"Camp America" - читать интересную книгу автора (Русакович Артем Анатольевич)

Глава 14. Мелкие неприятности. Ночлег в церкви.

В США мне попадались в большинстве своем неплохие люди. Почти все американцы, с которыми мне довелось общаться, были общительны, приветливы, помогали, чем могли, иногда подвозили, даже если им было не по пути. Некоторые давали на прощание какую-то еду или деньги. Поэтому у меня сложилось хорошее впечатление об этом народе. Большинство моих знакомых, общавшихся с американцами, говорили, что больших придурков они не встречали, но мой опыт говорит об обратном: жители США в массе своей — неглупые и доброжелательные люди.

Впрочем, как я думал, во время путешествия у меня все равно сложится такое впечатление. Ведь останавливаются и подвозят автостопщиков в основном хорошие люди. Я даже немного сожалел, что не имею возможности познакомиться с глупыми, злобными и жадными американцами (которые никого никогда не подвезут) и составить, таким образом, полную картину американского общества. Но, как оказалось, путешествие автостопом предоставляет шанс познакомиться и с далеко не самыми лучшими представителями этой нации. Случай, который произошел со мной в Миссисипи, — хорошее тому подтверждение.

До этого штата я добирался два дня. В Нью-Мексико, недалеко от Санта-Фе, на какой-то заброшенной бензоколонке, где остановились поесть и заправиться всего несколько дальнобойщиков, я подошел к одному из грузовиков и сразу же договорился, что меня подвезут в нужном направлении. Двое водителей-индийцев (то бишь родом из Индии) довезли меня до Оклахома-сити, после чего свернули на север.

Глубоко за полночь я оказался на огромном «трак-стопе», состоящем из четырех больших стоянок. В Оклахоме очень низкая цена на бензин и здесь предпочитают останавливаться и заправляться все водители, проезжающие по этим местам. Поэтому где-то на окраине города, у пересечения нескольких трасс и построили почти целый город — с дюжиной заправок для автомобилей и грузовиков, и несколькими круглосуточно работающими ресторанами. Но в этом людном месте, откуда дальнобойщики уезжали каждую минуту, я провел несколько часов, расспрашивая водителей, не едет ли кто на восток. Наконец один из дальнобойщиков лет сорока, с которым я разговаривал за несколько минут до этого, подошел ко мне и спросил:

— By the way, where are you from?

— Russia

— А, ну тогда подожди, сейчас заправлюсь, и поедем.

Очередной русский — вернее бывший житель Белоруссии, эмигрировавший в США в начале девяностых — довез меня до Мемфиса, на границе штатов Теннеси и Миссисипи. У выезда из города, на обочине широкого и оживленного хайвея, я и стал голосовать.

Совсем скоро рядом остановилась машина. Я сел на переднее сиденье, и мы, медленно съехав с обочины, отправились в сторону Нового Орлеана. Водителем оказался малоприятный тип — усатый мужик в грязной рубашке, заплывший жиром, с отвратительным запахом — уж не знаю, исходил ли он от него самого или от мусора, который в изобилии был разбросан по машине. Во всяком случая, чтобы чувствовать себя нормально, я высунул голову в окно и дышал свежим дорожным воздухом. Но решил не просить водителя остановиться — не хотелось его обидеть, да и ехал он, как выяснилось, миль на тридцать в нужном мне направлении.

Ехали мы всю дорогу почти в полном молчании, что редкость в Америке. Обычно с попутчиком за время поездки успеваешь поговорить обо всем на свете. Этот же водитель только изредка задавал какие-то вопросы типа «У тебя есть Грин-карта?», «А что ты возишь в сумке?», «Оружие у тебя есть?», «Что это — спальный мешок?». Я отвечал по возможности честно, стараясь не вдаваться в подробности. Произношение у водителя было совершенно невнятное, какое в США встречается у самых необразованных людей — тех, кто с грехом пополам окончил школу, а о поступлении в колледж даже не помышлял. Приходилось переспрашивать по нескольку раз, что он имеет в виду. А вопросы были, мягко говоря, странными для водителя, подвозящего автостопщика: он даже не поинтересовался, из какой я страны, откуда и зачем еду. Словом, у меня возникли на его счет некоторые подозрения, и когда он предложил положить мой рюкзак на заднее сиденье, я сказал, что все в порядке, и продолжил держать его на коленях.

