"Camp America" - читать интересную книгу автора (Русакович Артем Анатольевич)

Глава 18. «Филли» — колыбель американской революции.

Автостопом я путешествовал уже пятую неделю. Поездка из Атланты в Вашингтона, длившаяся двое суток (из которых я спал только пару часов), вымотала меня окончательно — морально и физически. Поэтому уже на подъезде к Вашингтону я решил, что до Филадельфии буду добираться как обычный иностранный турист, путешествующий по США, — на автобусе. Двадцать пять долларов — приемлемая цена за такое путешествие, вернее, за избавление от тягот хитч-хайкинга — с длительным голосованием на дороге и отсутствием регулярного сна и питания.

Так что на следующий день, еще раз пройдясь по центру Вашингтона, я направился к автовокзалу. По всей Америке автобусными перевозками занимается компания «Грейхаунд» (Greyhound), обслуживающая несколько тысяч городов. Почти во всех местах, которые я посетил с дружеским визитом, можно было найти автобусный терминал этой компании — «Greyhound Bus Terminal» — который, как правило, являлся единственным автовокзалом в городе. Это небольшое одноэтажное здание с залом ожидания, кассами и парочкой ресторанов. Автобусы отбывают от специальных ворот (gates) — целого ряда прозрачных дверей, с которых пассажир и начинает свое путешествие.

Кассир написал на билете время и номер ворот. Придя в указанный час, я занял последнее место в выстроившейся у стеклянной двери очереди и вскоре сел в автобус на свободное сиденье.

Американский автобус принципиально не отличается от российского. Но есть целый ряд приятных мелочей, которые делают долгое путешествие гораздо более комфортным: удобные и большие кресла, тонированные стекла, кондиционер. Последнее устройство всегда настолько мощное, что с собой лучше брать теплые вещи. Даже если автобус едет по раскаленной пустыне, внутри будет очень прохладно — и есть серьезный риск с непривычки подхватить простуду.

Но самое главное — во всех автобусах, которые я видел, есть туалеты. О многом в Америке можно было бы рассказать, и я о многом уже рассказал. Но больше всего мне почему-то запомнились именно общественные туалеты. Ибо, по моему скромному мнению, мало что, кроме этого, так ярко может показать состояние страны, в которой вы побывали. Если в большую часть российских, скажем так, уборных просто неприятно зайти, то американские туалеты поражают своей чистотой и аккуратностью. Иногда, конечно, бывает, что на полу разбросан мусор или бумага, случается, что предыдущий посетитель забыл смыть за собой, но все равно — после путешествий по России эти места кажутся оазисом чистоты и порядка. Их в Америке деликатно называют «комнатой отдыха» (restroom) или даже «ванной комнатой» (bathroom), и найти их можно где угодно — в отелях, ресторанах, супермаркетах, на вокзалах. Там горячая вода в раковине, жидкое мыло и бумажные полотенца — правило, а не исключение. И самое главное — пользоваться ими можно абсолютно бесплатно. В США я не видел ни одного туалета, за вход в который нужно было платить. Видимо, американцы полагают (и я с ними в этом солидарен), что брать за такую услугу деньги — верх садизма.

А автобус между тем ехал по дороге на север. Мы проехали город Балтимор. Там я, правда, успел увидеть очень немногое: еще один автобусный терминал, спортивный стадион и порт с подъемными кранами и стоящими у берега пароходами. Но через некоторое время городской пейзаж снова сменился сельскими видами: лесами, полями и реками. Автобусы иногда делают остановки у дорожных ресторанов, но в тот раз мы без остановок ехали три часа.

В этой части Соединенных Штатов, откуда и началась их история, население очень сконцентрировано, а штаты малы по размеру. При взгляде на карту вместо больших цветных пятен с ровными границами — вроде Колорадо, Невады или Нью-Мексико, лежащих на западе страны — можно увидеть разноцветную мозаику из маленьких штатов. Эти территории, бывшие когда-то первыми колониями Британской империи, настолько малы, что даже на карте их названия не умещаются. Потому их обозначают сокращенно: VT — Vermont (Вермонт), NH — New Hampshire (Нью-Гемпшир) и т. д. По Калифорнии я путешествовал целую неделю, а здесь за несколько часов проехал по федеральному округу Колумбия и территории четырех штатов: Мэриленду, Делавэру, Нью-Джерси и Пенсильвании. Автобус переехал мост через реку Делавэр, и я снова оказался в Пенсильвании. С этого штата, только на двести миль севернее, началось мое путешествие по Америке. И вот, прошло больше месяца, а я вернулся почти туда же. Моя поездка постепенно приближалась к концу.

