на ем сидеть, вот с уголка примощусь... Ща за хужерами сгоняю...

Она принесла два залапанных стакана и поставила на стол.

- Хлеб где-то был, плесневелый только, да, помнится, огурцы имелись в распоряжении. Да вот они...

Поставила на стол огромную банку, где в мутном зловонном рассоле плавал один столь же колоссальных размеров огурец.

- Ну что? Поехали? - спросила бабка. - Вздрогнем?

- Я не буду, бабуля, и за рулем, и при работе, - чтобы ещё больше войти в доверие, попытался говорить на её языке Игорь. - А то бы с превеликим нашим удовольствием.

- И правильно - нельзя, не пей, - не стала возражать старуха. Работа она работа и есть... Это я на пенсии, мне можно, один хрен подыхать скоро!

Налила себе полный стакан водки, залпом вмазала, вытащила грязными пальцами из банки огурец и попыталась надкусить его беззубым ртом. Из огурца брызнула жижа, попав прямо на чистую салатового цвета рубашку Игоря. Бабка не обратила на это никакого внимания, утерла рот подолом передника и крякнула:

- Хорошо пошла, откуда водочка-то? А ведь не нашенского разлива, не тот скус, я разумею...

- Московская, - похвалился Игорь.

- Хорошей очистки водочка... А то иную вмажешь и так всю курбычит, курбычит, спасу нет... А бывает и хуже - у нас один дед с утра похмелился, а к обеду уже перекинулся, извиняюсь, конечно - преставился. Мы этого деда Кокошкой величали, он здесь жил, вон в том доме, глянь в окно, я покажу...

- Об этом позже, - предложил Дьяконов.

- Понятно, - хитро улыбнулась старуха. - Не для того пришел, чтобы с бабкой водку трескать и попусту лясы точить. Говори, что надо, я такому хорошему человеку все поведаю, не то, что один тут приходил, злыдень, только глазами зыркает, да вопросиками засыпает - где дочь, где Алка? Не скрываешь ли ее? А где тут скроешь, тут и таракану не скрыться...

И это было правдой. Тараканы не скрывались, а среди бела дня активно сновали и по полу, да и по столу тоже.

- Мужа вашей дочери знали? - спросил Игорь, стараясь не глядеть на сонмище тараканов и закуривая сигарету.

- Дай и мне что ли, мастырку, - попросила старуха. А когда сладко затянулась табачным дымом, произнесла:

- Петра Васильевича-то? Нет, только понаслышке, чести такой не удостоилась. На хрена я ему сдалась, старая дура? Они люди ученые, шибко образованные, у них там дачи, машины, квартиры хорошие... А у нас - сам видишь, добрый человек... , - взмахнула она морщинистой рукой, призывая гостя оценить свое жилище.

- А раньше Алла Андреевна была замужем?

- Это уж как водится. Чего ей не быть замужем? Девка она росла статная, кралечкой была... По молодости лет с одним парнем Валькой сошлась с соседней улицы, тогда ещё мой муж Андрюха был жив... Но чтой-то с Валькой у них не заладилось... - Старуха вмазала ещё стакан и яростно шепнула собеседнику: - А по чести говоря, заблядовала она от него, курва заболотная, прости, Господи, меня за такие похабные слова... Но чистую правду говорю...

- Ну это ладно, бывает... А потом что?

- Потом-то? Да появился один, это уж позже, Алке уже за тридцать было. Чудной такой, так, вроде бы, человек обходительный, деликатный, но на мой опытный взгляд было ясно - ворюга он. И у хозяина не так мало времени своей жизни провел... Меня не проведешь, сама там бывала, у хозяина-то... Нахлебалась дерьма, будь здоров, добрый человек. Выпить еще, что ли? - с умным видом уставилась она на бутылку "Смирновской", стоящей на сиротском столе рядом с неоткупоренной бутылкой "Фанты", которая в этом доме пользовалась незаслуженным презрением.

- А звали его как?

- Звали, натурально, Славкой.

- Так... А фамилия, фамилия его как?

- А вот фамилии я не помню, хоть убей, не помню, и все тут... Сам посуди, мне уже семьдесят седьмой годок идет. Слава Богу, что свою ещё помню - Моршины мы..., - с некой гордостью произнесла старуха.

- Может быть, Данилов? - спросил Игорь.

- Очень даже может быть, и так... Вероятность имеется, как говаривал мой покойный Андрюха, мудреными словами изъяснялся, хоть и был простым грузчиком... А иных ученых за пояс бы заткнул... Перекинулся жалко рано, очень до даровой ханки был охоч...

- Так, значит, фамилию не помните? А жили-то они где с вашей дочерью?

- Как где? В столице обитались. Андрюхин братан, Алкин, значит, дядька, фатеру ей отписал, прежде, чем на тот свет уходить. Хорошую, двухкомнатную, и район хороший, Медведково... Виталькой его величали. Большой человек, в приемном пункте посуды работал. Он с женой развелся, переругался и с женой и с детьми, а потом с расстройства заболел. А как не заболеть - пил он горькую, добрый человек, считай, цельными литрами, такая прорва был, царство ему небесное, с ним сядешь пить, не встанешь, истинный крест, такая прорва... И Алку к себе тогда сумел прописать, для ухода, значит... Только наказал ей, чтобы пока он не сдохнет, чтобы она даже нос свой туда не совала, иначе вышвырнет вон... Но долго ждать ей не пришлось. В ящик сыграл парень... Ща, погоди, горло промочу. - Она выпила ещё стакан, с хлюпаньем сожрала огурец, потом ловко и смачно раздавила пальцем таракана на столе и уставилась выпученными глазами на оторопевшего от всей этой невиданной мерзости Игоря. - Так вот, сыграл, значит, Виталька в ящик, продолжила старуха, вытирая испачканный тараканом палец о передник, - и Алка собралась переезжать в Москву. И тут как раз появился этот самый Славка... Он, врать не стану, очень был с ней обходителен, цветы дарил, конфеты, деньги у него водились, откуда, не ведаю, но водились... Не то, чтобы большие, но хватало... Он вообще-то мужичок крепкий, рукастый... Короче, они с ним в столицу и укатили...

- Ну а потом что?

- А хрен его знает, что потом, - глаза старухи затуманились. - Меня туда не шибко звали. Нагрянула я как-то с гостинцами, ну что сказать - жили хорошо, чисто, аккуратно, Алка продавщицей в продмаг устроилась, а Славка так - грузчиком, чернорабочим, по мелочи, короче... Но в доме все чин чинарем было - аккуратно, чисто, умел он все, на все руки был мастер... И меня хорошо принимал, не то, что дочка родная, водочкой потчевал, сам все нарезал, ну, там - сырку, колбаски, сальца... И разговор поддержал, не..., к нему по этому вопросу у меня претензиев нет... Не то, что к ней... Сам посуди, добрый человек, всего пару дней я у них погостила, а потом она мне такой намек сделала, чтобы я, значит, уе... ну, уезжала, короче, вон... А мне что? Я и уехала. Меня тут все знают, поди на улицу, спроси, кого хошь сделала ли бабка Макариха кому какой вред? Я сама в винно-водочном отделе в застойные времена работала, жила кум королю...

- Ну а дальше-то что? - Игорь очень боялся, что старуха опьянеет вдрызг и больше ничего ему не расскажет.

- А что дальше? Ничего... Отписала она мне письмо, что выгнала этого Славку вон, что живет пока одна, что оказался он подлюкой подколодной... Потом, значит, её из-за чего-то с работы поперли, и осталась она без этих самых, средств... для существования... Тут про мамку вспомнила, стервоза... А я что? Я прибыла, пособила ей, чем могла. Честно тебе скажу, добрый человек, вмазали мы с ней как-то, она и ляпнула, что не выгнала она Славку-то, а посадили его, да не просто посадили, а за какое-то очень лихое дело... А что? Это запросто, чуден был человек, глаз у него дурной, глянет - рублем подарит... Так сидит чин-чинарем, разговор поддерживает, как порядочный, а глаз дурной... Непутевый человек, прощелыга, короче... Из-за этого её с работы и поперли... Потом она отписала, что фатеру свою продала, а заместо её получила комнату в коммуналке, правда, где-то в центре... Ну и что? Лучше отдельная в Медведках, чем комната в центре... Ну, это уж её дела, ей же Виталька фатеру отписал, не мне.. А уж позднее получаю от неё весточку, что вышла она замуж за ученого человека Петра Васильевича... Потом сынок у них родился Васенька... До того-то Алка ну никак не могла родить, выкидыш за выкидышем, а все же Господь смилостивился над ней, хушь ей уж под сорок было... Этот самый Славка беспутный все сына мечтал, и тоже Васькой хотел назвать, он по батьке ведь тоже Васильевич... Я как-то хотела приехать внучка поглядеть, так она мне строго это запретила, сказала - сама приедет, а туда - и думать не моги! Подлюка она подколодная, матери родной стесняется, курва заболотная, прости Господи, мою душу грешную, за такие поносные слова... Так что оказалось? Мусора, которые приходили... Извиняйте за слово, ваши люди, которые ко мне приходили - говорят, усахарили лихие люди этого Петра Васильевича ученого прямо на даче. И быдто бы сама Алка к энтому делу имеет отношение. А и запросто, кто родную мамашу в дом не пускает - того Бог накажет...

Затем Макариха налила себе ещё водочки, вмазала и заголосила гнусавым голосом:

- Когда б имел златые горы, да реки полные вина...

Игорь понял, что больше от неё ничего не добиться и задал напоследок один единственный вопрос:

- Скажи, бабка Макариха, мне одну вещь и я уеду...

- Да хоть и не уезжай, с тобой веселее, хушь совсем оставайся... Человек ты хороший, вишь, очищенной угостил, душу обогрел бабке...

- Да уж нет, дела у меня... Скажи мне только вот ещё что - ты раздетым этого Славика видела?

- А на хера я ему, старая, сдалась, при мне заголяться-то? У него своя пава была, фу-ты, ну-ты... Не подступись к ней, падла заболотная, вражина... А так, по фатере расхаживал в трусах, когда жарко, меня не стеснялся... Когда надобность была и с голой жопой тоже щеголял, стыдом не богат был, врать не стану... Одно слово - прощелыга...

- И босиком?

- Нет, в валенках ходил! - обозлилась бабка. - Ты дело спрашивай. Он, что преступник какой? Я так и думала, добрый человек, говорила же тебе... Знаю, о чем ты спрашиваешь, только не крути, а спроси напрямки. Я хоть бабка и старая, и пьяная, а дело разумею...

- Так что ты знаешь? - насторожился Игорь.

- Мизинца у него не было на левой ноге, вот что, - лукаво улыбнувшись, провозгласила старуха. - Я спросила, он ответил: в детстве ещё анпутировали, заражение какое-то там... Сгонять еще, что ли, за беленькой? Скинемся? У меня двадцарик имеется в распоряжении...

Но Игорь уже не слушал. Он быстро шагал к машине, чтобы ехать обратно в Москву. Он узнал все, что хотел узнать - Алла Андреевна Самарцева в прошлом была женой беглого убийцы Вячеслава Данилова...

7.

... Колечко с бриллиантом, найденное экспертом Родионом Петровичем на пепелище дома Самарцевых было однозначно признано украденным в числе многих других, из магазина "Яхонт" в восемьдесят седьмом году. И Дьяконов в свободное время стал рыться в архивах и выяснять, с кем могли пересечься пути Вячеслава Данилова...

Раньше, в бытность свою следователем УВД, Игорь не любил подобной кропотливой работы. Тогда он действовал по указанию начальства, теперь же он делал все по своей доброй воле, никем не контролируемый, и именно это придавало его поискам вдохновения. Перед глазами все время стояли бледненькое лицо мальчика Васеньки Самарцева, согбенная спина и нелепые круглые очки его бабушки Лионеллы Валериановны, большие печальные глаза Галины Семеновны Гордеевой. Он хотел докопаться до истины и найти преступников...

Параллельно с этими расследованиями он отыскал того самого Брылева, который продал Самарцеву участок. Брылев был уже довольно стар, обитал в Люберцах.

- Неужели сгорел дом? - схватился морщинистыми руками за голову Брылев. - А я видел, такой замечательный был дом... Специально ездил посмотреть... Я даже завидовал, вон какой дворец на месте моего сарайчика воздвигли... Ой, жалко...

Со стариком Брылевым Игорю долго беседовать не пришлось. Тут ему крепко повезло, старик сам вывел его на нужную тему...

- У нас такое место было, такая природа, сами видели... А что я? Я разве мог там что путевое построить? Для сына брал участок, предложили мне как ветерану войны, я и взял, деньги-то, понятно сын давал, но оформляли на меня. А вскоре после того, как купили мы этот участок, он помер скоропостижно, он ведь директором завода был... Переработался, инфаркт, понимаете... Я хотел было участок-то продать, но Шурка Шумилов, дружок моего племяша отговорил, сказал, сам купит, раскрутится и купит за хорошие деньги. Я и повременил... Они с племяшом моим время от времени туда наезжали, так, пивко, водочка, шашлыки, девочки, дело молодое... И ночевали прямо там, в сарае, что им?

