"Гарри Поттер и Орден Феникса" - читать интересную книгу автора (Роулинг Джоанн)

Глава 25. ЖУК, ЗАЖАТЫЙ В УГОЛ

Ответ на свой вопрос Гарри получил утром, как только Гермионе принесли свежий номер «Прорицательской». Развернув газету, она некоторое время застывшим взглядом смотрела на первую страницу, а потом вскрикнула, да так, что все, кто находился рядом, испуганно обернулись.

— Что? — хором спросили Гарри и Рон.

Вместо ответа Гермиона положила газету на стол и ткнула в неё пальцем. Оттуда, с чёрно-белых фотографий, смотрели девять колдунов и одна ведьма. Одни молча ухмылялись; другие вызывающе барабанили кончиками пальцев по рамкам. Каждое фото сопровождалось подписью — имя, фамилия и преступление, послужившее причиной заключения в Азкабан.

«Антонин Долохов», — с фотографии нагло пялился человек с длинным, бледным лицом и кривой усмешкой, — «осуждён за зверское убийство Гидеона и Фабиана Преветтов».

«Алжернон Гадвуд», — рябой мужчина с сальными волосами со скукой во взоре опирался на рамку своей фотографии, — «осуждён за передачу Тому-Кто-Не-Должен-Быть-Помянут секретной информации из министерства магии».

Но взгляд Гарри поневоле привлекла фотография внизу страницы. Эту женщину с чёрными, длинными, свалявшимися волосами он видел и в другом обличье — эффектной, с гладкой, блестящей причёской. Она пристально смотрела на Гарри из-под тяжёлых век, и на тонких губах играла надменная, презрительная улыбка. Лицо ведьмы, как и лицо Сириуса, сохраняло следы былой привлекательности, но всё же — видимо, из-за пребывания в Азкабане — её красота была утрачена безвозвратно.

«Беллатрикс Лестранг, осуждена за применение пыток к Фрэнку и Алисе Длиннопопп, в результате которых последние навсегда лишились рассудка».

Гермиона ткнула Гарри в бок и показала на заголовок, который Гарри, чьё внимание было поглощено Беллатрикс, не успел прочитать.

МАССОВЫЙ ПОБЕГ ИЗ АЗКАБАНА

БЛЭК — ИДЕЙНЫЙ ВДОХНОВИТЕЛЬ СТАРОЙ ГВАРДИИ?

— Блэк? — громко воскликнул Гарри. — Не...?

— Тише! — испуганно шикнула Гермиона. — Не кричи — читай про себя!

Вчера, поздно вечером, министерство магии объявило о массовом побеге из Азкабана.

Министр магии Корнелиус Фудж принял репортёров нашей газеты в личном кабинете, где и подтвердил, что несколькими часами ранее из отделения строгого режима бежали десять заключённых. Фудж сообщил также, что уже уведомил премьер-министра правительства муглов о том, насколько опасны данные преступники.

«К несчастью, мы с вами вновь оказались в той же ситуации, что и два с половиной года назад, после побега маньяка-убийцы Сириуса Блэка», — сказал Фудж. — «И нам кажется, что оба происшествия связаны между собой. Столь массовый побег невозможен без пособничества извне, и, по-видимому, помощь была оказана не кем иным как Блэком, первым заключённым, которому удалось бежать из Азкабана. Мы считаем, что Блэк выступил идейным вдохновителем беглецов, в числе которых находится и его двоюродная сестра, Беллатрикс Лестранг. Со своей стороны, мы делаем всё возможное, чтобы выследить и поймать мерзавцев, и убедительно просим колдовскую общественность проявлять бдительность и ни при каких обстоятельствах не вступать в контакт с вышеозначенными преступниками».

— Вот тебе и пожалуйста, Гарри, — в ужасе прошептал Рон. — Потому-то вчера вечером он и был счастлив.

— Не могу поверить, — злобно выпалил Гарри, — Фудж хочет повесить побег на Сириуса?

— А что ему остаётся? — с горечью сказала Гермиона. — Не может же он сказать: «Господа, вы будете смеяться, но случилось то, о чём предупреждал Думбльдор: азкабанские стражники перешли на сторону лорда Вольдеморта»... хватит ойкать, Рон!... «и самые верные из его приспешников бежали». Что же он, зря целых полгода убеждал всех и каждого, что вы с Думбльдором — закоренелые вруны?

Гермиона рывком раскрыла газету и стала читать статью на следующей странице. Гарри бесцельно водил глазами по Большому залу. Он не мог понять, почему никто не мечется в испуге, не обсуждает страшную новость. Впрочем, кроме Гермионы, газету выписывают очень немногие; никто пока не знает, что воинство Вольдеморта пополнилось десятью сторонниками, поэтому, естественно, все спокойно болтают о домашних заданиях, о квидише, о бог знает какой ерунде.

Гарри поглядел на учительский стол. Там дело обстояло иначе. Думбльдор и профессор Макгонаголл, с траурными лицами, очень серьёзно что-то обсуждали; профессор Спаржелла читала, оперев «Прорицательскую газету» на бутылку с кетчупом, и не замечала, что с ложки, так и не донесённой до рта, прямо ей на колени капает желток. Профессор Кхембридж сидела в дальнем конце стола, уткнувшись в миску с овсяной кашей, и — редкий случай! — не шныряла глазами по залу. Сегодня хулиганы её не интересовали. Она мрачно глотала еду и поминутно бросала злобные взгляды на Думбльдора и Макгонаголл, с головой ушедших в напряжённую беседу.

— О бо... — не отрываясь от газеты, вдруг воскликнула Гермиона.

— Что ещё? — вздрогнул Гарри; он очень нервничал.

— Это... просто ужасно, — ослабевшим голосом пролепетала Гермиона. Она открыла десятую страницу, перегнула газету и протянула Гарри и Рону.

