"Легенда о Велесе" - читать интересную книгу автора (Романова Галина Львовна)

ГЛАВА ВТОРАЯ

Словно кто гнался за нею, Мера бежала по роще. Ее и в самом деле настигал Стривер, но убегала девушка вовсе не от него — от тех слов, что сорвались у нее с языка. Она бежала, закрыв ладонями пылающее лицо. Наткнувшись на ствол раздвоенной березы, девушка застыла, обхватив оба ствола руками. Стривер подбежал и остановился, не дойдя нескольких шагов. Мера стояла к нему спиной и тяжело дышала не то после бега, не то еще от чего-то.

— Ты… Мне не послышалось? — решился спросить он. Ее слова не радовали, а пугали.

— Послышалось, — выдохнула девушка. — Все послышалось. Уйди и крылья свои забери!

Но при этом она не шевелилась, и Стривер осторожно приблизился.

— Как же я могу? — тихо молвил он. — Без тебя мне и день темной ночью кажется. Ты всего меня спалила — в душе живого места нет, только ты!

Мера вдруг оглянулась. Она не вымолвила ни слова, только стыдливо отвела взор, но ее смущение было красноречивее слов, и Стривер, догадавшись обо всем по ее молчанию, совсем потерял голову.

— Я жить без тебя не могу, — взяв ставшие безвольными руки девушки, он прижал их к груди. — Не гляди, что я чародей — ради тебя я все брошу. Только назовись моей…

Он бережно притянул девушку к себе, и она ткнулась лицом в его грудь.

— Матушка и слышать о тебе не хочет, — глухо молвила Мера. — За что она сердита на тебя? Ты ж ей на глаза всего один раз показывался.

— Она может нам помешать…

— Теперь уж поздно. — Мера вздохнула. — Меня, верно, хватились, ищут. Явись я сейчас, крик подымут, еще бесстыдницей назовут. Княжна, и вдруг такое… Увези меня!

— Что? — не поверил своим ушам Стривер. Мера крепко обняла его, прильнула всем телом.

— Увези, — повторила она, — Укради, тогда никто помешать нам не сможет. Тогда я совсем твоей стану, и даже отец твой слова поперек не скажет.

Стривер обернулся на реку — слышала ли она слова девушки?

— Сейчас разве что? — предложил он. Мера просияла:

— А ты можешь?

Стривер подхватил ее на руки и закружил по поляне.

— Мне же не померещилось, — с улыбкой напомнил он недавние слова девушки.

— Глупый, — улыбнулась в ответ Мера. — Поцелуй меня!

Призывное ржание заставило обоих вздрогнуть.

Вдоль самой кромки воды широким шагом шел крупный вороной жеребец. Долгая грива его и хвост были спутаны и заляпаны грязью. В грязи были и стройные ноги, и поджарое брюхо. На шее болтались остатки веревки — жеребец явно сорвался с привязи. Кося синим глубоким глазом, он шел прямо на влюбленных, но заметил людей слишком поздно и встал как вкопанный, осторожно прядая ушами.

Мера было отшатнулась, и Стривер поспешил загородить ее собою, но жеребец не двигался с места.

— Откуда он тут взялся? — прошептала девушка.

— Не ведаю, но странный какой-то, — ответил Стривер и шагнул к коню. Тот дернулся, вскинув голову, но не сдвинулся с места. В глазах его мелькнул огонек безумия — тот самый, что горел и в глазах молодого человека, подглядывавшего за ними.

Протянув руку, словно на ладони у него был хлеб, Стривер осторожно приблизился. Странный жеребец оказался мирным как ягненок и позволил не только подойти к себе, но и взять за гриву и погладить.

— Не бойся, — позвал витязь девушку, — подойди. Жеребец насторожился, когда Мера приблизилась, но не отпрянул под ее ласковой рукой. Наоборот, он потянулся к ней мягкими губами и вздохнул.

— Беглый, — протянула девушка. — Небось украли, да сладить не смогли…

Она отступила, и жеребец пошел за нею как собака, тычась носом ей в ладонь.

— А сама чародеев испугалась! — рассмеялся Стривер. — Вон как зверя приворожила — вместо хозяина тебя признал! — Он огладил коня, осмотрел. — Добрый конь! На таком не стыдно где хошь показаться!

