"За чертой" - читать интересную книгу автора (Тревис Карен)

Глава седьмая

Асанджин умерла. Местин не была с ней близко знакома, но эта смерть все равно опечалила ее. Четверо ее джурей'ве шли через поля и несли на носилках тело, завернутое в дрен. У Местин разрывалось сердце. Другие вес'хар, занятые уборкой желтолиста, останавливались и смотрели вслед похоронной процессии.

Местин правила Ф'наром единственным способом, который знала — она ходила по улицам, смотрела, что происходит, и слушала, что говорят. Невиан и Сияяз неотступно следовали за ней. Местин прекрасно понимала, что эта иерархия весьма умозрительна, что у нее нет гормонального превосходства, которое обязало бы молодых матриархов подчиняться ей. Она стала главным матриархом единственно потому, что гефес — непредсказуемая, странная Шан Франкленд — отреклась от своего права. Матриархи будут единодушны, исходя из приоритета общего блага, но Местин опасалась, что ей не хватит джаск, решительности и яростного желания защищать, которые помогали бы принимать верные решения в по-настоящему критической ситуации.

Она не боялась, что другие матриархи ополчатся против нее. Она боялась допустить ошибку. Грядет время, когда ошибка может обойтись Вес'еджу слишком дорого.

Местин проводила взглядом траурную процессию, растворившуюся в дрожащей янтарной дымке. Мужчины оставят свою исан на равнине для настоящих гефес, существ, питающихся мертвой плотью, и вернутся, чтобы встретиться лицом к лицу с неопределенным будущим.

— Кто заберет их? — спросила она. Асанджин умерла рано утром, и матриархи сейчас ломали голову над тем, кто даст приют детям и аурсан мужчинам. Никто не горел желанием разбить семью. Необходимо тщательно взвесить, кто из мужчин Асанджин сможет войти в чей дом. Когда все мужчины обретут новых исан, вновь воцарится мир и гармония, но до тех пор матриархам предстоит решить, какие генетически передаваемые качества пригодятся в их семьях.

Местин подумала, что им лучше бы поторопиться. Мужчины пребывают в плачевном состоянии — бледные, с тусклыми волосами. Асанджин болела, джурей'ве не получали необходимого для здоровья количества аурсан. Хуже всех выглядел самый молодой, который до сих пор кормил ребенка грудью.

— Я заберу их, — сказала Невиан.

Местин хотела остановиться и возразить дочери, но не стала.

— А что в них такого, что ты хотела бы привнести в клан?

— Гораздо важнее для меня то, что они нуждаются в исан, — ответила Невиан. — Если однажды мне придется унаследовать твое первенство, я обязана познать, что такое долг.

Невиан никогда не показывала привязанности к кому-то из молодых мужчин и много размышляла о том, что они ищут в джурей. Местин считала, что гены сильного рода Ферсани подойдут им как нельзя лучше, а кроме того, так можно упрочить связь семейств… Но Невиан должна сама сделать выбор.

Сияяз ничего не сказала. Она не издавала запаха, который стал бы молчаливым комментарием к услышанному. Сияяз сильно отличалась от своей тетки, матриарха-историка Сияяз Бюр, сообразительной и остроумной.

— Еще важнее не разбивать семью, — сказала Местин. Как бы тепло ни принимали осиротевших мужчин в новых кланах, разлука с домочадцами всегда давалась страшно болезненно. Создание новой семьи с молодой исан — хорошо взвешенный и милосердный жест. Местин не этого хотела для Невиан, но гордилась дочерью. Когда-нибудь Невиан станет достойной правительницей Ф'нара.

— Я могу пойти к ним в дом Асанджин, — проговорила Невиан. — Незачем помещать их в незнакомую обстановку. Интересно, что скажет об этом Шан? Ей полезно будет узнать, как здесь решаются подобные проблемы.

Местин все-таки остановилась и обернулась. Ее дочь покидает дом, она приняла такое важное решение, прогуливаясь по городу, и берет на себя ответственность за четверых мужчин и их детей, которых едва знает. Это не имеет особого значения, потому что, когда они сочетаются браком и свершится аурсан, биохимия вес'хар сделает свое дело: ей захочется оградить их от всех опасностей, а они до конца жизни будут считать ее лучшей исан на свете.

