"Невеста доктора Фу Манчи" - читать интересную книгу автора (Ромер Сакс)

ГЛАВА II БАГРОВАЯ ТУЧА

Когда я взобрался на борт катера и завел двигатель, то почувствовал, что нервы мои крайне раздражены. Но уже на подходе к пристани, над которой располагалась вилла Петри, во мне осталась одна лишь досада.

Флоретта была не только самой прекрасной женщиной в мире, но и самым таинственным существом, с каким мне когда-либо приходилось встречаться; чем более я думал о ней, вспоминая подробности нашего разговора, тем сильнее склонялся к мысли, что она лгала мне. Очаровательная девушка в доме богатого египтянина… Что она могла делать там?

Здравый смысл подсказывал ответ, но я отказывался его принять. Мне было отвратительно даже подумать об этом, однако иного объяснения я не видел. Странный звук, так внезапно оборвавший нас… о нем я предпочитал не думать.

Когда, поставив лодку на ее обычное место, я поднимался по раскаленным плитам, ведущим к вилле, меня огорчила мысль, вдруг пришедшая мне в голову: доведется ли еще раз увидеть Флоретту, и захочет ли она видеть меня?

В грустном настроении я вошел в дом. Мадемуазель Дюбоннэ нигде не было видно. Вероятно, она ушла в город, по магазинам. Как всегда, в ее программу войдет стаканчик аперитива с подругами в любимом кафе. Петри же, конечно, сейчас корпит в лаборатории.

Смешав себе виски с содовой, я откинулся в кресле, стоявшем на веранде, и позволил глазам рассеянно блуждать по живописным садовым цветам. За садом в сторону моря сбегали красные черепичные крыши домов, между которыми высились ярко-зеленые шевелюры пальм и пирамиды тополей. Далеко на горизонте сияла тонкая полоска Средиземного моря.

Я подумал, что веранда, — самое подходящее место для отдыха, и принялся мечтать о Флоретте.

Вне всякого сомнения, моя затея с пляжем сильно утомила меня. Тело требовало горизонтального положения. С приятным хрустом в костях я растянулся в шезлонге. Горячее солнце грело мне кожу. Я закрыл глаза и тут же погрузился в сон.

Мне снилось, что я лежу в точно таком же шезлонге, под таким же горячим солнцем на балконе невероятно высокого здания. Я почему-то решил, что это здание — Эмпайр Стейтс Билдинг в Нью-Йорке. Я видел и другие высотные здания. Они, миля за милей, тянулись стройными рядами до поблескивающей на горизонте полосы океана.

Купол безоблачного неба надо мной был ослепительно синим. Раскаленное марево бледной дымкой клубилось над чудовищным городом, который лежал у моих ног.

Затем я услышал необычайно высокий странный звук. Он что-то напоминал мне, но я не мог вспомнить что. На горизонте, далеко-далеко над голубым океаном, появилось пятно — не больше ладони. Оно быстро увеличивалось, разворачиваясь, словно веер, и становилось все больше и больше. Вскоре оно заняло полнеба: огромная багровая туча с кровавыми разводами по краям.

Затем я увидел крошечную сверкающую точку в том месте, где веер обычно имеет ось и откуда расползались пурпурные щупальца этой чудовищной тучи. Ее веер продолжал раскрываться, захватывая своими щупальцами-перьями синее пространство неба.

Сверкающая точка стремительно неслась ко мне и наконец обрела определенную форму. Кошмарного вида дракон, извиваясь подобно гигантскому змею, летел на меня, раскрыв отвратительный зев и высунув раздвоенный на конце язык. На костистой голове, увенчанной царственным гребнем, восседал человек в желтом сияющем одеянии.

Его лицо, желтое и лоснящееся, поблескивало золотом. На косичке, свитой на темени и стоявшей торчком, как шпиль, сверкал магический шар.

Это был сам Сатана, император Преисподней. Я понял, что он пришел овладеть обреченным городом.

