"Милая Венера" - читать интересную книгу автора (Брук Касандра)

Касандра Брук Милая Венера

СЕНТЯБРЬ

Английское посольство

Афины

23 сентября

Милая Джейнис,

Парочка каракулей среди нераспакованного багажа.

Вот мы и тут, не взятые в заложники. Пока не подыщем квартиру, писать мне можно по этому сногсшибательному адресу. Заметь, название улицы в нем отсутствует: подозреваю, что ни один британец в штате не побеспокоился выучить греческий алфавит настолько, чтобы разбирать названия улиц на углах.

До чего же жуткий город — я и забыла. Бога ради, пиши, пока я еще не скончалась от свинцового отравления и овечьего сыра. Ну и конечно, я хочу узнать о твоем собственном переезде в Лондон W4, последний писк фешенебельности — «Чисвик или Хаммерсмит» так ведь? (Держу пари, греческие рестораны там получше здешних.) И обязательно сообщи: вы с Гарри правда перевернули новую страницу, как ты выразилась? У меня есть кое-какие… ладно, ладно, заткнусь. Но ты же знаешь, какого я мнения о Гарри. Ну, хотя бы твой ребенок теперь в школе, и драться тебе приходится только за себя, или же ПРОТИВ себя.

Посол — олух. Пирс привез ему стильтон от «Пакстона и Уайтфилда», а он так улыбнулся, будто его уже им вытошнило. Ах, Джейнис, мне предстоит быть супругой первого секретаря — изящным украшением. Вопрос, как им стать. Три года в этом эллинском захолустье, где воду пить нельзя, а вино еще хуже!

Что, что тут делает трусливая евреечка?

С любовью. И пиши! Скрась часы моего изгнания.

Рут.


Речное Подворье 1

Лондон W4

28 сентября

Рут, миленькая!

В восторге, что ты прибыла вместе со стильтоном посла.

И мы тоже сменили местожительство. Речное Подворье — как тебе нравится? Куда ни бросишь взгляд, ни единой речки, а Подворье населяют главным образом кошки. Вдоль по улице они водятся в каждом жилище и включают одного необработанного котищу — источник сильнейших трений между соседями. В нашем закоулке говорят только об электронных кошачьих ловушках.

Из чего ты можешь заключить, какой вокруг стоит фешенебельный писк.

Разреши мне небольшое описание. Улица малюсенькая. Всего десять домов, и только на одной ее стороне. На другой стороне — стена, а затем кладбище, где погребен кто-то, о ком я никогда не слышала. Затем два теннисных корта, и я уже жажду летом ими пользоваться. Девять домов — особнячки, слагаемые из двух самостоятельных половин — элегантные, ранневикторианские, белые, отутюженные, два этажа и полуподвал. Наш — № 1, единственный самостоятельный особнячок, но потому лишь, что улочку двадцать лет назад перепланировали и вторую половину оттяпали. Так что подъездная дорога появляется двумя полукружиями из-за живой изгороди — высоких кипарисов, благодарение Богу. Там, где кончается улица (прошу прощения — подворье), начинается тропа, ведущая к старинному водохранилищу, ныне заповеднику. Весь день мы можем созерцать извивающиеся спины и шерстяные колпаки любителей птиц с биноклями, а летом, уж конечно, там будут плодиться какие-нибудь редкие охраняемые виды комаров.

Иными словами, дорогая моя, это cul-de-sac,[1] и я уже стараюсь (страшусь?) угадать, какую cul Гарри вскоре попробует сак. Хотя после «пробного отдельного проживания» он и обещал, что будет хорошим. «Это был кошмар», — говорит он.

И на глазах у него — слезы. Ах, Рут, не говори мне, что я дура — пока не надо: мне так хочется, чтобы все наладилось. Мне так невыносимо было одиночество, это ощущение никчемности. А Гарри меня знает, и это такое утешение! Я могу вести себя жутко, а он просто меня обнимет, и я сразу таю. Все забыто. Мне кажется, я люблю его; такое извращенное, упрямое чувство, которое остается даже после всех этих лет, сколько я его ни гнала. Мы даже занимаемся любовью — ну, вроде. Наверное, мне приятно, что это все-таки я, а не какая-нибудь стерва, безмозглая блондинка.

Нет-нет, я слышу, как это тебя злит, — но ведь у тебя-то все есть и плюс любовники.

