"Последний сёгун" - читать интересную книгу автора (Сиба Рётаро)

Глава XVI

Идею эту предложил Окубо Итидзо из клана Сацума. Если бы удалось отобрать у Ёсинобу и передать императору земли Токугава, которые стоят четыре миллиона коку, то бывший сёгун был бы низведен до уровня простолюдина, превратился бы не то, что в обычного даймё, а в нищего ронина!..

– Это такой человек: никогда не знаешь, чего от него ожидать! – говорил Окубо своему сообщнику Итакура. Они беседовали на базе заговорщиков – в обычном чайном домике, который Окубо Итидзо снял в центре города специально для этих целей. Перед встречами Итакура даже приходилось менять самурайское платье на монашеское одеяние: никто не должен был опознать в нем дворянина.

– Конечно, все может быть, – кивнул Итакура…

Даже такие матерые заговорщики, как Окубо и Итакура, опасались маневров Ёсинобу, который славился умением разгадывать чужие планы, разбивать их вдребезги и на обломках исполнять свои собственные танцы. Вот и сейчас он, скорее всего, смотрит далеко вперед, и потому не противостоит веяниям времени, а тонко учитывает настроения в обществе, чтобы тем самым по возможности уменьшить ущерб, который будет нанесен дому Токугава и ему лично. В основе всех его уловок всегда лежало не умение идти против течения, а скорее способность предугадывать извивы этого течения и плыть в его основном потоке. Иначе с чего бы ему месяц назад самому, безо всякого давления извне, взять да и отказаться от власти в пользу императора?

– Да, он хитер, как лис, – вступил в разговор Сайго Такамори.

– Но при всем при том… – Ивакура слегка наклонил голову. Ему сильно запала в душу идея лишить Ёсинобу всех постов, всех земель и враз превратить его в безродного ронина. – Но при всем при том вряд ли Ёсинобу додумается до того, что внезапно может выйти императорский указ, требующий от него именно этого…

Тем более что Ёсинобу только что совершил невиданное в истории благодеяние: собственноручно передал власть императору. У него и в мыслях нет, что его могут «отблагодарить» подобным образом.

– Есть у него еще одна особенность… – продолжал Окубо. Он мог бы сказать точнее: не «особенность», а «слабость». Речь шла о том, что Ёсинобу испытывал какой-то подсознательный страх перед императорским двором. Или, лучше сказать, никто в стране так не боялся, что его объявят «врагом трона», как боялся этого Ёсинобу. К тому же он во всем видел поступь истории и потому обычно преувеличивал историческую значимость происходивших с ним событий. А больше всего на свете ему не хотелось остаться в анналах истории обыкновенным мятежником… Откуда у сухого, логично мыслящего человека такая слабость? У Иэясу, основателя династии Токугава, эта черта отсутствовала напрочь, и потому в своих поступках и суждениях он был полностью свободен. Ёсинобу же, в отличии от Иэясу, родился в эпоху, когда люди слишком много времени уделяли книгам. Он был гораздо образованнее своего предшественника и потому постоянно думал о том, что будет написано о нем самом, был очень озабочен тем, что о нем скажут будущие историки. В этом смысле Ёсинобу был типичным человеком из Мито и последователем школы Мито, которая, как известно, имела свой собственный взгляд на историю Японии, в частности, считала феодала Асикага Такаудзи не более чем мятежником. А Ёсинобу, который все свои исторические познания почерпнул именно из учения этой школы, более всего не хотел стать вторым Асикага Такаудзи.

Знал это и Окубо Итидзо, человек того же круга. И потому он был уверен в том, что если эту труднейшую задачу – «лишение должности с конфискацией земель» – удастся решить с помощью императорского указа, то Ёсинобу безропотно подчинится этому решению, отдаст остатки своей власти и превратится в простолюдина.