Только вряд ли Шан сумеет понять это в полной мере.

— А почему тебя волнует, что подумает Шан Франкленд? — Местин и в самом деле было любопытно, вопрос не нес в себе агрессии. Невиан дала женщине дрен, но это еще не делает гефес матриархом. — Тебе нужно ее одобрение?

— Она обладает качествами, которые понадобятся нам в ближайшее время.

— Ты не можешь заполучить их через аурсан.

— Тогда я буду учиться, наблюдая за ней.

Мысль о том, чтобы ввести Шан в семью через совокупление, сделать сестрой в браке, показалась Местин вовсе не такой уж отвратительной. Она не думала, что кто-то из ее джурей'ве согласится на аурсан с инопланетянкой, будь она носительницей с'наатата или нет. Но у этой женщины и вправду много качеств, полезных для выживания.

Жаль, что нельзя распространить их в семьях вес'хар.

Они молча подождали, пока вернутся бывшие джурей'ве Асанджин Селит Гиядас, которым предстояло в полном составе войти в род Невиан Тан Местин и обрести там новое счастье. Мужчины показались на горизонте. Они шагали быстрее. Один нес пустые носилки, другой — свернутый дрен.

Не имеет смысла зря тратить хорошую ткань. Даже колонисты из Константина не утруждают скальный бархат перевариванием одежды своих покойников. У них и вес'хар много общего.

От Невиан запахло волнением. Местин хотелось поддержать ее и ободрить, но дочери необходимо пройти через это самой. Вот она и стала исан. Сегодня Невиан не вернется домой, и это повод для ликования. К утру она уже не будет скучать по своей семье, погрузившись в новую жизнь.

Местин подумала, что люди были бы гораздо счастливее, если бы после совокупления между ними возникала бы такая же прочная связь, какую аурсан давал вес'хар. Ферсани, с ее естественно-научным мышлением, говорила, что их промискуитет — результат необходимости распылять свои гены среди потомков. Местин же все равно казалось, что это — еще одна сторона их алчности, желания получить что-то еще, и желательно — то, что принадлежит кому-то другому.

А присуще ли это сексуальное стяжательство Шан Франкленд? Если да, то с'наатат преподаст ей жестокий урок.

Морской пехотинец Исмат Куруши закрыла на задвижку люк, который отделял грузовую палубу от остальной части «Актеона».

Это ободрило Линдсей. На то, что люк заперт, ничто не указывало. Теперь ей никто не помешает. Линдсей хотела обмозговать план проникновения на Безер'едж без свидетелей и так, чтобы Окурт не догадался: она стремится к тому, чтобы он сам позволил ей возглавить миссию.

Она уставилась на полупрозрачный мешок, который лежал у ее ног, и попыталась смириться с новой мыслью. Морпехи уставились на нее. Барекоин, Беннетт, Куруши, Чахал, Вебстер и Бекен — весь Экологический отряд специального назначения. Похоже, тот кошмар, который лежал на полу, не вызывал у них каких-то особых эмоций.

— Боже милосердный, — пробормотала она, поддевая кошмар носком ботинка.

Белый, в человеческий рост мешок выглядел как матерчатый, но вел себя как пакет с гелем. От прикосновения по поверхности пошли волны, сквозь белое проступила чернота — как нефть и молоко.

Меньше всего этот предмет походил на транспортное средство.

Куруши, скрестив руки на груди, прислонилась к двери, будто бы ее весьма скромный вес что-то решал.

— Мэм, мы же не говорили, что это удобно. Одноразовый костюм.

Линдсей в общих чертах представляла, как они работают, но искренне надеялась, что ей никогда не придется испробовать этот механизм на себе. Существуют гораздо более надежные и простые способы покинуть атакованное судно, есть куда более безопасные спасательные шлюпки, если уж на то пошло, но на каждом корабле держали несколько одноразовых костюмов — просто на всякий случай. На самый-пресамый крайний случай, когда все другие средства исчерпаны.

Их изобрели в те дни, когда человек только-только вышел в космос.

— Значит, нужно просто залезть в эту штуку и застегнуться?

— Нет, сначала надо надеть скафандр. Потом дергаешь за рычаг — и изоляционная пена заполняет внутреннее пространство.

