"Гарри Поттер и Орден Феникса" - читать интересную книгу автора (Роулинг Джоанн)

Глава 30. ГУРП

Следующие несколько дней этот случай обсуждали так часто, что он обещал скоро стать хогварцевской легендой: прошла всего неделя, но даже те, кто видел всё собственными глазами, были почти уверены, что Фред и Джордж, прежде чем покинуть школу, подлетели к Кхембридж и, как два бомбардировщика, забросали её навозными бомбами. Поступок близнецов поселил в душах школьников бунтарские настроения, и Гарри не раз доводилось слышать фразы вроде: «Честное слово, хоть сейчас на метлу и прочь из этого проклятого заведения!» или «Ещё один подобный урок, и я поступлю как Уэсли».

Фред и Джордж позаботились, чтобы школа не забыла их слишком быстро. Прежде всего, они не сказали, как удалить болото, разлившееся по коридору пятого этажа в восточном крыле. Нередко можно было видеть, как Кхембридж и Филч тщетно пытаются его убрать. В конечном итоге, болото огородили верёвками, а Филчу поручили при необходимости переводить через него школьников. Исполняя эту повинность, смотритель в бессильной ярости скалил зубы. Гарри был убеждён, что Макгонаголл или Флитвик могли бы убрать болото в одну секунду, но, как и в случае с «Улётной Убоймой», предпочли не вмешиваться и предоставить Кхембридж справляться самой.

Кроме того, «Чистые победы», ринувшиеся на зов Фреда и Джорджа, проделали в двери кабинета Кхембридж две зияющие дыры. Филч заменил дверь и перенёс «Всполох» Гарри в подземелье. К метле, по слухам, приставили вооружённого тролля-охранника. Но беды Кхембридж на этом отнюдь не закончились.

Школьники, вдохновляемые примером близнецов Уэсли, боролись за вакантное место главных хулиганов. Невзирая на новую дверь, кто-то умудрился подбросить в жилище директрисы мохноносого нюхля, и тот, в поисках блестящих предметов, перевернул всё вверх дном. Когда же в кабинет вошла Кхембридж, нюхль чуть не отгрыз ей руки, попытавшись скусить с пальцев кольца. Среди учеников стало доброй традицией разбрасывать в коридорах навозные бомбы и вонючие пульки, и скоро никто не выходил с уроков без запаса свежего воздуха, для чего все пользовались пузыреголовым заклятием — махнув рукой на то, что при этом выглядишь идиотом с аквариумом голове.

Филч рыскал по коридорам с конским хлыстом наготове, выслеживая возмутителей спокойствия, но их было столько, что смотритель не знал, кого и хватать. Инспекционная бригада должна была прийти ему на помощь, но с её членами стали происходить странные вещи. Уоррингтон, игрок слизеринской квидишной команды, попал в больницу с загадочным кожным заболеванием — он весь был будто облеплен кукурузными хлопьями; а на следующий день Панси Паркинсон, к безмерному ликованию Гермионы, пропустила все уроки, так как у неё выросли оленьи рога.

Между тем, стало ясно, что Фред с Джорджем, пока ещё были в школе, успели продать неимоверное количество злостных закусок. Стоило Кхембридж войти в класс, как ученики хлопались в обмороки, их рвало, у них поднималась высокая температура, хлестала из носа кровь. Но тщетно директриса, изнывая от бессильной ярости, искала истинную причину загадочных заболеваний — школьники упорно твердили, что страдают от «грудной кхембриджабы». Назначив наказания четырём классам в полном составе, но так и не раскрыв секрета, Кхембридж сдалась и безропотно, гуртами, отпускала с занятий изнемогающих, исходящих рвотой, истекающих кровью и потом учеников.

Однако никто не мог превзойти Дрюзга, истинного короля хаоса, который, как оказалось, весьма серьёзно отнёсся к прощальному наказу Фреда и Джорджа. Крякающе хохоча, полтергейст как безумный носился по школе, переворачивал столы, прорывался сквозь классные доски, опрокидывал вазы и статуи. Кроме того, он дважды запихивал миссис Норрис в рыцарские доспехи, откуда её, оглушительно мяукающую, извлекал разъярённый Филч. Дрюзг бил лампы и задувал свечи; жонглировал горящими факелами над головами верещащих от страха школьников; сваливал целые стопки аккуратно сложенного пергамента в камины или выбрасывал их из окон; затопил второй этаж, открыв все краны в ванной; как-то во время завтрака подбросил в Большой зал мешок с тарантулами; а когда решал отдохнуть, то часами плавал за Кхембридж по воздуху и издавал губами отвратительные лопающиеся звуки всякий раз, как она начинала говорить.

Никто из учителей не желал помогать директору. Через неделю после побега близнецов Гарри своими глазами видел, как профессор Макгонаголл прошла в двух шагах от Дрюзга, который упорно пытался ослабить крепление хрустальной люстры и — Гарри готов был поклясться, что не ослышался! — тихонько шепнула полтергейсту: «это отвинчивается в другую сторону».

В довершение ко всему, Монтегью так и не оправился от пребывания в унитазе; он по-прежнему был не в себе, и как-то утром, во вторник, на подъездной дороге появились его родители, чрезвычайно хмурые и недовольные.

— Может, надо рассказать о том, что мы знаем? — обеспокоенно спросила Гермиона, прижимая щёку к окну в кабинете заклинаний, чтобы увидеть, как мистер и миссис Монтегью входят в замок. — Может, это поможет мадам Помфри его вылечить?

— Вот ещё, — равнодушно отозвался Рон. — Сам поправится.

— Зато для Кхембридж это новая неприятность, — довольным голосом сказал Гарри.

Гарри и Рон синхронно постучали волшебными палочками по чайным чашкам, которые надо было зачаровать. Чашка Гарри мгновенно выпустила четыре коротенькие ножки; они не доставали до стола и беспомощно болтались в воздухе. Чашка Рона отрастила тонкие паучьи лапки, которые с огромным трудом оторвали чашку от стола, мелко дрожа, продержались несколько секунд и подкосились. Чашка раскололась надвое.