ТРАГИЧЕСКАЯ КОНЧИНА СЛУЖАЩЕГО МИНИСТЕРСТВА МАГИИ

Больница им. св. Лоскута обещает провести полномасштабное расследование кончины работника министерства магии Бродерика Бедоу, 49-ти лет, вчера вечером обнаруженного мёртвым в своей постели. Бродерик Бедоу стал жертвой комнатного растения, которое задушило его своими щупальцами. Знахарям, вызванным на место происшествия, не удалось вернуть к жизни мистера Бедоу, оказавшегося в больнице в результате производственной травмы.

Знахарь Мириам Строут, в момент происшествия дежурившая в отделении, где лечился мистер Бедоу, была отстранена от работы без сохранения содержания, и наш журналист не смог с ней встретиться, однако штатный колдун по связям с прессой в своём заявлении сказал:

"Администрация больницы св. Лоскута глубоко сожалеет о кончине мистера Бедоу, тем более, что в последнее время больной неуклонно шёл на поправку.

У нас имеются чёткие инструкции относительно украшений и подарков, разрешённых к приёму в отделение, однако знахарь Строут, очевидно, вследствие чрезвычайной загруженности в предрождественский период, недооценила потенциальную опасность, которую представляло собой комнатное растение, поставленное ею на прикроватную тумбочку мистера Бедоу. Так как речь и мускульная подвижность больного начали восстанавливаться, знахарь Строут поощряла попытки мистера Бедоу ухаживать за упомянутым растением, не зная, что это не безопасная взмахаония, но ростки Сетей Дьявола. Последние, стоило выздоравливающему мистеру Бедоу их тронуть, сразу придушили несчастного.

Администрация больницы пока не может понять, как злополучное растение оказалось в отделении, и просит всех, кто обладает какими-либо сведениями, связаться с дирекцией".

— Бедоу... — проговорил Рон. — Бедоу. Так-так.

— Мы его видели, — прошептала Гермиона. — Помните, в палате? Он лежал напротив Чаруальда — лежал и смотрел в потолок. И Сети Дьявола принесли при нас. Помните? Знахарка сказала, что это рождественский подарок.

Гарри постарался как следует всё припомнить. К горлу подступил страх.

— Как же мы не распознали Сети Дьявола? Ведь мы их раньше видели... могли бы предотвратить несчастье!

— Да кому же придёт в голову, что в больницу под видом комнатного цветка пришлют Сети Дьявола? — резко возразил Рон. — Мы не виноваты, виноват урод, который их прислал! Вот дебил, неужели трудно проверить, что покупаешь?

— Брось, Рон! — дрожащим голосом воскликнула Гермиона. — Тот, кто пересаживал Сети Дьявола в горшок, не мог не знать, что это растение убивает всякого, кто к нему прикасается. Это... убийство, к тому же тщательно спланированное... ведь растение прислали анонимно, и теперь не узнаешь, кто это сделал.

Но Гарри думал не о Сетях Дьявола. Он вспоминал, как в день дисциплинарного слушания ехал в лифте и как из атриума туда вошёл мужчина с нездоровым цветом лица.

— Я встречал Бедоу, — медленно выговорил он. — В министерстве. Вместе с твоим папой.

У Рона отвисла челюсть.

— Да, я помню, папа упоминал о нём! Он был неописуемый — работал в департаменте тайн!

Ребята молча посмотрели друг на друга. Гермиона потянула к себе газету, сложила, долгим взглядом посмотрела на фотографии десяти беглецов, а затем стремительно выскочила из-за стола.

— Ты куда? — вздрогнув от неожиданности, спросил Рон.

— Отправить письмо, — ответила Гермиона, закидывая рюкзак на плечо. — Да... впрочем, я не знаю... но попытаться стоит... я одна сумею это сделать.

Рон и Гарри тоже встали и, намного медленнее, направились к выходу из Большого зала

— Терпеть не могу, когда она так себя ведёт, — ворчал Рон. — Трудно, что ли, нормально объяснить? Жалко потратить лишние десять секунд?... Эй, Огрид!

Огрид, по-прежнему весь в синяках и со свежей царапиной на переносице, стоял у двери и ждал, пока пройдёт толпа равенкловцев.

— Как делишки? — Огрид попытался улыбнуться (вышла гримаса) и похромал за равенкловцами.

— Что это с тобой, Огрид? — спросил Гарри, шагая следом.

— Ничего, ничего, — с деланой беззаботностью отозвался Огрид и махнул рукой, чуть не стукнув по голове профессора Вектор. — Сами знаете, делов невпроворот — уроки вот надо готовить... у саламандр чешуйчатая гниль... а ещё... я на испытательном сроке, — невнятной скороговоркой закончил он.

— Испытательном сроке? — очень громко переспросил Рон, и многие из проходивших мимо с любопытством обернулись. — Ой... прости... я хотел сказать... тебе дали испытательный срок? — шёпотом повторил Рон.

— Ага, — кивнул Огрид. — Сказать по правде, я другого-то и не ждал. Вы, может, не поняли, только инспекция прошла неважнецки... Ну да что уж теперь, — глубоко вздохнул он. — Пойду... Надо ещё разик натереть саламандр порошком чилли, а то как бы они у меня хвосты не пооткидывали... Ну, Гарри... Рон... Пока.

Огрид добрёл до парадной двери и вышел на улицу, где сегодня было очень сыро. Гарри смотрел ему вслед в горестном недоумении — сколько ещё ударов судьбы ему предстоит вынести?

***

За пару дней новость об испытательном сроке облетела всю школу и, к негодованию Гарри, никого особо не возмутила; некоторые, наоборот, ликовали по этому поводу — и Драко Малфой больше всех. Что же до загадочной кончины рядового сотрудника департамента тайн, то она, казалось, волновала лишь Гарри, Рона и Гермиону. В школьных коридорах обсуждали одно — побег из Азкабана, о котором наконец-то стало известно от немногочисленных подписчиков «Прорицательской». Ходили слухи, что беглецов видели в Хогсмёде, в Шумном Шалмане; что они, как и Сириус Блэк, намерены пробраться в «Хогварц».