— О, ну это же все меняет! Значит, в таком виде и падаешь на планету?

— Мы предпочитаем рассматривать это как управляемое снижение, — вставил Беннетт. — Вы можете ориентироваться и управлять движением.

— Извините, но мне все равно кажется, что это — как бросаться в открытый космос, завернувшись в спальник.

— Вы же проходили летные тренировки, — заметила Куруши. — Это не страшнее, чем когда катапультируешься с парашютом. Правда.

— А ты сама это делала?

Куруши удивленно кивнула, как будто свободное падение на планету — обычное дело. По правде говоря, с коммандос из отряда специального назначения такое случается регулярно.

— Мы все это делали. Тошнит не больше, чем при выходе в открытый космос.

— Кажется, я помню что-то про полет на сверхзвуковой скорости…

— Верно, — вставил Чахал. — И мы все еще живы, раз можем вспоминать.

Линдсей задумчиво прикусила губу.

— Я правильно понимаю, что в эту штуку второй раз не влезешь?

— Вот почему он называется одноразовым, — сказал Беннетт, и Линдсей не знала, иронизирует он или же просто констатирует факт. — Но у меня есть соображения на это счет.

— Выкладывай.

— Корабль колонистов. «Кристофер». Они говорили, что законсервировали его, помните?

— Думаешь, он в рабочем состоянии?

— Возможно, сам корабль — нет, и над ним нужно хорошенько потрудиться, но на нем наверняка найдется пара шлюпок. — Беннетт единственный использовал это устаревшее словечко. — Так что мы приземляемся, делаем свое дело и сматываем удочки.

— Подразумевается, что приземлимся мы не в виде упакованных кусочков барбекю.

Беннетт исполнил ритуал, пнув сморщенный костюм.

— Мэм, он и вправду выглядит хлипко, но, будучи активированным, обеспечивает отличную термозащиту. Этот черно-белый материал сам распределяется, как нужно. Черный выгорает в горячих точках, белый отражает тепло. Надежен, как дом, если быстренько из него вылезете, когда приземлитесь.

Линдсей представился почему-то дом, рушащийся от ветхости. Жесткая посадка в мягком костюме — то еще удовольствие…

— А почему же по приземлении нужно бросить этот замечательный щит?

— Он продолжает нагреваться, когда вы приземлитесь. — Судя по выражению лица Беннетта, он не вполне понимал, как Линдсей дослужилась до командора. — И становится очень-очень жарко. Вы же проходите в нем сквозь атмосферу…

— О… — сказала Линдсей и подумала, как будут свободно двигаться черно-белые лужицы «материала». — По крайней мере я приземлюсь на Вес'едже в весьма живописном виде.

Вне зависимости от того, где они планировали приземлиться и какая задача перед ними стояла, одноразовые костюмы — единственный способ добраться до Безер'еджа незамеченными. «Актеон» не приспособлен для выполнения тайных миссий, однако он располагает мощной артиллерией. Чахал назвал это «хорошо подстраховались»: ядерное оружие, нейтронные бомбы, химикаты, ПРО и много интересных приспособлений для комбинированного использования. На Земле это сделало бы «Актеон» страшной силой, здесь с таким арсеналом можно только позлить вес'хар несколько лишних часов. А в двадцати пяти световых годах от дома не стоит рассчитывать на подкрепление…

Линдсей почесала лоб.

— Ну, ладно. Вы делаете это регулярно. А я нет. Беннетт видел, что она просчитывает вероятность успеха.

— Мэм, если мы собираемся приземлиться на Безер'едже, это наш единственный шанс пройти их воздушную защиту. Одноразовые костюмы — самые маленькие и незаметные. — Он прилагал все усилия, чтобы ее убедить. — Мы избавились от НЗ, чтобы освободить место для… для чего нужно.

— Цель определяет средства, — сказала Линдсей. Она чертовски хорошо представляла себе эту свою цель. Проблема в том, какие цели выдумать, чтобы заполучить оборудование, людей и уровень доступа, которые позволят добраться до Шан.

Еще она проблема — как убить Франкленд. Линдсей понятия не имела. Пуля, даже серебряная, вряд ли сработает… Судя по тому, как чудесным образом спасся ее инопланетный друг, авария тоже не поможет.