Дерьмово! Я же не хотела распускать перед тобой нюни. Лучше позволь я расскажу тебе о соседях — о нас в Речном Подворье (надо же привыкать!) Ну, так один устроил вечеринку по поводу нашего новоселья. Архитектор — Билл и. как-то там еще. Известный, по-моему. Не мужчина, а жердь с замечательными руками — ты понимаешь, о чем я. Дом набит всякими хитрыми приспособлениями, ну просто лаборатория новейшего образа жизни. Все дублирует что-нибудь еще; кровати, они же стенные шкафы или картотечные ящики, кофейный столик проигрыватель. И никаких пошлых выключателей — просто ты дышишь на стену. Унитаз спускает воду, едва встанешь (а как с мужчинами?). Ну и конечно, повсюду панели солнечных батарей, так что снаружи дом смахивает на теплицу для разведения гвоздик. Жена некрасивая с гигантскими грудями; может, и они что-нибудь дублируют. Гарри то и дело уставлялся на них в изумлении. Нина, так ее зовут. Мне она скорее понравилась, но представляла она меня гостям, как подобранного котенка. «Это наш новый номер один». И все отвечали точно так же:

«Я номер три», «Я номер восемь» и так далее, словно у них нет ни имен, ни фамилий. Я все-таки сумела не хихикнуть. На мне было мое платье от Джейн Мьюр — конечно, из вторых рук, ты знаешь чьих. Очень облегающее, а я уже совсем забыла, что у меня есть фигура. № 10 его усмотрела и, конечно, успела облаговестить всех, что мы непотребно богаты. У Гарри есть пунктик, чтобы его узнавали — ну, ты понимаешь: «Это же Гарри Блейкмор, „Независимые телевизионные новости“, „Варшава“». Но одна баба (№ 5, по-моему) тут же все испортила, спросив, как ему нравится сообщать прогноз погоды. Ну да она уже сильно нализалась.

Самое примечательное в нашем переезде то, что все время чувствуешь, как тебя оценивают. Я спросила Гарри, что он чувствует, а он только пожал плечами и сказал, что чувствует, какая это скучная публика. «Буржуазия», добавил он.

Господи, а мы-то, по его мнению, кто? Я видела, что он разведывает местные таланты. Застукала, как он откалывал интимный номерок (№ 2, прошу прощения) с кинорежиссерской женой (или, быть может, не), которая трясла на него волосьями. Я его прокляла за то, что он такой красавец.

«Не смеши меня, — сказал он потом, — она же дебилка». Ха! Прежде его это не останавливало.

И между прочим, блондинка.

На самом деле они вовсе не скучные, во всяком случае, не все. По-моему, люди обзаводятся корпоративным лицом; быть может, потому, что их объединяют общие мелкие интересы. И необходимо докопаться до более глубоких, которые они держат при себе. Компания довольно пестрая. Два врача (муж и жена, но не партнеры).

Строитель-подрядчик (жуткий, с голосищем, как у Теда Хита в «Плюющем отражении»). Специалист по рекламе (сама вкрадчивость). Кинорежиссер (с глазом, положенным на окружающие груди). Кандидат-лейборист — в проекте — по имени Кортеней Гаскойн (на мой взгляд, не то имечко, чтобы завоевать голоса рабочих в Ист-Энде) и жена-производительница с руками, созданными, чтобы менять подгузники. Говорят, она пишет длинные проблемные романы. Черт, ну не стерва ли я? Ну, и кто еще? Ах да! Застенчивый историк, которому я очень пришлась, и что-то вроде портретиста академической породы, которому я не пришлась. И безмолвствующий телепродюсер, шапочный знакомый Гарри — готовит передачи по экологии: нефтяные пятна, кислотные дожди и прочее в том же духе.

Некоторые спрашивали, чем я занимаюсь, и я сказала: «Антиквариатом», и не очень соврала, верно? Сообщать, что занимаюсь я им раз в месяц в Эктоновском центре досуга за прилавком со всяким хламом, конечно, не стоило. Не стоило и говорить, что я занимаюсь живописью. Они бы напустили на себя заинтересованный вид и спросили бы: «А какой?» Нет, ты только вообрази, что я ответила бы «настенной», хотя пока расписала только спальню Клайва да и еще мамин сортир? Пожалуй, мне следовало бы ответить: «Энкаустикой, как Леонардо да Винчи», и уповать, что им неизвестно, чего он настряпал с восковыми красками.