— Репаро, — Гермиона лёгким движением палочки склеила чашку. — Всё это прекрасно, но что, если Монтегью навсегда повредился в уме?

— Нам-то какое дело? — с раздражением бросил Рон. Его чашка снова, как пьяная, шаталась на подгибающихся ножках. — Монтегью не имел права отнимать баллы у «Гриффиндора»! Знаешь, Гермиона, если тебе не о ком беспокоиться, беспокойся обо мне!

— О тебе? — переспросила она, хватая и возвращая на место свою чашку, радостно поскакавшую к краю стола на небольших, крепких, с синим узором ножках. — С какой стати я должна о тебе беспокоиться?

— Когда мамино письмо пройдёт наконец сквозь кордон Кхембридж, — горько изрёк Рон, поддерживая своё слабосильное творение, — меня ждут колоссальные неприятности. Не удивлюсь, если это вообще будет Вопиллер.

— Но...

— Вот увидите, в том, что Фред и Джордж ушли из школы, окажусь виноват я, — продолжал ворчать Рон. — Мама скажет, что я должен был их остановить, уж не знаю как... повиснуть на хвостах мётел, что ли... но вина будет моя.

— Если она действительно так скажет, это будет очень несправедливо! Что ты мог сделать? Только она ничего подобного не скажет, потому что, если у них и правда на Диагон-аллее хохмазин, значит, они давным-давно всё спланировали.

— Да-а... ещё вопрос, откуда он взялся, этот хохмазин? — пробормотал Рон, слишком сильно ударяя палочкой по чашке. Та упала и замерла, беспомощно подёргиваясь. — Странно, да? Помещение на Диагон-аллее — это же дорого! Мама захочет знать, во что они впутались, чтобы получить такую огромную сумму.

— Я сама об этом думала, — сказала Гермиона. Её чашка бойко топотала вокруг чашки Гарри, толстые короткие ножки которой никак не могли достать до стола. — Вдруг Мундугнус уговорил их продать ворованный товар или что-нибудь в таком духе?

— Нет, — коротко бросил Гарри.

— Откуда ты знаешь? — хором спросили Рон и Гермиона.

— Знаю... — Гарри замялся. Похоже, пришло время во всём сознаться. Молчать больше нельзя, иначе все будут подозревать Фреда и Джорджа в преступлении. — Потому что деньги дал я. Это мой приз за Тремудрый Турнир.

Повисло потрясённое молчание. Чашка Гермионы подскакала к краю стола, упала и разбилась.

— О, Гарри, не может быть! — воскликнула Гермиона.

— Очень даже может, — с вызовом ответил Гарри. — И я ничуть не жалею. Мне деньги не нужны, а у них будет прекрасный хохмазин.

— Но это же отлично! — возликовал Рон. — Во всём виноват ты, Гарри! Меня маме винить не в чём! Можно, я ей расскажу?

— Расскажи, — безрадостно согласился Гарри, — особенно если она считает, что они перепродают краденое.

Гермиона до самого конца урока не произнесла ни слова, но Гарри был уверен, что её выдержки хватит ненадолго. И действительно, на перемене, как только они вышли из замка на слабое майское солнышко, Гермиона остро посмотрела на Гарри и с решительным видом раскрыла рот.

Но Гарри не дал ей ничего сказать.

— Пилить меня бесполезно, что сделано, то сделано, — твёрдо заявил он. — Деньги у Фреда с Джорджем — судя по всему, они уже порядочно потратили, — забрать их я не могу, да и не хочу. Так что побереги силы, Гермиона.

— Я хотела поговорить не о них! — обиженно воскликнула Гермиона.

Рон недоверчиво фыркнул. Гермиона ожгла его нехорошим взглядом.

— Не о них! — сердито повторила она. — Я хотела узнать, собирается ли Гарри идти к Злею просить о продолжении занятий окклуменцией!

У Гарри упало сердце. В день побега близнецов, едва улеглись разговоры об их необыкновенном поступке, Рон и Гермиона захотели узнать, как прошла встреча с Сириусом. Об истинной причине, побудившей Гарри искать общения с крёстным, друзья не знали, и придумать, что им сказать, было чрезвычайно трудно. В конечном итоге Гарри, вполне правдиво, сообщил, что Сириус велел возобновить занятия со Злеем. О чём потом не раз пожалел: Гермиона без конца возвращалась к этой теме в самые неожиданные для Гарри моменты. Вот и сейчас она сказала:

— Только не говори, что у тебя прекратились кошмары. Этой ночью — я знаю от Рона — ты опять бормотал во сне.

Гарри свирепо посмотрел на Рона. У того хватило совести напустить на себя пристыженный вид.

— Совсем немножко, — промямлил он оправдывающимся тоном. — Что-то про «ещё чуть-чуть».

— Это я смотрел, как ты играешь в квидиш, — не моргнув глазом соврал Гарри. — Если бы ты ещё чуть-чуть протянул руку, то схватил бы Кваффл.

Уши Рона покраснели, и Гарри испытал мстительное удовольствие; ему, разумеется, не снилось ничего подобного.

Ночью он, как всегда, шёл по коридору к департаменту тайн, потом сквозь круглое помещение в комнату с танцующими световыми пятнами, и наконец попал в огромный зал с пыльными стеклянными шарами на полках.

Он быстро прошагал к ряду девяносто семь, повернул налево, побежал... вот тогда-то, видно, он и заговорил вслух... ещё чуть-чуть... потому что чувствовал, что его сознание настойчиво стремится проснуться... и действительно, не успев добежать до конца ряда, открыл глаза и увидел купол балдахина над своей постелью.

— Но ты учишься блокировать сознание? — строго допрашивала Гермиона. — Продолжаешь заниматься?

— Конечно, продолжаю, — ответил Гарри таким тоном, чтобы она поняла, что подобный вопрос для него оскорбителен, но при этом избегал её взгляда. На самом деле, ему было мучительно любопытно, что там, в зале с пыльными шарами, и он хотел, чтобы сны продолжались.

