"Сахарный павильон" - читать интересную книгу автора (Лейкер Розалинда)

Глава 8

Рори произвел ряд арестов после того, как обнаружил контрабанду, укрытую в нескольких амбарах и конюшнях, а также в тайнике, устроенном в стене одного из заброшенных домов. Никого из задержанных, однако, не удалось связать с убийством двух таможенников. Поскольку члены брумфилдской банды не знали, что за их высадкой наблюдали, люди Рори взяли под тайный контроль участок побережья, где Софи встретилась с контрабандистом в черном плаще.

Рори заранее информировал Софи, где и когда произойдет их очередная встреча. Куда бы они вместе ни ходили, будь то концерт, ужин в приличном заведении или просто прогулка, Софи никак не могла избавиться от неприятного предчувствия, что на их пути вновь встанет Том. Его заявление о намерении вскоре вернуться в Брайтон беспокоило Софи куда больше, чем она сама предполагала.

Однажды пасмурным утром, когда Софи шла на работу, ее обогнал на полном скаку отряд Рори. Он даже не заметил девушку, и она долго смотрела им вслед, пока всадники не скрылись вдали на частично затопленной не по сезону большим приливом прибрежной дороге. Позднее, в тот же день, она узнала, что в час ночного прилива, где-то на холмах произошла ожесточенная схватка между двумя соперничающими бандами контрабандистов. Под утро на этом месте были подобраны двое раненых. Когда она в очередной раз встретила Рори, он был удручен неудачей.

– Я надеялся, что арестованные нами раненые разбойники дадут на суде ценные показания, но увы, злодеи сегодня скончались от ран.

– Тебе удалось узнать, принадлежали ли они к брумфилдской банде?

– Один из них успел перед смертью сказать, что именно против брумфилдской банды сражался он со своим товарищем. Второй умер, не приходя в сознание. Но, – добавил Рори, – что попусту горевать. Всякое бывает. Рано или поздно мне обязательно повезет.

– Надеюсь, – ответила Софи.

Они прогуливались по променаду, после того как Софи закончила работу, и остановились у ограды. Оба хранили молчание. Капитан обратил свой взгляд на город, Софи, облокотившись на литые перила ограждения, созерцала море. Вновь восстановилась отличная погода, и в небе сияли подобные бриллиантам звезды. Увидев, как посерьезнело ее лицо, Рори решил, что наступил момент, когда можно рассказать ей о случившемся близ фермы Миллардов.

– Софи, – начал он, – я должен тебе еще кое о чем сказать, и я знаю, как это тебя расстроит. Фоксхилл рассказал мне это по секрету в тот вечер в «Касл Инн» и просил дождаться удобного случая, чтобы передать тебе эти удручающие известия.

– Что, на ферме Миллардов случилось что-то неладное?! – взволнованно воскликнула она.

– Да нет, не то.

И затем он поведал ей об осквернении могилы маркиза. Не веря, она качала головой и заламывала в отчаянии руки.

– Какая ненависть, неужели даже мертвые не дают революционерам покоя? Они ненавидят всякого, бежавшего из их гнусных тенет. Я знала, что у маркиза не было другого зятя, кроме отца Антуана, но он погиб!

Рори положил свою руку на ее трепещущие пальцы.

– Что вы говорите?! Так, оказывается, муж вашей сестры был дворянином?

Она отвернулась, с трудом прошептав:

– Я, кажется, сказала лишнего.

– Да нет, – возразил он, сохраняя полное самообладание, – напротив, мне кажется, что вы мне что-то недоговариваете, Софи. Уже теперь, по крайней мере, вы можете доверить мне любую тайну.

Лицо ее исказила мука.

– Так слушайте, быть может, и впрямь пришло время рассказать вам все, Рори. С тех пор как прибыла в Англию, я не была до конца откровенна ни с вами, ни с кем-либо другим, и все ради благополучия Антуана. Он вовсе не мой племянник. У меня нет сестры. Еще прежде чем мы достигли Па-де-Кале, он уже был новым графом де Жюно.