Ребята из колдовских семей с детства привыкли бояться этих людей; о преступлениях, совершённых ими в дни царствования Вольдеморта, ходили легенды; их имена вызывали почти такой же трепет, как и имя Чёрного лорда. Некоторые учащиеся «Хогварца» были в родстве с жертвами Упивающихся Смертью, и, сами того не желая, внезапно и как-то нехорошо прославились. Например, у Сьюзен Боунс дядя, тётя, а также двоюродные братья и сёстры погибли от рук одного из беглецов, и однажды на гербологии бедная Сьюзен печально сказала, что теперь хорошо понимает, каково это — быть Гарри.

— Не знаю, как у тебя хватает сил это выносить — это ужасно, — без обиняков заявила она и гневно шмякнула на поднос с семенами крикапканции чересчур много навоза. Семена возмутились, задёргались и запищали.

Действительно, на Гарри опять показывали пальцами; перешёптывались, едва завидев его в коридорах. В то же время, у пересудов изменилась интонация, в них звучало скорее любопытство, чем враждебность. Скоро, по случайным обрывкам фраз, Гарри понял: некоторых ребят не устраивает позиция, занятая «Прорицательской» в отношении причин побега, и они, движимые страхом и замешательством, готовы поверить в то, о чём Гарри и Думбльдор твердили с прошлого года.

Но волновались не только ученики; учителя тоже частенько собирались в коридорах по двое — по трое и что-то обсуждали тревожными, приглушёнными голосами, а едва завидев кого-нибудь из школьников, сразу умолкали.

— Понятно, теперь в учительской нормально не поговоришь, — шепнула Гермиона, после того, как они с Гарри и Роном прошли мимо Макгонаголл, Флитвика и Спаржеллы, тесной кучкой стоявших у кабинета заклинаний. — Там Кхембридж.

— Как думаете, им известно что-нибудь новое? — спросил Рон, оглядываясь на учителей.

— Если и да, то мы об этом ничего не узнаем, — недовольно бросил Гарри. — После декрета... на каком там номере мы остановились?

Дело в том, что наутро после побега на досках объявлений появился новый декрет: УКАЗОМ ГЛАВНОГО ИНСПЕКТОРА «ХОГВАРЦА» Преподавательскому составу школы запрещается предоставлять учащимся какую-либо информацию, не имеющую прямого отношения к их служебным обязанностям. Данный указ выпущен на основании декрета об образовании за № 26. Подпись: Долорес Джейн Кхембридж, главный инспектор «Хогварца»

Указ стал предметом множества шуток со стороны школьников. Так, Ли Джордан сказал Кхембридж, что она, согласно своему же декрету, не должна отчитывать Фреда и Джорджа за игру в хлопушки на защите от сил зла.

— Хлопушки не имеют отношения к предмету, профессор! К вашим служебным обязанностям!

Когда Гарри в следующий раз встретил Ли, у того сильно кровоточила тыльная сторона ладони. Гарри порекомендовал маринад горегубки.

Гарри казалось, что дерзкий побег из Азкабана собьёт с Кхембридж спесь — должно же ей быть стыдно, что под самым носом у её обожаемого Фуджа произошла подобная катастрофа. Но Кхембридж лишь сильнее закрутила гайки, стремясь взять под контроль буквально всё в «Хогварце», и, похоже, твёрдо решила в самое ближайшее время кого-нибудь уволить, непонятно только, кого: Трелани или Огрида.

Уроки прорицания и ухода за магическими существами проходили теперь исключительно в присутствии главного инспектора и её любимого блокнота. Кхембридж стояла у камина в душном от благовоний кабинете прорицаний, прерывала объяснения профессора Трелани (которая почти постоянно находилась на грани истерики); задавала немыслимые вопросы по орнитомантике и септологии; настаивала, чтобы Трелани заранее предсказывала ответы учеников; требовала продемонстрировать умение гадать на хрустальном шаре, чайных листьях и камнях с древними рунами. Гарри опасался, что профессор Трелани может не выдержать давления. Он несколько раз встречал её в коридорах — само по себе странно, прорицательница почти никогда не покидала свою башню, — Трелани, возбуждённо бормоча, заламывала руки и испуганно оглядывалась, при этом от неё сильно пахло дешевым шерри. Бедняжку можно было только пожалеть, и Гарри непременно бы это сделал, не беспокойся он так сильно об Огриде. Но, раз уж одному из них суждено потерять работу, то... Гарри свой выбор сделал.

Увы, Огрид вёл себя ничуть не лучше Трелани Он внял советам Гермионы — после Рождества самым страшным существом из всех, что он приводил на урок, был хруп, животное, не отличимое от терьера, но с раздвоенным, как вилка, хвостом, — но кураж явно потерял. На занятиях он отвлекался, дёргался, терял нить объяснений, неверно отвечал на вопросы и всё время опасливо косился на Кхембридж. С Гарри, Роном и Гермионой он держался отчуждённо и решительно запретил им приходить в хижину после наступления темноты.

— Ежели она вас поймает, нам всем головы не сносить, — твёрдо заявил он, и ребятам, которым не хотелось, чтобы Огрид потерял работу, пришлось распрощаться ещё с одним удовольствием.

Казалось, Кхембридж поставила целью лишить Гарри всего, что доставляло ему удовольствие: визитов к Огриду, писем Сириуса, «Всполоха», квидиша. И он мстил ей единственно возможным способом — отдавая все силы Д.А.

После побега Упивающихся Смертью все его ученики, даже Заккерайес Смит, стали заниматься усердно как никогда, что несказанно радовало Гарри. Особенно заметных успехов достиг Невилль. Известие о том, что преступники, замучившие его родителей, находятся на свободе, произвело в нём странную, даже жуткую перемену. Он ни разу не говорил с Гарри, Роном и Гермионой о встрече в больнице; и они, будто повинуясь молчаливому приказу, тоже молчали. Ни слова не было сказано и о побеге Беллатрикс Лестранг и её сообщников. Собственно, на собраниях Д.А. Невилль теперь вообще не разговаривал, но без устали тренировался, стремясь как можно лучше овладеть каждым новым контр-заклятием или порчей. Сосредоточенно хмуря пухлое лицо и не замечая ни боли, ни неудач, он трудился усерднее всех и добился такого прогресса, что это просто пугало. Когда Гарри стал учить группу рикошетному заклятию, которое отражает несильные заклятия так, что они бумерангом возвращаются к нападающему, одна Гермиона сумела овладеть им раньше, чем Невилль.

