"Зеленый призрак" - читать интересную книгу автора (Рыбин Владимир)

«АЛЬФА, БЕТА, ТРИ ВАЛЕТА…»

Компания полузеленых распалась в тот же день. Первой взбунтовалась Барбара. Заявив, что, поскольку Штангель теперь полностью зеленый, да к тому же еще и заикается, она предложила Петеру заключить новый союз, в который входили бы только он и она. Предложение не было принято, и Барбара ушла, вконец обиженная вероломством союзников.

— Бы еще обо мне услышите! — крикнула Барбара перед тем, как хлопнуть дверью. — Я сама займусь этими лунатиками. Они от меня не уйдут, если там есть хоть один мужчина!..

Штангеля после эксперимента словно подменили. Он на все махнул рукой и даже Петеру не стал ничего рассказывать.

— Решишься повторить опыт, сам все узнаешь.

В глубине души Штангель надеялся, что никто не последует его примеру, ибо по себе знал, какая малоприятная перспектива оказаться совсем без головы.

Но он не знал великих возможностей, открывающихся перед людьми, нашедшими свою половину.

Вся предыдущая жизнь теперь казалась Петеру кувырканием клочка газеты на ветру. Он и сам не мог объяснить себе, что с ним такое произошло, но чувствовал: стоит на ногах, как никогда. То ли это была ее способность, то ли его особенность, но он не замечал Мелену, как не замечал самого себя. Она жила не рядом, а словно в нем самом. Странное фантастическое единство, о каких он даже не слыхивал.

«Что такое любовь? — рассуждал Петер. — Это когда где-то поблизости бродит равнодушие. Ревность? Когда есть опасность обмана. Все понимается от противоположного. Разве бы мы знали что-нибудь о дне, если бы всегда был день и не существовало ночи. Отсутствие противоположности — первый примак смерти… Почему же я люблю Мелену? Ведь она никакая не противоположность, она — это я?..»

Так или иначе рассуждал Петер, но мысли его всегда возвращались к одному и тому же. Поэтому он и не удивился вовсе, когда Мелена однажды сообщила ему, что все сама устроила и что следующей ночью они смогут повторить опыт.

— Где ты взяла денег?

— Их не понадобилось. Я просто рассказала ученым, чего мы хотим. Все наслышаны о Зеленом призраке и сами готовы сунуть головы в наушники.

— Ну нет, — сказал Петер. — Голову я совать не буду…

На подготовку эксперимента понадобилось несколько дней. Много времени ушло на подыскание емкости, о которой также говорил Грюндик. К сожалению, он ничего не сказал о том, какой она должна быть. Ученые посоветовали металлическую. Трудно сказать, чем они руководствовались: своим глубокомыслием или тем, что во дворе с давних времен ржавел старый котел, неизвестно когда и зачем сюда привезенный и изрядно всем надоевший. На всякий случай решили положить внутрь резиновый коврик, а в отверстие вставить стекло для наблюдений.

Петер торопился. Ему казалось, что какая-нибудь непредвиденность сорвет опыт. Вдруг да нагрянет ответственное начальство? Тогда пиши пропало: решат, что надо брать на себя ответственность, и замучают согласованиями. Кто захочет с таким трудом добытое конкретное служебное место поставить на карту в игре за абстрактную судьбу человечества?

— Не беспокойтесь, — успокаивал его белобородый старичок с молодо сияющими очками и девичьей фамилией Вонани. — Если бы ученые не умели рисковать, они до сих пор согласовывали бы колесо и закон Архимеда…

Поздней ночью серый от бессонницы Петер собственноручно закрепил на баке проводники, идущие к антеннам, последний раз взглянул на ущербную Луну и полез в люк. Уже оттуда изнутри он помахал рукой профессору Вонани, сгоравшему от любопытства и жажды самопожертвования, похлопал по щеке Мелену, сказав ей на прощание какую-то пошлость, не то «о’кэй!», не то «ауфвидерзейн!».

— Не волнуйся, — сказала Мелена. — Я буду здесь.

И удивительно: он перестал волноваться. Сел на стул и в ожидании необычного уставился в светлый кружочек иллюминатора. Вдруг ему показалось, что свет в иллюминаторе стал слабеть. Петер вскочил, чтобы взглянуть, не случилось ли чего, но почувствовал, что будто оторвался от пола и петит куда-то. «Невесомость», — подумал он и втянул голову, боясь удариться головой о стенку бака. Но ни обо что не ударился, а все летел и летел в темноте, не зная ни верха, ни низа.

Потом вдруг стало светлеть, и он увидел ночное небо, усыпанное блестками звезд.

— Повернитесь! — услышал свой собственный голос.

Петер оглянулся через плечо и задохнулся от удивления. Перед ним было нагорье с острыми пиками скал, похожее на Эстамп. Белые полосы света лежали на камнях. Черные тени перечеркивали их. А над всем этим висело плоское черное небо, усыпанное неподвижными звездами, как бархатный шлейф театральной королевы. Сияло ослепительное белое солнце. На близким горизонтом поднимался темный диск, окруженный голубым ореолом.

«Да ведь это я на Луне!» — мысленно воскликнул Петер.

— Совершенно верно, — сказал кто-то рядом.

— Кто вы? — спросил Петер и не услышал своего голоса.

— Мы цваги, — ответили ему. — Вы нас не можете увидеть. Но это и не нужно. Говорите…

«Хорошенькое дело, — подумал Петер. — Что можно говорить в таких условиях, когда я едва в состоянии спрашивать?»