— Отдай его матери моей, — вдруг предложила Мера. — Авось глянется он ей или Раде под седло — тогда она и о тебе слушать станет.

— Разумница ты моя! — похвалил Стривер. — Идем скорее!

Он схватил жеребца, но Мера тронула его руку.

— Подсади меня, — попросила она. — Прокатиться хочу!

— Притомилась, никак? — угадал витязь и протянул руки. — Давай!

Жеребец напрягся всем телом, когда девушка уселась ему на спину. Выгнув шею, он выкатил налитые кровью глаза и всхрапнул. Посмеявшись его неожиданному норову, Стривер взял было его за гриву, но жеребец с неожиданным проворством отпрянул.

Мера удивленно вскрикнула, когда он рванулся с места в карьер и помчался прочь. В три прыжка преодолев расстояние до реки, жеребец взвился в небо одним долгим скачком.

Девушка скорчилась у него на спине, цепляясь за гриву. Жеребец взмывал все выше и выше, разворачиваясь, чтобы лететь прочь к горам, встающим над рекой.

Распахнув крылья, Стривер тоже поднялся в воздух, устремляясь в погоню. Летящий конь обернулся на него через плечо, и витязя передернуло — таким осмысленным был его взгляд. В следующий миг жеребец вытянулся в струну, поджал ноги и полетел с такой скоростью, что Стриверу пришлось вызывать ветер, чтобы не отстать. Отчаянно пытаясь настигнуть похитителя, он взял круто вверх, а потом камнем пошел наперерез.

В самый последний момент жеребец резко вильнул вбок. Стривер закувыркался в созданном противопотоке и еле выровнялся — вихрь подхватил его и приостановил падение.

Издалека донесся испуганный крик Меры, и Стривер, забыв обо всем, снова кинулся вдогонку. Теперь он оказался много ниже коня, почти под его брюхом.

— Прыгай! — крикнул он изо всех сил. — Прыгай, я подхвачу тебя!

Он был уже близко — только протянуть руку — но Мера зажмурилась и помотала головой. Она оказалась слишком высоко. Под нею стремительно проносились места, где она никогда не бывала. Родной град, посад, река, рощи и долины вокруг давно исчезли за горизонтом. Остался только странный черный жеребец и Стривер. Он настигал коня. При той скорости, с какой он летел, их столкновение должно было опрокинуть жеребца.

Тот вдруг начал меняться. Силуэт его затуманился, черты стали сливаться и расти. Он словно разбухал, приобретая новые жуткие формы. Мера закричала от ужаса — лошадиная спина стала вдруг размером с телегу, покрылась влажной кожей, напоминающей рыбью. Грива и хвост исчезли, лапы укоротились, а морда вытянулась. По бокам распахнулись два крыла. Сразу увеличив скорость, крылатый зверь стремительно пошел за облака.

Стриверу показалось, что он сходит с ума, и было от чего. На его глазах неизвестное чудовище унесло его невесту! Призвав на помощь ураган, из последних сил он ринулся наперерез. Пусть ветер перевернет Змея, пусть Мера даже упадет с его спины — все, что угодно, только бы не досталась злодею! Стривер сумеет ее поймать — или разобьется вместе с нею…

Длинный хвост изогнулся и шлепнул по воздуху, создав встречный поток. Попавший в него Стривер перевернулся вверх тормашками. Он еле успел сложить крылья, выравниваясь и снижаясь. Пока он боролся с ураганом, Змей успел исчезнуть, бесследно растворившись в вышине.

Громкий рык Ящера, что возник в воздухе в сотне саженей от стены замка, поднял по тревоге всех его обитателей. Стража на стенах вскинула копья, приветствуя витязя; слуги, выбежавшие было на двор, снова кинулись кто куда, домочадцы поспешили обрадовать его семью.

Громко трубя, Ящер сделал круг над башнями замка, а затем аккуратно нырнул во двор. Люди шарахнулись в стороны, но огромный зверь опустился на камни удивительно осторожно и сразу уменьшил свой гигантский рост почти на треть — чтобы не мешаться.

Он еще складывал крылья и топтался на месте, устраиваясь поудобнее, а Перун уже лихо соскочил с его спины и на бегу бросил слуге меч.