А затем она рассказала ему историю своих злоключений, начиная с неожиданной просьбы доведенной до отчаяния графини и того, как они нашли в оранжерее маркиза, как бежали от разъяренной толпы и добрались до берега моря. Хотя Софи и не вдавалась в подробности своих странствий, Рори вполне мог представить, с какой массой трудностей ей пришлось встретиться.

– Лишь одна Генриетта знает, кто такой Антуан на самом деле, – завершила свой рассказ Софи, – но она об этом никогда и никому не расскажет. Именно она вовремя предупредила меня о том, чтобы я скрыла истинное происхождение мальчика, еще тогда, когда мы плыли к английскому берегу.

Недавно Софи представила Рори Генриетте во время прогулки по променаду. Аристократка о чем-то без умолку лепетала с Софи, выказывая всем своим видом, сколь ценит она дружбу с дочерью кондитера, но вот как она поведет себя в экстремальных обстоятельствах, оставалось для Рори неясным.

– Я помню, что перед тем, как мы расстались, графиня сказала, что самым злейшим врагом графа был его родной племянник, – продолжала свой рассказ Софи, коснувшись рукой лба, словно пытаясь как следует собраться с мыслями. – Он был в столь тесном альянсе с изменниками, что сейчас наверняка добился высокого поста в революционном правительстве, а значит, не может выезжать из Парижа, но вдруг, – вырвалось у нее, – он направит кого-нибудь, чтобы выследить и схватить Антуана?

Рори обнял ее за плечи, потому что она уже вся дрожала.

– Думаю, вряд ли, – сказал он, чтобы как-то разубедить у. – Во-первых, это чистая случайность, что вы с Антуаном оказались на ферме. Уехав из Шорхема с Барнзом, вы не оставили никаких следов. А уж Барнз-то позаботился, чтобы замести свои. Убийством занималась сельская управа, а Милларды так никому и не сказали, куда вы отбыли. Никто бы не мог точно разузнать маршрут, по которому вы проследуете вместе с мальчиком. Нет, с самого начала я понял, что появившийся на ферме француз был вражеским лазутчиком, единственной целью которого было нанести вред Англии. Услышав, что на церковном кладбище покоится французский маркиз, он счел своим долгом осквернить могилу. Я доложил об этом инциденте куда следует на следующее утро после того, как Фоксхилл поведал, мне о случившемся.

После слов Рори ей стало сразу легче. Быть может, она слишком поддалась охватившему ее страху.

– Надеюсь, ты прав, – сказала она. – Но все равно я теперь буду начеку.

– И это разумно. А сейчас я провожу тебя до дома, Софи. Если тебя это хоть чуточку успокоит, считай, что я буду вторым ангелом-хранителем Антуана.

Софи благодарно улыбнулась ему в ответ.

– Я рада, что смогла наконец рассказать тебе всю правду.

– Ты можешь доверяться мне во всем, Софи.

– Я знаю.

Рори проводил ее прямо до ворот дома, решив твердо более не оставлять ее одну на темной окраинной улочке. К счастью, Клара, измученная жарким трудовым днем, проведенным у купальных машин, уже давным-давно спала. Так что никто не видел, как Рори поцеловал Софи, прежде чем она прошла за калитку. То был их первый поцелуй.

Прошли еще две летние недели. Софи продолжала встречаться с Рори редкими вечерами, когда он был свободен от службы, а у нее не было дел на кухне «Старого Корабля». Хотя штаб отряда Рори находился в Брайтоне, район, который они патрулировали, был довольно велик, и зачастую капитану Моргану удавалось за весь день лишь обменяться парой слов с Софи Делькур у дверей кухни гостиницы, где она работала. Тем больше ценили они время, когда бывали вместе. Иногда Софи и капитан Морган ужинали в той или иной из сорока двух городских таверн. Им постоянно приходилось менять место встреч, чтобы не примелькаться завсегдатаям работающих допоздна заведений.

