"Багровое небо" - читать интересную книгу автора (Розенберг Джоэл)

Глава 23 Арни и Фрейя

Изнутри дом, как и Арни, несколько изменился. Вместо кровати-рамы в углу стояло грубое деревянное ложе с массивным изголовьем, на котором виднелись разметка и следы инструмента: кто-то работал над резьбой, хотя изголовьем уже пользовались — на нем лежал тиковый матрас, подшитый сплетенными из кожи ремешками. Роскошные лоснистые меха исчезли; им на смену пришли сложенные стопкой стеганые пуховые одеяла.

В отведенной под кухню части дома рядом с чугунной печкой над бочонком с водой теперь висел простой насос с железной ручкой.

— Бьюсь об заклад, Валин все равно притащит воды из реки, — заявил Йен.

— Если ему так хочется, я возражать не буду. Ей ничего не стоило наносить воды из реки — это я утомился смотреть на нее, как она поднимается по тропке, держа в каждой руке по здоровенному бочонку.

На той стене, где раньше на трех бронзовых крюках покоился Гунгнир, висел длинный деревянный лук — видимо, принадлежащий Арни; крюки, на которых обычно висели лук и колчан Фрейи, были пусты.

Однако сильнее всего перемены сказались в том, что исчезло из дома. Из более чем дюжины деревянных сундуков, некогда загромождавших жилье, сейчас осталось лишь три. Стены тоже выглядели непривычно голыми: сгинули почти все полки вместе с коллекцией причудливых сувениров. Нельзя сказать, чтобы эта комната когда-то напоминала гостиную Эфи Сельмо, однако теперь сходства не осталось вовсе.

Чугунный горшок кипел слишком сильно, и Арни толстой кожаной рукавицей перетащил горшок на стойку, всю в черных горелых пятнах. Потом попробовал содержимое, зачерпнув его деревянной ложкой с длинным черенком.

— Хм… Слишком пресно. Не покрошишь мне лука, Йен? — попросил он, указав на плетеную корзину, стоящую у стены.

— Запросто.

— Примерно чашку, ладно?

— Угу.

Доска для резки оказалась спилом древесного ствола фута в два в поперечнике: ее крепко удерживали на месте четыре деревянных колышка со сплющенными кончиками.

— Как тебе нарезать?

— Да как хочешь.

Луковицы были мелкие, бледные, ненамного больше луковиц-шалот; когда Йен, закончив чистить, сложил луковицы в ряд и начал старательно их крошить, у него скоро потекло из носу и из глаз. Потом то же самое случилось с Арни. Когда нарезанный лук с доски перешел в деревянную чашку, а затем в горшок, они оба, смеясь и плача одновременно, выбежали из дома на свежий воздух.

— Проклятие, Йен, зачем ты так мелко резал? — Арни снял деревянную крышку с бочонка с водой, стоявшего на крыльце, и плеснул водой в лицо Йену и себе.

— Больше не буду, — откликнулся Йен. Он потряс головой, чтобы стряхнуть воду с лица — тереть слезящиеся глаза руками, которыми резал лук, все равно что тушить огонь бензином, — а затем принялся мигать.

Ага, вот и полегчало.

— Мог бы предупредить, что местный дикий лук такой острый и едкий.

Арни снова плеснул себе водой в лицо, потом осторожно опустился на один из двух грубых деревянных стульев, указав Йену на второй.

— И где же твой цверг?

— Он не мой, — возразил Йен. — Он из деревушки у южной границы. Его семья проведала, что Сынов послали за Торсенами…

— Но как?

Юноша пожал плечами:

— Кто знает? В норах у Сынов живут слуги-вестри, и ты сам знаешь, что вестри больше слушают, нежели говорят. Так или иначе, в его деревне стало известно, что Сынов послали за кровью Друга Отца Вестри, а там кто-то знал об одном из потайных входов в Фалиас. Беднягу заметил и едва не убил страж в туннеле, но вестри — народ живучий, и Валин ухитрился спуститься в проход и в Скрытый Путь, прежде чем потерял сознание. Следующее, что он помнит, — как открыл глаза на операционном столе, когда док Шерв его латал…

Арни нахмурился:

— Ты не знаешь, кто именно послал псов?

Старик крепко сжал губы, и на его лице проступили прожитые годы. Арни сильно досталось в Ночь Сынов, когда он пытался помешать тварям утащить Мэгги и Карин. Они с Олом подстрелили трех оборотней, которые гнались за Торсенами и Мэгги до самого Хардвуда.