Он двигался с удивительной для его фигуры быстротой и легкостью. В несколько прыжков преодолев не занятую Ящером половину двора, он взбежал на высокое крыльцо, где собралась его семья.

Отец и мать стояли рядом. Патриарх Сварг согнулся, остарел, стал совершенно белым. Лицо его потемнело, глубже стали морщины, тусклее глаза. Волки, не отходившие от него, теперь держались ближе, как будто были готовы подхватить его в любой момент.

Мать, леди Лада, была единственной, кто не переменился с годами: по-прежнему молодая и стройная, с редкими сединками в косах и печальной мудростью женщины, вырастившей слишком много детей, чтобы что-то могло ее удивить. Она казалась сейчас старшей сестрою младшим своим детям — Живе и Смарглу, что застыли плечом к плечу.

Смаргл, только-только перешагнувший тридцатилетний возраст, не подрос и на волосок за семь лет, что братья не виделись, но зато раздался в плечах и заматерел. Волосы и бородка его были коротко подрезаны, от него чуть попахивало углем и гарью — последнее время он все торчал в кузне, переняв искусство отца. Жива сохранила свое обаяние и привлекательность, но видно было, что начала блекнуть. Она не утратила стройности и грации, по-прежнему была гибкой и крепкой, но вся как-то потускнела. И лишь глаза полыхнули прежним огнем юной Живы, когда она бросилась брату на шею.

— А где Даждь? — воскликнула она.

— У жены, должно быть, — коротко обронил Перун и, вяло ответив на приветственный поцелуй сестры, прошел к родителям. Жива, смущенная таким приемом и вестью, держалась позади.

Поприветствовав родных, Перун вспомнил и о жене: — А Дива где?

— Ждет, — ответила мать, приглашая сына следовать за собой.

Решительным шагом витязь направился в замок, сворачивая к покоям жены. Только на втором повороте его обогнала Жива, помчавшаяся хлопотать по хозяйству.

Оставшийся один во дворе, Ящер подогнул сразу все четыре ноги и упал на камни, встав с них уже бурым конем. Отряхнувшись как собака, конь сам потрусил к распахнутым настежь дверям конюшни.

Когда громовой рык возвестил о появлении Перуна, Дива сидела у окна и вышивала мужу рубашку. Увидев огромного зверя, снижающегося во двор, она встала было, чтобы идти, но ноги подогнулись, и она без сил опустилась на лавку. Вбежавшая служанка что-то спросила — Дива только покачала головой, даже не расслышав ее слов.

С той осенней ночи Перун являлся еще пять раз — первый раз через месяц, когда младшим близнецам исполнилось два года. Он так бережно взял детей на руки, что они даже не проснулись. В эти мгновения у него было такое лицо, что Дива чуть не плакала — казалось, витязя сжигает какая-то тревога и боль, как будто скоро ему предстояла разлука с детьми. Его даже не обрадовала весть о том, что Дива, скорее всего, в третий раз тяжела от него. Сейчас шел уже шестой месяц, но на первый беглый взгляд казалось, что женщина просто пополнела. Впрочем, Перун знал об этом — он даже пытался послушать, как шевелится внутри ребенок. По его словам выходило, что надо опять ждать двойни, но Дива ему не верила.

Он вошел неожиданно и замер на пороге, во все глаза глядя на жену. Дива поднялась, прижимая руки к груди. Рубаха сползла с ее коленей на пол.

— А я… я вот хотела для тебя подарок, — вымолвила она. — Не успела…

— А я думал — больна, — коротко сказал Перун, приваливаясь к косяку. — Ты — как? Здорова?

— Да…

— И хорошо, — Он опять выпрямился и скинул на пол плащ — как всегда ночами во время коротких встреч. — Я устал — сейчас в баню, грязь смыть, а потом — к столу. Позже все расскажешь!

И он вышел, жестом предложив ей следовать за собой. Он вел себя так, словно не было тех ночей. Дива сжала кулаки и отправилась за ним.