В следующий момент я заметил на драконе еще одного всадника: женщину, увенчанную сверкающей алмазной диадемой, в ослепительном белом платье. Ее неземная красота наполнила мое сердце трепетом и ужасом узнавания.

Это была Флоретта.

Багровая туча закрыла собой все небо, и город погрузился во мрак; там, где трепетали солнечные лучи, воцарилась тьма. Я вздрогнул и с ужасом открыл глаза.

Надо мной стоял доктор Петри. Его тень лежала на моем лице.

— Привет, Стерлинг, — бодро сказал он. — У тебя опять приступ?

В ответ я лишь пожал плечами и через секунду совершенно пришел в себя. И, как только сознание вернулось ко мне, я увидел, что передо мной — тяжело больной человек. Доктор Петри стоял, привалившись к белой стене веранды, рядом с большим кувшином для вина, который сейчас служил цветочным горшком.

На нем не было шляпы, и его темные взлохмаченные волосы за этот день буквально покрылись пеплом. Он курил сигарету и смотрел на меня тем пронизывающим взглядом, который культивируют в своей практике все без исключения врачи. Его глаза задорно поблескивали, хотя под ними лежали глубокие тени.

— Целый день в воде, и, как следствие, дурной сон и кошмары, — предупредил я его диагноз.

Петри покачал головой и стряхнул пепел в кувшин.

— Тропическая лихорадка — не шутка даже для организма с твоей конституцией, — веско произнес он. — По-видимому, Стерлинг, тебе вредно иметь много свободного времени.

Однажды в верховьях Амазонки, куда я забрался по роду своей профессии — охотника за орхидеями, я был сбит с ног жестоким приступом тропической лихорадки. Мое состояние было безнадежным, и товарищи по экспедиции оставили меня там, где я лежал. Один на один с джунглями и с Богом. Если бы не немец-золотоискатель, перед которым я в вечном долгу, я стал бы добычей любителей падали.

— Что свобода? Нечто эфемерное… — заворчал я, морщась от головной боли, и налил себе виски. — Если кто и платит за свободу ценой здоровья, то только вы. Скоро вы загоните себя в могилу. Запомните мои слова, доктор.

— Слушай, — прервал он меня, — оставим мое здоровье. У меня серьезные неприятности.

— Что, еще один?

Он кивнул.

— Сегодня на рассвете.

— Кто на этот раз?

— Садовник. Он работал на вилле, которую сейчас снимают американцы. Та, что на склоне Сент-Клер де ла Рош со стороны моря.

— Сент-Клер де ла Рош, — как эхо, повторил я.

— Да, то самое место, которое вы облюбовали для исследований.

— Вы думаете, его можно спасти?

Он нахмурился.

— Картье и другие в полной панике, — бросил он. — Если вся правда об эпидемии просочится в город, от Ривьеры останутся одни стены. И они знают это! Сегодня, Стерлинг, я потерял еще одного больного.

— Как?

Пальцы Петри нервно пробежали по волосам.

— Видишь ли, диагноз невероятно затруднен. В крови первого больного я обнаружил трипаносомы. Удивительно, во Франции — муха цеце! Да это просто смешно, и тем не менее я вынужден поставить диагноз — сонная болезнь. Рискнул применить «654», препарат Байера в моей модификации, — тут он скромно улыбнулся, — и чудом больной выкарабкался.

— Почему чудом? А как же ваш препарат?

Он посмотрел на меня как на ребенка, и я подумал, что он выглядит совершенно измученным.

— Препарат действен лишь в случаях сонной болезни, да и то на ранней стадии. Но тут налицо не сонная болезнь!

— А что же?

— Вот они, чудеса-то! Я высеял культуру трипаносом из крови больного. У меня глаза на лоб полезли, когда я рассматривал их под микроскопом! Оказалось, что эти трипаносомы не зафиксированы наукой. С одной стороны, они по всем признакам принадлежат к возбудителям сонной болезни, с другой… одним словом, я открыл новый вид трипаносом, Стерлинг! С той минуты я безостановочно над ними работаю.