- Шумилов, говорите? - насторожился Игорь.

- Да, Шумилов... А потом его того... Ограбление магазина..., насупился Брылев. - Мне племяш рассказывал, один, главный, когда его брали, поначалу отстреливался, а последний патрон в свою башку и всадил. А Шурка Шумилов пятнашку получил... А ценностей украденных так и не нашли... Потом Шурка там в зоне и помер, так мне племяш рассказывал. Ну а потом я свою хибару профессору продал, Петру Васильевичу Самарцеву. Потом как-то заехал ради интереса, красивый дом профессор воздвиг, любо-дорого было посмотреть... А вон оно как, - покачал он лысой головой, - сгорела, значит, дача-то...

- И Самарцев погиб, - добавил Игорь, вставая. Он выяснил все, что ему надо было знать.

- А за что же его?

- Да, видно, за то же, - подмигнул Игорь старику. - За ограбление Шуркой Шумиловым ювелирного магазина... И за то, что его дом стоял на месте вашего сарайчика...

- Это как это так? - привстал старик.

- А вы подумайте на досуге. Я сказать не могу - тайна следствия...

Старик бы смышленый. Через пять минут после ухода Дьяконова, он все понял и, застонав, схватился морщинистыми руками за свою лысую голову...

... Вскоре в архивах Игорь нашел то, что искал. Шумилов сидел вместе с вором Шалым, тем самым, который бежал из лагеря с Вячеславом Даниловым. И его заинтересовало ещё одно обстоятельство - с Шалым и Даниловым бежал третий, некто Василий Дмитриевич Жебрак, сидевший по восемьдесят восьмой статье за скупку и продажу валюты...

Игорь разглядывал фотографии Данилова и Жебрака и поражался сходству этих людей... Похожи, как близнецы-братья... Только глаза у Жебрака поумнее, взгляд осмысленнее... Фотография Жебрака восемьдесят четвертого года, фотография Данилова - восемьдесят седьмого... Жебрак сорок девятого года рождения, значит, здесь ему тридцать пять лет, Данилов сорок пятого, ему на фотографии - сорок два года. Сейчас каждому из них было бы за пятьдесят...

... Следы Данилова полностью теряются, человек без роду, без племени, уроженец Западной Украины, сирота... Жебрак же родом из Ленинграда, выпускник филфака Ленинградского университета, связей может быть, сколько угодно. В этом направлении и решил вести свои поиски Игорь Дьяконов...

Закончив неотложные дела в Москве, сразу после первомайских праздников, третьего мая утренним рейсом Игорь вылетел в Санкт-Петербург...

С прежних времен в Ленинградском уголовном розыске у него остался старый знакомый Миша Селюков... К нему и держал свой путь Игорь.

... Миша был человеком очень замкнутым. Был одинок, несмотря на тридцать восемь лет до сих пор не женат. Разговорить и расшевелить его было всегда довольно сложно. Однако, Игорь знал, что этот худощавый, на первый взгляд, субтильный человек совершенно не знает такого понятия, как страх. На его счету были обезвреженные опасные преступники, убийцы и насильники...

- Как она, жизнь наша холостяцкая?! - воскликнул Игорь, заходя в крохотный кабинет старшего оперуполномоченного Ленинградского Уголовного розыска майора Селюкова.

- Нормально, - пробасил Миша, не выражая никаких эмоций от лицезрения старого приятеля. - Все, как обычно...

Игорь не знал, что всю предыдущую ночь Селюков с опергруппой просидел в засаде в кустах неподалеку от Гатчины, где они ждали появления банды рэкетиров, терроризирующих одно малое предприятие. Они-таки дождались их появления под утро, рэкетиры сдаваться на пожелали, завязалась перестрелка, в результате которой главарь банды был ранен в ногу Селюковым и взят на месте преступления.

- Нормально..., - проворчал Игорь. - А чего такой бледный? Мешки под глазами? Пьянствовал, небось, всю ночь? Хорошо тебе, пей, гуляй, не хочу жена дома не ждет, не пилит...

- Твоя правда, - проворчал Селюков. - Погуляли славно, на свежем воздухе... Оттянулись только так... А ты что по нашу душу приехал? У меня дел невпроворот, много внимания тебе уделить не могу.

- Вот так, - деланно обиделся Игорь. - В кои-то веки приедешь, а он делает вид, как будто я тут целыми днями отираюсь и мешаю тебе работать... Четыре ведь года не виделись...

- Три с половиной, - уточнил Селюков. - Я ведь был в Управлении по делу Кайданова, мы тогда с тобой в "Пекине" посидели... Причем, за твой счет... Теперь моя очередь угощать, - улыбнулся он и обнял Дьяконова. Только вот с деньгами туговато, на "Асторию" я никак не потяну. А вот товарищеский ужин в своей холостяцкой берлоге могу организовать...

- Угости хорошей информацией, Мишка, - хлопнул его по плечу Игорь. А распивать потом будем, за мной не заржавеет...

- Ну да, ты теперь частный детектив, богатенький..., - потер ладони Селюков.

- Да уж побогаче тебя, - усмехнулся Дьяконов. - Пока работал в Управлении, получал только выговоры и втыки, а теперь иногда и баксами балуют...

- Ладно, нечего тут хвастать своими миллионами, говори, что нужно...

- Нужно вот что, Миша... Мне нужна исчерпывающая информация о неком Жебраке Василии Дмитриевиче...

- Жебрак-то? - усмехнулся Селюков. - Известная личность... Была в свое время... Теперь кругом пункты обмена валюты, а раньше запросы населения по покупке валюты удовлетворял он, Василий Дмитриевич Жебрак. Ну, не он один, понятно, но он в этом деле был личность далеко не последняя...

- А что за человек? Поподробнее...

- Интеллигентный человек, выпускник филфака ЛГУ, интеллектуал, острослов... Попался по своей же глупости и неосторожности, слишком уж бурную деятельность развил и жить стал на очень широкую ногу, человеком оказался твердым, никого не заложил, получил двенадцать лет строгача, сидел на Колыме. Потом бежал...

- Это я знаю... Связи его меня интересуют...

- Связи? Жена осталась в Питере, только она заново вышла замуж через несколько лет после того, как посадили Жебрака, сын... Мать умерла совсем недавно. Сыну сейчас лет около двадцати... Ну, друзей было много, это само собой. Общительный был человек...

- Надо бы мне навестить его жену...

- Организуем, это не проблема. Тебе что, прямо сейчас?

- А почему бы и нет? За этим же приехал...

Селюков позвонил в справочную и уточнил адрес бывшей жены Жебрака.

- Короче, она живет в той же самой квартире на набережной адмирала Макарова, что и раньше. Со вторым мужем-то она давно уже развелась, сообщал Игорю Селюков.

- Так что же? - вскочил Игорь. - В путь!

- Удачи тебе, съездишь - перезвони. Полагаю, что этот вояж мало что тебе даст...

- Курочка по зернышку клюет, - возразил ему Игорь и вышел из кабинета...

... Дверь Игорю открыл высокий, за метр девяносто, парень, голый по пояс и в шортах, с обритой наголо головой.

- Вам кого? - пробасил он, глядя на Игоря сверху вниз.

- Ваша фамилия Жебрак? - спросил Игорь.

- Моя фамилия Полушкин, - сурово глядя на незваного гостя произнес глухим баском юноша. - К великому моему сожалению, - уголком рта усмехнулся он.

- А мама дома? - как-то даже растерялся Игорь.

- А мама дома, - ещё суровее взглянул на Дьяконова Полушкин.

- Можно ее?

- Можно ее... Мама! Тут какой-то...

Игорь так и продолжал стоять в дверном проеме перед великаном-юношей, пока за его могучей спиной не показалось печальное лицо женщины лет сорока с небольшим...

- Вы Марина Михайловна? - спросил Игорь.

- Да, я Марина Михайловна. Вы по какому вопросу?

Великан-юноша продолжал исподлобья глядеть сверху вниз на Игоря.

- Пройти позвольте... Мне надо с вами поговорить, Марина Михайловна...

Хозяйка как-то неодобрительно поглядела на Дьяконова и жестом пригласила его пройти.

Окинув взором квартиру, Игорь понял, что живут её обитатели довольно скромно, хотя и чисто.

- Садитесь, говорите, - произнесла Марина Михайловна. Несмотря на возраст, она была ещё очень привлекательной женщиной. Особенно понравились Игорю её большие карие глаза, умные и печальные, с длинными черными ресницами. Неторопливые движения, затаенная грусть, она казалась женщиной из девятнадцатого века...

- За недостатком времени начну без предисловий, Марина Михайловна. Скажите, давно вы видели вашего бывшего мужа Василия Дмитриевича Жебрака? спросил Игорь.

Что-то дрогнуло в лице Марины Михайловны. Она с каким-то испугом поглядела на Игоря.

- Я видела его в последний раз в восемьдесят четвертом году, когда милиция увела его из этой самой квартиры, - тихо и внятно произнесла она. Вы, полагаю, тоже из милиции...

- Почему вы так подумали?

- Потому что вы задаете вопросы, как милиционер. Мне в восемьдесят четвертом году немало их задали... Так что, печальный опыт общения с советскими правоохранительными органами имею.

- Я частный детектив Игорь Николаевич Дьяконов из Москвы, представился Игорь.

- И что же вам нужно от моего покойного мужа?

- Почему вы полагаете, что он покойный?

- Если бы он был жив, он был бы с нами, со мной и с сыном...

- Но его никто никогда не видел мертвым...

- Мне известно, что он совершил побег из колонии. И правильно сделал! - вдруг крикнула Марина Михайловна и вскочила с места. - Потому что его посадили ни за что, за то, чем занимается весь цивилизованный мир, за то, чем в России занимаются пункты обмена валюты уже почти десять лет... А его... на двенадцать лет, с конфискацией... Убежал, и молодец... Жалко только, что не дошел... Попробуйте пройти сотни километров зимой по Сибирской тайге, господин Дьяконов! Это вам не в кабинетах людей допрашивать, посмеиваясь и пыхтя им в нос своей сигареткой!

- Зря вы так со мной, - нахмурился Игорь.

- Ма, чего этому типу надо? - всунулась в комнату наголо бритая голова сына. - А не пошел бы он отсюда...

- Я пойду, когда мне будет нужно, - вспылил Игорь, тоже вставая с места.

- Тихо, Антоша, тихо..., - подошла к сыну Марина Михайловна. - Иди к себе...

Антоша сгинул, ворча под нос какие-то проклятия в адрес незваного гостя, а хозяйка и гость снова сели друг против друга.

- Значит, с тех пор он о себе не давал знать? - спросил Игорь.

- Да не давал он, не давал... Только снится, постоянно снится, вдруг заплакала Марина. - Я же предала его, вышла замуж за Бориса Полушкина. Он усыновил Антошку, мы прожили с ним семь лет, а потом он бросил меня и женился на какой-то девчонке... Я осталась безо всего, с больной матерью Васи на руках. Она в последнее время была совсем парализована... Вот здесь, в этой квартире, она умерла на моих руках... А Вася, это был такой человек... Я никогда таких не встречала ни до, ни после... Какой там Полушкин? И все остальные... Они по сравнению с ним просто ничтожества... Сгноить в тюрьме такого человека... Он теперь бы ворочал такими делами, если бы остался жив...

Игорь понял, что тут ловить ему нечего. Его стала охватывать какая-то тоска, он понимал, что начал заходить в тупик...

Но воистину, кто ищет, тот всегда найдет. И упорный труд всегда рано или поздно будет вознагражден... Такого везения он не мог ожидать даже в самых смелых мечтах...

Раздался телефонный звонок. Марина Михайловна медленно подошла к телефону и взяла трубку.

- Что?!!! - вдруг закричала она. Лицо её вытянулось и совершенно побледнело. - Ты что, с ума сошел? Быть этого не может!!! Ва...? - При этих словах она внезапно осеклась и бросила какой-то совершенно зверский взгляд на насторожившегося Дьяконова. - Перезвони потом, позже, позже перезвони... Я не могу сейчас разговаривать, у меня... Люди у меня... Потом перезвони!!! Через час!!! Я сама тебе перезвоню, где ты находишься?!

Она положила трубку и с каким-то странным видом опустилась в кресло.

Игорь молчал, выжидательно глядя на хозяйку.

- Вам, очевидно, пора идти, - не глядя ему в глаза, произнесла она. Я больше ничего не в состоянии вам сообщить...

Игорь и сам готов был уйти. Он почувствовал прилив сил и желание действовать. Ему показалось, что этот телефонный разговор шел о воскресшем из мертвых Василии Жебраке.

- Если что, сообщите, вот мой номер телефона, - сказал он и выскочил из квартиры.

Тут же набрал по мобильному номер Селюкова.

- Мишка! - крикнул он. - Немедленно узнай, с какого телефона звонили на квартиру жены Жебрака. По-моему, что-то проясняется...

... Через пять минут он узнал, что звонок был от брата Марины Михайловны Ильи Михайловича Корна. На его счастье его квартира была неподалеку, на Васильевском острове. Он немедленно взял такси и поехал по этому адресу.