Наконец, мы остановились перед дорогой, на которой мужик собирался сворачивать. Я открыл дверь, сказал: «So thank you. Good bye» и уже собирался выйти, чтобы глотнуть свежего воздуха, как вдруг он сказал:

— Fifteen bucks[30].

— Прошу прощения? — не понял я

— Ты должен мне пятнадцать баксов.

— За что?

— За поездку.

— Я думал это бесплатно, — удивился я. — Обычно никто у меня не требует денег.

— Пятнадцать баксов, — прогнусавил он снова и неожиданно добавил. — Я сейчас достану свой пистолет и заставлю тебя заплатить. Ты хочешь, чтобы я достал свой пистолет?

— Простите. Не понимаю, — сказал я, хотя прекрасно все понял. Стало даже немного страшновато — псих мне попался, решил я. Правда возникли сомнения, что у этого типа есть оружие — в конце концов, если бы он хотел его применить, предупреждать меня об этом не имело смысла.

Все эти мысли мгновенно пронеслись у меня в голове, но я промолчал. Водитель и правда не достал никакого пистолета, а перешел к другой тактике, не дождавшись моего ответа:

— Сейчас я доеду до бензоколонки, позвоню в полицию, и тебя арестуют.

— За что же?

— За то, что ты мне не заплатил.

— Послушайте, — я старался говорить спокойно, хотя, если честно, был слегка напуган. — Обычно меня подвозят безо всякой платы. Я думал, что вы тоже довезете меня бесплатно — во всяком случае, ни о каких деньгах разговора не было. И вообще за пятнадцать долларов я бы лучше из Мемфиса до Нового Орлеана на автобусе доехал. Так что извините, я не понимаю, почему я должен платить, к тому же такую большую сумму.

Американец разразился целой речью, из которой было понятно только одно: он был недоволен моим поведением. Я только изредка успевал отвечать: «Sorry. I don»t understand"[31]. В конце концов, он сказал: «Ладно, тогда убирайся из моей машины». Причем, даже столь простую фразу («Get out of my car») он произнес так, что я понял только после третьего повтора.

Его просьбу я незамедлительно выполнил и, выйдя из машины, пошел дальше по обочине. Он медленно поехал за мной и через некоторое время крикнул:

— Эй, отдай мне тогда свой спальный мешок вместо уплаты.

— Извините, не понимаю, — ответил я в последний раз, и он, видимо, огорченный тем, что с меня не удалось стрясти ни цента, уехал.

Конечно, пятнадцать долларов у меня было. Не было только желания отдавать их такому человеку, который к тому же вздумал мне угрожать.

Этот эпизод был чуть ли не единственным негативным впечатлением от путешествия. Больше неприятностей, происходившими из-за того, что я ехал автостопом, со мной не случалось. Убежденность американцев в том, что в их стране много нехороших людей, не оправдалась — за исключением этого случая. И мой метод путешествия оказался ненамного опаснее, чем любой другой вид транспорта.

После встречи с «деньгопросом» (как называют таких людей российские автостопщики) я пытался застопить машину на трассе до самой темноты и установил свой рекорд длительности непрерывного голосования — 4 с половиной часа. Когда наступило десять часов вечера, я решил, что успеха не добьюсь — ночью в Америке остановить машину очень сложно. Так что направился вперед по дороге, надеясь встретить стоянку для дальнобойщиков или что-то в этом роде.

Через некоторое время я набрел на автозаправку с магазином и уже собирался зайти внутрь и купить что-нибудь поесть, как вдруг ко мне подъехала патрульная машина и полицейский, высунувшись из окна, спросил:

— У вас все в порядке?

Я почему-то вспомнил недавнее приключение и ответил:

— Да, все отлично!

— Негде переночевать?

— Ну, если честно, то да.

— Я могу отвезти вас до одного места, где вы сможете получить ночлег.

— Вообще-то гостиница — это слишком дорого для меня.

— Вам не придется платить. Это церковь — там принимают тех, кто уехал от урагана во Флориде и Алабаме. Просто скажите, что вы с побережья. А можете даже не говорить — им все равно. Там вы получите еду и ночлег.