Последний хостел, с которым я познакомился в Америке, практически ничем не отличался от предыдущих. На первом этаже находился регистрационный стол и большой зал с телевизором — человек десять собрались у него и смотрели фильм «Гладиатор». Еще была кухня с телефоном, приделанным к стене, и выход в Интернет — на сей раз платный. Действовал компьютер как телефон-автомат: в прорезь нужно было засунуть доллар, и пользователь получал доступ во всемирную сеть на 5 минут. Это, кажется, был самый дорогой Интернет, которым я пользовался в своей жизни. Комнаты оказались большими и просторными и вмещали несколько десятков человек. Но на дворе стоял конец сентября, туристический сезон, видимо, заканчивался, так что большинство кроватей пустовали.

Располагалось мое временное пристанище рядом с Маркет-стрит (Market Street). Точно так же как одноименная улица в Сан-Франциско, это была главная транспортная артерия и самое оживленное место в городе. Особенно в восточной её части — в кварталах, близких к реке Делавэр. Пока я шел к хостелу, то и дело видел уличные кафе со столиками, занимавшими полтротуара, и людей, отмечавших за едой и выпивкой дни рождения и свадьбы — такое праздничное настроение царит здесь до глубокой ночи

Филадельфия — один из старейших городов США и бывшая столица. Его историю можно начать с секты квакеров, появившейся в Англии в 17 веке. Это течение христианства признавало лишь непосредственную связь человека с богом и отвергало за ненадобностью церковные таинства и институт священников. Из-за таких взглядов у себя на родине квакеры считались опасными радикалами и подвергались преследованиям. Поэтому многие решили уехать в Америку, где царила относительная религиозная терпимость.

Одному из квакеров по имени Уильям Пенн, чей отец прославился как активный сторонник монархии, английский король Карл Второй пожаловал земли в Америке, к западу от реки Делавэр. Пенн вместе с единомышленниками прибыл в Америку в 1682 году и основал колонию под названием Пенсильвания[35]. Он лично написал устав колонии, разработал градостроительный план её столицы и заключил договоры с индейцами о покупке территорий. Главный город Пенсильвании построили в форме прямоугольника, а все его улицы пересекались под прямым углом. Назвали его Филадельфией (по-гречески «братская любовь»), поскольку Пенн стремился установить в городе политику веротерпимости и свободы. И вскоре в Филадельфию стали стекаться поселенцы из остальных английских колоний — особенно члены протестантских сект, которые не могли прижиться в других местах.

Свобода вероисповедания, демократические принципы и ряд других факторов определили роль Филадельфии как культурного центра английских колоний. В городе жили многие выдающиеся американцы, например политик и ученый Бенджамин Франклин — его все человечество знает как лицо, изображенное на стодолларовой купюре. В Филадельфии начал издаваться первый американский журнал, первая ежедневная газета, здесь была построена первая больница.

Так что неудивительно, что в конце 18 века Филадельфия стала местом проведения Континентальных Конгрессов, определивших будущее английских колоний. В это время их отношения с метрополией обострились до крайности: Англия ввела ряд новых налогов, жестко ограничила внешнюю торговлю и приостановила заседания выборных колониальных ассамблей. Король, до этого довольно терпимый к заокеанским колониям, решил взять их под полный контроль.

Американцы в ответ стали создавать нелегальные организации патриотов и устраивать акции протеста. Самой известной стало «Бостонское чаепитие» — в 1773 году члены бостонской организации «Сыны свободы» прокрались на борт британского судна и сбросили в воду весь груз чая. В ответ английские власти закрыли бостонский порт и запретили все городские собрания.