А потом, до экзаменов оставалось меньше месяца, каждая свободная минутка посвящалась подготовке, и к моменту отхода ко сну мозг Гарри так интенсивно работал, что ему бывало очень трудно заснуть. Когда же это всё-таки происходило, глупое подсознание, как правило, выдавало идиотские сны про экзамены. А ещё Гарри подозревал, что, как только он во сне оказывается у заветной двери, его мозг — вернее, та его часть, которая разговаривала голосом Гермионы — испытывает чувство вины и пытается разбудить Гарри, чтобы не дать ему войти в департамент тайн.

— Знаешь, — сказал Рон. Его уши по-прежнему полыхали. — Если Монтегью не поправится до игры «Слизерина» с «Хуффльпуффом», у нас появится шанс выиграть кубок.

— Пожалуй, — отозвался Гарри, радуясь перемене темы.

— Один матч мы выиграли, один проиграли — если в следующую субботу «Слизерин» проиграет «Хуффльпуффу»...

— Да, точно, — кивнул Гарри, уже не понимая, с чем соглашается. По двору, намеренно не глядя в его сторону, прошла Чу Чэнг.

***

Финальный матч сезона, «Гриффиндор» против «Равенкло», должен был состояться в последние выходные мая. «Хуффльпуфф» всё-таки победил «Слизерин», но гриффиндорцы не осмеливались мечтать о победе — главным образом из-за ужасной игры Рона (хотя никто и не произносил этого вслух). Зато сам Рон нашёл для себя источник неисчерпаемого оптимизма.

— Понимаешь, хуже-то я играть всё равно не смогу, правильно? — объяснял он Гарри и Гермионе за завтраком в день матча. — И терять мне нечего, так?

— Знаешь, — сказала Гермиона чуть позже, когда они с Гарри шли на стадион в потоке возбуждённых болельщиков. — Мне кажется, что без Фреда с Джорджем Рон, возможно, будет играть лучше. Они не давали ему обрести уверенность.

Луна Лавгуд, с живым орлом на голове, обогнала их и с самым невозмутимым видом поплыла дальше, мимо хихикающих, показывающих пальцами слизеринцев.

— Боже, я и забыла! — воскликнула Гермиона, гляда на хлопающего крыльями орла. — Сегодня же играет Чу!

Гарри, который, в отличие от Гермионы, хорошо об этом помнил, пробурчал что-то неразборчивое.

Они нашли места наверху. День был тёплый, ясный, идеальный для игры, и Гарри поневоле начал надеяться, что сегодня Рон не даст слизеринцам повода распевать «Уэсли — наш король!»

Матч, как всегда, комментировал Ли Джордан, очень грустный с тех пор, как остался без своих друзей, Фреда и Джорджа. Команды стали выходить на поле. Ли без всякого воодушевления называл фамилии игроков:

— ...Брэдли... Дэвис... Чэнг, — говорил он. Увидев Чу, красивую, с блестящими развевающимися волосами, Гарри ощутил в душе лишь невнятное шевеление. Он не мог бы сказать, чего хочет, но точно знал, что устал от ссор. Чу перед посадкой на мётлы оживлённо болтала с Роджером Дэвисом — но и тут Гарри почувствовал только слабый укол ревности.

— Взлёт! — объявил Ли. — Дэвис немедленно берёт Кваффл, капитан команды «Равенкло» Дэвис ведёт Кваффл, обходит Джонсон, обходит Бэлл, обходит Спиннет... летит прямо к кольцам! Бьёт... и... и... — Ли очень громко ругнулся. — И забивает мяч.

Гарри и Гермиона застонали вместе со всеми гриффиндорцами. Слизеринцы с противоположной стороны трибун, радостно затянули:

Голы Уэсли пропускает

И колец не защищает...

— Гарри, — сказал сиплый голос над ухом у Гарри. — Гермиона...

Гарри оглянулся. Между сиденьями торчало огромное бородатое лицо Огрида. Он только что протиснулся по заднему ряду — сидевшие там первоклассники и второклассники были встрёпаны и как бы примяты. Огрид сгибался чуть не вдвое, словно от кого-то прятался, но всё равно был выше всех как минимум на четыре фута.

— Слышьте, — зашептал он, — можете со мной пойти? Прям сейчас? Пока все на матче?

— А подождать нельзя? — спросил Гарри. — До конца игры?

— Нет, — замотал головой Огрид. — Нет, надо сейчас... пока никто не видит... Пожалуйста.

Из ноздрей Огрида тихо капала кровь, вокруг глаз чернели жуткие синяки. Гарри давно не видел его вблизи, и, надо сказать, видок у него был аховый.

— Конечно, — сразу согласился Гарри. — Пошли.

Они с Гермионой бочком покинули свой ряд, вызвав море недовольства у тех, кому пришлось встать. Те, мимо кого ломился Огрид, не выражали протеста, но старались как можно сильнее вжаться в кресла.

— Спасибо, ребята, огромное, — поблагодарил Огрид уже на лестнице. Он без конца озирался по сторонам. Они спустились вниз, и он сказал: — Лишь бы она не заметила.

— Кто, Кхембридж? — спросил Гарри. — Не заметит, не видишь, что ли, вокруг неё вся инспекционная бригада, она, наверно, ждёт каких-то беспорядков на матче.

— Хорошо бы, — Огрид остановился и выглянул из-за трибуны, желая убедиться, что на поле между стадионом и его хижиной никого нет. — Было бы больше времени.

— Да в чём дело, Огрид? — обеспокоенно посмотрела на него Гермиона. Они быстрым шагом двигались к опушке Запретного леса.

— Скоро узнаете, — сказал Огрид и, заслышав рёв болельщиков, оглянулся. — Эй! Кажись, гол забили?

— Наверно, «Равенкло», — тяжело вздохнул Гарри.

— Хорошо... хорошо... — рассеянно забормотал Огрид. — Это хорошо...

Чтобы поспеть за ним, приходилось бежать трусцой. Огрид шёл, то и дело оглядываясь. Скоро они поравнялись с его хижиной, и Гермиона автоматически повернула налево, к двери. Но Огрид, минуя своё жилище, направился к лесу. Деревья, росшие на самой опушке, отбрасывали густую тень. Огрид взял арбалет, стоявший у дерева, понял, что ребята отстали, и обернулся.