После одного из таких ужинов они стояли на Стайни в окружении толпы, наблюдавшей фейерверк по случаю тридцать первой годовщины со дня рождения принца. В Морском Павильоне уже полным ходом шло чествование именинника, тем не менее, принц, миссис Фицхерберт и их многочисленные гости высыпали на лужайку перед дворцом, чтобы полюбоваться на огненные брызги радужных звезд, каскадами сыплющихся с неба. Толпа приветствовала принца, и он с довольным видом помахал в ответ рукой.

– Наилучшие поздравления, принц. Успехов, Принни!

Поднялся шумный хор выкрикиваемых здравниц. Повеселевшие Софи и Рори присоединились к этому хору, словно они тоже были уроженцами этого города, обязанному своим процветанием покровительству принца.

Когда Софи проработала дважды почти по двадцать четыре часа подряд, шеф-повар дал ей отгул на целые сутки. Впервые Рори оставил по этому случаю все дела, и наняв за свои деньги повозку, повез Софи, Антуана и Билли в Даунс полюбоваться на парадный смотр королевских войск.

Принц придумал новую форму для драгун, полком которых он сам лично командовал. Наследник престола представлял собою весьма живописное зрелище: в ярко-голубом шитом серебром камзоле в обтяжку, белых лосинах и черной меховой шапке с белым плюмажем. Солдаты так здорово маршировали под барабанную дробь и взмахи золоченых штандартов, что Билли с Антуаном были вне себя от восторга. После того как мальчиков отправили домой, Рори и Софи завершили свой выходной посещением театра. В следующий раз Рори пригласил Софи и ребят посмотреть на знаменитые брайтонские скачки. Там присутствовал принц, но на сей раз всего лишь как зритель, он подбадривал лошадей во всю мощь своих легких со специальной для его свиты трибуны. Миссис Фицхерберт, как всегда с безупречным цветом лица, затененного огромной шляпой, украшенной живыми розами, и с кружевным зонтиком от солнца в руках, наблюдала за происходящим со своего стоящего неподалеку экипажа. Софи, державшая за руку Билли, заметила как миссис Фицхерберт улыбнулась, увидев сидящего на плечах Рори Антуана. Софи подумала: о, если было бы возможным представить мальчика миссис Фицхерберт в качестве графа де Жюно, у родителей которого она когда-то гостила.

По поводу судеб графини и графа уже не возникало никаких сомнений. Генриетта показала ей их имена, опубликованные в издаваемой в Лондоне французской эмигрантской газете в списках жертв революционного террора. Граф умер своей смертью, его супругу гильотинировали. Та же самая газета сообщала об убийстве в Лондоне юного французского герцога – последнего представителя очень старинного знатного рода. Убийца написал на зеркале кровью жертвы три слова: свобода, равенство, братство. Софи поняла, что сейчас, как никогда, необходимо хранить в тайне дворянское происхождение Антуана.

Антуану нравилось проводить время с Рори. Он был смышленым пятилетним мальчиком, и смерть дедушки, даже в большей степени, чем утеря отца, образовала пустоту в его жизни. Он рос добрым, но крайне раздражительным ребенком. Тяжело и бурно переживал даже малейшие обиды. Терпеть не мог, когда другие дети начинали дразнить его за неправильный английский язык. Когда такое случалось, он вопил изо всех сил и катался по земле. Совсем другого рода были ссоры с Билли, так как мальчики очень подружились, Антуан даже стал называть Клару «Ма», как это делал Билли. Софи было поправила его, но тут вмешалась Клара:

– Не надо, пусть. Ведь ни ты, ни я не заменим ему настоящей матери. Пусть ребенку станет чуточку легче, когда он назовет меня «Ма».

И Софи в очередной раз подумала, все-таки как же им с Антуаном повезло, что они нашли кров у такой женщины, как Клара.

На работе Софи прослышала об очередном пари, заключенном в среде брайтонской знати. Эту новость сообщил один из особо ненавидящих француженку помощников старого кондитера.