Гарри многое бы отдал за подобные успехи в окклуменции. Занятия со Злеем, начавшись не самым удачным образом, точно так же и продолжались. Гарри казалось, что с каждым уроком он работает всё хуже.

Раньше шрам саднил нечасто, обычно по ночам, иногда — от случайно пойманных мыслей или настроений Вольдеморта. Теперь он болел почти не переставая, и Гарри очень часто испытывал злость или веселье, которые не имели ничего общего с его собственным настроением, но зато всегда сопровождались особо резкой болью во лбу. Казалось, он превращается в антенну, улавливающую малейшие колебания настроения Вольдеморта, и это ощущение очень досаждало Гарри. К тому же он был уверен, что такая необыкновенная чувствительность появилась после первого же урока окклуменции. Хуже того, сны о коридоре и двери он теперь видел каждую ночь, и они неизменно заканчивались тем, что он стоял перед чёрной дверью, страстно мечтая проникнуть в департамент тайн.

— Может, это как болезнь, — озабоченно предположила Гермиона, когда Гарри пожаловался ей и Рону на своё состояние. — Горячка или что-нибудь в этом роде. Перед улучшением обязательно бывает ухудшение.

— От занятий со Злеем точно становится хуже, — твёрдо сказал Гарри. — Шрам болит так, что меня начинает мутить, и вообще, мне жутко надоело разгуливать по этому коридору. — Он сердито потёр лоб. — Хоть бы дверь наконец открылась, обрыдло уже — стоишь и пялишься на неё как дурак...

— Не смешно, — строго оборвала Гермиона. — Думбльдор считает, что ты не должен видеть сны про коридор, иначе он не попросил бы Злея учить тебя окклуменции. Надо постараться...

— Я стараюсь! — раздражённо закричал Гарри. — Сама бы попробовала! Представь, что Злей лезет тебе в голову — каково?

— Может... — задумчиво проговорил Рон.

— Может что? — довольно резко спросила Гермиона.

— Может, Гарри не виноват, что у него не получается блокировать сознание, — мрачно закончил Рон.

— Что ты хочешь этим сказать? — не поняла Гермиона.

— А то! Вдруг Злей на самом деле вовсе не помогает Гарри...

Гарри и Гермиона изумлённо воззрились на Рона. Тот ответил тяжёлым, многозначительным взглядом и очень тихо продолжил:

— Что, если он, наоборот, хочет побольше приоткрыть сознание Гарри... чтобы Сами-Знаете-Кому было легче...

— Замолчи, Рон, — гневно перебила Гермиона. — Ох уж эти твои подозрения! Ведь они ни разу не оправдались! Думбльдор Злею доверяет, он работает в Ордене — чего ещё нужно?

— Он был Упивающимся Смертью, — упрямо сказал Рон. — И у нас нет ни одного реального доказательства, что его убеждения изменились.

— Думбльдор ему доверяет, — повторила Гермиона. — А не верить Думбльдору — значит не верить никому.

***

С постоянным беспокойством и огромным количеством дел — домашние задания, над которыми нередко приходилось засиживаться далеко за полночь, тайные встречи Д.А., занятия со Злеем — январь пролетел пугающе незаметно. Не успел Гарри оглянуться, как настал февраль, сырой, но уже не такой холодный. Скоро должен был состояться второй поход в Хогсмёд. Гарри, с тех пор, как они с Чу договорились пойти туда вместе, ни разу с ней не разговаривал — и вдруг, совершенно неожиданно, выяснилось, что день св. Валентина уже настал, и его предстоит целиком провести в её обществе.

Утром четырнадцатого числа Гарри оделся с особенной тщательностью. Они с Роном пришли на завтрак к утренней почте. Хедвиги не было, да Гарри её и не ждал. Зато Гермиона, когда они с Роном усаживались за стол, как раз вытаскивала письмо из клюва незнакомой коричневой совы.

— Наконец-то! Если бы оно не пришло сегодня... — она нетерпеливо разорвала конверт, достала небольшой пергаментный лист и, быстро пробежав его глазами, сурово, но с удовлетворением посмотрела на Гарри.

— Гарри, — сказала она, — это очень важно. Можешь около полудня прийти в «Три метлы»?

— Ну... не знаю, — неуверенно протянул Гарри. — Чу, наверно, рассчитывает, что я весь день буду с ней. Мы не обсуждали, что будем делать, но...

— Значит, приводи её с собой, — настаивала Гермиона. — Ну что, придёшь?

— Ладно... А зачем?

— Сейчас некогда объяснять, я должна срочно написать ответ.

И Гермиона быстро вышла из Большого зала с письмом в одной руке и бутербродом в другой.

— А ты придёшь? — спросил Гарри у Рона. Тот мрачно покачал головой:

— Я вообще в Хогсмёд не пойду. Ангелина хочет, чтобы мы весь день тренировались. Как будто это поможет! Мы — худшая команда в мире. Видел бы ты Слопера и Кирка — сплошные слёзы, даже хуже, чем я. — Рон тяжело вздохнул. — Не знаю, почему Ангелина не даёт мне уйти.

— Потому что когда ты в форме, то играешь очень даже хорошо, — с раздражением бросил Гарри.

Сочувствовать Рону было трудно — сам Гарри отдал бы что угодно за возможность участвовать в матче против «Хуффльпуффа». Рон по тону Гарри, похоже, догадался о его чувствах и до конца завтрака не говорил о квидише. Попрощались они довольно холодно; Рон отправился на стадион, а Гарри, глядясь в чайную ложку, кое-как пригладил волосы и вышел в вестибюль, чтобы там встретиться с Чу. Он не знал, о чём с ней говорить, и вообще чувствовал себя неловко.