— Нам туда, — он мотнул косматой головой куда-то за спину.

— В лес? — ужаснулась Гермиона.

— Да, — ответил Огрид. — Пошли скорей, пока нас не засекли!

Гарри и Гермиона переглянулись и нырнули в сумрак леса, за Огридом, который, повесив арбалет на руку, уже скрывался в зелёной чаще. Гарри и Гермиона бегом нагнали его.

— А оружие зачем? — спросил Гарри.

— Для порядку, — пожал мощными плечами Огрид.

— Когда ты показывал тестралей, то не брал арбалет, — робко заметила Гермиона.

— Не брал. Но тем разом мы недалеко заходили, — сказал Огрид. — И Фиренце тогда ещё не ушёл из леса.

— А при чём тут Фиренце? — заинтересовалась Гермиона.

— Другие кентавры на меня рассердились, вот при чём, — понизив голос, ответил Огрид и осторожно оглянулся. — Раньше мы... ну, друзьями их не назовёшь, но... мы ладили. Держались они особняком, но словцом перекинуться приходили, когда надо. Теперь не так.

Он глубоко вздохнул.

— Фиренце говорит, они рассердились из-за того, что он согласился работать у Думбльдора, — тут Гарри споткнулся на выступающем из земли корне, потому что смотрел не под ноги, а на Огрида.

— Точно, — мрачно подтвердил Огрид. — Только «рассердились» не то слово. Взбесились, вот как. Ежели б не я, запинали бы беднягу Фиренце до смерти...

— Они на него напали? — ахнула Гермиона.

— Ага, — буркнул Огрид, проламываясь сквозь низко склонённые ветви. — Полтабуна на одного.

— А ты им помешал? — с изумлённым восхищением спросил Гарри. — Сам?

— Конечно, помешал. Что ж мне, смотреть, как его убивают? — ответил Огрид. — Хорошо, я мимо проходил... я-то думал, Фиренце это вспомнит... А то лезет со своими дурацкими предупреждениями! — с неожиданной горячностью прибавил он.

Гарри и Гермиона удивлённо переглянулись. Огрид нахмурился и не стал развивать эту тему.

— Так ли, иначе, — сказал он, задышав несколько глубже обычного, — кентавры на меня разозлились, и вот ведь беда — в лесу у них большое влияние... яс'дело, умнейшие существа.

— Так мы поэтому здесь, Огрид? — спросила Гермиона. — Из-за кентавров?

— Нет, — отрицательно помотал головой Огрид, — не из-за них. Хоть они и могут нам подпортить... ну да ладно... скоро вы всё поймёте.

На этих непонятных словах он умолк и вырвался вперёд — на каждый его шаг приходилось три шага Гарри и Гермионы, и держаться с ним наравне было очень трудно.

Тропинка становилась всё незаметнее, деревья росли так тесно, что в лесу было темно как в сумерках. Поляна, где Огрид показывал тестралей, осталась далеко позади, но Гарри не чувствовал страха — пока Огрид не сошёл с тропы и не полез в самую чащу. Тут Гарри живо вспомнил, что случилось в прошлый раз, когда он сошёл с тропы в Запретном лесу.

— Огрид! — тревожно позвал Гарри, ломясь сквозь заросли куманики, которые Огрид легко перешагнул. — Куда мы идём?

— Осталось чуток, — бросил Огрид через плечо. — Давай, Гарри.... Здесь надо держаться рядом.

Но держаться с ним рядом было трудно. Все эти сучья, заросли, терновник, которые Огрид прорывал как паутину, беспрерывно цеплялись за робы Гарри и Гермионы. Иногда ребята так запутывались, что приходилось останавливаться. Руки и ноги Гарри покрылись царапинами. Они были в таком густом лесу, что на расстоянии нескольких шагов Огрид казался большой тёмной тенью. В гулкой тишине любой звук казался пугающим. Хруст веток под ногами разносился оглушительным эхом, воробьиный шорох заставлял испуганно озираться в ожидании чудовищ. Кстати, странно: Гарри никогда ещё не удавалось зайти так далеко в лес, не встретив никого из здешних обитателей. Их отсутствие показалось ему зловещим.

— Огрид, ничего, если мы включим палочки? — тихо спросила Гермиона.

— Да... давайте, — шепнул Огрид в ответ. — Вообще-то...

Неожиданно замолчав, он остановился и повернулся к ребятам; Гермиона воткнулась ему в живот и повалилась назад. Гарри едва успел её подхватить.

— Давайте-ка остановимся, и я вам... всё разобъясню, — сказал Огрид. — А потом двинем дальше.

— Хорошо! — согласилась Гермиона, когда Гарри твёрдо поставил её на ноги. Они оба пробормотали: «Люмос!», и волшебные палочки засветились. Лицо Огрида, подсвеченное двумя блуждающими лучиками, выплыло из темноты, и Гарри в очередной раз поразился, до чего оно печально и тревожно.

— В общем, — начал Огрид. — Понимаете... короче... такие дела...

Он глубоко-преглубоко вздохнул.

— Меня со дня на день могут уволить, — объявил он.

Гарри и Гермиона посмотрели друг на друга, потом на него.

— Но ты уже так долго протянул... — неуверенно заговорила Гермиона, — почему ты думаешь...

— Кхембридж считает, это я сунул ей в кабинет того нюхля.

— А это ты? — невольно вырвалось у Гарри.

— Я? С какой дури? — возмутился Огрид. — Просто, раз магические животные, значит, я. Вы же знаете, она спит и видит, как бы от меня отделаться. Я-то, понятно, уходить не хочу, но, ежели б не... ну... особые обстоятельства, про которые сейчас расскажу, минуты б не остался. Не дал бы ей надо мной издеваться перед всей школой, как над Трелани.

Гарри и Гермиона неопределёнными звуками выразили протест, но Огрид взмахом огромной руки заставил их замолчать.