В бане, пока она оттирала его черное от загара тело, сплошь состоящее из могучих мускулов, он все время что-то говорил, расписывая свои похождения. Во время ночных визитов о них он не обмолвился ни словом, и сейчас Дива принимала его словоохотливость как должное. Она не обращала внимания на то, что он не давал ей вставить слово даже потом, во время ужина, когда ему внимали уже отец, мать, брат и сестра. Жива больше слушала из-за Даждя — все в замке успели понять, что брошенная своим якобы женихом Велесом девушка сохнет по Даждю, своему родному брату. Это обсуждали все, забывая, что и Марена Даждю сестра. Что до Смаргла, то он жадно, как дитя, впитывал слова брата — младший Сварожич, несмотря на возраст, мало и ненадолго покидал северные земли. Сердце его плакало и пело, когда он слышал о дальних землях и приключениях.

Дива, как и остальные, просто любовалась мужем, утешая себя тем, что потом они останутся наедине и она вознаградит себя за все. Но в изложне ее ждало разочарование — добравшись до постели, Перун заснул так быстро, что не успел даже поцеловать жену. Она полночи проплакала в подушку, а наутро у нее пропало всякое желание напоминать ему о детях. Он вернулся — и все началось сначала.

Слуги Змея сбились с ног, бегая по огромному лабиринту пещеры, где устроил свое обиталище их господин. Сложнее всего оказалось услужить недавно пойманной пленнице.

Мера, который день не покидавшая большой комнаты, куда ее поместили, и часа не просидела спокойно. Она то барабанила в тяжелую дверь кулачками, то металась из угла в угол, то с досады принималась бить все, что попадалось под руку. Слуги входили к ней на цыпочках — забившись в угол, девушка сверкала оттуда настороженными глазами, и стоило кому-то замешкаться, уходя, в него тут же летела только что принесенная еда. В первый день пленница вообще опрокинула на слуг все, что они ей принесли, и вдобавок разбила о чью-то голову кувшин. Сейчас она вела себя тише — принимала угощение, но с таким видом, словно ей предлагали камни и ядовитых змей, а остатки неизменно оказывались на лицах слуг, когда те приходили чуть позднее. Будь ее воля, Мера вообще не пускала бы никого к себе, но стоило чуть задержать обед, как она поднимала такой шум, от которого в пещерах при сильном эхе мало кому было сладко. С облегчением все вздыхали, когда она засыпала.

Иногда же ей приносили совсем иные дары — меха, украшения, редкие ткани. Черному Змею ничего не стоило добыть все это или вообще создать — он ведь был чародеем и мог сотворить многое — и он хотел поразить пленницу и заставить ее быть смирнее. Ее и так поселили в комнате хоть и небольшой, но роскошно убранной. Стены были увешаны тканями, привезенными издалека, пол устилали пушистые ковры. Изящную и богатую обстановку освещали выкованные из золота светильники. На выбор пленнице были предоставлены самые разнообразные наряды и украшения, к ее столу подавалось все лучшее. Занятый добычей всего этого, Змей даже забыл о княжестве, что находилось у него под боком. Он мог бы его завоевать, но тратил время на поиски того, что могло бы покорить девушку. Шли дни, а дикая кошка продолжала буянить.

— Пошли прочь! Все вон! — визжала Мера, топая ногами.

Уставшие от ее капризов и криков, слуги торопливо собирали с пола осколки кувшинов и блюд. На ковре растекалась лужа только накануне принесенного Змеем иноземного вина — чуть попробовав, Мера заявила, что ее хотят отравить, и перевернула столик с яствами. Сама она сейчас стояла на лавке, сжимая в руке подушку.

— Вон!

Схватив светильник, девушка запустила им в слуг. Масло — его только что залили снова — разлилось, смешавшись с вином, и вспыхнуло.

Мера завизжала, отскочив. Пламя пожирало ковер в центре комнаты. Слуги бросились его тушить. Прибив огонь, они поспешили убраться, потому что Мера уже оценила происшествие и нацеливалась опрокинуть еще один светильник, чтобы создать пожар. Раньше, чем девушке это удалось, все слуги, толкаясь, выскочили вон. оставив ее одну.

Впрочем, смутить этим пленницу было трудно. Внезапно, словно решившись на последний шаг, Мера принялась торопливо стаскивать в кучу подушки, подволакивать лавки, сворачивать ковры и ткани. В центре комнаты она сооружала большой костер, располагая остальные вещи вокруг таким образом, чтобы огонь потом пошел по ним.

Оставалось только полить костер маслом из светильников и поджечь, но в этот миг дверь распахнулась от резкого рывка, и на пороге возник незнакомец.