Тем временем Марина Михайловна дрожащими пальцами набрала номер телефона брата. Ведь только что он сообщил ей, что час назад видел Василия Жебрака живого и невредимого, и вдобавок прекрасно выглядящего.

А ведь именно этой ночью она видела сон. Вася улыбался ей, Вася разговаривал с ней. "Марина, я живой, я живой", - говорил ей Вася. - "Я прощаю тебе все, я хочу быть с вами, с тобой и Антошкой..." Она проснулась вся в слезах, и целый день не могла прийти в себя. А потом появился этот долговязый Дьяконов. И этот звонок брата. Как это все странно, как будто бы во сне...

- Илюша, это я, - сказала Марина. - Говори...

- Я подъехал с коллегой из Бельгии, с которым мы сегодня будем делать операцию, к Медному Всаднику, - торопливо говорил Корн. - И вдруг вижу, стоит мужчина, седой, в густой бороде, смотрит на памятник и что-то бормочет, вроде бы: - Прощай, Медный Всадник, прощай, Нева, прощайте все, прощайте навсегда... Я подошел поближе, гляжу - Василий. Это точно был он, я его узнал, хоть он и очень изменился. И он узнал меня, узнал, Марина. Я, разумеется, мог ошибиться, бывают похожие лица, но нет, это был он, точно он, на сто процентов... И он тут же подтвердил мою уверенность. Ты знаешь, что он сказал мне: - "Здравствуйте. И прощайте. Не поминайте лихом..." Посмотрел так странно, ты помнишь, как Вася иногда умел смотреть... А теперь сила этого взгляда усилилась во много раз... Пристально, с такой тоской в глазах... Я буквально содрогнулся от этого пронзительного взгляда, словно он уколол меня в сердце... А потом зашагал к набережной. Там стояла какая-то машина, по-моему "Мерседес". Он сел в нее, и машина быстро тронулась с места.

- Сон в руку, сон в руку, - рыдала Марина. - А ко мне только что приходил какой-то назойливый частный детектив Дьяконов. Расспрашивал, когда я в последний раз видела Васю... Значит, он жив, слава Богу, что он жив... Но за ним следят, Илюша, за ним следят...

- Мне кажется, он покидает Россию. Навсегда покидает, - высказал предположение Корн.

- Заезжай за мной. Поедем в аэропорт... Это наиболее вероятный путь... Хотя, может быть, и поезд... И все же... Поедем, Илюша...

- Я немедленно направляюсь к тебе, - сказал Корн и бросился вниз к машине...

Но по закону подлости "девятка" Корна никак не хотела заводиться. Он проклял все на свете, готов уже был бежать ловить такси, но тут упрямая машина все же завелась. Он рванул её с места...

В это время к дому Корна на Васильевском острове подъехало такси, в котором сидел Игорь Дьяконов. Каким-то шестым чувством он догадался, что тот, к кому он ехал, сидит в этой машине. На всякий случай он спросил сидящую на лавочке старушку.

- Извините, кто сейчас уехал в этой машине? Не Илья ли Михайлович? Он так мне нужен...

- Он самый, - подтвердила старушка.

- За ним! - крикнул водителю Дьяконов. - Только на почтительном расстоянии. Плачу, сколько скажете...

"Девятка" направилась на набережную Макарова и остановилась перед подъездом Марины Михайловны. Игорь попросил водителя встать подальше.

- Преступника, что ли, ловите? - спросил водитель.

- Да, - коротко ответил Игорь. - Слежу за преступником. А моя машина сломалась...

Вскоре из подъезда выбежали Марина Михайловна и Корн. Машина помчалась по набережной на приличной скорости...

Такси следовало за ними.

- Кажется, в Пулково едут, - высказал предположение водитель, когда "девятка" выехала на трассу.

Игорь набрал номер Селюкова.

- Михаила Владимировича нет на месте, - сообщил дежурный по Уголовному розыску.

- Ладно, - проворчал Игорь. - Поглядим, что там будет... Сам справлюсь...

И действительно, "девятка" мчалась в аэропорт "Пулково".

Вскоре были на месте. Из "девятки" выскочили Марина и Корн и опрометью бросились в здание аэропорта. И стали озираться по сторонам, не зная, куда им дальше идти... Поднялись в зал отправления.

- Вася, Вася, - бормотала Марина. - Я сердцем чувствую, что он здесь... Но где нам его искать? Где?...

В этот момент её взгляд поймал входящего в зал отправления Игоря. Она узнала его, и он это понял. "Эх, спешка, спешка проклятая", - с досадой подумал он. - "Она все может испортить..."

Марина поглядела в другую сторону и вдруг увидела седого человека с бородой в хорошо сидящем костюме, проходящего через паспортный контроль. От какого-то мгновенно нахлынувшего странного чувства у неё защемило сердце... Она бы узнала этого человека в любом облике и в любой ситуации. Она толкнула брата.

- Он? - спросила Марина.

- Он, - шепнул Илья Михайлович. - Тот самый, прощающийся с Невой и Медным Всадником...

- Оглянись назад.

Корн оглянулся.

- Видишь того, длинного, в светлой ветровке?

- Да... Где-то я его видел, только очень давно, лицо какое-то знакомое...

- Это не имеет значения. Сделай, что можешь, только задержи его... Это сыщик, он приехал за Васей. Помоги Васе, Илюша!... Вы же были с ним неразлучными друзьями... Пусть он улетит отсюда подальше... Пусть...

- Попробую...

Корн резко повернулся и пошел по направлению к Игорю.

- Извините, можно вас на минутку, - улыбнулся он, пытаясь вспомнить, где же он, все-таки, его мог видеть...

- А в чем дело?! - сделал непонимающее лицо Игорь, которому, в свою очередь, лицо Корна, обрамленное рыжеватой, с проседью, бородой, показалось знакомым.

- Вы ведь интересовались личностью Василия Жебрака, не так ли? попытался взять его под руку Корн.

- Да интересовался...

- Имею вам кое-что сообщить...

Но тут и Игорь увидел то, что искал. Только что через паспортный контроль прошел его старый знакомый Виктор Артемьевич Литовченко. Он мгновенно узнал его, несмотря на густую седую бороду и короткую стрижку. Он оттолкнул Корна и хотел было броситься к паспортному контролю. Но тут Корн с неожиданной ловкостью подставил Игорю подножку, и тот по-дурацки грохнулся на пол.

- Ах ты, сволочь, - прошептал он, вскочил и бросился на своего противника, полагая, что справиться с ним ему не составит труда. Однако, ошибся... Корн сделал какое-то легкое движение правой ногой и нанес Игорю четкий удар носком ботинка в подбородок. Удар получился на редкость удачным. Игорь упал и ударился о пол затылком. В глазах потемнело, закружилась голова, он впал в состояние какой-то прострации. Пытался подняться, но не мог, руки и ноги не слушались его. Тут же к Корну подбежали милиционеры и скрутили его.

- Вы что? Что себе позволяете? За что вы его?

- Это бандит, он преследует мою жену! - говорил пришедшую на ум нелепицу Корн, пытаясь выиграть время. Тем временем Марина подошла к стойке паспортного контроля и молча глядела на удаляющегося Василия.

Вдруг он резко остановился, почувствовав пристальный взгляд и внимательно посмотрел на нее. А потом медленно пошел обратно. Подошел к стойке и произнес:

- Вы обознались, дама. - А сам подмигнул и одними губами шепнул: Жди весточки...

- А куда вы летите? - прошептала Марина, глотая слезы. И также одними губами добавила: - Мы давно уже одни, я и Антошка... А мама умерла. Пять лет назад...

- Куда лечу? - побледнев от всей этой мгновенно выданной, ошеломляющей информации, переспросил Жебрак. - В Стокгольм, дама, - четко и внятно произнес он. - Но вы обознались. - Снова подмигнул ей, повернулся и зашагал к таможенному контролю.

Тем временем опростоволосившегося Дьяконова положили на носилки и понесли в медпункт. Корна повели в отделение.

Марина Михайловна стояла у стойки. По щекам её текли слезы. Она их не вытирала...

8.

- А? Что? Где я? - вскочил с койки Игорь, приходя в себя.

- Вы в медпункте, на вас было совершено хулиганское нападение. Хулиган задержан, он в отделении..., - ответила миловидная медсестра. - Как вы себя чувствуете?

- А сколько прошло времени, пока я тут лежал?

- Примерно час, - ответила медсестра. - Так как же вы себя чувствуете?

- Отлично! Лучше не бывает! - не помня себя от досады, произнес Игорь. Он выскочил из медпункта и бросился к справочному бюро.

- Куда только что вылетел самолет?

- В Стокгольм.

- Он уже набрал высоту?

- Да, уже полчаса летит...

Игорь побрел по направлению к отделению милиции. Угрюмо открыл дверь и увидел там, сидящего за решеткой Корна. Тот весело глядел на него.

- Ради Бога, извините, - говорил Корн. - Я подумал, что вы бандит... Примите мои извинения...

- Это Илья Михайлович Корн, известный в городе хирург, - прошептал Игорю дежурный. - Его надо срочно выпускать, он сегодня оперирует одного важного американца... Разберитесь сами, пожалуйста... А если хотите, подавайте на него в суд...

Дверь обезьянника открылась, и Корн вышел оттуда с победоносным видом.

- Примите мои извинения, - улыбался он Игорю. - Я не хотел покалечить вас...

- Как бы я вас не покалечил, - проворчал Игорь. - Повезло вам просто...

- Не расстраивайтесь, я в прошлом чемпион СССР по карате, - успокоил его Корн.

- Так вы тот самый Илья Корн? - поразился Игорь, мгновенно вспомнив своего обидчика. - В восемьдесят девятом я не дошел до финала, проиграв Авдеенко.

- Ба! - совершенно дружелюбно улыбаясь, хлопнул себя по лбу Корн. Вы не дошли до финала, а я дошел, выиграв у Габелия. А в финале победил Темирбаева. Так и стал чемпионом СССР. Я вспомнил вас, вы ведь Игорь Дьяконов?

- Он самый...

- А я как-то не сопоставил..., - прошептал Корн.

- Ну вот, вижу вы знакомы и договорились, - улыбнулся дежурный милиционер. - Так что, обращайтесь в суд, если имеете претензии, господин Дьяконов. А по поводу освобождения господина Корна дал распоряжение начальник петербургской милиции, так что все претензии к нему.

- Да нет у меня никаких претензий, - буркнул Игорь. - Только к самому себе, тренироваться надо было лучше... Ни чемпионом не стал, ни преступника не задержал...

"Какая глупость", - прошептал он, выходя из отделения. - "Воистину, после радости неприятности по теории вероятности..."

- Прекратите преследование этой семьи, Игорь, - попросил шепотом Корн, беря его под руку. - Это не принесет вам лавров...

- Он убийца, ваш родственник, - ответил ему Игорь. - На его совести человеческая жизнь, а, возможно, что и две. Причем, жизни очень достойных и порядочных людей...

- Этого не может быть, - покачал головой Корн. - Быть этого не может... Он очень хороший человек, только очень несчастный... Знали бы вы, какая горькая у него судьба, не стали бы преследовать...

Затем он подошел к сидящей на скамейке сестре, взял её под руку, и они вышли из здания аэропорта.

Вышел и Игорь, вдруг внезапно потерявший всякий интерес к этому делу, вытащил сигарету, закурил, задумался... И Корн, и его сестра Марина были очень симпатичны ему, он не хотел им зла... Но ведь Жебрак убил Гордеева, а, скорее всего, и Самарцева, почтенных, ни в чем не повинных людей... И он должен был понести заслуженное наказание. Но теперь Жебрак был недоступен Игорь был не в состоянии сообщить о нем, скрывающимся неизвестно под какой фамилией, в шведскую полицию, не имея никаких доказательств. Это было совершенно бесполезно, полнейший абсурд, и ему больше ничего не оставалось, как примириться со своим поражением... Как же глупо и нелепо все получается с самого начала этого запутанного дела - вырубился и упустил Веревкина, теперь вырубился и упустил Литовченко... Нелепость, непрофессионализм и невезуха...

От мрачных раздумий его отвлек звонок мобильного телефона.

- Игорь, привет. Это Селюков. Могу тебя порадовать. Тут звонил Порошин из Москвы, сказал, что задержана какая-то Самарцева...

- Задержана?!!! - вскрикнул от радости Игорь. - Вот молодцы...

Воистину, третье мая две тысячи первого года было днем потрясений.

Игорь купил билет на Москву, помаялся немного в Пулково, но уже через три часа вышел в аэропорту Шереметьево. Сгорая от нетерпения узнать подробности дела, он взял такси и, не заезжая домой, поехал к Порошину.

9.

... Когда он подъехал к районному центру, уже начинало темнеть. В Уголовном розыске сказали, что Лев Константинович пошел домой. Дьяконов поехал к нему.

... - Эге, легок на помине! - хриплым голосом произнес Порошин. - Ну заходи, гостем будешь... А мы как раз ужинать собрались... Я-то тебя ждал завтра... Но кое-что приготовил...

- Что? - усталым голосом спросил Игорь.