Она стояла чуть в стороне от парадных дверей, очень красивая, с новой причёской — волосы были завязаны в хвост. Гарри пошёл к ней, с ужасом ощущая, какие огромные у ноги, а уж руки... да как он раньше не замечал, до чего они дурацкие и насколько глупо болтаются при ходьбе?

— Привет, — поздоровалась Чу.

— Привет, — ответил Гарри.

Секунду они молча смотрели друг на друга, а потом Гарри сказал:

— Ну что... пошли?

— А... да...

Они встали в очередь к Филчу, который проверял уходивших по списку. Они переглядывались, смущённо улыбались друг другу, но молчали. Потом наконец оказались на улице, и Гарри обрадовался: молча идти рядом всё-таки проще, чем просто стоять с глупым видом. Было свежо и немного ветрено. Проходя мимо стадиона, Гарри заметил над трибунами болтающихся в воздухе Рона и Джинни, и у него защемило сердце — как жаль, что он не с ними!

— Очень скучаешь без квидиша, да? — спросила Чу.

Он повернулся к ней и понял, что она внимательно за ним наблюдает.

— Да, — вздохнул Гарри, — очень.

— Помнишь, как мы первый раз играли друг против друга, в третьем классе? — спросила Чу.

— Конечно, — усмехнулся Гарри. — Ты всё время меня блокировала.

— А Древ сказал: «не время строить из себя джентльмена, если надо, скинь её с метлы», — ностальгически улыбаясь, продолжила Чу. — Я слышала, его взяли в «Младость Мимолёттона»?

— Нет, в «Малолетстон Юнайтед»; в прошлом году я видел его на Кубке мира.

— Ой, мы же с тобой там встречались, помнишь? Мы были в одном лагере. Здорово было, да?

Так, беседуя о мировом чемпионате, они незаметно вышли за ворота. Гарри был поряжён, до чего легко разговаривать с Чу — не труднее, чем с Роном или Гермионой. Но не успел он расслабиться, ощутить уверенность в себе и повеселеть, как мимо прошла стайка девиц из «Слизерина», и в том числе Панси Паркинсон.

— Поттер и Чэнг! — скрипуче взвизгнула Панси, и её слова потонули во взрыве презрительного хохота. — Ну и вкус у тебя, Чэнг! Диггори, по крайней мере, был красавчик!

Девицы быстро ушли вперёд, вопя, хохоча и демонстративно оборачиваясь на Гарри и Чу. Те смущённо молчали. Гарри не знал, что ещё можно сказать про квидиш, а покрасневшая Чу сосредоточенно смотрела себе под ноги.

— Ну... куда пойдём? — спросил Гарри, когда они вошли в Хогсмёд. На Высокой улице было полно школьников. Они лениво прохаживались, глазели на витрины, группками стояли на тротуаре, оживлённо болтали.

— Ой... мне всё равно, — Чу пожала плечами. — Может... походим по магазинам?

Они медленно направились к «Дервишу и Гашишу». В витрине висело большое объявление; возле него стояли несколько деревенских жителей. Когда подошли Гарри с Чу, люди чуть отодвинулись, и Гарри опять увидел фотографии десяти беглецов. В объявлении, «ПО ПРИКАЗУ МИНИСТЕРСТВА МАГИИ» предлагалось вознаграждение в тысячу галлеонов за любую информацию, которая поможет поймать преступников.

— Странно, — тихо сказала Чу, глядя на Упивающихся Смертью, — помнишь, когда бежал Сириус Блэк, то повсюду было полно дементоров? А сейчас бежали десять человек — а дементоров нет...

— Да, — ответил Гарри, оторвал взгляд от Беллатрикс Лестранг и из конца в конец осмотрел Высокую улицу. — И правда странно.

Он ничуть не жалел об отсутствии дементоров, но, если подумать, оно говорит само за себя. Дементоры не только позволили приспешникам Вольдеморта сбежать, но даже не пытаются их разыскивать... Видно, они и впрямь больше не подчиняются министерству.

Дождь усиливался.

— А не хочешь... выпить кофе? — потупив глазки, спросила Чу.

— Давай, — Гарри завертел головой. — А где?

— Там, дальше, есть замечательное место! Ты был когда-нибудь у мадам Пуднафут? — оживлённо спросила Чу и повела Гарри на боковую улочку, к маленькому кафе, которого он никогда раньше не замечал. В тесном зальчике было очень жарко, а все без исключения поверхности украшали кружева и бантики. Гарри сразу вспомнил кабинет Кхембридж, и ему стало неприятно.

— Миленько, правда? — с воодушевлением воскликнула Чу.

— Э-э... да, — неискренне согласился Гарри.

— Смотри, как она всё украсила к Валентинову дню! — Чу показала на стайки золотых херувимчиков, которые кружили над маленькими круглыми столиками и время от времени бросали в посетителей розовым конфетти.

— Да...

Они заняли последний свободный столик, рядом с запотевшим окном. На расстоянии полутора футов, держась за руки, сидели Роджер Дэвис и хорошенькая светловолосая девочка. При виде них Гарри сделалось не по себе, а потом, когда он обвёл кафе взглядом и понял, что за столиками — одни парочки, и все, решительно все, держатся за руки, стало и вовсе нехорошо. Наверно, Чу ждёт, чтобы он тоже взял её за руку?

— Что вам принести, мои дорогие? — Мадам Пуднафут, очень полная женщина с блестящими чёрными волосами, собранными в пучок, с невероятным трудом втиснулась между их столиком и столиком Роджера Дэвиса.

— Два кофе, пожалуйста, — заказала Чу.

Пока они ждали кофе, Роджер Дэвис и его подруга, склонившись друг к другу над сахарницей, начали целоваться. Гарри от этого ужасно страдал; Дэвис словно задавал некий стандарт поведения — Чу, вероятно, хочет, чтобы он, Гарри, ему соответствовал. Гарри бросило в жар; он отвёл глаза к окну, но оно запотело, и за ним ничего не было видно. Тогда, оттягивая момент, когда придётся снова посмотреть на Чу, Гарри поднял глаза к потолку, будто проверяя, хорошо ли тот покрашен, и получил по физиономии розовым конфетти.