Мера застыла, глядя на него во все глаза. Вошедший витязь был так красив и строен, что у нее в первый миг захватило дух. Казалось, такой красоты не способна создать человеческая природа — так мог выглядеть только молодой бог. От его лица словно исходило сияние, глазе лучились добротой и умом, а ласковая улыбка могла привлечь чей угодно взор. Обежав глазами погром в комнате витязь тревожно вскинул брови.

— Ты собралась покончить счеты с жизнью? — в ЯВНОЗУ испуге воскликнул он. Голос его, мягкий, ровный, был тоже красив, как и он сам. — Не надо!

Несколько смущенная его появлением — в легендах девиц, как она слышала, похищают только чудовища, не похожие на людей — Мера немного попятилась, отступав к единственному окну.

— А кто ты такой, чтобы приказывать, что мне надо а что нет? — молвила она.

Витязь прошел в комнату, оставив дверь открытой, но не приближаясь вплотную.

— Я тот, для кого ты могла бы стать спасением от самой большой и страшной беды, — произнес он так искренне, что Мера невольно прислушалась к его словам.

— Ты что, — догадалась она, — тоже пленник?

— Увы, да. — Витязь опечалился, что сделало его лицо еще прекраснее. — Но пленник самого себя. Никто не может мне помочь, кроме той, которая добровольно согласится на это…

— Ты говоришь обо мне? — Мера сделала шаг к окну. Витязь улыбнулся ей из-под длинных ресниц.

— Я понимаю, что тебе такое слышать оскорбительно, — ты ведь попала сюда не по своей воле, — заговорил он, — но если бы ты попыталась понять меня и отыскать в своей душе хотя бы одно оправдание, то я… Я все исполню, что ты ни прикажешь!

Он уже стоял всего в трех шагах от девушки и при этих словах бросился к ней, но Мера была начеку. С быстротой молнии отскочив в сторону, она со всех ног кинулась к открытой двери.

Казалось, еще шаг — и она на свободе, но дверь вдруг захлопнулась перед ее носом, и в тот же миг руки витязя обняли ее.

— Я исполню любое твое желание, — умоляюще зашептал он, — я сделаю для тебя все, только полюби меня!

Витязь притянул девушку к себе, торопясь насладиться ее поцелуем, но не зря ее старшая сестра была воительницей. Рада хорошо знала, как надо управляться с такими мужами, и кое-чему обучила сестру.

И Мера ударила. Державшие ее руки мигом разжались. Согнувшись, витязь упал на колени, а девушка в два прыжка оказалась на окне, распахнутом настежь.

Единственное окно комнаты, большое и высокое, в рост девушки, не закрывалось не потому, что освещало покои — на это есть светильники — но потому, что из него невозможно было убежать. Оно выходило в пропасть, дно которой скрывая вечерний мрак — только зловещие зубцы скал грозно мерцали, поджидая жертву. Решись она выброситься из окна, то погибла бы еще до того, как долетела бы до середины. Качнувшись назад и уже приготовившись сделать последний шаг, она крикнула витязю:

— Только шевельнись — и я прыгаю!

Тот вскинул голову. Мера и в самом деле хотела этого в тот миг, и Змей ей поверил.

— Только не это! — Не решаясь встать, он пополз к ней на коленях, но замер на полдороге, опасаясь, что это спугнет ее. — Все, что угодно, только не это!

— Отпусти меня домой! — потребовала девушка.

— Пойми — я любви, а не разлуки у тебя ищу, — возразил он и тут же испуганно осекся. — Прости, но я не могу помыслить, что расстанусь с тобой! Что тебе в доме?.. Девушка выходит замуж и покидает родину — хорошо, если ее увозят в соседний дом, а бывает, и на чужбину… Стань моей! Ведь не такой уж я урод, чтоб бояться меня! И я могу быть добрым — только поверь и полюби!

Он и в самом деле был красив — изящнее и привлекательнее худощавого Стривера с его узким строгим лицом, длинными волосами и короткой бородкой.

— Ты забудешь его! — говорил тем временем Змей.

— Забуду его, как же! — мигом перебила Мера, — Он меня взаперти не держал, я свободно бегала, делала что хотела — он мне не препятствовал. А здесь я в четырех стенах умру с тоски! Мне бы воздухом вольным подышать, пение птиц послушать… Я как у матушки жила? Была пташка вольная! В сад ходила, с девушками играла, с парнями под горой… А здесь? Сиди себе, на холопов твоих любуйся! А мне на простор хочется!