Так что Арни любил Сынов Фенрира не больше, чем Йен.

Йен покачал головой:

— Херольф говорит, что это не Северная Стая.

— Ну да, и Сыны никогда не лгут.

— Нет, лгут, конечно, но Отпрыск говорит, что ничего об этом не знает…

— Правители тоже никогда не лгут.

— Арни!.. — Йену захотелось выругаться. Дело, черт возьми, совершенно в другом. Выяснить, кто послал Сынов, важно, но это можно оставить на потом. Сначала надо делать то, что идет сначала, то есть обязать Отпрыска помочь Торсенам, — а для этого требовалось, чтобы Отпрыск как минимум остался жив. Если Сынов снова послал Дом Огня, Отпрыск разберется гораздо лучше, чем Йен.

А если выяснится, что за всем этим и в самом деле стоит Отпрыск или его клаффварер, проблему можно будет решить и позже.

И если потом выяснится, что Отпрыск сыграл на зависти Йена к ребенку, которого любит отец… что ж, эту проблему тоже можно оставить на следующий раз.

Ладно, достаточно.

— Так что я действовал исходя из того, что Торсены справятся с тем Сыном, но…

— Но могут быть и другие. — Арни покачал головой. — Нет, если они и впрямь охотятся за кровью Торсенов, будут и другие, точно. Может, твой Отпрыск в состоянии убедить того, кто их послал, кто бы он ни был… — лицо Арни на мгновение просветлело, — отозвать своих псов.

— А если это просто заговор? — сказал Арни через довольно долгое время. — Вдруг Сыны и Доминионы затеяли интригу с целью получить один из драгоценных камней Брисингамена? Я хочу сказать — даже если это и в самом деле проклятие, даже если и не они послали Сынов за Торсенами — думаешь, они отдадут камень, когда ты принесешь его в Старую Крепость? — Арни состроил гримасу. — Это же Тир-На-Ног, Йен, а не Хардвуд. Никогда не слышал о политиках, которые нарушают обещание?

— Только не обещание, данное мне, — отозвался Йен. — Не здесь. И не сейчас.

— Да какая, к черту, разница — тебе или не тебе? Или где и когда?

— У меня есть друг, — объяснил Йен, — который может — если его как следует разозлить — разнести стены Старой Крепости и обрушить ее на головы тамошних жителей как карточный домик.

Арни улыбнулся:

— У тебя есть не только это…

— А что еще?

— Мозги в голове, Йен. — Он похлопал молодого человека по плечу. — Поди спустись к реке и приведи сюда цверга. Ужин готов, и аппетит я уже нагулял.

Тушеное мясо оказалось на удивлением вкусным, и яблоки из кладовой под избой, как Йен и ожидал, не подкачали: потрескивающая под зубами кожица, бледно-желтая мякоть — кисло-сладкая и хрустящая.

Обувь Йена проветривалась на крылечке. Приятно снять тяжелые ботинки, помыть ноги… Кроссовки после длинного дня в дороге доставляли едва ли не чувственное наслаждение.

Еда, отдых, сухие ноги… и кофе.

Арни придумал, как сварить кофе. Пестиком размял зерна в ступке — ухмыльнувшись на комментарий Йена, что, дескать, Арни не брался за ступку и пестик со времен фармацевтический школы, — затем высыпал порошок в чугунный горшок, поставленный на плиту, залил все кипящей водой, дал настояться несколько минут, и отфильтровал осадок сквозь вдвое сложенную льняную ткань, которую Валин немедленно уволок полоскать в реке.

Арни сделал первый глоток и улыбнулся, сразу сделавшись лет на десять моложе.

— Черт возьми, а ведь хорошо! Это как…

Тут снаружи донесся звук глухих ударов. Три удара, потом еще два.

— Она, — сказал Арни, отставив чашку и поднимаясь. Вслед за ним Йен вышел на улицу, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Дом освещали всего три светильника и языки пламени в очаге, и по обычным меркам там было темно — чтобы читать, света не хватит, — но ночь вовсе оказалась черной как деготь. Такие непроницаемо-черные ночи в лесу пугали Йена до озноба, в котором неповинен холодный западный ветер.

Выйдя в подобную тьму, сразу понимаешь, почему люди всегда боялись ночи, почему мыслили ее как черного зверя, которого надо прогонять огнем…

Арни, отойдя от крылечка с легковоспламеняющейся крышей, зажег факел. Пылающий факел потрескивал и мигал, и на его свет вышла из темноты Фрейя, придерживая одной рукой перекинутую через плечи обмякшую тушку небольшого оленя.