— Вижу одну маленькую загвоздку, — сказала Линдсей.

— Какую же? — поинтересовался Беннетт.

— Как мы войдем на орбиту Безер'еджа, миновав защиту вес'хар? Потребуется челнок, а челнок больше, чем истребители исенджи. Значит, они заметят наше приближение.

— Я об этом думала, — вставила Вебстер. — Майале. — Что?

— Колесницы. По-итальянски — свинья. Помните? Во Второй мировой 1939–1945?

— У нас Беннетт спец по истории, а не я.

— Они походили на торпеды. Одно- или двухместный подводный транспорт. Бойцы садились на них верхом. Это быстрее, чем добираться к цели вплавь. Мы можем приспособить под это дело один из грузовых буксиров, — продолжила изобретательная Вебстер. — Так мы сэкономим кислородный запас костюма. Буксир выдержит две-три тонны груза без проблем. Мы с Чезом просчитали.

Они называли друг друга безобидными детскими прозвищами — Чез, Иззи, Пушка.

Линдсей прикинула расстояние и скорость.

— Звучит еще веселее. А если мы приземлимся и достигнем цели, то как нам пройти через защитную сетку на обратном пути?

— Риск есть, — сказал Чахал. — Но мне кажется, защитная сетка следит за внедряющимися в атмосферу объектами, а не за покидающими ее. Кроме того, эти буксиры уже однажды приземлялись на Безер'едж, значит, сетка не опознала их как враждебные.

— А если мы ошибаемся?

— Тогда от нас ничего не останется, но мы, по меньшей мере, не успеем испугаться.

И это — моя идея? — ужаснулась Линдсей. — Да я, наверное, из ума выжила.

— Ну, если вы все готовы…

Люк дрогнул. Тишина.

— Кто там? — крикнула Линдсей. Морпехи быстро и бесшумно свернули одноразовый костюм и запихнули его в ближайший ящик.

Она медленно подошла к люку и кивнула Куруши, показывая, что задвижку можно открыть.

Люк раскрылся. За ним стоял Мохан Райат.

Когда ждешь встречи с людьми вроде Райата, обычно думаешь, что им сказать. Линдсей не репетировала речь, обращенную к нему, чаще она воображала, что скажет Шан, прежде чем убить ее. Она думала, что с Райатом ее посетит вдохновение. И ошибалась.

— Доктор Райат, — проговорила Линдсей. — Чем обязаны?

Она всегда мечтала увидеть его в образе хорька, парализованного светом фар, но ей никогда не удавалось. Этот человек — абсолютнейший кусок дерьма — нагло и прямо смотрел ей в глаза.

— Думаю, мы можем оказать друг другу некоторую любезность, — сказал он. — Я не помешал?

— Мы тренировались.

Морпехи стояли вокруг в нарочито расслабленных позах, всем своим видом показывая, что их очень легко разозлить. Куруши смотрела на Райата особенно злобно. Очевидно, ее еще беспокоила нога, и она не простила Райату той стычки, которую он развязал и в которой ее ранили.

— Если у вас есть что сказать, говорите, — бросила Линдсей. — Мы заняты.

Райат в упор смотрел на Куруши.

— Это дело конфиденциальное.

— Мне от своих ребят нечего скрывать.

— Ладно. Я думаю, Мы преследуем одни и те же цели.

— А я так не думаю.

— Это почему же?

— Вы работаете на фармацевтическую корпорацию, а мы — на свою страну. По-моему, это не одно и тоже.

Райат пожал плечами:

— Вообще-то мне платит Казначейство ФЕС.

— Вы служите «Уоррендерс».

— Полагаю, «Уоррендерс» тоже так думает. Но, в любом случае, десять лет назад эту компанию поглотил «Холбейн».

Линдсей пожалела, что она не такая же острая на язык, как Шан. Ей на ум пришло только:

— Да я бы не поверила вам, даже если бы вы сказали, который час.

Но его разморозили, и разморозили по какой-то причине. Линдсей сомневалась, что причина — проверка состояния здоровья. Но проверку можно провести и не размораживая никого. Во всяком случае, Райат должен знать… Линдсей едва ли хотела фантазировать дальше на эту тему.