- А ты догадайся...

- Не могу, не томи...

- Лева, приглашай гостя к столу, - послышался из-за двери голос хозяйки. - Пельмени стынут...

- Пусть стынут, - ответил, зевнув, Порошин. - У меня для Игоряхи есть другое, давно обещанное угощение. Дюжина темного пива и прекрасные креветки... А пельмени потом поедим...

- Не заслужил я этого угощения, - пробормотал Игорь. - Сам пей. Упустил я убийцу...

- Зато я не упустил. И угощения заслужил. А тебя, как старого друга, с которым брали Стерлядкина, приглашаю со мной эту трапезу разделить. Не алкаш же я, в самом деле один дюжину пива уничтожать, да и вредно мне, к тому же. Маша не пьет, дети не пьют... Так что, выручай...

- Ты не упустил?!!! - вытаращил глаза Дьяконов.

- А кто по-твоему задержал Самарцеву? - усмехнулся Порошин. Кто сидел каждую ночь в засаде? Не я ли? А он мне тут баки заколачивает... То, что не решается умом, решается терпением и выдержкой... Как же мне опостылело там сидеть, знал бы ты, у меня радикулит и шейный и поясничный... И печень барахлит, и еще...

- Ну, рассказывай, - схватил его за рукав белой рубашки Игорь. - Не томи душу...

- А вот нет, - лукаво улыбнулся Порошин. - Принято начинать с плохого, так что первым рассказывай ты...

Дьяконов угрюмым тоном рассказал Порошину о том, что произошло с ним в Санкт-Петербурге. Порошин слушал как-то рассеянно, но когда дело дошло до потасовки в аэропорту, громко расхохотался. Игорь помрачнел и окончание своего повествования договорил уже совсем скорбным тоном.

- Все, - подвел итог он. - Теперь твоя очередь...

- Я сначала выпью пива за самого себя, а уж потом все расскажу. Иди, садись за стол, частный детектив...

Игорь сел за обильно накрытый стол рядом с тремя сыновьями Порошина. Все они были так же упитанны, как и отец, и голосом были похожи. Лев принес четыре бутылки "Афанасия" и поставил на стол.

- Угощайся, из холодильника. А креветки варятся... По моему личному рецепту, с приправами...

Игорь отхлебнул пива и просительно поглядел на старого друга.

- Ладно, слушай. И они пусть слушают, у меня от жены и детей секретов нет... Короче, плохо искал наш Родион Петрович, не все взяли наши кладоискатели. А я потом туда вернулся и ещё кое-что нашел. Отнес, куда положено, а сам понял, что должны они туда вернуться. Видать, что-то их спугнуло... Сидел несколько ночей, и вот гляжу - идет она... Ну я тихонько подошел сзади и... цап-царап... Она от ужаса чуть не обмочилась там... Извини, Машенька, - заметил он укоризненный взгляд жены. - Я на неё пушку наставил и вежливо попросил мне все рассказать, иначе тут же уложу, как я сказал, при попытке к бегству...

- И что?

- А что ей оставалось делать? Жизнь-то у неё одна... Как и у всех... Раскололась, как миленькая, наша крутая Алла Андреевна...

- Ну? И что же она рассказала?

- Она спокойно жила с Самарцевым, как вдруг в Саблино, неподалеку от их дачи, она повстречала человека, очень похожего на её бывшего мужа Данилова. Она так и ахнула. Он сделал ей знак, чтобы она его не узнавала, а потом сгинул на долгие годы. Она жила в постоянном страхе, будучи уверенной в том, что Данилов жив и находится где-то поблизости, только Бога молила, чтобы ухлопали его где-нибудь. Только Бог не сжалился над ней. Прошло лет восемь, она шла на дачу с электрички... А сзади услышала знакомый голос. "Узнаешь?" - спросил он. - "Узнаю", - прошептала она, вся в ужасе, хотя он очень сильно изменился, поседел совершенно, отпустил усы, носил очки, вообще стал каким-то другим. Но все же, вроде бы он, и опасаться его надо. Знала ведь Аллочка, кем был её муженек, ему убить, что высморкаться, человек, находящийся на грани между подонком и маньяком... "Вякнешь урою", - пообещал... Они с ним встречались на квартире в Москве, которую он снимал. Общались, короче, а уж в качестве кого общались, это их дела... И он поведал ей, что в подвале дома, в котором они живут, зарыты ценности на огромную сумму. Как он о них узнал и почему до того не объявлялся, он не говорил. А расспрашивать такого человека было опасно. Договорились они при удобном случае ценности вытащить и поделить. Но она стала сомневаться, её ли это муж, больно уж он изменился. Хотя знал обо всех её делах все досконально, до мелочей... А окончательно убедилась она в том, что это не он, когда увидела его босиком. У того-то мизинца на левой ноге не доставало, а у этого все было на месте. Он врубился, что до неё дошло, но карт своих не раскрыл. Именовался он, как сам ты прекрасно знаешь, Виктором Артемьевичем Литовченко. Алла Андреевна ввела его в дом, познакомила с мужем, тот стал вроде бы, другом семьи. Человек он, сам знаешь, веселого нрава и очень эрудированный по части литературы и других изящных искусств, за умным словом в кармане не полезет. И все было бы у них o,key, если бы как назло, Самарцев вечно не торчал дома. Как говорится, находился на творческой работе, за пределы участка ни на шаг, попробуй тут, отыщи что-нибудь? Время ведь нужно... Вот в тот раз не выгорело, Литовченко исчез, а появился, как известно, в начале марта, когда Самарцев должен был поехать в санаторий. И тут все планы нарушил подслеповатый художник Гордеев. Он узнал в Литовченко Данилова, с которым когда-то сидел в одной камере в пересыльной тюрьме и решил позвонить тебе. Но его убили во время звонка...

- Кто убил?!!!

- Кто убил? - усмехнулся лукаво Порошин. - Да Веревкин и убил. Вот уж случай помог этой парочке кладоискателей... Зашел с похмелюги и пырнул обидчика ножом... Так что на дороге ты встретил настоящего убийцу Гордеева, дорогой друг Игоряха... Кстати, вчера в лесу неподалеку от места, где был убит Веревкин, одна женщина нашла кнопочный нож и принесла нам. На нем отпечатки пальцев Веревкина. Доказано, что Гордеев был убит именно этим ножом... Так что, именно Веревкин его и убил... А потом водоворот событий увел нас от самого простого решения вопроса.

- Так, - ошалело глядел на Леву Игорь. - А кто же его?

- А ты сам-то не догадался?

- Нет...

- Да ну тебя к лешему, гребаный частный детектив! - разозлился Порошин. - Я простой провинциальный опер, и то давно сообразил...

- Женщина ведь, вроде бы, убивала.

- А что, кроме Самарцевой женщин больше нет на свете? Выйдем на секундочку, покурим на воздухе, - предложил он.

Они вышли на крылечко, закурили.

- Ну так что, не въехал, Шерлок Холмс из Очакова? - хитро улыбаясь, спросил Порошин, дымя сигаретой.

- Эти пропавшие Сашка и Зинка? - высказал предположение Игорь.

В ответ Порошин только недовольно поморщился.

- Неужели... Галина Семеновна...? Какие ещё могли там быть женщины...? - от изумления раскрыл рот Игорь.

- Я ничего не говорил, ничего не говорил... И ты ничего не слышал сделал Порошин суровое лицо и прижал указательный палец к губам. - Но собаке собачья смерть, это правило, и не нам его нарушать. Короче, ни Самарцева, ни Литовченко никакого отношения к смертям Гордеева и Веревкина не имеют...

- Ну а Петра Васильевича Самарцева-то кто? - совсем уже запутался Игорь.

- Ну а его уж она, родимая, в лучшем виде..., - улыбнулся Лева. Только опять же не сознательно... Пока Литовченко на лыжах бегал, придуриваясь перед всеми, причем, придуриваясь очень удачно, ей ревнивый муженек, не желающий ехать в санаторий и оставлять её наедине с обаятельным другом семьи, устроил скандал, назвал шлюхой, любовницей Литовченко, потом даже ударил. Они побегали друг за дружкой по дому, помахались на кухне, а потом она тоже рассвирепела, впала в амбицию, схватила попавшийся под руку кухонный нож и его... под сердце и... того... И тут влетел румяный лыжник Виктор Артемьевич. Делать нечего, вдвоем они его затащили в подвал, и затерли следы крови... И тут же она рванула к Гордеевым, чтобы алиби себе создать. А пока она со своим мужем отношения выясняла, так сказать, до победного конца, Гордеевы как-то связались по телефону с Веревкиным, очевидно, назвав себя кем-то другим, вполне возможно, что Галина говорила от имени Аллы, он согласился встретиться, они его на своем "Жигуленке" догнали, как-то умудрились затащить в лес и... За мужа и отца отомстили... Вот дела-то какие... Так что, Олег Гордеев зашел к Самарцевым, чтобы создать алиби себе, а Самарцева к Гордеевым с той же целью. С той лишь разницей, что тот до убийства, даже ещё не будучи уверенным, что все получится, а она после...

- Вот оно что..., - протянул Игорь. - Вот почему Самарцева так нервничала, вот почему у неё было так обильно припудрено лицо... А он... Как же он здорово держался, этот псевдо-Литовченко...

- Привычка, Игоряха. Поскольку это был н кто иной, как беглый валютчик Жебрак, сам понимаешь, что он мужик тертый и жизнью здорово закаленный. Человек неоднократно между жизнью и смертью находился, по лезвию бритвы ходил и научился держать себя в руках... Ты с ними беседовал, а Самарцев в тот момент в подвале мертвый отдыхал от суеты мирской.

- Но Гордеевы... Это вообще фантастика... Интеллигентные люди... Воспользовались моментом, поехали и убили... Фантастика..., - не уставал поражаться Игорь.

- Всякое в наше время бывает, Игоряха... Итак, вернемся к славной парочке Литовченко и Самарцевой. Дождались они, пока ты прекратишь туда бесконечно мотаться, и сгинули. Потом скрывались где-то, неизвестно, где, а в апреле пришли ночью, вырыли свой клад, и все... Но Алла Андреевна все же умудрилась в отсутствие сообщника, клад отыскать и кое-что успела перепрятать, чтобы ей побольше досталось, в темноте он же там не будет считать, взвешивать, сколько там колец и кулонов, тем более, он их туда не клал, а клал покойный Шумилов. Но он ей напоследок сюрпризик преподнес, решил шум произвести, догадываясь, что она кое-что припрятала и ещё раз сюда собирается без него нагрянуть. Вот он и поджег дом... Однако, она все равно пришла, как я и предполагал, жадность её сгубила, как того фраера... Вот такие дела, драгоценный Игоряха..., - засмеялся он. - Едрена-матрена, креветки переварились! - встрепенулся он, выкидывая окурок. - И все из-за моего пустобайства... Говорим о всякой ерунде, о сволочах всяких, а драгоценные креветки перевариваются! Воистину, язык мой - враг мой..., - с досадой сплюнул он. - Пошли в дом!

Игорь прошел в комнату, а Лева поспешил на кухню за креветками, бормоча проклятия по поводу своей нерасторопности.

- Вот это да..., - пробормотал Игорь, сев за стол и залпом выпив кружку темного пива. - Вот это Лева... Не ожидал...

- Он умный, - засмеялась жена Порошина. - Он такой умный, что мне порой страшно становится, насквозь все видит...

Появился Порошин, держа в руках блюдо с креветками.

- Не переварились, - облегченно вздыхая, сказал он. - Хороши... А? Запах какой, чуешь?

- Чую, - радуясь за друга и досадуя на себя, пробубнил Игорь.

- Так что сидит теперь наша разлюбезная Алла Андреевна в КПЗ в райцентре и ждет, когда завтра вернется на все готовенькое из командировки наш дорогой Сергей Виленович Яшин и приступит к допросам подозреваемой..., - сообщил Порошин, ставя блюдо с креветками в центр стола. - И его ждет не только Алла Андреевна, но и изъятые мной из тайника ценности. Ну а остальные... Ту-ту, в Европу, - расхохотался Порошин.

- Это точно, ту-ту, - мрачно согласился Дьяконов. - А что же ты мне ничего не сказал ни о том, что нашел ценности, ни о своих версиях, ни о том, что в засаде будешь сидеть? - с упреком спросил он.

- Да могут же у меня, в конце концов, быть свои секреты, свои амбиции? - резонно заметил Порошин. - Могу я доказать и себе и своим близким, что я не только из пушки палить умею, а и мозгами шевелить тоже...

- Тоже верно, - проворчал Игорь. - И все же, как-то...

Но выпил ещё пива, покушал креветок и почувствовал огромное облегчение. Он понял, отчего произошло это облегчение - оттого, что ему не удалось задержать в аэропорту Пулково Виктора Артемьевича Литовченко, а точнее - Василия Дмитриевича Жебрака... Если бы ему тогда повезло, он бы всю жизнь сожалел о таком везении...

10.

...Он уже не был ни Жебраком, ни Литовченко. Теперь он именовался Борисом Викторовичем Бергом. Именно под такой фамилией он летел в Стокгольм...