Змей медленно поднялся на ноги.

— А если ты выйдешь отсюда, — молвил он, — полюбишь меня тогда?

Мера взглянула в пропасть, потом подняла глаза к клочку неба вдалеке, словно раздумывая.

— Может быть, и полюблю, — наконец сказала она, — если и вправду сделаешь то, что скажу!

— Я согласен! — быстро крикнул Змей. Мера спрыгнула на пол.

Змей сдержал слово. Всего за один поцелуй Мера упросила его вернуть ей крылья — чтобы последний раз подышать волей. Она не знала, в какую сторону надо было лететь, но крепко помнила слова Стривера: «Если очень захотеть, то полетит любой, будь он тысячу раз не чародей!» А она хотела этого так, что захватывало дух.

Стараясь выглядеть веселой и счастливой, девушка бегала по горам. Змей отпустил ее погулять в узкой голубой долине, где было совсем мало зелени — только какие-то бледные цветочки в камнях. Стремясь их достать, Мера полезла вверх. Скоро она обогнала следовавших за нею по пятам слуг и продолжала лезть выше, надеясь, что с высоты увидит родной город и полетит к нему. Пока слуги побегут докладывать своему красавцу господину, пока он призовет того страшного змея — она успеет спастись. Только бы удалось взлететь сразу.

Но воины упорно лезли вверх с каменными лицами. Смотреть в их пустые глаза Мера боялась и поднималась не оборачиваясь и стараясь выглядеть беззаботной.

На вершине она оказалась первой и в изнеможении опустилась на колени, еле переводя дух. Эта гора была не самой высокой здесь — совсем рядом поднимались под облака сразу две вершины, а далеко у окоема вообще вставали такие великаны, что дух захватывало. Пещеры Змея находились довольно близко от вершины, и девушка понимала: чудо уже то, что она оказалась здесь.

Мера не знала, что ее отцом был тот, для кого подъем и на большую вершину был детской забавой, и что она унаследовала от него силу и выносливость. По незнанию ей казалось, что так и должно быть, и не задумывалась над тем, почему отстали ее охранники — они, обычные люди, не могли выдержать воздуха высокогорья и предпочли спуститься.

Торопясь, пока они не поднялись, Мера поправила на плечах крылья и огляделась, прикидывая, куда лететь. Впереди открывалось ущелье. Постепенно расширяющееся впереди, оно могло вывести ее в горную долину, откуда добраться назад было бы проще.

Она подошла к краю и раскинула руки. Ветер подхватил ее под крылья, отрывая от камней. Ощущение было так похоже на тот полет со Стривером, что Мера не выдержала и закричала во все горло:

— Лови меня, Стривер!..

— Поймал! — раздалось сзади.

Мера дернулась, но чья-то жесткая рука схватила ее за подол и вернула на место. Тут же сильные руки вцепились в нее, безжалостно сдирая крылья. Мера отчаянно сопротивлялась, но справиться с мужчиной ей было не под силу. С треском порвалась на плечах одежда, крылья сорваны и брошены в пропасть. Мелькнув последний раз, они растаяли во тьме бездны. А затем отбивающуюся девушку вскинули на плечо, и похититель шагнул вниз…

Он тоже умел летать, но без крыльев. Красивый витязь, с которым она говорила накануне, кругами снижался на дно вместе со своей ношей. Земля приближалась так быстро, что в глазах Меры помутилось от страха и она лишилась чувств.

Очнулась она уже не в своей комнате. На сей раз пленницу посадили в крошечную и темную каморку, напоминающую дно глубокого колодца. В тереме княгини Синегорки даже узилища не были такими мрачными. Стены и пол представляли собой голые скалы. От них веяло холодом и сыростью. Потолок терялся где-то в вышине, там тускло мерцал маленький светильник. Круто вверх уходила кривая, вырубленная в камне лестница.

Девушка сидела на охапке соломы и на каких-то шкурах, а цепь на ее ноге тянулась к кольцу в полу. Она была так коротка, что пленница не могла бы добраться даже до третьей ступеньки лестницы. На полу стояла миска с водой. Вот и все.