— Окей, тогда едем.

Я сел в машину, как обычно — на заднее сиденье — и мы поехали. Через несколько минут показались дома маленького городка, приютившегося рядом с хайвеем. Как раз в нем и находилась та церковь

— И что, много народу сбегает от урагана? — спросил я у полицейского.

— Много. Поэтому в церкви сделали лагерь для беженцев. А вы куда направляетесь?

— В Новый Орлеан.

— Интересно, — ответил коп. — Из всех людей, которых я видел за последние несколько дней, вы первый, кто едет с севера на юг. Все остальные уезжают с юга на север.

Полицейский довез меня до церкви, представил тамошним работникам, а сам поехал дальше — патрулировать дорогу и направлять сюда людей, ищущих ночлег.

Во время путешествия по США я что-то слышал об урагане на юго-востоке страны, видел по телевизору или читал в газетах, но не придавал этому большого значения. И вот теперь выяснил, что ураган с русским именем «Ivan» (по-английски читается как «Айвен»), пришедший с юга, уже разрушил прибрежные города в Миссисипи, Алабаме и Флориде. Часть жителей заблаговременно покинула свои города, чтобы переждать бедствие в другом месте. Кто-то отправился к родственникам, кто-то к друзьям, а те, кому некуда было податься, просто уехали на несколько сот миль на север. Здесь они остановились в гостиницах и мотелях, ожидая, пока буря не стихнет. В городке, где работал встреченный мною полицейский, гостиницы были переполнены, так что местная церковь открыла двери всем желающим. Тут можно было увидеть, что стихийное бедствие затронуло многих людей в этой части страны.

Работники церкви проводили меня внутрь, и я попал в холл: в углу на подставке стоял телевизор, а в комнате находилось несколько столиков — как в летнем кафе. За ними сидели несколько человек и, иногда тихо переговариваясь друг с другом, смотрели на экран.

Какой-то канал вел круглосуточное освещение событий. Время от времени корреспонденты из Флориды и Алабамы выходили в эфир и, ежась от ветра и дождя, рассказывали об окружающей обстановке. Кадры из этих штатов не обнадеживали: разрушенные дома и мосты, поваленные деревья, разорванные линии электропередач, улицы, превратившиеся в реки. Новый Орлеан, в который я собирался, не попал в эпицентр урагана, но кадры из этого города не обнадеживали: погода там была ветреной и дождливой.

В этом же зале в углу находился небольшой стол с едой. Ничего горячего, только то, из чего можно соорудить пропитание на скорую руку: хлеб, сыр, масло, нарезанная тонкими ломтиками говядина и пара больших бутылок с кока-колой. Все, разумеется, совершенно бесплатно.

Я немного поел, посмотрел вместе со всеми новости и через полчаса отправился спать. В соседнем помещении — большом спортивном зале — на полу были разложены десятки матрасов с подушками и одеялами. Почти все, кто там расположился, уже спали. Кто-то храпел или тихо посапывал во сне. Я тоже нашел свободный матрас, накрылся одеялом и некоторое время спустя заснул.

На следующее утро с юга пришли хорошие вести: над Новым Орлеаном чистое небо, в других городах тоже все приходит в норму. А ураган постепенно уходит куда-то на север. Правда, на смену вроде должен был прийти другой. Ему уже успели к тому времени дать название. У американцев есть традиция давать имена ураганам, причем на этот счет существует целая система. Сменяющие друг друга ураганы носят попеременно то женское, то мужское имя, и чередуются по буквам алфавита. Этот ураган носил имя «Ivan», следующий, который пришел вслед за ним буквально через несколько дней, назвали «Jeanny».

Большая часть людей уехала из церкви еще рано утром. С одним из них я поговорил до отъезда. Выяснилось, что родной город моего собеседника, находящийся на юге Алабамы, попал почти в эпицентр урагана:

— Много чего разрушено, — сказал он сокрушенно. — Об этом говорили в новостях. Даже не знаю, что с моим домом, надеюсь, он уцелел.

Но другие беженцы были настроены более оптимистично. Не дожидаясь, пока небо над регионом окончательно прояснится, они закинули свои вещи в машины и стали разъезжаться. К полудню осталась лишь малая часть тех, кто ночевал в церкви этой ночью.