После нескольких минут тягостного молчания Чу заговорила о Кхембридж. Гарри вздохнул с облегчением, и они некоторое время дружно поносили главного инспектора, но, поскольку Кхембридж была предметом бесконечных обсуждений на встречах Д.А., то тема быстро оказалась исчерпана. Воцарилась тишина. Гарри не мог не замечать хлюпающих звуков, доносившихся с соседнего столика, и лихорадочно придумывал, о чём бы ещё поговорить.

— Слушай... а ты не хочешь к обеду подойти в «Три метлы»? Я там встречаюсь с Гермионой Грэнжер.

Чу подняла брови.

— С Гермионой Грэнжер? Сегодня?

— Да. Понимаешь, она попросила... Вот я и думаю, надо бы. Пойдёшь со мной? Она сказала, если ты тоже придёшь, не страшно.

— О!.. Как мило с её стороны.

Но по тону Чу было ясно — она вовсе не считает это милым; напротив, от её слов сквозило холодком, а лицо посуровело.

Некоторое время прошло в гробовом молчании. Кофе исчезал с неимоверной быстротой — скоро Гарри понадобится вторая чашка. Роджер Дэвис с девицей, казалось, навсегда приклеились друг к другу губами.

Рука Чу лежала на столе у чашки, и Гарри всё яснее чувствовал, что ему просто необходимо до неё дотронуться. Возьми и всё, твердил он себе. В груди фонтаном били эмоции — и жуть, и восторг, и трепет. Протяни руку и хватай! Поразительно: заставить себя дотянуться до неподвижно лежащей ладони — всего каких-то двенадцать дюймов! — труднее, чем схватить несущегося на бешеной скорости Проныру...

Но, стоило Гарри двинуть рукой, Чу убрала ладонь со стола. И, без особого интереса, стала наблюдать за Дэвисом и его подругой.

— А знаешь, он звал меня на свидание, — еле слышно сказала Чу. — Пару недель назад. Роджер. Я отказалась.

Гарри — чтобы как-то объяснить резкое движение рукой, ему пришлось схватить сахарницу — удивился: для чего она это рассказывает? Если ей жаль, что не она взасос целуется с Дэвисом, зачем было идти на свидание с ним?

Он промолчал. Херувимчик швырнул в них ещё одну горсть конфетти. Несколько кружочков упали на дно чашки, в остывший кофе, который Гарри собирался допить.

— В прошлом году мы были здесь с Седриком, — прошептала Чу.

Когда смысл её слов дошёл до Гарри, его сердце сковало льдом. Да как она может говорить о Седрике здесь, где целуются парочки и летают херувимчики?

Чу заговорила снова, более высоким, чем обычно, голосом:

— Я давно хотела у тебя спросить... Седрик... говорил что-нибудь... обо мне... перед смертью?

О чём — о чём, а об этом Гарри разговаривать не хотелось — тем более с Чу.

— В общем... нет, — скованно ответил он. — Понимаешь... он и не успел бы. Э-м... так ты... так ты... на каникулах часто ходила на квидишные матчи? Ты ведь болеешь за «Торнадос», да?

Его голос прозвучал неестественно бодро и весело. Но тут, к своему ужасу, он увидел, что глаза Чу полны слёз, совсем как тогда, под омелой.

— Слушай, — в отчаянии сказал он, наклоняясь очень близко к Чу, чтобы никто не услышал его слова, — давай сейчас не будем говорить о Седрике... давай лучше о чём-нибудь другом...

Кажется, именно этого говорить не стоило.

— Я думала, — пролепетала Чу, и на стол брызнули слёзы, — думала, что ты... должен меня по... понять! Мне нужно об этом говорить! И тебе, конечно, то... тоже! Ты же это ви... видел!

Господи, да что же это такое! Роджер Дэвис даже отклеился от девицы, чтобы посмотреть на рыдающую Чу.

— Я... уже говорил, — прошептал Гарри, — с Роном и Гермионой, но...

— Ах, с Гермионой! — вскричала Чу. Её лицо блестело от слёз. Ещё несколько пар перестали целоваться и повернули к ним головы. — А со мной, значит, нельзя! Может, мы лучше... мы лучше.... мы... расплатимся, и ты пойдёшь к Гермионе Грэ... Грэнжер! Тебе же только этого и хочется!

Гарри в полнейшем потрясении смотрел на Чу. Она схватила со стола кружевную салфетку и стала вытирать мокрое лицо.

— Чу? — пролепетал Гарри, страстно желая, чтобы Роджер Дэвис вспомнил про свою девицу и перестал таращиться на них с Чу.

— Давай, давай, иди! — Чу разрыдалась в салфетку. — Не знаю, зачем ты вообще меня приглашал? Чтобы после меня встречаться с другими?... Сколько у тебя свиданий на сегодня, после Гермионы?

— Да всё совсем не так! — воскликнул Гарри. Догадавшись, почему она сердится, он почувствовал такое облегчение, что даже рассмеялся — а это, как стало понятно секунду спустя, тоже было ошибкой.

Чу выскочила из-за стола. Всё кафе, замерев, жадно наблюдало за бурной сценой.

— До свидания, Гарри, — голосом трагической актрисы вскричала Чу, икнула, бросилась к двери, распахнула её и выбежала под дождь.

— Чу! — крикнул Гарри, но дверь с немелодичным звоном уже закрылась за ней.

Воцарилась полнейшая тишина. Все взгляды были устремлены на Гарри. Он бросил на столик галлеон, стряхнул с головы розовое конфетти и вслед за Чу выбежал на улицу.

Там хлестал ливень. Чу нигде не было. Гарри не мог взять в толк, почему всё так обернулось — ведь полтора часа назад они отлично ладили.

— Женщины! — в сердцах бросил он и, сунув руки в карманы, зашлёпал по мокрой дороге. — И чего, спрашивается, ей понадобилось говорить о Седрике? Зачем она постоянно вспоминает такое, от чего превращается в живой поливальный шланг?