Мера оглядела мрачные стены, сжимаясь в комочек. Какая же она была глупая, что решила бежать! Но она не могла знать, что этим все кончится!.. В легендах о деяниях богов и героев, которые рассказывали жрецы и бахари по праздникам, все было не так! А может, так — просто она невнимательно слушала старых сказителей? Но одно дело мечтать о войне, слушать о девушке Ненаглядной Красе, а другое — самой оказаться на ее месте. Ненаглядную Красу спасал сказочный герой, а кто спасет Меру? Стривер? Скорее бы! А то когда светильник погаснет, она останется здесь в полной темноте… А что, если о ней никто так и не вспомнит?

Чьи-то шаги раздались на лестнице, прежде чем страх овладел девушкой. Она вскочила, готовая кинуться на шею спасителю, но он остановился, не доходя нескольких шагов, и Мера с содроганием узнала того красивого витязя. Сейчас и здесь его красота пугала больше, чем жуткая морда чудовища.

Змей догадался обо всем при первом взгляде на Меру.

— Ты боишься и ненавидишь меня, — заговорил он, — а ведь все могло быть иначе, если бы ты не попыталась бежать! Я пришел сказать тебе, что ты будешь сидеть здесь, пока не смиришься и не согласишься полюбить меня.

— Ты глуп, если в этом уверен, — возразила девушка.

— Ты еще пожалеешь об этом! — вспылил Змей, которому опять напомнили о его главном недостатке — глупости. — Будешь сидеть здесь, пока не попросишь прощения!

Лицо его исказилось от гнева, и это было просто жутко. Он притопнул ногой и ринулся вон.

Вслед ему полетела миска.

Выбежав наверх, Змей привалился спиной к стене и медленно принял свой настоящий облик, растягиваясь по полу. Его туша мелко дрожала от гнева и желания выместить его на ком-нибудь. Злость его была еще больше от того, что он сам только что поступил как последний глупец. Мог бы околдовать пленницу и заставить ее пожелать разделить с ним ложе, но всякое колдовство рано или поздно спадает, и о том, что может сделать человек, освободившийся от заклятья, лучше не задумываться. Самое меньшее, он убивает того, кто наложил на него заклятье. И лишь кровь — кровь родного человека — способна навеки, безо всяких условий привязать к нему пленницу.

Если он правильно понял слова своих слуг, у этой дикарки есть сестра. И это было лучшее, что мог пожелать Змей.

Синегорка и слушать не стала Стривера, который, забыв свою гордость, стоял перед нею на коленях. Подле матери с каменными лицами замерли пятнадцатилетний отрок, меньший брат девушек, и сама воительница Рада — видом вовсе мужчина, кабы не коса и черты безбородого лица. Девушка-воин опиралась на меч и буравила Сварожича такими злыми глазами, словно это он сам отвез ее сестру Змею и приполз замаливать грех.

Стривер чувствовал свою вину и был готов на что угодно — только бы простили и поверили, что он жизнь положит за освобождение своей невесты. Но княгиня не дала ему договорить и велела убираться, пока его не подняли на копья. Рада при этих словах с готовностью вскинула меч, и Сварожичу пришлось уйти.

Его все-таки проводили вон из города и вытолкали за ворота, передав приказ княгини — не показываться здесь под страхом смерти. Но его боль была сильнее страха, а потому он тотчас же полетел на север — звать на подмогу родных. Не вечно же Перуну и Даждю бродить по свету — они вернутся и помогут ему. Он вместе с братьями привезет девушку назад, и ее матери придется уступить силе.

Сердце его готово было вырваться из груди, все тело ныло и словно одеревенело от усталости и напряжения полета, но все это прошло в один миг, когда на стене замка он увидел отдыхающего Ящера.

Стривер чуть не кувырком свалился во двор, напугав всех. Он тоже больше года не показывался дома, а потому весть о его возвращении была встречена радостно. Слуги засуетились, но Стриверу было не до отдыха, и он сразу кинулся искать Перуна.

Вся семья как раз была вместе — отец, мать, братья, Жива и Дива, все за общим столом. Не хватало только детей — Перун сам не вспоминал о них, будто их и не было, и Дива, обиженная, молчала.

Перун первым вскочил, когда в зал ворвался Стривер.