— Именно безостановочно!

— Оставь. Стерлинг, — поморщился Петри. — Опять ты о своем. Ты только посмотри, что я нашел!

Петри вскочил и принялся возбужденно расхаживать по комнате.

— На одной из трипаносом сидела бацилла пестис!

— Бацилла пестис?

— Да, Стерлинг, бацилла пестис. Обыкновенная чума.

Я вытаращил глаза.

— Во всем этом есть одно «но», Стерлинг, — продолжал доктор Петри. — Обнаруженные мной трипаносомы имеют качественные отличия от уже известных, но то же самое я могу сказать и о бацилле пестис! У нее иное строение мембраны. А во-вторых, налицо симбиоз, заметь, удивительно гармоничный симбиоз простейшего и бактерии, что само по себе невероятно!

— Будьте милосердны, доктор, — взмолился я. — У меня кружится голова от ваших открытий. Единственное, что я понял, — всем нам здесь крышка.

— У тебя ясные мозги, Стерлинг, но пара извилин им бы не помешала, — начал Петри и вдруг взорвался: — Все наши знания пошли к черту, Стерлинг! Природа снова наставила нам рога! Ах, что же делать, что же делать…

Он замолчал, заложил руки за спину и забегал по комнате.

Его настроение передалось мне; я забился в кресло и стал размышлять.

Когда Петри оканчивал первый курс Эдинбургского университета, мой отец был приглашен читать лекции на кафедру микробиологии. Они быстро оценили друг друга, и между маститым профессором и зеленым студентом завязались теплые отношения, которые в скором времени переросли в дружбу. С тех пор они так и остались друзьями.

Мы еще жили в Эдинбурге, когда доктор Петри окончил университет и отправился на практику в Каир. Иногда по делам он наезжал в Лондон. Тогда мы встречались с ним. Одно время я даже провел у него в доме часть своих каникул. Итогом наших встреч стала крепкая дружба. Помню, как был я разочарован, когда он, по случаю вручения ему медали Королевского медицинского общества за исследования в области тропических болезней, приехал в Лондон один, без своей юной жены. Мне много рассказывали чудесного о ее красоте, но, к сожалению, я так и не смог выразить ей свое восхищение.

Его настоящий визит предполагался на короткий срок, однако был продлен по настоянию французского правительства. За последнее время репутация доктора Петри значительно выросла, и французы, узнав, что он в Лондоне, попросили его заняться этой странной болезнью, которая уже унесла несколько жизней. Они предоставили в его распоряжение виллу «Жасмина», небольшую, но весьма живописно расположенную неподалеку от Ривьеры.

Тремя неделями позже, получив известие от моего отца о моем возвращении из Бразилии, Петри выехал в Лиссабон, чтобы встретить меня. Я был очень плох. Тропическая лихорадка, длительное плавание через Атлантический океан изнурили мой организм до нервного истощения. Петри забрал меня к себе, чтобы своим профессиональным оком наблюдать за процессом моего выздоровления. Несколько дней меня мучил страх остаться инвалидом, но потом дела пошли на поправку.

— Ты не видел нового пациента? — неожиданно спросил Петри.

— Нет.

Он подошел к окну, поставил свой стакан на подоконник и, внимательно посмотрев на меня, сказал:

— Я бы хотел, чтобы ты взглянул на него. В Бразилии тебе, конечно, приходилось сталкиваться с редкими болезнями, к тому же ты видел жертвы угандийской сонной болезни, жуткий оскал у трупов и то, что Картье называет «черными стигматами». Твоя профессия, Стерлинг, просто клад. У тебя колоссальный опыт, поэтому мы сейчас поедем в клинику, и ты внимательно посмотришь на моего больного. А вдруг что-нибудь вспомнишь!

Я начал медленно набивать трубку.

— Ни за что, доктор, — ответил я.

Грохот далекого выстрела сотряс тишину. Крейсер французского военно-морского флота вошел в залив Виллефранс…