Он выпил рюмку виски и почувствовал, как у него закружилась голова. Кружилась она не от выпитого виски, он мог выпить очень много, совершенно не пьянея - он был потрясен встречей в аэропорту... Каким же удивительным был для него вчерашний день...

Сначала эта встреча с Илюшкой Корном около Медного Всадника... Зачем он вообще приехал в Петербург?! Он же так рисковал... Но он не мог не проститься с этим городом, перед тем как навсегда покинуть Россию. Он больше не хотел здесь жить, не хотел здесь бывать - воспоминания тяготили его, душили, не давали возможности действовать...

И он рискнул, на Красной Стреле приехал в родной город, прошелся по улицам, по набережным Невы, подошел к Медному Всаднику... Только к родному дому он не решился подойти, он предполагал, что если он подойдет туда, ноги сами понесут его в квартиру, где он родился, где, вполне возможно, все ещё живут его жена и его двадцатилетний сын Антон, где он был так счастлив, откуда его забирали в дальний путь погожим майским утром восемьдесят четвертого года... Это было выше его сил... Но с Медным всадником он все же решил проститься...

Судьба есть судьба... Илюша Корн узнал его, и он не смог сделать вид, что не знаком с братом своей жены, с человеком, которого он любил, как родного брата и с которым они понимали друг друга с полувзгляда... Сколько было выпито пива, сколько было рассказано анекдотов, спето песен под гитару... Илья мало изменился за эти годы, не то, что он сам... И Василий, сам того не желая, произнес несколько фраз, преодолевая какой-то необъятный комок в горле... Но то, что произошло потом, это просто какая-то фантастика...

...Он и так еле держал себя в руках, когда проходил под чужой фамилией паспортный контроль, боясь сделать какое-то неосторожное движение, что-то не то сказать. Он прекрасно понимал, что находится в розыске, как подозреваемый в убийствах Гордеева, Самарцева, и даже какого-то Веревкина, хотя никого из них не убивал, а Веревкина, к тому же вообще никогда не видел и был поражен и совершенно озадачен сообщением Аллы, буквально перед своим побегом узнавшей от соседки и так же этим ошарашенной, о его странной гибели. Внешность Жебрака была слегка изменена, но не настолько же, чтобы не попасть в поле зрение бдительных правоохранительных органов... И чудо он прошел контроль, ему вежливо улыбнулись и пригласили пройти дальше, на контроль таможенный. Но тут ему нечего было опасаться... Ценности, выкопанные из тайника, давно уже были переведены в валюту и переправлены в надежный европейский банк...

И вдруг... Он поймал на своем затылке пристальный взгляд... Обернулся... Она! Марина... И он не смог пойти дальше, не обменявшись с ней хоть парой слов... Он вернулся...

Стоя перед ней Жебрак понял, чего ему не хватает в жизни - ему не хватает её, не хватает сына, которого воспитывал чужой человек, за которого она вынуждена была выйти замуж, чтобы элементарно существовать... И он шепнул ей, чтобы ждала от него весточки... А она шепнула, что свободна... А потом он зашагал к таможенному контролю, зашагал, чувствуя необыкновенный прилив сил...

Его счастье, что оттуда ему не было видно, как Илья Корн нанес удар в челюсть его старому знакомцу, отрекомендовавшемуся Борисом Ильичом Игониным, а на деле бывшим частным детективом... Иначе, он понял бы, что его полет в Стокгольм висит на таком волоске, которого и вооруженным глазом-то не видно, и мог бы выдать себя и натворить глупостей...

Однако, ему так и не довелось узнать о том, какую неоценимую помощь оказал ему его шурин и старый друг... Он сидел в кресле около иллюминатора, потягивал холодный апельсиновый сок и вспоминал, вспоминал, вспоминал...

...Март 1990 года, сибирская тайга, затухающий костер, остатки краденых продуктов... Перешептывающиеся Шалый и Сурок...

Да, в тот жуткий момент он уже мысленно простился с жизнью, простился с Мариной и сыном, со старой матерью... Чего стоила в тот момент его жизнь? Да, копейки не стоила... Он, потомственный интеллигент, севший за решетку по выморочной восемьдесят восьмой статье, против убийцы и вора в глухой многокилометровой тайге...

И критический момент... Сурок поднял дубину и пошел на него... Размахнулся и нанес сокрушительный удар...

... В критические минуты то ли сам человек становится намного сильнее, чем в обычной жизни, то ли ему помогают какие-то небесные силы... Трудно сказать, что Жебрак обладал какой-то сверхъестественной реакцией, хотя спортом немного занимался. Но тут он совершил какой-то невероятный прыжок с земли в сторону, с ловкостью, достойной вратаря мирового класса. И сокрушительный удар дубины пришелся не в его голову, а в землю. От этого движения Сурок потерял равновесие и упал лицом в снег. А Жебрак, наоборот мгновенно вскочил и бросился к дубине, которая выпала из рук Сурка. Его охватило состояние бешеной ярости. Ему не было страшно, ничуть, нисколечко. Он ненавидел, жутко ненавидел в этот момент этого подонка, убийцу, маргинала, пытавшегося лишить его жизни, пытавшегося лишить его мать сына, сына отца, Марину - поддержки и опоры... Е г о, владеющего тремя языками, коренного петербуржца, читавшего в подлиннике Шекспира, Гете и Бодлера эта вонючая погань, зарезавшая из-за двадцати рублей тридцати копеек женщину и ребенка, хотела убить здоровенной дубиной по голове... Дубина оказалась уже в руках Жебрака, и растерявшийся Сурок ничего не смог против неё сделать... Жебрак бил и бил корчившегося на снегу и издававшего какие-то утробные звуки Сурка, пока тот не перестал двигаться... Но силы ещё не иссякли, он был готов убить и Шалого, он ведь слышал их разговор. С расширившимися от бешенства глазами он с дубиной в руках пошел на Шалого. Тот стал отступать...

- Твоя взяла, твоя..., - шептал Шалый. - Все, ша!

- Убью, гад! - бормотал Жебрак. - Убью... Сожрать меня хотели... Но я вас жрать не стану, лучше с голоду сдохну, а ваши вонючие трупы волкам оставлю...

- Не убивай... Мы нужны друг другу. Как жить будешь? У меня заначка есть, крутейшая заначка... Ценности ограбленного магазина "Яхонт". Один я знаю, где они, мне Шумилов сказал перед смертью... Выроем, разделим, Зеленый... Да и в тайге пропадешь без меня, просто не выберешься...

Жебрак ещё немного постоял с дубиной в руке, а потом успокоился, понял резонность доводов Шалого и швырнул дубину.

- Прости, братан, не знал, что ты такой крутой, - лебезил перед ним Шалый. - Я думал, ты нам только помехой будешь - интеллигент, валютчик, хлюпик... А ты не фраер, - покосился он на то, что только что было осужденным по сто второй статье Сурком. - И я бы так не сумел...

Но тут и Жебрак внимательно поглядел на представляющий устрашающее зрелище плод своих рук, и его стало бешено рвать. Он мучался неукротимой рвотой не менее пятнадцати минут подряд. И лишь потом обессилевший, свернулся клубком на снегу, закутался в дубленый тулуп и дрожал. Он понял, что больше не в состоянии никого убивать... Ему хотелось забыться во сне, и пусть этот мерзавец Шалый делает с ним, что угодно. Кровь, грязь, слизь, мерзость и кромешный мрак...

...Он вздрогнул от прикосновения к его плечу руки Шалого.

- Пошли, - произнес его спутник. - Пора...

... И начался их тяжелейший путь по зимней тайге... Теперь он сам поражается, как им удалось выбраться оттуда. И Шалый оказался прав, без него ему бы никак не выбраться. Впрочем, как и Шалому без него. Слишком слаб и хил был ещё далеко не старый вор, слишком истощен был его, накачанный наркотиками, организм...

Однако, факт есть факт - выбрались. Сначала Шалому удалось разжиться в одной деревушке продуктами и стареньким ружьишком. А потом настала очередь Василия брать инициативу в свои руки. Шалый очень ослаб, и порой Жебраку приходилось тащить своего спутника буквально на своей спине, до того тот изнемог и выбился из сил. "Прости, братан," - говорил Шалый. - "Я твоей смерти хотел, а ты не фраер, ты парень, что надо... Погоди, за мной должок... Отплачу тебе за добро..." - "Знаю я твое добро, прирежешь и спасибо не скажешь, когда больше нужен не буду", - угрюмо отвечал Жебрак. "И все равно дотащу. Здесь помирать не брошу..." - "Зря ты так говоришь, братан", - возражал слабым голосом Шалый...

Они вышли к городу Зырянке и сели там в товарняк. Так, на перекладных потихоньку и добрались до Средней России... Шалый оклемался, подкармливал своего спутника крадеными по пути продуктами...

Шалый свое слово сдержал. Они тормознулись в Нижнем Новгороде, и Шалый свел Жебрака с нужными людьми, ему сделали подлинный паспорт на имя Виктора Артемьевича Литовченко, подкинули им на первое время денег. Жили на окраине Нижнего у одной старой знакомой Шалого, скупщице краденого. Она была тиха и немногословна, делала все, что положено - в свободное от основного занятия время кормила, обстирывала их. Жебрак бездельничал, Шалый вышел на охоту, ведь он был ещё и прекрасный щипач...

Они готовились ехать в Подмосковье для того, чтобы найти и вырыть там то, что закопал Шумилов. Но Шалый внезапно тяжело заболел... У него была пневмония, и он чуть не умер. Он стал подробно рассказывать Жебраку, где он может найти зарытый Шумиловым и Булдаковым клад, уже не опасаясь того, что тот может кинуть его... Он не надеялся выжить, да и, в целом, верил Жебраку, понимал, что это человек надежный... Жебрак сумел это доказать, когда тащил его по тайге...

... Наконец, Шалый поправился, и они поехали в Подмосковье...

... Однако, на месте того сарая, под которым Шумилов зарыл ценности стоял добротный брусовой дом. Дом принадлежал некому профессору Самарцеву... А потом произошло нечто совершенно из ряда вон выходящее... Неподалеку от дома Самарцева Жебрак нос к носу столкнулся с женщиной лет сорока пяти. "Боже мой... Славка?" - ахнула она и стала оседать на землю. У Жебрака была хорошая память на лица - он припомнил фотографию жены Аллы, которую показывал ему в лагере Сурок. Он мигом понял, кто такая эта профессорская жена. "Молчи", - прошипел он, стараясь подражать убитому им Сурку. - "Скоро весточку подам... Только гляди - молчок, могила... Только вякни кому-нибудь - урою, в натуре..." Она испуганно кивнула головой в знак того, что все поняла.

Когда он рассказал о встрече Шалому, тот тоже немало поразился такому стечению обстоятельств. Но, как человек практичный, тут же предложил использовать такой удивительный случай в своих целях. Надо было сделать Аллу своей сообщницей, это было им на руку...

Они опять вернулись в Нижний, и снова Шалому стало плохо. Только через несколько месяцев они смогли поехать в Москву, теперь уже твердо зная, что им надо... Жили в Удельной, снимали комнатку у одной бабки, по очереди ездили на разведку... И вот... случилось непредвиденное... Однажды Шалый не вернулся, а через два дня Жебрак узнал, что он был зарезан каким-то хулиганом по пути от станции. Совершенно случайно, просто так, ни из-за чего...

Жебрака охватило отчаяние. Он впал в состояние постоянной тревоги, близкой к помешательству. Он постоянно подозревал, что за ним кто-то следит, что его снова хотят упрятать за решетку, ему ведь оставалось сидеть около шести лет, плюс статья за побег... А если вдобавок ещё нашли труп Сурка?... Ведь это он убил его, кто там станет разбираться, защищался он или нет? Единственный свидетель происшествия в тайге Шалый был мертв...

... В конце девяносто первого года, так и не разобравшись с ценностями, насмерть напуганный Жебрак через одну фирму оформил себе загранпаспорт на имя Литовченко и вылетел в Стамбул. Назад он не вернулся, начались его скитания по свету... Куда только не заносила его судьба Стамбул, Афины, Рим, Париж... Брался за любую работу, цель была одна выжить...

В Париже он повстречал старого знакомца, петербургского поэта, ещё давно эмигрировавшего в Европу после насильственной психушки. Тот помог ему устроиться на работу. Жебрак, он же Литовченко занялся переводами с французского на русский, и обратно. Он снял маленькую комнатку на Монмартре, завел круг знакомых... Так и прожил почти десять лет...

А через десять лет внезапно сказал себе и своим друзьям - все... Полунищенское существование в богатом городе не устраивало его, он чувствовал себя изгоем, он жил по фальшивому паспорту, его могли арестовать, выдворить из страны, отдать в руки российского правосудия... И он жутко тосковал по Марине, сыну, матери. Он ничего о них не знал, боялся подать о себе весточку. Но кроме них у него не было на Земле ни одного близкого человека...

Летом двухтысячного года он вылетел в Москву. Он собирался раскопать тайник, вытащить ценности, обратить их в валюту. У него были надежные люди, которые помогли бы перевести деньги в хороший банк. А самым заветным желанием было забрать с собой Марину и Антона... Но в Питер он не ездил, понимал, насколько это опасно. Ни один из его старых знакомых не знал, что он жив...