Ах, Рут, все это звучит очень весело? Или жутко? Наверное, было и так и эдак. Я чувствовала себя самозванкой, притворщицей. Притворялась счастливой, притворялась, будто принадлежу к их безопасному миру всяких достижений. Но тут я вспомнила, каково это — остаться одной. Раздельно проживающей. Я посмотрела «разделять» в толковом словаре — не так давно. И там сказано «делить пополам, разрубать». Вот так я себя и чувствовала — разрубленной. Гарри — всяческое дерьмо, но жить без него было невыносимо. Только вообрази, чего мне особенно не хватало все эти месяцы? Не секса. Не отсутствия денег. А коктейля, который он смешивал мне на ночь — клал лед и ломтик лимона в водку с тоником. Того, как он смеялся над моей привычкой вешать колготки на сушку для полотенец. Даже того, как он не давал мне спать своим храпом. Дурь, верно? Господи, как я хочу, чтобы на этот раз все получилось. Если нет, по-моему, я не вынесу.

Э-эй, я познакомилась со специалистом по иглоукалыванию и узнала от него (вернее, от нее), что можно подстегнуть свое либидо, нажимая на одно место под коленкой. Тебе-то это не понадобится, но я тут жму и жму.

Пиши и поскорее, дипломатическая жена. Мне очень не хватает наших долгих разговоров и твоих похабных историй.

С любовью и — обаяшечке Пирсу.

Джейнис.


Речное Подворье 1

Лондон W4

30 сентября

Дорогой Пирс,

Наслаждался твоей речью на встрече выпускников (меня так восхищает легкость, с какой лгут дипломаты!). Но какой дьявольский вечер, верно?

Старые выпускники не умирают, а только надоедают друг другу до смерти.

Снабдить тебя этим адресом до того, как ты отбыл в Афины, возможности не было, хотя не исключено, что Джейнис уже сообщила его Рут.

Ты спрашивал, как я ко всему этому отношусь, и Глаза у тебя слегка лезли на лоб. С полным на то правом. Честно говоря, я и сам толком не пойму, как это вышло. Я уже совсем свыкся с холостяцкой жизнью, а с частыми командировками НТН и вовсе никакого одиночества не ощущал. Тем более что и особых оснований не было — с немалым числом перелетных ночных птичек, незнакомым лицом на утренней подушке, безмолвным завтраком («Чай или кофе»?). И тем не менее мы вновь вместе. К большому моему удивлению. И — как ни странно — удовольствию.

Ну а толчком послужил обед в Челси. Я только что вернулся из Восточной Европы. На автоответчике — Джейнис. Надо бы поговорить о новой школе Клайва, так не буду ли я так добр позвонить ей? И я позвонил. Предложил пообедать вместе. Я ее не видел шесть месяцев и думал, что буду обморожен. Ничуть.

Все было мило и просто. Она выглядела очень сексуально в модели с глубоким вырезом. Черт, подумал я, я бы очень даже не прочь. Потом она пригласила меня заехать к ней. Никакой тягомотины. Только сияющие глаза. Ноги, ноги и духи. Ну и вот.

Самое странное: все было так естественно. В том, что все знакомо, что-то есть. Никаких накладок. Ну, ноги не на месте, изгрызенные губы.

Одноночные свидания не такой уж балет, так ведь?

Ну, как бы то ни было, а утром я не знал, что сказать. «Спасибо, радость моя, и всего хорошего», — как-то не звучало, хотя я отчасти надеялся, что она скажет именно это. Ничего подобного.

Нежные взгляды, и «милый, почему бы нам?..

Столько выбрасывается на ветер. Мальчик». Мягчайший шантаж. По-твоему, мне следовало сказать «нет»? Ну, я просто не мог, да и не хотел. Я хотел быть рядом с ней. Я хотел вновь открыть эту главу моей жизни, потому что внезапно осознал, как много глава эта для меня значила. Жизнь снова cтала полной.

Ну, мы и купили дом в рекордный срок — с солидной закладной, разумеется. И теперь мы здесь — № 1, Речное Подворье. Теперь ты знаешь.

Кстати, примерно через месяц я вновь отбываю во мрак Польши. По старому следу Леха Валенсы. Но если Папандреу напортачит или попадет под суд (но, конечно же, нет), меня, возможно, пошлют в твою чащобу. Разрешается ли первым секретарям посольств нализываться вместе с бродячими журналистами, а?

Ну, до свидания рано или поздно, старина, и буду держать тебя в курсе.

Всего наилучшего.

Гарри.