— Думаю, у вас есть возможность проверить, — спокойно ответил доктор. — Когда выясните, что я сказал чистую правду, приходите ко мне. Мы оба хотим сохранить то, что есть у Франкленд, для нашего правительства, и мне нужен ваш уровень доступа, а вам — мои знания.

— А зачем нам для этого фармацевт?

— Это не единственная моя специальность.

Райат повернулся и ушел, а Линдсей так и не смогла придумать достойного ответа. Куруши закрыла люк на засов за его спиной.

Казначейство? Зачем Министерству финансов сдалась эта биотехнология, не говоря уж о Райате?

— Знаете, — начал Бекен, — я бы из этого парня даже собачьи консервы делать не стал. Вы ему верите, мэм?

— Я проверю.

— А как он узнал о нашем задании? — спросила Куруши. Никаких секретов больше нет. Еще одна грубоватая, но

точная фраза Шан всплыла в памяти Линдсей.

— Либо «Уоррендерс» и «Холбейн», или кто там есть еще, информированы гораздо лучше, чем мы предполагали, — сказала она, — либо министр обороны любит болтать по телефону с министром финансов.

— Может, и так. Но говорят ли они друг другу правду? — заметил Беннетт.

Внутри правительства всегда существует множество разногласий и противоречий, подводных течений; плетутся изощренные интриги, ведутся холодные войны, разыгрываются откровенные конфликты. Даже если Райат сказал правду относительно того, кто ему платит, это еще не доказывает, что они на одной стороне.

Линдсей ушла в каюту и забаррикадировалась на своей койке, чтобы в спокойной обстановке перебрать имеющиеся детали головоломки и поискать недостающие. Министерство финансов? Биотехнология станет невероятно дорогим продуктом и принесет грандиозную прибыль. Правительству нужны деньги: население стареет, а компании всегда имеют возможность перебраться в зоны льготного налогообложения, оставив тысячи безработных.

Но для чего им потребовался Райат? И почему он пошел к ней, а не сразу к Окурту? Наверняка еше одна афера…

Такую головоломку Шан Франкленд сложила бы в пять секунд. Какая жалость, что Линдсей не может попросить ее спланировать собственное убийство…

Маленькая красная шеба лежала на столе. Арас не знал, притронется ли он к ней еще когда-либо.

Он совсем не знал людей. И теперь понял это.

Шан не расставалась с этим устройством, хотя оно и не могло помочь ей проникнуть в какие-то хранилища информации здесь, на Вес'едже. Она говорила, что лезвия, щупы и другие инструменты еще могут пригодиться. Арас подозревал, что она таскает шебу по тем же причинам, по которым маленькая Рэйчел Гаррод никак не желала расстаться с потрепанным лоскутком своего детского одеяльца, пока ей не исполнилось пять. Познакомившись с материалами в шебе, Арас почти испугался ее трепетного отношения к этому наладоннику. Он бы с радостью выбросил его как можно дальше и никогда, никогда больше к нему не прикасался…

Дело не только в тех записях, где мужчины превращали в развлечение страдания женщин, детей и животных. В файлах Шан было больше ужаса и боли, чем он мог вынести. Люди насилуют собственных детей, замучивают насмерть, расчленяют незнакомцев без всяких причин… Они выдумали столько способов убийства, что Арас прекратил просматривать файлы задолго до того, как добрался до краж, ограблений, шантажа и чего-то под странным названием «общественные беспорядки».

Шан многое повидала на своем веку. Она рассказывала, что офицеров полиции часто переводят из отдела в отдел, потому что некоторые дела могут зараз сломать человека. Неужели для нее уже все потеряно? Арас отложил шебу.

Он знал, что люди делают подобные вещи. Но в Константине преступления упоминались только в архиве. Это совсем не то же самое, что часть жизни женщины, которая ему не безразлична. Арас вспомнил Мджат. Ужасные моменты он пережил там, но то было исключение, и исключение абсолютно необходимое. Он совершил это не для развлечения. Вес'хар в нем говорил, что мотивы не имеют значения, но человеческая часть его натуры твердила обратное.