На тот момент жители колоний поняли, что в одиночку им не защитить своих прав. В 1774 году их представители собрались на Первый Континентальный конгресс в Филадельфии. Но тогда колонисты не смогли придти к единому мнению. Понадобилось целых два года и начало военных действий, чтобы американцы собрались на Второй Континентальный Конгресс в 1776 году и приняли подготовленную Томасом Джефферсоном (делегатом от Виргинии и будущим президентом США) «Декларацию независимости», провозглашавшую отделение английских колоний от метрополии.

Когда произошедшая после этого Война за независимость закончилась победой американцев, здесь же в Филадельфии собрался конвент, принявший Конституцию США. В ней были заложены основные принципы демократического устройства нового государства. А до переезда правительства страны в 1800 году в Вашингтон Филадельфия была столицей молодого государства.

Таким богатым прошлым и объясняется трепетное отношение американцев к этому городе. Подобно тому, как Сан-Франциско называют «Фриско», а Лос-Анджелес — «Эл. Эй», Филадельфия имеет свое прозвище. «Филли» (Philly) — именно таким уменьшительно-ласкательным именем называют этот город, в котором началась история Соединенных Штатов.

Кроме богатой истории, город радует и своим внешним видом — приятным смешением старого и нового, сочетанием многовековой истории и современности. Чуть севернее Маркет-стрит находится старейшая улица в США — Аллея Элфрета (Elfreth"s Alley), которая была застроена в 1728-1836 годах. Есть несколько музеев, парков, университетов и колледжей и множество старых и красивых улиц.

И, конечно же, «Зал Независимости» (Independence Hall), в котором проходили заседания Континентальных Конгрессов, вместе с комплексом старинных зданий США. Билеты в это место можно бесплатно получить в расположенном на другой стороне улицы «гостевом центре» (Visitor Center). Помимо билета, там можно получить и карту центра Филадельфии. Кстати, схему даунтауна с указанием основных достопримечательностей в Америке можно достать почти в любом крупном городе. Особенно это заметно в главных туристических центрах, куда стекаются приезжие со всей страны. В этих городах обязательно есть небольшие киоски, стоящие на оживленных улицах, где можно получить справку или взять карту города (совершенно бесплатно). К концу путешествия у меня накопилась внушительная коллекция из планов и карт десяти американских городов.

Часто бывает, что бесплатно можно попасть и в какой-то музей. Так произошло и на этот раз. Хотя «Зал Независимости» является чуть ли не национальной святыней (а может быть как раз по этой причине), зайти в него может любой желающий. Да и билет выдается не на все, а только на два здания, остальное же можно посмотреть просто так. А билеты, как я понял, нужны для того, чтобы к экскурсоводу не скапливалось сразу слишком много народу. Спрос на музей был все-таки большой — у входа я увидел внушительную очередь.

Пройдя её, турист первым делом имеет возможность посмотреть на Колокол Свободы (Liberty Bell) — одну из главных исторических реликвий США. Причем до того, как увидеть сам колокол, придется пройти длинный зал, увешанный плакатами с рассказами об истории колокола, иллюстрациями и пафосными цитатами из речей американских политиков. Там же покажут короткий фильм, рассказывающий о той символичной роли, которую колокол играл в истории США. Он прозвенел, когда была принята Декларация Независимости, и стал символом американской истории. С тех пор он звенел при праздниках и важных политических событиях в жизни города и страны. Звон этого колокола — все равно, что для нас выстрел «Авроры» и бой кремлевских курантов.

На экскурсии гид собрал нас в одном зале и вкратце рассказал о роли этих зданий в американской истории, а затем повел всес собственно в «Зал Независимости». Именно в этом сравнительно небольшом помещении проходили заседания Континентального Конгресса, принявшего решение об отделении от Великобритании.

Только тут я с сожалением осознал, что, несмотря на три месяца, проведенных в Америке, мой английский оставляет желать лучшего. Большая часть того, о чем говорил гид — молодой чернокожий паренек — осталась для меня загадкой. То ли речь его была усыпана политическими терминами (объясняющими, что дали американцам подписанные в этом месте Декларация Независимости и Конституция), то ли говорил он слишком быстро, стараясь уложиться в отведенные ему полчаса, но интереснейшие исторические факты, которыми я мог бы сейчас поделиться, прошли мимо моих ушей. Так что советую дотошному читателю выучить английский язык, поехать в Филадельфию и там послушать вместо меня, о чем рассказывает экскурсовод.