– Вы слышали? – громогласно заявил он. – Кучка этих зажравшихся господ от нечего делать побилась об заклад по поводу того, представительница какой профессии быстрее бегает. Значит, в соревновании примут участие модистка, рыбачка, портниха, ну и так далее. И если получится, что все они француженки, то это будут самые захватывающие на свете гонки, потому как никто, кроме представителей этой нации, не может так задавать стрекача, лишь только запахнет жареным. Это уж я на своем опыте знаю.

Послышался хохот поваров и смешки их учеников. Сжав губы, Софи продолжала украшать сливочный пудинг кистями бузины, политыми сиропом, что придавало блюду изысканный ажурный вид. Софи прекрасно понимала, что в этот момент глаза всех грубых насмешников обращены на нее. Она никогда не возмущалась в ответ, в противном случае поднялся бы куда больший шум, к тому же ее молчаливое презрение, как правило, остужало страсти.

Шеф-повар, хотя и не державший ее сторону, в этом шутовстве участия не принимал, но пользуясь своей властью, всегда приходил Софи на помощь, лишь только ситуация выходила из-под контроля. Затем на некоторое время ее вновь оставили в покое. По крайней мере, это была неплохая подготовка к тому, что могло ожидать ее на кухне Морского Павильона.

Софи начала другую работу – необходимо было украсить кольцом из голубых соцветий огуречника несколько пудингов, окрашенных пюре из душистых розовых лепестков. Между тем девушка подумала об этих чудных гонках, и ей стало любопытно, каков же будет приз. Сейчас бы лишние деньги не помешали. Поскольку она была женщиной, то платили ей намного меньше, чем мужчинам, за ту же самую работу. После того как она рассчитывалась с Кларой, у нее оставалось лишь на самое необходимое. Нужно было еще купить теплые вещи Антуану на предстоящую зиму, а в будущем предстояли еще более крупные расходы.

– А каков же приз этих соревнований? – спросила она, поворачиваясь к рассказывавшему о пари.

– Принц лично пообещал двадцать гиней победительнице и пару новых туфель. А тебе зачем? Что, решила поучаствовать?

– Двадцать гиней?

Да это больше, чем она за год заработает! Это покроет все расходы, связанные с предстоящей зимой, да еще и про запас останется. Когда-то она могла потратить большую сумму на платье, заказанное у известного парижского модельера, но то были другие времена. Она не замедлила с ответом:

– Если есть на этих соревнованиях место для поварихи, то я согласна! Как вы верно заметили, мы, французы, чрезвычайно быстры, особенно, когда речь идет о том, чтобы похитить приз у англичан!

Послышались ободряющие крики, грохот поварешек о пустые котлы, за которыми последовал всеобщий добродушный смех. Софи стало ясно, что независимо от того, кто и как к ней относится, все работающие на кухне мужчины будут болеть за нее на соревнованиях. Весть о намерении мадемуазель Делькур участвовать в гонках быстро разнеслась по «Старому Кораблю». Через пять минут, прослышав об этом, мистер Хикс собственной персоной заявился на кухню. Участница от «Старого Корабля» послужит неплохой рекламой всей гостинице, и, в независимости от того, победит она или проиграет, известность его заведения только усилится.

– Я еще не регистрировалась для участия в соревнованиях, мистер Хикс, – сказала Софи. – Об этих гонках мне только что рассказали.

– Тогда я немедленно пошлю гонца, сударыня, а заодно через него мы узнаем все подробности.

Вернувшийся гонец доложил, что еще ни одна повариха не заявила о своем участии в соревнованиях, а потому Софи была включена в список участников гонок, которые должны были пройти по улицам города в ближайшее воскресенье. Всем хотелось посмотреть на карту маршрута будущих соревнований, а Софи обступили многочисленные советчики и доброхоты. На настоящий момент у нее уже имелось восемь соперниц, и существовала определенная надежда на то, что вскоре появится десятая участница забега.

Вечером Клара внимательно изучала список решивших принять участие в этой забаве. В тот же день для участия в ней записалась десятая по счету женщина – ныряльщица.

– Смотри-ка ты, Эми Вайат?! – удивилась Клара. – Ну, ее то точно ради смеха включили, потому как это известная на весь город толстуха, но я видела, как она бегает, и должна сказать тебе, ножки у нее – ого-го!