В конце концов Арас снова взял шебу в руки и принялся просматривать файлы в случайном порядке, тыкая в хрупкий экран. Очень мало личного. Кое-какая музыка, фотографии ее товарищей в темной форме, которые смеялись, кричали и показывали снимавшему стаканы с желтой пенистой жидкостью. Ничего о семье, ничего о любовниках. Зато много списков: запланированные дела, имена, номера телефонов…

А потом Арас понял. Это — ее достоверный портрет. То, чего не было в файлах, ничего для нее не значило или никогда не имело места.

Арас узнал языки пламени из своих снов. Бунты. Его поразило, что ей и другим приходилось сталкиваться с этим лицом к лицу всего-навсего с прозрачным щитом и плохеньким оружием в руках. Настоящая война. Для Араса очевидно было, что нужно уничтожить ту часть населения, от которой исходит угроза, но люди, похоже, не ищут конечных решений для своих проблем.

За дверью послышались шаги Шан — четкие, не похожие ни на чьи другие. Арас отложил шебу. Он ждал, когда она откроет дверь. Она вылетела из дому злая-презлая, и он ожидал, что она вернется в том же состоянии: в последнее время Шан постоянно бесилась. Гнев исан до сих пор заставлял его поеживаться от страха. В кого бы ни превратил его с'наатат, в душе Арас навсегда останется мужчиной вес'хар — кормильцем, хранителем дома, который постоянно будет искать расположения исан и думать только об исан.

От двери слабо подул ветерок. Шан подошла к Арасу сзади. От нее исходил запах не какой-то эмоции — просто приятный, женский. Положила руки ему на плечи и легонько сжала. Арас затаит дыхание: этого жеста он от нее никак не ожидал.

— Прости меня, — тихо проговорила она. — Я редко настолько выхожу из себя.

Не злится. Арас не знал, потянуться ли руками к ее рукам или же просто сидеть тихо-тихо. В конце концов он поднял одну ладонь и накрыл ею руку Шан. Она никак не отреагировала.

— Ты видела отвратительные вещи. Я понимаю твою реакцию.

Она тихонько фыркнула.

— Почему ты не рассказывал о том, что случилось с тобой в плену? Я видела… Твои воспоминания, они…

— Я пытался. Но ты была тогда озабочена с'наататом.

— Прости. Правда, прости. Я не представляла себе… Если бы представляла, была бы помягче…

— Я тоже разделяю твои воспоминания. Бунты… Ты по-настоящему боялась бутылок с зажигательной смесью.

— Да уж… — Она поежилась. — Это основная проблема с прозрачным щитом. Ты видишь пламя. Сколько бы раз это ни повторялось, я все время боялась. Наверное, самые яркие воспоминания всплывают первыми. — Она внезапно убрала руки и отступила назад. — Прости, что добавила тебе проблем.

— Думаю, мы квиты. Так говорят?

— Ага. Что еще там лежит на поверхности?

— Много сожаления и злости. Насилие. Ты редко сожалела, причиняя кому-то боль.

— Вот теперь ты знаешь, кто я такая.

— Я и раньше знал. А ты?

— Да. Приходилось. Давай по чашке чая, это поможет во всем разобраться. — Она поставила воду кипятиться и достала с полки чашку со своим драгоценным запасом. — Спасибо, что посадил чай. Один парень мне их показал. Вряд ли он хотел испортить тебе сюрприз…

— Мне кажется, есть вещи, которые тебе нужны, чтобы быть счастливой. Я стараюсь тебя ими обеспечить, если это в моих силах.

— А ты счастлив, Арас?

— Мне трудно быть счастливым во Ф'наре.

Шан замерла. В одной руке у нее был кувшин с водой, в другой — стеклянная банка с измельченными листьями чая. Она выглядела необычайно мягкой и грустной одновременно. На мгновение Арасу показалось, что сейчас можно задать тот самый вопрос, который мучил его уже несколько недель, но он одумался. Это нечестно. Она даже не понимала этого по его запаху, принимая за волнение.

— А что отвечают вес'хар, когда ты им говоришь о случившемся с тобой?

— Я никогда им не говорил. Не в подробностях.

— Почему?

— Мне стыдно.

— А ты кому-нибудь вообще говорил?

— Нет. Я не хочу, чтобы кто-то знал…

— Это не совсем по-вес'харски.