Только в зале, где проходили заседания Континентального Конгресса, я начал немного понимать его слова. Он показал на ряд столов — где до сих пор лежат перья и чернильницы основателей США, и рассказал как проходили заседания: за каким столом сидел Вашингтон, где находился Джефферсон и чем в это время был занят Франклин. Затем экскурсовод показал копию Декларации Независимости и продолжил:

— Все думают, что Декларация была подписана 4 июля 1776 года. На самом деле это не совсем так. Она была подписана позже — в августе 1776 года. Вы спросите меня: что же мы тогда отмечаем 4 июля? Вы спросите: за что же мы заплатили деньги, чтобы приехать сюда? — слушатели улыбнулись. — Я отвечу вам: 4 июля — день принятия Декларации Независимости и именно этот день стал одним из главных праздников США. Так что запомните, 4 июля — день принятия, а не подписания Декларации Независимости. А теперь кто-нибудь скажет мне, когда была принята Конституция США?

Год слушатели вспомнили, но дату не смог назвать никто.

— 17 сентября 1787 года, — сказал за них экскурсовод. — Итак, когда было принята Конституция?

Люди почти хором сказали:

— 17 сентября 1787 года!

— А когда была принята Декларация Независимости?

Слушатели опять с улыбкой, нестройным, но дружным хором ответили на вопрос.

Исторический центр — Зал Независимости и другие здания — расположен в восточной части Филадельфии. Атмосферой этот район напоминает европейские города. Здесь есть тихие заброшенные переулки и мощеные улицы, по которым, как в Новом Орлеане, иногда проезжают конные экипажи. Старые небольшие дома из красного кирпича, с деревянными воротами и ставнями на окнах (в их числе, например, трехэтажный дом Бенджамина Франклина). Есть несколько парков, на улицах в изобилии растут деревья. Под конец сентября листья на деревьях начали опадать, так что кое-где тротуар был слегка засыпан желтой листвой. А более оживленные главные улицы, вроде Маркет-стрит, чем-то напоминали Санкт-Петербург — такие же проспекты со старой архитектурой и потоком людей и машин.

Пройдя через этот район на запад, можно попасть к центральной точке города — мэрии, лежащей на пересечении двух главных улиц: Маркет-стрит и Брод-стрит. К западу от этого здания находится даунтаун, район небоскребов, без которого не может обойтись ни один крупный город в США. В Филадельфии соблюдается нечто вроде градостроительной симметрии: к востоку от мэрии лежит историческая часть города, к западу — современная. Такой принцип позволяет не смешивать старое и новое, дома, созданные двести лет назад, и только что построенные небоскребы — так, как это зачастую происходит в других городах.

Небоскребы, небоскребы — в Чикаго я раскрывал рот при виде этих гигантов, устремленных в небеса. Но к концу путешествия они навевали на меня только скуку. Я видел уже столько высотных зданий, мало чем отличающихся друг от друга, что в Филадельфии даже не стал на них смотреть, и повернул не на запад, а на север.

Место, которое я хотел обязательно посетить (несмотря на наличие множества других достопримечательностей) — дом, где в 40-х годах 19 века жил Эдгар Алан По, величайших, на мой взгляд, американский писатель. В хостеле кто-то мне сказал, что дом этот не представляет особого интереса — но пропустить музей одного из моих самых любимых писателей было бы просто непростительно.

Ориентируясь по карте, я забрел в грязный и запущенный район, разительно отличающийся от центральной части Филадельфии. Маркет-стрит со всеми её историческими памятниками лежала всего в двух-трех километрах к югу, но городской пейзаж стал весьма далек от европейской атмосферы. Жилые дома и прохожие куда-то исчезли. Из зданий попадались, в основном, складские помещения и автостоянки. За забором виднелось старое промышленное здание с облупившейся краской на заводских трубах. Но, наконец, пройдя мимо кучи мусора и старых досок, разбросанных на улице, я вышел в более симпатичный район — с деревьями, домами и чуть большим количеством людей на улицах. Как раз здесь и находился дом Эдгара По.