— Это, яс'дело, не конец света: ушёл бы из школы, стал бы помогать Думбльдору, принёс бы пользу для Ордена. А у вас бы была Грубль-Планк, вы... экзамены-то вы сдадите...

Его голос дрогнул, и он замолчал.

— За меня-то не бойтесь, — поспешил сказать он, видя, что Гермиона потянулась похлопать его по руке. Он вытащил из жилетного кармана немыслимых размеров носовой платок в горошек и промокнул глаза. — Понимаете, кабы не нужда, я б вам этого не говорил. Понимаете, ежели меня не будет... мне нельзя уехать без... без того, чтоб кому-то рассказать... потому как мне... понадобится ваша помощь. Ну и Рона, коли он захочет.

— Конечно, мы тебе поможем, — заверил Гарри. — Что надо делать?

Огрид громко всхлипнул и без слов потрепал Гарри по плечу — с такой силой, что тот пошатнулся и привалился к дереву.

— Я знал, вы не откажете, — забормотал Огрид в платок, — ни... никогда... не забуду... ладно... тут совсем ерунда осталась... осторожней, крапива...

Они шли молча ещё минут пятнадцать; Гарри как раз открыл рот, чтобы спросить, далеко ли ещё, и тут Огрид жестом остановил их, вытянув вбок правую руку.

— Тихонько, — еле слышно прошептал он. — Тихохонько...

Они крадучись продвинулись вперёд, и Гарри увидел впереди большой холм высотой с Огрида. Им овладело нехорошее предчувствие — наверняка это логово какого-то огромного зверя. Вокруг валялись выдранные с корнем деревья; холм возвышался посреди голого участка земли, окружённого грудами стволов и поломанных веток. Они образовывали нечто вроде баррикады, за которой и стояли Гарри, Гермиона и Огрид.

— Спит, — выдохнул Огрид.

Действительно, Гарри слышал отдалённое ритмическое клокотание — это работала пара огромнейших лёгких. Он покосился на Гермиону. Та, остолбенев от страха и чуть приоткрыв рот, застывшим взглядом смотрела на холм.

— Огрид, — спросила она шёпотом, едва различимым на фоне громкого рокота, — он кто?

Вопрос показался Гарри странным... Сам он собирался спросить: «Что это?»

— Огрид, ты ведь говорил, — начала Гермиона, и волшебная палочка у неё в руке задрожала, — что никто из них не захотел с тобой пойти!

Гарри перевёл взгляд с неё на Огрида, и до него вдруг стало доходить... Он посмотрел на холм и ахнул от ужаса.

Громадное возвышение, на котором они спокойно могли встать все вместе, медленно ходило вверх-вниз в такт глубокому, клокочущему дыханию. Это вовсе не холм! Это спина!

— Ну... так он и... не хотел, — отчаянно проговорил Огрид. — Только я должен был его привести, Гермиона, просто обязан!

— Но зачем? — спросила Гермиона. В её голосе звучали слёзы. — Почему? Что...? Ох, Огрид!

— Я думал, вот приведу его, — сказал Огрид, сам чуть не рыдая, — научу манерам... выведу в люди... покажу, что он безобидный!

— Безобидный! — пронзительно вскрикнула Гермиона, и Огрид замахал на неё руками: тише, мол. Громадное существо громко заурчало и заворочалось во сне. — Это он тебя бил всё это время, да? Вот откуда взялись твои раны!

— Он не понимает своей силы! — очень серьёзно ответил Огрид. — И он исправляется, уже не так много дерётся...

— Так вот почему ты добирался до дома целых два месяца! — не обращая внимания на его слова, говорила Гермиона. — Ах, Огрид, зачем ты привёл его, если он не хотел? Ему было бы гораздо лучше со своими!

— Нет, Гермиона, они все над ним издевались — он ведь такой маленький! — возразил Огрид.

— Маленький? — переспросила Гермиона. — Маленький?

— Гермиона, ну не мог я его там бросить, — по изувеченному лицу Огрида потекли слёзы. — Понимаешь... это мой брат!

Гермиона уставилась на него, разинув рот.

— Огрид, под словом «брат», — медленно начал Гарри, — ты имеешь в виду...

— Ну... сводный брат, — поправился Огрид. — Мамка-то моя, как выяснилось, ушла от нас с папашей к одному гиганту, ну и родила Гурпа...

— Гурпа? — повторил Гарри.

— Ага... ну, он как-то так себя называет, — озадаченно сказал Огрид. — По-английски он не очень... я уж учу, учу... короче, любила она его, похоже, не больше, чем меня. Гигантессы, они что, им важно, чтоб дети были хорошие, большие, а Гурп для гиганта не так чтобы... всего-то шестнадцать футов...

— Да уж, крошка! — с истерическим сарказмом воскликнула Гермиона. — Прямо-таки лилипут!

— Они его всё шпыняли, пинали... не мог я его бросить...

— И мадам Максим согласилась, чтобы вы взяли его с собой? — спросил Гарри.

— Она... ну, она поняла, как это для меня важно, — отвечал Огрид, ломая огромные руки. — Но... потом... сказать по правде, она от него устала... так что на обратном пути мы разделились... правда, она пообещала никому не рассказывать...

— Как же тебе удалось так незаметно его протащить? — удивился Гарри.

— Потому-то мы и добирались долго, — сказал Огрид. — Шли только по ночам, по диким местам и всё такое. Если в охотку, он, яс'дело, шагает-то быстро, да только он всё артачился, хотел назад...

— Огрид, ну почему ты его не отпустил? — воскликнула Гермиона, бессильно опускаясь на ствол вырванного дерева и закрывая лицо ладонями. — Что ты будешь делать с диким гигантом, который не желает здесь оставаться!

— Ну, ты скажешь... «дикий»... это уж слишком, — заявил Огрид, не переставая заламывать руки. — Было, конечно, набрасывался пару раз, когда не в настроении — но я ж говорю, он исправляется, очень даже исправляется и хорошо привыкает.

— А для чего тогда верёвки? — поинтересовался Гарри.