Окубо продолжал рассуждать дальше. Хорошо, сам Ёсинобу, скорее всего, именно так и поступит… Но восемьдесят тысяч его вооруженных людей под началом хатамото вряд ли встретят подобное известие столь же спокойно. Как быть с ними? К тому же сёгунат сейчас владеет землями, которые оцениваются не то в четыре, не то в восемь миллионов коку. Это что же, все сёгунские вассалы, которые сейчас сидят на этих землях, по указу императора останутся без рисового пайка, на улице, в чем мать родила и будут как-то тихо-мирно доживать свой век? Сомнительно! Скорее всего, начнется бунт против императорской власти. Значит, придется объявить восставших врагами трона, объединиться с верными императору даймё и вместе выступить на борьбу с мятежниками. Иного не дано.

– Совершенно верно! – кивнул Ивакура, но добавил, что у него, придворного невысокого ранга, к сожалению, слишком мало сил для того, чтобы подготовить выход нужного императорского указа. Более того, при дворе у него вообще было не более трех сторонников, включая друга детства Накамикадо Цунэюки. Поэтому для начала необходимо сделать некоторые перестановки в придворных кругах. К счастью, среди знакомых Ивакура оказался и бывший Старший советник Накаяма Тадаясу, дед малолетнего императора по материнской линии. С его помощью заговорщики и решили сначала провести реформу императорского двора по замыслам Ивакура, а затем выпустить указ императора и довести до конца свой план в отношении Ёсинобу.

На несколько дней Ивакура с головой ушел в подготовку указа. Наконец, во дворце была сформирована новая бюрократическая структура, необходимая для его издания, а нужные люди расставлены в ней на нужные места. Всеми политическими вопросами при дворе ведал теперь принц Арисугава Соцу, человек бесталанный, но покладистый. Ему-то в подчинение и нужно было дать человека, который делал бы все, что говорит Ивакура Томоми. И такой человек был найден. Им стал тоже член императорской фамилии, который до этого был настоятелем монастыря Ниннадзи[121]; ради назначения на этот пост его снова сделали мирянином и нарекли принцем Ниннадзи. Кроме того, на важные должности были назначены бывший старший советник Накаяма Тадаясу, друг детства Ивакура Накамикадо Цунэюки, а также Сандзё Санэнару, Яманоути Ёдо из Тоса, Мацудайра Сюнгаку из Этидзэн и Симадзу Мотохиса из Сацума. Все они теперь действовали под диктовку Ивакура.

Как разъяснил Ивакура своему сообщнику Окубо, «в критический момент Сюнгаку наверняка спасует, а Яманоути Ёдо попытается поднять бучу. Но он останется в одиночестве – остальные его не поддержат. Так что, по большому счету, все должно пройти гладко».

Новая система заработала в день публикации декрета о восстановления императорской власти – девятого числа двенадцатого лунного месяца (3 января 1868 года)…

– Вы слышали новость? – за день до публикации указа узнавший о содержании документа советник Итакура поспешил рассказать о нем своему господину. Имя Ёсинобу в документе не упоминалось. Между тем прежде, рассуждая о передаче власти императору, Ёсинобу, к радости Итакура и других вассалов бакуфу, неоднократно повторял: «После передачи власти я обязательно войду в новое дворцовое правительство и вместе с другими даймё буду всячески помогать Его Императорскому Величеству. По существу, в стране мало что изменится…»

Однако теперь имени Ёсинобу в списке членов правительства не было.

– Ну что же, – лаконично сказал на это Ёсинобу. Он уже понял, что и здесь поработали заговорщики из клана Сацума. Опять они его переиграли! Быстрее нужно все продумывать! И не жалеть о том, что тебя провели, а скорее решать, как перегруппировать фигуры на доске и какие ходы делать дальше!

Итакура не понял хода мыслей Ёсинобу и решил, что тот просто не в силах выразить свою боль и печаль.

Наконец, Ёсинобу снова заговорил:

– На этот раз заговорщики из Сацума переиграли заговорщиков из Тоса, – такова была его оценка ситуации. Тоса ослаблены большими потерями – недавно погибли Сакамото Рёма и Накаока Синтаро. После их смерти связь между Сацума и Тёсю фактически оборвалась. Впрочем, вовсе не их имел в виду Ёсинобу, когда говорил о «заговорщиках». Сакамото и Накаока были фигурами скорее общеяпонского масштаба, нежели простыми выразителями интересов клана Тоса. Ёсинобу говорил о главном вассале клана – Гото Сёдзиро. По поручению Яманоути Ёдо Гото последние несколько недель вел активную закулисную деятельность с целью спасти дом Токугава, но у него было мало нужных связей при дворе, и Окубо его переиграл полностью. Ёсинобу стало очевидно, что императорский двор теперь находится под полным контролем Сацума.

