"Гений русского сыска И.Д. Путилин" - читать интересную книгу автора (Добрый Роман)Глава VII. Итальянский ученыйТот, кто никогда не бывал в «сыскных музеях», не может себе представить, какое это мрачное и, вместе с тем, замечательно интересное место! Мрачное потому, что все здесь напоминает, вернее, кричит о крови, ужасах преступлений, самых чудовищных; интересное потому, что тут вы наглядно знакомитесь со всевозможными орудиями преступлений. Какая страшная коллекция криминально-уголовных «документов». Чего тут только нет! Начиная от простой «фомки» и кончая самыми замысловатыми инструментами, на некоторых из них зловеще виднеются темно-бурые, почти черные, пятна старой запекшейся крови. Ножи, револьверы, кинжалы, топоры, веревки, мертвые петли, «ошейники», пузырьки с сильнейшими ядами, шприцы, с помощью которых негодяи травили свои жертвы, маски, фонари с потайным светом. О, всего, что тут находилось, немыслимо перечислить! Тут воочию вставала пред устрашенным взором вся, неизмеримая по глубине и ужасу, бездна человеческого падения, человеческой зверской жестокости, жажды крови. Страшное, нехорошее это было место. Посредине комнаты стоял знаменитый гроб лилового бархата. Путилин бросил на него быстрый взгляд, и, подойдя к нему, поправил подушку. – Вот он, виновник моих злоключений!… – задумчиво произнес он. – Правда, он выглядит все таким же, друже? – Ну, разумеется. Что с ним могло сделаться? – ответил я, несколько удивленный. – Ну, а теперь мне надо с тобой поговорить… – Великолепно. Ты только скажи мне, для чего ты заказал вчера несчастному гробовщику второй гроб с двойным дном? Путилин рассмеялся. – Да так, просто фантазия пришла. Наказать его захотел. Конечно, это объяснение меня не удовлетворило. Я чувствовал, что сделано это моим другом неспроста. Но для чего? Я, однако, решил об этом у него не допытываться. – Так в чем дело? – А вот видишь ли: не улыбается ли тебе мысль сделаться на сегодня, а, может быть, и на завтра, сторожем нашего музея? Я от удивления не мог выговорить ни слова. – Если да, то позволь мне облачить тебя вот в этот костюм. И с этими словами Путилин указал на форменное платье сторожа-курьера, приготовленное им, очевидно, заранее. – Тебе это надо? – спросил я моего друга. – Лично мне – нет. Я хочу доставить тебе возможность насладиться одним забавным водевилем, если… если только, впрочем, он состоится. Говорю тебе откровенно, я – накануне генерального сражения. Я ясно видел, что Путилин был, действительно, в нервно-приподнятом настроении. – Но ты, конечно, дашь мне инструкции соответственно с моей новой профессией, вернее, ролью? Что я должен делать? – Ты останешься здесь. Лишь только услышишь первый звонок, ты придешь ко мне в кабинет. А там я тебе все объясню быстро и скоро. Я начал переодеваться и вскоре превратился в заправского курьера-сторожа. Мой друг напялил мне на голову парик, прошелся рукой искусного гримера по моему лицу и затем внимательно оглядел меня с ног до головы. – Честное слово, доктор, ты делаешь громадные успехи! И покинул меня. Прошло с час. Я чувствовал себя, откровенно говоря, чрезвычайно глупо. В сотый раз я осматривал знакомые мне до мелочей страшные орудия «музея». Послышался звонок. Я быстро пошел в кабинет моего друга, минуя ряд комнат. Я видел, с каким изумлением глядели на меня обычные сторожа сыскного управления. – Откуда этот новенький появился? – доносился до меня их удивленный шепот. В кабинете перед Путилиным стоял его помощник, что-то объясняя ему. В руках Путилина была большая визитная карточка, которую он рассматривал, казалось, с большим вниманием. Когда я вошел, помощник Путилина взглянул на меня недоумевающе. – Вы разве не узнаете, голубчик, дорогого доктора, всегдашнего участника наших похождений? Помощник расхохотался. – Да быть не может? Вы?! – Я. – Ну и чудеса начинают у нас твориться! – Скажи, пожалуйста, ты никогда не слыхал о таком господине? – спросил меня Путилин, подавая визитную карточку, которую держал в руке. Я взял карточку и прочел: – Не знаю… – ответил я. – Скажите, голубчик, чего домогается этот господин? – обратился к помощнику Путилин. – Он на плохом французском языке обратился ко мне с просьбой осмотреть, научных целей ради, наш криминальный музей. Наговорив кучу любезностей по адресу