... Он снова зарисовался в Саблино и дал о себе знать Алле Самарцевой. Он поделился с ней тайной их дома и строго предупредил, что с ней будет, если она попробует его кинуть. Вообще, он понимал, что вызывает у неё какой-то животный ужас. Вроде бы, бывший муж, Данилов, убийца, подонок, но, в то же время и какой-то другой, как-то видоизменившийся, переродившийся... Все равно - страшно... К тому же, точное местонахождение клада он ей не назвал, потому что и сам знал его только примерно, через третьего человека...

Как-то раз он приехал открыто, на арендованном "Фольксвагене". Алла познакомила его со своим мужем, у них нашлось много общих тем для разговора, так как Жебрак был не менее эрудирован, нежели застойный профессор Самарцев. Но тут уже Алла поняла окончательно, что имеет дело не с Даниловым... Тот не умел так говорить, и не знал таких вещей. Да и не мог бы их узнать даже за четырнадцать лет, которые они не виделись. Окончательно убедилась она в подмене несколько позже, поглядев на мизинец на его левой ноге... Однако, вслух о том, что она поняла, что он другой человек, она не говорила. Делала вид, что уверена, что он это Данилов. Во время этого визита, воспользовавшись отсутствием Самарцева, Жебрак внимательно изучил дом и к своей радости понял, что подвал остался тот же, что и был в сарае. А ценности были спрятаны именно в подвале. Но тогда достать их он не успел, ему пришлось уехать, чтобы не вызвать подозрений хозяина дома. Затем, после его визита, Алла написала ему в Нижний, что им заинтересовался некий художник Гордеев, живущий по соседству, в свое время отбывавший срок за диссидентство. Жебрак понял, что и Гордеев принял его за Данилова. Час от часу не легче...

... Окончательно они наметили операцию на начало марта, когда Самарцев должен был отбыть в санаторий... Жебрак явился в Саблино на взятым напрокат шикарном БМВ, устроил дома у Самарцевых богатый ужин... Ужин был несколько омрачен тем, что накануне он повстречал этого художника Гордеева, и тот окинул его таким многозначительным взглядом, что Жебрак понял - от него можно ждать беды. Загадочное сходство с Даниловым начинало играть роковую роль... Надо было форсировать события...

И тут произошло нечто совсем неожиданное...

Был убит художник Гордеев, и в Саблино нагрянула милиция... Жебрак продолжал играть роль друга семьи, вальяжного безмятежного человека, наслаждающегося природой... В то же утро он познакомился с неким Борисом Ильичом Игониным, в котором его опытный глаз с первого же взгляда распознал мента.

Далее события стали разворачиваться совсем уже по непонятному сценарию... Когда Жебрак, чтобы отмести от себя все подозрения, как ни в чем не бывало отправился кататься на лыжах, Самарцев устроил жене дикий скандал, не желая отправляться в санаторий и оставлять её один на один с ним, с другом семьи, шутником и острословом. Он и до этого нередко устраивал подобные разборки. Здесь же он превзошел самого себя, стал бить её, и не сумевшая сдержать себя Алла схватила кухонный нож и пырнула его ревнивому мужу под сердце... Самарцев только успел издать хлюпающий звук... Он скончался мгновенно. Тут же появился Жебрак, то ли действительно не желающий ходить на лыжах под снегопадом, то ли почувствовавший недоброе, он и сам на этот вопрос не может ответить. Обалдевший от всех этих нарастающих как снежный ком событий, он помог ей спрятать труп в подвале, а что ему ещё оставалось делать? Они хотели немедленно вырыть ценности и бежать, но Жебрак посчитал это опасным и посоветовал ей идти к Гордеевым, чтобы хоть как-то сделать алиби. Сам же остался в доме. Но тут снова нагрянул въедливый Игонин, от которого Жебрак ждал больших неприятностей. Жебрак понял, что бежать надо немедленно, так как оставаться стало смертельно опасно, а вернуться за ценностями позднее. Он технично испортил машину своему назойливому знакомому Игонину, вернулся в Саблино и сказал Алле, что уезжает, назначив ей свидание в условленном месте, при этом пригрозив, что если она посмеет обмануть его, он доложит органам, что она убила мужа. С тем и уехал. А потом, когда в дом нагрянули Игонин и опер Порошин , и свобода Аллы и вообще весь план, висели на тоненьком волоске, ей, сам того не желая, помог следователь прокуратуры Яшин. И ей удалось улизнуть. Они встретились в условленном месте, и Алла сообщила ему, что вдобавок ко всему оказался убитым и тот самый Веревкин, которого подозревали в убийстве Гордеева. Это было вообще выше их понимания, понимали они лишь одно - и в этом преступлении могли обвинить их. Они уехали в Нижний Новгород, где у Жебрака оставались нужные связи и сели на дно. В конце апреля приехали в Саблино и откопали зарытый клад. Жебрак понял, что кое-что уже было заранее припрятано Самарцевой, и перед уходом поджег дом... Затем они поделили поровну найденное и разбежались... Зная, что Литовченко в розыске, он раздобыл себе новые документы на имя Берга, ценности обратил в валюту, и нужные люди перевели это в один из европейских банков. Вот и все - перед окончательным отъездом Жебрак решился проститься с родным Петербургом... Тогда он не знал, что Марина давно уже свободна, он вообще ни разу не подал о себе ни одной весточки... Будучи в Европе, он не мог простить ей предательства, пусть и обоснованного, а вернувшись в Россию и уже внутренне простив её, соблюдал осторожность, зная неуравновешенный характер Марины. А потом... Головокружительная развязка всей этой долгой истории...

Вот и все. Обратной дороги в Россию ему нет - это слишком опасно. Но теперь настроение его было совсем другим - он не чувствовал себя одиноким на огромной злой Земле, он знал, что Марина и Антон приедут к нему, если он их позовет... А бедная мама умерла всего пять лет назад, он-то думал, что её давно уже нет на свете... Сколько же она за эти годы перестрадала... Но горевать о переломанной жизни, гадать о том, кто так жестоко подставил его, убив Гордеева и Веревкина, он не хотел... Он хотел прожить то, что отпущено ему Богом, в достатке и с семьей...

Жебрак поглядел в иллюминатор на плывущие облака и тяжело вздохнул...

Самолет пошел на снижение... Через двадцать минут он должен был приземлиться в аэропорту Стокгольма...

11.

- Не сокрушайся ты так, Игоряха, - успокаивал Дьяконова Лева Порошин. - Привык, понимаешь, всегда быть первым, делиться успехом ни с кем не хочешь...

- Да разве дело в этом? - с горечью произнес Игорь, закуривая очередную сигарету. - Можно подумать, мы только ради славы работаем, или ради денег? Что я с этого поимел? Что я с этого мог иметь? Разве что, если бы стал шантажировать Литовченко, или как его там, Жебрака? Просто маху я дал, и все тут... Опростоволосился, короче говоря... В людях толком не разобрался...

- Да... - зевнул Порошин. - Разобраться в подозреваемых тоже не последнее дело... Тем более, что тут их немало было... И Веревкин, и Самарцев, и его женушка, и Литовченко... Непростое дело - чужая душа, как известно, потемки...

- Веревкина я заподозрил с самого начала, - сказал Игорь, - только уж слишком простым решением вопроса все это мне показалось. И это топорная имитация самоубийства тоже порядком спутала карты, направила мысль в совершенно другом направлении... Потом подозревал Самарцева, больно уж суров и мрачен он был, мне казалось, что он вел себя слишком нервозно... А он, как оказалось, просто мучился ревностью... А Литовченко мне сразу стал симпатичен - обаятельный, разговорчивый, открытый... Впрочем, таким он, очевидно, и является на самом деле... Был я по делу в Питере, решил встретиться с Ильей Корном. Он мне много про него рассказал... Сел по дурацкой этой статье, лишился семьи, провел в лагерях шесть лет, да ещё строгого режима впридачу, бежал... И выжил вот, как известно... А уж как он выжил, и куда пропал этот самый пресловутый Данилов, это знает только сам Жебрак, да ещё Господь Бог... Ну а Гордеева с сыном у меня и вовсе вызывали самые теплые чувства. Им и хотел помочь, прежде всего - убийцу их мужа и отца найти... А они, надо же... Мгновенно с ним рассчитались, не отходя, как говорится, от кассы... Вот уж кого не подозревал, так их...

- А я сразу понял, - усмехнулся Порошин. - По глазам её сверкающим и дрожащим рукам понял... И по паре-тройке реплик... А когда мы с тобой второй раз нагрянули к Гордеевым по душу Аллы Андреевны, обратил я внимание на насквозь промоченные сапожки около двери, и сапоги Олега рядом... А когда вы с Аллой Андреевной удалились, я их быстренько прихватил и в большой целофановый пакет, который с собой постоянно на всякий случай таскаю, положил. А потом незаметно сунул в машину и побежал вам вдогонку. Ведь они именно в этих сапогах были, когда Веревкина застрелили...

- Но как же они сумели это сделать? - не мог взять в толк Игорь.

- Строю одни только предположения, согласно логике... При них находилась одна только Самарцева, но не постоянно, она дефилировала между своим домом и домом Гордеевых. А у Олега тоже был мобильный телефон, никто, кроме меня не заметил, как антенна из кармана торчала. Зачем он приперся звонить к Самарцевым? Чтобы алиби себе сделать, вот зачем... А времени у них, чтобы догнать Веревкина, было вполне достаточно... Рисковали, разумеется, их машину вполне мог кто-то заметить, но... опять же, Господь Бог помог... Галина Семеновна позвонила ему по мобильному телефону, выдала себя за какую-то его знакомую, ну, хотя бы, за Самарцеву, и сказала, что им надо срочно встретиться, сообщить, например, что-то важное, потом они его догнали на своем "Жигуленке". До этого ещё набрались смелости и наведались в дом Веревкина и нашли там какую-то записку: "Я так больше не могу. Степан." Ну, мы знаем, что записку эту он написал своей дамочке-мадамочке, а им она показалась очень нужной, чтобы инсценировать самоубийство... Ведь спешка была, учти, дикая спешка, Игоряха, куда им там думать об эксперте, о следственном эксперименте?... Надо было догнать Веревкина, убить его, устроить хоть какой-то камуфляж, вернуться домой, загнать машину в гараж и прикинуться больными и окаменевшими от горя... Молодцы, мама с сынком, ох, молодцы... Технично все сделали... Короче, догнали они его, Олег стукнул убийцу своего отца, затащил в лес, вытащил у него из кармана пистолет, и полагаю, что мать его из пистолета и шлепнула, как бешеную собаку ... Я, кстати, выяснял, она в прошлом чемпион России по пулевой стрельбе из пистолета, эта самая немощная, убитая горем Гордеева, так что, с оружием умеет обращаться, хотя, впрочем с метра любой попал бы... Есть, правда, и другая версия, ещё более убедительная - это был их пистолет, с которого они предусмотрительно стерли отпечатки пальцев, а у Веревкина вообще не было оружия, от своего ПМ он давно уже избавился, иначе бы он Гордеева, скорее всего бы застрелил, а не зарезал, да и ехали они на это дело, твердо зная, что именно застрелят убийцу, для того и брали с собой ту записку... К тому же, будь у Веревкина пистолет, вряд ли им бы удалось так легко с ним справиться... Итак, они убили Веревкина, потом быстро вернулись домой, пришла Самарцева, стала их потчевать лекарствами. Тут, конечно, непорядочно они поступили, никаких снотворных она им не давала, обычные сердечные, а они в своем благородном гневе подозрение в убийстве Веревкина на неё оттянули... Но надо же им было от себя его оттянуть, подозрение это. Впрочем, они и не утверждали, что Самарцева дала им снотворного, мы сами это предположили, подозревая её в убийстве Веревкина. И они добились, чего хотели... Гордееву забрали в больницу, хотя ничего серьезного с ней не было. Кто на них подумает? Убитая горем вдова, жалкий рыдающий сын... Кто угодно, только не они...

- А как ведет следствие Яшин?

- Неопровержимо доказано, что Самарцева не убивала Веревкина, по той простой причине, что в тот момент, когда убивали Веревкина, она убивала своего родного мужа и скрывала вместе с Литовченко следы преступления. К тому же, её сороковой размер обуви не совпадает со следами возле трупа Веревкина. А в убийстве Гордеева обвиняется Веревкин, я уже сказал тебе следствием полностью доказано, что ножевой удар нанес именно он, поскольку найдено орудие убийства. Так что, Алла Андреевна обвиняется только в том, что совершила сама...

- А как она себя ведет?

- Успокоилась, стала давать очень четкие показания. Литовченко по прежнему называет знакомым мужа, настаивает на том, что он никакого отношения к делу не имеет. Говорит одно - она случайно нашла в подвале ценности, потом поругалась с мужем из-за его беспричинной ревности и зарезала его. Сбежала от правосудия, затем вернулась, откопала ценности, её спугнули, она подожгла дом и убежала. Затем вернулась ещё раз за остальным, вот и все... Не очень логично, но вполне правдоподобно...