— Здравствуй, Йен, — произнесла она. В ее голосе по-прежнему слышался странный акцент, слегка напоминающий скандинавский. — А я-то гадала, кто принес кофе.

Она отмахнулась от Йена, жестом предложившего помощь, и повесила оленя за связанные задние ноги на крюк в углу крыльца. Перед тем как тронуться в обратный путь, охотница освежевала тушу и выпустила кровь, но, судя по всему, не до конца: на ее левом плече и боку поблескивала глянцевито-черная жидкость.

От одного вида Фрейи по-прежнему перехватывало дыхание, однако теперь у уголков ее глаз и рта виднелись морщинки, подбородок потерял упругость, а талия, еще стройная, несколько увеличилась. Больше Фрейя не походила на девушку лет двадцати, однако Йен нашел это, пожалуй, еще более эротичным. Так почему-то казалось честнее, хотя он был уверен, что Фрейя приняла обличье зрелой женщины лишь затем, чтобы Арни лучше себя чувствовал.

— Сейчас, только помоюсь, прежде чем идти в дом, — сказала Фрейя, расстегивая свой тяжелый ремень. Бросила его на крыльцо, затем засунула руку в брюхо оленю и достала оттуда нож, которым она, по всей видимости, и освежевала тушу. Наверное, не хотела класть его обратно в ножны, не отмыв.

На мгновение ее пальцы коснулись края подола, словно она собиралась, задрав подол, стянуть платье через голову.

А затем исчезла в темноте, улыбнувшись напоследок через плечо: она явно их дразнила.

Арни уже осматривал оленя при свете факела.

— Славная оленуха. Не повредит прихватить с собой в дорогу несколько бифштексов. Быстренько разделаем тушу завтра с утра и тронемся. — Он посмотрел на Йена. — Как тебе такой план?

— Да непохоже, что я тут за старшего. — Йен постучал кольцом Харбарда по рукояти «Покорителя великанов». — Я обыкновенный парень с кольцом и мечом; это ты у нас владелец Мьёлльнира.

— Ерунда. Я могу истолочь в лепешку все, что угодно, вот и все. Если не ты тут за старшего, то и не знаю кто. Проклятие, я когда-то был одним из наемных убийц Гарри Трумэна [14]. — Его усмешка в свете факела походила на волчью. — Смирись. Можешь спрашивать у меня совета, но вообще я просто тебя сопровождаю.

— Буду помнить.

— Уж постарайся. Я слишком стар, чтобы строить из себя командира, Йен. — Улыбка исчезла, и сейчас годы тяжело легли на его сгорбленные плечи. — Ты мне все говоришь, как я здорово выгляжу… не торопись с выводами. Фрейя была добра ко мне, — продолжал он, — и мне было хорошо с ней. Но она все же не Эфи. Я бы отдал все, все, что угодно, за один лишь час… — Арни покачал головой. — Кое с чем никогда не свыкаешься… Подожди чуток, ладно?

— Конечно.

Когда Арни заговорил снова, его голос звучал спокойно и непринужденно, в нем уже не слышалось слез, как секундой раньше.

— Подержишь? — спросил старик, передавая факел Йену. — Мне надо сходить в дом принести Фрейе одежду. — Он цокнул языком, проходя в дверь, покачал головой и усмехнулся. — Все они кокетки, сколько бы им ни было.

Волосы Фрейи, после купания потемневшие и висевшие сосульками, рассыпались по плечами. Наклонившись, она поправила в очаге полено и подняла ворох искр, улетевших в дымоход. Возле очага стояла прислоненная к стене старинная чугунная кочерга, но Фрейя ее не взяла. Простой огонь ее не обожжет, и потребуется нечто похолоднее ледяных вод Гильфи, чтобы доставить ей неприятные ощущения.

Должно быть, Фрейя любила тепло: она сидела на толстом сером коврике, лежавшем перед огнем, подогнув под себя ноги.

— Где твой вестри? — спросила она. — Я бы хотела с ним побеседовать немного, если не возражаешь.

— Ничего против не имею. — Йен решил не спорить из-за слова «твой». — Он в конюшне, устраивает лошадей на ночь.

Сильвертоп не стал возражать против общества кобылы и мерина-пони — и хорошо. Отцом Сильвертопу приходился Слейпнир, потому Сильвертоп был на четверть асом — и в семи ступах не утолчешь.

Фрейя взглянула на Йена.

— Я поняла, чего ты хочешь и почему. — Она покачала головой. — Мне очень жаль, однако я отвечу «нет».