Он повернул направо и побежал, взметая фонтаны брызг, а через пару минут уже вошёл в «Три метлы». До встречи с Гермионой было далеко, но он подумал, что в баре наверняка найдётся, с кем провести время. Убрав с глаз мокрые волосы, Гарри огляделся и заметил в углу мрачного Огрида.

— Эй, привет! — поздоровался он, протиснувшись между забитыми до отказа столиками, и придвинул стул к столу Огрида.

Тот вздрогнул и, будто не узнавая, поглядел вниз, на Гарри.

— А, это ты, — протянул Огрид. На его лице красовались два свежих пореза и несколько новых синяков. — Как дела?

— Нормально, — соврал Гарри; впрочем, по сравнению с израненным, глубоко несчастным Огридом, ему действительно было не на что жаловаться. — А ты как?

— Я? — переспросил Огрид. — Отлично, Гарри, просто великолепно.

Он заглянул в оловянную кружку, размером больше похожую на ведро, и тяжко вздохнул. Гарри не знал, что сказать; они помолчали. Затем Огрид отрывисто произнёс: — Ну чего, снова мы в одной лодке, да, Гарри?

— М-м... — неопределённо промычал Гарри.

— Да... я всегда говорю... изгои мы с тобой, оба два, — мудро закивал Огрид, — Оба сироты. Да... оба сироты.

И он основательно отхлебнул из кружки.

— Приличная семья — большое дело, — продолжал он. — Папаша у меня был приличный. И у тебя мама-папа приличные. Не помри они, жизнь пошла бы по-другому, да?

— Да... наверно, — осторожно согласился Гарри. Огрид был какой-то странный.

— Семья, — хмуро пробурчал Огрид. — Что ни говори, кровь — это важно...

И смахнул капельку крови с глаза.

— Огрид, — не удержавшись, спросил Гарри, — откуда у тебя эти раны?

— А? — перепугался Огрид. — Какие раны?

— Да вот эти! — Гарри показал на его лицо.

— А!... Это, Гарри, обычные синяки да шишки, — наставительно сказал Огрид, — работа такая.

Он осушил кружку, поставил и поднялся из-за стола.

— Ну, пока, Гарри... не болей.

Огрид грустно похромал к двери и вышел под проливной дождь. Гарри несчастными глазами смотрел ему вслед. Огриду плохо, он что-то скрывает, но почему-то отказывается от помощи. В чём дело? Гарри не успел как следует об этом подумать, потому что очень скоро услышал крик:

— Гарри! Гарри! Сюда!

Гермиона с другого конца зала махала ему рукой. Он встал, начал продираться сквозь толпу и, за несколько столиков от Гермионы, увидел, что она не одна. С ней были две самые невообразимые спутницы: Луна Лавгуд и... Рита Вритер, бывшая журналистка «Прорицательской газеты», личность, которую Гермиона откровенно ненавидела.

— Ты так рано! — Гермиона подвинулась, освобождая место рядом с собой. — Я думала, ты с Чу и придёшь не раньше, чем через час!

— С Чу? — заинтересовалась Рита. Она круто развернулась и с жадным любопытством воззрилась на Гарри. — С девочкой?

И запустила руку в сумочку из крокодиловой кожи.

— Хоть с тысячей девочек, вас это не касается, — холодно заявила Гермиона. — Так что уберите.

Рита — она почти уже достала из сумки ядовито-зелёное перо — щёлкнула замочком с таким видом, будто её заставили выпить стакан смердосока.

— Что вы затеяли? — спросил Гарри, переводя взгляд от Риты к Луне и Гермионе.

— Перед тем, как ты появился, маленькая мисс Совершенство как раз собиралась просветить нас, — Рита отхлебнула из стакана. — Надеюсь, разговаривать с ним можно? — она посмотрела на Гермиону колючим взглядом.

— Можно, — невозмутимо отозвалась Гермиона.

Надо сказать, что безработица не пошла Рите на пользу: волосы, некогда уложенные тугими кудрями, висели некрасивыми лохмами; красный лак на двухдюймовых ногтях облупился, с оправы очков осыпалась часть фальшивых бриллиантиков. Рита сделала ещё один большой глоток и, уголком рта, пробормотала: — Она хорошенькая, Гарри?

— Ещё одно слово о личной жизни Гарри, и сделка отменяется! Это я вам обещаю, — раздражённо пригрозила Гермиона.

— Какая ещё сделка? — Рита вытерла губы тыльной стороной руки. — Вы ничего не говорили о сделке, мисс Идеал, вы просто позвали меня сюда и всё. О, когда-нибудь... — Она глубоко, судорожно вздохнула.

— Да-да, когда-нибудь вы напишете кучу гадостей обо мне и Гарри, — равнодушно бросила Гермиона. — Только вам придётся найти кого-нибудь, кому это интересно.

— В этом году про него и без меня понаписали кучу гадостей, — Рита, поверх стакана, скосила глаза на Гарри и хрипло зашептала: — Что ты при этом чувствовал? Что тебя предали? Не поняли? Обидели?

— Он злился, — жёстко и чётко сказала Гермиона. — Он сказал министру магии правду, а тот оказался настолько глуп, что побоялся поверить.

— Значит, ты продолжаешь утверждать, что Тот-Кто-Не-Должен-Быть-Помянут вернулся? — Пронзительные глаза Рита впились в Гарри, а рука, отставив стакан, жадно потянулась к замочку сумки. — Согласен с той чепухой, которую городит Думбльдор? Якобы Сами-Знаете-Кто возродился, а ты был единственным свидетелем?

— Я не был единственным, — огрызнулся Гарри. — Кроме меня, там было больше дюжины Упивающихся Смертью. Назвать их имена?

— Ну разумеется, — хищно выдохнула Рита и снова затеребила сумочку. Она смотрела на Гарри так, будто в жизни не видела ничего прекраснее. — Только представьте... Заголовок крупным жирным шрифтом: «Поттер обвиняет...» Потом подзаголовок: «Упивающиеся Смертью среди нас — Гарри Поттер называет фамилии». А под большой красивой фотографией — твоей, Гарри, — текст: «Гарри Поттер, неуравновешенный пятнадцатилетний подросток, переживший нападение Сами-Знаете-Кого, вызвал вчера возмущение общественности, обвинив известных, уважаемых граждан колдовского сообщества в принадлежности к Упивающимся Смертью...»