Он только что заметил канаты, толстые как молодые деревца, которые тянулись от стволов самых крупных ближних деревьев к тому месту, где, свернувшись калачиком, лежал Гурп.

— Он связан? — слабым голосом пролепетала Гермиона.

— Ну... да... — обеспокоенно посмотрел на неё Огрид. — Понимаете... я ж говорю...он своей силы не понимает.

Гарри вдруг понял, почему им никто не встретился в этой части леса.

— А что, собственно, мы с Гарри и Роном должны делать? — испуганно спросила Гермиона.

— Смотреть за ним, — надтреснуто ответил Огрид. — Когда меня не будет.

Гарри и Гермиона в отчаянии поглядели друг на друга, причём Гарри с ужасом вспомнил, что пообещал Огриду сделать всё, что тот попросит.

— А конкретно... что под этим подразумевается? — уточнила Гермиона.

— Не кормить, ничего такого! — воодушевляясь, заговорил Огрид. — Еду он сам себе добывает. Птицы, олени, тому подобное... но... ему бы компанию. Мне б только знать, что к нему кто-то ходит, поддерживает... учит... ну, сами понимаете.

Гарри ничего не сказал, но повернулся и посмотрел на спящую гору. В отличие от Огрида, который выглядел как очень-очень большой человек, Гурп казался странно бесформенным. То, что сначала показалось Гарри огромным мшистым валуном на левой стороне холма, оказалось головой гиганта. Абсолютно круглая, густо поросшая курчавыми волосами, цветом напоминавшими папоротник-орляк, она, по отношению к телу, была намного больше человеческой. Шея практически отсутствовала — совсем как у дяди Вернона. Сверху было прилеплено большое мясистое ухо. Необъятная спина, прикрытая грязным одеянием из грубо сшитых коричневатых звериных шкур, вздымалась во сне, и при каждом вдохе швы немного расходились. Ноги были подтянуты к животу, и Гарри со своего места видел лежащие одна на другой громадные, размером с сани, невероятно грязные босые подошвы.

— Значит, мы должны его учить, — пустым голосом сказал Гарри. Теперь он понял смысл предупреждения Фиренце. Попытки не увенчаются успехом. Их лучше оставить. Конечно, обитатели леса не могли не слышать, как Огрид пытается учить младшего братца английскому языку.

— Да... так, разговаривать немножко, — с надеждой посмотрел на него Огрид. — Потому что я точно знаю: если он научится общаться, то поймёт, что мы его любим, очень, и хотим, чтоб он жил с нами.

Гарри взглянул на Гермиону. Та, сквозь пальцы, ответила совершенно безнадёжным взглядом.

— Вот так пожалеешь, что нельзя вернуть Норберта, — сказал он ей, и она ответила дребезжащим смешком.

— Так вы согласны? — спросил Огрид, который, казалось, не услышал последних слов Гарри.

— Мы... — протянул Гарри, уже связанный обещанием. — Мы попытаемся, Огрид.

— Гарри, ты настоящий друг! — воскликнул Огрид со слезливой улыбкой и опять промокнул лицо носовым платком. — Но вы сильно не утруждайтесь... экзамены же... приходите к нему... ну, может, раз в неделю, чуток поболтать... под плащом, чтоб вас не видели... Ну что, я его разбужу?... Познакомитесь...

— Что?... Нет! — Гермиона вскочила. — Огрид, не надо, не буди его, в самом деле, это ни к че...

Но Огрид уже перешагнул через большое поваленное дерево, направился к Гурпу и, на расстоянии десяти футов от него, подобрал с земли большой сломанный сук. Потом ободряюще улыбнулся через плечо Гарри и Гермионе и с силой ткнул брата в поясницу.

Гигант взревел. По молчаливому лесу прокатилось эхо; птицы, испуганно защебетав, снялись с верхушек деревьев и унеслись прочь. Гарри и Гермиона остолбенело смотрели, как великан встаёт на колени. Чтобы помочь себе, он с размаху поставил руку на землю, и та заходила ходуном. Гурп вертел головой, не понимая, кто или что его потревожило.

— Как дела, Гурпи? — нарочито-бодро поинтересовался Огрид, отступая назад и держа перед собой поднятую палку, чтобы, если нужно, снова ткнуть Гурпа. — Хорошо поспал?

Гарри и Гермиона отошли как можно дальше. Гурп стоял на коленях меж двух деревьев, ещё не выдранных из земли. Его феноменально большое лицо, словно серая луна, плавало в полумраке поляны. Голова представляла собой огромный каменный шар с кое-как высеченными грубыми чертами: бесформенный обрубок носа, кривой рот с неровными, жёлтыми зубищами и крохотные для такого гиганта, глинисто-коричневые, с зеленцой, глазки. Ресницы склеились после сна. Гурп поднёс к лицу руки и с силой потёр глаза костяшками пальцев, которые по размеру были никак не меньше крикетной клюшки. Внезапно гигант с удивительной быстротой и лёгкостью вскочил на ноги.

— О ужас! — услышал Гарри испуганный вопль Гермионы.

Деревья, к которым были привязаны канаты, обмотанные вокруг запястий и лодыжек Гурпа, угрожающе затрещали. Как и говорил Огрид, в гиганте было, самое малое, шестнадцать футов роста. Гурп, блуждая по сторонам мутными глазами, протянул большую, как пляжный зонтик, ладонь к очень высокой сосне, схватил с одной из верхних веток птичье гнездо и, с недовольным рёвом, — птиц там не оказалось, — перевернул вверх дном. Яйца гранатами посыпались вниз. Огрид, защищаясь, закрыл голову руками.

— Смотри, Гурпи, — крикнул Огрид, опасливо выглядывая из-под ладоней, — я привёл тебе друзей. Помнишь, я обещал? Помнишь, я говорил, что, может, уеду по делам, а они будут о тебе заботиться? Помнишь, Гурпи?

Но Гурп лишь снова заревел. Трудно сказать, слышал ли он Огрида, понял ли, что тот обращается к нему. Гигант схватил сосну за верхушку и потащил на себя — видимо, для забавы, чтобы посмотреть, как качается дерево.