— Спрашивайте.

И Петер понял, что говорить с цвагами совсем не обязательно: они сами читают мысли.

«Как я тут оказался?» — подумал он.

— Основы беспространственности вам не понять. Земная цивилизация еще далека от этого.

— Если я на Луне, то как обхожусь без скафандра?

— Вы по-прежнему на Земле. Здесь ваша копия.

«Этого мне только и недоставало», — подумал Петер.

— Вы хотите прервать сеанс? — тотчас откликнулся таинственный голос.

— Нет, нет! — испугался Петер. Он подумал, что эти цваги, должно быть, начисто лишены юмора. И почувствовал себя не пай-мальчиком, глядящим в рот учителю, а забиякой, у которого всегда припасена очередная проделка.

— Вы думаете нелогично, — сказал голос.

Петер растерялся. Тут, оказывается, надо знать, что говорить. Он сосредоточился и спросил:

— Изложите ваши условия?

— Через сорок восемь земных суток мы войдем в атмосферу Земли. В тот миг взорвутся запасы расщепляющихся материалов, независимо от того, где они находятся; в океанских глубинах, под землей или в космосе. Реакция, понять которую вы не в состоянии, неизбежна. Нам это не повредит, но ваша цивилизация будет уничтожена. Мы предлагаем выход: рассейте расщепляющиеся материалы. Тогда взрыва не будет, мы высадимся на Земле и дадим вам все, что вы захотите.

— Заманчиво, — сказал Петер. — Но на Земле слишком много было посулов будущего блаженства в обмен на лишения в настоящем.

— У вас нет другого выхода.

— Может, и так, но кто в это поверит?

— Вы должны объяснить.

— Э-э, — сказал Петер. — У нас не слишком верят даже президентским речам…..

И вдруг его осенило:

— А вы не могли бы дать какое-нибудь знамение?

— Что это такое?

— Ну чудо. Чтобы удивить всех.

— Разве зеленоволосые не чудо? У вас ни у кого не было зеленых волос.

— Их никто не принимает всерьез.

— Мы можем заставить замолчать все радиостанции вашего мира.

— Это слишком непонятно.

— А разве чудо должно быть понятным?

— В какой-то мере. Чтобы люди ничего не поняли и в то же время, чтобы поняли, что это чудо.

— Вы предлагаете нам опуститься до ваших примитивных понятий?

— Что делать? Иначе мы не найдем общего языка. Ведь вы сами говорите, что нам не понять ваш уровень знаний.

— Опуститься не менее трудно, чем подняться…

Голос осекся. Так бывает, когда выдергиваешь штепсель репродуктора. Петер минуту напрягал слух, потом снова стал оглядываться. Все те же черно-белые скалы лежали перед ним, все то же солнце начищенной бляхой сверкало над головой. По-прежнему стояло над горизонтом неподвижное полукружие голубой земной атмосферы. И была мертвая могильная тишина.

«Красив лунный мир, но уж больно неподвижен, — подумал Петер. — С нашими привычками к земному непостоянству он может быстро наскучить».

— Земная цивилизация недалеко ушла за четыреста лет, — снова услышал Петер. — Тогда мы последний раз посетили Землю. И тоже слышали просьбы о чуде. Мы показывали фейерверки из комет, устраивали гром среди ясного неба. И ничего не помогло. Люди, с которыми мы выходили на связь, все погибли на кострах. Ваши жрецы обвинили их в том, что они с нашей помощью научились быстро передвигаться, понимать чужие языки… Вы сомневаетесь? Посмотрите ваши земные архивы и убедитесь. Это называлось «бороться с дьяволом».

— А, так то была инквизиция, — догадался Петер. — Что вы сравниваете? Тогда все искали веры, а теперь никто ни во что не верит.

— Не вижу разницы. Изменились формы предрассудков, но они не перестали господствовать над вами.

«Может, он и прав, — подумал Петер. — Все дело в масштабе времени. Разве мы замечаем прогресс, скажем, в промежутке между десятитысячным и девятитысячным годами до нашей эры? Время ускоряет прогресс, и нам кажется, что в двадцатом веке сделано почти все. Но ведь и тысячи лет назад было свое ускорение, и оно лежит фундаментом нынешнего прогресса. Какими же, должно быть, медленными кажутся наши сегодняшние темпы этим существам с иных звезд?..»

— Четыреста лет назад мы едва не пренебрегли вашей цивилизацией. Теперь мы хотим поднять ее.

— С помощью ультиматума? А вам что-нибудь известно о самолюбии? Люди иногда калечат друг друга только из-за невежливых ответов. А вдруг они попытаются защищаться?

— Бессмысленно. Даже неразумные звери не сопротивляются, когда мы идем к ним, чтобы выручить из беды.

— Но надо еще представить себе эту беду.

— Что ж, вы ее сейчас увидите, — сказал голос.

И сразу исчез лунный ландшафт, и слабые зеленоватые лучи заструились из далекой точки, образовав странный пульсирующий туннель. Какая-то сила будто подтолкнула Петера, понесла, как пылинку, по туннелю. Он понял, что падает в пропасть закричал беззвучно, как во сне, стараясь проснуться и не в силах сделать этого. Потом послышался грохот. Тяжкий, низкий долгий, выворачивающий душу ужасом, неотвратимостью страшной беды…