Софи прошлась по маршруту забега, начинавшегося и заканчивающегося на Стайни. Она решила подготовиться поосновательней. Что и говорить, ведь приз для нее и впрямь был сказочным горшком с золотом, и ей отчаянно хотелось победить.

Проблема была с обувью. Все ее туфли были на каблуках, и, хорошенько подумав, Софи решила бежать босой. Как-то раз поздним вечером, она решила в одиночку пробежаться по маршруту соревнований. К ее ужасу, какие-то пьянчуги с диким визгом бросились за ней, и вскоре, вконец запыхавшаяся, она добежала до Стайни. В окнах Морского Павильона горел свет. Прислонившись к ограде, чтобы отдышаться, Софи могла разглядеть изысканно одетую публику, разместившуюся в салоне, стены которого были покрыты узорами в виде павлиньих хвостов. Бриллианты, осыпавшие платья дам, искрились в свете свечей, а мерно покачивающиеся веера отбрасывали вокруг причудливые тени. И нот появился принц, став спиною к окну, он стал что-то петь перед собравшейся аудиторией. Софи внимательно прислушалась. Любовь принца к музыке была всем хорошо известна, и та баллада, что он сегодня исполнял, прекрасно демонстрировала широчайший диапазон его божественного голоса. Потом, когда он раскланялся под аплодисменты, хлопки повторились на улице, и лишь тогда девушка заметила несколько случайных прохожих, слушавших принца и теперь устроивших ему овацию прямо под окном павильона. Улыбнувшись, Софи направилась к дому Клары.

Принц просто наслаждался сегодняшним вечером. Скоро он в компании с Марией проведет гостей в смежную залу, где их будет ждать великолепный ужин. Всему на свете принц предпочитал хорошую компанию. Сегодня более всех его интересовала леди Джерси, в очередной раз он бросил на нее нескромный взгляд. Принц знал ее и ее мужа уже на протяжении многих лет. По слухам, они уже давно жили врозь. В свои сорок лет эта умная, жизнерадостная женщина была уже бабушкой, но красота еще не покинула ее, а ее великолепное зрелое тело и большая грудь, могли соблазнить кого угодно. Принц всегда предпочитал женщин постарше, так повелось еще со времен его первой любовной связи с актрисой Мери Робинсон. В порывах дикой страсти она называла его Флоризелем, потому что в то время она исполняла роль Пердиты в «Зимней сказке». С тех пор кличка эта так и закрепилась за принцем, хотя никто и не смел называть его так в его присутствии.

Леди Джерси знала об интересе принца к своей персоне. Узколицая и большеглазая, она улыбнулась своей кошачьей улыбкой, и последовала, шурша персиковым атласом в пене кружев, к своему повелителю.

– У вас сверхъестественный голос, сир. Я бы слушала вас до самого рассвета.

Принц просиял, он был так падок на комплименты. Превыше благ земных его особа ценила дружбу мужчин и любовь женщин, Он был излишне чувственным и терпеть не мог, когда его отвергали.

– Я в восторге от того, что мое пение вам понравилось. А как вам ваш брайтонский особняк, его ведь недавно заново отделали?

– Довольно сносно, и я жалею о том, что семейные дела вынуждают меня к завтрашнему отъезду. Сезон в разгаре, и Лондону далеко до того, что сейчас может предложить Брайтон… за исключением приглашений ко Двору.

Принц был абсолютно уверен в том, что она находит свои обязанности придворной дамы такими же скучными, как и он сам, хотя леди Джерси и была исключительно близка с его матерью. Принц воздержался от комментариев.

– Должен сказать, я никогда не жду конца лета.

– Неудивительно, здесь у вас такой очаровательный домик. – Ее украшенные кольцами пальцы сверкнули, когда она широким жестом окинула просторную залу. Принц весело рассмеялся, ему нравилось, когда о Морском Павильоне говорили как о заурядном домишке, скрывая тем самым свое восхищение его новым дворцом. Принц так лелеял, несмотря на всю свою эксцентричность, этот приморский бриллиант.