— А я и не совсем вес'хар.

— Послушай, большая часть все равно рано или поздно всплывет у меня в памяти. А тебе стоит выговориться. Расскажи мне.

— Я совершил постыдные вещи. — Дело не в том, что он не хотел, чтобы она узнала. Он не хотел произносить этих слов и слышать их своими ушами. — Вещи, о которых я сожалею.

— Как и все мы. Боже, ты же знаешь, что сделала я. Оставим страшилки на потом. Давай. Я хочу услышать все.

Она сказала «все», и он зацепился за это слово. Вес'хар очень буквально воспринимают многие фразы. Он взглянул на ее шебу на столе, и засек время. Казалось, что она прилагает усилия, чтобы не отвести взгляда. Шан смотрела ему в глаза и время от времени быстро моргала. Банку она так и держала в руке.

Вряд ли исенджи можно назвать особенно изощренными и изобретательными палачами, тем более по сравнению с людьми, зато они брали настойчивостью. Арас рассказывал, как его избивали, жгли каленым железом и сдирали с него кожу. Он рассказывал, как задыхался, замерзал и не мог шевелиться из-за переломанных костей. Они не придерживались тщательно разработанной стратегии по достижению цели, просто выплескивали всеобщий гнев на единственного врага — разрушителя Мджата: до остальных вес'хар исенджи добраться не могли. Шан видела это, переживала это, и потому Арасу было несравнимо легче говорить о вещах, о которых молчал веками.

Он не останавливался, пока не дошел до своих голодовок и того, как его насильно кормили.

— Они заставляли меня есть мясо. — Горло сжималось, отчего голос звучал совсем неестественно, слишком тонко. Арас завидовал людям — они могут рыдать. Вес'хар плакать не умеют.

— Это для тебя было страшнее всего? — хрипло спросила Шан. — Ты этого стыдишься, Арас?

— Да.

— Они кормили тебя мясом вес'хар?

— Нет.

Кормили просто мясом — мясом какого-то животного. Гефес этим не напугаешь, но для вес'хар все иначе. Арас с трудом отвел взгляд от шебы и посмотрел Шан в глаза.

В воздухе так густо пахло волнением — от них обоих, — что Арас ничего другого по запаху определить не мог, и приходилось судить только по выражению ее лица. Лицо Шан выражало лишь удивление. Может быть, пополам с отвращением? Нет… Она просто не понимала, почему столько столетий его за это глодала совесть.

Арас почувствовал себя уязвленным. Она — единственный человек, который мог понять, почему с этим ужасным, отвратительным почти невозможно жить. Любой вес'хар понял бы. Именно поэтому Арас никогда не рассказал бы всего этого вес'хар.

Он взглянул на хронометр шебы. Он говорил непрерывно без малого два часа.

— У тебя не было другого выбора, — сказала Шан. Нет, ни капли отвращения. Она необыкновенная, исключительная, но все инстинкты в ней — от гефес. — Ты не убил, чтобы съесть, и ты не выдал исенджи информацию. Тебе нечего стыдиться. — Она поставила банку на стол и взяла его руки в свои. — Что ты хочешь услышать, Арас?

— Я не понимаю тебя.

— Что бы ты хотел сейчас услышать? От каких слов — искренне сказанных — тебе бы полегчало?

Он задумчиво пожевал губами. В памяти возник образ Бена Гаррода, предка Джоша. Он говорил о «грехе», «раскаянии» и «прощении». Он говорил, что Арасу нужно раскаяться за содеянное в Мджате, но Арас вспоминал о безери — и не находил в себе раскаяния. А теперь он ощущал отчетливый привкус мяса неведомого существа, которое запихнули ему в рот.

— Я хочу получить прощение. Бен Гаррод сказал, что его Бог может меня простить.

— Не думаю, что его Бог сможет явиться тебе в ближайшее время, — тихо проговорила Шан. — Но, если позволишь, я сделаю это за него. Я прощаю тебя, Арас Сар Июссан. Отпусти это. — Она убрала с его лица несколько прядей, выбившихся из косы. — Там, откуда я родом, тебя бы считали героем.