Я, не найдя никого, кто смог бы подбросить меня до Нового Орлеана, решил остаться здесь еще на один день. Часов в 12 настало время ланча, и тех, кто еще не уехал, пригласили в столовую. Давали горячую курицу, сэндвичи и чай (холодный, который в Америке, кстати, гораздо популярнее горячего). Не успел я начать обед, как к нашему столу подошла молодая американка и спросила:

— Excuse me. Are you from Russia?

— Yes.

— Я говорю немного по-русски, — с сильным акцентом сказала она. — Мне сказали, что тут есть один человек из России. Рада с вами познакомиться. Я когда-то жила в Москве — целых два года.

В Москву эта девушка, как выяснилось, попала по студенческой программе и занималась там преподаванием английского языка. В настоящий же момент она живет в Новом Орлеане и учится в семинарии. Узнав, что я собираюсь в этот город, она сообщила, что поедет туда на следующий день и может меня подвезти. На прощанье добавила:

— Приятно было познакомиться. Вот уж не думала встретить здесь русского!

По ходу разговора мы то и дело переходили с русского языка на английский и обратно. По-русски она говорила очень неплохо — по крайней мере, лучше всех американцев, с которыми я общался до этого.

И весь остаток дня я провел, бездельничая: поболтал немного с другими людьми, почитал, поиграл в бильярд и настольный теннис.

Вообще-то церковь это место не сильно напоминало. В Америке только католические храмы напоминают о европейских архитектурных и религиозных традициях. В этой церкви, как я выяснил, исповедовали баптизм — одну из разновидностей протестантизма, до крайности упростившего церковную организацию и культовые обряды. Эта ветвь христианства — наиболее распространенная в США — предпочитает что-то простое и незамысловатое, поэтому роскошь и великолепие католических соборов (которые сохранились в Сан-Франциско и Санта-Фе) ей ни к чему. Место, где я провел день и две ночи, представляло собой комплекс сооружений из одной церкви в обычном американском стиле (с белыми деревянными стенами, острыми углами и маленьким крестом наверху) и двух больших зданий позади неё, куда разместили беженцев. Там был холл, две комнаты с настольным теннисом и бильярдом, и спортивный зал с баскетбольной площадкой.

Те, кто встречал и размещал в церкви приезжих, совсем не походили на наших монахов и священников: нет, это были обычные американцы средних лет, мужчины и женщины, в самой «светской» одежде: джинсах и рубашке. Напоминали эти люди скорее работников какой-то благотворительной или общественной организации. Поговорив с ними, я с удивлением выяснил, что это обычные прихожане, которые посещают церковь в свободное от работы время. В этот раз они пришли помочь разместить и накормить беженцев. С одним из них — служащим местного банка — я поиграл в бильярд вечером. Он рассказал, что церковь — это не только место, которое нужно для молитвы. Сюда можно прийти в свободное время, пообщаться с другими горожанами, поиграть в бильярд или баскетбол. Здесь есть образовательные программы для детей. Одним словом, в этом маленьком городке церковь выполняла роль культурного центра или сельского клуба.

Религия сыграла большую роль в истории США и по сей день занимает важное место в жизни общества. В свое время несколько колоний на северо-востоке страны были основаны представителями разных течений протестантской церкви, которых притесняли в Англии: например, квакеры построили Филадельфию, а пуритане — Бостон. В этих колониях утвердились первые демократические принципы, а их образ жизни распространился затем на всю остальную территорию США.

Хотя большинство американцев все-таки верит в бога, нельзя сказать, что они очень религиозны. Мало кто способен истово молиться или выполнять предписанные церковью обряды. И главным в протестантизме стала не сама вера в бога, а этика, поощряющая личный успех и хороший заработок. Протестант может одновременно любить бога и деньги: яркий пример — надпись «In God We Trust»[32] на долларах. Именно это течение христианства оказалось идеологической основой и связующей силой общества, выросшего из поселений английских колонистов. И маленькая церковь, которую я видел в штате Миссисипи — одна из тысяч, разбросанных по всей стране — символ особого американского мировоззрения, которое помогло некогда слабой и незначительной стране выбиться в мировые лидеры.