нашего блестящего уголовного сыска, он заметил, что в осмотре музея ему не было отказано ни в Англии, ни в Германии, ни во Франции. – Вы сказали ему, что разрешение осмотра музея посторонним лицам зависит от начальника, а что начальник, т. е. я, в настоящее время болен? – Сказал. На это он ответил, что обращается с этой же просьбой ко мне как к вашему заместителю. Путилин забарабанил пальцами по столу и выдержал довольно продолжительную паузу. – Как вы думаете, разрешить ему осмотр? – По-моему, отчего же нет. Неловко… Нас и так дикарями за границей считают. – Хорошо. Теперь слушайте меня внимательно, голубчик: в середине осмотра вы должны выйти из комнаты под предлогом отдачи экстренных распоряжений. Идите! Вы впустите этого чудака-профессора не раньше, как я дам вам мой обычный условный звонок. Помощник удалился. – Слушай же и ты, докториус: сию минуту ступай туда и, лишь только во время осмотра мой помощник удалится, ты немедленно выйди за ним следом. Понял? Профессор на секунду останется один. Следи за часами. Ровно через две минуты иди в музей. Я следил за часовой стрелкой. Минута… вторая… Я быстро направился в «кабинет преступной музейности». Он был пуст. Я встал у дверей. Где-то послышался звонок. Почти в ту же секунду дверь музея распахнулась, и в сопровождении идущего впереди помощника Путилина появилась фигура итальянского ученого-профессора. Это был настоящий тип ученого: высокий, сутуловатый, с длинными седыми волосами, с огромными темными очками на носу. – О, какая прелесть у вас тут! – шамкал на ломаном французском языке Етторе Люизано. – Какая блестящая коллекция! В Лондоне… А… скажите, пожалуйста, это что же? – И он указал на гроб, мрачно вырисовывающийся на фоне этой преступно страшной обстановки. – Это – последнее орудие преступления, профессор! – любезно объяснил помощник Путилина. – Гроб?! – Да. – О, какие у вас случаются необычайные преступления! – удивленно всплеснул руками итальянский ученый. Начался подробный осмотр. Профессор, живо всем интересуясь, поражал своим блестящим знанием многих орудий преступления. – Боже мой! – шамкал он. – У нас в Италии точь-в-точь такая же карманная гильотина! – Простите, профессор, я вас покину на одну секунду. Мне надо сделать важное распоряжение относительно допроса только что доставленного преступника… – обратился помощник Путилина к профессору. – О, пожалуйста, пожалуйста! – любезно ответил тот. Я направился следом за помощником. – Так что, ваше высокородие… – проговорил я, скрываясь за дверью соседней комнаты. Прошло секунд пять, а может быть и минута. Теперь это изгладилось из моей памяти. Вдруг страшный, нечеловеческий крик, полный животного, смертельного ужаса, прокатился из кабинета-музея. Я похолодел. – Скорее! – шепнул мне помощник Путилина. Мы оба бросились туда и, распахнув дверь, остановились пораженные. Гроб стоял приподнявшись! Из него в полроста высовывалась фигура Путилина с револьвером в правой руке. Около гроба, отшатнувшись в смертельном страхе, стоял – с поднятыми дыбом волосами – ученый-профессор. Его руки были протянуты вперед, словно он защищался от страшного привидения. – Ну, господин Домбровский, мой гениальный друг, здравствуйте! Сегодня мы квиты с вами? Не правда ли? Если в этом гробу я проводил вас, зато вы встретили меня в нем же самом. – Дьявол! – прохрипел Домбровский. – Ты победил меня!… На Домбровского одели железные браслеты. Он перед этим просил, как милости, пожать руку Путилину. – Знаете, друг, если бы вы не были таким гениальным сыщиком, какой бы гениальный мошенник мог получиться из вас! – Спасибо! – расхохотался Путилин. – Но я предпочитаю первое. – Как ты все это сделал? – спрашивал я вечером Путилина. Триумф его был полный. – Как?… видишь ли. И объявление, и статья были делом моих рук. Это я их написал и напечатал. Гроб, который ты видел, был второй гроб, в дно которого я и спрятался. Я был убежден, что Домб-ровский, случайно оставивший изумруд в гробу, явится – при такой щедрой посуле – за ним. Когда мне подали карточку «профессора», я знал уже, что это Домбровский. Когда вы вышли из кабинета-музея, негодяй быстро подошел к потайной части гроба. Он лез за драгоценным кабошоном. В эту секунду я, приподняв фальшивое дно, предстал перед ним. Остальное тебе известно. |
||
|