— Ого, братец, — радостно вскрикнул Перун, — явился и ты! Вот здорово! Теперь бы Даждя от его Марены оторвать — и все были бы в сборе! — Он стиснул плечи Стривера. — Ну, поведай, что тебя привело!

Тяжело дыша после выматывающего полета, Стривер оперся о широкое плечо брата. Руки и плечи ныли так, что не пошевельнешь, и он еле сдерживал стон.

— Здорово ты похудел. — Перун хлопнул Стривера по спине, отчего тот побледнел и скрипнул зубами, и потащил к столу. — Рассказывай!

Он обнял младшего брата за плечи, и Стривер вскрикнул. Жива тут же сорвалась с места.

— Что с тобой? — Она глянула на плечи Стривера и ахнула. — Кровь! Ты весь в крови!.. Что случилось?

Рубашка на Стривере насквозь пропиталась кровью. Думая только о том, как бы поскорее добраться до дома, он не чувствовал ничего, но сейчас вдруг застонал, бессильно повиснув на брате и сестре.

Перун застыл как столб, а Жива решительно подставила раненому плечо.

— Его надо уложить, — сказала она и накинулась на Перуна: — Не стой как истукан! Я одна его не подниму!

Очнувшийся Перун вскинул Стривера на руки. При этом он ухватил его за окровавленные плечи, и тот вскрикнул, вырываясь.

— Не надо! — взмолился он. — Я сам натер… крыльями… Я здоров!

Но на его слова не обратили внимания. Жива вновь накинулась на Перуна:

— Ты совершенно бесчувственный! Ему же больно!

Стривера уложили в его комнате, и Жива осторожно спорола с его плеч рубашку или, вернее, то, что от нее осталось, ибо там, где ее касались сочленения крыльев, она была истерта до дыр и крылья разодрали кожу. Приподнявшись на локтях, Стривер терпел, пока Жива и Дива обрабатывали ссадины. Жива еле слышно бормотала заговор, заживляющий раны, и Стривер по мере сил помогал ей. Исцелять раны он не мог, это удавалось только Даждю и, как говорили, Хорсу и Велесу.

Наконец боль отступила, и Стривер поднял голову. Перун и Смаргл стояли рядом, не отходя ни на шаг. Здесь же была и Лада, его мачеха, помогавшая молодым женщинам.

— Матушка, — шепнул ей Стривер, — я дочь тебе выбрал, а себе жену…

— Ты лежи пока, — Лада погладила его по голове, — потом скажешь, кто она.

— Но я не могу ждать! — Стривер вскинулся к братьям. — Беда!

— Что? С кем? — наклонились к нему оба Сварожича.

— Змей в Рипейских горах завелся. — Стривер выпрямился, насколько мог. — Города зорит, людей в полон берет. Невесту мою… тоже… Не смог я в одиночку ее отбить…

Глаза Перуна полыхнули огнем.

— Где твой Змей? — воскликнул он.

Уловив в его голосе опасные нотки, Дива бросилась к мужу:

— Не пущу!

Но Перун отодвинул жену и склонился над Стривером;

— Говори!

— Княжество Синегорье в Рипейских горах, на востоке, — ответил тот. — Помоги!

— Едем непременно, — заверил Перун. — Вот встанешь — и полетим! Ящер нас в несколько дней домчит, а тем временем ты подлечишься!

Обрадованный тем, что брат не отказывает в помощи, Стривер осторожно сел.

— Я готов, — объявил он, протягивая руку Перуну. Из глаз Дивы брызнули слезы.

— Ты холодный и равнодушный! — выкрикнула она в лицо Перуну, — Ты ничего не хочешь знать, кроме своей войны! Ты ничего не замечаешь!

Она зажала себе рот руками и бросилась вон. Жива и Лада направились за нею.

Младшие Сварожичи вопросительно переглянулись, но Перун развеял их сомнения, снова напомнив о предстоящем пути. Заставив себя забыть о свежих, еще не подживших ссадинах, Стривер горячо заговорил о том, что случилось с ним на юге.

Маявшийся подле Смаргл (так хотелось броситься утешать Диву, и не было сил оставить братьев!) наконец подошел ближе.

— Я хочу поехать с вами, — сказал он. — Я могу пригодиться!

Перун, присевший рядом со Стривером, поднял на него глаза.

— Конечно, — сказал он.