- И что ей грозит?

- Статья сто девятая - неосторожное убийство, до трех лет и статья сто девяносто вторая - нарушение правил сдачи государству драгоценных металлов и драгоценных камней, там может быть и до пяти лет. Ей, правда, пытались вменить в вину умышленное убийство, но следственный эксперимент доказал, что убила она его действительно случайно. Так что, ничего особенного ей не грозит... А ты не сокрушайся, ты рыл тоже в правильном направлении, заваруху с кладом затеял-то именно Жебрак, а не кто другой. Только вот, как выяснилось, к трем убийствам все это никакого отношения не имело... А имело только к появлению в пресловутом Саблино нашего дорогого друга Игоря Николаевича Дьяконова, - улыбнулся Порошин. - Еще слава Богу, что Веревкин тебя не прирезал своим кнопочным ножичком с длинным острым лезвием, как Гордеева...

- А ну тебя! - досадливо отмахнулся Игорь, понимая, что он полностью попал впросак. - И на старуху бывает проруха...

- Никакой прорухи, ты рыл в направлении Жебрака, а я в направлении Самарцевой. Впрочем, и не рыл я вовсе, это ты ездил к её свекрови, к её матери, выяснил её прошлое, все, как положено следователю и частному детективу, Шерлоку Холмсу, - утешал Игоря Порошин. - А я по-простецки, по-ментовски торчал в засаде, как дурак ночи напролет... Но, в дураках не оказался, - самодовольно улыбнулся он. - Дождался-таки госпожу Самарцеву...

- Яшин-то не допрет заподозрить в убийстве Гордееву с сыном?

- Лысиной не вышел, - отмахнулся Порошин. - Какие у него доказательства? Обуви, в которой они наследили, нет, на пистолете, из которого был сделал роковой выстрел, отпечатки пальцев одного Веревкина, к тому же, доказано, что Гордеева убил Веревкин, на нем найдена записка, вроде бы, говорящая о каких-то там угрызениях совести, так что с огромной натяжкой можно говорить о самоубийстве...

- С полуметрового-то расстояния? - усмехнулся Игорь.

- Ну, это уж проблемы Сергея Виленовича. Во всяком случае, пока о Гордеевой и её сыне никакой речи не ведется... Будет очередным висяком, только и делов-то... Тем более, что Яшин, как получается, раскрыл и убийство Гордеева, и убийство Самарцева. И дело об убийствах на дорогах тоже движется не без его деятельного участия. А уж какого-то там убийцу Веревкина ему простят...

- Логично, - согласился с ним Игорь. - Но почему Гордеева с сыном были так абсолютно уверены, что Геннадия Ивановича убил именно Веревкин, что немедленно поехали ему мстить? И откуда они узнали номер его мобильного телефона?

- А это, Игоряха, есть загадки, на которые ответа я дать не могу. Если имеешь такое желание, поезжай к ним и спроси их об этом. У меня, например, такого желания нет, и я не поеду, других дел полно... Да и тебе не советую... Ни к чему это...

- Тоже логично, - повторил Игорь.

- А посему, дорогой Игорь Николаевич, позволь тебя проводить. У меня полно дел накопилось... Преступность, сам знаешь, разгулялась в нашем славном районе...

- У меня двадцать восьмого мая день рождения, - сказал Игорь. Приезжай с женой. Приглашаю...

- Приеду, обязательно приеду. Это, выходит, через две недели уже?

- Выходит, так...

- И сколько же тебе исполняется, если не секрет?

- Уже тридцать восемь...

- Пацан ты еще. Вот доживешь до моих сорока четырех, тоже будешь серьезные дела раскрывать... Шучу, шучу, - засмеялся Порошин, видя нахмурившиеся брови Игоря.

- Ладно, пока..., - встал с места Игорь.

- Обещаю прибыть, если доживу, - сказал, откашливаясь Порошин.

- Жду...

Досада в душе у него ещё оставалась, но, в принципе, он был доволен исходом этого дела. Каждый остался при своих, гибель Гордеева была отомщена, убившая своего мужа Самарцева задержана, посадить за решетку Жебрака помешали считанные секунды вкупе с мастерством Корна... В целом, все получилось по справедливости... И все же от всего этого оставался какой-то горестный осадок - на глазах Игоря за такой короткий временной отрезок гибли люди, рушились человеческие судьбы... Ради чего все это? Почему все это происходит? Кто руководит человеческими судьбами и предопределяет их? На эти вопросы у него не было ответа... Просто он в очередной раз поражался тесноте мира и причудливости жизненных поворотов...

Перед самым своим днем рождения он поехал за покупками на рынок. В Москве стояла холодная, дождливая, совсем не майская погода. Игорь ходил между мясных и овощных рядов, выбирая, что купить повкуснее... Вдруг, в противоположном конце рынка он увидел две знакомые фигуры. Ноги сами понесли его туда...

- Здравствуйте, Галина Семеновна, - приветствовал он Гордееву. Олег в это время, не заметив его, пошел в противоположную сторону по торговым рядам.

- А, Игорь Николаевич, это вы, - как-то деланно улыбнулась Гордеева, - рада видеть вас в добром здравии. А мы вот с Олегом зашли купить чего-нибудь к праздничному столу. Выставка Геннадия Ивановича состоялась-таки, и прошла с огромным успехом... Несколько его картин покупают зарубежные музеи... Так что, у нас большой праздник... Решили собрать самых близких друзей.

- Поздравляю вас, Галина Семеновна... Я очень рад за вас!

- Да?..., - глядя куда-то в сторону, рассеянно переспросила Гордеева. - Как там уголовное дело? Не нашли ещё убийцу?

- Нашли! - тихим голосом ответил Игорь. - Слава Богу, убийцу нашли...

- И что?!!! - побледнела она.

- Высшая мера, как и положено за убийство..., - отчеканил Игорь, пристально глядя на вдову.

Гордеева хотела что-то сказать, но слова застряли у неё в горле... Она поняла то, что хотел сказать Дьяконов...

- А..., - замялась она, глядя в сторону. - Я слышала, арестована Алла Андреевна Самарцева... Ее, надеюсь, не обвиняют в убийстве того... как его...

- Веревкина-то? Нет, что вы? Следственный эксперимент доказал, что это не она... Вообще, я пошутил насчет высшей меры. Есть мнение, что он покончил с собой. Я не веду дело, но слышал, что следствие склоняется к такой версии произошедшего... А Алла Андреевна будет отвечать только за то, что совершила - случайно убила своего мужа...

- Хорошо, что она не обвиняется в убийстве того..., - глядя в сторону произнесла Гордеева. - Очень хорошо. Это меня мучило больше всего...

- И вы готовы были пойти и опровергнуть эту версию?

- Да, была готова, - округлившимися глазами глядя в лицо Игорю, произнесла Гордеева. - Я не хочу, чтобы она, какой бы она не была, отвечала за чужое преступление...

- Не берите всего этого в голову, Галина Семеновна, - успокоил её Игорь. - Следствие разобралось, в чем дело...

- Разобралось?!!! - вздрогнула она.

- Не то следствие, не официальное - другое... Следствие двух старых приятелей Игоряхи и Левки. Оно выложило версию произошедшего следователю Яшину как на блюдечке. А лавры будет пожинать именно он. Но мы не в обиде... А вы..., - понизил голос он. - Вы не переживать должны, а гордиться...

- Чем гордиться?!!! - воскликнула Гордеева.

- Своим мужем, талантливым художником Геннадием Ивановичем Гордеевым, вот чем вы должны гордиться... И никакого права на жизнь его убийца подонок Веревкин не имел... Такой как он и за решеткой бы прекрасно себя чувствовал... И вышел бы на свободу как огурчик... А Геннадия Ивановича уже никогда не будет...

- Тогда все нормально! - встряхнула волосами Галина Семеновна. Тогда все хорошо! Олежек! - крикнула она, увидев сына. - Я здесь!

- А я тебя было потерял в этой толчее, - сказал Олег, подходя к ним. - Здравствуйте...

- Привет, молодой человек, - улыбнулся Игорь, протягивая ему руку. Поздравляю!

- С чем?

- С выставкой отца, разумеется. А твою маму поздравляю, что у неё такой замечательный сын...

- Да, - как-то запальчиво произнесла Гордеева. - У меня действительно замечательный сын. Сильный и мужественный, настоящий мужчина. И я им очень горжусь...

- Как ваша машина? - спросил вдруг Игорь.

- Да ездит пока, - пожал плечами Олег.

- Резину-то не сменили?

Гордеева сильно сжала руку сына повыше локтя и округлившимися глазами глядя на Игоря, процедила:

- Сменили. Давно сменили... На нашей машине вполне можно ездить и на отечественной резине.

- Ну и правильно! - рассмеялся Игорь, ободряюще глядя на нее. Гордеева обменялась быстрым взглядом с сыном.

- Значит, те сапо... ? - хотела она задать какой-то вопрос, но слова застряли у неё в горле.

- Значит, все в порядке, Галина Семеновна, и не переживайте ни о чем... Все в полном порядке.

- Спасибо вам..., - прошептала Гордеева.

- Не мне, Галина Семеновна, не мне... Льву Константиновичу Порошину... Ладно, все, удачи вам! - махнул им рукой Игорь и, нагруженный сумками, пошел к выходу...

А Гордеева и Олег остались на месте, многозначительно глядя друг на друга. В их памяти вихрем проносилось то страшное мартовское утро... И обоим казалось одно и то же - все это происходило не с ними, а с кем-то другим... Потому что не могли они все это сделать... Сделали, однако... Как же это все странно, на какие же удивительные поступки способен человек в экстремальной ситуации!...

- Это он, сволочь, быдло проклятое..., - прошептал Олег, глядя на труп отца, лежащий на полу с беспомощно раскинутыми в стороны руками. - Я убью его... Пригодится, наконец, та игрушка...

- Ты с ума сошел! Возьми себя в руки, Олежек! - хватала его за рукав куртки мать.

Но его невозможно было остановить. Он выскочил на улицу и увидел, как "Запорожец" Веревкина мчится на большой скорости по проселочной дороге от дома в сторону трассы. Он побежал в дом Веревкина и вскоре вернулся обратно.

- Я все сделаю, как надо сделаю..., - яростно прошептал он матери, заходя обратно в дом и протягивая ей какую-то записку.

- "Я так больше не могу. Степан", - прочитала Гордеева. - И что там у него дома творится? - тихим голосом, смертельно бледная, спросила она.

- Следы пиршества. И шлюха его в спальне спит, - так же тихо ответил Олег.

И через некоторое время пошел к Самарцевым звонить в милицию...

... Когда работники милиции и прокуратуры уехали, увезя с собой труп Геннадия Ивановича, мать внимательно поглядела на сына и едва заметно кивнула головой.

- Протри рукоятку своей игрушки, - сурово приказала она сыну. И он молча пошел выполнять приказание матери. Надев резиновые перчатки, тщательно протер весь пистолет, который полтора месяца назад купил у старого товарища, и положил его во внутренний карман куртки.

- Пусть поможет нам Бог, - шепнула Гордеева, взяла у сына мобильный телефон и набрала номер Веревкина, который тот дал Геннадию Ивановичу сразу после своего появления в Саблино, ещё до обострения их отношений.

- Степа, - произнесла она, подражая визгливому голосу подруги Веревкина, который неоднократно слышала из-за забора. - Нам срочно надо встретиться, тут такие дела... Я должна тебя кое о чем предупредить...

- Я не могу вернуться, - пробасил он. - Говори по телефону.

- Не могу, очень опасно. Милиция неподалеку... Ты где находишься?

- Около трассы, хочешь подходи, только одна. И побыстрее...

Они с сыном обменялись многозначительными взглядами, натянули на руки перчатки и молча пошли к своей машине.

Через несколько минут они были около машины Веревкина. Тот даже не успел отреагировать. Бежать было поздно, Олег поставил машину так, что проехать на узкой дороге было невозможно. С угрожающим видом Веревкин вышел из машины, держа в кармане кнопочный нож, и вразвалочку направился к тем, кого он всего полсуток назад этим самым ножом по пьяной амбиции лишил самого близкого и дорогого человека. Он не раскаивался в содеянном, он не умел этого, а хотел лишь одного - прорваться сквозь кордон преследователей, любым способом прорваться... Во время встречи с незнакомцем на дороге он умудрялся хоть как-то держать себя в руках, теперь же наступала настоящая агония. В голове шумела вчерашняя адская смесь водки, пива, вина, шампанского, нарастала бешеная ярость... Сейчас он их, сейчас, эту вшивоту, вставшую на его пути, как и того...

- Ты убил отца? - процедил смертельно бледный Олег. Во внутреннем кармане куртки у него лежал пистолет Макарова, в левом кармане - баллончик с нервно-паралитическим газом.

- Я..., - злобно усмехнулся Веревкин. - Чтобы ручонок своих хилых не распускал... И вас сейчас... Всех бы вас, гадов... - прошипел он, вытаскивая из кармана нож и нажимая на кнопку.