Когда я вошел, одна семейная пара с ребенком уходила из музея. Этих людей я час назад видел в Зале Независимости. Глава семейства — пожилой и добродушный американец — по моей просьбе сфотографировал меня на фоне Колокола Свободы.

— О, вас и тут наверно нужно фотографировать, — с улыбкой сказал он, увидев меня.

Я заверил, что больше не побеспокою его по этому поводу. Когда он со своей семьей покинул музей, я остался его единственным посетителем. Очевидно, это место не пользовалось популярностью среди туристов. Хранительница музея проводила меня в кинозал и поставила короткий фильм, рассказывающий о жизни писателя и его вкладе в мировую литературу. В это время все-таки пришло еще несколько человек. Я посмотрел фильм в одиночестве и принялся рассматривать тамошние экспонаты.

Узнав, что я русский, хранительница музея оживилась и спросила:

— Вы читали «Преступление и наказание» Достоевского?

— Да.

— Тогда вы наверно помните персонажа Порфирия Петровича. Так вот, Достоевский читал рассказы Эдгара По, и, как считают исследователи, черты многих своих героев позаимствовал из его произведений. Порфирий Петрович — это Огюст Дюпен из рассказа «Убийство на улице Морг». Тот же опирающийся на логику и знание человеческой психологии детектив. А Раскольников во многом повторил черты главного героя рассказа «Черный кот» — по крайней мере, есть такое предположение. Тут у нас, кстати, есть подвал, который служил декорациями к этому рассказу.

Я по лестнице спустился в это подземелье. Жутковатое место: небольшое замкнутое помещение со стенами, выложенными из старого красного кирпича, кое-где уже обвалившегося. Именно в таком месте герой рассказа «Черный кот» — наверно, одного из самых жутких произведений писателя — убил свою жену и замуровал её труп в стене.

Эдгар По, живший в этом доме, — уникальный писатель, который внес огромный вклад в мировую литературу и стал основоположником сразу нескольких литературных жанров. Всего несколько рассказов о сыщике-любителе Огюсте Дюпене, написанных им, предопределили судьбу детективного жанра. Куприн писал, что "Конан-Дойль… умещается вместе со своим Шерлоком Холмсом, как в футляр, в небольшое гениальное произведение Э.По — «Преступление на улице Морг». Фантастические произведения, которые все последующие писатели-фантасты считали образцом жанра, «страшные» новеллы, вроде вышеназванного «Черного кота», и несколько дико смешных рассказов — все это вышло из-под пера одного писателя. А его стихи сегодня изучаются в школах и университетах. Для американской поэзии поэма Эдгара По «Ворон» все равно, что для русской — «Я помню чудное мгновенье…»

Но то, как обошлись с домом этого писателя, меня неприятно удивило. В Америке музеев вообще-то чрезвычайно много, и очевидно иногда им дают возможность поэкспериментировать. Подходы к организации музеев, как известно, существуют разные: часто бывает, что они полностью воссоздают историческую обстановку какой-то эпохи — с мебелью, шторами на окнах и старинными хрустальными люстрами. Например, в «Зале Независимости» на столах лежали чуть ли не те же самые перья, которыми работали делегаты Континентальных конгрессов. Здесь же, в доме Эдгара По, руководство музея пошло другим путем: из всех комнат почему-то полностью убрали мебель и от исторической обстановки остались только вырезки из старых газет и разные безделушки, принадлежавшие писателю. Одна из таких безделушек — фигурка маленькой черной мыши — была, кажется, единственной вещью в большой пустой комнате на втором этаже. Наверно, поэтому среди туристов музей совсем не популярен — в этом городе, где все дышит историей, он кажется какой-то насмешкой над писателем — в его доме остались только пустые комнаты с голыми стенами, в которых смотреть-то особо не на что. И если бы не просмотренный фильм и две книжки Эдгара По на английском языке, купленные у выхода, я бы не выразил большой радости по поводу посещения этого места.