Яманоути Ёдо, которого прочили на ключевой пост в императорском правительстве, прибыл в Киото за день до оглашения решения о создания новой системы и расположился в гостинице «Дайбуцу». Гото начал было рассказывать ему о ситуации в столице и слухах об отставке Ёсинобу, но Ёдо, не дослушав вассала, обрушился с бранью на Симадзу:

– Ну что за человек! Лицемер! И это называется «восстановление императорской власти!» Да он просто хочет подмять под себя всю страну! Если завтра пойти на это сборище – их там уйма, задавят… Нет, я в этом участвовать не буду! Даже по императорскому указу ни одного самурая не дам! – долго разорялся Ёдо, а потом приказал принести побольше сакэ и пил до глубокой ночи.

Наутро, несмотря на приказ спешно прибыть ко двору, попойка возобновилась с новой силой. С большим трудом приближенным удалось переубедить хозяина, посадить его на коня и отправить во дворец. Впрочем, по пути Ёдо пришлось пересесть в паланкин…

В соответствии с установленным порядком собрание началось поздно вечером в Малом дворце и продолжалось до рассвета нового дня. Все это время Ёдо отстаивал интересы Ёсинобу, и, в конце концов, просто рассвирепел:

– Это что ж такое получается?! Двое-трое придворных здесь просто обделывают свои темные делишки? Уж не хотят они дорваться до власти и править от имени малолетнего императора?

Один из аристократов, присутствовавших на собрании, даже оставил в своем дневнике такую запись: «Ёдо: возбужден и высокомерен. Дерзкий наглец!»

Впрочем, собрание все равно завершилось победой Ивакура и его сторонников: в конце концов Ёдо почувствовал, что он уже достаточно отблагодарил Токугава за трехсотлетние благодеяния, и, обессиленный, умолк. Это молчание означало, что Ёдо берет на себя свою долю ответственности за условия отставки Ёсинобу и конфискацию земель дома Токугава. Так же поступил и Мацудайра Сюнгаку. По решению собрания он должен был вместе с правителем Овари поехать в замок Нидзёдзё и там объявить обо всем Ёсинобу. Мацудайра согласился и на это. Почему-то в поворотные моменты жизни Ёсинобу именно Сюнгаку всякий раз выступал в обличье посланца судьбы…

Ёсинобу все еще находился в замке Нидзёдзё. Его окружали самураи кланов Аидзу и Кувана, готовые все как один отдать свои жизни за бакуфу. Одетый в повседневное, непарадное платье, Сюнгаку был вынужден продираться сквозь плотную толпу вооруженных людей, которые кричали в лицо даймё: «Хочешь с помощью Сацума и Тоса сбросить дом Токугава?! Не выйдет!»

Делая вид, что это к нему не относится, Сюнгаку, наконец, добрался до кабинета Ёсинобу. Тот внимательно выслушал визитера и в заключение спросил:

– Насколько я понимаю, речь идет об указе Его Императорского Величества? Тогда я должен переодеться в парадное платье! – С этими словами он удалился во внутренние покои замка, где и пробыл до позднего вечера. Более двух часов он в молчании размышлял о случившемся, потом проконсультировался с Итакура, что, впрочем, никакой пользы не принесло, ибо тот в ситуации разбирался слабо и никакими советами помочь не мог.