– Работа по дальнейшему переустройству моего брайтонского дворца начнется с наступлением осени.

– Думаю, окажусь среди первых, кому будет позволено полюбоваться на результаты этих работ. – Ее ресницы чувственно вздрогнули.

– Слово принца, мадам.

Мария, поглощенная беседой с одной из дам, подобно большинству жен, не могла не заметить, как на противоположной стороне зала се супруг оказывает знаки внимания другой женщине. О, как ей все это было хорошо знакомо! Быстрый смешок, исполненный восхищения взгляд, легкое прикосновение к локтю, чтобы отвести женщину подальше от любопытных глаз. Разве сама она не поддалась этому когда-то. Поведение принца было тем мило и трогательно, что дамы льнули к нему, как цветы к весеннему солнцу. Мария слышала свою собственную непринужденную речь, в то время как сердце се разрывалось от боли.

Нет, хватит с него «сердечных друзей»! И только не леди Джерси! Она слишком умна и порочна, а принца так легко обмануть! В ту ночь в своем доме на Стайни Мария не сомкнула глаз, а муж ее – принц Уэльский – спокойно посапывал рядом. Еще до конца ассамблеи она узнала, что леди Джерси утром отбывает в Лондон. Но все же то, что принц явно увлекся этой женщиной, крайне беспокоило Марию.

Пока они ехали в карсте от Морского Павильона, принц со смехом рассказывал миссис Фицхерберт о предстоящем забеге, утверждая, что уже поставил сотню гиней на модистку, которая, по утверждению здешних старожилов, бегает лучше всех.

– А ты на кого поставишь, Мария? – поинтересовался он.

– Джордж, я сделаю свой выбор лишь тогда, когда увижу всех участниц стартовой линии.

– Это мудро, дорогуша, – отметил он с явным одобрением.

Мудро? Да она забыла про разум, когда вышла за него замуж. Правда, несмотря на множество трудностей, она ни разу не пожалела об этом. Беспокойно поворочавшись на кровати, Мария встала, накинув халат, подошла к окну. Но даже прекрасный вид залитого лунным светом Стайни не мог отвлечь ее от грустных мыслей.

Сколь отличны были от брака с принцем два ее предыдущих замужества. Оба ее супруга, как и она сама, были примерными католиками. Их отличала строгость, серьезность и преданность.

Первый раз она вышла замуж в восемнадцать лет за богатого, недавно овдовевшего землевладельца Эдварда Уэлда. В канун первой годовщины свадьбы муж насмерть разбился, упав с лошади. Хотя он и был многим ее старше, в качестве его жены она чувствовала себя счастливо и спокойно. После трех лет вдовства, она вышла замуж за Томаса Фицхерберта, бывшего на десять лет ее старше. То был богатый интеллектуал, владевший обширными поместьями, и только благодаря ему Мария попала в высший свет. Именно с ним в карете была она, когда впервые увидела принца, уставившегося на нее как на призрачное видение. Первое свидание состоялось в ложе ее дядюшки, во время премьеры оперы. Она все еще носила траур по Томасу, за три года до того скончавшегося от воспаления легких, и дяде с трудом удалось уговорить ее пойти в театр.

Принц, заметивший ее из королевской ложи, подошел в антракте, чтобы выразить свое почтение.

– Черт побери, кто эта красавица, Генри, – шутливо обратился он к дяде, с которым был на ты. – Представь меня немедленно!

С этого все и началось. Она уже привыкла к поклонникам, но пылкие домогательства принца застали ее врасплох. Она изо всех сил старалась не подавать ему даже малейшей надежды и по возможности избегала встреч, но он не отступал. Общие знакомые рассказывали, как безутешно рыдает принц, будучи не в состоянии объяснить ей, что наконец влюбился по-настоящему. Один раз он даже упал перед нею на колени.