— Эй, Гурпи, не надо так делать! — проорал Огрид. — Так ты тут всё и повыдернул!...

Гарри увидел, что земля у основания сосны пошла трещинами. Что ж, ничего удивительного.

— Я привёл тебе друзей! — кричал Огрид. — Друзей, видишь? Вниз, вниз посмотри, балда бестолковая! Видишь — друзья!...

— Огрид, оставь его, — взмолилась Гермиона, но Огрид поднял сук и больно ткнул Гурпа в коленку.

Гигант отпустил сосну. Та страшно качнулась и осыпала Огрида дождём иголок. Гурп поглядел вниз.

— Это, — сказал Огрид, поспешно подходя к ребятам, — Гарри! Гарри Поттер! Если я уеду, он будет тебя навещать, понял, Гурпи?

Гурп, кажется, только сейчас заметил Гарри и Гермиону. Он низко опустил огромную, как валун, голову и приблизил к ним мутные глазки. Ребята затрепетали от страха.

— А вот Гермиона, видишь? Её зовут... — Огрид замялся. Повернувшись к Гермионе, он спросил: — Ничего, он будет звать тебя Герми? А то ему трудно запомнить.

— Ничего, — пискнула Гермиона.

— Это Герми! Она тоже будет тебя навещать! Правда, здорово? А? Два друга, чтобы с ними... ГУРПИ, НЕЛЬЗЯ!

Рука Гурпа, высунувшись словно из ниоткуда, потянулась к Гермионе. Гарри спешно уволок Гермиону за дерево; пальцы гиганта царапнули ствол и, сомкнувшись, обхватили пустоту.

— ПЛОХОЙ ГУРПИ! — донёсся до ребят крик Огрида. Гермиона, дрожа и попискивая от страха, жалась к Гарри. — ГАДКИЙ! НЕЛЬЗЯ ХВАТАТЬ... ОЙ!

Гарри высунулся из-за дерева и увидел, что Огрид лежит на спине, прижимая ладонь к носу. Гурп, потеряв к нему всякий интерес, распрямился и снова принялся за сосну.

— Так, — гнусаво сказал Огрид, поднимаясь. Одной рукой он зажимал кровоточащий нос, а другой хватался за арбалет. — Короче... вот вы и... познакомились... теперь он... будет вас узнавать. Да... вот так вот...

Он посмотрел вверх на Гурпа. Тот, с отстранённым и блаженным выражением на валунообразном лице, гнул сосну к земле. Основание дерева громко трещало.

— Ладно, на сегодня хватит, — решил Огрид. — Ну чего... э-э... пошли обратно?

Гарри и Гермиона кивнули. Огрид положил арбалет на плечо и, держась за нос, первым двинулся к дому.

Все молчали. Даже когда сзади раздался грохот, означавший, что Гурпу наконец удалось вырвать сосну из земли, никто не произнёс ни слова. Лицо Гермионы было бледно и неподвижно. Гарри не знал, что сказать. Что будет, если кто-нибудь узнает про гиганта? А он ещё, как дурак, пообещал помочь Огриду... Теперь им с Гермионой придётся дрессировать это чудище... Бессмысленная затея. Огрид, конечно, всегда был склонен считать жутчайших монстров безобидными очаровашками, но неужели он способен так обманываться? Неужели он думает, что Гурп когда-нибудь сможет общаться с людьми?

— Погодите-ка, — отрывисто бросил Огрид. Гарри и Гермиона с трудом пробирались вслед за ним сквозь густые заросли спорыша. Огрид вытащил из колчана стрелу и вставил её в арбалет. Гарри и Гермиона подняли палочки; теперь, остановившись, они тоже услышали неподалёку какое-то движение.

— Ой мамочки, — прошептал Огрид.

— Мы, кажется, ясно дали понять, Огрид, — произнёс глубокий мужской голос, — что тебе здесь больше делать нечего?

Из пятнисто-зелёного полумрака, будто по воздуху, выплыл обнажённый мужской торс; потом стало видно, что у талии он переходит в гнедое конское туловище. Кентавр. Гордое, широкоскулое лицо, длинные чёрные волосы. Как и Огрид, он был вооружён; с плеча свисали лук и колчан, полный стрел.

— Как жизнь, Магориан? — опасливо поинтересовался Огрид.

Зашелестела листва, и за спиной кентавра появились четверо или пятеро его сородичей. Гарри узнал вороного бородатого Бейна, которого видел почти четыре года назад, в ту же ночь, когда познакомился с Фиренце. Бейн никак не показал, что знает Гарри.

— По-моему, — заговорил Бейн на редкость неприятным тоном, поворачиваясь к Магориану, — мы уже решили, как поступим, если этот человек ещё раз сунется в наш лес?

— "Этот человек" — я, да? — негодующе бросил Огрид. — И всё потому, что не допустил убийства?

— Ты не должен был вмешиваться, Огрид, — сказал Магориан. — Мы живём по другим законам. Фиренце предал нас и обесчестил себя.

— Не знаю, с чего вы это взяли, — раздражённо ответил Огрид. — Чего плохого-то, помог Альбусу Думбльдору...

— Фиренце поступил в услужение людям, — проговорил серый кентавр с жёстким, испещрённым морщинами лицом.

— В услужение! — язвительно передразнил Огрид. — Оказал любезность Думбльдору и...

— Он выдаёт людям наши знания и наши секреты, — тихо молвил Магориан. — Кто пал так низко, тому уже не подняться.

— Вам, конечно, виднее, — пожал плечами Огрид, — только я так скажу: вы делаете большую ошибку...

— Как и ты, человек, — не дослушал Бейн, — когда приходишь в наш лес после того, как тебя предупредили...

— Слушайте-ка, — недовольно буркнул Огрид. — Не такой уж он ваш, этот лес. И не вам указывать, кому сюда ходить, а кому...

— Но и не тебе, Огрид, — ровным тоном сказал Магориан. — Сегодня я тебя отпускаю — с тобой твои малолетние...

— Они не его! — перебил Бейн и с презрением продолжил: — Это школьники, Магориан, из «Хогварца»! Которым предатель Фиренце, должно быть, уже успел передать часть наших знаний!