Наконец, Ёсинобу снова вышел к Сюнгаку и произнес:

– Из уважения к императорскому двору я согласен покинуть пост сёгуна. Что касается требований уйти с остальных постов и отказаться от земель, то это отдельная тема…

На вчерашнем совещании в Малом дворце Сюнгаку и некоторые другие его участники все же выторговали для Ёсинобу значительные послабления: речь уже шла о лишении его не всех должностей, а только должностей первого ранга, и о конфискации земель не на четыре, а только на два миллиона коку…

– В целом и против этого решения у меня возражений нет, – продолжал Ёсинобу, отметив, однако, что хотя все в стране считают, будто бакуфу имеет доход в четыре миллиона коку, в действительности он не превышает двух миллионов. Поэтому требование двух миллионов фактически означает отчуждение всех земель Токугава. Как и всякий императорский указ, это решение, безусловно, должно быть выполнено, однако сейчас люди слишком взбудоражены, чтобы уже на этой встрече можно было дать на этот вопрос положительный ответ. Он будет дан позднее, когда страсти немного улягутся.

Страсти, в самом деле, буквально кипели. В Эдо собрание наследственных вассалов сёгуната решило отказаться от всех званий, дарованных императором, «от всех этих титулов „правитель чего-то там“… Тем самым, – заявили даймё, – мы хотели бы окончательно порвать с императорским двором. Готовы умереть как верные вассалы бакуфу!»

Командование войск бакуфу, расквартированных в Эдо, также выразило крайнее беспокойство создавшейся ситуацией. Не дожидаясь приказа сёгунского правительства, оно начало выводить из города верные ему части и на кораблях перебрасывать их в район Киото-Осака. Численность этих соединений составляла, по разным оценкам, от пяти до десяти тысяч человек.

В Киото в прямом подчинении Токугава в это время находилось около пяти тысяч человек, включая соединения пехоты и другие части под командованием хатамото. Кроме того, три тысячи человек было у клана Аидзу, полторы – у Кавана. Таким образом, на стороне бакуфу могло выступить около десяти тысяч человек. У клана Сацума, напротив, сил было мало: едва-едва набиралось две тысячи самураев. Правда, восьмого числа – впервые с третьего года Бункю (1863 года) – к Киото открыто подошли и стали лагерем в пригороде столицы войска клана Тёсю, однако их численность не превышала тысячи человек. Иными словами, в сумме войска обоих кланов насчитывали примерно три тысячи человек. При желании Токугава, численно значительно превосходившие противника, могли разгромить коалицию Сацума и Тёсю за одну ночь…

В это время за стенами Нидзёдзё скопилось огромное число самураев, которые требовали немедленно начать военные действия. Дело в том, что Ёсинобу, опасаясь неуправляемого развития событий, велел вывести верные ему войска из казарм в черте города, собрать их на территории замка и крепко запереть ворота. Затем он вызвал к себе командиров самурайских отрядов с тем, чтобы предостеречь их от самовольных действий.

– Воины! – начал он уже слегка охрипшим голосом. – Когда вы узнаете, что я, Ёсинобу, сделал харакири и ушел из жизни, то можете поступать, как вам заблагорассудится. Но пока я жив – слушай мою команду: никакого самовольства!

Напряжение в этот момент было столь велико, что несколько человек заперлись в одной из комнат замка и сделали себе харакири. Их тела сразу оттащили прочь, но в неразберихе никто и не подумал вытереть кровь или хотя бы узнать имена погибших.

Проходя по коридору замка, Ёсинобу вдруг заметил лужи крови – все, что осталось от безымянных самураев – и понял, что катастрофа неминуема.

– Понимаете теперь, что я чувствую? – обернулся он к Мацудайра Катамори, главе клана Аидзу и теперь уже бывшему Генерал-губернатору Киото, который в последние дни всюду сопровождал Ёсинобу. А затем стал говорить вассалу, что взрыв сейчас неизбежен, что, конечно, можно было бы не передавать власть императору, а просто уничтожить войска Сацума, окопавшиеся в Киото. Для этого достаточно одним броском перебросить сюда из Эдо части, верные бакуфу и мгновенно занять императорскую столицу. Но тогда неизбежна всеобщая смута (не говоря уже о том, что его самого объявят мятежником). А в гражданской войне дом Токугава, конечно же, потерпит поражение. Именно поэтому он, Ёсинобу, всеми силами старается не допустить этого безумия и не отвечает на провокации Сацума.