Да, в ту пору перед ним трудно было устоять. Его обаяние, которое считалось всесокрушающим, притягивало Марию в не меньшей степени, чем других женщин, однако ее собственная воля была куда сильней. Угрызения совести не давали ей покоя, а вера в Бога удерживала от совершения греха. Она не могла пойти по единственно возможному в этой ситуации пути – стать его любовницей. Она старалась просто забыть о нем, но когда принц начал поговаривать о браке, положение стало еще более тревожным.

Мария живо представила себе произошедшую тогда между ними бурную сцену. Как наследнику престола ему было запрещено жениться на особах недворянского происхождения и католичках. Она была и тем, и другим одновременно. Тайный брак, на котором она так настаивал, противоречил таинству королевского венчания, и их дети считались бы незаконными. Но принц уверял, что ему никого на свете, кроме нее, не нужно.

Один из братьев вполне мог произвести на свет потомство, унаследовавшее бы трон Его Высочества принца Уэльского. Единственный долг его жизни состоял в том, чтобы стать королем, а к чему ему такая жизнь, если не будет в ней единственной любимой женщины, забыть которую он не сможет до самой смерти. Когда и после этого она ему отказала, принц попытался покончить с собой. Конечно, то была не очень серьезная попытка, но в то время она этого не понимала. Вызванная его врачами, которых он не желал видеть, пока к нему не приведут Марию, она клятвенно пообещала принцу стать его женой. Однако когда царапину на боку принца перевязали, он мгновенно выздоровел. Мария поняла его коварный умысел и спешно бежала во Францию, где ее изводили курьеры, через день доставлявшие его любовные послания. Но к тому времени Мария уже не могла более отрицать то чувство, которое принц пробудил в ее сердце.

Будучи уверенной, что видит его на смертельном одре, Мария внезапно осознала, сколь много значит для нее этот излишне эмоциональный и непредсказуемый человек. В конце концов, она дала согласие на тайный брак, но возвратилась в Англию лишь тогда, когда были сделаны все необходимые для этого приготовления. Церемония проходила в одном из залов ее лондонского особняка, а венчал их священник англиканской церкви, выпущенный под залог из долговой тюрьмы лишь для того, чтобы совершить куда более опасное правонарушение. Обвенчав будущего короля Англии на женщине, которая никогда не будет официально признана в качестве его законной супруги.

Мария вновь обратила взор на Стайни и Морской Павильон. Она оставалась там несколько раз на ночь, когда принц был очень болен, но никогда они не делили с ним ложа под крышей его брайтонской резиденции. Она упорно настаивала на том, чтобы внешне они демонстрировали окружающим раздельную жизнь. Тем не менее, тайна их брака стала общеизвестна. И, скорее всего, первыми о ней узнали король и королева, не подавшие, однако, даже виду, что им хоть что-что известно. Официально никакого брака не было, и монаршие особы всегда были милы и вежливы с бывавшей при дворе миссис Фицхерберт. Кстати, она была абсолютно уверена, что нравится королевской семье, и что царствующие особы сожалеют в душе о тех социальных барьерах, которые не позволяют Марии официально стать женою наследника.

Ее мирно спавший супруг внезапно проснулся и, приподнявшись на локте, спросил сонным голосом:

– Что случилось? Ты нездорова?

– Я не могу уснуть. Джордж, милый.

– Иди в постель.

Она повиновалась. Засыпая, он нежно обнял ее. Мария осталась безучастной, уставившись в нависавший над кроватью шелковый балдахин. Если вновь в их семейной жизни наступал кризис, по прошлому опыту она уже знала, как именно с ним следует бороться. Никогда не выдавая своих оскорбленных чувств и ничем не выказывая, как он ей дорог, Мария сохраняла свое достоинство в любой ситуации и прекрасно знала, что ее власть над Джорджем ничуть не ослабла. Веди она себя иначе, она бы уже давно потеряла ту притягательность, что заставляла принца преследовать ее с самого начала. Ей нечего было бояться леди Джерси или кого-нибудь еще, и неважно, что она испытывала во время его очередных амурных похождений. Ведь он сказал правду, когда пообещал, что будет любить ее до самой смерти.