Олег, понимая, что промедление смерти подобно, быстрым движением вытащил из кармана баллончик и мгновенно прыснул из него в лицо Веревкину... Тот негромко охнул, схватился за лицо руками и стал оседать на снег. Олег подобрал вывалившийся из его рук нож и молча показал его матери. Та слегка покачнулась, видя орудие убийства её мужа, но взяла себя в руки.

- Все нормально, Олежек, - еле слышно прошептала она.

Вдвоем тащили в лес обмякшую, нервно дергающуюся стокилограммовую тушу Веревкина. Там, на маленькой опушке, решили и закончить дело.

- Держи его, - произнес Олег. - А я его... за отца...

- Нет, - возразила Галина Семеновна. - Разреши мне, я все же когда-то делала успехи в пулевой стрельбе из пистолета...

Олег уступил, протянул ей оружие. Он поддерживал дергающегося Веревкина сзади, а Галина Семеновна профессиональным движением передернула затвор пистолета и, вытянув руку, медленно пошла вперед...

- Ближе, ближе, - шептал Олег.

Но мать не выдержала, не дойдя полуметра до Веревкина, она нажала курок. Грянул оглушительный выстрел. Пуля попала Веревкину в левый висок.

- Все, - прошептала Гордеева. - Это тебе за Гену, грязная собака...

Потом сунули пистолет в ладонь Веревкина, чтобы там остались его отпечатки пальцев и бросили рядом с трупом, а кнопочный нож, в горячке, наоборот, зачем-то забрали и по дороге выбросили в снег, хотя, как теперь понимают, делать всего этого, как и создавать имитацию самоубийства, не следовало... Все это было совершенно нелогично, это была игра с огнем, и странно, что она прошла безнаказанно... Более того, эта игра, в конечном итоге, создала у следствия мало-мальски удовлетворительную версию гибели Веревкина, тем более, что впоследствии был найден нож, которым Веревкин зарезал Гордеева, о чем ни мать, ни сын, естественно, знать не могли.

Теперь они оба поражались самим себе, поражались, как их никто не заметил на дороге, какую неоценимую помощь оказал им сильный снегопад... Вернувшись домой, они находились в состоянии полного упадка душевных сил... Бросились на кровати и лежали, совершенно обессиленные. И тут появилась Алла Андреевна Самарцева.

... - Бог тогда нам помог, - прошептала Галина Семеновна, дотрагиваясь до плеча сына.

- А ведь этот частный детектив обо всем знает, - так же тихо ответил Олег.

- Пусть знает, я ему верю, он не выдаст, - сказала Гордеева. - Я вижу по глазам, что это порядочный человек, к тому же слышала о нем много хорошего... Они с другом унесли наши сапоги, чтобы против нас не было никаких доказательств... Мы поступили по совести, Олежек, и нам не в чем упрекать себя... Меня мучило одно - что в убийстве этого гада заподозрят Аллу. Слава Богу, что этого не произошло...

И они, нагруженные сумками, пошли к выходу... Через три часа к ним должны были прийти друзья...

... На день рождения Игоря ждали только Леву Порошина с женой. Дата была не круглая, и больше никого он приглашать не стал. Игорь хотел совместить приятное с полезным, и за рюмкой водки под хорошую закуску ещё раз побеседовать с Левой об их совместном деле, ещё раз послушать его умозаключения и выводы. История эта никак не выходила у Игоря из головы, хотя он продолжал ощущать нечто вроде белой зависти и некой досады к оказавшемуся более прозорливым товарищу.

Накануне Порошин позвонил и подтвердил, что обязательно приедет к назначенному времени...

- Удивительный человек Лева, - говорил жене Игорь, которому не терпелось его увидеть. - Я раньше полагал, что главное его достоинство, это смелость, а он, оказывается, обладает незаурядным логическим мышлением. Как все сообразил, о чем я даже и не догадывался... Что же он, однако, опаздывает?...

Левы все не было и не было... И когда Дьяконовы уже совершенно отчаялись и решили начинать без него, раздался телефонный звонок.

- Игорь Николаевич, - рыдала в трубку Маша, жена Порошина. - Лева... Лева...

- Что случилось?!!!

- Его ранили. Тяжело. Сегодня днем в перестрелке на шоссе... Они брали там группу бандитов... Боже мой, неужели он умрет?!!!

- Куда он ранен?

- В голову, Игорь Николаевич, в том-то и дело, что в голову...

- Где он сейчас?

- В нашей районной больнице... В реанимационном отделении... Я вам оттуда и звоню.

- Я немедленно еду туда, - решил Игорь. - Так-то вот, - сказал он Гале. - Такова наша служба... Хоть прощусь с Левой...

Он гнал машину с такой скоростью, что все машины просто шарахались от него. Уже через час с небольшим его "Хиндай" подъехал к облезлому зданию районной больницы.

- Мне нужно к Льву Константиновичу Порошину, - сказал он дежурной медсестре. - Как он там?

- Ему сделана операция, - сообщила медсестра. - Пока он без сознания... Сейчас сообщу дежурному врачу.

Через пять минут, прошедшие для Игоря как долгие пять часов, навстречу ему вышел огромного роста бородатый врач.

- Как он? - задыхаясь, спросил Игорь.

- Вы можете подняться, - произнес врач.

Игорь побежал наверх, на ходу надевая белый халат. В коридоре увидел Машу, жену Порошина.

- Ну? - бросился к ней Игорь.

- Вы приехали, Игорь Николаевич, - всхлипнула она. - Спасибо вам...

- А он-то как?

- Операция прошла удачно, так говорит врач... Но пока он без сознания...

Вскоре в коридоре появились фигуры эксперта Родиона Петровича и следователя Яшина, облаченного в черную шерстяную тройку.

- Приветствую вас, - вальяжным тоном он поздоровался с Игорем и протянул ему свою узкую ладошку. - Ну, как там наш Лев Константинович?

- Операция прошла успешно, - сообщила Маша.

- Да, немало нам попортили крови эти бандиты с большой дороги, тяжело вздохнул Яшин. - Я ведь тоже там был, на этом деле. И, должен сказать, если бы не Лев Константинович, пуля могла попасть в меня... Он наповал уложил одного, второй стрелял в нашу сторону, и Лева буквально бросился под пулю. Они выстрелили практически одновременно... И обе пули попали в головы. Тот на месте..., Лева вот здесь... Так что, он за несколько секунд двоих уложил, и каких матерых... Герой, его к правительственной награде будут представлять...

- Врач говорит, ещё бы сантиметр, и шансов не было бы вообще..., тихим голосом добавила Маша.

Хирург, делавший операцию, сказал, что больной ещё несколько часов будет под действием наркоза. Родион Петрович и Яшин откланялись, Маша и Игорь остались в больнице...

Перед тем, как уходить, Яшин сказал Игорю:

- Я закончил дело Самарцевой. Она знакомится с обвинительным заключением, и вскоре дело будет передано в суд. Сто девятая и сто девяносто вторая... Хотя, посмотрим, что там ещё скажет суд...

- А кто же все-таки убил Веревкина? - спросил Игорь.

- Очень темная история, - нахмурился Яшин. - Здорово нам помешал в тот день этот проклятый обильный снегопад... И ужасная путаница впридачу, убийство Самарцева, предполагаемое появление в поселке Данилова... Да, это серьезный пробел в деле... Есть у меня, правда, скажу по секрету, одно любопытное предположение, - задорно блеснули глаза Яшина, - но доказательств никаких... К сожалению, это предположение пришло значительно позже, когда уже невозможно было кое-что проверить... Как говорится, хорошая мысля приходит опосля... Очень любопытная версия...

- Какая? - насторожился Игорь. Как же ему не хотелось, чтобы Яшин заподозрил Гордеевых...

- А ладно, - отмахнулся следователь. - Нет доказательств - нет и предположения... Версия о самоубийстве довольно сомнительна, значит, какое-то случайное убийство... Нашли мы друзей Веревкина, Сашу и Зину, которые были в ту ночь в его доме, они также подтвердили, что у него был пистолет Макарова, он порой палил из него прямо в доме по мишени... Правда, уже пару месяцев у Веревкина этого пистолета никто не видел, но, факт есть факт... на пистолете отпечатки только его пальцев... А у всех находящихся в поле зрения вполне серьезное алиби... Так что... висяк, дорогой мой Игорь Николаевич... Ничего, отобьемся... Мы в последнее время немало полезных дел совершили, что нам гибель какого-то убийцы?

- Тоже верно, он заслужил своей участи, - тихим голосом произнес Игорь.

- На том и сойдемся, - подмигнул Дьяконову Яшин, и быстро зашагал к выходу... "Не так уж он и глуп, как мы полагали", - подумал Игорь.

... Они с Машей провели в больнице около шести часов, пока к ним не вышел дежурный врач.

- Он пришел в сознание, - произнес он. - В реанимацию вообще-то нельзя, но для вас сделаем исключение...

... В реанимационной палате на белой простыне лежал Лев Константинович Порошин. Голова его была вся перебинтована, открытыми оставались только глаза, нос и рот...

- Лева..., - зарыдала Маша, бросаясь к нему.

- Все путем, - прошептал он одними губами. - Эй, ты, именинник, где твое обещанное угощение?

- Но... ты..., - бормотал Игорь.

- Извини за неявку, сам понимаешь, уважительная причина...

- Да что ты..., - преодолевая комок в горле, произнес Игорь.

- А мы с Машей приготовили тебе подарок. Заранее... Ты отдай ему, Машенька... И не делайте таких постных физиономий, меня ещё рано хоронить, мы ещё немного повоюем... Кстати, ты, как я выяснил, родился в день Пахома-бокогрея. Пришел Пахом - запахло теплом, только что-то тепла не ощущается, - произнес он, пытаясь улыбнуться, и обессиленный закрыл глаза. Врач попросил их выйти...

Игорь отвез Машу домой, она напоила его крепким чаем с пряниками и клубничным вареньем и вручила ему подарки - бутылку марочного армянского коньяка и забавного плюшевого львенка, как две капли воды похожего на самого Леву Порошина.

- Леве очень понравился этот львенок, - всхлипнув, произнесла Маша. Он смеялся и говорил, что вы, глядя на него всегда будете вспоминать его самого...

- Слава Богу, что живого, - тяжело вздохнул Игорь. - А коньяк я выпью дома, за его здоровье...

... Через несколько дней Игорь узнал от Маши, что здоровье Порошина пошло на поправку...

А ещё через пару дней Игорю позвонил Илья Михайлович Корн.

- Ты понимаешь, Игорь, я покоя себе не нахожу и все время сокрушаюсь, что я нанес такому человеку, как ты, своему коллеге по спорту тот удар, басил в трубку Корн. - Ты на меня не держишь зла?

- Да не держу я на тебя зла, прекрати эту бабью болтовню...

- Тогда хочу тебе сообщить, что моя сестра и её сын сегодня утром вылетели в Стокгольм...

Игорь молчал.

- А зачем ты мне об этом сообщил? - спросил он через некоторое время.

- А черт его знает, - рассмеялся вдруг Корн. - Я тебя помню, ты был хорошим парнем, я твое лицо тогда, в восемьдесят девятом, приметил на соревнованиях... Ты как-то выделялся среди всех... Там такие были экземпляры, вспомнить страшно... К тому же, недавно я кое-что узнал насчет твоей благородной деятельности, есть, оказывается, у нас общие знакомые, все отзываются о тебе, как об очень порядочном человеке. Ты многим людям спас жизнь, например, актрисе Алле Галыгиной, с которой я немного знаком через её покойного мужа, чемпиона по боксу Ромку Рындина, а уж про твои подвиги в городке Огаркове, про поединок с несколькими бандитами в летящем вертолете просто ходят легенды... И страшно подумать, что было бы, если бы... - Он замялся...

- Если бы ты меня так ловко не ударил ногой в подбородок? - уточнил Игорь.

- Да, именно так... Ты же сам понимаешь, в тот момент на волоске висели судьбы трех людей...

- Согласен... Я бы его не упустил... Но, не судьба, и, знаешь, Илья, я очень рад такому повороту судьбы. Потому что до сих пор у меня не было оснований страдать угрызениями совести... Надеюсь, не будет и в дальнейшем... А что касается господина Жебрака, его жены и сына, то я им искренне желаю счастья и всего самого наилучшего... Я не считаю его преступником, общество жестоко обошлось с ним, и он обязан был бороться за себя и свою семью, пусть даже столь сомнительными методами... Пока, Илья, рад был тебя слышать...

Он положил трубку и ещё раз поразился тому, какие причудливые повороты и зигзаги творит с людьми судьба, насколько порой все зависит от случая, от секундного промедления, от мгновенно принятого решения, от выбранного пути, от нечаянного поворота головы, даже от закуренной либо не закуренной в какое-то время сигареты... Кто-то сверху причудливо и порой очень жестоко распоряжается и играет человеческими судьбами, человеческими жизнями. Что же остается самому человеку, быть творцом своей судьбы либо жалкой игрушкой в её руках? Наверное, ни то, ни другое... Самому человеку остается руководствоваться одним старым мудрым правилом жизни: "Делай, что должно, и пусть будет, что будет..."