В её руке как-то само собой оказалось принципиарное перо. Рита уже поднесла его ко рту, но тут восторг вдруг сошёл с её лица.

— Впрочем, — она опустила перо и испепеляющим взглядом поглядела на Гермиону, — юная мисс Совершенство не захочет, чтобы подобная статья появилась в печати?

— На самом деле, — сладко пропела Гермиона, — это именно то, чего хочет юная мисс Совершенство.

Рита удивлённо воззрилась на Гермиону. И Гарри тоже. Зато Луна, мечтательно промурлыкав: «Уэсли — наш король», помешала в коктейле палочкой с насаженной на неё луковкой.

— Хочет? Чего? Чтобы я написала о том, что он говорит о Том-Кто-Не-Должен-Быть-Помянут? -глухим голосом спросила Рита.

— Да, — подтвердила Гермиона. — Всё как есть. Без исключения. И в точности так, как говорит Гарри. Он подробно всё расскажет, назовёт имена Упивающихся Смертью, которых он там видел, опишет внешность Вольдеморта... ну что вы, держите себя в руках, — чуть брезгливо бросила она и, через стол, швырнула Рите салфетку: услышав имя Вольдеморта, журналистка так вздрогнула, что вылила на себя полстакана огневиски.

Рита, не сводя глаз с Гермионы, промокнула грязный плащ. И нахально заявила:

— В «Прорицательской» такой материал не примут. Может, вы не заметили, но его россказням никто не верит. Его считают психом. Вот если мне будет позволено повернуть историю иначе...

— Нам не нужна очередная статья про то, что у Гарри поехала крыша! — возмутилась Гермиона. — Нет уж, спасибо! Я хочу, чтобы у него появилась возможность рассказать правду!

— На «правду» нет спроса, — отрезала Рита.

— Вы хотите сказать, что «Прорицательская» этого не напечатает, потому что Фудж не позволит! — раздражаясь, крикнула Гермиона.

Рита посмотрела на неё долгим, тяжёлым взглядом. Затем, перегнувшись через стол, деловито сказала:

— Скорее, Фудж зависит от «Прорицательской газеты», но... результат один. Они не напечатают положительную статью о Гарри. Это не станут читать. Это идёт в разрез с настроениями общественности. Побег из Азкабана достаточно напугал людей. Никто не хочет верить, что Сами-Знаете-Кто вернулся.

— Значит, цель существования «Прорицательской газеты» — рассказывать людям то, что они хотят слышать? — процедила Гермиона.

Рита, подняв брови, выпрямилась и осушила стакан с огневиски.

— Глупая девочка. Цель существования «Прорицательской газеты» — увеличение объёма продаж, — ледяным тоном сообщила она.

— А мой папа считает, что это ужасная газета, — неожиданно вмешалась в разговор Луна и, посасывая луковку, воззрилась на Риту огромными, выпуклыми, слегка безумными глазами. — Он публикует только то, что, по его мнению, обязаны знать читатели. А на деньги ему плевать.

Рита окинула Луну презрительным взглядом.

— Полагаю, наш папа издаёт какую-нибудь глупую деревенскую газетёнку? — осведомилась она. — Что-нибудь вроде «Двадцать пять способов слиться с муглами в экстазе» и даты сельских распродаж?

— Нет, — Луна окунула луковку в ледниколу, — папа — редактор «Правдобора».

Рита так громко фыркнула, что на неё стали оборачиваться.

— Стало быть, он публикует лишь то, что, по его мнению, обязаны знать читатели? — уничижительно повторила она. — Да его издание годится только на то, чтобы удобрять сады.

— Что ж, значит, у вас будет шанс немного поднять планку, — приятным голосом сказала Гермиона. — Луна говорит, что её папа будет рад взять у Гарри интервью. И напечатать его.

Рита некоторое время молча смотрела на них обоих, а потом разразилась хохотом.

— "Правдобор"! — заливалась она. — Думаете, если его интервью напечатают в «Правдоборе», публика ему поверит?

— Кто-то не поверит, — размеренно произнесла Гермиона. — Но в рассказе о побеге, опубликованном в «Прорицательской», есть очевидные нестыковки. Мне кажется, многие уже задумались, нет ли другого объяснения, поэтому, если их вниманию будет представлена альтернативная версия, пусть даже в... — она покосилась на Луну, — в... скажем так, необычном журнале... думаю, многие захотят это прочесть.

Рита помолчала, чуть склонив голову набок и внимательно глядя на Гермиону.

— Хорошо, предположим, я напишу статью, — отрывисто сказала она. — Сколько я за это получу?

— Папа обычно не платит авторам, — сонно проговорила Луна. — Они работают с ним потому, что печататься в нашем журнале — большая честь...Ну и, конечно, чтобы увидеть в печати свою фамилию.

У Риты опять сделался такой вид, будто она наглоталась смердосока. Она гневно повернулась к Гермионе.

— То есть я что, должна работать бесплатно?

— В общем, да, — спокойно отозвалась Гермиона, чуть пригубив из своего стакана. — В случае отказа я, как вы понимаете, сообщу властям, что вы — незарегистрированный анимаг. Думаю, «Прорицательская» неплохо заплатит за репортаж из Азкабана.

Видно было, что Рита готова отдать что угодно за возможность засунуть бумажный зонтик из своего стакана Гермионе в нос.

— Полагаю, у меня нет выбора? — чуть дрогнувшим голосом пробормотала журналистка, открыла сумочку, достала пергамент и выжидательно подняла принципиарное перо.

— Папа будет очень рад, — радостно сказала Луна. Рита сжала челюсти.

— Ну что? — Гермиона повернулась к Гарри. — Готов поведать людям правду?

— Да, — ответил Гарри, следя за тем, как Рита ставит перо на пергамент.

— Тогда валяйте, Рита, — безмятежно улыбнулась Гермиона и выудила вишенку со дна своего стакана.