— Даже если так, убийство жеребёнка — тяжкое преступление, — спокойно возразил Магориан, — мы не станем проливать невинную кровь. Сегодня, Огрид, мы тебя отпускаем. Но с этого дня держись отсюда подальше. Ты лишился доверия кентавров после того, как помог предателю Фиренце избежать возмездия.

— Стану я из-за каких-то старых мулов уходить из леса! — выкрикнул Огрид.

— Огрид, — высоким, испуганным голосом сказала Гермиона, увидев, что Бейн и серый кентавр перебирают копытами, — пойдём, пожалуйста, пойдём отсюда!

Огрид уступил её просьбе — но не опускал арбалета и не сводил с Магориана свирепого взгляда.

— Мы знаем, кого ты прячешь в нашем лесу, Огрид! — крикнул вслед Магориан. Кентавры почти уже скрылись из виду. — Учти, наше терпение на пределе!

Огрид повернулся назад. Было ясно: ещё чуть-чуть, и он бросится на Магориана.

— Ничего, потерпите сколько нужно, лес не только ваш! И его тоже! — заорал он. Гарри и Гермиона изо всех сил тянули его за кротовую жилетку, чтобы заставить идти дальше. Огрид, дымясь от ярости, посмотрел вниз. Выражение его лица медленно изменилось, выразив глубокое удивление: видимо, он совсем не ощущал их тычков.

— Ну-ну, угомонитесь, — сказал он, повернулся и зашагал вперёд. Гарри и Гермиона, пыхтя, потрусили следом. — Вот чёртовы мулы, а?

— Огрид, — с трудом выговорила Гермиона, огибая уже встречавшиеся им заросли крапивы, — если кентавры не хотят видеть в лесу людей, то как же мы с Гарри...

— Ты же слышала, — отмахнулся Огрид, — они не трогают жеребят — в смысле, ребят. И вообще, нечего этой компашке нами командовать.

— Попытка не удалась, — шепнул Гарри огорчившейся Гермионе.

Наконец они вышли на тропу. Прошло минут через десять, и лес начал редеть, в просветах между кронами показалось голубое небо. Издалека неслись радостные вопли.

— Опять гол? — Огрид остановился на опушке и поглядел на стадион. — Или матч уже кончился? Как думаете?

— Не знаю, — ответила глубоко несчастная Гермиона. Вид у неё был весьма так себе: роба в нескольких местах порвана; в волосах — веточки, листья; лицо и руки исцарапаны. Гарри понимал, что и сам выглядит не лучше.

— Кажется, всё-таки кончился! — Огрид щурился в сторону стадиона. — Смотрите: народ расходится... давайте-ка скоренько... смешаетесь с толпой, никто и не поймёт, что вас не было!

— Отличная мысль, — сказал Гарри. — Ну... пока, Огрид.

— Не могу поверить, — дрожащим голосом пролепетала Гермиона. — Не могу поверить. Нет, я правда не могу поверить.

— Успокойся, — сказал Гарри.

— Успокоиться? — горячо воскликнула Гермиона. — Гигант! Гигант в лесу! А мы должны учить его английскому! Если, конечно, нас не убьют кентавры! Нет! Я! Не могу! В это! Поверить!

— Пока что мы никому ничего не должны! — попытался успокоить её Гарри. Они влились в толпу оживлённо болтавших хуффльпуффцев, которые шли по направлению к замку. — Только если Огрида выгонят. А этого, может, и не случится.

— Ой, брось, Гарри! — сердито вскричала Гермиона и неожиданно остановилась. Идущие сзади, чтобы не наткнуться на неё, вильнули в сторону. — Разумеется, его выгонят! А вообще, после того, что мы сейчас видели, Кхембридж можно понять!

Гарри гневно уставился на неё. Глаза Гермионы медленно наполнялись слезами.

— Ты так не думаешь, — тихо сказал Гарри.

— Нет... но... ладно... не думаю, — она сердито вытерла глаза. — Но почему он всегда усложняет себе жизнь — и нам тоже?

— Понятия не...

Уэсли — наш король,

Уэсли — наш король,

Он голов не пропускает,

Уэсли — наш король...

— Хоть бы они перестали петь эту идиотскую песню, — жалобно проговорила Гермиона, — неужто ещё не нарадовались?

От стадиона вверх по склону шла огромная толпа школьников.

— Пойдём скорей, чтобы не встречаться со слизеринцами, — сказала Гермиона.

Голы он не пропускает

Всегда кольца защищает,

«Гриффиндор» весь распевает:

Уэсли — наш король.

— Гермиона... — пробормотал Гарри.

Песня становилась всё громче — но не из серебристо-зелёной, а из красно-золотой толпы, тащившей на плечах чью-то маленькую фигурку.

Уэсли — наш король,

Уэсли — наш король,

Он голов НЕ пропускает,

Уэсли — наш король...

— Нет? — еле слышно выдохнула Гермиона.

— ДА! — громко сказал Гарри.

— ГАРРИ! ГЕРМИОНА! — проорал Рон, как безумный размахивая серебряным квидишным кубком. — УРА! МЫ ПОБЕДИЛИ!

Он проплыл мимо, и они проводили его ликующими, радостными взглядами. У входа в замок образовался затор. Рона больно стукнули головой о косяк, но опускать не захотели. Толпа, продолжая распевать, втиснулась в дверь и скрылась из виду. Гарри и Гермиона, сияя от счастья, смотрели им вслед, пока последние отголоски песни не замерли вдалеке. Потом ребята поглядели друг на друга, и улыбки медленно сползли с их лиц.

— Пока не будем его расстраивать? — спросил Гарри.

— Конечно, нет, — устало сказала Гермиона. — Куда торопиться.

И вместе начали подниматься по ступеням крыльца. У парадной двери оба машинально оглянулись на Запретный лес. Гарри не знал, показалось ему или нет, но, кажется, где-то над самой чащей в небо взвилась стайка птиц — как будто кто-то попытался вырвать из земли дерево, на котором они сидели.