– Это единственный способ им противостоять, – закончил Ёсинобу. Катамори тоже надеялся погасить провокации Сацума, и потому только молча кивнул, но тут Ёсинобу неожиданно сказал:

– А, может быть, уйти в Осака? – имелось в виду, что до тех пор, пока такая огромная масса вооруженных людей остается в Киото, сохраняется и опасность неконтролируемого развития событий. – Да, лучше уйти!

– Так что же, оставить столицу? – Катамори на мгновение побледнел, но затем быстро взял себя в руки и жестко сказал, что его воины никогда не подчинятся такому приказу. Он хорошо знал, что некоторые из токугавских вассалов прямо предлагали расправиться с Ёсинобу, считая, что выходец из Мито продал дом Токугава врагам и потому в память о благодеяниях предыдущих сёгунов злодея этого нужно немедленно уничтожить. Доводы, конечно, были странноватыми, но в тогдашней необычной ситуации к ним прислушивались очень многие – именно поэтому верные люди из Аидзу ни на шаг не отходили от Ёсинобу. Если непокорные вассалы Токугава поднимут мятеж, то Катамори сам возглавит войска Аидзу и будет до конца биться с мятежниками…

Ёсинобу, естественно, ничего об этом не знал. Он только предполагал, что больше других против ухода из Киото будут возражать именно самураи из Аидзу, и оказался в этом совершенно прав. Из всех сторонников бакуфу, которые собрались в замке Нидзёдзё, Аидзу более других ненавидели врага и были готовы умереть за сёгуна на поле боя. Сейчас они скорее умрут от злости и гнева, нежели отойдут в Осакский замок.

Но как же все-таки уговорить их уйти из Киото? У Ёсинобу, как всегда, был на этот счет свой собственный план. Он вообще полагался теперь только на собственные планы, потому что в глубине души уже не доверял никому – ни вассалам Токугава, ни самураям из Аидзу…

Ёсинобу сказал Катамори, что хотел бы лично встретиться с главным вассалом его клана. Этим вассалом был Танака Тоса, командующий объединенными силами всех кланов в Киото. Вызвали Танака. Придвинувшись к нему почти вплотную, Ёсинобу тихо произнес: «Буду с Вами совершенно откровенен» и рассказал во всех деталях о своем плане отхода в Осака. Танака с планом согласился. Вернувшись в лагерь, он поделился этими сведениями с другими командирами. Однако командующие боевыми отрядами клана Сагава Камбэй и Хаяси Гонсукэ решительно выступили против ухода; они рвались в бой и жаждали крови противника.

Когда об этом доложили Ёсинобу, он вызвал к себе Сагава и Хаяси и, прежде всего, похвалил их за отвагу:

– Люблю бравых солдат! – сказал он. Однако потом понизил голос и заговорил по-другому: – Воины, у меня есть совершенно секретный план передислокации в Осака… Поймите, я не вправе сейчас все вам рассказывать… Только сохранив все в строжайшей тайне, мы сможем одержать победу… Не беспокойтесь понапрасну, положитесь на меня…

У самураев захватило дух от сознания собственной исключительности. Они решили, что секретный план состоит в том, чтобы окопаться в гигантском Осакском замке – крупнейшей крепости западной Японии – и насмерть биться с киотосцами. Вернувшись в казармы, они именно так и разъяснили его рядовым самураям. Вскоре брожение в войсках Аидзу полностью утихло, и все стали в один голос уверять друг друга, что нужно как можно быстрее уходить из Киото.

Когда и об этом доложили Ёсинобу, то он сначала удовлетворенно кивнул («Вот как? Значит, все успокоились?»), но потом на несколько мгновений отставил в сторону чашку с чаем и едва заметно вздохнул. Ну почему все его военные хитрости всегда сводятся к тому, чтобы он сохраняет своих людей, а не громит войска противника? Может быть, он вообще не вовремя родился?… Ёсинобу снова поднес ко рту чашку с чаем… Но с последними каплями напитка ушли из головы и эти глупые сомнения. Ёсинобу заторопился. Он решил, что из Киото нужно выйти уже нынешней ночью, и приказал немедленно начать подготовку к походу.