— Невозможность умереть — это не героизм. И я не знал того, чего требовали от меня исенджи, нет в этом моей заслуги. — Но Арас все-таки почувствовал себя лучше. — Во всяком случае, ты можешь сказать, что они сделали меня сильным. Они пытались меня утопить, но с'наатат помог мне адаптироваться, и теперь я могу навещать безери под водой.

— А твои собратья пытались тебя спасти?

— Нет. Исенджи часто и с удовольствием об этом напоминали.

Это откровение поразило Шан. Ее зрачки расширились и потемнели.

— Боже… Твой народ поистине беспощаден. Даже по моим меркам.

— Возможно, теперь ты поймешь, почему я не хотел, чтобы матриархи добрались до тебя. Они тебя используют.

— Эй, погоди, я ведь работала на правительство. Все политики — перворазрядные лжецы с манией величия. И ты думаешь, что твои матриархи их переплюнут? Брось…

— Нет. Знаю, ты не любишь, когда тебе говорят, что ты чего-то не понимаешь, но ты действительно не понимаешь. Возможно, когда у тебя в памяти всплывет побольше моих воспоминаний, ты пожалеешь, что пошла к ним в рабство.

На лице Шан застыло то выражение боли и терпения, которое он видел у нее, когда Линдсей Невилл допускала ошибки.

— А когда у тебя, Арас, всплывет еще больше картинок из моей памяти, ты поймешь, что двигало мной, и почему у меня не было другого выбора. — Она замолчала. По скулам ходили желваки, как будто она не хотела, чтобы слова сорвались с языка. — И дело не только в том, что я связана с тобой, хотя одному Богу известно, что стало первопричиной. Я несу ответственность. Не могу просто развернуться и уйти, зная, что могу что-то сделать, потому что потом изгрызу себя за это. У меня и вправду часто нет выбора.

Да, Арас это уже уяснил, и гораздо раньше, чем с'наатат смешал их кровь, мозг и кости. Он знал, что она очень, очень старается быть совершенной и исправить для кого-то мир. Для кого? Он не знал.

От нее славно пахло. Что будет, если она сделает мир лучше для него? Она умрет без своей невыполнимой цели или же будет наслаждаться жизнью, никуда не спешить и жить настоящим? Нет. Нельзя об этом думать.

— Это удручает, — заметил он и поднялся. — Закончи это дело, так вы говорите?

Они вышли на террасу, чтобы осмотреть наполовину готовый диван. Шан развернула отрез синей материи и ахнула, пораженная глубиной цвета.

— Чудесно. Синий, как переливы на павлиньем хвосте. — Обычный человек увидел бы просто белую ткань. — Дрены делают из такого же материала?

— Нет, эта ткань не может принимать нужную форму или самоочищаться.

— Вот что самое лучшее в генах вес'хар. Каждый оттенок синего кажется гораздо насыщеннее. — Она улыбнулась той улыбкой, которая говорила, что Шан в этот момент сожалеет о чем-то. — Да, я чуть не взорвалась от бешенства, когда заметила, что вижу по-другому. Помнишь? Мне вправду жаль, что я на тебя сорвалась.

— Мне самому стоило сказать тебе, что я тебя заразил, а не предоставить тебе сделать это открытие лично.

— Теперь все это неважно. Даже и вспоминать не стоит. Они вместе трудились над диваном. Диван вообще-то

очень не вес'харская вещь, но Шан заявила, что согласна на что угодно, кроме их мебели. Следующим пунктом в ее списке значился матрац. Они туго натянули ткань на несколько слоев сек и пришпилили ее к каркасу. Шан отступила, чтобы полюбоваться своим произведением.

— Чиппендейл отдыхает. Но все-таки судить о качестве будет моя задница… — Она плюхнулась на мягкое сиденье и откинулась на спинку с закрытыми глазами. Будто бы и не было разговора про пытки и ночных кошмаров. — О, блаженство. Еще бы чашку чая и хорошее кино… Рай.

Арас не знал, где достать хорошее кино.

Они сидели бок о бок, смотрели на Ф'нар, сверкающий жемчужными крышами и золотыми стенами. В каналах журчала вода.

— Красиво, — сказа Шан и взяла его под руку.

— Красиво, — отозвался Арас. Интересно, каково это — есть других существ и не мучиться этим…